Постоянные желания и сомнения, радости и огорчения, жалость и сочувствие. Человек - это сгусток эмоций, и далеко несовершенный в силу своей конечной природы. Все, смерти подвластное, имеет какую-то цель, суетится, состязается, становится, и вследствие этого разрушается.
Вечная загадка, тайна рождения и умирания, происходящих каждый день. Но что есть день земной с высоты Вечности?.. Смеясь, глядит Вечность на людскую суету. Люди рассуждают, идеализируют, дают волю чувствам - страдают.
Падают в пропасть, день изо дня, сгорбленные фигурки со страдающими душонками. Падают, словно вещи, вышедшие из строя, в бездну несбывшихся надежд.
Кто способен так рассуждать?.. С каких пор, живые люди, личности, отождествляются с вещами?..
"Это я их так называю", - неумолимо и холодно ответил Управитель Вселенной, Отец космического Порядка.
Какое дело ему до души каждого, до всех этих переживаний, бесхитростных паутин микромира духовного плана? Главное - поддерживать порядок, и не важно, сколько душ страдает и умирает каждый день. А личностные переживания тем более не представляют особой ценности.
Наш мир - огромная машина с 7-ю миллиардами винтиков. Порой эти винтики, мельчайшие детали, заменяются новыми. Своего рода, жестокий материализм. Ничтожны внутренние миры, важна лишь физическая составляющая, а точнее - чистая деятельность, постоянное движение, совместный труд. Фауст был бы в восхищении, поскольку считал высшим счастьем совместный труд людей для их общего блага.
И, все же, каждый день, наивные люди обращаются к Управителю Вселенной. Прообраз Управителя-Отца - их последняя надежда, но тлеет их вера в его снисхождение.
"Они еще так и не поняли, что нет мне дела до них. Их вопли с просьбами о помощи сливаются для меня в единую какофонию, и поэтому я предпочитаю находиться вневременно и внепространственно, чтобы было удобно следить за порядком, за равновесием в космическом пространстве. Предо мной мириады звезд, гигантские черные дыры; взрывы, гибель, рождение новых звезд. А вы все ждете помощи, полагая, что я, Управитель, собираюсь выслушивать ваши стенания и желания. Нет уж, не мое это дело, поскольку вы - простой материал. Вы - более сложное химическое соединение, чем, скажем, оксид железа в марсианской почве. Только с почвами, пульсарами и туманностями гораздо проще, чем с вами. Вы слишком много и отчаянно кричите, постоянно воюете друг с другом, отчего мне становится все сложней соблюдать баланс. Не могли бы вы так сильно не шуметь? И еще, не может меня не позабавить один факт - как много дали вы мне имен..."
Человек часто смотрит в небо, обращаясь к Управителю. "Ведь небо напоминает мне о моем предназначении", - говорит человек. А какие могут быть предназначения? Есть только предназначение быть частью гигантской машины, одним из ее многочисленных бесхитростных винтов. И в случае смерти всегда найдется быстрая замена, равно как легко можно сменить деталь в огромном, но не столь замысловатом механизме.
Все течет, все изменяется. Одно лишь в мире постоянно, вечно - непостоянство, бренность всех. Время - главный помощник безжалостно-хладнокровного Управителя в поддержании земного порядка. Никому еще не удавалось победить смерть.
Старение неизбежно - изнашиваются мелкие детали в огромном чреве машины, поражаются коррозией, и вскоре заменяются.
Является ли жизнь на Земле простой ошибкой Управителя, сбоем в системе экспериментов? Возможно, он не желал этого. Великий экспериментатор находится вне времени и пространства, продолжая проектировать, и доносящийся шум перенаселенной Планеты раздражает его, как раздражает маленькая назойливая мушка огромное, спокойно-степенное крупное животное. Произошел сбой в самом порядке, но вопрос перенаселения Управитель решает жестко и бесцеремонно. Цунами, ураганы, и другие природные катаклизмы - средства для устранения проблемы перенаселения.
Вот он, материализм с пессимистичным привкусом, претендующий на статус теологии. Но силен ли человек, готов ли принять эту возможную картину?.. Большинство открещивается от подобного, боясь даже мыслить в этом направлении. Неудивительно, ведь с архаичных времен человек считал себя центром всего - и это лишний раз подчеркивает его несовершенство и слабость. Человек боится допустить мысль, что он, возможно, не венец творения и не в центре мироздания. Культы безжалостных демиургов, слишком далеких и безразличных божеств, не имеют прав на существование и остаются лишь манящей своим холодным безразличием суровой теорией. В таком культе не на что опереться - ведь все в ледяных объятиях Демиурга. Человеку сложно без опоры, ему свойственно верить в то, что наверняка может пожалеть, простить, и, наконец, помочь.
При изучении генезиса мировоззрения можно найти то общее, что объединяет нас и архаичного человека, и это - антропологический эгоцентризм. В самом начале "племя - в центре всего, и все остальное выстраивается вокруг племени", затем "Земля - в центре мироздания и все остальное сгущается вокруг Земли", и так далее. Привычка, длинным шлейфом тянущаяся с архаики - привычка считать себя ядром, центром, а также четко разделять Себя и Другого. Радикальный, яркий, безусловный эгоцентризм.
Способны ли мы отречься от иллюзорного центра?..
Управитель, пронизывающий ноосферу своими мыслеобразами, сам находящийся за пределами всего, слишком далек, непознаваем для нас. Ему нельзя приписать каких-либо человеческих свойств - а ведь большинство божеств антропоморфны! Человеческую природу характеризует шквал эмоций, естественные потребности, визуализация и стремление к совершенному. Острая потребность визуализации (представления божества в виде кого-то или чего-то), а также желание постичь совершенство, идеализация (осознание своего несовершенства, приписывание божеству тех качеств, какими человек не может обладать, но страстно желал бы). Всему сверхъестественному человек без всяких колебаний приписывает свои качества. Чтобы приблизиться, попытаться понять, быть на "ты" с Вечным. Но как мы, существа ограниченные, можем иметь внятные представления о Вечности?..
Примечание:
*коммос - ритуальное шествие; плач в Древней Греции. В данном контексте используется как "плач".