Аннотация: 36 место на Козе Ностре 2006. Хоть рассказ и не попал в финал, но отзывы весьма положительные. Особенно если учесть, что это чистый хоррор.
Порыв ветра разбился о машину, принеся с собой капли дождя и соленое дыхание океана. Над Атлантикой хмурился очередной циклон.
Я нажал кнопку, и тонкое стекло спряталось в дверцу. В салон ворвалась влажная прохлада.
- Никак не могу привыкнуть к этому запаху.
Маша оторвала взгляд от дороги и посмотрела на меня.
- Так пахнет шторм, братишка.
- Спасибо, что уговорила Гаррета выписать меня. Старик совсем измучил своими тестами.
Она пожала плечами:
- Это было правильно.
Под колесами продолжали стелиться мили.
Я задремал.
В обрывках снов я видел коридоры больницы, ветер, гуляющий пляжами осенней Флориды и чернильные пятна теста Роршаха. Я прошел целую тучу этих чертовых тестов, пока лежал в клинике, здесь - в Майами.
Но в сновидениях чернильные пятна постоянно переливались, вызывая головную боль.
Слабые попытки узнавания. Это машина. Сигарета в пепельнице. Лифт над бездонной шахтой. Крыса...
Шторм добрался до аэропорта раньше нас.
Пальмы колыхались на ветру, сбрасывая длинные листья на асфальт стоянки. Машка припарковалась поближе к терминалу и помогла мне вытащить сумки.
- Пошли, - Машка взяла меня под руку.
- А машина?
- Марта отгонит её после смены. Не забивай себе голову.
Терминал, регистрация, досмотры, проверки - всё это прошло как сон. Кошмарный сюрреалистический сон. Неужели я так похож на террориста, что нужно каждые пять минут досматривать мой багаж? Зато через окна зала ожидания, уже был виден самолет. Боинг. Сине-белый и словно нарисованный акварелью - из-за дождя, льющегося потоком. Луч прожектора проводил лайнер до стыковочного фланца.
Телефон зазвонил, когда объявили начало посадки.
Машка приняла звонок и замерла посреди зала ожидания - одной рукой прижимая к голове телефон, а другой - мочку второго уха, в тщетной попытке оградиться от шума. Вскоре сестра нахмурилась, прикусила губу и спрятала телефон в сумочку.
- Это из больницы.
- И?
Отвечая, она отвела глаза:
- Только что молния подожгла склад Дикинсона, в порту. Марта сказала. Много раненых.
Офицер безопасности посмотрел на нас, потом на слабый поток пассажиров, и снова упер глаза в пол.
- Маша, ты же врач. Ты должна быть там.
Она кивнула:
- Да. Но я должна быть и с тобой тоже.
- И всё же... Езжай. Я долечу сам. Не маленький уже, - я улыбнулся, но моя улыбка растаяла под её взглядом.
- Что-то не так? Маш?
- Понимаешь... Я не могу. Ты на моей личной ответственности. А если в полете тебе станет плохо? А если... - она замялась, - Если случится приступ? Гаррет меня прибьет.
Теперь замялся уже я:
- Да всё в порядке будет.
- А если не будет? Ты вон - весь бледный. Мне страшно за тебя, Димка.
Она опустила голову. Под недоумевающим взглядом охранника я обнял её за плечи.
- Маша. Сестренка... Со мной всё хорошо.
- Четырнадцать часов, Димка... Ты выдержишь? Потом ещё пересадка на рейс до Киева...
- Обещаю.
Она взбодрилась и, вырвавшись из объятий, посмотрела мне в глаза.
- Только, пообещай кое-что, ладно? Пообещай, что если ты вдруг почувствуешь, что не можешь контролировать себя... если увидишь или услышишь что-нибудь странное... Ты немедленно примешь "Зонакс" и позвонишь доктору Гаррету.
- Разве он не спросит, почему тебя нет рядом? Ты же сказала...
Она приложила палец к губам:
- Это неважно. Слушай, Дим, я бы ни за что не отпустила тебя одного... но сейчас я правда нужнее бедолагам из порта, чем тебе. Посадка заканчивается. Ну же - ты обещаешь?
- Обещаю. Если что не так - звоню доктору Гаррету.
- Умница. Договорились.
На прощанье она поцеловала меня в щеку. Я развернулся и побрел к рамке металлоискателя. "Позвонить Гаррету? Как же... Не в этой жизни".
Охранник проводил меня лишь поворотом головы.
Уже на борту, стюардесса осмотрела билет и улыбнулась:
- Добро пожаловать на борт. Место 18-G. Во втором классе. Вон там, - она махнула рукой в сторону правого борта и отвернулась.
Вот он - ночной рейс. Пассажиров мало. И все как один - сонные и вялые, как осенние мухи.
Правда в отличие от терминала, в самолете было темно и холодно. Свет, струящийся из множества ламп, ничем не напоминал солнечный. Слишком желтый, слишком тусклый.
Я миновал полупустой салон эконом-класса и, отодвинув занавеску, прошел в следующий. 18-G... Ага, вот оно. Место у окна. Я забросил свой багаж в отсек над головой и рухнул в кресло. Вся эта суета, шторм и поездка очень утомили меня. Глаза слипались.
Впереди четырнадцать часов полета в недружественных небесах.
Я посмотрел в иллюминатор. За толстым стеклом мне виделся лишь кусок крыла, массивный бочонок турбины и залитый слепящим светом терминал. Где-то внизу, во тьме, суетились чернильные пятна - погрузчики и заправщики.
Я оторвался от окна и осмотрелся. На спинке переднего кресла обнаружил телефон. Его экран светился мягким синим светом, информируя о том, что для звонка необходимо использовать кредитку.
Дожидаясь окончания посадки, я скоротал несколько минут, помогая симпатичной блондинке забросить наверх чемоданы. После уселся в кресло и стал задремывать под успокаивающий гул турбин.
Вскоре к нам обратился капитан лайнера. Занудствовал он не долго, лишь кратко пропиарил свою авиакомпанию и пожелал приятного полета.
В дальнем конце салона замерцал телевизор, и одновременно появилась стюардесса. Вдвоем они научили нас пристегивать ремни и надевать кислородные маски.
Потом были сон, тьма, движение и пятна Роршаха в странных сочетаниях.
Мягкая ладонь легла на плечо, расплескав чернила сновидений.
- Принести вам подушку, мистер?
- Да, спасибо, - пробормотал я и приготовился снова провалиться в сон. Однако сон не шел.
Вместо него зазвонил телефон. Тррлл-иинь! Звук шел приглушенный и с непонятным усилием, будто прорываясь сквозь невидимую преграду.
Сперва я потянулся к мобильнику, но вдруг понял, что громкую, раздражающую трель издает вовсе не он, а телефон висевший на спинке кресла. Странно... Разве эти аппараты могут звонить? В смысле - разве у них есть номер?
Однако он звонил.
Я огляделся, в поисках стюардессы, но увидел лишь дремлющего толстяка в пяти креслах от меня. Блондинка села сзади. Еще двое парней - в первом ряду, по левому борту. Больше в салоне никого не было.
Телефон продолжал звонить. Синий экран мерцал всё настойчивей. Я схватил трубку:
- Алло?
- Алло? - голос далекий, словно шелест листьев.
- Кто это?
- Кто это?
Я разговаривал с эхо. Только вот голос в трубке не был моим голосом. Глубоко внутри шевельнулся червячок страха.
- Я вешаю трубку.
Голос рассмеялся:
- Конечно...ты этого... не сделаешь.
- Почему?
- Потому что... я могу сотворить что-то очень... плохое.
Облака под Боингом вспорола молния, отбросив мою тень на потолок. Я почувствовал, что пот заливает мне глаза. Вытер. Голос исчез, утонув в помехах.
"Успокоиться. Собраться с мыслями".
Я достал из кармана пластиковый пузырек "Зонакса". Попытался открыть, но эта дерьмовая защити-от-детей крышка не поддавалась. Я рванул сильнее. Узкое горлышко сломалось, и щедрая горсть оранжевых горошин усеяла пол.
"Это была иллюзия. Всего лишь остаток сна".
"А голос тоже был остатком сна?"
Дрожащей рукой я отправил в рот полдесятка таблеток. Разжевал их и проглотил, не запивая. Сейчас подействуют. Потерпи. Краем глаза я заметил, что толстяк проснулся и смотрит на меня. Через мгновение его заслонила стюардесса.
- Ваша подушка... мистер.
- Спасибо.
Во рту поселился мерзкий привкус "Зонакса". Боинг слегка тряхнуло, лампочки в салоне моргнули.
"Пообещай, что... если увидишь или услышишь что-нибудь странное... Ты немедленно примешь "Зонакс" и позвонишь доктору Гаррету
- Обещаю...
- Договорились".
Я не позвоню. Нет. Потому что в больничку мне не хочется. И я не хочу подставлять тебя, сестренка.
Стало жарко. Мозг заволокло туманом, думать стало труднее - таблетки начинали действовать. Глаза слезились - это значит, что зрачки перестали реагировать на свет. Ненавижу это лекарство.
"Но нужно же что-то делать с моим состоянием?"
Я приподнялся, высматривая стюардессу. Её не было. По телевизору показывали какой-то фильм, но он, похоже, никого не интересовал. Толстый мужчина снова спал, а парни у стенки о чем-то спорили. Блондинка читала глянцевый журнал.
Встав, и, собравшись с мыслями, я засеменил по проходу. Стюардессу искать не пришлось - она сама налетела на меня в узком проеме между двумя отсеками.
- Эй! Во время грозы нельзя ходить по салону. Самолет может качнуть. Проследуйте, пожалуйста, к своему месту и пристегнитесь.
- Я просто искал, где здесь... Простите... А вы не знаете, эти телефоны, в креслах - они могут принимать звонки?
Она нахмурилась:
- Нет. Но не беспокойтесь. В грозу всякое бывает. Возможно это из-за статического электричества. Сядьте, пожалуйста. Скоро будем развозить еду и напитки.
Я кивнул и направился к своему креслу.
Внезапно внизу что-то грохнуло, и Боинг накренился на левый бок. Оранжевые шарики "Зонакса" покатились по салону. Блондинка взвизгнула, намертво вцепившись в кресло. Меня швырнуло на пустой ряд, и я больно ударился ребрами о полированную ручку, разделяющую кресла.
- Твою ма...
Боинг постепенно выровнялся. Из соседнего отсека донеслись испуганные крики.
- Боже! Вы целы?!
Стюардесса склонилась надо мной, помогла подняться и проводила до кресла. Пока она пристегивала ремень, я растирал ушибленный лоб, без удовольствия отметив, что у меня двоится в глазах.
- Я же вам говорила! - девушка распрямилась и погладила рукой подбородок, - С вами точно всё в порядке?
- Ммм... да.
Он хотела ещё что-то спросить, но тут ожил динамик общей связи и салон заполнился голосом капитана:
- Уважаемые пассажиры. Наш самолет вошел в зону турбулентности. Просим вас пристегнуть ремни и воздержаться от курения.
Курить я и не собирался, поэтому откинулся на спинку кресла, прислушиваясь к ощущениям. Не считая легкого головокружения, ничего не почувствовал.
- Только турбулентность. Никакого приступа. Незачем звонить Гаррету. "Но ты же слышал этот голос!"
Статическое электричество, вероятно, может вызвать звонок в телефоне без номера, но оно не заставит его говорить. А я четко помню. Этот голос... Он как будто знаком мне.
Внезапно я услышал звук. Шорох. Нет - скрип. Нет - хруст. В общем - как будто крыса проползла по жестяному воздухопроводу.
Гремл! Грэмл!
Я опустил глаза к полу. Пол дрожал. Одинокая таблетка "Зонакса" слабо подпрыгивала на сером ковролине.
- Это тебе только кажется... да?
Звук сдвинулся, перекатившись вперед. Словно беснующееся создание, где-то там, в глубинах Боинга, давало выход своей ярости. Этот образ отпечатался в голове четко и ярко.
Я заметил, что двое парней с передних сидений уже не говорят, а, обернувшись, смотрят на меня.
- Вы... вы тоже слышите это?
Они переглянулись.
- Слышим... что?
Я сглотнул и промолчал.
Но шум не исчез - нет, он нарастал, превращаясь в оглушительный, нечленораздельный рык.
Грэмл!Гремл!Грэмл!Гремл!
Я заткнул уши. Нужно принять ещё лекарства. И позвонить Гаррету... Нет!
Внезапно шум метнулся к тихо бормочущему телевизору. Экран вспенился помехами, изображение исчезло, потом появилось вновь. И я успел разглядеть существо, мелькнувшее там.
Да, да. Именно что существо. Не человек, не животное, нет. Это... создание больше напоминало насекомое. Скользкое и омерзительное насекомое! Полупрозрачное.
Оно скалилось и шипело чрез шум помех.
За иллюминатором сверкнула молния, расчертив салон второго класса лохмотьями теней. А когда свет разряда погас - погас и экран. Над ним взвился дымок.
- Чёрт! Вы видели это? Видели!?
Толстяк сонными глазами посмотрел на меня: - Что мы должны были увидеть, приятель?
- Тварь в телевизоре!
Блондинка захихикала. Толстяк деликатно кашлянул: - Расслабься, парень. А чтобы сгоревший телевизор перестал пугать тебя, принимай поменьше колёс, которые рассыпаны по всему салону.
Опять громыхнула молния - казалось не дальше чем в десятке метров от фюзеляжа. Все лампочки вспыхнули и со звонким лязгом (Гремл!) разлетелись на мелкие кусочки. Вслед за ними погасли и синие огни телефонных трубок.
Улыбочки как ветром сдуло. Грянул хор перепуганных голосов из соседнего отсека.
Внезапно я понял, почему мне неуловимо знаком голос, говоривший по телефону. Я его уже слышал. В каком-то фильме!
- Где ходит эта стюардесса?! - срывающимся голосом кричал толстяк, - Разве она не должна успокаивать нас?! Говорить, что это всего лишь турбулентность?!
Но я не слушал его. Мой воспаленный мозг нашел ответ и вытащил из подкорки название фильма.
"Гремлины"!
Да! Я слышал этот сиплый, неземной голос именно там. В этом дурацком детском ужастике.
- Гремл! - заскрипела обшивка самолета.
Я закрыл глаза и попытался вспомнить хоть что-нибудь из слухов о гремлинах. Фильм я постарался выкинуть из головы. Потому как смешные зеленые уродцы не могли иметь ничего общего с той тварью, что завладела самолетом.
Мифы об этих существах родились во времена второй мировой, в среде американских пилотов. Летчики травили друг другу страшные байки о призрачных монстрах, наделенных тягой к разрушению техники. По сути, такие сплетни ничем не отличались от суеверий с участием леших, домовых и прочих, но... Люди, рассказывающие эти истории, обычно не возвращались из очередного полета. Их самолеты падали просто так, безо всяких видимых причин. Некоторые просто рассыпались в воздухе.
Позже, ужас, внушаемый гремлинами, был сильно размыт мультяшкой под маркой Луни Тьюнз, и окончательно стерт двумя дешевыми комедиями.
Боже! Я окончательно рехнулся.
И зачем я согласился пройти курс лечения у этого смешного чудака - Гаррета? Он же меня раздражал! Своими тестами и постоянными недомолвками. Но больше всего тем, что он ни капельки не походил на психиатра. Скорее на клоуна.
И сейчас, сидя в кресле на высоте пяти километров, я не знаю, что мне думать. Что если всё это происходит лишь у меня в голове? Должен ли я подставлять сестру и обращаться за помощью к этому шарлатану? А что если гремлин прямо сейчас разрушает самолет?
Я с ужасом посмотрел в иллюминатор. Фиолетовые тучи. Значит под нами всё ещё бушует шторм. Под штормом - Атлантика. И если самолет упадет...На этом всё кончится.
Смерть - это когда чудовище до тебя добирается. Даже если чудовище это - фольклорный герой, живущий лишь у тебя в голове.
Я снова посмотрел в иллюминатор. Вспышка небесной электрики осветила Боинг, словно сам Господь фотографировал его на прощанье. И в этот короткий миг, в эту секунду я успел разглядеть кое-что на крыле самолета.
Существо. Призрачное, склизкое. Оно ползло по крылу словно улитка, словно спрут, оставляя позади себя серебристый след моментально замерзающей слизи.
Оно ползло к турбине! У меня перехватило дыхание.
Существо словно почувствовало мой страх и обернулось. Очередная молния выхватила из мрака злорадную, торжествующую ухмылку. Последним усилием тварь придвинулась к двигателю, и словно... влилась в него. Словно медуза просочилась сквозь пальцы. Я смотрел, смотрел, но ничего больше не видел. Из ступора вышел, когда отколовшаяся заклепка ударила в иллюминатор.
Я понял, что делать.
"-Обещаешь?
- Обещаю.
- Договорились".
Гаррет. Мне нужен Гаррет. Срочно. Иначе я сойду с ума, и ни одна вшивая стюардесса не убедит меня в том, что "это-всего-лишь-турбулентность-мистер".
Несколько секунд чтобы достать мобильник и набрать номер. Гудок. Слава богу - есть прием! Благослови, Небо, телефоны от Sony!
- Да?
- Доктор! Гаррет! Это я - Дмитрий. Я...
- О! Как полет?
- Заткнитесь, Гаррет! Мне страшно. Я не знаю, что делать. Я вижу жуткие...
- Стоп, мистер Дмитрий, - голос Гаррета тускнел с каждой секундой - видимо у него в телефоне садилась батарея, - Расскажите мне всё подробно.
- Зонакс... я наверное слишком много его принял. Я вижу странные вещи (ЭТА ТВАРЬ СЕЙЧАС ВЗОРВЕТ САМОЛЕТ!). Сестры рядом нет, и я...
- Дмитрий, - Гаррет говорил непривычно громко, почти кричал, - Приди в себя! Ты не сумасшедший! Нет никакого "Зонакса"! Нету! Это всего лишь приправа карри в желатиновой оболочке. Плацебо! Ты понимаешь? Ты слышишь? Алло?
Я смотрел, как двигатель начинает расшатываться, срывая кронштейны, и раздирая дюралий обшивки. Слова Гаррета не укладывались в голове.
- Ты здоров, Дмитрий! Твоя подлинная болезнь - страх. Страх сойти с ума. Глупая фобия, которую важно было вовремя распознать. Ты понимаешь? Это я попросил Мэри не лететь с тобой! Ты должен справиться со страхом сам! Поэтому всё что ты думаешь ты видишь - иллюзия! Ты должен поверить в то, что здоров. На самом деле ты не видишь ничего странного.Ты веришь мне, Дмитрий?
Последние слова я слышал уже с трудом - голос отдалялся, отдалялся, отдалялся... Иллюзия. Как же.
- Всё не так, старый ты хрыч! Гремл! Грэмл! Хо-хо-хо!
Если я верю в "нечто" - кто убедит меня в том, что "нечто" не существует?
Гул турбин сменился хрустом рвущегося металла. Боинг накренился, завертелся и сорвался вниз. Вопли пассажиров выплеснулись наружу, смешавшись с грохотом бури и треском выдираемой из крыла турбины. Обшивка Боинга шла волнами, гнулась и мялась, как фольга.
С потолка посыпались воздушные маски. Дальше - тьма.
Чернила мистера Роршаха залили весь лист.
Проснувшись на следующее утро, профессор Гаррет первым делом покосился на заряжающийся телефон. За ночь больше не было ни одного звонка от Дмитрия. Профессор покачал головой.
Позже, тем же днем, когда он мчался по скоростному шоссе, ему вспомнился фрагмент ночного разговора. Точнее - последняя фраза. Самая последняя.
"Гремл! Грэмл! Хо-хо-хо!"
Психиатр потянулся к радио, но там был только шум. Шум да треск. Фоном шли ещё какие-то звуки, но Гаррет поспешил выключить бесполезный приемник.
Стрелка спидометра заползла на отметку 70 миль. Шоссе лежало перед машиной прямое, как стрела. Никакой опасности.
Внезапно под капотом что-то зашуршало. Нет - заскрипело. Нет - хрустнуло.
- А ведь на прошлой неделе только забрал из техсервиса, - сказал профессор сам себе, - Нет в мире гениальных автомехаников. Как нет гениальных психиатров.
Он пожал плечами и, пытаясь отвлечься, принялся насвистывать простенькую мелодию.
А в пасмурном, угрожающе-черном послештормовом небе всё ворочались и ворочались облака.