В маленькой детской комнате был выключен свет. На дворе ночь, и холодный ноябрь равнодушно обрывал прозрачными дрожащими руками последние листья с де-ревьев. Мелкий дождик стучал в окно. Тихо и равномерно тикали часы, равнодушно отсчитывая время до рассвета. В кроватке, свернувшись калачиком, мирно спала де-вочка. Её светлые волосы разметались во сне по подушке, пальчики сжались в кулачки, губки чуть приоткрылись. Рядом с ней вальяжно развалился толстый рыжий кот. Тихо мурлыча, он время от времени дёргал во сне ухом и потягивал лапы, словно проверяя, хорошо ли выходят острые когти из кожаных чехлов. Больше во всём доме не было слышно ни звука. Родители девочки давно спали в соседней спальне, да у порога, на коврике, сердито дремала лохматая собака.
Между тем, постепенно, дождь и ветер за окном стихли. Небо очистилось, пол-ная луна желтым совиным оком заглянула в комнатку. Шторы в детской не были за-дёрнуты полностью, и вскоре, на полу, появились два расплывчатых серебристых пря-моугольника. В комнате послышался едва уловимый шорох. Словно мышка - пискунья завозилась в норке. Кот медленно повел ушами, приоткрыл глаза и внимательно по-смотрел на шкаф, что стоял напротив кроватки. Шорох повторился. Глаза у животного опасно заблестели в лунном свете двумя огромными изумрудами. Тело напряглось, окаменело.
Что-то маленькое и расплывчатое в лунных лучах, шмыгнуло от шкафа к кро-ватке и стало осторожно подниматься по лакированным ножкам кроватки вверх - к из-головью постели. До острого кошачьего слуха донеслись тонкий писк и натужное вор-чание. Этого было достаточно. Кот среагировал мгновенно. Быстрый толчок сильного тела и он уже на подушке, рядом с головой девочки. Дальше - приглушенное ворчание, звук борьбы, потом падение на пол, удары лапой по паркету, злобный писк и громкое рассерженное фырканье.
Кот, увлеченный борьбой, громко фыркнул и еще крепче сжал что-то серенькое своими лапами
-Опять этот дурацкий кот! - уже грозно произнес мужской голос. - Ну, я ему за-дам!
В родительской спальне скрипнула кровать, послышались осторожные шаги. Однако когда родители заглянули в спальню дочери, они нашли Алёнку все так же без-мятежно спящей, а рыжего кота, этого нарушителя ночного спокойствия, нигде не бы-ло.
Поправив на спящей девочке покрывало, родители тихо удалились в свою спальню и снова легли. Но сон, развеянный ночным переполохом, никак не шел к ним.
-Что ты обо всём этом думаешь? - шепотом спросила мама.
-Кот совсем сбесился, - буркнул папа, переворачиваясь на другой бок. - Это уже третий случай за неделю...
-Может, у нас мыши завелись?
-Если бы! Нет, это кот бешеный.
-Ты сам его приволок, - напомнила мама.
-Неправда! - возмутился папа. - Это вы с Алёнкой насели на меня. Кто плакал громче всех - "Ой, какой он маленький, какой бедненький!" А теперь я же и виноват.
-Ну, что ты, любимый. Вспомни, как он вцепился в девочку всеми коготками. Еле оторвали.
-Да и Алёнка тогда - "Мой Васенька, мой Васенька". Главное - сразу имя по-добрала.
-Это не спроста.
-Думаешь?
-Ты заметил, что дочка уже год, как ничем не болеет? Стала веселой, общитель-ной, не то, что раньше.
-Не вижу тут связи.
-Её не нужно видеть. Я просто говорю факты. А факты, как ты знаешь - самая упрямая вещь в мире. Кот этот нам послан...
-Ой, только не впадай в мистику!
-Он нам помогает, а мы ещё на него ворчим.
-Еще бы не ворчать. Завтра вставать в шесть утра, а мы лясы точим.
-Да, иногда он нас будит. Но ты заметь - Алёнка всегда спит. Ещё ни разу не проснулась ночью. А как было раньше? Ты вспомни. Она же заснуть спокойно не мог-ла, кошмары мучили.
-С этим я согласен. Но кот же дрыхнет прямо у нее на голове! Это микробы, за-раза всякая, а ты потакаешь...
Мама не ответила. Немного помолчав, она сказала. - Зато, к нам Лидия Петров-на перестала ходить.
-О, Боже! - застонал папа. - Ну, этот случай... Я до сих пор от кота в шоке. Вот паршивец! Ведь про него даже слова худого не сказали, а он молча подкрался и - цап!
-Ему лучше знать, - заметила мама. - Зато, как отшептало. А то: "Милочка, можно немного соли занять, милочка какие у вас цветочки на кухне красивые". А цве-точки потом завяли.
-Поливать цветочки нужно было.
-Поливала. Это глаз такой черный.
Папа в ответ неопределенно хмыкнул.
-Хотя, знаешь, меня от её посещений, то же коробило, - сознался он.
-Мы Ваське спасибо должны сказать, что Лидию Петровну от дома отвадил. Он её еще издалека почуял. Кошки, ведь как экстрасенсы, очень чувствительны.
-А Эрка наша более ласкова. Кота глажу - чувствую, терпит. Отпущу - сразу убегает.
-Сравнил кошку с собакой! Эти животные совсем разной ментальности.
-Эрка, весёлая, общительная, а кот - себе на уме. Меня терпит как старшего, тебя уважает, за то, что кормишь, только к Алёнке сам ласкается.
-Да и она без него дня прожить не может. У меня порой складывается впечатле-ние, что они общаются друг с другом. На подсознании.
-Ну-у... - устало протянул папа. - Ты опять за своё...
-Вася, - вдруг позвала мама. - Кис-кис.
-Что, он здесь? - встрепенулся папа.
-Вот сидит, на кресле, - прошептала мама, показывая глазами на кота.
В самом деле, в кресле, рядом с кроватью, сидел здоровенный кот, смотрел на родителей зелеными глазами, словно слушал, о чем они говорили.
-Вот нечистый дух! - возмутился папа. - А ну брысь!
Кот немедленно скатился с кресла и совершенно бесшумно удалился в сторону детской.
-Зачем ты его так, - заступилась мама. - Ты его обидел.
-Ничего, завтра от бабушки привезем ему парного молока и помиримся. А те-перь спать давай.
И голоса в комнате постепенно смолкли.
Кот ещё раз внимательно прислушался к тишине в квартире, дернул усом и только потом запрыгнул на кровать к девочке.
Алёнка во сне погладила его ладошкой и пододвинула к себе. Кот довольно за-мурлыкал. Зеленые глаза его некоторое время светились в темноте, как две маленькие искорки, а потом медленно погасли.
Кот уснул, и сознание его, что целый день томилось в теле, наконец, освободи-лось.
***
Хорошо, я сам расскажу, как все было, хотя даже мне трудно поверить в то, что случилось. Слишком уж невероятно и нелепо выглядит взрослый разум, когда прихо-дится ему жить в непривычных для него условиях.
Пройдя множество земных жизней и воплощений, я сменил множество тел, имен и национальностей, но вот котом, пожалуй, был рожден первый раз.
Я знаю - это наказание. Хотя, нет. Не наказание, а Путь. Трудный путь к Истине. К новому уровню восприятия мира. К новым дорогам, к новым вершинам. Ведь жизнь - это одно большое испытание, своеобразный экзамен на выявление тех или иных черт характера, склонностей, слабостей. Если что-то не заладилось, но есть горячее желание исправиться, то всегда дается новая попытка, новая жизнь. Снова прокручивается лента событий. Снова идет экзамен, снова будут и радость, и печаль, и боль, и наслаждение. И так, пока, не столкнут лоб в лоб с подобной ситуацией, в которой когда-то была допущена ошибка. И душе человеческой дадут право выбрать, как поступить, какую сторону принять. Пойти светлым путем Прави или опуститься в глубину бездонной Нави.
И от правильности выбора будет зависеть её дальнейшее развитие.
На свою судьбу я не ропщу. В моей прошлой жизни многое не заладилось, пошло ку-вырком, и дорога, ведущая к Свету, вдруг выскользнула из-под моих ног. Что бы снова на неё выйти, нужно было вернуться в Мир Человеческий. Я только никак не ожидал, что исправляться придется в облике животного.
Но это было дано решать не мне.
Пришел назначенный срок, мелькнул молочным потоком связующий Туннель Миров, и вот - я первым своим криком приветствую вас, живущих.
Сейчас так странно вспоминать эти первые свои ощущения сразу после рождения. Ты знаешь, кто ты и кем был до этого. Ты помнишь все свои былые воплощения, но что все эти знания для тебя в данный момент? Пустое!
Ты всего лишь крошечный комочек беспомощной плоти, глухой и незрячей, ко-торый едва может открыть рот, что бы напитаться молоком. Помню свой страх и расте-рянность в первые минуты жизни. Что ждет меня? Для чего стоило вырывать меня из сладкой постели Тонкого Мира, пронести над всей Вселенной, показать прошлые жиз-ни, удачи и поражения? Что бы воплотить в этот ничтожный комок из костей, мяса и шерсти?
Но потом я вспомнил про свою ошибку. Непростительную, глупую ошибку. Она настигла меня из прошлого, как стрела из темноты. Значит ли это, что новое мое воплощение - есть искупление прошлого? Только этим можно все объяснить.
И я смирился, я принял свое новое тело.
Матушка моя была обыкновенной дворовой кошкой, каких много бегает по подъездам и подвалам, вырывая друг у друга гнилые объедки. Жалкое, худое существо с вечной тревогой в глазах. Помню, как она грела нас - меня, и еще троих котяток, мо-их единоутробных братьев. Помню, как громко и ласково она мурлыкала нам, приче-сывая по очереди своим шершавым язычком. Домом нам служил темный чулан - заку-ток в подъезде, а кроватью - мятая, картонная коробка, что постелили для нас добрые люди.
Убогое существование ожидало меня впереди. Голодное и страшное в своей безжалостности. Ежедневная борьба за жизнь, поиски пропитания, страх перед другими существами, более сильными и злыми.
Вот так и я должен был нести свое бремя искупления в кошачьей шкуре, пока не издох бы от голода или от палки живодёра. Однако судьба вдруг снова удивила меня.
Дело в том, что кто-то из жильцов пожаловался, что в подъезде поселилась кош-ка с выводком котят. Приехали суровые люди в костюмах, насквозь пропахшие смер-тью, и увезли коробку с котятами. Кошка в это время где-то бегала во дворе, и её не поймали. Однако никого из них я уже больше не видел и о дальнейшей их судьбе ниче-го не знаю. Сам я, по всей видимости, завалился за трубы, торчащие рядом со стеной и потому, в темноте, обнаружен не был.
Просидев два дня в темном чулане, я в конец обессилел от голода. Порою мне казалось, что сознание моё отключается и потихоньку покидает слабое тело. В тот мо-мент я видел себя как бы сверху, и мысли мои неслись быстрее. "Неужели только для этого?" - вопрошал я Небо. - "Только ли для мук голода и холода я и был вызван сюда?
"Нет! - вдруг ответил мне спокойный, тихий голос. - Твое предназначение в ином".
"Так в чем же? В чем?!" - волнуясь, кричало мое Сознание, но больше не было сказано ни слова.
Значит и мне, оставаться, здесь не следует.
Едва двигая лапками, я все же встал и, пошатываясь, побрел вдоль холодной стены на едва различимое пятно света, часто останавливаясь, чтобы передохнуть.
***
Алёнка радостно крутилась перед зеркалом в прихожей.
-Мы идем гулять! - весело пела она. - А мы идем гулять!
-Стой спокойно, - попросила её мама, заботливо поправляя на дочке пушистый шарфик. - Гуляй осторожно, по лужам не ступай. Ноги промочишь - простудишься обязательно. И будешь кашлять.
-Я осторожно.
-Никаких "осторожно", и слушай папочку, - тут мама повернулась к папе. - Лю-бимый, пожалуйста, уделяй на прогулке больше внимания своей дочке, чем этому лох-матому чудовищу.
Чудовище в ответ громко гавкнуло и попыталось лизнуть маму в нос. Папа по-спешно отдернул его за поводок
-Мы будем осторожны, милая, - заверил он и протянул свою большую и силь-ную ладонь дочке. - Пойдем Алёночка.
Дочкина ладошка утонула в папиной, и вот они втроем - папа, дочка и лохматая собака стали спускаться вниз по лестнице.
Навстречу им, из темного закутка рядом с лифтовой шахтой, выполз маленький котенок и громко, пронзительно мяукнул. Собака тут же заметила его, навострила уши, в весёлых глазах ее заблистал азарт, и резко дернув поводок, она устремилась к рыжему комочку.
-Эрка, фу! - сердито крикнул папа, сильным рывком возвращая эрдельтерьера на место. - Фу, кому сказал!
Но тут же его рука упустила тонкую ладошку дочки, и Алёнка, словно зайчик, запрыгала по ступенькам вниз и подбежала к котенку.
-Он не заразный, нет! Он только сильно кушать хочет!
-Все котики кушать хотят. И мы его покормим, вот только Эрку погуляем. Брось его. Брось!
-Нет, нет, нет! Папочка! Котик хочет кушать. Ему холодно и плохо. Давай его возьмем к себе, а?
Дочка с надеждой посмотрела на отца. Но папа смотрел на нее строго.
-Вот ещё! - сказал он. - Это дворовый кот. Они все бешенные и заразные. Он оцарапает тебя, и у тебя будет болеть ранка. Лучше отпусти его, и пойдем гулять. Смотри, как Эрка проситься? Тебе её не жалко?
-Жалко. Только Эрка большая, а мой Вася маленький. Гляди, он весь дрожит! Ему холодно! Ну, папочка! Ну, можно? Я тебя так люблю, так люблю!
И девочка крепко прижала котенка к груди.
-Алёнка, ты понимаешь, что нельзя подбирать каждого встречного котика! - уже нервничая, произнес папа. - Да и Эрка его съест. Вот возьмёт твоего Ваську за шиворот и ам... А почему Васька? - вдруг спросил он у дочки.
Алёнка серьезно посмотрела на отца.
-Вася сказал, что его так зовут.
Отец удивленно покачал головой. - Да ты у меня просто фантазерка! Вот по-прошу маму, не будет она тебе Булычева на ночь читать. Лучше дай-ка мне этого бро-дягу.
-А ты его Эрке не отдашь?
-Нет, - вздохнул папа, вертя в руках орущий со страха рыжий комочек. - Эрка, сидеть! Сидеть, кому говорю! Вот только что скажет мама?
-Мама скажет: "Боже мой! Только этого нам и не хватало!" - раздалось у них за спиной. Папа с дочкой обернулись - перед ними стояла мама в теплом халате, но в та-почках на босу ногу.
-А я то все жду у окошка, когда они выйдут, - сказала мама, улыбаясь, - их нет и нет. А они, оказываются, котов разглядывают.
-Мамочка, это хороший котик, - торопливо заговорила Алёнка, глядя на маму. - Он такой несчастный. Мне его жалко.
-Знаешь, - вдруг задумчиво и тихо сказал папа маме, передавая ей котенка в ру-ки. - Мне его тоже жалко.
-И тебе?
-Да. Ты внимательно посмотри на его глаза.
-Глаза как глаза. Немного больше обычного и зеленые. Обыкновенные кошачьи глаза.
-У него зрачки не двигаются. Не реагируют на свет, - пояснил папа. - Он сле-пой.
***
То, что я слеп, в привычном понимании этого слова, я понял не сразу. Едва глаза мои раскрылись, вся Вселенная поделилась для меня на чёрные и белые пятна. Большего я различить не мог.
Однако, сознание мое, тем не менее, постепенно, по крохам, впитывало в себя информацию об окружающем мире. И если, поначалу, блуждая по квартире моих но-вых друзей, я постоянно натыкался на стены, чьи-то ноги или собаку, то это лишь от недостаточного опыта владения телом. Постепенно обживаясь на новом месте, я срод-нился с новыми для меня чувствами. И сознание мое стало оттаивать. Словно некото-рые способности, обитавшие во мне, дремали до поры до времени, а тут пришло им время проснуться.
В самом деле, кошки - удивительные существа! Например, я слышал запах хо-зяйки, когда она только подходила к подъезду. Хозяйка едва лишь доставала ключи от двери, а я уже знал, что вкусненькое припасено у нее в сумке. Правда, справедливости ради надо отметить, когда я ковылял к двери, я частенько натыкался там, на большое лохматое существо с неприлично терпким запахом псины. Это существо называлось Эркой, и она, как и я, торопилась встретить хозяев. Лохматая Эрка неоднократно пося-гала на целостность моих лап и ушей, а посему была мною проучена. Только когда рас-царапанный до крови собачий нос зажил, в доме воцарилось относительное спокойст-вие. Впрочем, чего лукавить - с собакой мы жили дружно, и подчас она мне часто по-могала.
Это лишь так говорят - "живут, как кошка с собакой", подразумевая под этим вечные ссоры и раздоры. В жизни всё происходит проще. Вынужденные жить в огра-ниченном пространстве, животные почти всегда находят общий язык.
Итак, я прозрел. Прозрел не глазами, но разумом. Ведь разум наш, будь он за-ключен в самые неудобные и непостижимые обстоятельства, всё равно будет работать и развиваться. Правда, тут требуется непременное условие - чистота помыслов. Без этого личность может впасть в регресс и лишь навредить себе и близким. Мой разум стремился к Свету, и мир вокруг меня, постепенно, расширил свои пределы. Включа-лись механизмы переработки информации путём осмысления, и в этом процессе глаза мои участие не принимали. Работал исключительно разум. Поэтому не удивительно, что большинство людей, закрученные суетой жизни, повседневными заботами и хлопотами, не могут освободить своё сознание. Более вдумчиво посмотреть на те вещи и процессы, что кипят рядом и подчас, имеют значительное влияние на них. Они бы постигли, что мир наш многообразнее и ярче чем кажется.
Ведь вместе с нами живут другие, "тонкие" существа. Они - прямые продолже-ния нас, наших грез, радостей, пороков, мыслей. Они Тени людей давно умерших, а так же зеркальное отражение чувств живущих.
Тени людей такие же разные, как и люди, что породили их. Одни могут быть до-брыми и домовитыми - это в основном отражения наших далеких предков, пращуров, чуров. Их еще называют по старинке "домовыми". Они могут реагировать на наши по-ложительные эмоции, радоваться вместе с нами в дни счастья и грустить в дни неудач. Чуры тайком заботятся о нас, помогают вести хозяйство, содержать дом в чистоте, от-гоняют хвори от порога. Но живут они только в тех домах, где потомки не забыли о своих корнях - пращурах, где люди стараются не творить зла другим и жить по совес-ти, хотя это самое сложное в нашем жестоком мире.
Другие, наоборот, злые нави. Это - порча, паразиты на чужом горе. Им не дано было ещё при человеческой жизни сострадать, приходить на помощь в трудный час. Всё на что они были способны - завидовать, злорадствовать и творить пакости. После прохождения земного пути, их Душам не дано подняться в Мир Света. Как говорят: "рад бы в Рай, да грехи не пускают". Не заслужили они и новых воплощений, даже в тела животных. Это больше всего относиться к убийцам и лиходеям. Только одно оста-ется их Теням - бродить неприкаянными по свету и медленно таять, как снег на солнце, пока вовсе не испаряться.
И только подпитка энергии от тела живого человека - единственное, что может поддержать их никчёмное существование.
Эти призрачные энергетические вампиры - настоящий бич современных горо-дов. Они, как пиявки, рады подпитаться от любого человека, особенно им лакома энер-гия порока. Они есть почти в каждой квартире, в каждом углу, где живут люди, щедро расточающие духовную энергию. В большинстве своем это деградирующие личности, пьющие, скандальные, жадные и жестокие люди. Ощущая подсознанием острую не-хватку энергий, такие люди сами становятся энергетическими вампирами. В их присутствии становиться "тесно дышать". Они подозрительны, эгоистичны, любят ныть, поплакаться на жизнь, посплетничать о родственниках, позавидовать черной завистью. Это от них летят черные мысли, черные взгляды, засоряя окружающее пространство, отрицательно сказываясь на здоровье людей. Я помню одну пожилую женщину. Она пришла в гости к моим Друзьям. Рот её улыбался, а глаза оставались злыми и настороженными. Черные искры летели из них, словно пыль из сломанного пылесоса! Помню, как она протянула свои жилистые руки к Малышке, желая обнять мою Любимицу. Девочка, очевидно, почувствовала что-то, и отстранилась, а женщина обидчиво поджала губы. Злая, черная река потянулась от неё к девочке. Тогда я подкрался к женщине и неожиданно, что есть силы, ударил её лапой по ноге. Раздались охи, причитания и поспешные извинения моих изумленных Друзей, но река злобы отвернулась от девочки и с силой обрушилась на меня. Но я сумел с ней справиться. Нужно только мысленно представить между собой и злобой сверкающее зеркало, и все худое сторицей вернется к тому, кто его послал.
Больше этой женщины я в нашем доме не видел.
Подобных людей, нави, ценят больше всего. Из их квартир ползут к соседям ху-же тараканов, осваивают новые места.
Я этих паразитов научился "видеть" в первую очередь. Произошло это задолго до случая с той женщиной. Я лежал в ногах своей Любимицы, и дремал. Девочка что-то рисовала фломастерами в детском альбоме. На улице был обыкновенный серый, осенний день. Старшие, родители Малышки, гремели сковородками на кухне и о чём-то разговаривали. Всё было спокойно, привычно. Вдруг холодная дрожь пробежала по моей спине. Словно кто-то быстро провел холодной рукой против шерсти. Я открыл глаза, но белёсый туман плотно застилал их. Неприятное ощущение не проходило. Шерсть на холке у меня сама встала дыбом, в сознание плеснула неприятная волна предчувствия.
Малышка моя вдруг отбросила фломастер, и как-то уныло хныкнув, легла рядом со мной. Я всей душою метнулся к ней, на её возглас, и тут по настоящему, увидел всё.
Я увидел девочку. Вернее не её саму, а светлый контур вокруг тела. Биополе не-прерывно, мягко пульсировало розовым цветом, в такт дыхания девочки. А потом я за-метил серый комочек сидящий у неё на голове. Этот комочек подмял под себя ауру и, словно через трубочку, высасывал энергию моей Любимицы. При этом комочек изда-вал кряхтение и причмокивание.
Чтобы ни пугать Малышку, я, мурлыча, придвинулся к ней и стал ласкаться. Это заинтересовало девочку. Она протянула ко мне ручки.
-Васенька! Соскучился? Хороший, хороший котик... - Любимица стала гладить меня по шерсти. Я плавно скользнул головой по её плечу и незаметно для девочки уда-ром лапы смахнул с неё серый комочек. Потом прыгнул на него сверху и прижал своим телом к полу. Навь - вампир заверещал подо мною, словно ошпаренный кипятком, но его яростного предсмертного визга никто, кроме меня, не слышал. Это был ужасный, мерзкий визг, продирающий насквозь. Мне показалось, что шкура моя горит и лопается, глаза выходят из орбит. Я некоторое время, физически, собственной шкурой, ощутил тот жгучий огонь, что пожирал навь изнутри. От боли я потерял сознание.
Очнулся я от ласковых прикосновений Любимицы и тревожных голосов родителей. Им показалось, что я умер. Девочка заплакала, и родители поспешили её успокоить. Они тоже гладили, рассматривали меня. А на том месте, где я придавил серый комочек к полу, образовалось едва заметное темное пятнышко. Вот и всё, что осталось от злобной Тени, когда закончилась его энергия!
Я целый день приходил в себя от шока, полученного в схватке с вампиром. Ночью я за-брался к Малышке в кровать и улегся возле её головы, рядом с тем местом, где было повреждено её биополе. Всю ночь я своим внутренним теплом грел это место, к утру биополе восстановилось.
В дальнейшем я научился куда ловчее уничтожать серых вредителей, время от времени проникающих в наш дом. Но главный бой был впереди...
***
На следующее утро, папа и мама, как обещали, собрались в гости к бабушке. Ба-бушка жила за городом, у реки. Алёнку одели тепло - на улице стояла сырая, промозг-лая погода. Собрали сумки, мама взяла дочку за руку, папа пристегнул к ошейнику со-баки поводок.
Слепой кот, почуяв разлуку, крутился у самых ног хозяев. При этом он громко мяукал и дергал от возмущения хвостом.
-А мы Васю с собой возьмем? - спросила Алёнка, поглаживая кота по голове.
-Нет, солнышко, - ответила мама. - На улице холодно, Вася замерзнет.
-Мы вечером вернемся, - успокоил дочку папа. - Еда у него в миске есть, вода тоже. Ничего! Пусть за хозяина остается, квартиру охраняет.
И дверь за ними закрылась.
Кот потоптался на одном месте, томимый неясным предчувствием, и улегся прямо на коврик у порога. Там он лежал целый день, не вставая с места, не притрагива-ясь к пище.
Входная дверь открылась, как и было сказано, вечером.
Но пришли только папа и собака. Мамы и Алёнки с ним не было.
Кот поднялся со своего места, тревожно мяукнул.
Папа, даже не взглянув на него, медленно отстегнул поводок от Эрки, зашвыр-нул его в угол и, не сняв с себя пальто, прошел в комнату. Плечи его сутулились, губы дрожали. Кот последовал за ним. Папа подошел к бару, открыл дверцу, достал плоскую бутылку, от которой резко и неприятно пахло, налил в стопку, залпом выпил и хлопнул дверцей бара. Потом, обмяк, рухнул в кресло, закрыл лицо рукой. Кот запрыгнул на широкий подлокотник кресла, стал тихо сопеть. Папа растерянно погладил его рукой, потом достал из кармана пальто мобильный телефон.
-Алло, милая, - тихо сказал он, - Как там Алёнка? Температура не спала? Нет... Врачи сказали хоть что-то новое? Нет... Значит, кризиса не миновать. Да... Билеты я купил. Выезжаю через два часа. Конечно, я уже со всеми созвонился... Лекарство бу-дет, не беспокойся... Да, любимая. Я буду сильным. Целую. Я тебя тоже люблю...
Папа отложил телефон, взглянул на часы.
-Боже, как тянется время, - пробормотал он. - Эх, Вася, Вася. Плохи дела...
Кот шагнул с подлокотника ему на колени и громко замурлыкал.
-Ишь ты, - слабо улыбнулся папа, - значит, правда все чувствуешь. Жалеешь... Хороший мой...
Кот поднял голову и потерся о его холодные ладони. Мурлыканье его перешло в спокойную монотонную песенку. Через некоторое время папа расслаблено откинулся в кресле и задремал. Вместе с ним уснул и кот.
***
Но мой разум не спал. Покинув телесную оболочку, я метнулся к спящему Другу и слился с его сознанием. Весь прошедший день, событие за событием, развернулся передо мной.
Сначала все шло хорошо. Друзья, вместе с Любимицей, благополучно добрались до не-большого домика, стоящего прямо на берегу узенькой речки. Они вошли в дом, и неко-торое время были там. Это время было отмечено исключительно теплым и светлым промежутком течения мысленной энергии. Затем из дома вышла Любимица и стала иг-рать во дворе. Потом она спустилась к речке. Возле берега стояли старые, деревянные мостки. Девочка взобралась на почерневшие от времени доски и стала смотреть на во-ду. Вдруг она поскользнулась, неловко взмахнула руками и упала в воду. Жалобный крик одновременно вырвался из груди у нас обоих. В падении Любимица ударилась головой о доски, прибитые к мосткам, и стала медленно погружаться в ледяную воду. В это время из дома вышли родители. Они позвали девочку, потом стали искать, потом увидели...
Скорая помощь приехала только через полчаса. Все это время папа и мама тщет-но пытались привести ребенка в сознание. Ранка на виске, полученная при падении кровоточила немного, но расплывалась страшным синяком. Врачи на месте локализо-вали рану, вкололи укрепляющее, и увезли девочку вместе с мамой в больницу.
Мгновением позже я снова был уже рядом с Любимицей. Она лежала в малень-кой палате под теплым одеялом. Пот стекал по её личику. Рядом сидела заплаканная мама и платочком вытирала дочке лоб. Врач сбоку устанавливал капельницу. Словно тяжелые камни упали его слова: "Состояние критическое. Жар. Возможен кризис..."
Я видел, как биополе девочки постепенно меняло цвет с ярко радужного на тем-но-зеленый, серый. Оно словно остывало вместе с простуженным организмом девочки. Энергия с жизнью, медленно, капля за каплей, истекали из нее...
Больше я не медлил ни секунды. Собрав все силы, что были во мне, всю энер-гию, я потянулся к Любимице и накрыл собой её тело. Я словно превратился в светлую, теплую волну и растёкся по каждой клеточке самого любимого и дорогого для меня существа на этом свете.
Растекся полностью, без остатка, ничего не оставляя себе...
***
Через час папа проснулся от жалобного поскуливания собаки. Эрка терлась у его ног и шевелила носом неподвижно лежащего на полу кота. Тот лежал спокойно, но как-то странно, словно поломанная игрушка. Папа отогнал собаку и дотронулся до кота рукой.
-Васька, ты чего? - удивленно спросил он, настороженно щупая рыжую шерсть. - Вася...
Тут резко и громко зазвонил телефон. Папа вздрогнул и оглянулся. Взял аппарат в руки.
- Да, любимая... - растерянно проговорил он. - Что ты говоришь?! - вдруг вскрикнул он. - Алёночка! Милая, я тебя слышу! Дочка моя любимая! Все хорошо? Сейчас, сейчас я к вам приеду... Васю взять? Васю... Нет, Алёночка, Вася пока не мо-жет к тебе приехать, он... Он крепко спит. Да, потом, потом. Целую. Я тебя люблю! Скоро буду...
Положив телефон, папа нежно взял Ваську на руки. Голова и лапы кота безжиз-ненно свесились. Папа ещё раз погладил его по взъерошенной шерсти и осторожно за-крыл ему большие, зеленые, но уже пустые глаза.
***
Вот на этом, пожалуй, все и закончилось. Жизнь земная пронеслась у меня перед глазами и исчезла. Не важно, в каком обличии она была прожита, важно как она была прожита. Важно, что теперь я смело могу заявить Творцу, что творения его прекрасны. Что Жизнь продолжается. Что смерти нет, а есть Воля и Стремление к Свету.
А теперь мне пора идти.
Куда, скажите мне? Сюда, в эту дверь? Но это же... Это значит я возвращаюсь? Я снова допустил ошибку? Нет? Тогда, что же?
О, я понимаю! Как это прекрасно! Я возвращаюсь...
***
Маленькая девочка сидела на диване в своей комнате. Она рисовала цветными фломастерами в альбоме пушистого рыжего кота с зелеными глазами. У ног её верте-лась большая, старая собака и время от времени поскуливала, приглашая девочку поиг-рать. Лицо у девочки было сосредоточенным и спокойным. Лишь небольшой шрам у левого виска едва заметно подёргивался.
-Не сейчас Эрочка, - серьёзно говорила девочка, отстраняя от себя лохматую морду с печальными глазами, - вот я дорисую, потом...