Машенька бежала. Молодая майская трава с разводами из одуванчиков заткала мохнатым ковром весь луг до самой лесной опушки. О чём-то весёлом чирикали птахи.
- Тра-та-та, - сварливо тянула сорока.
Дождя давно не было, и тропинка пожелтела и растрескалась.
В боку кололо, дышалось тяжело, но Машенька всё бежала. Согбенная фигурка старика была уже возле самой опушки, и ей, во что бы то ни стало, надо было его нагнать.
- Деда, дедушка! - закричала она. - Подожди!
Человек обернулся и, увидев девочку, остановился. Машенька, прижимая руку к боку, тяжело бежала к нему. В груди жгло. Худощавый старик строго смотрел на неё запавшими глазами. Будет ругать, ох, будет, как пить дать. Ну и пусть, когда она ещё в следующий раз сможет к ульяниной избушке выбраться. Дед Гордей и на одиннадцатый день пошёл туда после долгих раздумий. Не будь колдунья его наставницей, ни за что бы нос из дома не высунул: очень уж постарел за последние года два, да и волшебство исчезало из мира, как молоко из разбитого кувшина.
Вот раньше бывало, дед скажет:
- Ложись дорожка под быстрые ножки, - и он с Машенькой в десять шагов у речки-Малинки.
А теперь она чуть не задохнулась, пока до опушки добежала. Машенька остановилась, ссутулилась и, опёршись руками о колени, постаралась отдышаться.
- Ну, чего тебе, стрекоза?
- Я с тобой, деда, - в перерывах между вздохами выпалила девочка.
- Нечего тебе там делать. Ульяне уже не поможешь.
- Деда, ну, пожалуйста, - Машенька прижала руки к сердцу в молящем жесте. - Возьми меня. Я не буду тебе мешать, честное-пречестное слово.
Гордей сурово сдвинул брови. Что там девчонке делать, ещё успеет на могильные камни насмотреться. Хорошо, что она хоть не видела, как на глазах увядала старая ведьма. Как волшебство утекло из мира, так жизнь, что только из-за колдовства держалась, стала покидать её.
- Пока ты тут бегаешь, цыплят ястреб утащит, - заворчал Гордей.
- Я всех кур согнала и заперла.
- Чернуша заберётся в огород и всё обглодает.
- А я её на лужку возле старой берёзы привязала, - Машенька смотрела на деда с мольбой.
Гордей усмехнулся.
- Ладно, идём, - он взял Машеньку за руку.
Осинки и берёзки трепетали молодыми казавшимися золотыми и медными в отсветах солнца листочками. На одуванчиках грели блестящие чёрные спинки земляные осы. По небу плыло целое стадо барашков-облаков. Казалось, только руку протяни и достанешь.
- Деда, а деда.
- Чего тебе?
- А ты ещё можешь облако достать?
Раньше дед часто тянулся рукой в небо и, свив из облака тонкую пушистую нитку, вручал Машеньке вместо игрушки. Она могла часами бегать по лугу, тягая за собой белый небесный комочек. Потом отпускала. Нитка тут же разматывалась, и облачко, насупившись серым, улетало догонять собратьев.
- Нет, высоко ходят. Ушло волшебство, я теперь даже искру для печи не высеку колдовством, ничего не поделаешь, - Гордей пожал плечами.
Машенька огорчённо шмыгнула носом. Поглядела на небо: и верно, это только кажется, что они низко ходят, а, на самом деле, даже птицы до них долететь не могут. Чему же она теперь будет учиться, да и от кого? Все в их семье были колдунами, и всех учила Ульяна, та самая, что уже одиннадцатый день лежит на лесном погосте. Не верится, что она умерла. Два года назад Машенька сама видела её молодой и красивой девкой в самом соку. А тут дед пришёл и сказал, что больше нет колдуньи.
Тропинка вилась по весеннему светлому лесу, она то выходила на небольшие полянки, то вновь ныряла в чащу. Машенька глазела по сторонам выискивая маленькие, привычные ей лесные чудеса: то леший из-под коряги высунет лохматую голову, то тонкий стебелёк золотого вьюна в отсветах солнца вспыхнет изысканным рисунком на старом дереве.
- Ой, - девочка споткнулась и упала бы, не подхвати её Гордей за шкирку.
- Под ноги гляди, под ноги, - заворчал он.
- Там золотой вьюнок жар-птицу вывязал, - Машенька указала пальцем на старую липу.
Гордей присмотрелся и закачал головой.
- Фантазерка, нет больше золотых вьюнков, ушли вслед за волшебством.
Машенька посмотрела на липу, и, верно, ствол, как ствол: растрескался вековыми морщинами, мхом оброс, и ни следа от вьюна.
Брод через ленивую Малинку был чуть выше по течению. Раньше, дед Гордей мастерил волшебный мостик, но теперь о нём оставалось мечтать, перебираясь через ещё холодную до цыпок воду.
- Не замаялась?
- Не-а, - закрутила русой головой Машенька, - ни вот столечко.
Гордей заулыбался. Сам он устал. Он давно, как только волшебство стало покидать их мир, бросил ходить по окрестным сёлам. Да и здоровье не то уже: ноги на погоду ломит, порой, и с печки слезть нету сил.
- Тут уже недалеко, - сказал он, скорее, для себя, чем для девчушки, и взял Машеньку за руку.
От Малинки до погоста было шагов сто. Тут уже лежали древние, вросшие до половины в землю, замшелые камни. Чем дальше, тем новее они выглядели. Над погостом по всему лесу разносилась грустная трель сопилки. Она то плакала, то причитала, то вдруг начинала смеяться.
- Деда, а что это за музыка?
- Какая музыка? - удивился Гордей.
- Разве ты не слышишь? Ты-ды рынь ля-ля-ля, - напела Машенька только что услышанную мелодию.
- Да нет же, кто-то играет на со... - начала было Машенька. - Смотри, это же Ульяна!
- Тише, стрекоза, - шикнул на неё Гордей. - Кто же на кладбище кричит?
Они как раз вышли к свежей могиле. Земля ещё не утопталась, да и камень, видно, совсем недавно сюда прикатили. На камне же в бледно голубом сарафане, играя на камышовой сопилке, сидела молодая и красивая Ульяна.
- Верно, тут я её и похоронил, - вздохнул Гордей.
- Как похоронил! - глаза девчушки округлились от удивления. - Вон же...
Ульяна тем временем перестала играть на сопилке и приложила палец к губам. Машенька послушно замолчала.
Гордей, кряхтя, поклонился в ноги молодой колдунье и покрошил на ещё рыхлую землю кусочек хлеба.
- Земля тебе пухом, наставница. Пусть волшебство никогда не предаст тебя в том мире.
Гордей прижал руки к сердцу, молясь богам.
Машенька же удивлённо смотрела на Ульяну. Девушка ей ласково улыбнулась. Она дунула на сопилку. Та выкинула четыре маленькие веточки и превратилась в жёлтую ящерку. Колдунья опустила её на камень, и ящерка, почуяв свободу, юркнула на землю в прошлогодний опад.
- Я пока в ульянин дом схожу: может, что ценного осталось. Нечего добру пропадать. А ты тут постой только без озорства, - Гордей погрозил Машеньке пальцем.
- Деда, так ведь Ульяна здесь.
- Здесь, здесь, - ответил Гордей и поплёлся по тропе к ведьминской избушке.
Машенька испуганно смотрела на Ульяну, готовая в любой момент побежать за дедом.
- Чего смотришь, точно первый раз увидела? - повелительно спросила девушка.
- Так ведь, ты умерла. Дед Гордей сам мне сказал, что под этим камнем тебя похоронил.
- Меня? - изумилась Ульяна и рассмеялась. - По-твоему, я призрак какой или упырица?
Машенька ничего не отвечала, только удивлённо хлопала глазами. Какая же Ульяна упырица или призрак: света не боится, румяная, свежая, кровь с клыков не течёт, да и клыков у неё нет. Девушка подошла и игриво дёрнула Машеньку за выбившуюся прядь.
- Ой!
-Так живая ли я?
Девочка провела ладошкой по её тёплой, беленькой ручке.
- Живая, - согласилась Машенька. - Тогда почему дед Гордей хоронил тебя.
Ульяна погрустнела, губы её презрительно изогнулись, сделав лицо колдуньи на мгновение некрасивым.
- Он не меня похоронил, а свой дар.
- Как же так?
- Перестал верить в чудеса, - пожала плечами Ульяна, как будто объясняла само собой разумеющееся. - Стал думать, что волшебство - это ремесло, вроде гончарного или кузнечного. Чудеса и перестали к нему приходить. Говорила я ему, что без веры дар умирает, - она тяжело вздохнула, махнула рукой, и стая пичужек, вынырнув из широкого рукава, налетела на крошки возле могильного камня. - А за чудесами от него ушло и волшебство. Ведь даже самое простенькое заклятье - чудо. Не забывай, об этом, девочка.
Послышался хруст веток и из-за деревьев вышел дед Гордей.
- Ну, насмотрелась, стрекоза? Пошли домой.
Он прошёл мимо Ульяны, как мимо пустого места, взял Машеньку за руку и повёл к Малинке.
- Деда, подожди... - заупрямилась девочка.
- Ну, чего? - спросил Гордей.
Машенька вырвала руку из его большой грубой ладони и подбежала к могильному камню, возле которого всё ещё стояла колдунья.
- Иди-иди, - повелительно сказала она. - Ещё не срок, когда начнутся первые заморозки, тогда и возьму в ученицы.
- Спасибо, - прошептала Машенька.
- С кем ты там болтаешь? - окликнул девочку Гордей.
- С Ульяной. Она сказала, что в ученицы меня возьмёт.
- Фантазёрка, нет больше ни Ульяны, ни волшебства, - закрутил седой головой дед. - Идём уже, а то до темноты не поспеем.
Машенька с неохотой пошла к Гордею.
- И не забывай, чудеса уходят от тех, кто в них не верит, - крикнула на прощанье Ульяна.
Жёлтая ящерка, вновь сидевшая на могильном камне, нырнула в подставленную колдуньей руку и превратилась в сопилку. Ульяна приложила её к губам, и по лесу переливаясь трелями понеслась уже слышанная Машенькой мелодия: ты-ды рынь ля-ля-ля...
Добравшись до избушки, дед Гордей сразу полез на печку. Долгая дорога давала о себе знать: ноги ныли, как не смазанные дверные петли.
- Эх, жалко, что волшебство ушло, - посетовал он, натягивая на себя ветхое лоскутное одеяло.
Но Машенька его уже не слышала, она бежала к лугу, где небо и облака так близко, что стоит протянуть руку и оп!.. Машенька ухватилась за край пушистого белого облачка и начала вить тонкую белую нитку, за которую будет так удобно тягать его над лугом. Ей было хорошо и радостно, от того, что не перевелись ещё чудеса, и уже не переведутся, ведь она никогда не перестанет в них верить.