Боже, как же давно я мечтаю нормально выспаться! Даня, сынишка ты мой ненаглядный, ну сколько можно орать? Нет, я понимаю, что ты хочешь кушать, но папочке нужно немного поспать перед работой...
Кстати о работе - коллеги только и делают, что улыбаются, глядя на моё осунувшееся лицо. А ещё дружески хлопают по плечу и подмигивают. Плавали - знаем. Потерпи, Костян, сынишка вырастет и глазом моргнуть не успеешь. Будешь вспоминать это время с улыбкой.
Даня продолжал кричать. Где же Ольга?
Я положил руку на ту половину кровати где спит моя жена. Простыня холодная, а значит Оля проснулась давно. Где же она? Готовит молочную смесь? Почему так долго?
Часы показывали начало четвёртого, за окном - темень. Через два часа прозвенит будильник, а я чувствую себя так, словно не спал неделю. Ладно, ничего не поделаешь, такова моя отцовская доля.
Я медленно сполз с кровати, поймал ногами домашние тапочки и, сладко позёвывая, направился к кроватке младенца.
- Ну, ну, Данечка, сейчас придёт мама и принесёт ням-ням.
Едва услышав звуки моего голоса, сынишка замолчал и начал улыбаться. И как они так быстро переключаются, кто скажет?
Не переставая покачивать колыбель, я выглянул в коридор: на кухне было темно. Зато из приоткрытой двери туалета лился жёлтый свет одинокой лампочки.
Внезапно до меня донёсся странный звук, будто бы рвота. Точно - рвота. Словно вернулись дни тяжёлой олиной беременности, с обязательной утренней тошнотой и другими прелестями токсикоза.
Я двинулся по тёмному коридору, ориентируясь лишь на узкую полоску света, что разрезала пол косой линией. На третьем шаге задел ногой нечто мягкое и едва не упал.
- Маркиз, что б тебя!
Обиженный котяра стрелой метнулся на кухню, остановился на секунду, сверкнул глазами во мраке, и скрылся за углом.
Я снова услышал омерзительный звук рвотных судорог из туалета, но входить не стал. Лишь постучал в дверь костяшками пальцев.
- Оля, ты как?
- Всё... нормально.
Голос жены прозвучал глухо, и в следующую секунду её опять скрутил спазм.
- Принести тебе воды, или...?
Не дождавшись ответа, я сходил на кухню, налил водички из чайника, но замешкался. На обеденном столе царил полнейший разгром.
Две откупоренные банки рыбных консервов, источали непередаваемый аромат. Рядом возвышалась огромная гора яичной скорлупы, и ещё стояла порожняя банка огурцов с остатками мутного маринада на донышке. Шоколадная фольга, сырные обрезки, опустошенный наполовину пакет сока и тысяча хлебных крошек завершали натюрморт эпического свинарника.
На табуретке сидел Маркиз и пытался подцепить когтем колбасную шкурку, свисающую с края стола.
Что за чёрт? Откуда на столе эта дрянь? Вечером здесь царил образцовый порядок!
Я так и замер посреди кухни со стаканом воды в руке.
- Извини, если разбудила, - услышал я голос жены и обернулся.
Оля стояла в коридоре в одной ночнушке, сильно смущённая. Потное лицо блестело в свете лампочки, к щекам прилипли волосы.
- Меня Данька разбудил... - пробормотал я. - Оля, ты ничего не хочешь объяснить? Откуда весь этот срач? Ты что, всё это... съела?
Жена потупила взгляд:
- Ну да, съела. Сама не знаю, что со мной, Костик. Я пришла на кухню готовить бутылочку, открыла холодильник, и... Это словно приступ, понимаешь? Зверский голод. Не могу ему сопротивляться.
- И ты ела пока тебя не затошнило? - я почувствовал невольное отвращение.
От запаха консервированной рыбы к горлу подкатил комок. Оля опустила голову, но промолчала.
Я согнал со стула наглого кота и присел сам:
- А я всё гадаю - куда столько еды девается... И давно это продолжается, не подскажешь?
- Да нет... недолго.
- Сколько? - я повысил голос.
- Три недели.
- О, господи! Ты со своими диетами-похуданиями себя в могилу сведёшь!
На глазах жены появились слёзы. В голосе слышался надрыв:
- Ты меня не любишь.
Ну, началось... Я взял жену за руку и усадил к себе на колени. Погладил по волосам:
- Глупышка ты моя. Не придумывай. Я тебя очень сильно лю...
- Я толстая.
- После беременности все женщины немного поправляются. Доктор сказал, что это нормаль...
- Я толстая! - крикнула она и зарыдала у меня на плече.
Ну что за глупая ситуация! Толстая она, видите ли! Мне, может, так даже больше нравится.
В спальне опять раскричался Даня. Скоро низовые соседи будут лупить шваброй в потолок...
Я отстранился от жены и смахнул пальцем одинокую слезинку, ползущую по её щеке:
- Иди и успокой Даньку. Я сам смешаю бутылочку. А обо всём этом, - я кивнул на кухонный стол с останками еды, - поговорим завтра.
На работе меня "успокоили":
- Моя после родов вообще чуть на стенку не лезла. Всё чудилось, что я её бросить хочу. Потом попустило. Держись, брат!
- Послеродовая депрессия. У них всегда так.
- Не парься, Костян! Пройдёт!
И лишь одна Лидочка, наш менеджер, нахмурилась, когда услышала мою историю:
- Ест по ночам пока её не стошнит? Это булимия, Костя. Расстройство питания. Не пускай эту гадость на самотёк. И своди жену к врачу. Это серьёзная штука.
Последние слова Лидочки преследовали меня до конца дня.
"Это серьёзная штука".
"Серьёзная штука".
За ужином Оля съела одно-единственное яблоко и запила его стаканом обезжиренного кефира.
- Я на диете, - буркнула она в ответ на мой вопросительный взгляд.
- Завязывала бы ты со своими диетами, солнышко. Питайся нормально, налегай на велотренажер и скоро станешь худышкой.
- Ага, вам только худышек и подавай! - несчастным голосом сказала она. - Не могу я заниматься! Данька так много сил отнимает, что я к концу дня от усталости с ног валюсь!
- Ничего не жрать - тоже не выход.
Она фыркнула и, не сказав ни слова, принялась мыть посуду.
Через несколько дней я застал Олю за странным занятием: она стояла над раковиной и планомерно выдавливала моющее средство прямо в сток. Кажется мои глаза округлились от удивления, и жена сочла нужным оправдаться:
- Гель апельсинами пахнет! Я как этот аромат услышу - у меня прям в животе бурчать начинает.
- Я так полагаю нормальное мыло в ванной исчезло по той же причине?
Оля скривилась:
- Оно было с ароматом карамели...
- Ты считаешь это нормальным?
Оля проигнорировала мой вопрос, сполоснула раковину от остатков апельсинового химиката и выбросила пустую бутылочку в мусорное ведро. Потом уселась на стул и закрыла лицо руками:
- Я ещё на два кило поправилась, - промычала она сквозь пальцы.
- Да плюнь ты на эти килограммы! Ты и так красивая.
- Неправда! - Оля вскочила на ноги. - Я вешу под восемьдесят! Какая к чёрту красота! Корова! Самой противно на себя в зеркало смотреть.
Я не нашёлся что ответить. Кажется мне нужна помощь со стороны.
Хорошие люди подсказали, что у Юрьича, нашего штатного юриста, было второе психологическое образование. Пришлось ловить его тушку в курилке и излагать суть проблемы. Добродушный толстяк внимательно меня выслушал, потом выпустил в потолок струю густого дыма и сказал:
- Не обижайся, но ты сам виноват, Костик. По какой-то причине жена считает, что утратила привлекательность в твоих глазах. Вот и переживает. В интимной жизни у вас всё нормально?
- Ну... типа того.
- Типа того? - улыбнулся Юрьич. - Ответ настоящего мужика. В общем намёк ты понял: покажи, что ты любишь жену несмотря на её килограммы. Почаще говори какая она красивая. Цветы подари. Поухаживай. Не мне тебя учить!
Возвращаясь с работы, я купил её любимые тюльпаны.
Оля просияла, когда я вручил ей цветы и тут же убежала хлопотать с ужином. Казалось, всё шло нормально. И лишь когда мы пили чай (я - с конфетами и булочками, она - ни с чем) Оля призналась:
- Я тут таблетки заказала в инете...
Меня это насторожило:
- Что за таблетки?
- Ой, да просто биодобавка. Мне их одна подружка посоветовала в "одноклассниках". Идеальное решение для голодующих! Представляешь, эти таблетки каким-то образом влияют на химизм мозга, и тебе просто не хочется есть! Обычная еда кажется невкусной. А когда достигаешь желаемого веса, просто прекращаешь их пить - и всё. Классно, правда?
- А название у твоих таблеток есть?
- Да, кажется...
- "Кажется?"
- Ну, если честно, лекарство ещё не прошло клиническое испытание, можно купить только из-под полы, но девчонки на форуме говорят...
- Ты сдурела?! - я хлопнул кружкой по столу, расплескав чай. - Глотать какие-то стрёмные колёса! У тебя же маленький ребёнок, Оля! Кто знает, что за химию тебе подсунут? Голова на плечах есть, или нет?
- Я как раз думала перестать кормить грудью. Молока уже почти нет, и я подумала...
Взбешенный, я выбежала из кухни. Ещё немного, и я бы зарядил жене пощёчину.
Вот же клуша! Совсем не соображает женщина!
Всю следующую неделю я сутками пропадал на работе, и злосчастные таблетки просто вылетели у меня из памяти. Я уходил когда Оля ещё спала, а приходил затемно. Мы общались, цепляя записки на холодильник. Однако еда теперь задерживалась надолго, поэтому я решил, что проблема с булимией решилась сама собой и на том успокоился.
А потом в доме начала твориться какая-то чертовщина.
И ведь самое поганое - я не мог толком определить откуда исходит опасность. Просто во мне поселилась необъяснимая тревога.
Однажды утром я обнаружил следы зубов на кусочке мыла в ванной: две аккуратные бороздки от передних резцов. Кто-то засунул обмылок себе в рот, провёл зубами по его скользкой поверхности и проглотил мыльную стружку.
Оля суетилась на кухне и что-то напевала себе под нос, взбивая в миске яичный белок. Готовила свой фирменный вишнёвый пирог, который я очень любил. Маркиз тёрся о её ноги.
И всё казалось таким нормальным! Жена заметно похудела за эти дни. Только выглядела она при этом живым трупом - с нездоровым цветом лица, с мешками под глазами, заторможенная...
- Оля, у тебя всё хорошо?
Она застенчиво улыбнулась - той самой пленительной улыбкой, из-за которой я на ней и женился:
- Всё прекрасно, лапа. А почему ты спрашиваешь?
Пирог в итоге оказался несъедобным. Я искренне пытался проглотить хотя бы кусочек, но выпечка песком скрипела у меня на зубах, а начинка отдавала чем-то химическим - словно вишни были пропитаны чернилами.
Через несколько дней я заметил, что кошачий корм исчезает слишком быстро. Только вчера открывал новую банку, а сегодня она уже пустая, валяется в мусорном ведре.
Я подождал пока Оля закачает Даньку и ляжет в постель.
- Оля, ты ешь кошачий корм?
Она поморщилась:
- Фу! Гадость. С чего ты взял?
- Да так...
- Давай спать, ладно? - сказала она и отвернулась.
Но заснуть я не смог - в мозгу бурлили мысли. Я ругал себя за недостаток решительности, за проклятущую работу, из-за которой не могу уделить хоть немного времени жене и ребёнку. Нужно отвести Олю к врачу. Завтра же! Хотя нет, завтра подписание контракта с партнерами... Но в ближайшие дни отведу точно! А если Оля будет упорствовать - потащу силой.
Юрьич посоветовал за ней поухаживать... а мне противно лежать с ней рядом.
Потому что она ест кошачий корм.
Я точно знаю.
Новость о командировке обрушилась на меня подобно снежной лавине. В любое другое время я бы обрадовался столь ответственному заданию, но не сейчас.
Мне было страшно оставлять Даньку с Олей.
Моя жена сильно изменилась. Еду, которую она готовила, невозможно было есть. Из-за этих дурацких таблеток её вкусовые ощущения исказились самым ужасным образом. Мы спорили, мы ругались, я доводил жену до слёз, умолял не глотать эти проклятые колёса, но Оля начинала рыдать и на этом ссоры заканчивались. Мужику никогда не переспорить плачущую женщину - это выше наших сил.
А потом я целый день корил себя за мягкотелость.
Тряпка ты, Костя! Любой нормальный мужик давно бы уже потащил жену на приём, а ты дрейфишь и тянешь время. Надеешься, что всё образуется само собой. А ведь с Олей явно что-то происходит, и если прятать голову в песок проблема не исчезнет.
За эти недели Оля ещё больше похудела и осунулась. Прежде красивое лицо теперь шелушилось чешуйками отмершей кожи, а волосы лежали на плечах копной соломы.
Чёртова командировка! Я не могу оставить жену в таком состоянии!
Перед самым отъездом я застал Ольгу в кладовке. Оля с причмокиванием посасывала кусочек пенопласта.
На четвёртый день моей командировки Оля перестала отвечать на звонки и эсэмэски. А потом мне позвонила мама. Первые пять минут она просто рыдала в трубку, и я не мог разобрать ни слова.
- Мам! Успокойся! Что стряслось?
- Ольга! Она меня не пустила! Я пришла проведать внука, а она меня не пустила! Я слышу как он плачет за дверью! Данька, внучок...
Меня словно окатили ледяной водой.
- Костя, что делать? Я вызываю полицию!
- Нет, мам, слушай меня! Я приеду.
Потом были долгие трения с начальством, недоумение деловых партнёров и косые взгляды в спину, когда я плюнул на всё и просто уехал. Плевать на всё. С моей женой случилась беда, и я сам поставлю точку в этой истории.
Замок я открыл своим ключом, но дверь оказалась запертой ещё и на цепочку. Благо крепление выдралось с корнем от первого нажима плечом.
В квартире воняло отбросами и грязными подгузниками. Писк Даньки резал сердце, словно ножом. Ольгу я нашёл на диване: она держала на руках младенца и совала ему грудь:
- Кто у нас тут плачет? Не надо плакать! Кушай, Данечка, кушай, сынок. Я на тебя не злюсь. И пусть из-за тебя мамочка немного поправилась, но это ничего. Мама сильная, она справится.
Младенец кричал и вырывался, не желая сосать впалую грудь.
- Оля.
Жена подняла голову: её губы и подбородок были испачканы чем-то склизким, и меня затошнило. Не хочу знать, чем именно она питалась все эти дни.
- Костик! А откуда ты..?
- Положи Даньку в кроватку! - процедил я сквозь зубы.
Глаза жены мерцали, словно стеклянные очи куклы. Но ребёнка он всё-таки отложила.
- А теперь слушай меня. Сейчас я позвоню маме. Она приедет и присмотрит за Даней. А мы с тобой отправляемся в больницу.
Оля переменилась в лице:
- Нет!
Я схватил её за плечи и встряхнул:
- Это не обсуждается! Твои таблетки что-то тобой сделали!
- Да, сделали. Я теперь худенькая и красивая.
Я залепил ей пощёчину, чувствуя как отсушило руку после удара. Кажется я перестарался.
Оля налетела на столик и перевернула его. С диким звоном разбилась ваза с засохшими тюльпанами, на ковёр брызнула грязная вода.
Я бросился к жене и помог подняться. У неё по запястью струилась кровь, и Оля принялась её слизывать.
- Ммм! Вкусняшка.
Господи, да что с ней?!
Кровь стекала в её ладошку. Оля лакала красную жидкость языком, словно кошечка.
Я едва сдерживался от омерзения. От крика Даньки начинала болеть голова. Я силком потянул Олю в ванную, где умыл ей лицо и перебинтовал руку.
И только потом обратил внимание на хаос, царящий в ванной. На зеркале застыли хлопья подсохшей пены для бритья. И виднелись чёткие следы от языка, будто эту пену кто-то слизывал. Надкушенная помада лежала на полочке. Крупицы стирального порошка, пестрели на кафеле.
Господи, наверное Ольге надо промыть желудок! Кто знает, какую дрянь она успела проглотить?!
Не помню сколько воды я в неё влил - просто поил, пока она могла глотать. Потом помог вызывать рвоту - и так раз за разом, до тех пор пока из её горла на стала выливаться чистая вода.
В аптечке нашлась упаковка активированного угля, и я скормил Оле целую пластинку. Моя жена с таким удовольствием ела эти чёрные таблетки, словно то были шоколадные конфеты. Её зубы и дёсны почернели от угольного порошка.
Что делать? Что делать? В таком виде ей в больницу нельзя - её упекут в психушку не особо задумываясь.
На антресолях нашлись обитые плюшем наручники - бездушные свидетели былой страстности наших отношений. Я приковал жену к батарее и мог, наконец, вздохнуть свободно.
Даня...
Успокоив ребёнка, я искупал его и надел свежий подгузник. А когда обессиленный от плача Даня наконец уснул, я тоже получил передышку.
Заплаканная мама приехала через полчаса и забрала сладко спящего Даньку с собой. Я помог донести коляску до такси и поцеловал мать в щёку на прощание.
Пообещал, что всё будет хорошо.
Оля смотрела на меня, словно загнанное животное. Пока я возился с сыном, она успела съесть немало земли из цветочного горшка и теперь её подбородок был испачкан в грязи.
- Помоги мне, - заплакала она. - Я не могу контролировать этот голод! Мне всё кажется вкусным, это как наваждение...
- Где твои таблетки?
- Я... я спустила их в унитаз, когда стала чувствовать, что теряю вкус. Но... это не прекратилось! Я постоянно хочу есть всякую дрянь. Пожалуйста, Костя, ради бога не ходи на кухню...
Но на кухню мне пойти всё-таки пришлось. И от того, что я там увидел... на столе, на плите, в холодильнике... мне и самому захотелось промыть себе желудок и никогда больше ничего не есть.
На столе обнаружился мелко нарезанный салат из газетной бумаги и кошачьего наполнителя. Заправлен оконной замазкой.
В распахнутом настежь холодильнике догнивали остатки нормальной еды - её Оля есть как раз не могла. Вместо этого она выковыряла из щелей в окне остатки монтажной пены и запекла эти кусочки в микроволновке вместе с кремом для рук и парафином. Он заваривала чай из грязного белья, а вместо сахара клала в чашку зубной порошок.
Перевёрнутое мусорное ведро валялось на полу. Было видно, что в объедках кто-то ковырялся.
Но худшую из находок я обнаружил на плите - поднял крышку с кастрюли, и долго не мог понять что там вижу. А потом среди клубьев скипевшейся шерсти показался сваренный вкрутую глаз, и мой желудок наконец сдался.
Извини, Маркиз. Мы с тобой не всегда ладили, но я любил, когда ты дремал, свернувшись на мне клубочком...
Оля не знала что ещё можно съесть. Когда я вернулся, она дожевывала подсохшие лепестки тюльпанов, собирая их по всему полу.
Их хватило ненадолго. А когда жена поняла, что кормить её я пока не собираюсь, тут же закатила настоящую истерику и принялась грызть собственные ногти. Скоро показалась кровь, но Оля всё равно продолжила грызть. Пришлось надеть на неё рукавицы и обмотать скотчем, чтобы не могла снять.
Понятия не имею что с Ольгой сделали эти таблетки. Но кто-то за это ответит! Я отправлю в тюрьму всех, кто продал моей жене эту дрянь! Я засужу производителей и распространителей. И даже курьера, который доставил посылку.
Только что Оля схватила и съела таракана, который прополз по стене. И после этого аккуратно облизала каждый пальчик.
Господи, я этого не вынесу.
Почему-то вспомнились слова Юрьича.
"Ты сам виноват, Костик"
Ближе к вечеру Оля попросилась в туалет. Временами она выглядела совершенно нормальной, а иногда в неё словно что-то вселялось - демон неудержимого голода, противиться которому жена не могла.
Сейчас она была в "нормальной" фазе. Наверное, поэтому попросила меня побыть с ней в туалете.
- Мне страшно, - пролепетала Оля. - То, что из меня выходит... оно возбуждает аппетит.
Несмотря на тысячи анализов, врачи так и не поняли, что случилось с моей женой. Бормотали что-то о нарушенном химическом обмене, о необратимом повреждении мозга и прочих страшных вещах. Доктора ничем не могли помочь.
Ольга умерла в психиатрическом стационаре через три месяца. Уборщица забыла в туалете баночку с чистящим средством, и моя жена её нашла. И когда жидкий щёлок стал разъедать её внутренности, делать промывание желудка было уже поздно.
Шесть месяцев я сидел на антидепрессантах, и только потом меня отпустило. Чувство вины отступило, спряталось на самом дне подсознания, чтобы атаковать меня в ночных кошмарах. Но это терпимо. Я, наконец, мог вернуться к нормальной жизни. И вновь примерить на себя роль отца.
Долгое время всё шло хорошо, а вчера я застал Даньку за поеданием бумаги.
В тот же вечер напился до полусмерти. Врачи уверяют, что в два года все дети тянут в рот всякую дрянь, но я знаю, что проблема не в этом. Перед глазами у меня навечно застыла сцена, как моя обезумевшая жена тычет грудь голодному младенцу...
Это химическое проклятие Даня впитал с молоком матери. И ничем его уже не вытравить.
Никак не могу забыть довольное лицо сына, его губы, к которым прилипли клочки бумаги, и радостный шепелявый выкрик, при виде меня: