Мать опять пришла пьянющая. Пнув шестилетнего сына Прошку, чтобы не путался под ногами, мать как была, одетая, увалилась дрыхнуть. Две недели назад, когда она пришла домой, Прошка робко спросил у неё: "Мам, а что можно поесть? Очень есть хочется".
Мать это взбесило. "Когда же ты нажрешься, тварюка паршивая!" Схватила шланг от стиральной машины и отходила его со злости так, что Прошка не мог сидеть всю неделю. Сынишку 24-летняя Нинка ненавидела всей душой, считая, что он ей всю жизнь сломал. Его папаша бросил ее, даже адреса не оставив. А кому она нужна с прицепом?
Прошка лежал на боку, смотрел на церковный календарь, висящий на стене. На календаре был изображен Иисус. "Какой же он красивый, Бог, - думал Прошка, - только очень грустный. Наверно, его тоже в детстве не лю-били и лупили каждый день". Прошка встал, посмотрел в окно. Там, вдале-ке, виднелись золоченые купола храма с большими сияющими крестами.
По представлениям Прошки Бог жил там. А где ему еще жить, как не под золотыми куполами, он ведь самый главный. "Боженька, сделай так, чтобы мамка совсем исчезла или умерла. А меня чтобы взяли к себе хорошие люди. Такие, как Таракан". Но Боженька его не слышал и не замечал. "Наверно, у него много других дел, - думал Прошка, - ему не до меня..."
Вспомнив Таракана, он заплакал. Слезы катились по немытым щекам, оставляя светлые дорожки. Есть хотелось так, что в животе все подтянуло, там кто-то бурчал и переливал воду по невидимым трубам.
Таракан часто подкармливал Прошку. Как только мать исчезала на два-три, а то и четыре дня, Прошка жил у Таракана. Там, конечно было не так, как в квартире, окон не было (разве что, небольшие зарешёченные отверстия), но было светло и тепло.
Таракан был 70-летним бомжом, жившим в подвале их дома. Тараканом его прозвали местные бомжи за чапаевские усы, ну и за жилище в под-вале. Жильцы его не трогали и даже уважали.
Раньше Таракан, он же Сан Саныч, работал инженером на заводе. Ча-сто ездил в командировки в Москву, Питер, за границу. Отработав на заводе 30 лет и имея 40-летний стаж, ушел на пенсию. Пенсию ему насчитали боль-шую (по мнению работницы пенсионного отдела), десять с половиной тысяч.
Решил Сан Саныч бизнесом заняться. Придумал проект, дал заявку в мэрию на выделение земли под строительство. Тут и началось. То за справки заплати, то за получение разрешения, то за заключения, то за проектирование. Да за все в двойном, а то и в тройном размере. Одну часть официально, а другую (а то и две) лично тому, кто решает вопрос. Время такое было. Как говорила жена всесоюзного пьянчуги, "святые девяностые". Для них они были святые. Все власть имущие нахапались так, что из всех дыр лезло. А все равно от кормушки не оттолкнешь. Растащили страну, разграбили. Как она только выжила.
Но, как говорят, "не суйся со свиным пылом в калашный ряд". Все накопленные средства Сан Саныч растратил, да еще и кредит в банке под это дело взял, в долги залез. Думал: "Ну, ладно уж. Оформлю землю, найду ин-весторов, быстро построю, часть площадей сдам в аренду или продам. И с долгами рассчитаюсь, и на жизнь останется".
Но, не срослось. Зависло у Сан Саныча оформление. Не дождался наметившийся инвестор оформления, вильнул кормой. А часики тикают, в банк каждый месяц 70 тысяч заплати. Тянул Сан Саныч, как мог. Все распро-дал: дачу, погреб, гараж. Пытаясь спасти квартиру, лез в долги. "Ладно, - думал Сан Саныч, - вот дооформлю и продам проект с правами на землю. Хотя бы долги и убытки закрою". Да куда там! Все вокруг крутятся, интере-суются, норовят даром всё получить, то аферисты, то бандюки.
И спёкся Сан Саныч. Суд квартиру отобрал в пользу банка, да еще и долг накрутили в 5 млн. Из пенсии стали половину высчитывать в счет долга. На оставшиеся пять тысяч даже комнату не снимешь, а надо ведь еще и что-то есть.
Вот и переехал Сан Саныч в новое жилье, стал Тараканом. Оборудовал там себе комнату (диван, шкаф для одежды, телевизор, светильник), кухню (двухкомфорочная электроплита, электрочайник и микроволновка, вытяжка) и душ - поставил старую ванну, приладил к ней насос от стиральной машинки, он и откачивал воду в канализационную трубу. Слава Богу, руки росли из правильного места. Поставил счетчики на воду и электричество, платил исправно.
Жители дома не бухтели. Человек он был аккуратный, за воду и элек-тричество платил. Женщины тащили ему на починку то утюг, то пылесос, то электрочайник. А то и телевизор старушки просили отремонтировать или наладить, выключатель или розетку заменить. Никому Таракан не отказывал. Ну, и ему частенько от них чего-нибудь перепадало. Кто блинами угостит, кто пирожками или солениями. Иногда и стаканчик наливали. Но этим Таракан не злоупотреблял.
Нинка часто приводила каких-то мужиков. Приносили они с собой вы-пивку, гудели в комнате допоздна. Прошку запирали на кухне, даже не дав поесть. Из комнаты доносились их хриплые голоса, визгливый хохот матери. Иногда слышались крики, случались и драки. Тогда соседи барабанили в дверь. Потом приходил Стас Степаныч (по прозвищу Стас Стаканыч), местный участковый. Он разгонял алконавтов, читал нотации Нинке и .. продолжал с ней посиделки, но разговор уже шел негромкий. Утром он, воровато озираясь, выскальзывал за дверь. В такие дни Прошка сбегал через окно, благо был первый этаж, бежал под крыло к Таракану. У него и ночевал.
Таракан Прошку любил, как родного. Жалел он пацанёнка. Разве он виноват, что мать ему досталась такая, шалава. Похож был Прошка на родного внука, но жил внучек на другой половинке глобуса. Туда Сан Санычу добраться не судьба.
Прошка тоже любил Таракана. Тот подкармливал его, купал. Читал ему интересные книжки про дальние страны, про пиратов и Робинзона. Учил его делать всякие поделки, свистки из веток, кораблики с парусами.
Частенько Прошку шпыняла местная гопота, пацаны 12 -14 лет. Для шестилетнего мальца они были большие. На днях подстерегли его во дворе. "Эй, - кричит самый наглый и старший из них, Цыган, - ушлёпок, иди сюда!" Они неспешно окружили Прошку. "Гони полтинник!" - потребовал Цыган. "Нет у меня денег". "А пинка получить? Дай-ка ему, Лёха!".
Тут подоспел Таракан: "А ну, оставьте мальчонку!". "Че-его?"- окры-сился Цыган, - смойся отсюда, залезь в свою нору, таракан запечный!"
Не стерпел Сан Саныч оскорбления, дал поджопника и Цыгану, и Лёхе. Остальные сами отбежали подальше. "Ну, гад! Ты еще пожалеешь" - огрызнулся Цыган. И подался со своей ватагой со двора.
"Пойдём, внучок, ко мне. Чайку со сгущенкой и печеньем попьём. Книжку почитаем"
Через пару дней Цыган с "цыганчатами" осуществили свою угрозу. С вечера налили они несколько ведер воды возле выхода из подвала.
Утром еще темно, светает поздно. Таракан, выйдя из подвала, не заме-тил лёд, его за ночь припорошило снегом. Торопился Таракан и так грохнул-ся, что со всего маху головой об лёд приложился. Сознание потерял.
Тут и подлетели шакалята. Полил его Цыган жидкостью для розжига, чиркнул зажигалкой, поджег куртку Таракана. И разбежались, гадёныши, в разные стороны.
Превратился Таракан в огненный факел. Пришел в себя от боли, только подняться не мог. Сбежались на крики соседи, затушили, набросив на него покрывало. Скорая увезла его с сильнейшими ожогами.
Стас Стаканыч быстро вычислил всех виновников злодеяния, видела их одна из соседок. Всех отправили в местное отделение полиции. Их ждёт суд.
Через два дня Таракан умер, ожоги составляли 70% поверхности тела, а он был немолод, сердце не выдержало.
Прошка решил, что теперь ему точно надо добраться до Бога. Больше у него никого не осталось. Он выбрался через окно из дому и направился к церкви. Все двери в храм были закрыты. Прошка обошел вокруг. В одном месте на стене он увидел лестницу с перилами, зигзагами ведущую наверх. "Так вот, как Бог попадает к себе!" - подумал Прошка.
Достать до края лестницы было трудно, для Прошки высоковато. Прошка подтянул какой-то ящик, валявшийся в стороне, и полез по лестни-це. Было холодно и страшновато, но отступать ему было некуда. Он хотел увидеть Бога и все ему рассказать про себя и про Таракана, про то, что у него больше никого не осталось, а мамке он не нужен.
Зигзагообразная лестница закончилась. Далее наверх шли семь ступе-ней вертикальной лестницы, прикрепленных прямо к стене звонницы и не-огороженные.
Прошка мгновение поколебался, но полез наверх. Мороз был несиль-ный, но ступени обжигали руки даже через варежки.
Но, как только он поравнялся с проёмом звонницы, ударил колокол. Вспорхнула стая голубей, вылетела из звонницы. Звук был такой сильный, что Прошка от испуга отпустил лестницу и с пронзительным криком полетел вниз. Звонарь этого не услышал.
Хоронили Прошку и Таракана в один день в соседних могилках. Теперь они всегда будут вместе, два близких человека.
Чистые душой люди часто видят над могилкой Прошки порхающую стайку маленьких мерцающих прозрачных птичек. Я только один раз в жизни видел стайку таких птичек, летевших в вечернее время со стороны храма на высоте десятого этажа метрах в тридцати от меня. Я не знаю, что это за птички. Они мерцали на фоне темного вечернего неба. Видно было только их контуры, обозначенные неяркими мерцающими звездочками.
Прошка встретился с Богом. Теперь он познал полную меру любви. Ведь Бог есть Любовь.
![[]](/img/w/warawin_n_a/proshka/hram.jpg)