Отряд "Рарог" разместился на борту тральщика "Русалка". Переправить личный состав на бывший пассажирский круизник Красевич решил в самый последний момент. Флотские отнеслись к этому благосклонно, командир отряда капитан 2-го ранга Плаксин и командир тральщика мичман Капустянский организовали размещение "виновников экспедиции" в кратчайшие сроки. "Русалка", получившая после мобилизации в ВМС номер "ТЩ-398", имела много свободного внутреннего пространства и идеально вписывалась в полученные Плаксиным инструкции "о соблюдении особого режима перевозки подразделения "51". Именно под таким номерным названием флотским был представлен отряд "Рарог".
Пассажирские каюты тральщика в большинстве своём пустовали, лишь немногие были заняты матросами под кубрики. Обладай тральщик большей манёвренностью и хотя бы противопульной бронёй, в него непременно напихали бы пару рот солдат ещё в самом начале погрузки десанта. Но брони "Русалка" не имела, да и крейсерская двадцатиузловая скорость, особенно в условиях речной узости, когда для нормального манёвра может не хватить простора, делала из бывшего круизника хорошую малоподвижную мишень. Сколько их таких, мобилизованных на войну судёнышек лежало на дне или ржавело на отмелях рек Хаконы, северной Новороссии и озера Невигер - сотни! Однако бойцы "Рарога" решение командира одобрили. Ещё накануне похода до всех был доведён письменный приказ Ярцева о запрете общения с армейцами и морскими стрелками. Смысл запрета был очевиден - в случае захвата противником в качестве "языка" кого-нибудь из десантников, он просто не сможет ничего выдать о подразделении "51". А если посмотреть несколько с другой позиции, то тральщик, случись авианалёт, цель не первостатейная, его вряд ли будут расстреливать и бомбить в первую очередь. У "Русалки" имелись все возможности добраться до места не поцарапанной. А бойцам "Рарога" останется потом только забрать в одном из ЛДК мотоциклы - и айда в поле, пока велгонцы не стянули к берегу ближайшие к нему части.
Четырёхместная каюта, в которой Масканин разместил свою группу, оказалась довольно просторной. Места хватило и для снаряжения, и для бойцов. Первые два часа пути ребята дремали, потом стали выходить на палубу да рассматривать растянувшийся по реке отряд. Пообедали поздно, около пяти по полудню, облегчив запасы на одну порцию сухпая, да запив тушёнку и галеты чаем. Кипяток организовали матросы, как выяснилось, мичман Капустянский был страшным водохлёбом и практически каждый час выпивал по большой кружке чаю. Глядя на командира, привычку переняли и матросы, кипятком они поделились по первой же просьбе, а за одно и заварки стрельнули, как говорится, "баш на баш".
Наблюдая за подчинёнными, Масканин прихлёбывал из обжигающей пальцы стальной кружки. Ребята деловито перемежали чаепитие с разборкой-сборкой оружия, чистили его, перешучивались. А Максим погрузился в тяжёлые думы. Думалось ему о предстоящем рейде, об этих парнях, что совсем недавно поступили под его команду и о своей роли командира. Группа считается прекрасно подготовленной, ребята все боевые, опытные и по всему видно жаждут скорейшей драки. Но по факту группа "сырая". Бойцы знакомы друг с другом всего несколько дней, в деле вместе не были, исключая молодёжь - ефрейторов Петриченко, Оковитого и Рябинкина, да и то, они знают друг друга больше по учёбе в "Заре". Как поведут себя люди в трудную минуту? Какой гранью проявятся их характеры? Нет, не о трусости сейчас думал Максим, зная, что не просто бойцы ему отданы, а настоящие воины. Он понимал, что придётся изучать ребят в боевой обстановке, заново знакомится с их натурой, когда на краю гибели раскрываются истинные склонности и черты человека. Как кто поведёт себя? Кто горячится? Кто, напротив, склонен к трезвому расчёту и выдержке? Кому какие задачи ставить? Словом, задачку командование подкинуло крепкую, со многими неизвестными. Так ведь и этого мало, больше всего сейчас Масканина беспокоило его роль лидера группы. Завоевать доверие опытных воинов можно и до боя, но вот слиться с ними в единении боевого организма, чтобы и ты и каждый почувствовал себя частичкой общего целого - тут нужен только бой. Что ж, всё это ждало впереди.
А пока что Максим посматривал на ребят, с которым в первый же день установил доверительные отношения, и улыбался их шутливым взаимных колкостям.
Прапорщик Буткевич колдовал над 'Скифом МШ' - малосерийным 9-мм автоматом с магазином на двадцать один патрон. Машинка зверская, скорострельная и убойная. Молодёжь возилась с простыми 'Скифами' - более распространёнными в разведывательных и диверсионных подразделениях 5,5-мм автоматами. Магазин у 'Скифа' на двадцать пять выстрелов, а весит на триста грамм меньше модификации МШ. Поначалу, когда только первая партия 'Скифов' поступила на боевые испытания, калибр 5,5-мм вызывал недоумённые смешки. Однако пули оказались непростые, оболочечные и со смещённым центром, из-за чего при попадании в тело человека пуля могла проделать непредсказуемое путешествие по организму и даже вырвать на выходе кусок мяса размером с кулак. Позже от 'смещёнок' отказались из-за неудовлетворительной баллистики, а от простых 5,5-милиметровых выходное отверстие часто получалось не хуже. Как известно, всё новое - хорошо забытое старое, массовое появление 5,5-мм калибра стало ответом русских оружейников на велгонские разрывные пули, которые враг стал широко использовать к концу второго года войны. Вместе с тем в войска стал массово поступать 5,5-мм ручной пулемёт РП-43 с сорокапятипатронным коробчатым магазином. В общем-то, пулемёт не был оружейной новинкой, в армии он появился за семь лет до войны. Но первые два военных года он не был столь массовым, как нынче.
Вахмистр Докучаев как раз чистил и смазывал такой ручник. Ну а себе Масканин выбрал простой армейский "Ворчун" с привычным калибром 7,62-мм. Незатейливый и безотказный автомат с рожком на тридцать выстрелов. Правда весит "Ворчун" больше четырёх килограмм, ну да ничего, велгонские "Хохи" ещё больше весят. В группах Торгаева и Красевича ими половина бойцов вооружена. Оно и понятно, в тылу противника патронов к трофею найти легче, чем к своему оружию. Кроме того, "Хохи" среди прочих штурмовых винтовок противника не в пример надёжны. Пожалуй, поконкурировать с ними в надёжности могла лишь новейшая велгонская штурмвинтовка AVT.
О первом воздушном налёте возвестила сирена, пронзительно завыв на диссонансах. Затопали многочисленные ботинки матросов зенитных расчётов, все огневые точки "Русалки" в течение сорока секунд изготовились к стрельбе. Но шли минуты, а корабли никто не атаковал. Лишь только флотские наблюдатели рассматривали в оптику далёкий воздушный бой. Перехватчики надёжно перекрыли небо пикировщикам и отсекли их от истребителей прикрытия.
Бой вышел скоротечным. Домой русские эскадрильи уходили без трёх товарищей, сбитых в десяти-двадцати километрах от места высадки. Лётчики имели все шансы оказаться в скором времени среди своих. На замену улетевшим эскадрильям уже стали на барраж две новые. А на кораблях сыграли отбой воздушной тревоги.
Рассматривая вспененный кильватерный след, Масканин и Торгаев стояли после отбоя тревоги на юте, держась за леера. Оба молчали, думая о своём.
Красевич подошёл совершенно тихо, кивнул обоим и стал рядом.
- Скоро опять налетят, - разорвал тишину Торгаев.
- Поздно они раскачались, - словно бы размышляя, сказал Красевич. - Мы уже почти "приехали".
- Может и поздно, - согласился с ним Масканин, - но они могут попытаться возместить упущенное время частотой налётов.
И только-только он это сказал, как вновь завыла сирена.
- Накаркал, Макс, - раздосадовано сказал Торгаев.
Масканин в ответ хмыкнул, а Красевич махнул рукой.
- Пошли в каюты. От нас тут так и так пользы не будет.
Второй налёт оказался более массированным. Перехватчики 77-го авиаполка связали боем первую волну пикировщиков и истребителей. Но с запада пришла вторая волна из шестнадцати пикировщиков VC-15 - старых знакомых, изрядно нелюбимых всеми окопниками, дразнившими их, как и велгонская пехота, "батонами" за очертания фюзеляжа. Это был редкий случай, когда одна и та же кличка использовалась по обе стороны фронта. Неся всего по одной 500-кг бомбе, бомбёры с ходу стали на боевой курс и, разбившись на четвёрки, устремились к кораблям.
По ним открыли стрельбу зенитные пушки и пулемёты. Трассирующие росчерки потянулись к самолётам, казалось их сотни, настолько плотным был зенитный огонь. Моряки ещё перед походом предвидели опасность бомбардировок и очень хорошо знали каково это, поэтому каждое плавсредство изобиловало собственным ПВО. И вскоре один за другим два VC-15 закувыркались от множественных попаданий и, оставляя жирные чёрные полосы, рухнули наземь. Уцелевшие пикировщики атаковали, ведя огонь из тяжёлых пулемётов, выбрав целями самоходные баржи и идущие с ними вплотную сторожевики.
"Батоны" пронеслись над рекой на высоте двухсот метров. Уронив смертоносную начинку, они резко взмыли вверх. Высокие столбы воды вздёрнулись по оба борта каждой из барж и сторожевиков. Мимо! Случайность это или нет, но ни одна из бомб не попала в цель. На войне к этому давно привыкли, бывало, что пикировщики - самые меткие из бомбардировщиков, долго и упорно долбили какую-нибудь цель, но та так и оставалась не уничтоженной. От близкого взрыва один из сторожевиков получил течь и экипаж начал борьбу за остойчивость. Тяжёлую борьбу. Бывшее торговое судно не строилось под расчёт боевых повреждений, переборок имело мало и если бы не электроприводные насосы, позволившие быстро откачать воду и заделать течь, сторожевик пошёл бы на дно.
Когда начался третий налёт, заморосил мелкий дождь. На небо как-то очень быстро наползли тучи и лёгкий до этого ветерок теперь принялся налетать резкими порывами.
За воздушным боем Масканин следил теперь с палубы, в каюте ему было не усидеть. Часть бойцов тоже поднялась наверх и азартно наблюдала за схваткой в воздухе.
"И-двадцать пятые", они же "Ивановы" - перехватчики 77-го авиаполка ввязались в свалку с "Горбунами" - велгонскими истребителями V-101 новейшей модификации "G". "Горбунами" их прозвала русская пехота за большие фонари. На глазах Масканина один из "Ивановых" задымил и врезался в обрывистый берег, исчезнув в ослепительном взрыве. Пилот так и не покинул горящую машину, видимо был убит или тяжело ранен.
Несколько "Увальней" - велгонских штурмовиков StH-56ВЕ, которых прикрывали "Горбуны", всё же прорвались к кораблям. Они вышли к реке курсом вдоль неё, выдерживая острый угол, словно намереваясь пробомбить взлётно-посадочную полосу. С направляющих под плоскостями "Увальней" сорвались 90-мм реактивные снаряды и огненными стрелами понеслись к кораблям. Водная гладь закипела от пуль и мелкокалиберных снарядов, султаны воды, оставленные эрэсами, взвились позади передовых кораблей. И вот загрохотали первые попадания, эрэс ударил в надстройку тяжёлого монитора и тот на мгновение скрылся в яркой вспышке. Спустя секунды вместе с рёвом взрыва вверх и в стороны полетели обломки и кораблик начало заволакивать дымом. Ещё несколько эрэсов влупили в соседний с "Русалкой" тральщик "403", который моментально окутало дымом, а шедшая концевой самоходная баржа пострадала от попадания в верхнюю палубу. Эрэс угадил в принайтовленную пушку, взрывом её вместе с соседней выбросило за борт. Повезло ещё, что он в пушку попал, пробей снаряд палубу, солдат бы побило несчётно. А монитор, как вскоре выяснилось, отделался довольно легко. Треть его надстройки снесло взрывом, но он остался боеспособным и даже почти не имел убитых в экипаже.
Второй заход штурмовикам сделать не дали подоспевшие реактивщики. Серебристые, чем-то похожие на стрелы, Ер-22 вынырнули из облаков и набросились на разворачивавшихся на боевой курс "Увальней". По штурмовикам лупили все зенитки отряда, а пилоты "Увальней", поглощённые штурмовкой, заметили истребители слишком поздно. Реактивщики проскочили над "Увальнями" словно метеоры, дав по ним короткими прицельными очередями из всех стволов 20- и 30-мм авиапушек. Четыре штурмовика снаряды распотрошили за считанные секунды и, рассыпаясь на обломки, они понеслись к земле. Ещё два "Увальня" густо зачадили и повернули домой. Те, кто остался целыми, решили не испытывать судьбу. Они не прицельно отстреляли оставшиеся эрэсы по речникам и взяли курс на домашний аэродром.
Когда завершился налёт и расстрелявших боекомплект "Ивановых" сменили свежие эскадрильи, у тральщика "403" можно было разглядеть только задымлённую надстройку. Всё остальное уже скрыла вода, быстро заполнявшая трюмы сквозь большие пробоины, проделанные эрэсами. С "Русалки" ему на помощь спустили несколько шлюпок, подобравших около тридцати моряков - почти весь экипаж. Выживших принимали на борт и быстро разводили по каютам, мичман Капустянский запрашивал по рации медиков, ведь половина моряков "403-го" оказалась ранеными и обожжёнными.
- Часы стали, - озабоченно сказал ефрейтор Рябинкин, когда Масканин вернулся в каюту.
- Не чушь это... - Рябинкин снял часы и явно поискал взглядом, чем бы по ним грохнуть от досады.
- Трофей? - спросил у него Масканин.
- Так точно. С одного офицерика снял...
- Давай сюда, - протянул руку Максим.
Ефрейтор неуверенно отдал часы. А Масканин открыл иллюминатор и выбросил их в воду.
- Нет причины - нет приметы, - сказал он.
Рябинкин растеряно улыбнулся, а сидевший рядом с ним Петриченко ткнул его в бок локтем.
- Не дрейфь! - подбодрил он товарища. - На вот мои. Водонепроницаемые. Держи-держи! Я себе ещё найду...
Берег пламенел. По нему били мониторы, комендоры лихорадочно перезаряжали орудия и доворачивали их по поправкам командиров плутонгов. Там с берега по речному отряду стреляли замаскированные 89-мм полковые пушки и 125-мм гаубицы. Велгонцы всё-таки опередили. Видимо, их командование смогло угадать место высадки и выдвинуло к берегу ближайшее подвернувшееся соединение. Как стало известно позже, это была отдельная гвардейская мотопехотная бригада с громким именем "Велгарма", что в переводе с официального диалекта означало "Доспех Велгона". Бригада не даром носила своё имя, на фронте её давно знали как крепкого противника. После переформирования в южном Велгоне, пополненную солдатами и техникой бригаду недавно отправили в резерв маршала Вэлстона, и теперь её первый полк, срочно погруженный на грузовики и бэтээры, был брошен для воспрепятствования высадке десанта. Вместе с полком успели подойти и бригадный гаубичный дивизион, и батареи полковых пушек. Для артиллерии велгонцы всего за два часа успели создать замаскированные позиции, для БТРов вырыли капониры, укрытые масксетями, а вот пехота и сапёры построить траншеи не успели. Берег изрезали неглубокие окопчики, стрелковые ячейки и вырытые за обратными скатами холмов укрытия.
Находясь на флагманском тяжёлом мониторе, капитан 2-го ранга Плаксин с азартом рассматривал негостеприимный берег из амбразуры боевой рубки. Мощный морской бинокль позволял увидеть многое, что противник предпочёл бы скрыть. Артиллерийская дуэль давно слилась в сплошной грохот, и только выстрелы башенных гаубиц флагмана можно было различить на слух.
Будущий плацдарм всё больше застилало дымом и пылью. Снаряды взметали землю, поражая орудия прямыми попаданиями, но чаще они ложились рядом, разя осколками и взрывной волной артиллеристов. Огонь велгонских батарей густо усеивал снарядами поверхность реки, водяные столбы норовили подобраться поближе к мониторам и тогда их командиры реагировали резкой перекладкой рулей, форсированием машин либо наоборот их остановкой.
Как раз в этот момент командир флагмана лейтенант Асташкин скомандовал резкий уворот влево, чтобы не попасть в намечавшуюся вилку. Монитор вздрогнул, пущенные враздрай машины заставили завибрировать весь корпус, а прозвучавшие дуплетом залпы башень не нашли своей цели среди артиллеристов врага. Но зато нашли среди спешно окапывающейся пехоты.
Погода подыграла. Свинцовые тучи стянули свои армады и выплеснули накопленную хлябь, из-за чего велгонские ВВС не могли больше совершать налёты. Но с другой стороны, теперь нельзя рассчитывать и на обещанную помощь своих штурмовиков.
- Попадание в "Унгурца"! - доложил боцманмат-наблюдатель, так же как и Плаксин следивший за боем из соседней амбразуры.
Кавторанг перенёс внимание на "Унгурца", которому уже досталось сегодня от штурмовика эрэсом. Монитор получил снаряд в правый борт, к счастью, выше ватерлинии, и продолжил обстреливать шестидюймовыми "подарками" берег. В следующие мгновения Плаксин наблюдал, как рядом с лёгким монитором "040" плотно легли сразу три 125-мм снаряда, обдав кораблик водопадом брызг, и тут же следом прямым попаданием снесло его носовую башню со спаркой 76-мм орудий.
- Краевский! - обернулся кавторанг к начальнику БЧ-1-4. - Поторопите Першева! А то он мыкается как вобла слепая.
- Есть! - ответил мичман и вновь натянул наушники, принявшись вызывать лейтенанта Першева, командира монитора РСЗО.
На берегу тем временем полыхнуло зарево. Что там горело, Плаксин не знал, но судя по напору огня предположил, что удалось поджечь бензовоз, предназначавшийся, видимо, для заправки грузовиков, похоже, его неосмотрительно припрятали в открытом капонире вместо того, чтобы отвести подальше в тыл. А через минуту левее позиций двух гаубиц, которые, не смотря на все старания, не удалось подавить, хотя они были давно демаскированы, начался натуральный фейерверк. Высокое пламя, то и дело распадавшееся на отдельные очаги, полыхало столь ярко, что не смотря на отсутствие вечерних сумерек оно слепило просто нестерпимо, а дым как-то быстро-быстро подымался сплошным непроглядным столбом и, казалось, скоро достигнет самых облаков. Тут и гадать не надо, это рвались огнеприпасы пункта боепитания, случайный снаряд с одного из мониторов сильно преуменьшил возможности велгонцев не то что выиграть бой, но и хотя бы свести артиллерийскую дуэль в ничью.
И вот дали долгожданные залпы "Вьюги" лейтенанта Першева. Монитор РСЗО накрыл сразу две цели: две 89-мм пушки, перепахав вместе с ними недорытые окопы боевого охранения; и четыре орудия центральной батареи гаубичного дивизиона. По случайности одна из гаубиц оказалась неразбитой, но её прислугу эрэсы выкосили полностью. Теперь у велгонцев были выбиты все пушки, а из 125-милиметровок осталось всего шесть орудий, разбросанных там и сям и лишённых общего управления.
Плаксин только этого и ждал.
- Командирам барж и ЛДК начать высадку, - приказал он.
- Есть начать высадку! - отозвался Краевский.
Державшиеся до этого подальше от боя, десантные корабли пошли к плацдарму. Первыми ринулись ЛДК с морскими стрелками.
"Вьюги" дали второй залп, проделав от кромки воды вглубь берега проходы в минных полях. Впрочем, в существовании полей моряки сомневались, велгонцы элементарно могли не успеть выставить мины, но дабы не рисковать, 130-мм эрэсы всё же перепахали землю, чем весьма подбодрили морской батальон.
Часть десантников скопилась на бортах ЛДК, они прыгали в воду под велгонским огнём, не дожидаясь когда плоскодонки откроют рампы. По шею в стылой воде, морские стрелки продирались к берегу, держа над головой оружие и сумки с гранатами. Никто не брал с собой вещь-мешков, многие даже не надели сапоги, чтобы босыми побыстрее выбраться на сушу.
Храбрецов настигали пули, по ним били из винтовок и ручных пулемётов, стегали по воде и по броне ЛДК очередями пятилинейные "Жнецы", стоявших в открытых капонирах БТРов "MAGO". В ответ ЛДК лупили из бортовых пулемётов, а вскоре и 20-мм зенитки подключились к подавлению огневых точек. Когда открылись рампы, изготовившиеся в отсеках морпехи рванулись вперёд, чтобы уже на суше, где ползком, где перебежками, занять удобные для позиций камни и воронки.
Как выяснилось, мин велгонцы выставить всё-таки не успели.
Следом за передовыми ЛДК подошли плоскодонки с ротами 102-й дивизии. Солдаты этого соединения были выбраны для операции не случайно. Раньше дивизия дралась на Невигерском фронте и дважды участвовала в десантах. И когда Невигерский фронт был упразднён, 102-ю после отдыха и пополнения передали в подчинение Вежецкому фронту, фельдмаршал Виноградов остановил свой выбор именно на ней.
В авангардных пехотных батальонах подобрались опытные десантники и действовали они при высадке не хуже морпехов. В берег батальоны вцепились крепко и вскоре совместно с моряками глубоко врезались оборону велгонцев. Просоленная пехота не меньше морпехов наводила ужас криками "полундра", забрасывая врага гранатами и беря его позиции в рукопашной. Десантники дрались ожесточённо, в батальонах было много уроженцев Вежецкой губернии, чьи сердца пылали жаждой мести за осквернённую оккупантами родную землю. Когда от твоего села осталось лишь пепелище или когда твою родню назначили в заложники, а потом расстреляли, израненную болью душу выжигает ненависть такой силы, что счёт к врагу не будет оплачен никогда.
Первый полк бригады "Велгарма" был отброшен и его потрёпанные батальоны откатились на три километра вглубь. Уцелевшие гаубицы и выстрелы к ним взяли в оборот артиллеристы 102-й дивизии. Был захвачен даже один БТР, остальные "MAGO" уничтожили мониторы, огонь которых корректировали артразведчики, высадившиеся в передовых порядках морского батальона.
Начальник 102-й дивизии генерал-майор Топольников жестом пригласил Красевича в накрытый масксетью эскарп, спешно отрытый в смотрящем на реку скате холма. Здесь он решил временно разместить свой командный пункт, пока сапёры не построят его в другом месте по всем правилам фортификационной науки. Пока что в эскарпе разместился лишь узел связи, а с вершины холма ещё не успели убрать тела велгонских солдат. Будь у противника хотя бы полдня форы, он бы успел создать оборону посерьёзнее и тогда его пришлось бы выбивать с позиций долго и большой кровью.
Топольников присутствовал на допросе захваченных в плен раненых велгонцев и прекрасно представлял, что за противник стоит перед ним. Бригада "Велгарма" скоро начнёт бесконечные изматывающие контратаки, как только подойдёт её второй полк и остальные батареи 89-мм пушек. Пленные показали, что во втором полку имеется до шестидесяти бэтээров и рота танков, подчинённая бригадному генералу Байеру. Четыре полнокровных батальона по девятьсот штыков на грузовиках и БТРах подойдут к позициям первого полка примерно через полтора-два часа. За это время, пока позволяет остаток светового дня, необходимо усовершенствовать и переоборудовать фронтом на врага захваченные окопы и ячейки, сделать из них траншеи, построить блиндажи, артиллерийские позиции, миномётные площадки, наблюдательные пункты и пункты боепитания и медобеспечения. Забот полон рот. Полтора полка дивизии и артиллерия, солдат генерала Байера, конечно, отобьют, но ночью могут подойти и другие соединения и тогда только добротные фортификации помогут в случае массированного штурма. Придётся строить оборону в условиях ночных атак, если конечно, они последуют. А уж утром, когда высадятся основные силы дивизии, Топольников сам намеревался атаковать Байера дабы расширить плацдарм не только в ширину, но и в глубину.
Глядя на мешковатый пятнистый маскхалат штаб-майора, начдив едва удержал неодобрительную ухмылку. Будучи боевым офицером и тем более кадровым военным, он понимал, что внешность разведчиков продиктована реалиями войны и оплачена кровью. Но поделать со своей натурой генерал-майор ничего не мог, высокий и просто здоровенный в плечах командир подразделения "51" в маскхалате выглядел расхристанно и больше напоминал болотное чудище, нежели офицера. Единственно только каска, обтянутая пятнистой сеткой, смотрелась вполне прилично. В его дивизии многие бойцы уже давно самопально делали такие же сетки, чему Топольников не препятствовал и даже негласно поощрял.
- Начарта и эНэРа я уже вызвал, - сообщил штаб-майору генерал. - Быстренько познакомитесь - и за дело! Времени у нас с вами в обрез.
- И даже меньше, чем в обрез, господин генерал, - Красевич огляделся, досадуя, что не может поторопить вызванных начдивом офицеров. С начальником разведки дивизии предстояло согласовать систему сигналов при возвращении "Рарога" на плацдарм. А с начартом надо было ещё повозиться - побегать по НП и определить наиболее подходящее направление, где коридор прохода отряда будет обеспечивать артиллерийская завеса. Будь местность заранее пристрелена, при прорыве в случае чего, можно было бы вызвать огонь на подавление огневых точек. И первоначально командир "Рарога" хотел ради этого договориться с начартом, чтобы хотя бы один огневой взвод работал исключительно по корректировкам отряда. Но ещё до его прибытия на временный КП понял, что артиллеристы просто не смогут помочь отряду в сопровождении огнём, ведь они и сами пока не успели освоиться на плацдарме.
- Боюсь, мы упустили выгодный момент, - добавил Красевич.
- Вы хотели прорваться на плечах отступающих велгонцев?
- Так точно.
- Это слишком рискованно, - покачал головой начдив. - У меня и у Плаксина строгий приказ: ни в коем случае не высаживать ваше подразделение в первой волне десанта и не использовать вас для расширения плацдарма.
- Я знаю про этот приказ, господин генерал. Но на месте, как это часто бывает, виднее, чем в штабе при планировании.
- Согласен. Но в любом случае, говорить об этом поздно... О! Вот и они! - Топольников указал рукой на спешащих к холму офицеров. - Как управитесь с начартом, жду вас здесь.
- Есть, - Красевич кивнул и перевёл внимание на входящих под масксеть подполковников...
Когда он вернулся к отряду, все группы уже ждали у мотоциклов.
А в это время артполк готовился к огневой завесе. В дивизионные пушки-гаубицы АД-25 уже заряжали 122-мм осколочно-фугасные и бризантные снаряды. Очередь дымовых наступит позже. Готовился поддать огоньку и приданный дивизии отдельный дивизион ПТО, жаждавший поскорее поквитаться с велгонцами за два утопленных при авианалёте орудия. Готовились и батальонные миномётчики, рассчитывая заодно произвести пристрелку местности. И даже батарея 57-мм зенитных спарок изготовилась с началом артобстрела выдвигаться на прямую наводку на холмы, чтобы поучаствовать во всеобщем веселье.
Ждал начала обстрела и второй батальон 405-го полка. Он получил задачу захватить высоту "+5" и закрепиться на ней силами не менее роты. Остальные три роты должны будут захватить недостроенные окопы вокруг высотки и тем самым выровнять линию обороны. Высоте "+5" предстояло стать ключевой на левом фланге, с неё прекрасно просматривалась половина плацдарма, а также вся левофланговая оборона велгонцев.
Красевич махнул рукой и первым помчал в проход.
Там впереди уже расползалось серое марево дымовой завесы. Снаряды продолжали обработку велгонских позиций, артиллерия вела огонь, равномерно распределив его по всем участкам обороны "Велгармы".
Масканин газанул и подал знак своим. Сквозь косой дождь группа рванула навстречу огненному шквалу, стремясь побыстрее достигнуть завесы. В грохоте взрывов, рёв десятков мотоциклов почти не различался. Скорость то и дело приходилось сбрасывать, чтобы не влететь в воронку, благо видимость в самом проходе была более-менее терпимой.
Где-то справа застрекотали автоматы, это группа Торгаева нарвалась на очумевших от обстрела велгонцев и быстро их упокоила.
То газуя, то сбрасывая скорость, Масканин лавировал между воронками, отчаянно вертя головой, готовый по первому признаку наличия противника лупануть очередью из "Ворчуна". Полминуты спустя видимость резко упала, облако дыма и пыли заволокло маршрут и даже налетающий ветер не справлялся с завесой. Про себя Максим и чертыхался, и радовался. С одной стороны терялось драгоценное время, но с другой сильно возрастала возможность проскочить незаметно под самым носом у неприятеля.
Поддав газу, он перемахнул через окопчик, который успели вырыть едва ли по пояс, и краем глаза заметил шевеление на самой границе видимости. Пережидавшее артобстрел подразделение велгонцев заметило мотоциклистов и под гортанные крики сержанта готовилось к бою. В недостроенном пулемётном гнезде появился трёхлинейный "Вурд", его расчёт неосмотрительно выдал себя касками. Прапорщик Буткевич выскочил из дыма настолько неожиданно, что пулемётчики просто не успели развернуть на него "Вурд". Прапорщик прострелил им каски практически в упор, а мчавшийся следом ефрейтор Оковитый бросил в зашевелившейся за изгибом окоп гранату.
Выстрелы вдогон зазвучали, когда группа уже скрылась в завесе. Велгонцы стреляли наугад и ни одна пуля не нашла себе цель.
Отряд проскочил задымлённый проход, выдерживая направление по намеченному азимуту, ориентируясь по наручным компасам. В группах все держались кучно, никто не потерялся. Собрав отряд за балкой, отделяющей точку сбора от возможных наблюдателей бригады "Велгарма", Красевич принял доклады и повёл людей по маршруту.
Широкие колёса мотоциклов и надёжные рессоры позволяли развить в степи хорошую скорость. Вскоре достаточно стемнело и возможностей для удачной погони оставалось крайне мало, конечно, если бы велгонцы на неё решились. Темнота вкупе с несильным, но надолго зарядившим дождём благоприятствовала "Рарогу" до самого конца пути.
Задерживаться приходилось только у грунтовых дорог, других, впрочем, в здешних краях не было. По дорогам проносились колонны грузовиков и топали маршевые батальоны пехоты. В ряде случаев велгонцы передвигались по дорогам беспечно, не выставив флангового охранения и дозоров, и Масканин досадовал, что раз за разом упускается прекрасная возможность для засады. Досада съедала не его одного, многие бойцы скрежетали зубами от невозможности потрепать велгонцев, но все понимали, что приказ: ни в коем случае не обнаруживать себя, был дан не просто так.
В отмеченное на карте лесное урочище отряд добрался глубоко за полночь, совершив по пути огромный крюк. Баки были практически пусты и их тут же залили из прихваченных канистр. Свою канистру потерял только ефрейтор Рябинкин, плохо закрепив её на багажнике, за что получил словесный втык от всей группы. А у бойца из группы Красевича канистру пробила случайная пуля, в урочище тот приехал с половинным запасом. После распределения, бензина хватило всем.
Мотоциклы замаскировали ветками. До лагеря от урочища предстояло пройти шесть километров.
Ради сбережения сил перемежали быстрый шаг и бег, до цели добрались за полчаса. Ночь стояла тёмная, тучи надёжно закрывали свет луны, а дождь глушил звуки. Группы занимали рубежи атаки согласно заранее выработанному плану. Бойцы перемещались ползком, вжимаясь в землю дабы раньше времени не выдать себя и не дать наблюдателям внешних постов поводов для беспокойства.
В ночной тьме лагерь едва угадывался. Ни освещения, ни тем более прожекторов велгонцы не использовали. За четверть часа наблюдения к КПП дважды подъезжали грузовики, а обратно выезжали доверху гружённые колонны по восемь машин. Видимо, рунхи уже предпринимали первые шаги по эвакуации.
Периметр ограждали два ряда спиральной колючей проволоки, защищённой от авиаразведки натянутыми над ней масксетями. Если бы не просмотренный на хуторе фильм, выявлять секреты и дзоты охранения пришлось бы куда дольше. Бойцы жадно всматривались в периметр, сопоставляя ранее увиденное в фильме с картиной в живую. Группы врозь метр за метром по-пластунски подбирались к границе минного поля, держа в виду "дорогу", по которой предстояло ворваться на КПП. Идею атаковать с нескольких направлений решено было отбросить как нереальную. Местом общего прорыва Красевич избрал центральное КПП, чтобы уже после его захвата отряд погруппно приступил к выполнению задачи.
- Не спи, Гриша, не спи! - громким шёпотом выдал в переговорник Красевич, улыбаясь нахмурившемуся унтеру Вершинину, который уже битых двадцать минут возился с рацией, сопровождая это дело отборным матом.
В группе штаб-майора Вершинин исполнял роль связиста. Он, как и связисты, остальных групп, костерил на чём свет стоит велгонские глушилки и заодно свою рацию. Все рабочие частоты в районе лагеря забивались помехами и кроме писка и скрипа рации ни на что не годились. Естественно, Вершинин был обозлён, что пришлось тащить на себе фактически бесполезные килограммы, и ещё больше его злило, что невозможно дать сигнал оперативному дежурному из штаба 2-й воздушной армии, из-за чего срывается вся операция.
Краснов и Красевич предвидели подобный оборот и наличие в лагере станции глушения для командира "Рарога" неожиданностью не стало. Частоту его персонального переговорника - продукта технологий не этого мира, глушилка не брала. Правда, используя этот козырь, приходилось связываться сперва с "Реликтом", чтобы находящийся на его борту Еронцев связался с Красновым, а тот уже вышел по армейскому каналу на опердежурного 2-й воздушной армии.
- Да где ж тебя носит, Гриша! - всё также шёпотом продолжал вызов Красевич.
- Тут я, - отозвался Еронцев. - Слышу тебя нормально...
- Давай мигом "старика" вызывай! Мы на месте.
- Понял... Сейчас его канал дам...
- Только не вздумай видео дать!
- Да или ты! Шутник, то же мне выискался...
- Я на связи, - врезался в намечавшуюся перепалку Краснов.
- Я на месте, Пётр Викторович, - доложил Красевич. - Можно бомбовозы присылать.
- Ты там не впритык сидишь, Ярема? А то смотри, зацепит...
- Сидим у минного поля, у дороги... в смысле, тут проезд на КПП знаками обозначен, а так, конечно, дороги тут нет...
- Хорошо. Сейчас отзвонюсь нашим соколам. Где-то через час налетят. Вы там только головы не подымайте...
- Не будем, Пётр Викторович, - Красевич воспринял пожелание Краснова как шутку.
- Ну всё тогда, Ярема. Конец связи.
Красевич спрятал переговорник и подмигнул Вершинину. Тот выглядел слегка обалдевшим, но разглядев, не смотря на темноту, подмигивание, улыбнулся и с облегчением выматерился.
А Масканин в это время всматривался в периметр, ища глазами ход сообщения от окопчика охранения к дзоту. Наконец, он его высмотрел и, тут же хэкнув, заметив во тьме огонёк. Кто-то из часовых курил, выдав и себя, и свой секрет.
- Эх, снять бы этого придурка... - вслух помечтал вахмистр Докучаев.
- Пусть поживёт пока, - прошептал Масканин. - Может ещё какой остолоп нам поможет.
Вахмистр согласно кивнул. На его грязном от дождевых брызг лице, глаза казались неестественно белыми. Масканин, как и все остальные, выглядел не лучше. С ног до головы облеплен грязью, из-за чего промокший маскхалат заметно потяжелел.
- Долго ещё до фейерверка? - поинтересовался Докучаев, лежа в обнимку с ручным пулемётом.
- По идее - около часа, - ответил Максим. - А как оно у летунов выйдет - посмотрим.
Вахмистр сплюнул и застыл. Теперь его даже с пяти метров не заметить, если не знать куда смотреть.
Ждать пришлось не час, а все два. Когда в шуме дождя стал различим далёкий гул, бойцы "Рарога" успели подмёрзнуть и истратить запас проклятий в адрес штабных идиотов, которые, по общему мнению, что-то там напутали и не дали лётчикам взлететь вовремя. В отряде не знали, да и не могли знать, что эскадрильи 97-го бомбардировочного полка так и не смогли подняться в воздух из-за раскисшего аэродрома. Десятки Ер-2, рабочих лошадок фронтовой авиации, остались стоять в поле, с подвешенными на пилонах бомбами, а экипажи с тоской смотрели в беспросветное небо и дружно крыли небесную канцелярию и синоптиков, в очередной раз выдавших неправильный прогноз.
В итоге, полковник Ярцев, а потом и Краснов устроили террор штабу 2-й воздушной армии и даже принялись зондировать командование дальнебомбардировочной авиации. Штаб ДБА в помощи отказал, сославшись, что все "Пересветы" в этот час бомбят промышленные объекты в южном Велгоне и вернутся не раньше рассвета. Матерясь в трубку, Краснов попытался связаться с фельдмаршалом Виноградовым, но тот оказался на выезде в каком-то из корпусов 1-й армии. И тогда Краснову позвонил генерал авиации Чигринов и обрадовал, что его 2-я армия с минуты на минуту начнёт помощь подразделению "51". Чигринов сообщил, что только что закончил перебазирование на свой старый аэродром 12-й полк ночных бомбардировщиков Л-7. Старый аэродром располагался сильно южней и непогода зацепила его самым краем. 12-й полк будет готов к вылету как только заправят машины и подвесят бомбы, наземного персонала на аэродроме хватает, так как через него происходит перегон самолётов на фронт, но всё же имеется небольшая проблема.
- Что за проблема? - устало, но уже ощутив надежду, спросил Краснов.
- "Л-седьмые" могут взять не более тонны бомб, - ответил Чигринов.
- Ерунда! - отмахнулся Краснов, словно авиагенерал мог его видеть. - Их же целый полк!
- Да, четыре неполные эскадрильи. "Л-седьмые" давно устарели, мы их только по ночам используем.
- Да хоть фанеру высылайте, лишь бы с бомбами!
- Вы меня не поняли, - отозвался на том конце провода Чигринов, - машины тихоходные. Пока они ещё долетят...
- Не знаю... вы говорили, полк ночной. Это даже лучше! Значит, экипажи покладут бомбы тютелька в тютельку.
- Как мифические лилипуты любятся? - хохотнул Чигринов. - Что ж, они доставят груз точно по адресу. До свидания, Пётр Викторович. Ждите вестей.
- До свиданья... - Краснов лихорадочно пытался вспомнить имя-отчество командующего 2-й воздушной армии и сообразил, что весьма некстати не знает, как его звать по имени. - До свиданья, господин генерал! Надеюсь на ваших соколов!
И вот с момента сеанса связи Красевича минуло два часа с мелочью. Ночь пошла на исход, но тьма стояла по-прежнему плотная.
Гул десятков двигателей нарастал. В лагере хранили спокойствие, видимо, считая, что бомбовозы летят не по их души. Но когда флаг-штурман полка вывел клин точно на цель и из чрева головной машины посыпались зажигательные и осветительные бомбы, лагерь быстро проявил все признаки жизни.
Заклокотала сирена, часто заглушаемая разрывами 100- и 250-кг бомб. Суматошно забегали по территории расчёты зениток и солдаты батальона охраны.
Первая эскадрилья "подвесила" "люстры", которые спускаясь на парашютах, освещали лагерь, пожалуй, не хуже чем солнце днём. Сыпанув на первом заходе мелочёвкой, эскадрилья пошла на второй круг, чтобы сбросить потом оставшиеся 100- и 50-кг осколочные бомбы.
Вторая эскадрилья бомбила прицельно, штурманы ложили 500-кг бомбы по освещённым капонирам и каждый "подарок" нашёл свою цель. Отбомбившись и уйдя на второй круг с половинной нагрузкой, эскадрилья отдала эстафету следующей. Звенья третьей эскадрильи стали на боевой курс, когда с земли начали бить очухавшиеся зенитчики. С предельно низкой высоты Л-7 сбросили 750-кг бомбы по капонирам и с набором высоты освободились от 50-кг осколочных с внешних подвесок.
Четвёртая эскадрилья, лишившаяся в предыдущем вылете трёх машин, отбомбилась 1000-кг бетонобойными бомбами. Девять БЕТАБ-1000 угадили точно в капониры и нанесли им сильные внутренние повреждения. Фюзеляж концевого Л-7 пропороли трассеры 25-милиметровой зенитки, но самолёт продолжил набирать высоту, чтобы затем уйти домой вместе с полком.
Когда начала повторный заход первая эскадрилья, в небо от земли протянулись редкие лучи уцелевших прожекторов. Лучи впустую рыскали по тёмным небесам, зенитчиков они лишь отвлекали. Лагерь накрыла новая серия осколочных полусоток, погасли почти все прожекторы. Прощальным аккордом прилетели ФАБ-500 2-й эскадрильи и вскоре гул двигателей стал всё больше растворяться в далёкой вышине.
Бойцы "Рарога" рванули к КПП, когда последние пятисоткилограммовые фугаски только-только покинули бомболюки.
По "дороге" бесшумно просквозили тени, авангард - бойцы группы Красевича, без выстрелов перерезал всех охранников в окопах и на КПП, а взрыв от гранаты в дзоте потонул в грохоте разрывов последних бомб.
Масканинцы рысью понеслись в свой сектор, короткими очередями расстреливая всех на пути. Первыми от пуль диверсантов полегло до полувзвода "серых", потом затихли два пожарных расчёта, а где-то в соседнем секторе вновь звонко зарявкали 25-мм зенитки "Магна". Это группа Торгаева захватила батарею и прямой наводкой принялась расстреливать мечущихся, словно муравьи в горящем муравейнике, велгонцев. И вот уже часто защёлкали карабины, застрекотали "Хохи" и ручные пулемёты, послышались взрывы гранат.
Дым порой не давал дышать, а дождь принялся хлестать столь неистово, будто вознамерился затушить все пожары.
Практически одним движением, Масканин подцепил защёлку и выбил опустевший рожок полным, загнав его в подаватель. Переступив через трупы курсантов и "серых", он рукой показал на вход в капонир, у которого взрывной волной с крыши сорвало пласты дёрна, обнажив бетонные плиты.
- Докучаев, Петриченко, Оковитый! Держать вход! Остальные - за мной!
В открытую дверь полетела осколочная РОГ-2. Выставленная на удар "рожка" очистила проход, влетев в который, Масканин тут же сунул в триплекс тамбурной бронестены следующую гранату. Кто-то там за стеной истошно завопил и тогда за угол полетела новая "рожка".
Взрыв едва отгремел, а Масканин уже нёсся по коридору, отталкиваясь сапогами от изувеченных тел курсантов. За ним спешили Буткевич и Рябинкин, забрасывая гранатами боковые комнаты.
Капонир оказался казармой, причём построенной без всяких затей. В районе кубриков, имевших лишь фанерные перегородки, курсанты успели сделать завалы из мебели и коек, баррикада получилась хлипкой, но всё же препятствие есть препятствие, тем более когда защитники баррикады вооружились "Хохами" и имели позади себя в оружейке целый арсенал.
От очереди Максим ушёл нырком за бетонную стену. Пули заплясали по проходу, рикошетируя от стен и потолка. Где-то сзади слева дважды громко просипел "Скиф МШ" Буткевича, а потом рванула "рожка" и затарахтел "Скиф" Рябинкина.
Масканин затаился у самого прохода в кубрики, коридор методично простреливали короткими очередями и места для манёвра у штабс-капитана практически не оставалось. Не теряя времени, он зашвырнул по косой траектории в кубрик "рожку" и граната разорвалась как только ударила о первое же препятствие. И препятствие это оказалось где-то очень близко. Через три секунды синхронно громыхнули две гранаты - велгонские MPF с таким же как и у "рожки" радиусом сплошного осколочного поражения в 25-30 метров. В принципе, использовать наступательные гранаты в помещении может выйти боком, но ни у Масканина, ни у курсантов других под рукой не оказалось.
После взрывов эмпэфэшек штабс-капитан скривился в злой ухмылке, всё вышло как он и думал: некий храбрец подкрадывался к проходу, прикрываемый стрелками. Максим упредил его лишь на несколько секунд.
Зажав "Ворчун" в коленях, штабс-капитан за пару мгновений перевёл взрыватели у трёх гранат на задержку. И все три "рожки" тут же полетели по разным траекториям за угол, ударясь и рикошетируя вглубь кубриков.
Крики всполошившихся баррикадистов мгновенно потонули в тройном взрыве. Масканин метнулся в проём, в прыжке уходя в сторону от возможной очереди. Но выстрелов не последовало. Завал теперь представлял собою исковерканную груду лома и изломанных тел в форме цвета хаки.
Проскочив сквозь баррикаду в конец кубриков, штабс-капитан впустую потратил гранату на канцелярию. В комнатке никого не оказалось. В оружейке тоже никого. А вот запас оружия был очень даже кстати.
Он набил гранатами опустевшие подсумки, MPFэшками и ОD-2 с зоной сплошного поражения до трёх-пяти метров. Закинул за плечо первый в пирамиде "Хох" и нагрёб в подсумок шесть магазинов к нему. Жаль, что нельзя просто набрать патронов! Они у "Хоха" с тем же калибром, что и у "Ворчуна", и гильза того же диаметра, но на миллиметр длиннее. Всего один долбаный миллиметр - и уже хрен постреляешь!
Минуту спустя к оружейке пробрались Рябинкин и Буткевич.
- Живём! - прапорщик азартно прошмыгнул к ящикам с гранатами.
На выходе из капонира он узнал о первой потере. Тело Петриченко оттащили по иссечённому взрывом бетону ступенек вниз к двери. Он лежал с автоматом в руках, как будто спящий.
- Курсанты в атаку пошли, - доложил Докучаев, получив от Рябинкина сумку с гранатами. - Сошлись в рукопашную. С ними инструктор был...
Вахмистр выставил на обозрение голову "стирателя" и сплюнул, продолжив:
- Это он Славке по мозгам долбанул и порезал... Потом уж я с этим гадом сошёлся... И не таких шматовал... Ну, куда теперь башку девать, командир?
- Пока с собой потаскай, а мешать станет, выбросишь.
- Эй, не дури! - рявкнул за спиной Буткевич.
Масканин обернулся. Рябинкин снял часы и пытался их пристегнуть на запястье Петриченко.
- Это ведь меня должно было...
- Дурень ты, дурень... - покачал головой прапорщик. - Вымахало два метра глупости.
- Отставить звездёж! - Масканин сплюнул и прислушался к звукам боя. - За Петриченко ещё вернёмся. Башку гада тоже тут оставить. Докучаев - замыкающий, остальные - рысью за мной!
...Ярема Красевич оглох. Кровь молоточками стучала в висках, в ноздри забилась спрессованная пыль. Он в два прыжка подскочил к обрушенной потолочной балке и перемахнул через неё, в прыжке достреляв магазин трофейного "Хоха".
Рунх ушёл из-под очереди, метнувшись к стене, трижды успев выстрелить из "Борма". Тупая пистолетная пуля прошла впритирку с плечом Красевича, больше выстрелить рунху он не дал. Он обрушился на инструктора подобно камнепаду, начав атаку одновременно со "стирателем". Удар пистолетом, грозивший размозжить штаб-майору висок, ушёл мимо, так и оставшись незавершённым. Красевич пробил инструктора кулаком в челюсть, когда тот уже начал удар. Вместе с челюстью Ярема саданул сапогом по колену и следом за кулаком, довершая связку, на челюсть обрушился локоть. Красевич доломал врага уже в падении, приземлив его спиной на колено. И излишне поспешно, как будто рунх после перелома позвоночника смог бы вдруг чудом прийти в себя и "оплавить" свой мозг, Ярема отрезал ему голову.
Слух понемногу начал возвращаться. Позади - в заваленном проходе очухался сержант Клинковский, вырубленный ментальным ударом только что лишённого головы рунха. Старшему фельдфебелю Зерину не повезло, поединок с опытным "стирателем" закончился для него смертью. Жаль, матёрый ведь "охотник" был.
Красевич рассмотрел голову, ища признаки "стирания". И остался доволен: ни крови, ни пены из носа или рта, или из ушей не видно. Ценная голова! Не просто там велгонец какой-то, а настоящий рунх! Вернее, конечно, не совсем настоящий, человекоподобный гибрид, но всё же не человек.
- Оклемался? - спросил Красевич у Клинковского, когда того повторно вырвало.
- Да... нормально уже...
- Держи! Не потеряй!
Он отдал голову, а сам подхватил тело Зерина и поспешил прочь из капонира.
Снаружи стрельба почти затихла. Вдоль аллеи, у прежде приакураченных по высоте деревьев, которые теперь после взрывов казались расщеплёнными корягами, выгорали подбитые противотанковыми гранатами бэтээры. Два пылающих остова и два десятка тел - результат попытки "серых" вытеснить диверсантов из учебного сектора. Лагерь разгромлен. Из восьмидесяти курсантов и шестнадцати инструкторов уничтожены все или почти все. Кто-то вполне мог мотануть через минное поле и подорваться там или выжить. Из двухротного батальона "серых" если кто и остался жив, то схоронился так, что попробуй ещё найди. Зенитчики, тоже кстати из "серых", перебиты группой Торгаева в самом начале боя. А больше тут никого и не было, разве что хозкоманда.
Впрочем, вскоре выяснилось, что всё-таки были. Когда отряд, вынося убитых, покинул лагерь, Красевич принял доклады о потерях и взятых трофеях. В группе Масканина - один убитый, у Торгаева убитых двое и ранен один - к счастью, лёгкий и сам может идти. Масканинский ефрейтор погиб в схватке с инструктором, а бойцов Торгаева положили из хрен знает откуда взявшейся в лагере горной безоткатной пушки, когда они долбили из зенитки во всё подозрительное. Итого, подвёл Красевич неутешительный итог, вместе со старшим фельдфебелем Зериным погибших четверо. И тут Торгаев подтолкнул за локоть незнакомца в рубище, бывшем некогда полевой летней формой русской армии.
- Сорок четвёртой дивизии, сто семьдесят четвёртого полка рядовой Сивков! - боец доложился возбуждённо, едва скрывая радость, что оказался среди своих и вне пределов лагеря.
- А ты откуда там взялся? - удивлённо спросил Красевич.
- Пленным он был, - опередил Торгаев заторможенного от избытка чувств Сивкова. - "Серые" его гранатами выкуривали, ну и тут мы подошли...
- И много вас было? - поинтересовался командир "Рарога".
- С полсотни где-то. Точно не знаю. Одни помрут, других везут. На нас курсантов учили. Я тут... то есть, там три недели провёл. Ещё б месяц и всё - хана!
- Пытки, что ли? - спросил протиснувшийся поближе поручик Найдёнов.
- Нет... Ведут в камеру, потом заходит курсант и смотрит... Просто смотрит. От новичков только голова кругом, да зрение, бывает, барахлит. А от опытных... кровью потом харкаешь...
- А остальные где пленные? - задал следующий вопрос Красевич.
- В наш барак бомба шлёпнулась. Ну я и ещё двое, я их не знаю, в провал в крыше полезли. Потом в нас из карабинов палить стали, я успел затихориться...
- В плен-то как попал? - спросил Торгаев.
- Да как... Была атака, мы ротой в траншею залетели, потом вижу на меня граната летит... Скаканул за бруствер и тут как шарахнет! Оклемался уже в плену...
- На-ка почавкай, - протянул ему Масканин открытую банку с тушёнкой и ложку.
- Это много... - дрогнувшим голосом сказал рядовой Сивков. - От целой банки у меня с отвычки живот скрутит.
- Сколько съешь, столько съешь, - улыбнулся Максим и протянул пустую гранатную сумку. - Остачу сюда положишь.
Красевич хлопнул Сивкова по плечу, тем самым признавая его право находиться в отряде. Ничего подозрительного в бывшем пленном он не заметил.
- Пора, - сказал штаб-майор, вставая. - Идём в темпе. А то трофеи протухнут.
Бойцы вокруг заржали, а рядовому Сивкову с набитым тушёнкой ртом была похрену непонятная шутка. Если бы ему сказали, что домой предстоит топать миллион километров, он бы только пожал плечами и пустился бы в путь длиной хоть в два миллиона, лишь бы подальше отсюда.
Уже перед рассветом, порядком помотавшись близь дорог, ставших в одночасье рокадами, отряд остановился у берега в полусотне километров южнее плацдарма. Бензин кончился и мотоциклы пришлось бросить, да и не нужны они были теперь. Отряд ждал возвращения самоходных барж, с которых в это время разгружались полки 102-й дивизии. На плацдарме шёл бой, велгонцы успели стянуть к реке свежие пехотные части и пробиться к десантникам оказалось невозможно.
Место, что выбрал Красевич, подходило для отчаливания с большим скрипом. Берег тут не обрывист, как в других местах на практически всей протяжённости Оми, исключая, конечно, берега плацдарма, но зато полно коварных отмелей, из-за чего пристать к суше было невозможно даже на лодке. Но здесь хоть не было острых подводных камней, грозивших если не гибелью, то уж точно пробоиной любому судну, рискнувшему бы покинуть безопасную середину реки.
Когда показались баржи и сопровождавшие их бронекатера, Красевич выстрелил три красные ракеты, бойцы подхватили тела павших товарищей, забранные в урочище криоконтейнеры, в которых теперь хранились добытые головы, и оружие. Всё остальное оставили на берегу, пустившись в холодную воду почти голышом. С одной из барж спустили лодки, а разведчики пробирались по отмелям всё дальше вглубь реки, мечтая поскорее оказаться на борту и после принятых на флоте согревающих процедур, почувствовать себя простыми пассажирами, плывущими домой с чувством выполненного долга.