В конце лета бабка Яковлевна, убирая двор, нашла за поленницей в земляной ямке кладку некрупных золотистых яиц. Встряхнув одно за другим и убедившись в полной их пригодности, она с обидой обратилась к беззаботно гуляющим по двору курам:
- Что ж вы, девки, яйца от бабушки прячете?
Покряхтывая и держась за поясницу, бабка аккуратно выгребла свою находку в снятый с головы платок и поковыляла к дому.
"Наседки у меня, как назло, ни одной нету, придется у Фатимки одалживать", - рассуждала она, радуясь новой приятной заботе. - "Осень, по всему видно, теплая будет, успеют еще цыплятки вывестись".
Дома, надев очки и осмотрев яйца, бабка заметила на одном из них странные значки, словно бы выдавленные на желтоватой поверхности неведомой печатью. В новостях по телевизору Яковлевна несколько раз видела репортажи об удивительных случаях, когда на шерсти новорожденных ягнят или на скорлупе яиц проступали арабские буквы и даже целые суры из Корана. Поэтому она подхватила меченое яйцо и поспешила к соседке - одолжить клушу и заодно похвастать чудесным знамением. Фатима к знакам на яйце отнеслась настороженно:
- Тут не по Корану, баб Мань, - сказала она. - Я таких букв не знаю. И вот здесь, смотри, что-то на глаз похожее. Выбрось лучше это яйцо от греха подальше.
Бабка закивала, всем видом соглашаясь с соседкиными словами, но про себя подумала: "Завидует Фатимка".
Через месяц на яйцах появилась первая наклевка, а среди ночи Яковлевна проснулась, услышав громкий переполох в курятнике:
"Неужели воры?" - подумала она со страхом, но тут же успокоила себя тем, что воры бы как раз шума поднимать не стали.
"Наверняка крысы курей беспокоят" - решила бабка.
Она нехотя вылезла из нагретой постели и принялась искать фонарик. Часы показывали половину пятого утра.
Проиграв в интернет-кафе последние деньги, Куба с Чупыздриком шли по набережной домой. Зеленоватый свет заходящей луны светил на дорогу и ползущие от реки клочья тумана, искрился в осколках бутылочного стекла. Здесь, у реки, вдали от грохота генераторов, тишина стояла такая, что отчетливо слышалось копошение опарышей в мусорных кучах. Тощенький Куба болезненно вздрагивал от предрассветного холода и кулаками тер воспаленные слезящиеся глаза. Чупыздрик наоборот - был полон сил и разнообразных замыслов. Он подобрал возле арыка хорошую сухую полешку для растопки и теперь вытанцовывал с ней вдоль парапета, изображая бой на мечах с собственной тенью. Рыжая шевелюра воинственно топорщилась клочьями во все стороны.
- Слышь, братуха, - проморгавшись, окликнул его приятель. - Или мну совсем зрение подводит, или там впереди ангел...
Чупыздрик опустил полешку и вгляделся в туманный речной сумрак. Шагах в двадцати перед ними действительно что-то белело. Пацаны неслышным шагом подкрались ближе и увидели девушку, одиноко стоящую над водой. Светлая одежда незнакомки и длинные волнистые волосы отсвечивали лунным серебром.
- Топиться она пришла, бля буду... Или пьяная совсем - ноги замочила и не замечает.
Девушка и в самом деле вела себя странно. То и дело, поправляя обеими руками пышный бюст, она то невнятно бормотала, склоняя голову, то поднимала взгляд к исчезающей за крышами особняков луне. Зеленые глаза Чупыздрика хищно сузились.
- А давай у нее сумочку отберем? Если эта девка топиться хочет, то деньги ей все равно не нужны.
- Клевая идея, - поддержал Куба. - Она разозлится, побежит за нами и забудет, зачем сюда приходила ваще.
- Точняк, все по-честному: она нам - бабки, а мы ей - долгую жизнь.
Они подошли к девушке почти вплотную, и Чупыздрик указал Кубе глазами на прислоненную к парапету сумку. В этот момент девушка неожиданно обернулась и с недоумением уставилась на враз онемевших парней. Руки Чупыздрика непроизвольно сжали полешку и подняли над головой для удара.
- Не-ет! - обретя голос, во всю глотку заорал Куба.
Но было поздно. Полешка свистнула, рассекая влажный воздух. Девушка, неестественно выгнув шею, сползла на землю, пару раз судорожно дернулась и замерла. Широко раскрытые глаза ее без всякого выражения уставились в небо, в светлых волосах запуталась шелуха от семечек. Чупыздрику, видимо, все происходящее казалось продолжением компьютерной игры.
- Блядь, ты ее завалил, меченосец хуев! - пискнул навзрыд Куба и с тревогой огляделся по сторонам.
- Да не верещи ты, как заяц, - огрызнулся невольный убийца. - Девка сама смерти искала, и судьба послала ей нас. Помоги лучше в воду спихнуть...
- Леша, Куван! Мальчики! - позвала Яковлевна, без особой надежды постучав в окно времянки. - Шляются опять, студенты. Послал бог квартирантов, ни денег от них, ни помощи.
Студенты в тот момент действительно шлялись, и мы с вами даже знаем, где именно.
В курятнике было темно и душно, фонарик то и дело гас в дрожащих старушечьих руках. Но и такого неверного освещения хватило, чтобы разглядеть страшное - выпотрошенные куры кверху лапами валялись под насестом. Бабка сначала поскользнулась на мокром, затем споткнулась о наседкино гнездо, а подмигивающий луч фонарика выхватил из темноты горстку перьев и раздавленную яичную скорлупу. В углу сараюшки подозрительно зашуршало.
- Ах вы кровопийцы! - ахнула Яковлевна. - Хорьки!
И в этот момент острые зубки впились ей в ногу прямо через тапок. Она выронила от неожиданности фонарик и изо всей силы дрыгнула ногой. Откуда-то сверху тут же шлепнулась на бабкин загривок липкая извивающаяся тварь и с присвистом зашипела, выпуская когти. Старуха взвыла, пытаясь скинуть с себя хищника, но руки лишь бессильно скользнули по холодной чешуе. В наступившей темноте отчетливо засветились по углам злобные оранжевые глаза - приближались, наползали со всех сторон, сужая беспощадный круг.
"А ведь это они из яиц вылупились, - промелькнула в угасающем мозгу последняя бабкина мысль. - Права была Фатимка-то"...
Отправив труп в последнее плавание, приятели поднялись по тропинке наверх и благополучно миновали шаткий мост. Светало, откуда-то из ближних домов вкусно тянуло горячими лепешками. Ранние прохожие с ведрами и тачками, опустив головы, брели в сторону базарчика. Туман под ногами выглядел так зыбко, что казалось еще чуть-чуть и можно провалиться в прикрытую влажной мутью трясину.
Монотонное бренчание нарушило тишину, и люди начали оборачиваться, отыскивая глазами источник звука. Первым углядел его горбатый дедок, кативший перед собой накрытую тряпьем старую детскую коляску. Он поднес козырьком руку к глазам и застыл в недоумении, отвесив беззубую челюсть. От реки, сопровождая каждый свой шаг тоскливым кандальным перезвоном, из тумана надвигалось нечто.
- Смотри... - замерев от ужаса на месте, просипел Куба. - Да смотри же туда...
Уже знакомая нам девушка стремительно шагала к дороге. Светлую одежду изорвало на камнях, по которым вода успела протащить утопленницу. В прорехах просвечивало синеватое тело, на ноге, брякая при каждом шаге, болтался ржавый моток толстой проволоки. Но не это было самым страшным. Свернутая голова девушки остекленевшими глазами смотрела на дорогу перед собой, в то время как тело бодро вышагивало задом наперед. Ну, или коленками назад, если вам это проще себе представить. В общем, выглядела такая походка жутко и нелепо, как у каких-нибудь насекомых или голливудских Чужих. Едва прикрытая рваным кружевом грудь свисала сзади наподобие рюкзака. Да еще на правую ногу девушка заметно припадала, так как каблук на туфле был сломан.
Проезжающие машины истошно сигналили, но на покойницу это не производило ни малейшего впечатления, она словно дожидалась чего-то, известного только ей. И когда из-за угла вывернула видавшая виды бэха, утопленница, зажав в одной руке вырванный с мясом каблук, шагнула наперерез. Второй рукой она пошарила в останках лифчика и выхватила оттуда стеклянный сосуд размером с флакончик для духов. Синеватое содержимое едва заметно мерцало. Выставив руку с флаконом перед собой, девушка отвратительным голосом, похожим на визг гвоздя по стеклу, выкрикнула:
- Shemhamforash!
И машина тут же остановилась, словно налетев на невидимую стену, - капот смялся, по стеклам пробежали трещины, и даже крышка багажника, звонко чавкнув, открылась. От сотрясения такой силы любой водитель потерял бы сознание...
Но только не наш Федюнчик! Зеленая морда его презрительно скривилась. Бэха с лязгом развернулась, нацелила тупое рыло и, перечеркивая одним багровым мазком кривобокую надпись "Шаира+Улик", размазала девушку по бетонному забору.
Скрипнула и медленно распахнулась задняя дверца, и из машины выкарабкалась маленькая девочка. Она с довольной улыбкой утерла рукавом нос, дошла до груды мяса, оставшейся от нападавшей, и с презрением попинала ее сандаликом. Затем девочка запустила ручонки в пожухлые заросли курая, вытащила оттуда за заднюю лапу большую скользкую ящерицу и, подхватив добычу на руки, отнесла в багажник. Тотчас же из переулка, как по команде, выскочили еще с десяток таких же липких гадов и запрыгнули в раскрытую пасть багажника. Девочка захлопнула крышку и рассмеялась счастливым детским смехом.
Все это время наши герои стояли, окаменев и почти не дыша, вжимаясь спинами в колючую изгородь. "Зато мы никого не убили, - оправдывался сам перед собой Куба. - Это все потусторонние силы творят"...
Иномарка с зеленолицым водителем, погромыхивая на ухабах, умчалась вдаль. В тишине, нависшей над улицей, раздался громкий треск, словно кто-то переломил большой китайский веер. И без того ошеломленные люди непроизвольно втянули головы в плечи. Расплющенное машиной существо приподнялось и по-собачьи встряхнулось, разбрызгивая кровавые сгустки. Последние лямки одежды, стягивавшие увечную девичью плоть, порвались, суставы заскрипели... и вдруг ослепительные белые крылья развернулись над покойницей вверх и вширь.
Бумажный мусор закружился в разноцветном хороводе с шуршащими пакетами, зацокали и покатились по асфальту жестяные банки. Воздух вокруг разом посветлел, прояснился, налетевший шквал рассеял туман. Казалось, неведомая рука отдернула занавес, открыла панораму, и в ярком свете восходящего солнца стало видно все - до глубины синих небес, в которой парит одинокий и свободный сокол, до великих вершин и вечных снегов, до логова барса, до разнотравья лугов, где забавляется молодой тайган, гоняясь за сусликами. Но чем выше в небо возносился над Бишкеком окровавленный ангел, тем темнее делалось внизу. Смрадный городской смог затягивал отдушину, заслонял собой горы и небо. Люди снова остались в своем узком мирке, в центре которого высаживают цветы, выращенные из чужих семян, а по окраинам сваливают непроходимые кучи нечистот. В душном мирке, вокруг которого выкопаны глубокие рвы, заполненные до краев говнищем. В прожорливом мирке, ради которого артезианскую воду превращают в тонны городских стоков...
- Че стоишь? - вывел Кубу из оцепенения голос Лехи. - Бежим!
- Мы никого не убивали! - прерывисто дыша, на бегу закричал в ответ Куба. - Мы никого не убивали!
Пробуксовывая в расплывшейся по переулку грязи и задыхаясь, они добежали до распахнутой калитки во двор Яковлевны.
Сорванная с петель дверь курятника валялась посреди двора. От старушечьих потрохов на пороге все еще поднимался легкий парок. Парни не успели даже оценить обстановку, как сидевшая над трупом ящерица с горящими золотом глазами враждебно раздула шипастый воротник. Она качнулась из стороны в сторону на коротких лапках и прыгнула, целясь Кубе в голову. Чупыздрик хорошо поставленным ударом отбил летящую тварь, та шмякнулась об угол дома, соскользнула вниз, оставляя на известке бурый след, и снова кинулась в атаку. Полешка поднималась и опускалась ровно столько раз, сколько понадобилось, чтобы превратить гадину в фарш.
- Вот, блядь, попили чайку, - подытожил Чупыздрик, мрачно разглядывая стекающую с рук бурую слизь.
Куба скорчился и, придерживаясь за стену, ушел за угол дома. Жестокая боль скрутила пустой желудок, и едкая желчь подкатила к горлу. Ноги предательски подкашивались. Через открытую форточку было слышно, как в комнате уютно, по-домашнему, бормочет телевизор.
- Это жутко и некрасиво, но надо найти старухины деньги и валить отсюда, - из последних сил цепляясь побелевшими пальцами за подоконник, уговаривал себя Куба. - На фига такая столичная жизнь? Уеду, буду отцу помогать... И Леху Чупыздрика с собой заберу. Пусть он тупой, зато сильный, как орк, и не боится ничего. В горах с таким не пропадешь...