Варгин Максим Владимирович : другие произведения.

Д & Д

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  
  
  
  
  
  Дураки и дороги
  
  От автора
  
  Уважаемые читатели, читательницы, а также те, кто ещё не умеет читать и кому эту сказку читают на ночь роди-тели!
  Пожалуй, первое, что приходит на ум, так это слова бла-годарности за то, что читаете книгу не с первой главы, как это делают все нормальные люди, а с первой страницы, как это принято у людей интеллигентных.
  Разница-то - она, может, и невелика, а многие так и вовсе не заметят, да только ведь суть-то от этого не меняется. Для интеллигентных людей и самому писать приятно, да и просто пообщаться - за радость. Да и не только!
  Вот вы, может быть, не замечали, а между тем образованные люди даже и ругаются образованно - по-научному.
  Биолог какой-нибудь, к примеру, наступит в потёмках на хвост бобру или об ёжика какого спотыкнётся и вместо того, чтоб по-нашему - по-русски, возьмёт да и ляпнет по-своему: "Э-ээ б...боќтанический сад...", ну, или там зиготой какой-нибудь - клоакообразной обзовёт. И вроде как и не ругался.
  А вот ежели химик какой-нибудь в пробирках что-нибудь перепутает, то тоже по-своему: "Ангидрид-твою в перекись марганца..." или "Й-йодистый барий!" И тоже вроде как и не ругался.
  У лингвистов - как что ни случись, так сразу и "эп...пическая сила!", а то и вовсе: "пишись оно всё пропи-сью!"
   А вот о врачах говорить не буду, потому как они чего не скажут - всё равно ругательство получается.
  Бывает, конечно, что и простые люди под интеллигент-ных притворяются посредством несвойственного ихнему статусу выражения эмоций, но это скорее исключение. Хотя в теперешнее время и среди дворников учёные степени случаются, и среди сантехников.
  А вот политики в этом плане от простого народа недалеко ушли. Они по большей части пролетарские ругательства употребляют - видимо, образованности не хватает.
  Тут вот, может, кто подумает, что это я рекламой руга-тельств занимаюсь, а вот и нет! Как раз наоборот - образования. Собственно, и книжка-то у меня научная получилась, и ежели в кои веки археологи какие в нашей деревне раскопки удумают учинить, то книжка моя добрую службу для науки может сослужить, конечно, ежели к тому времени образование вовсе не отменят.
  Но вы, кстати, не подумайте. Ежели у вас интеллигенции всё-таки не хватает, то эту книжку тоже читать можно, потому как книжке - ей же без разницы. Она как раз наоборот - любит грязные страницы, в отличие от хозяина своего. В философском, конечно, смысле, а не в смысле - рыбу заворачивали, потому что для завёртывания рыбы у нас в стране и без книжек всё продумано. Одни вон выборы чего стоят. Уж столько рыбозаворачивательного материала... Впрочем, что-то я отвлёкся.
  Да. За язык мой вы уж тоже меня извините, потому как человек я сельскохозяйственный и всяким там новомодным словечкам не обучен. В общем, говорить буду по-старинке - как меня мать с отцом да жизнь обучили.
  Ну, что ещё сказать? Предупредить, наверное, надо.
  Дело в том, что вряд ли вы найдёте в этой книжке поло-жительных героев, чьими поступками можно гордиться, чьему примеру можно подражать и следовать. Да и упаси вас бог от подобной перспективы...
  Откровенно говоря, я и сам такими героями недоволен, да только что поделать? Всех хороших-то, поди, давно уже порасхватали. Вот и приходится довольствоваться чем осталось и мириться с ихними пьянками, гулянками и прочими безобразиями.
  Меня, в общем-то, и самого это смущает, потому как обязательно найдётся среди читателей тот, кто после слова "пьянка" захлопнет книгу и более к прочтению не вернётся. "Ну куда это годится? - скажет он. - Что же это за сказка такая? Всё пьют да пьют! Ни конца ни края. Сказка - она добрая должна быть, поучительная, а тут - ужастик какой-то получается, да ещё с явным клиническим оттенком! И ни одного положительного героя!"
  Что ж, пожалуй, вынужден согласиться. Принимаю, так сказать, упрёк в чистом виде, но уж и вы согласитесь! Думаете, легко писать о всяких там негодяях, тунеядцах и лоботрясах, если не сказать хуже?
  Это о порядочных героях писать легко. Сиди себе да приписывай им всякую святость, особенно ту, о которой сам мечтаешь, но то ли руки не доходят, то ли доходят, но одних рук маловато будет. Невелика разница. Про хороших-то пишешь - так и сам себя хорошим ощущаешь, да и другие тоже. Ведь не может же плохой человек писать вразрез со своим мировоззрением.
  А вот о негодяях да пьяницах сложнее. Этак и вопросы могут всякие возникнуть. "Откудова, - спросят, - он про них так хорошо знает? Уж не алкоголик ли сам?", а я хоть и не святой, но меру свою знаю, хоть и по паспорту - русский. А про вино я так считаю! Это без ума да без меры - плохо, а вот ежели в меру да с умом - то греха большого нет. Бывает, что даже и наоборот - помогает. Да чего там! Вот, кстати, случай был весною.
  Мужики на работе зарплату получили и дай, думают, жёнам приятное сделаем. Не будем сегодня напиваться как скотины, а замест того - просто на кино сходим. Проголосовали, естественно, и ввиду большинства голосов как есть отправились за билетами.
  О чём был фильм - с точностью сказать не могу, да и важности в этом нет! А важно то, что домой воротились раньше обычного. И вот тут-то и началось...
  Приходят, значит, мужики наши домой после культурно проќведённого досуга, а их мало того что в такое время ещё не ждут, так ещё и в таком виде совсем не ожидают.
  Смотрят на них жёны удивлёнными глазами - кто заты-лок чешет, кто бигуди, а в мозгу всё равно не срастается. "Может, зарплату не дали? - напрашивается спасительный вариант. - Или поќтерял?" - а он: "На тебе, дорогая, люби-мая! И вот ещё - преќмия".
  Она уж и с расспросами всякими, а он, гад, ни в какую не признаётся. Твердит себе одно, мол, в кино ходил и вкратце рассказывает сюжет.
  Ну, жёнам-то, естественно, не до сюжета. Тут семья, можно сказать, рушится на глазах, а что с этим делать, она и не знает. А вот с другими жёнами посовещаться - ума хоть и хватает, но вот гордости - нет, потому как вдруг окажется, что он у неё один такой, что все остальные домой, как положено, на рогах приползли или вообще... только ещё собираются подползти. Тут, знаете ли, не одними сочувствиями попахивает, но и соболезнованиями! Да и ясности это всё равно не добавит. Нинка скажет, что он к Верке ходил, а Верка - что к Нинке, а если трубку Прасковья Ильинична ненароком возьмёт - так на иконе побожится, что к обоим и по очереди. Женская-то солидарность - она мужской не чета...
  А мужики-то чуют, в чём их обвинить хотят, но как с этим бороться, тоже понятия не имеют. Вот если бы они действительно откуда-то слева пришли, то, понятное дело, подготовились бы. Дело-то нехитрое. Руки об рельсы потёр, лицо да куртку измазал и ври себе спокойненько, что машину чинил. За куртку, конечно, влетит, но это же мелочи. А тут, прямо скажу - полный цугцванг. Это по-научному.
  Держатся, конечно, наши мужики, как могут. Кто как. Были кто и врать начинают, потому как терпежу выслушивать не хватает, были и помудрее. Один сказал, что поспорил с бригадой, что в зарплату ни капли в рот не возьмёт. Теперь думает, как доказать, что домой трезвым пришёл. Может, в поликлинику сходить - анализы какие сдать? Ну, жена-то, само собой, помочь норовит, мол, ежели хочешь, сейчас же всем перезвоню и всем жёнам похвастаюсь, что ты у меня такой умница - как стёклышко. Но мужику-то этого разве надо? Вычислит сразу. "Нет! - говорит, - ты лучше мне молока на работу собери. Они-то завтра все с пивом придут, а я с молоком. Для мужика это наипервейшее доказательство..."
  Были и совсем уж мудрые. Перед подъездом четвёрку залудил, с порога дыхнул, и пока жена форточки от запаха открывает - юрк под одеяло. Но это исключение.
  А жёны уж и так и сяк! И понюхают, и волосы с одежды проанализируют, и деньги пересчитают - всё сходится! Даже больше! Тут у любой порядочной бабы паника начнётся.
  И вот, значит, только муж уснёт - они шасть в прихожую и по карманам. А в кармане-то - как есть вещественное доказательство! Неоспоримое! Билетик лежит - от кинофильма. Ну всё! Так и есть! Любовницу завёл! Вот же он - неопровержимый аргумент! Нормальный-то человек билетик ещё на улице выкинет, а этот - кобель похотливый, в кармане принёс. Значит, боялся, что жена заподозрит - алиби себе подготовил.
  Ну, понятное дело, сами на кухню бегут, достают заначки, что некогда у мужиков перепрятали и до рассвета глушат горькую.
  А уж чего только они за это время не передумают. Уж и что похудеть, может, или косметику какую новую попробо-вать? Готовить, может научиться?..
   А может, что соседка ему про Степан Лаврентича рассказала, а он, стало быть, отомстить решил?.. А были и такие, которые подошли к шкафу и шёпотом в щёлочку: "Степан Лаврентич, вылеќзайте - мой уснул..."
  Ну, в общем, кое-как мужики до утра дотянули и поскорей на работу - даже не позавтракав.
  А на работе мат-перемат. Крановщик - глухонемой, и тот руками по-особому машет. Каждый норовит рассказать, в каком именно гробу он видел этот синематограф и что зака-пывать этот гроб следует рядом с гробом того, кто в него сходить предложил.
  Кончилось, естественно, тем, что по всеобщему одобре-нию день зарплаты хоть и на день позже, но всё равно отме-тить следует.
  А на следующую зарплату кто-то из коллег пошутить удумал: "А что, - говорит, - мужики, может, в театр рванём в честь зарплаты?"
  Но он успел спрятаться.
  Сели мужики - по-нашему, по-обычному. Стол накрыли, закуски порезали, бригадир помнится, даже тост сказал. Дословно не помню, но смысл передам.
  "Театр, - говорит он, - это дело хорошее, но семейные ценќности - прежде всего!"
  
  Вот и делайте выводы сами, хотя, пожалуй, что меня опять куда-то в сторону занесло. Ну да ничего. Со мной это бывает. Привыкайте.
  А что касательно книжки, так чего о ней рассказывать? Сами, чай, грамотные, так что - читайте...
  Да. Вот ещё что. Ввиду боязни уголовного преследования на всякий случай официально заявляю, что все герои произведения являются вымышленными, а любое поразительное или абсолютное сходство с реально существующими является мелким недоразумением. Особо хочу отметить, что при написании книги ни одно животное серьёзно не пострадало, а те, кто и пострадал, благополучно вылечены и поставлены на лапы благодаря средствам народной медицины.
  Ну, и, пожалуй, последнее. Ежели кто-либо из читателей, читая мою книжку, уснул и проехал свою остановку, так я что могу сказать? Радуйтесь - скорее всего, вам досталось сидячее место...
  Ладно. Пора уж и рассказ рассказывать. Только начну я, пожалуй, издалека, а уж где граница между сказкой и рома-ном, так это уж вы сами устанавливайте...
  
  
  Краткое, хотя и не очень точное содержание книги
  
  
  Слон был большой и сильный. Пил он очень много, но безрезультатно. Слона спасал исключительно чистый спирт.
  Медведь тоже был большой и тоже сильный, но всё же меньше слона, да и слабее его гораздо. Зато пил он столько же. Он был настолько неуклюжим, что можно было и не пить. Но он всё равно пил. Пил много часто и в запое иногда забывал про зимнюю спячку. Весной или летом он про неё вспоминал, но было уже поздно. Медведь сильно огорчался и снова уходил в запой.
  Заяц был косой, и не только по природе. Пил он много и часто, причём что попало, где попало и с кем попало. Одним словом - лишь только капля в пасть попала...
  А попадало, надо сказать, ему всегда, и не только капля и не только в рот. Однажды он недолил медведю, и ему попало в челюсть, а когда он в таком виде приполз домой, то ему попало ещё и в ухо. Ему попало бы и в другое ухо, если б зайчиха чуть порасторопней искала скалку, а так - заяц успел хлопнуть дверью и убежать к суслику искать смысл жизни.
  Суслик был очень добрым и отзывчивым. Он всегда помогал зайцу найти смысл жизни. В этот раз он тоже не оставил друга в беде. Выпив сначала для храбрости, потом за здоровье, потом за удачные поиски, потом на посошок, потом ещё четыре раза на посошок, потом почему-то за родителей невесты, друзья отправились в путь.
  Нечего и говорить, что смысл жизни снова был найден и, , видимо, даже перепрятан, но вот запомнить место друзья так и не смогли...
  Бобёр был не глупым, но трусливым. Пил он мало, потому что боялся утонуть, но всё равно - ни одна пьянка без него не обходилась. Звери всегда брали его с собой. Иногда в знак уважения (ведь это он прогрыз трубу на ликёро-водочном заводе), а иной раз просто - вместо открывалки.
  Хомяк пил мало, но ему хватало. Хватало - потому что он никогда не закусывал. А не закусывал - потому что однажды уже закусил лишнего. Несмотря на то что закуски в тот раз не хватило глухарю, обиделся медведь. Он зажал хомяку пасть и дунул в одному медведю известное отверстие.
  Глаза хомяка нашли хоть и не сразу, но помыли и, предположительно не перепутав, затолкали обратно, а лопнувшие щеки продезинфицировали водкой и зашили. Зашивать, к сожалению, доверили кроту, а тот шил хоть и аккуратно, но насквозь и обе сразу.
  Утром ошибку, конечно, заметили, но было уже поздно. Щёки срослись намертво. Добрые звери извинились перед хомяком, а медведь в утешение подарил ему соломинку. Хомяку подарок очень понравился. С полчаса он пытался выразить свою благодарность, но то ли никак не мог найти нужных слов, то ли нужные слова никак не могли найти выход из его рта...
  Лиса не была ни хитрой, ни умной, ни глупой. Лиса была просто мягкой и пушистой. А ещё она была резиновой. Её звери подарили волку на день рождения. Лиса не пила. Её вообще очень редко надували.
  Волк был серым, но пил по-чёрному. Волка никогда не мучило похмелье. А всё потому, что похмелье мучает только тех, кто не опохмеляется, а волк за своим здоровьем следил всегда. Укрепление здоровья начинала утренняя пробежка до магазина. Дневная - подкрепляла его ещё больше, а вечерняя закрепляла окончательно. Иногда, правда, здоровье всё равно требовало подкрепления, и приходилось посылать зайца, потому, что черепаха не успевала до закрытия, а хорёк по дороге разбавлял водку водой.
  Хорька вообще в лесу недолюбливали, но звери были очень добрыми и поэтому терпели его. Однажды - на дне рождения медведя, ему даже доверили разливать. Вообще-то медведь результат разлива так и не оценил, но зато дятел был хорошим доктором, и поэтому лапы у хорька прижились, правда, в том же месте, в которое их ему вставили.
  С тех пор, хорёк больше не мог спать на спине и любоваться звёздами, как его друг ёжик. Впрочем, ёжик тоже редко любовался звёздами. Он вообще не любил коньяк. Он любил настойку на одному ему известных грибках. После неё он обычно засыпал на пеньке.
  Однажды медведь не заметил ежа и сел на пенёк, или, вернее, на ежа. А ещё вернее, сначала сел, а потом вдруг взлетел, потому, что ёжик был очень колючим.
  Вот если бы медведь взлетел на чуточку повыше, то, может быть, ёжик и успел бы сбегать в магазин до его приземления, а так... Ёжику ещё повезло, что медведю понравилась настойка на грибах, но всё равно пришлось пообещать побриться.
  Бритвы в лесу, конечно же, ни у кого не было, но ёжик недолго ходил колючим. Добрые звери пожалели его и выщипали все колючки. Ёжик сразу стал гладким и перестал колоться, но потом наќчал опять. Да-а! Великая вещь - привычка. Добќрые звери и тут пришли на помощь. Они отняли у него шприц и оторвали все лапы.
  Что было с ёжиком дальше - неизвестно, но говорят, что он катался по лесу и пел какую-то песню. Якобы он ушёл от какой-то бабушки, дедушки, медведя, волка, зайца и прочих. Ну, насчёт бабушки и дедушки врать не буду, а вот насчёт прочих - он, пожалуй, преувеличил.
  Козёл был просто - козёл. И по названию, и по убежде-ниям. Выпить козёл любил. В основном на халяву. И, кстати, все его шестеро братьев тоже. Бывало, поймают в лесу какого-нибудь заезжего зверя, оберут до нитки да всё пропьют.
  Помнится, однажды, медведь нанял за литровину двух бобров из соседнего леса, чтобы крышу в берлоге починили. И вот - когда работа была почти закончена, нагрянул козёл со всеми своими родственниками. Они отняли у бобров водку, а самих их избили и выгнали обратно.
  Узнал об этом медведь - осерчал и пошёл к козлам разбираться. А те сидят у себя в избушке преспокойненько, медвежью водку попивают и в домино козла забивают. Надо сказать, что медведь тоже любил забивать козла. Он тут же подсел к ним и забил одного. Потом подумал и забил ещё одного, а потом, уже не думая, покалечил ещё двух. Он забил бы и остальных, но эти хитрые твари залезли под печку и прямо оттуда объявили ему войну.
  Хотел было медведь обрадоваться и уже печку начал разбирать, но эти сволочи бессовестные взяли и сдались в плен, а потом, опираясь на Женевскую конвенцию, потребовали вежливого обращения с военнопленными.
  К стыду своему, конвенции этой медведь не читал и на всякий случай поверил, но эти, как уже упоминалось, сволочи, опираясь на всё ту же конвенцию, потребовали ещё и трёхразового питания, и ...
  Дослушивать требования заключённых медведь не стал и один раз, но сильно конвенцию-таки нарушил.
  Караси были не то чтобы непьющими, просто у них не получалось. Два раза звери пытались напоить их, но течение было слишком быстрым. Добрые звери решили помочь карасям. Они выловили одного и утопили в ведре с водкой.
  Карась, однако, оказался очень хитрым. Он взял да и не утонул, мало того, когда у зверей кончилась выпивка, он наотрез отказался освобождать ёмкость, решив тем самым не только проблему выпивки, но и закуски.
  Лось был ... Впрочем, это отдельная история.
  Лев был царём. Но это тоже отдельная история.
  Самым добрым в лесу был лесник. Он давно пропил ружьё, фуражку и кордон и вот уже третий год зимовал в пустующей по случаю берлоге...
  
  Часть первая
  
  Глава 1 - в которой ничего ещё непонятно
  
  В тёмно-синем лесу нежно трепетали осины. Редкая сентябрьская листва с лёгким шелестом опадала с дубов-колдунов на, свежескошенную зайцами, траву. Мягкое осен-нее солнышко лениво припекало полуголые верхушки деревьев и с тоской поглядывало на проплывающую мимо тучу в тайной надежде спрятаться за ней и подремать часок-другой.
  "Ага! Щ-щас!" - предугадала туча солнечные намере-ния и, видимо, договорившись с ветром, изменила маршрут.
  Видя, как рушатся мечты, солнце обречённо вздохнуло и прибавило жару. Близился полдень...
  Полдень в нашем лесу официально праздником не счи-тался, а потому отмечался редко. Были тому и серьёзные основания - он всегда слишком поздно начинался. Может, какие иностранные звери и сидели бы и дожидались, но только не наши. Наши привыкли, что праздник всегда начинается с того момента, когда его начинали праздновать, а праздновать начинали строго по требованию души, которая зачастую пользовалась своим привилегированным положением и начинала просить праздника уже спозаранку. Таким образом, жизнь в лесу по утрам частенько носила праздничный характер.
  Кстати, об утре. Утро в тот день выдалось обычное - за-урядное. Ничем приметным оно не отличалось. У нас таких утр - иной раз за одну неделю бывает аж по семь штук, а где, может, и больше. В общем, всё как всегда - за исключением разве что маленькой детали. Помнится, едва рассвело, по лесу слух прокатился, что лось во всеуслышание объявил себя белкой.
  Казалось бы, ну кому какое дело? Пускай объявляет себя хоть африканским страусом. Так ведь нет же. Белки нажаловаќлись медведю, а тот в свою очередь как истинный гарант лесной конституции после непродолжительного раздумья вызвал лося на лобное место, дабы учинить справедливое разбирательќство и поставить выскочку на место.
  К полудню на центральной поляне действительно собра-лась толпа зверей. Все, кто мог слететься, сбежаться, сполз-тись - или использовать какой-нибудь другой метод пере-движения, не преминули поучаствовать в действе, а то и внести во что-нибудь свою лепту.
  Расположились поудобней - согласно установленному в лесу порядку, коий хоть и в редких случаях, но всё-таки соблюќдался. По крайней мере, когда устанавливал его медведь, ну, или подобные форс-мажорные обстоятельства.
  Устремив взоры на середину, звери молча с нескрыва-емым интересом дожидались начала процесса. В нависшей над поляной тишине крылось что-то недоброе. Не то сильная буря, не то грандиозная пьянка...
  
  - Так! А чего-то я не понял! Чего это вы тут все собра-лись? - неожиданно нарушил тишину невесть откуда взяв-шийся и как всегда опоздавший ёжик.
  В выражении его глаз без труда читалось, что как раз его-то о предстоящем в известность не поставили, а в остальной части морды прослеживалось ещё и желание, чтобы все или хотя бы кто-нибудь об этом сильно и немедленно пожалел.
   Ёжик укоризненно обвёл толпу глазами, но ответа так и не получил. Задумчиво почесав затылок, что явно свидетельствовало о наличии в голове мозгов, он громко шмыгнул носом и, работая локтями, предпринял отчаянную попытку пробраться к середине.
  А в центре поляны тем временем творилось что-то непо-нятќное. Медведь, уперев в бока обе свои огромные лаќпы, с глазами, полными негодования, нарезал круги воќкруг непо-движно стоящего лося, всем видом своим олицетворяющего идеал невинности и, собственно, готовќность за этот самый идеал пострадать.
  - Я тебя, лось, последний раз, лось, спрашиваю, лось, - вдумчиво и членораздельно экзаменовал медведь лося, особо акцентируя принадлежность последнего к семейству парнокопытќных.
  Конечно, если бы подобный вопрос прозвучал где-нибудь в европейском суде, то любой мало-мальски грамотный адвокат немедленно опротестовал бы оный, как содержащий в себе подсказку, но поскольку уголовная практика в нашем лесу была на уровне отечественной, данный изъян судопроизводства никого даже не насторожил.
   - Кто ты, лось, на самом деле, лось?.. А... лось? - закончил наконец свой невероятнейший вопрос медведь, и при этом энергия, высвободившаяся по окончании составлеќния вопроса, до предела сжала его кулаки.
  - Белка! - ни секунды не колеблясь, отрапортовал лось и не сподобился даже головы повернуть к экзаменатору.
  - Кто-кто, блин? Ну-ка, давай! Чтоб все слышали!
  - А тут что! Все глухие, что ли? - презрительно усмех-нулся лось, а для особо глухих ещё раз повторил: - Белка! - и в качестве неоспоримого аргумента немедленно сожрал целую горсть заранее припасённых орехов.
  - Баран! - констатировал факт медведь.
  - Нет! Белка! - поправил лось.
  - Сволочь! - игнорировал поправку медведь.
  - Деспот! - парировал лось.
  Медведь снова упёр лапы в бока и, раздражённо хмыкнув, продолжил свой обход.
   * * *
  Крот усиленно перебирал лапами. Шутка ли - медведь лес собирает. Что-то наверняка стряслось. Нет, опаздывать никак нельзя. Надо поторопиться. Передвигаться ве́рхом, конечно, было быстрее, но низом всё-таки привычнее. Пару раз он выбирался на поверхность, чтобы сориентироваться, и снова уходил под землю. К полудню он докопал до излучины реки.
  Отсюда до центральной поляны было рукой подать, но река в этом месте делала большой крюк, и такой же крюк предстояло сделать ему. Обстоятельство это сильно расстроило крота, ведь по всему было видно, что он опаздывает, а пропустить что-то важное ему очень уж не хотелось.
  - А не срезать ли мне? - почему-то вслух подумал крот.
  Он почесал лоб и покосился по сторонам, как бы желая услышать одобрение своей идеи, а заодно и разделить ответ-ственность за возможные последствия. Рядом, как назло, никого не оказалось, и поэтому пришлось тяжело вздохнуть. Какие-то смутные сомнения завертелись, правда, в голове, но, пристыжённые, быстро её покинули.
  - А-а! Была не была! - всё так же вслух протянул крот, взваќлив бремя ответственности на себя. Он юркнул под землю, но прежде чем начинать копать, на всякий случай трижды сплюнул через левое плечо.
   * * *
  - Да чего тут, нафиг, происходит-то? - поинтересо-вался ёжик, наткнувшись на озадаченного волка. Для солидности он упёр лапы в бока и скорчил откровенно уголовную рожу.
  - Отстань, репейник! - не сподобился волк обратить на него внимания и ещё больше вытянул шею.
  Оскорблённый ёж состроил злобную гримасу. Глаза его налились кровью и впились в волчий затылок, всем своим видом показывая, что он стоит перед сложнейшей дилеммой, а именно - набить обидчику морду или наќбить ему морду в друќгой раз. Минуту продолжалось противостоя-ние, но милосерќдие взяло-таки верх.
  Не ожидавший подобќного от милосердия, ёжик грустно выдохнул и, не разжимая кулаков, двинулся дальше.
  
   * * *
  - Ну, хорошо! Ты - белка, - продолжал свой допрос медведь. - Но тогда скажи мне, белка, вот это вот у тебя что? А? - он ткнул жирным когтем в лосиные рога и, не отводя когтя, окинул победоносным взглядом толпу. Неотвратимость разоблачеќния тут же расцвела на его лице в виде самодовольной улыбки, но лось с лёгкостью отразил атаку.
  - Волосы! - аккуратно поправил он копытом причёску и гордо помотал шевелюрой.
  Не ожидавший такого простого объяснения медведь громко проглотил ком в горле и самопроизвольно опустился на одну из своќих конечностей. В тот же миг его самодовольная улыбка, самым наглым образом перекоче-вала с медвежьего лица на лицо лосебелки...
   * * *
   - Косой, чего там творится? - ёжик ткнул зайца кула-ком в бок. - Мне не видно.
  Заяц покосился на ежа вечно испуганным взглядом.
  - Я вообще-то не уверен, но, сдаётся мне, сейчас будут бить лося.
  - Ух ты! Всем лесом! Класс! - Глаза ёжика заблестели. - А где очередь? Кто крайний?
  - Ну, судя по тому, что бить будут лося, - рассудительно предположил заяц, - он как раз и есть "крайний".
  Блеск в глазах потух. Желание занимать очередь, тем боќлее за лосем, неожиданно покинуло ежа.
   - Мм-да, - разочарованно произнёс он и после секунд-ного раздумья движение продолжил.
  
   * * *
  С минуту медведь сидел неподвижно, вглядываясь в вет-вистые локоны беличьей причёски. Он чувствовал, что теряет инициативу, но что делать дальше не знал. Чтобы как-то потяќнуть время, он почесал затылок, изображая глубокое раздумье, но, в отличие от ёжика, это вовсе не свидетельствовало о наличии в голове каких-либо мыслей. Боясь, что это будет замечено, медведь начал действовать и с тайной надеждой ткнул когтем в копыта.
  - А это?
  - Когти! - тут же не растерялся лось и, задрав копыто, продемонстрировал собравшимся новый фасон маникюра.
  - Ага, когти, - повторил про себя медведь и даже сам почувствовал, что исчерпал все аргументы.
   На этот раз пауза грозила затянуться надолго, а ведь пауќза при наступлении, как вы сами понимаете, равносильна капитуляции. Оставалась, конечно, тайная надежда уповать на вмешательство извне, но сограждане его, как назло, активности не проявляли и даже, напротив, вперив в него любопытные взгляды, молчаливо дожидались начала мордобоя.
  Медведь беззвучно выдохнул, тайно проклиная подобную консолидацию, и от безысходности снова почесал затылок. Он и сам уже собирался консолидироваться с остальными, но ситуацию, как нельзя кстати, спас ёжик, добравшийся-таки до середины поляны.
  - О... здоро́во, Миш! Вот ты где. А я было пол-леса оббегал. Всё тебя искал. Да и куда ж это, думаю, медведь запропал, а ты вон оно где. Уж насилу отыскал.
  Ёжик дружественно похлопал сидящего медведя по спине, витиевато сощурился и, посмотрев ему прямо в глаза, поинтересовался:
  - Ну что, кого сегодня бить будем? Этого, что ли?
  Ёжья голова медленно повернулась и взглядом смерила жертву от когтей до кончиков волос. На мгновение и медведю показалось, что в словах ежа крылась определённая доля истины. Ощутив наконец хоть какую-то поддержку, ему самому вдруг ужасно захотелось заехать лосю промеж "волос", да так, чтобы он "когти" откинул. Он уже вставал, чтобы привести мечту в исполнение, как вдруг другая - не менее гениальная идея посетила его отчаяв-шийся было мозг.
  - Ну-ка, посторонись-ка! С мысли только сбиваешь!
  Медведь лапой отодвинул ежа в сторону и медленно по-верќнул голову к лосю. Очень медленно. Я б даже сказал - очень-очень! Медвежья морда прям-таки расплющилось в ехидной улыбке:
  - Так, значит, когти, говоришь?
  - Когти, когти! - ещё, не подозревая беды, подтвердил лось и утвердительно помотал головой.
  - По деревьям, значит, лазить любишь - за шишками?
  - И за орехами, - расширил лось круг своих гастрономичеќских пристрастий.
  - Вот и чудненько. Полезай!
  Теперь лось медленно повернул голову. Я б сказал, очень медленно. Даже медленней, чем в прошлый раз медведь и, видимо, почуяв неладќное, на всякий случай уточнил:
  - Куда?
  - На дерево!
  - Это ещё зачем?
  - Зачем, зачем! За орехами! - не удержался от смеха медќведь и, предвкушая грандиозное зрелище, втянул голову и с нескрываемым удовольствием потёр друг о дружку лапы.
  - Ну нет. Не полезу! - запротестовал лось, явно давая понять, что это невиданное дело - чтобы белки медведю за орехами лазили.
  - Полезешь.
  - Не полезу!
  - Ещё как полезешь! - позлорадничал медведь.
  - Да не полезу я, и всё тут! Я, если хотите знать, травоядќная белка, - попытался отмазаться лось, но медведь отмазку не принял, а в качестве контраргумента просто погладил лапой живот.
  - А я тогда - белкоядный медведь!
  Аргумент показался лосю вполне убедительным. Настаивать на его подтверждении он не стал, а посему был вынужден подчиниться грубой силе.
  
   * * *
  Дерево выбрали на просеке, чтобы всем было видно. Сказать по правде, дерево это было не совсем обычным или даже весьма странным. Ни листьев, ни веток, ни сучков на нём не было. Не было на нём и коры, вследствие чего породу определить не удалось. В лесу вообще было мало таких деревьев, и все, кстати, росли исключительно на просеке, видимо, какой-то южный сорт. Можно, конечно, было выбрать дерево и повыше, и посучкастей, но для чистоты эксперимента решено было остановиться на этом.
  - Так! Господа! Момент истины! - прокомментировал предстоящее событие ёжик. - Единственный в мире бесплатный аттракцион - "дереволазающая лосебелка". Спешите... - ёжик осёкся. - Миш, а докуда ему надо долезть?
  - Чего докуда? - не понял медведь.
  - Ну как же! Надо установить границу. Ну, границу, до-куда ему надо долезть, чтобы попытка была засчитанной, - разъяснил необходимость установления границы ёжик.
  - А вон пусть до макушки лезет - до самых верёвок.
  - Ну нет! До верёвок - это уж слишком. Поперву пусть хотя бы до половины, - вступился за лося ёж.
  - А ничего и не слишком! - возразил медведь. - Раз уж он белка, так ему это на раз, а если не белка!.. - медвежья лапа сжалась в кулак и ударила в ладонь, - то его и половина не спасёт.
  - Ну, как знаешь, Миш, как знаешь. Моё дело предло-жить, - согласился с очевидным ёжик и молча растворился в толпе.
  Толпа как-то неожиданно оживилась, словно появлеќние ежа внесло какую-то интригу. То тут, то там стали слышаться споры, ругань и прочие атрибуты его присутствия:
  - Да и на четверть не залезет! - предположил хорёк.
  - Как знать! Вдруг он действительно белка, - не согла-сился с ним кабан.
  - Да какая, блин, белка? Баран! - выругался волк.
  - Позвольте, - вставил баран, - баран - это я. И на правах копытного ответственно заявляю, что природой не предусмотќрено лазить по деревьям...
  - Ну это ты кому другому рассказывай! - вмешался фи-лин. - Вот в Гималаях, например, бараны по горам лазят. А уж по деревьям - так это им раз плюнуть...
  - Ага! Щ-щас! - не поверил филину олень. - Может, они ещё и яйца высиживают?
   - Да что яйца? - усмехнулся хорёк. - Они ещё и гнёзда вьют, а на зиму в тёплые края улетают.
  - Да тьфу на вас! - обиделся филин. - Говорят же вам!..
  Медведь долго терпел всю эту бесполезную болтовню, но, наконец, ему это наскучило, и он отборным рыком призвал зверей к порядку, коий в скором времени и был установлен. Воцарившуюся тишину нарушали только алчные крики ёжика:
  - Ставочки, делаем ставочки, господа... Три к одному... Кто не успел поставить на белку?
  - Умолкни, репейник! - прорычал медведь, да так, словно они с ежом никогда вместе не пили. Глаза его налились кровью, и ёжику ничего не оставалось, как объявить, что все ставки сделаны.
  Теперь все взгляды леса обратились на белку... или на лося (ну, это кто как делал ставки) ... и на медведя, который уже собирался делать отмашку. Он последний раз ехидно улыбнулся и уже занёс лапу, но его снова прервал ёжик:
  - Давай, милый, у тебя три попытки.
  - Какие ещё три попытки? - тут же возмутился мед-ведь. - Ты у меня сейчас следующим полезешь! Я здесь правила придумываю! - Да нужны мне ваши три попытки! - спас ёжика лось. - Мне и одной достаточно.
  Он важно подошёл к дереву, смерил его презрительќным взглядом, а потом таким же одарил толпу. Пару раз он демонстративно присел, пяток раз отжался, встал, подёргал плечами и повертел шеей. Раздался громкий хруст суставов, заставивший всех зверей одновременно вздрогнуть, но сам же лось остался хрустом вполне доволен и даже повторил процедуру ещё раз. Затем он уселся на землю и прицельно плюнул на каждое из четырёх копыт. Тщательно размазав мокроту, он глубоко вдохнул и закрыл глаза. Минуту длилось молчание.
  - Давай, милый! Не подведи! - прервал медитацию ёжик голосом, знающим порядок ставок.
  И вот тут, по свидетельству очевидцев, и произошло первое чудо. Уж и не знаю, не то это действительно была белка, не то лосю очень не хотелось подводить ёжика, но с необычайной лёгкостью перебирая копытами, лось в один миг оказался на вершине дерева.
  - Белка! - выдохнул весь лес разом.
  - Твою мать! - выдохнул медведь.
   Но не успели они вдохнуть, как произошло и второе чудо. С диким - далеко не беличьим писком белка вспорхнула с вершины дерева и...
  И приземлилась в десятке метров от него.
  - Ну, точно - белка... белка, да и только... да, никаких сомнений... однозначно - белка... - наперебой вдохнул лес.
  - Летяга, - пошёл чуть дальше в своих размышлениях медведь.
  - Тьфу! - смачно сплюнула с верхушки сосны другая - маленькая белка и от обиды запустила в новую родственницу шишкой.
  И при всём при этом одного только ёжика насторожил тот факт, что искры из глаз у белки посыпались задолго до того, как она воткнулась в землю, но анализировать сей факт в данную минуту оказалось недопустимым.
  - Та-ак, кто ставил на лося?..
  Ёжик затерялся в толпе.
  А толпа тем временем плотным кольцом обступила неподвижно сидящую белку и рассматривала её с нескрываемым любопытством. Посмотреть действительно было на что.
   От удара о землю причёска белки слегка попортилась, а, точнее сказать, отвалилась вовсе и вела теперь самостоятельный образ жизни, невзирая на причитания бывшей хозяйки. Впрочем, и причитаниями это назвать было нельзя, потому как губы вроде бы и шевелились, а вот звуков никаких они не издавали, отчего морда у белки казалась ужасно глупой и смешной. Общее впечатление дополняли ещё и глаза, тщетно пытавшиеся отыскать орбиту, и лапы, поочерёдно указываюќщие на дерево. Смысла жестикуляции никто, конечно, не понял, но дерево на всякий случай решили осмотреть.
  Осмотр длился недолго и, как и предполагалось, ничего особенного не обнаружил. Ну, если только не считать одной маленькой таблички. Было в ней что-то странное. Взять хотя бы этот чёрный обезьяний череп с двумя обглоданными берцовыми костями наперекрест, или эта непонятная полустёртая иностранная надќпись под ними. В общем, картинка никудышная, да и читать в лесу всё равно мало кто умел. Филина, конечно, попросили перевести, но тот долго щурился, подбирая слова, - не вле... не влез... убь... - и, в конце концов, плюнул на это дело и объявил, что смысл данной фрески утерян.
  - Может, тут могила обезьяны? - предположил кто-то из зверей.
  - Может, и так, - сочли предположение логичным дру-гие звеќри.
  - Долазилась, - всех мудрее предположила новоиспе-чённая белка, потирая лапќками место, где ещё недавно торчали рога.
  И тем не менее все вопросы были решены, все сомне-ния рассеяны, и звери, чувствуя, что самое интересное уже позади, начали потихоньку расходиться, наперебой обсуждая, как это белке удалось вымахать под два метра. Из всеобщей болтовни выделялись лишь крики ёжика: "Волк, имей совесть, ты же ставил на лося!.. Какие, нафиг, свидетели?.. Какой, нафиг, заяц!.. Да чего он мог увидеть своими глазами?.. Да в гробу я видел..."
  Ёжик мог долго перечислять чего ещё, кроме зайца, он видел в гробу, но какие-то обстоятельства неожиданно заставили его замолчать.
  Просека потихоньку опустела.
  
   * * *
  Крот без устали перебирал лапами, не уставая удив-ляться - копать становилось всё легче и легче, легче и легче, легче и легче!.. И вдруг...
  Земля поплыла под лапами. Какое-то зловещее журчание гулким эхом пролетело по тоннелю и наполнило его ужасом. "Ой", - подумал крот. Журчание усилилось. "Ой, ой, ой", - подумал крот. В тоннеле повеяло болотной тиной, а журчание переросло вдруг в рёв мощного потока. Лапы крота неожиданно почувствовали холодную влажность, и та судорогой пробежала по позвоночнику. "Ой, ой, ой, ой", - подумал крот напоследок и во всё горло заорал:
  - Спасите, помогите, тону!
  Вода стремительно стала заполнять тоннель. Извиќлины в голове крота зашевелились так быстро, что на мгновение приоткрылись глаза. В тоннеле, конечно, было темно, и он так ничего и не увидел, зато сообразил, что надо срочно что-то делать. В следующий момент он сообразил, что делать, собственно, он ничего не умеет, ну, кроме как копать. Но зато копать...
  
  Глава 2 - в которой не только ничего не понятно, но и все ге-рои куда-то разбрелись
  
  Медведь молча подошёл к неподвижно сидящей белке и ткнул её лапой в плечо. Реакции не последовало. Секунду поколебавшись, он опять ткнул лапой.
  - Ну, ты, это - ладно, без обиды, - он порылся в кармане и вытащил оттуда пол-литра, - держи, - и снова ткнул белку, но уже бутылкой.
  Белка опять не отреагировала.
  - Да ладно, будет тебе дуться. Ну, с кем не бывает. Старый ведь стал - слепой. Да и ты, сказать, во как вымахал... махала.
   Медведь поставил бутылку на землю и ногой тихонько пододвинул её к белке. Он хотел ещё что-то сказать, но его нагло и бесцеремонно перебил ёжик, решивший-таки все проблемы тотализатора:
  - Эх, молодец белка! А ведь я с самого начала в тебя верил и вот даже ни капельки не сомневался. Да и чего ж тут сомневаться, когда сразу видно, что ты белка - только больќшая, - пояснил ёж. - А эти - дурачьё: "Лось, лось". Ладно хоть не сусликом обозвали. Да они и лосей-то этих отродясь не вида́ли. А я так сразу, как увидел тебя, так и подумал: "Какая красивая белка, должно быть породистая!" А эти!.. Тьфу! Вот в соседнем лесу тебе обязательно поверят, нужно будет туда на следующей неделе сгонять, - начал издалека свою речь ёжик.
  Новоиспечённая белка не отреагировала. Она по-прежнему продолжала сидеть и бубнить себе что-то под нос. Не то китайский алфавит, не то таблицу умножения...
  - А я ведь, по правде сказать, всю жизнь мечтал белкой стать, - не обратил на это внимания ёжик. - Да-а! Вот только ростом, сам понимаешь, да и колючки. - Он подозрительно щурился на ярком солнце, прикрывая лапой глаза. - Ну, что скажешь, дело верное - выручку пополам, - подошёл он наконец к сути вопроса и, протискиваясь между бутылкой и белкой, дружеќственно похлопал последнюю по спине.
  - Ты это... того! - вмешался медведь, не уловивший смысќла ежовых слов и от этого предчувствуя, что его сейчас обдурят. Он медленно повернул голову в сторону ёжика и нахмурился.
  - Ну, с медведем, конечно, придётся поделиться, - предусмотќриќтельно поправился ёжик, - он будет ставки приниќмать.
   Идея поделиться с медведем - в обмен на приём ставок не показалась ему расточительной, но тот от этого лишь запутался окончательно. Куда идти? Чего принимать? Непонятно. Но мысль о том, что с ним кто-то, чем-то поделится, его успокоила.
  Спокойствие медведя поразительным образом тут же передалось ежу и, пододвинув бутылку к себе поќближе, он вольготно растянулся на траве.
   - Ну, так как, белка, принимаешь предложение? - С этими словами ёжик самым наглым образом откупоќрил бутылку и, продолжая щуриться и не убирая лапы от глаз, сделал большой глоток, после чего сощурился ещё больше. - Белка, спишь, что ли? Предлагаю это дело обсудить.
  Он смачно выдохнул, потряс головой и протянул было бутылку компаньонше, но повстречался глазами с медведем и тут же исправил свою ошибку.
   Запах спиртного, по-видимому, слегка оживил белку. Она повернула голову и перестала бубнить.
   - Ну! Что скажешь? Белка! - тут же воспользовался ситуаќцией ёжик.
   - Кто?
  Белка недоуменно покосилась на ёжика, и тому на мгно-веќние показалось, что подобное обращение её даже оскорбило.
   - Чего кто? Я говорю, в соседний лес - на следующей неделе. Миш, скажи.
  Медведь сказать не успел, а последующий вопрос так и вовсе на определённое время лишил его дара речи.
  - Ты к кому обращаешься? Какая я тебе белка? - подо-зриќтельно попросила уточнить белка и с любопытством приготовиќлась почерпнуть информацию.
  Теперь ёжик посмотрел на неё с недоумением и, не отрыќвая взгляда, пошарил лапой в поисках бутылки. Не нашёл, вздохнул и обречённо почесал затылок.
   - Ну как же? Ты же только что... - попытался он подо-брать слова, но в итоге так и не смог сформулировать, - на дерево...
   - Я не белка! - снова перестал быть белкой лось и с чувќством собственного достоинства отвернулся.
  Последовала пауза, в ходе которой ёжик счёл необходи-мым переглянуться с медведем и, мысленно заручившись его поддержкой, продолжил:
  - Здрасте! А кто ж ты тогда? Ёжик, что ли? Или медведь, может? - состроумничал он.
   - Нет. Лошадь я!
   Медведь поперхнулся водкой.
   - Кто-кто?
   - Лошадь я. Во!
  В доказательство белка взяла да и сожрала целый пучок травы, а медведь, соответственно, окончательно пришёл к выводу, что его дурят. Он сердито посмотрел на белку, потом на ёжика, потом перевёл взгляд на бутылку, а потом повторил всё снова, видимо, пытаясь догадаться, поделились с ним уже или ещё нет. Потом он почесал затылок, потом почесал ещё раз, а потом залпом допил остатки водки.
  - Ми-иш, - протянул испуганно ёжик, - Миш, опять, что ли, лес собирать? Миш, Ми-иш, - он в растерянности убрал лапу от глаз, обнажив тем самым крупный увесистый синяк.
  - А? - скорее промычал, нежели переспросил медведь, и глаза его медленно налились кровью.
  - Я говорю, лес собирать? Или как? Миш, собирать лес-то? Или как?
  - Или как! - ответил, наконец, медведь, но каким-то подоќзриќтельным голосом. Он медленно повернул голову к лошади, прищурился и сжал кулаки:
  - Так, стало быть, лошадь? - не то спросил, не то просто законстатироќвал факт медведь, но в любом случае, не дожидаясь ответа, смачно плюнул на кулак и с размаху саданул новоиспечённую лошадь по макушке.
   Раздался только сдавленный звук, и голова лошади от удара вошла в землю по самые ноги.
  - Тоже мне! Лошадь! - усмехнулся медведь.
  Он опустился на четвереньки, громко сплюнул и медленно поќбрёл к лесу, а вот ёжик выдержал короткую паузу и, презриќтельно фыркнув, с размаху лошадь пнул.
  - Да! Тоже мне!
  Потом он пнул её с другой стороны, но и этого ему пока-залось мало. Он разбежался, подпрыгнул что есть мочи, на лету умудрился свернуться клубком и воткнулся лошади точно возле хвоста.
  Нервная дрожь пробежала по телу скакуна, отчего голова его ещё глубже улезла в землю, утянув за собой передние ноги.
  Заложив одну руку за спину, а другой, подперев подборо-док, ёжик вопрошающе хмыкнул и с умным видом со всех сторон обошёл сей постыдный монумент. В какой-то момент чувство истинного ценителя искусства возобладало над ним, и со словами "Угу!" он выдрал с корнем пару одуванчиков и пристроил их к одному месту.
  Изваяние, по-видимому, художественным вкусом не об-ладало и посему приняло сие действо как жестокое надруга-тельство над памятником, и потому с особым отчаянием принялось тем самым местом вертеть в попытке освободиться от архитектурных излишеств.
  Одуванчики же, наоборот, с лёгкостью приняли новую среду обитания и, успешно прижились.
  Обойдя напоследок своё творение и, видимо, оставшись довольным собственным вкладом в искусство, ёжик благородно скрестил на груди лапы, покивал головой и, спохватившись, побежал догонять медведя.
  - Ну, это было лишнее, - не одобрил медведь его выдумку, когда тела их поравнялись. - Достаточно с него... неё и так.
  - А вот и не хватит! - отказался мириться с достаточно-стью ёжик. За такие дела ещё и не такое полоќжено.
  - Положено, не положено, а это было лишнее...
  - А вот и не лишнее...
  - А я говорю, лишнее...
  Так, поддерживая дружескую беседу, компания удали-лась.
  
   * * *
  Крот даже не думал, что может копать так быстро. Впро-чем, думать ему было и некогда - зловещее журчание позади него добра не предвещало. Беда заключалась ещё и в том, что он не знал, в какую сторону рыть. Он рыл наугад, потому как все стрелки компаса в его голове показывали единственное направление - прочь от этого безумного журчания, а поскольку таковое доносилося отовсюду, крот просто метался из стороны в сторону.
   Тем не менее мастерство брало своё, и за первый час он оторвался от погони как минимум на три корпуса. Но и уста-лость брала своё, и за второй час вода отыграла полтора. Положение становилось катастрофическим - крота могло спасти только чудо.
  И чудо произошло. Земля под лапами неожиданно раз-мягчилась, и те молниеносно провалились в пустоту. "Вот она - поверхность", - облегчённо выдохнул крот и радостно высунул из дыры голову, но разочарование постигло его незамедлиќтельно. Это была не поверхность - это была чья-то нора. И, по всей видимости, обитаемая.
  - О, крот, здорово! - раздался в темноте знакомый голос.
  От неожиданности крот совсем потерял ориентир, но зато, надо отдать должное, сообразил, что дальше можно уже не копать, а просто бежать.
  - Выход где? - спросил он у голоса.
  - Это что, вместо здрасте? - обиделся голос.
  - Сваливай отсюда! - попытался спасти хомяка крот.
  - Ну, знаешь, припёрся в гости, стену проломил и ещё ругается, - не оценил хомяк душевного порыва.
  - Да какие, нафиг, гости! Вали отсюда быстрей! - паническим голосом крикнул крот и, секунду поколебавшись, свернул наќправо. - А гости, кстати, там - сзади, - крикнул он убегая.
  - Да ну? А кто? - поинтересовался хомяк.
  - Караси, - уже издали прокричал крот.
  - Караси, караси, - насмехаясь, продублировало эхо, и крот почувствоќвал, как пространство вокруг него расширилось и превратилось в огромную залу. Вдобавок ко всему в воздухе запахло свежим горохом, овсом и пшеницей.
  - Тьфу, блин, склад! - понял крот ошибочность выбора наќправления. Он хотел повернуть назад, но по доносившемуся отборному мату хомяка догадался, что путь назад отрезан.
  Как кошка, без разбегу он бросился на стену и, помогая себе всеми четырьмя лапами, начал рыть новый путь к от-ступлению...
  
   * * *
  
  А ёжик тем временем всеми силами и, практически успешно, пытался подействовать медведю на нервы:
  - Нет, ну это что ж творится-то? А? Совсем, блин, распоясались эти белки. Ну, никакого житья от них в лесу. Я так думаю! Собрать всех этих белок и провести с ними, так сказать, разъяснительную беседу...
  Но медведь шёл напролом и на болтовню запыхавшегося ёжика не обращал никакого внимаќния.
  - А кто не поймёт, того выгнать, нафиг, из леса, а то, чего доброго, завтра все белки объявят себя ежами. И что тогда нам - честным ёжикам делать? А? Орехи, что ли, грызть? Нет, надо этому положить конец! Решительно и бесповоќротно! А колючки у них есть? А? Я спрашиваю, колючки. А клубком они? А? Могут они клубком? Правильно! Не могут. А всё почему? А всё потому, что никакие они, нафиг, не ёжики, а мошенники все и аферисты. Всех их надо из леса и волка заодно, - закончил ёжик и почесал подбитый глаз.
  - О-ой, да заткнись ты, репейник! - только и сделал что огрызнулся медведь и, махнув лапой, добавил: - И без тебя тошно.
  - Тошно, говоришь? Ну, так это дело можно...
  - Заткнись, говорю.
  - Так я что? Я только...
  - Заткнись!
  С минуту они шли молча. Медведь был зол, а навстречу, как назло, никто не попадался. Неожиданно он останоќвился, медленно повернул голову и окинул злобным взглядом ёжика, который умудрился по дороге насобирать мухоморов и прицепить их к колючкам, отчего стал похожим на рожде-ственскую ёлку. Медведь нахмурился и прикинул в уме, кому будет больнее, если заехать этой ёлке по макушке. Оценив свои шансы как 50/50, он тяжело вздохнул и, проклиная в душе какой-то из законов физики, двинулся дальше.
  Вообще-то, сказать, что медведь хорошо знал физику, было бы неправдой. Медведь физики не знал. Скажу больше! Медведь не знал ещё и химии, и биологии, и истории. Математику он знал, но только на уровне количества когтей, а вот географию - так наравне с физикой. С ученьем у него вообще как-то не заладилось, причём с самого первого дня.
  Можно, конечно, обвинять его в тунеядстве, лоботрясов-стве и прочих синонимах, но в оправдание надо сказать, что ему просто не повезло с педагогом. Уж такой слабый педагог ему достался, что просто жуть. А уж труслиќвый, что и слов нет.
  Бывало, возьмёт да и спросит медведя:
  - А сколько будет пятью три?
  А тот как встанет, как почешет затылок и отвечает:
  - Восемь, ну, или девять.
  - А что если подумать? - не унимался селезень.
  - А если подумать, тогда сто, - вершил чудеса арифме-тики медведь.
  - Ну, а если хорошенько подумать? - рисковал нарваться на неприятности учитель.
  - Ну, а если хорошенько подумать... - медведь брал од-ной лапой селезня за горло, а вторую, сжав в кулак, давал понюхать: - То мне оно без разницы!
  - Правильно, праќвильно! - сдавленным голосом кричал учитель и, получив тумака, прятал голову под крыло. Про алфавит, естественно, медведя вообще не спрашивали.
  Самое любопытное, так это, пожалуй, то, что каких-либо соќжалений или угрызений совести по этому поводу он не испытывал, как, впрочем, и по всем остальным поводам тоже, но школьные свои годы всегда вспоминал с ностальгией. Первый учитель, первый звонок, первый проигранный в карты портфель, первая - без закуски бутылка портвейна и медведица Маша на соседней парте...
  Медведь ещё многое мог припомнить из той - весёлой, беззаботной жизни, но на самом интересном месте его тре-петные воспоминания наглым образом прервал ёжик, кото-рый, кстати, учился не намного лучше:
  - Ну, что ж, - хотел было что-то сказать он, но медведь отреагировал мгновенно и тут же нашёл предлог снять стресс. Лапа его резко выпрямилась и, не целясь, заехала ежу точно промеж глаз.
  - Аа-й! Ты чего? - судорожно проорал ёжик и обеими лапами схватился за отшибленный нос.
  - Так ведь я тебе говорил "заткнись"? - добродушно и с трудно скрываемым удовольствием, разъяснил причину мед-ведь и, почуяв, как на душе у него действительно полегчало, продолжил движение.
  - Ну, спасибо! - поблагодарил ёж, удаляющуюся фигуру и помахал ей вслед кулаком. - Нечего сказать! Тоже мне, друг называется! Да зачем я вообще за тобой увязался! Да если б я только знал, что тебе не интересно, что волк недавно объявил себя медведем...
  - Чего? - резко остановился медведь и, уперев лапы в бока, медленно повернулся.
  - Чего, чего! Я говорю, если б я знал, что тебе не интересно, что волк объявил себя медведем, то вообще бы с тобой не пошёл, - и тоже упёр лапы в бока.
  - Так чего ж ты, репейник, сразу об этом не сказал?
  - Я не сказал? Звери добрые, да вы только послушайте! Это я-то и не сказал? - ёжик обиженно помотал головой. - Так, ведь я бы и сказал, да ты ж слова выговорить не даёшь. Одно только от тебя и слышно - заткнись да заткнись...
  - Ладно, - перебил медведь, - не врёшь? А то я твою колючую морду знаю.
  - Я вру? Да что ж это делается? Я, так сказать, как другу - спасти, так сказать, репутацию, а меня за это "мордой", - окончательно обиделся ёжик и, видимо, от обиды, сорвал со спины мухомор и откусил сочный кусок.
  - Опять грибы жрёшь? - сконфузился медведь. По-видиќмому, один их вид наводил его на какие-то тревожные воспоминания.
  - Да нет, Миш, эти не как в прошлый раз, эти спелые.
  - Ага! В прошлый раз тоже спелые были, - сконфузился медведь ещё больше. - То-то тебя с двух грибков-то...
  - Да будет тебе. Это ж я просто на голодный желудок - вот и впал в прострацию, - немедленно оправдался ёжик.
  - Ага! - усмехнулся медведь. - Вот как раз, в эту - в прострацию. Точно подметил. Два дня, помнится, из кустов не вылазил. Всё простраться не мог.
  - Ой, да вот вечно ты, Миш. На-ка вот лучше попробуй, - ёжик отломил кусочек и протянул другу.
  - Ну уж нет! Сам это жри! Мне оно как-то и без простраќции неплохо, - отверг предложение медведь и подошёл вплотную.
  - Вот зря ты так, Миш! Ну, вот нет в тебе никакого философского подходу. А в кустах-то - это же я специально. Это ж... какое очищение организма, а? А кусты после этого, а? Видал, как разрослись? - Ладно. Уймись, - сменил медведь тему разговора. - Про волка сам слышал?
  - Сам не слышал. Врать не буду. Заяц рассказывал. Он говорил, будто мол, волк говорит, что надоело мол, мне быть волком, говорит, и вообще, говорит, раз такие дела в лесу пошли, раз, говорит, белкам дозволено быть конями, то я тогда, говорит, буду медведем. Да, - ёжик утвердительно закивал головой, - точно, медведем.
  - Хэ! - усмехнулся медведь и недоверчиво покачал головой, ясно давая понять, что в эту чушь он верить не собирается. - А я-то тогда кто?
  - Так, а это! А медведь, говорит, пусть теперь будет этим, как его, - ёжик перебрал в уме различные варианты и остановился на суслике. - Сусликом. Да, точно, сусликом.
  - Чего? - проревел медведь, явно понимая, что его только что оскорбили, но кто именно - волк, заяц или ёж, ещё не определившись. - Это я-то? Сусликом? Да я! Ну, сейчас я кому-то все рога поотшибаю.
  Он сделал шаг по направлению к ежу, но ввиду наглости заявления и абсолютно серьёзной морды послед-него решил-таки на время ему поверить:
  - Точно не врёшь?
  - Я что? На самоубийцу похож?
  Вообще-то медведь живьём самоубийц ни разу в жизни не видел, но, мысленно представив такового в образе ежа, как-то судоќрожно замотал головой и тому не позавидовал.
   - Ладно! Где этот волк? Пойдём рога отшибать, но если наврал... - медведь так медленно погрозил когтем, что ёжик подавился мухомором.
   - С чего бы это мне врать-то? - откашлялся он. - А вот с рогами, Миш, ты, пожалуй, погорячился. С рогами, наверќное, не получится. Но ход мыслей у тебя абсолютно правильный.
  - Получится, не получится! Не получится, так живьём, блин, в землю закопаю. Может уже начинать могилу рыть.
  - Ну нет, - не согласился ёж с бесполезным растрачиванием энергии, - могилу - это как-то непрак-тично. Пускай лучше берлогу тебе выроет. Старая-то всё равно потерялась.
  Медведь вздохнул. Рубанул ёжик прямо по живому. Нет, конечно же, она не совсем потерялась. По-трезвому он бы её обязательно нашёл. Уж, чего там. Чай не иголка какая, в конце концов. А найти-то действительно стоило. Всё-таки жилище добротное - меблированное. Почитай, один только стул венский на литровину потянет, а то и больше. А если дверь поставить, так там и зимовать можно...
  - Ладно. Сначала сходим волку морду набьём, а потом, как раз трезвый, и берлогу отыщем. В общем, там разберёмся, - медведь махнул лапой. - Так где, говоришь, волк-то? Дорогу знаешь?
  - Нет, Миш, вот ты обидеть, что ли, хочешь? Да у кого в лесу ни спроси, любой скажет, что вот лучше ежа дорог в лесу никто не знает.
  - Так чего тогда стоишь?
  - Так вот же я и иду. Он тут, Миш, недалеко - возле речки, на поляне. Медвежество, стало быть, своё обмывает. А суслика этого, говорит - ну, в смысле тебя, я говорит, и приглашать не буду. Так и говорит. Да! Не буду, мол, и всё. Потому, как, говорит, не ро́вня он мне теперь - суслик этот. Пускай, говорит, он теперь с этими... Как их? С бобрами водку пьёт. Потому как ему это теперь в самый раз.
  - Так и сказал?
  - Ей-ей. Слово в слово, - подтвердил ёж, смахнув со спины очередной мухомор.
  - Ну, я сейчас из него самого суслика сделаю.
  - Во-во! Это справедливо.
  - Причем горбатого суслика!
  - Ой, Миш, вот за что я тебя всегда уважал, так это за справедливость.
  - А, то! Медведем говорит... Ну, я ему... Далеко ещё?
  - Да нет, тут рукой подать, - настроение у ёжика заметно поднялось. - А ещё лучше, Миш, двугорбым. Да, точно, двугорќбым - как верблюда.
  - Как кого? - остановился медведь.
  - Ну, как этого - верблюда. Ну, помнишь, вчера бобёр рассказывал?
  - Тебе рассказывал?
  - Да нет же - всем. Ну, пиво вчера пили, помнишь?
  - Пиво? Пиво помню. Верблюда - верблюда нет, не помню. Путаешь ты чего-то. Вот про азберг, помню, рассказывал.
  - Какой ещё азберг?
  - А такой! Огромный. Который в океане-море живёт, - пояснил медведь, - он ещё под землю прячется, а сверху одна маковка остаётся.
  - А это ещё зачем? - не понял смысла ёж.
  - Да как же зачем. Оно и так понятно. К примеру, спря-тался он весь под землю, а сверху одна маковка только. И сидит. А мимо, к примеру, заяц идёт. Видит маковку. А маковку-то чего бояться? Так вот, он к ней возьми и подойди, а то, глядишь ещё, и потрогать вздумает. А тут азберг из-под земли как выпрыгнет и зайцу по морде хрясть.
  - Ну, знаешь, - уничтожил чужеродный талант ёжик, - так-то и я могу. Да чего там, - он пренебрежительно махнул рукой. - Я вот, помнится на прошлой неделе тоже - иду по лесу к лисе - морковь продавать. Смотрю, заяц. Ну, я за дерево-то спрятался, а морковину одну взял да и высунул наружу. Заяц увидал - обрадовался и только, значит, к дереву-то подходит, чтобы чужую, кровно заработанную морковину прикарманить, а я ему - прямо из-за дерева этой же морковиной по морде хрясть...
  - Подожди! - остановился медведь. - Так, стало быть, это на тебя заяц жаловался, что его кто-то морковиной напугал - да так, что он оба ведра водки разлил?
  - А может, Миш, я чего и путаю. Да, пожалуй! Дело-то когда было, - поспешил оправдаться ёжик, продолжая движеќние. Он повернул голову и невинным голосом поинтересовался: - А ты, чего, Миш, остановился-то? Или передумал?
  - Я то?
  Договорить ему не дали.
  - Так вот! О чём уж я? Ах, да, бобёр, говорю, после азберга рассказывал ещё и про верблюда - корабля пустыни.
  "Верблюда... Корабля... Пустыни..." - повторил про себя медведь незнакомые слова. Из всех трёх понятным было только второе. И хотя он ни разу в жизни этого самого корабля не видел, смысл его представлялся довольно ясно, потому, как первая часть слова росла почти на каждом дереве, а вторая так и вовсе вопросов не вызывала...
  - А-а, вон ты про что, - соврал медведь. - А я сразу-то и не понял. - Он притворно махнул рукой и возобновил движение, про себя, однако, отметив, что первый раз об этом слышит.
   Признаваться в собственной безграмотности в медвежьи планы не входило, и потому некоторое время компания шла молча, но любопытство брало-таки своё.
  - Слушай! - не выдержало в конце концов любопыт-ство. - Никак в толк не возьму, чего там этот верблюд с этой пустыней делает?
  - Да кто его знает? - повёл плечами ёж. - Неважно это.
  - Как же это неважно? - удивился медведь. - А что тогда важно?
  Ёжик остановился.
  - Важно то, что этот верблюд за раз - два ведра выпить может.
  - Эко удивил. Этак и я могу.
  - Можешь - да не можешь!
  - Чегой-то это не могу? Да запросто!
  - А вот и не запросто. Он ведь как? Он эти вёдра залпом выпивает и не закусывает! - многозначительно пояснил ёж, явно позавидовав не то верблюду, не то его возможностям.
  Медведь удивился.
   - Что, совсем?
  - Да, знаешь. У них - у верблюдов, принято так, - зна-юще разъяснил ёж. - Раз! И двух вёдер как не бывало.
  - Подожди. А два ведра - это на одного или на двоих - с пустыней? - засомневался медведь.
  - Да нет же! На одного! А с пустыней, стало быть, четыре.
  - Ну, это ты врёшь! - не поверил медведь, однако в глу-бине души верблюда зауважал.
  - А вот и не вру - точно говорю. Мало того, он эти два ведра выпивает, а потом две недели ни капли в рот. Ни-ни!
  - То есть как - две недели? Это что - совсем, что ли, ни капли?
   - Да говорят же тебе! Ни капли! Ну, если только там воду... или молоко. Сила воли, - заключил ёжик.
  Подобная информация никак не укладывалась в медве-жьем мозгу. Он попробовал представить себе, как какой-то верблюд выпивает два ведра водки не закусывая, но у него не получилось. То есть не вот чтобы совсем не получилось. Не получилось представить верблюда, а два ведра водки представились легко и даже охотно. Вот только водка в них была налита с горкой и горка эта свисала набок, словно горб.
  Медведь фыркнул и помотал головой, пытаясь изба-виться от видения. Попытка удалась, хотя ясности всё равно не добавила.
  - Слушай, - поинтересовался он, - а горбы у него откуда взялись?
  - Да я это, и сам точно не понял, хотя... если подумать... Вот ежели б вчера заяц пришёл бы и оба ведра один выпил.
  - Это как это один? - возмутился медведь.
  - Как, как? А вот так - залпом!
  - Да я б ему...
  - Вот-вот! - не дал договорить ёжик. - И верблюду так же.
  - А! Ну да, так-то оно, конечно, - удивился медведь простоте объяснения. Как же это он сам не догадался до этого. - Подожди, а второй горб тогда откуда?
  - Ну, трудно сказать, наверное, с первого раза не понял.
  - Да, это, пожалуй! - согласился медведь.
  Некоторое время друзья шли молча. Каждый думал о своём.
   * * *
  Вода безжалостно преследовала крота, она бурлила, хлюпала и даже пускала пузыри. Положение становилось катастрофическим. Крота могло спасти только новое чудо.
  И чудо произошло и во-второй раз. Теперь его лапы про-валились в гораздо просторный тоннель, и, что самое главное, в конце этого тоннеля он увидел свет.
  Свет в конце тоннеля. Из последних сил крот бросился к этому самому свету, не веря в привалившее счастье, хотя какие-то тревожные мысли в его голову всё же закрались. Где-то чего-то про этот самый свет от кого-то он уже когда-то слышал. Но, к счастью, не запомнил, а потому выбрал абсолютно правильное направление.
  - Земля, - выдохнул он изнемождённо, высовывая голову из чьей-то норы. В этот момент вода догнала его задние лапы и... и непонятно почему остановилась. Кроту хватило сил только выбраться из норы и на всякий случай подняться на ближайший бугорок. Там он рухнул без сил...
  
  Глава 3 - в которой не только ничего непонятно, а герои куда-то разбрелись, но они ещё и потерялись
  
  - Ещё немного, Миш. Во-он за тем косогором. Да, точно, узнаю местность. Вон же и дерево.
  - Да тут, блин, кругом одни деревья.
  - Э, не скажи. Это у вас - медведей, все деревья одинакоќвые, на самом же деле они все разные. Я вот каждое помню. Где веточка сломанная, где листочек, а где и мхом поросло. Эх, люблю я природу! - заключил ёжик, доедая очередной мухомор. - Если б вот не дела, растянулся бы где-нибудь под кусточком - отдохнул бы, - с надеждой в голосе предложил он и искусственно зевнул.
  - Иди, иди давай, - обломил его медведь и на всякий случай придал ёжьему телу ускорительного тумака. - Дело ждёт.
  Помогло. Ёжик прекратил зевать и обречённо продол-жил движение.
  Вообще-то он помнил, что шли они по какому-то важному делу, но то ли свежий воздух так действовал, то ли грибочки несвежие попались. В общем, что шли - он помнил, а вот куда - заќбыл. То есть не вот чтобы полностью забыл, но некоторые детали из головы повылетали напрочь.
  Тайком, чтобы медведь не заметил, он собрался с мыслями. Медведь не заметил. Он вообще думал о своём.
  - Я вот тут подумал, - поделился он мыслями, - пожа-луй, что я этому волку три горба поставлю.
  При слове "волк" память к ёжику вернулась сама собой, он облегченно вдохнул, а потом ещё облегчённей выдохнул и тот же час разговор поддержал.
  - Нет, Миш! Три, пожалуй, не уберутся, если только ма-леньќкие, - высказал он свои сомнения по поводу геометрической несоразмерности предметов.
  - Ничего, как-нибудь ужмём, - не расстроился медведь и, один из редких случаев, блеснул остроумием: - В крайнем случае два первых обломаем.
  Довольный своей шуткой медведь расхохотался, а ёжик оценил медвежий юмор по достоинству и присоединился к хохочущему другу. Хохотали они долго и до слёз, а потом каждый представил себе двугорбого волка. Правда, предста-вил каждый по-своему...
  Медведю привиделось пышное застолье. Все звери наливают себе стаканы до самых краёв, а у него - у медведя огромная кружка. Тут вдруг подходит двугорбый волк и гово-рит:
  - Налейте мне тоже, а то во рту пересохло.
  А медведь ему:
  - Не положено тебе - две недели тебе не пить, если только воду или молоко.
   - Так я уж и так целый месяц не пью, - чуть не распла-кался волк.
  - Всё равно! Не положено, да и вёдер нет, - оправдался медведь.
  - Ну пожалуйста, ну хоть капельку, - взмолился волк.
  - Не положено! - съехидничал медведь...
  
  Ёжик представил себе другую картину.
  Река, на берегу реки раскинулась пустыня, а в центре её лежит волк кверху брюхом и пытается перевернуться. И всё б ничего, но два огромных горба его всё время перевешивают, и никак у него не получается. А из реки караси морды свои повысовывали, смотрят на волка, хохочут и плюются. Рядом валяются два пустых ведра.
  Увидал волк ёжика, заплакал и взмолился:
  - Ёжинька, миленький - помоги.
  - Как бы не фиг! - усмехнулся ёжик.
  - Ну, пожалуйста.
  - Пожалуйста? - прям-таки вознегодовал ёжик. - А это что? - он ткнул себя когтем в синяк под глазом. - А? И вообще, ты на кого, сволочь, ставки делал? А?
  - Сознаюсь, сознаюсь, - поспешил оправдаться волк, - грех на душу не возьму. На лося ставил, - и состроил физиономию грешника, замученного угрызениями совести.
  - Ну, вот и подело́м тебе, - заключил ёжик и развер-нулся, чтобы уйти.
  - Да что же, Ежинька, помирать мне тут, что ли? - вза-хлёб разрыдался волк.
  - А мне оно без разницы, - равнодушно закончил разговор ёж. - Да! И вёдра твои я тоже забираю, потому как тебе они теперь не нужны совсем...
  * * *
  Крот нежился в лучах заходящего солнца и мысленно рассуждал о своих сегодняшних приключениях: "Да, с хомяком, конечно, неудобно получилось... и ещё с кем-то, - он перевёл взгляд с неба на спасительную нору. - Перед хомяком надо будет извиниться. Может, даже подарить ему чего-нибудь..."
   Дорассуждать ему не дали. Звонкий противный голос откуда-то издали встрял в его размышления, оставив тем самым хомяка без подарка.
  - Так, дети, всё, хватит! Сколько можно? Весь день играете - надо и меру знать, - скомандовал голос.
  - Ну мам, ну пожалуйста, мы ещё не накупались, - наперебой кричали лисята.
  - Никаких купаний! Всё, хватит, быстро в нору!
  "Ой!" - подумал крот, и тотчас же открыл закон всемирного приваливания счастья. Закон, в общем-то, был бесхитростным и заключался в следующем: "Ежели кому-то в кои-то веки привалило счастье, то, стало быть, от кое-кого-то в те же самые веки оно отвалило".
  Закон показался ему весьма разумным и действенным, и из опасения, что лисе внезапно тоже может привалить счастье в виде ужина из крота, ужин немедленно свалил под землю.
  
   * * *
  - Так вот же, почти и пришли! Да, точно, узнаю мест-ность. Вот же и овраг, а вон за тем перелеском как раз и есть река. Нет, ну вот как приятно всё-таки побродить вот так вот по знакомым местам, насладиться, так сказать, ароматом родной природы, молодость вспомнить. Вот, ты Миш, пом-нишь свою молодость?
  - Ты, блин, мне зубы не заговаривай! - категорически откаќзался предаваться воспоминаниям медведь. - Полдня уже плуќтаем, а толку - крот наплакал!
  - Ну так и что ж с того? Я ведь и не говорил, что здесь близко. Волки, они ведь знаешь как? Заберутся к чёрту на кулички, и ищи их там свищи. И вообще, я всегда не доверял этим волкам. Нету от них в лесу ну никакого проку, а вернее сказать, вред от них один. Моя б воля - выгнал бы из лесу...
  - А я б, акромя волков, ещё б кой-кого выгнал.
  - А вот это, Миш, ты зря, - чуть не подавился грибком ёжик. Он остановился и укоризненно посмотрел медведю прямо в глаза. - Это ты, Миш, неподумавши, обидно слушать даже. Я к нему со всей душой, всё, так сказать, для друга. Вот надо ему волка найти - пожалуйста, вот хоть всю ночь буду за тобой ходить, а волка найти помогу.
  - Э, э? Это кто это тут за кем ходит? А? - едва не остолбенел медведь.
  Чего-чего, а подобной наглости он никак не ожидал и от неожиданности впал в ступор. А вот ёжик, видимо, проморгал застопоренное состояние ведомого и потому сбежать не успел. Только глаза виновато поднял и тут же почувствовал, как две огромные лапы медленно и не без обаяния обхватили его горло.
  - Ты что, сволочь небритая, заблудился, что ли? - до-вольно успешно попытался выйти из ступора медведь. - Заблудился, сволочь?!
  - Миш, Миш, ты чего? - сдавленно запричитал ёжик, и тотчас же почувствовал отсутствие гравитации.
  Медведь с лёгкостью приподнял его и по отдельности заглянул ему сначала в левый глаз, а потом в правый. К сожалению, хоть какой-нибудь поясняющей информации обнаружить в них не удалось, а из выражения лица на еже вообще была только глупая улыбка. Пришлось к отсутствию гравитации присовокупить ещё и турбулентность, в результате которой с того обвалились остатки мухоморов.
  - Сколько раз тебе повторять, не жри ты эту гадость! - свирепо прошипел медведь и с трудом уговорил себя не сжимать ладони. - А ну, говори! Где мы сейчас? И река где? И вообще! Заблудился, гад?
  - Да подожди ты. Да поставь. Да что ты как разнервни-чался, - не то попытался успокоить, не то освободиться ёжик, - сейчас сориќентируюсь.
  - Ах, тебе ещё и сориентироваться нужно?
  - Ну да! Что я, по-твоему? Я ведь всегда... Сначала сориќентируюсь, а уж потом и выводы делаю. Да-а. А ты как думал? К тому же как я буду тебе показывать, когда я в воздухе вишу?
  Медведь, может, и не счёл аргумент убедительным, но всё же аккуратно - за шкирку вернул ежа на землю.
  - Попробуй у меня только...
  - Миша, Миша! Не надо! Тут ведь оно знаешь как? Тут ведь надо обстоятельно...
  - Ах, обстоятельно? - перебил медведь и, приблизил к ежиному носу огромный кулак. - Ну так вот тебе! Нюхай! Только смотри - обстоятельно нюхай! А то ведь оно знаешь как?
  - Миша, Миша, подожди! Не надо резких движений. Я сейчас, я мигом, я быстро.
   Ёжик отчаянно завертел головой и, насколько мог, попытался вернуть себе выражение лица.
  - А ты попробуй только "не быстро!" Блин! Полдня! Да какое там! Стемнело уже!..
  - Так! Мох справа. Полярная звезда на месте, муравей-ник вот. Так, всё понятно! - победоносно заключил ёж и ткнул лапой в темноту. - Север там!
  Последовала угрожающая пауза.
  - Да ты что, гад, издеваешься? - не на шутку рассвире-пел медведь. - На кой ляд мне твой север! Там холодно! Ты мне реку покажи или волка. Заблудился, гад, сознавайся! Полдня... да какое там! Уже и полночи кругами ходим!
  - Да что ты, Миш? Это ж я так - специально. Обходной манёвр...
  - Ах, ты ещё и специально? Да я тебе этот манёвр...
  - Стратегия, Миш, понимаешь? Стратегия. Фактор вне-запности...
  - Я тебе сейчас этот фактор оторву...
  - Миш, с фланга зайдём...
  - И сожрать заставлю...
  - Врасплох, понимаешь...
  - Аа-ай! - вдруг донёсся откуда-то снизу голос, не при-надлеќжавший ни ёжику, ни медведю.
  - Я тебе покажу ай! - не обратил на это внимания мед-ведь.
  - Спасайся, кто может! - взвизгнул ёжик и нырнул в кусты.
  - Поздно! Поздно спасаться...
  - С морды слезьте! - опять послышался всё тот же ни-чейный голос.
  Медведь неожиданно остыл.
  - Кто это тут? - спросил он у голоса.
  - Это я - кабан Пятак. С морды слезьте.
  - А ты что тут делаешь?
  - Живу я здесь. Ну, слезьте, что ли.
  - А ты чего её мне под ноги суёшь?
  - Так я и не сую - я спал, - оправдался кабан.
  - А я тебе говорил, чтоб к моей берлоге и близко не подхоќдил?
  - А я и не подходил. Ну слезьте с морды!
  Медведь секунду подумал и нехотя поднял ногу. Кабан тут же вытащил отдавленную морду и с визгом шарахнулся в сторону.
  - Вали, вали, сволочь! - проводил его презрительным взгляќдом медведь и повернул голову обратно.
  Мышцы лица его напряглись в злобной гримасе и уж было, отыскали взглядом известные кусты, как вдруг неожиданно опомнились и прокричали кабану вдогонку:
  - Стой, сволочь! Река где?
  Ответа не последовало. Быстро удаляющийся треск ломаюќщихся сучьев обречённо возвестил ему о том, что кабан уже далеко.
  - Сволочь! - ещё раз крикнул вдогонку медведь и сплюќнул в его сторону.
  В воздухе неожиданно повисла тишина, и на медведя она подействовала гнетуще. Один, ночью, в лесу, трезвый. Непривычќность ситуации окончательно охолодила его. Он мучительно приќсел на четвереньки, громко вздохнул и лапой вытер со лба пот.
  - Ладно. Где ты там? - пробурчал он, обращаясь к ку-стам. - Вылеќзай.
  - А... а бить не будешь? - осведомились кусты.
  - Не буду, вылезай.
  Хотя слова медведя прозвучали не совсем убедиќтельно, ёжик всё-таки вылез из своего убежища и робко подошёл к медведю.
  - А чего это ты на него? Он вроде как ни в чём не вино-ват.
  - Да сволочь он!
  - Да-а? А говорят, вы с ним раньше друзьями были.
  - Были, да сплыли!
  - А говорят, не разлей вода.
  - Врут! Так, приятели.
  - Что ж так? Вроде нормальный кабан, - заступился было за него ёжик, хотя в глубине души кабана жутко ненавидел. - Я и грехов-то особых за ним не припомню. Или, может, случилось чего, чего я не знаю?
  - Да уж случилось!
  - Это из-за самогонного аппарата, что ли?
  - Да аппарат тут ни при чём.
  Медведь устало вытер со лба испарину и краем глаза поймал любопытный взгляд ежа.
  - За мёдом мы с ним пошли. Заяц сказал, что из мёда самый крепкий самогон, - разъяснил он суть конфликта.
  - Ну, это и ежу понятно, - заверил медведя в собствен-ной осведомлённости ёжик и покивал головой.
  - Ну-у да, - согласился медведь. - Так вот. И поднялся я, значит, на воздушном шаре, а тут эти - пчёлы. Да злюќчие такие - аж жуть. Ну, я ему и кричу: "Пятачок, в шар стре-ляй..."
  - А он чего?
  - Чего, чего! - Медведь глубоко вздохнул. - Шрам у меня на ...опе видел? Сволочь! - он повернулся к ёжику спиной и нагнулся. - Видишь?
  - Да тут темно вроде. Не разобрать, - поворотил носом ёжик и сморщил физиономию, а медведь тут же вошёл в положение и, не разгибаясь, задом попятился к ёжику.
  - Сейчас. Поближе подойду. Видно?
  Последнее, что ёжик увидел, это нечто, надвигающеќеся на него, как показалось, со всех сторон. Когда же это "нечто" приблизилось совсем близко и вот оно, самое время было разглядеть пресловутый шрам, случилось другое нечто, причём первое нечто, по сравнению со вторым оказалось-таки ничтожным.
  Под ноги медведю попался им же в ярости поломанќный сук, и он ... он не удержал равновесия.
  - А! Твою мать! - громко отозвалось, внезапно разбуженќное эхо.
  - Угу! Фыр-пыр! - повторило оно ещё какой-то стран-ный звук, но как-то неуверенно и даже само в конечном счёте заќсомневалось в точности передачи информации.
  Потом были и ещё крики - высокохудожественные, богатые афоризмами и сравнениями, но повторять их по этическим сообќражениям эхо (впервые в жизни) постеснялось.
  Смысл их, однако, вкратце был таков.
  Тот, что погромче, обвинял другого в том, что он сделал всё нарочно и специально. И корягу подбросил, и клубком, стало быть, свернулся. И что за это он должен ему как мини-мум литр.
   А второй с ним якобы соглашался. Что, мол, ага и что, мол, конечно. Что, мол, он всю жизнь мечтал, чтобы ему на голову сел кто-нибудь своей грязной и вонючей задницей. И что никакого литра он отдавать не намерен, и что раз уж на то пошло, ему самому должны как минимум два.
  А первый кричал, что нечего было иголки свои распу-шать. И за такие дела он должен ещё как минимум литр.
  А второй отвечал, что иголки у него как растут, так и растут и в таких делах его не слушаются. И, что, в общем, первый сам виноват, а так он одного только страху натерпелся - литра на три.
  А первый его как будто не слушал и кричал, что он сво-лочь колючая и что от него теперь плохо пахнет. А за это с него ещё один литр.
  А второй как будто возмущался, что у первого нет ни стыда ни совести, что он обижает маленьких и что, в общем, он ещё литр должен.
  А первый кричал, что у второго совести ещё меньше, что ему, можно сказать, жизнь спасли, а это тянет ещё на полтора литра. А второй кричал, что это не считается и вообще его неправильно спасали. Нужно было просто аккуратно потянуть за ноги, а не палкой отшибать и само собой, за это должны проставиться. А если ещё вспомнить вчерашнее...
  Часа через полтора, когда ёжик должен был медведю три ведра, два стакана и полрюмки (правда, по версии ёжика только последнее), а медведь ёжику - четыре ведра три бутылки и две стопки, спор неожиданно прервал невесть откуда взявшийся бобёр.
  - Вы чего рафгалделифь? - пробурчал он странным шепеляќвым голосом. - Вефь леф на уфы пофтавили. Чего вам не фпитфя?
  Последовала пауза, необходимая, , видимо, для перевариваќния информации.
  - Чёй-то ты? - опомнился первым медведь. - Чёй-то ты шепеќлявишь?
  - Ты фто - ифдеваеффя? А кто фтера моими фубами пиво открывал? А? Да ефё хвафталфя, мол, вон какая у меня открывалка.
  Медведь виновато улыбнулся и, почесав затылок, поко-сился на ёжика.
  - А мы что, вчера ещё и пиво пили?
  - Не мы, а ты! Выпил вчера всё пиво и драться начал, - напомнил ёж.
  - Вот, вот! А меня так по голове фтукнул, фто я опять пробку проглотил. Фнаеф как больно?
  - Ой, да ладно ты, всякое бывает, - несколько смутился медведь. - Оно ведь, знаешь, кто старое помянет - тому, знаешь...
  - Фнаю, фнаю, - перебил бобёр, - но я фнаю только про глаф, а у тебя оно ефё и в ноф, и в ухо.
  - Ну, не серчай, пройдет.
  - Пройдёт? Так уфе профла - наполовину, - уточнил бобёр, потерев ладонью живот, - но меня больфе волнует, как она будет выходить.
  А тут и ёжик заступился за друга.
  - Ну, хватит уже, он же извинился. К тому же сам вино-ват, нечего пробки во рту держать. Я вот, например, никогда пробки в рот не кладу, да и не зачем, от этого одни проблемы.
  - Да пофол ты куда подальфе! - обиделся бобёр. - И, кфтати, чевой-то от тебя так пахнет? В фмыфле нехорофо, - он пошмыгал носом и демонстративно отвернулся.
  - Дурак ты, бобёр! - попытался выкрутиться ёжик. - Это ж мазь такая специальная, от комаров. Намазался, и ни один комар близко не подлетит.
  Медведь удивлённо вылупился на ежа в твёрдой уверен-ности, что тот врёт, но то ли из вежливости, а то ли из-за лени промолчал. А вот бобёр напротив - усомнился в чудодейќственности мази.
   - Комар-то, мофет, и не подлетит, - охотно согласился он, - а вот мухи...
  - Мухи, мухи. Чо ты нам зубы заговариваешь? - осведомился ёж и предпочёл сменить тему. - Скажи лучше, до реки далеко?
  А вот смена темы бобра почему-то расстроила. Даже больше, чем пробка. Он только лапы в стороны развёл.
  - Фам бы хотел уфнать! Утром было недалеко, а теперь вот и не фнаю.
  Теперь смена темы почему-то расстроила медведя.
  - То есть как это - не знаю! Что значит "утром недале-ко", а теперь?..
  - Да чего ж тут непонятного, - быстрее всех разобрался в ситуации ёжик. - Всё, по-моему, яснее ясного! Он заблудился!
  - Да фами вы фаблудились! - опять обиделся бобёр.
  - Мы? Нет, ну замечательно, ну ничего не скажешь. Он, значит, реку найти не может, а заблудились мы.
  - Да! - подтвердил медведь.
  - Да ещё говорит, что утром, значит, недалеко, а сейчас, вроде, как и не знает. Ты это брось, ты это - имей мужество признаться. Так, мол, и так, заблудился, и всё тут.
  - Да! - опять подтвердил медведь.
  - И как это у него так получается... утром, значит, была, а теперь тогда чего?
  - Да! Теперь чего? - продублировал вопрос медведь.
  - А ничего! - обиделся совсем бобёр. - Совсем ничего! Уфла куда-то!
  - Хэ! - усмехнулся ёж. - Ну, ты даёшь. Да как же она могла уйти, у нее, поди, и ног-то нет? Миш, скажи.
   - Да! - подтвердил медведь, но уже менее уверенно.
  - А я почём фнаю? Уфла куда-то и всё. Одна только дырка в дне и офталафь.
  - Какая ещё дырка?
  - Круглая! Во-от такая, - бобёр раздвинул руки в сторо-ны, демонстрируя её размер. - Это ф надо! Вфё лето плотину фтроил, а тут на тебе! Пойду ефё пофмотрю, мофет, вернулась, - с этими словами он медленно повернулся и побрёл в одному ему известную сторону, бормоча по дороге какие-то ругательства, охая и вздыхая.
  - Да, Миш! Видно, здо́рово ты ему вчера приложил, - произнёс ёжик вполголоса и покрутил когтем у виска.
  - Пожалуй, - согласился медведь. - Странно, однако ж. Ну, нору там свою или берлогу (было пару раз, - тайком признался он себе), но чтоб реку! - Медведь глубоко вздохнул: - Не-ет, нельзя ему пить, - огласил он сам собой напрашивающийся вывод, и уже молча друзья проводили взглядом недавнего собеседника, пока тот и вовсе не исчез в сумраке давно уже наступившей ночи.
  В последующей далее паузе могло показаться, что бобёр был их самым лучшим другом и провожали они его не на поиски реки, а в какое-то далёкое, неведомое путешествие, возвратиться из которого ему, возможно, было не суждено. Но в действиќтельности же всё оказалось гораздо проще - каждый из нашей компании просто использовал паузу для собственных размышлеќний. Причём нельзя утверждать, что в размышлениях этих не было места опасениям.
  Все в лесу достоверно знали, что лучше бобра реку не знал никто. Он и ел с ней, и пил, и спал тоже с ней. Одним словом он с ней жил, и кому, стало быть, как не ему суждено было бы первым заметить её отсутствие. И теперь, когда бобёр не может найти реку, о шансах других вообще можно даже не думать.
  Однако тезис этот был сторонами благополучно отверг-нут, и на то у каждой имелись собственные доводы. Медведь, скажем, готов был поклясться, что причина столь затянув-шихся поисков и так известна, что причина эта сидит сейчас преспокойненько справа от него и ухмыляется и что неплохо было бы садануть этой причине по причинному месту и как минимум - чётное количество раз. К тому же процентное соотношеќние на тот момент выглядело более благоприятно, а точнее, 70/30 в пользу медведя.
  Ёжик же с подобными мыслями был не согласен в корне. Он, напротив, обвинял во всём медведя - взбрело же тому в голову затевать какие-то поиски, да ещё и посреди ночи.
   "Но-но! Ты за мыслями-то своими послеживай, навига-тор хреќнов! - ещё достаточно вежливо подумал медведь. - Полночи меня по колдобинам разным водил, и ещё я же у тебя и виноват".
   "Я водил? Звери добрые! Я его водил! Ага. На верё-вочке! - мысленно вознегодовал ёж и от удивления принялся шарить лапами по воздуху. - На верёвочке, знаешь, цыпа, цыпа, цыпа", - руки, наконец, нашли опору на боках, а полураскрытые глаза снизу вверх, но свысока посмотрели на медведя.
  Медведь успел почуять гнусные мысли ёжика, но кулаков сжать не успел.
   "Да ты сам за мной увязался! - победоносно подуќмал ёж. - А я, если хочешь знать, я вообще просто гулял! Да, вот, перед сном, знаешь, решил, знаешь. Свежий воздух, моцион, знаешь, по научному. Мне вообще - дятел прописал..."
  Что конкретно прописал дятел, так и осталось невыясненќным, ибо в следующий же момент медведь проглотил ком в горле, сжал кулаки и тут же изменил рецепт доктора, прописав кроме прогулок ещё кое-чего. Лекарство подействовало незамедлительно, но только на мысли пациента. Язык же его, напротив, высвободившись от мозговых оков, понёс, на свою беду, пагубные для себя и своего хозяина речи.
   Впоследствии ёжик не раз жалел о предоставлении языку суверенитета и не раз укорял себя за то, что не согласился с обвинениями медведя (тот обвинил ежа в потере ориентира, на что ёж ответил, что это гораздо лучше, чем потеря ориентации). Напоминание же о медведице, которая много лет назад забрала детей и ушла, окончательно поставило точку в его судьбе. Задетый за живое медведь, тут же поклялся поймать ежа и на практике, доходчиво объяснить, что такое потеря (нет, не медведицы) - ориентации...
  Велик и могуч русский язык, но в свете передачи дальнейќших событий и он оказался бессильным. В ту ночь в лесу разразилась катастрофа воистину вселесского масштаба, получившая название часа "икс". Казалось, земля дрожала под ногами, и эта нервная дрожь передавалась всему с ней соприкасающемуся.
  В ту ночь дрожало всё, и аккомпанировала дрожанию божественная по исполнению и неслыханная по содержанию музыка. Выражение "поле брани" лишь здесь обрело свой истинный смысл. Старожилы поговаривают, что даже эхо, перед тем как что-то повторить, не веря своим ушам, дважды переќспрашивало, а когда получило и в свой адрес порцию отборных комплиментов, обиделось и до весны ни с кем не разговаривало.
  Шума было столько, что все как один лесные обитаќтели уверовали в конец света. Причём, в уже наступивший конец.
  Паники не было, ибо бежать было бессмысленно и некуда. Всем было понятно, что конец наступил сразу везде, и крики перќвого мученика чётко о том свидетельствовали. В нерешительноќсти, скрестив лапы на груди и шепча, кто какую знал молитву, звери безропотно встречали апокалипсис.
  Больше всех во встрече апокалипсиса преуспел заяц, ибо, трижды прочтя "Отче наш иже еси в нашем леси", смиренно раскаялся во всех своих грехах и исповедался зайчихе, при этом попросив скорейшего отпущения грехов и немедленного причаќщения.
  Богопослушная зайчиха не менее смиренно выслушала исповедь, также трижды прочла "Отче наш" и скалкой отпустила некоторую часть грехов. Остальные она пообещала отпустить поќсле конца света. Причащать отказалась вовсе.
  Конец света настал как-то неожиданно и безболезќненно. К удивлению всех, тот свет оказался очень похожим на этот, только жуткая тишина непривычно давила на уши. Осмот-ревшись по сторонам, звери поняли ещё и то, что они попали на тот свет всем скопом и вместе с обстановкой, что, в свою очередь, всех порадоќвало, кроме зайца, конечно. Открыв глаза и увидев свою зайчиху со скалкой, он понял, что молитвы не подействовали. А когда зайчиха принялась отпускать ему остатки грехов, он понял, что попал в ад...
  
  Глава 4 - в которой ясности не прибавилось, но зато появились тенденции к прояснению
  
  Крот не любил ночевать в незнакомых местах и обычно всегда возвращался домой. Сегодня же был случай особый. Никогда ещё он не испытывал столько впечатлений за раз, и избыток этих самых впечатлений заставлял его срочно с кем-нибудь этими самыми впечатлениями подеќлиться. Всех ближе делиться впечатлениями было с сусликом. К нему-то крот и наќправился, аккуратно разгребая землю и подозрительно останавќливаясь, если земля вдруг становилась рыхлой. Неожиданно что-то мягкое преградило ему путь.
  - Ой, кто это тут? - крот втянул носом. - Лось, ты?
  - Я не лось, - обиделось что-то мягкое.
  - Странно, а пахнешь лосем, - сказал крот, мысленно списав ошибку на усталость.
  - Кем хочу - тем и пахну! - резонно нагрубило что-то мягкое.
  - Ну да, ну да, - согласился было крот, но, несмотря на то что впечатлений на сегодня было достаточно, любопытство все-таки пересилило. - Так, а кто же ты тогда? - осведомился он.
  - Страус я, вот! - ответил страус, но почему-то лосиным голоќсом.
  Крот покопошился в мозгах, пытаясь припомнить, как пахнут страусы, но ничего не обнаружил и опять-таки, на всякий случай, поверил.
  - А это - голову ты зачем под землю?..
  - Обычай у нас такой! - холодно отрезал страус.
  "Странный обычай", - подумал крот, но судить строго не стал, мало ли у кого какой обычай. Он хотел спросить ещё что-то, но не решился и, вежливо попрощавшись, аккуратно стал копать обходной тоннель, стараясь при этом не потревожить доселе невиданного зверя.
  Тут неожиданно выяснилось, что страусы особо не отли-чаќются ни тактом, ни манерами, и в доказательство тот немедленно попытался спровоцировать конфликт.
  - А вот землёй швыряться вовсе и необязательно!
  - А я вовсе и не швыряюсь, - попробовал отвертеться крот.
  - А вот и швыряешься! - не получилось отвертеться у крота.
  - А вот и не швыряюсь!
  - Ещё как швыряешься!
  - Я не швыряюсь, я так рою.
  - Роют не так, так швыряются, - доходчиво объяснил разќницу страус.
  - А как же тогда роют?
  - Ну, я же говорю, не так.
  - А по-другому я не умею, - посетовал крот.
  - Плохо! - пожурил страус. - Учиться надо.
  - Так ведь ещё дед мой, потом отец... - опять начал оправдываться крот.
  - Э-э! - протянул страус и усмехнулся, - архаизм - пе-режитки прошлого.
  - Чего, чего? - переспросил крот.
  - Эх ты, темнота. Ладно уж! Так и быть! Научу! - сжа-лился страус. - Смотри...
  Теперь трудно сказать, то ли это случайное стечение об-стоятельств, то ли какой-то хитроумно продуманный план, но именно на этих словах час "икс" застал и эту компанию. Причем не просто застал, а, можно сказать, спровоцировал невиданный доселе мастер-класс реактивной копки.
  Ситуацию усугубил ещё и комар, только что чудом вы-рвавќшийся из пасти лягушки и посему пребывавший в хоро-шем настроении. Он с бешеной скоростью мчался по лесу, выставив вперёд своё грозное жало, и сам, не заметив того, воткнулся в странный бугорок, пахнущий потом и одуванчи-ками. В этот самый момент в лесу и началось светопреставление.
  Кстати, теперь самое время признаться читателю в не-большой ошибке. На самом деле были в лесу звери, которые не поверили в конец света. Их, правда, было не так много: глухарь, который по причине полной глухоты продолжал сидеть на самой высокой ветке огромного дуба, крот, который приписал и шум, и дрожь земли новому способу копки, и, пожалуй, страус. Тот проќсто испугался и бросился бежать, но бежать в той же позе, в которой до этого стоял.
  А вот способ бегства, принятый кротом за демонстраќцию мастер-класса, заслуживает, пожалуй, отдельного внимания.
  Видавший виды крот застыл с открытым ртом и рас-крывшиќмися от удивления глазами. Страус, издавая страш-ные звуки, причем на два голоса (один низкий, срывающийся с баса, то на хрип, то на баритон, другой высокий, плавно переходящий с фальцета в дискант), сотрясая землю, врылся в грунт. Затем он сжался, а затем скрылся за горизонтом, оставив за собой только шлейф свежевскопанной земли.
  За долгое время пребывания под землёй крот научился видеть в темноте, и умение это позволило ему успеть разглядеть особенность нового способа рытья. Секрет оказался на удивление прост.
   Крот даже расстроился при мысли о том, что способ этот не пришёл ему в голову раньше. Подосадовав минуту-другую, он принял решение новый способ немедленно опробовать, для чего выбрался на поверхность.
  Выбравшись, он первым делом осмотрелся по стороќнам, в надежде увидеть своего нового учителя, но тот, по-видимому, был уже далеко, хотя издаваемые им страшные звуки слышны были так же отчётливо.
  Стараясь не обращать на них внимания, крот загадочно вздохнул, почесал затылок и принял оскорбительную позу. То есть закопался по пояс в землю, оставив снаружи лишь задние лапы и часть тела, к ним прилегающую.
  Закончив приготовления, он сам себе дал команду и по-проќбовал. К удивлению его, ничего не получилось. Он попробовал ещё раз. Результат остался неизменным.
  "Странно", - подумал крот. По его мнению, всё было выполнено безукоризненно. В конце концов он же сам только что видел, как это делал страус. Тот копал только передними лапами, а задними он скакал по свежевскопан-ному да ещё со скоростью, дающей фору самому резвому ахалтекинскому жеќребцу.
  - Ничего не понимаю!
  Он попробовал ещё раз, затем ещё. "Нет, что-то тут не так", - без педагога все попытки оказались тщетными.
  Озарение пришло само собой. "Звуки - эти страшные звуки, он же кричит когда роет..."
  Догадка обнадёжила крота. Он набрал в лёгкие побольше воздуха, зажмурился и с криком "А-а!", врылся в землю.
  Не помогло.
  Крот едва успел выплюнуть набившуюся в рот землю, как с противоположной стороны раздалось цоканье копыт, и в густом облаке пыли нарисовался силуэт страуса. Мгновение, и он оказался на том же самом месте, откуда полчаса назад стартовал. В ту же секунду дрожь земли исчезла, и в обрушившейся на лес тишине было слышно, как разжались стальные челюсти, до смерти перепуганного комара, и тот замертво упал в траву.
  - Охренеть! - произнёс крот. Его челюсть отвисла, лапы подкосились, и он в изумлении уставился на сенсея.
  
  * * *
  Тут, пожалуй, самое время поведать читателю о настоя-щей причине затишья. Она оказалась довольно банальной. Просто компания наша изрядно подустала и, исчерпав в результате весь свой богатый лексикон, несколько успокоилась и даже вступила друг с другом в переговоры. Хотя можно ли назвать это переговорами - не знаю. Суть их сводилась, всего-навсего к установлению размеров мораль-ной - с одной и фиќзической - с другой стороны компенса-ций.
  Конечно, по мнению ёжика, размеры компенсации были несоизмеримы с полученными им моральными и физическими увечьями, но спорить он больше не решился и потому остался должен медведю ящик водки. Зато отвоевал за собой право разливать и сдать посуду.
   На этом страсти улеглись окончательно, и уже в друже-ственной обстановке совместными усилиями был выработан стратегический план действий.
  Согласно плану необходимо было срочно найти реку, волка и выпить. Ничего особо стратегического в плане, конечно, не было, потому как необходимость поиска реки была очевидна и ранее, а теперь ещё и удвоилась (по гигиеническим соображеќниям). Найти волка было делом чести, а третье вообще не обсуждалось.
  Безукоризненным, однако, план назвать было нельзя. Один изъян таки присутствовал. Поиски необходимо было начинать, а вернее, продолжать в каком-нибудь направлении. Причём желательно в известном направлении, а направления эти, как назло, все до одного перепутались. После короткого раздумья решено было отправиться по пути наименьшего сопротивления - то есть под горку. И к немалому изумлению путников, лес в скором времени действительно расступился, и взору их представилась знакомая картина. Внизу, прямо перед ними, укутанная густым туманом, текла река.
  - Кажись, пришли, - не поверил медведь собственным глазам.
  - Ну, точно, так и есть - она, родимая, - подбодрил его ёжик и ускорил шаг.
  На сердце у медведя тут же отлегло. Он огляделся по стороќнам в надежде увидеть шумное застолье, но ничего подобного не обнаружил. Ко всему над рекой стояла гробовая тишина. Даже лягушки, которые вечно галдели ночи напролёт, почему-то не подавали признаков жизни.
  - Кажись, опоздали, - расстроился медведь.
  - Чегой-то мы опоздали? Вовсе мы и не опоздали. Я бы даже сказал, совсем вовремя, - успокоил его ёж.
  - А чего тогда тихо так?
  - Так, нажрались, небось, и дрыхнут, поди. Тут, брат, ис-кать надо.
  - Хэ! Искать. Да где ж тут искать? Туман-то... смотри ка-кой!
  - Эка невидаль - туман, - усмехнулся ёжик, - да туман для ежа - это ж дом родной, - и первым скрылся в тумане. - Ты только осторожней, Миш. В воду не свались. Вода холоднющая.
  - Поучи ещё, - пробурчал медведь и нехотя отпраќвился вслед за другом. Вернее, не успел отправиться.
  Он и шага сделать не успел, как...
  - А-аа! Твою мать! - прорезал тишину медвежий вопль.
  - Миша, Миша, греби к берегу, - поспешил на помощь ёжик.
  - Какому, блин, берегу?
  - К ближайшему, Миш, к ближайшему.
  - Да к какому, нафиг, берегу! Я не в воду упал! Тут коря-га, блин, да ещё какая-то сволочь траншею выкопала.
  Медведь с трудом поднялся с земли, держа что-то в руке, а другой потирая ушибленный лоб.
  - Вот она, блин, коряга, блин! - показал он ежу причину своих несчастий.
  - Да-а. Здоровая, - согласился тот.
  - А я про что!
   Медведь взвесил корягу в лапе и уж замахнулся было зашвырнуть её подальше в реку, но внезапно остановился.
   - А чего-то я не понял. Штука какая-то знакомая, - он повертел её в лапах, пытаясь рассмотќреть получше, и даже прищурился. - Где-то я её уже видел.
  - Ой, да мало ли тут коряг по берегу валяется. Пойдём, Миш!
  - Нет, подожди. Я её точно где-то видел.
  - Угу. Понятно. Дежавю, - сумничал ёжик.
  Медведь медленно повернул голову и посмотрел на ежа, по выражению лица которого попытался определить, было ли то оскорблением или нет. Определить не удалось. Выражение отсутствовало. Медведь молча смирился со своим невежеством и повернул голову обратно.
  - Нет, определённо где-то видел, - он переложил корягу в другую лапу, а освободившейся почесал затылок.
  - Ой, да бог с ней, - не разделил любопытства ёжик, - бросай её, нафиг! Пошли!
  - Сейчас, сейчас, - закончил чесать затылок медведь и совершенно неожиданно приставил корягу к почёсанному месту. - Твою мать! Да это же беличьи рога, - осенило его вдруг.
  Ёжик повернулся к медведю и, задрав голову, удивќлённо смерил их взглядом.
  - Действительно, рога, - согласился он с очевидным и убедительно покивал головой.
  Медведь тоже покивал головой и тут же на собственќной шкуре ощутил всё неудобство их ношения.
  - А тяжеленные-то! Как она только с ними.
  - Кстати, тебе идут, - то ли пошутил, то ли сподхалим-ничал ёжик, - а интересно, кто их сюда приволок?
  - Да! Интересно, - медведь ещё раз осмотрел рога. Ошибки не было.
  - Ладно, потом разберёмся.
  - Да, пожалуй, - и медведь с размаху зашвырнул рога в реќку.
  Вопреки ожиданиям, хотя я, пожалуй, преувеличиваю - никаќких ожиданий не было, но тем не менее - всплеска не последоќвало. Зато вместо него раздался чей-то до боли знакомый голос:
  - Эй, наверху! Нельзя ли поосторожней?
  Медведь с ежом переглянулись.
  - Ты это слышал? - поинтересовался ёж.
  Вместо ответа медведь повернулся и крикнул в туман.
  - Это кто это тут эйкает?
  - Это я! - ответил голос.
  - Кто это - я? - не понял медведь.
  - Я! Страус! - ответил страус, но почему-то лосиным голосом.
  Медведь озадаченно посмотрел на ёжика, словно ожидая от него каких-то объяснений, но тот только развёл лапы в стороны и пожал плечами.
  - А чего ты эйкаешь? - продолжил медведь разговор.
  - А чего ты кидаешься? - прям- таки наехал незнакомец.
  Медведь снова посмотрел на ежа, как бы желая услышать от него что-нибудь вроде: "Миш, да что ты с ним цацкаешься? Иди и набей ему морду!", но ёжик ещё с прошлого раза стоял с распростёртыми лапами и втянутыми плечами. Не получив никакой поддержки, медведь состорожничал.
  - Да я это - как его, нечаянно, - на всякий случай оправдался он, но исключительно из уважения к незнакомому зверю.
  - За нечаянно - бьют отчаянно! - начинал наглеть не-знакоќмец.
  Медведь опешил. Подобной наглости он не ожидал и уж тем более от какого-то там страуса. День вообще как-то не задался. Сначала белка всю жизнь лосем притворялась, потом реку искали, и вот на тебе! Ещё и страус какой-то!
  - Ой, что-то сдаётся мне, что нас сейчас бить будут, - шёпотом предположил ёжик, теребя медвежью лапу.
  - Да тихо ты! - так же шёпотом пробурчал медведь, а вслух сказал: - Ну, ты это - извини.
  - Всех извинять - извинений не напасёшься! - не уго-монялся страус.
  - Ну, всё! Точно! Будут бить! - не осталось сомнений у ежа.
   У медведя они тоже вдруг начали рассеиваться, и чтобы хоть как-то отсрочить процедуру, он поинтересовался у мон-стра.
  - А вы к нам, стало быть, надолго?
  - Куда это - к вам? - вконец обнаглел, видимо, уже освоивќшийся гость.
  - Ну, я это, в смысле - где вы жить-то собираетесь?
  - Так дома! - увильнул от ответа страус.
  - Хитёр, зверюга! Такого голыми лапами не возьмёшь, - прошептал ёжик.
  - Да тихо ты! Услышит! - показал ежу кулак медведь.
  - Да чего тихо-то! Валить надо, Миш! Хвостом чую - надо валить!
  - Да, подожди ты! Авось обойдётся.
  - Да уж конечно - обойдётся. Слишком дорого обойдётся.
  Медвежий кулак молча опустился ежу на морду и с силой сжал её. Морда скривилась и замолчала.
  - А мы вот тут, - продолжил медведь, - идём выпить там, закусить. Я вот подумал, не побрезгуйте с нами.
  - А закусить у вас чего? - поинтересовался страус и не-слышно облизнулся.
  - Так... это, - медведь ткнул кулаком с зажатой в нём ёжьей мордой в первую попавшуюся сторону, - вон - яблоки везде расќтут.
  - Кислятина! - перебила зверюга, ясно давая понять, что ей чужда вегетарианская кухня.
  - Так это - тоже не вопрос. Сейчас за зайцем пошлём...
  - За зайцем? - снова перебил страус, - ну нет. Я зайцами не закусываю. Они же такие маленькие, пушистые... а вот перекуќсить, кстати, не помешало бы. Целый день ничего не ел. Я б, наверно, целого слона сейчас сожрал.
  Хотя сказано это было как бы между прочим, медведь явственно понял, что гость обращался именно к нему. В растерянности медвежьи кулаки разжались, и ёжья морда обрела свободу.
  - Так вот куда слон делся! - выпалила она, едва коснувшись земли. - Да уж! Такому зайцами закусывать - только мараться. Зайца ему и облизнуться не хватит.
  - А кто это там ещё? - услышал страус голос ежа.
  Ёж зажал свой рот ладонью, проклиная себя за то, что сунулся в разговор гиганта, но понимая, что причитать уже поздно, моментально отреагировал.
  - Это я! Очень маленький и очень пушистый ёжик, - представился он. - Вам, наверное, меня не видно, а это все потоќму, что я очень уж маленький и уж очень пушистый. Знаете такой... ну как вам объяснить? Ну... тощенький такой - кожа да кости. А ещё, знаете ли, я на зайца очень похож. Только вот чуть поменьше и чуть попушистей. Да-а. Мы с ним даже родственники. Я и зову его даже "мой большой брат".
  Медведь с удивлением наблюдал, как, вря на каждом слоќве, но тем не менее успешно отмазывался ёжик. Сам он врать не умел и, наверное, поэтому не любил, но в данной ситуации он сильно об этом пожалел. Глядя на довольную морду ежа, он тоже решил притвориться чем-нибудь поменьше, и идею ему подсказал лёгкий ветерок, который неизвестно откуда выпорхнул на поляну и даже немного разогнал туман.
  - Ой! - хриплым голосом пискнул медведь. - Кажется, ураган начинается. Побегу-ка я быстрее в лес, за дерево схвачусь. А то унесёт, как в прошлый раз. Опять до дома три недели возвращаться.
  - Ой! И я, пожалуй тоже, - тут же подмазался к идее ёж, - а то нам - ежам, вообще. В прошлый раз и ураган послабже был, а меня так в самую Австралию унесло. Месяц до дома добирался.
  Ёжик тут же поведал гостю душещипательную историю, как он отчаянно плутал средь незнакомых гор и морей и лишь в районе Бермудского треугольника, уже попрощавшись с жизнью, случайно зацепился за попутную стрекозу. Он хотел ещё поведать о двух землетрясениях и одном извержении вулкана, но кто-то из аудитории перебил его ещё на встрече с морскими пиратами.
  - Ну, репейник, ну, ты загнул! Сам, небось, дальше брода и не хаживал, - испортил ему легенду откуда ни возьмись взявќшийся крот, - вот умора, - он схватился за живот и расхохотался.
  - Тьфу ты! - сплюнул в его сторону ёж. - Крот, ты, что ли?
  - Нет, это не я, - прохихикал крот, - это маленький и очень пушистый осёл. Такой маленький, что тебе, наверно, и не видно.
  - Э, э-э! Смешно! Дать бы тебе промеж рогов, чтоб не притворялся кем ни попадя.
  - Это кто это из нас притворялся? - не понял крот.
  - Да чего его слушать, Миш! Давай накостыляем, - внёс ёжик конструктивное предложение.
  - Да с удовольствием, - поддержал инициативу медведь и тотчас же направился к обидчику.
  - Э, э. Вы чего? - не понял юмора крот.
  - А нечего было каким-то страусом притворяться, - разъясќнил приговор ёжик.
  - Да! - подтвердил медведь. - Чуть не напугал.
  Расстояние между враждующими стало стремительно сокращаться. Казалось бы, самое время кроту юркнуть под землю и несправедливой участи избежать, но и сил уже не оставалось, да и падать в грязь лицом перед наставником, очень уж не хотелось. Ещё больше не хотелось разве что быть побитым, а потому на всякий случай крот прошмыгнул под мощные лапы страуса и, постучав по ним кулаком, попытался привлечь в качестве союзника их хозяина.
  - Страус, страус, - выпалил он умоляюще, - ну, хоть ты им скажи.
  - Страус, страус, - передразнил ёж, - мы два раза на одну шутку не ловимся.
  - Да. И за страуса ещё получишь, - умножил перспективы медведь.
  - Страус! - заорал крот уже в истерике и отчаянно забарабанил по тому всеми лапами сразу. - Ну, что ты стоишь как вкопанный?
  Реакции не последовало. Проклиная в душе одновременно всех ежей, медведей и страусов да, пожалуй, ещё свои мелкие габариты, крот предпринял бессмысленную попытку к бегству. Попытка оказалась как столь бессмысленной, так и столь безрезультатной. Мощная медвежья лапа одним движением отрезала ему все пути к отступлению, а другим движением, даже не сжимаясь в кулак, занеслась над его головой.
  О чём в это мгновение успел подумать крот, да и успел ли он вообще о чём-то подумать, осталось неизвестным, так как процедуру сию на самом интересном месте прервал какой-то голос, доносящийся точно не из крота.
  - Ну, мы жрать-то сегодня будем? Или как?
  Морда медведя неожиданно вытянулась и повернулась в сторону проголодавшегося, а занесённая лапа изобразила какой-то замысловатый жест и на всякий случай медленно и ласково потрепала крота по шкирке. На мгновение в голову его закралась надежда, что это ёжик по свойской своей натуре хотел закончить шутку, но тот, вылетев из тумана с обезумевшими от страха глазами, данное предположение опроверг, а вместо алиби спрятался за медведем и задрожал.
  Ещё не веря в своё спасение, крот удивлённо хмыкнул и, мысленно признав поспешность, проклятье со страуса таки отозвал. Остальных же милосердие его по независимым причиќнам не коснулось.
  Медведь тоже мысленно признал, что поспешил, и опять же на всякий случай успокоил полуживого крота.
  - Что испугался? Ну, ну. Не бойся. Ты же знаешь - я маленьких не бью. Это ж я так - пошутил.
  - Ну и шуточки у тебя, - выдохнул успокоившийся крот, но проклятья так и не снял.
  Надо сказать, что на этом интерес к мелким грызунам у медведя пропал окончательно, но взамен вернулся интерес к страусам.
  - Ёжик, - полушёпотом обратился он к другу, - иди сходи, посмотри, кто там разговаривает.
  Вместо ответа тот посмотрел на него как на идиота и даже не стал крутить когтем у виска.
  А вот медведю показалось невежливым игнорировать его просьбы, и хотя пинок получился довольно ласковым, но зато точности его могли бы позавидовать любые отечественные футќболиќсты. Ёжик даже ойкнуть не успел, как очутился аккурат возле страуса.
  Уж и не знаю, успел ли он этого самого страуса разгля-деть, а скорее всего, что нет, потому как от страха он ещё в полёте так сильно свернулся клубком, что едва сам себе нос не испачкал.
  А вот страусы, как тут же выяснилось, тоже прекрасно владеют футбольной техникой. Он не глядя мотнул какой-то из своих конечностей, и медведь чуть не пропустил гол.
  - Ну как, разглядел? - первым делом поинтересовался он, пытаясь не обращать внимания на вонзившиеся в лапы колючки.
  - Положи на место! - ответил ёж, видимо, не собираю-щийся делиться полезной информацией.
  А тут ещё и страус о себе напомнил.
  - Так я не понял! Мы жрать-то будем? - послышался его взволнованный голос, причём в этот раз отчётливо давая понять, что над землёй находится не всё его туловище. Что как минимум та его часть, к которой прикреплён рот, находится где-то под землёй.
  - Так вот он какой, азберг, - сдерживая дрожь, прошеп-тал ёж, вперив испуганный взгляд в медведя. Тот неожиданно быстро догадался, что тот имеет в виду, и обречённо проглотил ком в горле.
  А страус, видимо, услышал, как кто-то что-то глотает.
  - Я не понял! Вы там что? Без меня жрёте?
  - Мы? Нет! - хором оправдались все, включая крота.
  - Чего вы там мямлите? - расстроился страус. - Ну ка подойдите поближе.
  "Ну вот. Ну вот и всё", - опять хором подумали наши товаќрищи, правда, теперь уже без крота. Они в нерешительности посмотрели друг на друга, любезно предоставляя друг другу право идти первым, но, благо, их опередил крот. Он радостно подбежал к учителю и, исполненный гордости, представил тому гостей.
  - Вот, знакомьтесь. Это наш местный медведь, - ткнул он лапой в медведя, - а это, - ткнул он лапой в ежа, - наш ёж. Тоже местный. Только копать они вообще не умеют.
  - Начисто! - поспешил подтвердить это ёж. - У меня даже и лопаты нет.
  - А я так вообще земли боюсь, - добавил медведь, - и лопаты у меня тоже нет.
  - Да какая нафиг лопата! - усмехнулся крот. - Видели бы вы...
  - Нет. Не видели, - опять на всякий случай опередил события ёж.
  - Да! - подтвердил медведь, - в смысле нет - не видели. Туман уж больно густой.
  - Да понятно, что не видели, - огрызнулся крот. - Впрочем... - он повернулся к страусу и, почесав подбородок, вежливо попросил: - Страус, а ты не мог бы ещё раз показать. А то действительно - туман. Да и я бы с удовольствием посмотрел.
  - А я так всю жизнь мечтал увидеть, - поспешил подмазаться ёжик.
  - И я, - добавил медведь, - тоже мечтал. И тоже всю жизнь.
  Тайная надежда промелькнула в мозгах у ёжика: "Сейчас эта зверюга начнёт копать, а я под шумок и улизну".
  У медведя тоже в мозги закралась мысль: "А ведь сейчас эта зверюга начнёт копать, а этот гад под шумок и улизнёт". Он краем глаза посмотќрел на ежа и ловким движением подхватил того на руки.
  - Ну-у нет! Что-то неохота, - ответил страус, - да и устал я уже.
  - Ну, хоть немножечко, - попытался упросить крот.
  - Да, хоть самую малость, - присоединился к просьбе ёжик, впрочем, уже не видя никаких перспектив.
  - Да говорят же вам - устал, - наотрез отказался страус.
  Уж и не знаю. То ли страус действительно устал, то ли у азбергов была такая манера охотиться, но от демонстрации копки он нахально уклонился, чем снова вверг нашу компа-нию в затруднительное положение.
  Крот и здесь, не ведая того, пришёл на помощь.
  - Слышь, медведь! Всё спросить тебя хотел. А ты зачем вчера здесь лес собирал?
  Ещё не успев переключиться на новую тему, медведь недоверчиво посмотрел на крота.
  - Ты чего несёшь-то? - ответил за него ёж.
  - Да! - поддакнул медведь. - Здесь я точно никого не собирал, - и искоса посмотрел на крота.
  - Блин! Вот сорока - сволочь, - обиделся тот на сороку. - Это что ж это? Выходит я за зря? - припомнил он о каких-то одному ему известных, событиях, углубиться в которые ему, впрочем, не позволили.
  - Нет. Я, конечно, собирал. Но не здесь. А на центральной поляне, - пояснил медведь.
  Теперь крот посмотрел на медведя искоса.
  - Хм, - подозрительно хмыкнул он, - а мы, по-твоему, где находимся? Вон же - поляна, - он ткнул лапой в сторону, - а вот же и просека, - указал он почему-то на страуса.
  Полученную информацию медведь переваривал долго, и по всему было видно, что что-то в мозгу его никак не сраста-лось. В надежде прояснения он обратил взгляд на зажатого в ладони ёжика, но тот не только не прояснил, но ещё и запутал, покрутив для начала когтями у виска, а затем изобразив что-то круглое и постучав кулаком по голове.
  "Сам ты", - подумал медведь и тоже постучал по голове чему-то круглому, зажатому в ладони.
  Дальнейший анализ ситуации он проводил уже самостояќтельно и наконец что-то у него начало срастаться.
  - Подождите, а где тогда лошадь?
  - Сожрал! - тут же предположил ёжик, ещё не догадываясь о грядущих неприятностях.
  - А при чём тут лошадь? - не понял крот.
  Медведь не ответил. Вместо того он вплотную подошёл к страусу и, прищурившись, попытался заглянуть тому в глаза. Ёжик тоже попытался заглянуть в глаза, но не страусу, а медведю - ибо неожиданно, к великому несчастью, признал некогда им же поќсаженные одуванчики. "Ну, это было лишнее", - прозвучал в его голове медвежий голос, с коим теперь ёжик полностью согласился и, умоляя судьбу, чтобы та немедленно высвободила его из крепких медвежьих лап, попытался свернуться в клубок.
  Судьба, как оказалось, пребывала в приятном расположеќнии и потому в просьбе не отказала, надоумив медведя на применение излюбленного и часто действенного способа. Внемля ей, он почесал затылок. Помогло. Причём обоим, ибо чесать затылок ежом оказалось больно. Айкнув, медведь сконфузился и стряс с ладони ёжика, а ладонь приложил обратно к почёсанќному месту.
  Несмотря на то что приземление назвать мягким было нельзя, ёжик не проронил ни звука. Выпучив глаза и сжав для верности лапою пасть, он юркнул меж агрессивно настроенных медвежьих лап, забежал за страуса и огляделся по сторонам, пытаясь выбрать наилучший путь бегства. И он бы сбежал, оставив крота один на один с медвежьей яростью, если бы не ветер, который в этот раз подул сильнее и напрочь разогнал остатки тумана.
  Картина, открывшаяся всеобщему взору, не столько по-трясла ежа сколько взбесила медведя.
  - Твою мать! - одновременно высказались оба, но с разќными интонациями.
  Освещаемые яркой луной, они стояли посреди просеки - точь-в-точь у того самого дерева, на которое недавно лазил лось. Тут же валялись и его рога, которые потеряли актуальность, когда тот стал белкой, и само собой, тут же торчала из-под земли - недовкопанная лошадь и... про одуванчики повторяться не буќдем.
  - Это что ж получается? - сам себе разъяснил обстановку медведь. - Выходит, что мы всю ночь плутали и в результате пришли, туда же, откуда...
  Что-то страшное попыталось отыскать глазами ёжика.
  Убежать от медведя в условиях полной видимости не представлялось возможным, и потому единственной возможностью спасения было призвать кого-нибудь на по-мощь.
  Выбор был невелик, ибо рассматривать в качестве союз-ника страуса было по меньшей мере глупо, рассчитывать на помощь крота смешно, а надеяться на Господа Бога вообще маловероятно. Можно, конечно, было рассчитывать на милосерќдие, но это явно не в этой жизни.
  - Миша, Миша! Ты же только что говорил, что маленьких не бьёшь, - впрочем, без малейшей надежды напомнил ёжик, - вот же и крот подтвердит.
  - Чего!? Впервые слышу! - выразил возмущение тот.
  - Да как же ты впервые слышишь? Миш, посмотри на эту лживую рожу, - попытался располовинить медвежий гнев ёж.
  - Ты лучше на свою рожу посмотри, - ответил крот, - а заодно запомни, какой она была при жизни.
  - Вот значит как! Сговорились! - истерично кричал ёжик, пятясь назад.
  - Нет! Это не мы сговорились. Это ты договорился, - лакоќнично объяснил медведь и, сжав кулак, занёс его над ежом.
  - Миша, ты же не ударишь маленького и очень, очень коќлючего зверька, - заорал напоследок ёжик и зажмурился.
  Медведь задумался. Напоминание о колючках отсрочило процедуру. Но ненадолго. Громко хмыкнув, он почесал затылок и, осенённый, тут же подобрал с земли тяжёлые лосиные рога.
  - Я - нет, - подарил надежду он, - а вот они...
  Не успел ёжик расщуриться, как медведь, смачно плюнув на рога, вскинул их, подобно бейсбольной бите и... надежду отобрал.
  - Фить! - просвистело что-то мимо крота и, воткнувшись коќлючками, застряло аккурат над двумя перекрещёнными костями, что красовались на непонятной табличке на известном дереве.
  - Хорошо пошёл! - зааплодировал крот, напрасно при-влеча к себе внимание медведя.
  - Так, страус, говоришь? - повернулся тот к кроту и, сделав шаг, ещё раз замахнулся рогами.
  Крот и до этого уже знал, что умеет копать очень быстро, но что настолько быстро...
  Видя, как цель растворилась в недрах земли, медведь издал истошный вопль и, дабы не растрачивать энергию попусту, развернулся и переломил рога о полувкопанного страуса. Затем он издал ещё вопль, что определённо был истошней первого и, отстучав себе грудь кулаками, обречённо покинул просеку.
  Едва он ушёл, на землю медленно опустились одуванчи-ки, вылетевшие от удара с корнем, и хотя они приземлились точно на это же место, клумбы на нём они уже не обнаружили.
  Спустя минуту из земли показалась плачущая голова крота, в глазах которой читалась тяжёлая горечь утраты реактивного способа копки. Чуть помедлив, он вылез на поверхность полностью и, сложив лапы на груди, вздохнул. По всему было видно, что что-то внутри него не желает мириться с тяжёлой утратой и что это что-то начинает над остатками крота превалироќвать.
  - Учитель! - в конце концов яростно произнёс он. - Я спасу тебя!
  С этими словами он врылся в землю возле предполагае-мого места нахождения головы. Потом снова морда его высунулась на поверхность и, оглядевшись вокруг, добавила:
   - Или похороню...
  
  Глава 5 - в которой наконец-то появляется интрига
  
  Медведь шёл к реке, хотя теперь он уже не знал, зачем ему это нужно. Нахождение её вряд ли порадовало бы его, но, возможно, эта мелочь хоть сколь-либо оправдала бы все его бесполезные похождения. Много раз он зарекался не слушать этого колючего ёжика, много раз он обещал повыдергать тому все колючки и уже который раз сожалел о несделанном.
  Яркая луна освещала знакомую тропу и наводила такую гремучую тоску, что хотелось выть. Несколько раз он останавлиќвался, тряс мордой в попытке изгнать желание и снова продолжал движение. Хотелось есть, хотелось спать и хотелось выпить, и он уже не знал, чего именно хотелось больше. И это было неважно. Он просто шёл. Шёл к конечной точке своего маршрута. Шёл, чтобы закончить этот длинный день и больше никогда о нём не вспоминать.
  
   * * *
  - Учитель, - крот разгребал лапами уплотнённую землю, - учитель, я спасу тебя, ты только дыши.
   "Угу. Как же! И чем это он вообще, интересно, дышит, если голова под землёй, а на поверхности только... только хвостоќсодержащая часть тела", - думал свысока пригвождённый, верќнее прииголенный ёжик, а крот бесполезно суетился вокруг страусосодержащих приисков.
  - Я спасу тебя, - не уставал повторять он, то там, то здесь отшвыривая кусочки земли и плечом не то подталкивал, не то раскачивал страуса.
  - Ты б лучше меня спас, - дал ему более благоразумный совет ёж, - а я б тебе тогда помог. Это, как говорится, ты мне, я - тебе.
  Тут было бы нелишним сказать, что имеются в современќном фольклоре определённые выражения, не нашедшие внутреннего понимания и поддержки звериных масс, оттого давно уже списанные в разряд алогизмов и прочих рудиментов, обязательному исполнению не подлежащих.
  Такие устаревшие выражения-уроды, как "Сам погибай, но товарища выручай", или "Лучше умереть с другом, чем жить со врагом", во избежание калеченья психики в нашем лесу считались оппортунистическими, и подобная иносказа-тельность всячески не приветствовалась.
  Были выражения, которые откровенно вызывали недо-умение: "Завтрак съешь сам, обедом поделись с другом, а ужин отдай врагу", а некоторые - "Скажи мне кто твой друг, и я скажу, кто ты" - откровенно считались оскорблением.
  Конечно, смысл последнего оспаривать трудно, к тому же иногда оно работало безотказно. С козлами - в частности. С ними акромя самих себя, всё равно никто не дружил, но вот с другими зверями допускались и разночтения, ибо с медведем, например, дружить хотели все, а вот считать себя каким-либо хомяком или сусликом тот отказывался категорически.
  Проблема эта, конечно, крайне серьёзная и подразумевает отдельного углублённого повествования, но давайте не будем отвлекаться, а то можем незапланированно осќтаться без одного из наших персонажей...
  - Я спасу тебя, и мы с тобой отомстим... - проявил сознаќтельность и даже во время нашего разглагольствования, продолжал спасать страуса крот.
  - Да кто ж тебя учил так страусов спасать? А? - всё равно продолжал учить спасать страусов проигнорированный ёжик. - Где ж это видано, чтоб страусов так спасали?
  - Ещё немного, учитель, ещё чуть-чуть, - не обращал внимаќния на критику крот.
  - Вот идио-от. Да что ж ты делаешь?.. Да куда?.. А это ещё зачем?.. Стой, болван! Угробишь! Глаза б мои не глядели...
  Тут и крот как раз немножечко устал и во время краткого перевода духа, счёл небезосновательным нахамить ежу.
  - Ну так слезь и отвернись, - сухо отрезал он и ехидно приќщурился.
  - Здрасте! Да как же я слезу? Ты что, не видишь - я за-стрял. - Ёжик помахал в воздухе всеми четырьмя лапами, но плюнуть в сторону крота не решился.
  - А ты отстрянь, - резонно посоветовал крот, не меняя приќщуренности.
  В этот раз ёжик точно бы в него плюнул, но, как назло, в пасти у него пересохло.
  - Издеваешься? Говорю ж тебе - не могу. Колючки, блин, слишком глубоко в дерево...
  - Тогда отстань, - не дал договорить крот.
  Положение ежа потихоньку начинало не отличаться от страусового, с той лишь небольшой разницей, что последнего в итоге можно было не хоронить, а первого - только не отпевать.
  - Крот, послушай меня внимательно, - понял всю бед-ственќность своего положения ёжик...
  - Отстань.
  - Да ты только послушай...
  - Молчи уж лучше.
  - Да как же я могу молчать, когда невинное животное гибнет, так сказать, из-за глупости спасателя! Ну-ка! Помоги лучше спуститься - я тебе сам покажу. Я этих страусов, за свою жизнь столько понаспасался, что... да что там! Я тут на днях кенгуру спасал и ещё азберг.
  - Чего? Кого?
  - Кого, кого! Азберг, говорю!
  - Какой азберг? - помотал головой крот. - Не азберг, а айсќберг.
  - А я как сказал?
  - А ты сказал азберг.
  - Ну, знаешь! Я просто так сильно воткнулся, что некоторые буквы позабыл.
  - Оно и видно. - Крот повертел лапой у виска, сплюнул и вернулся к раскопкам. - И говорил ты с ним, пожалуй, на айзќбержьем языке, - предположил он углубляясь.
  - Каком ещё айзбержьем? На нашем говорил - на лес-ном. Айсберги - они ведь, знаешь какие интеллигентные, у нас в лесу и подавно что таких нет.
  Крот высунул любопытную морду и смерил ежа недовер-чиќвым взглядом.
  - Ну, и о чём же вы с ним разговаривали, и как он вообще здесь оказался, он же в океане-море живёт.
  - Конечно! Конечно, в океане-море, - не возражал ёжик. - Просто заблудился - с перепоя, а я ему дорогу-то и подскажи.
  - А ты что ж, и дорогу знаешь к океан-морю? - не пове-рил крот.
  - А там и знать нечего! Тоже мне проблема. У нас все реки туда впадают, - пригодилась ежу когда-то краем уха услышанная информация.
  В голове у крота что-то срослось. Он сам себе одобри-тельно кивнул, потом подумал о чём-то, потом припомнил дневные приключения, потом пожалел айсберг, потом понадеялся на то, что айсберг успел добраться до дома до того, как река изменила свой маршрут, потом понадеялся на то, что даже если айсберг и не успел добраться до дома, то в общем-то невелика беда, и наконец сделал вывод, что он - ни в чем не виноват. В твёрдом убеждении он повернулся к ёжику.
  - Ну! И чего ты предлагаешь?
  - Ну, для начала снять меня с дерева.
  - Щ-щас-с! - обозначил временной диапазон снятия крот. - По существу даќвай!
  Ёжик прищурился, что-то взвесил в мозгу и с требовани-ями согласился.
  - Ладно. Помогу. Но только из любви к страусам. Значит, смотри. Страус большой?
  - Большой.
  - Один ты его вытащить не сможешь?
  - Да я и с тобой его не вытащу.
  - Правильно, - кивнул ёжик, - а значит, страус должен выќбраться сам.
  - Ну, знаешь. До этого я как-нибудь и сам бы додумался.
  - Не перебивай, а слушай, когда тебе умные ежи умные советы советуют.
  - Так ты пока ничего умного и не посоветовал.
  - Так ты и не перебивай! Смотри. Рассуждаем дальше. Раз страус должен выбраться сам, значит, нужно выкопать перед ним лестницу. И до самого дерева, чтобы он мог за дерево ухватиться и вылезти. Ну, что понял? Дурья твоя башка!
  Дурья башка была немедленно почёсана, от чего в ней сразу же зашевелились мозги. Мозги данный план проанализироќвали и пришли к выводу с ним согласиться.
  - Ну, да! Пожалуй, пойдёт, - высказал одобрение крот.
  - А то! - возгордился планом ёжик. - Ну, давай, снимай теперь меня.
  - Так, а как я тебя сниму? Я до тебя и не достану. Разве только палкой попробоќвать.
  - Ну, давай хоть палкой, - вздохнув, согласился ёж. Выбирать варианты ему не приходилось, а если б и пришлось, то это, пожалуй, был бы наилучшим. К тому же и кроту понравился.
  - Сейчас! Это я с удовольствием, - заключил он, и ежу ничего не осталось, кроме как, вися на дереве, наблюдать за выбором орудия спасения.
  - Вон там, по-моему, нормальная, а эту выбрось - слишком маленькая, - попытался он скоординировать процесс, но крот ясно дал понять, что в советах не нуждается.
  - А по мне, так в самый раз, - ультимативно заявил он, взвесил палку в руке и, прицеќлившись, запустил в ежа.
  Палка со свистом пролетела возле уха и шмякнулась о дерево.
  - Э-э! Ты чего, гад, делаешь? - заорал ёж, недовольный ходом спасения.
  - Да сам вижу, что промазал, - расстроенно успокоил крот, - легковатая попалась, сейчас поздоровее возьму.
  - Чего? Да ты совсем охренел? Я кричу - ты чего, гад, делаешь?
  - Да сейчас, сейчас. Вот эта пойдёт, - выбрал он корягу потяжеќлее и повторил процедуру.
  - Ай! - заорал ёж и схватился за отшибленное ухо.
  - Ну как? - осведомился крот. - Попал?
  - Иди к чёрту! Стрелок ворошиловский.
  - Сейчас. Вот этой уж точно попаду.
  Третья палка была хоть и не больше второй, но угодив ежу точно в нос, заставила того вскинуть головой. Острые колючки как гвозди прошибли мягкую древесину и тоже застряли. Морда при этом вытянулась, лишив хозяина возможности разговаривать.
  - Ну, как теперь? - поинтересовался крот результатами спасательной деятельности.
  Ёжик, как мог, покосился на крота, зацепив краем глаза остатки страуса. Какие-то неприятные аналогии неожиданно всплыќли в мозгу и, пересилив боль, он на всякий случай заключил:
  - Ну, да. Пожалуй, так лучше, я даже думаю, что больше не надо.
  - А то давай, ещё разок попробую. Может, камнями лучше?
  - Нет! Нет! Достаточно. Вон лучше страуса спасай, - долетел до крота крик о помощи.
  - Ну, не хочешь, как хочешь, - равнодушно ответил крот и сменил объект спасения.
  
  * * *
  Медведь сидел на берегу реки. Его полуслипшиеся не то от счастья, не то от усталости глаза как-то нежно и трепетно осматривали знакомое с детства русло. Здесь, у воды, по-прежнему стоял туман. Ветер не трогал его. Казалось наоборот - он согнал его с полян и просек сюда - в низину и здесь им играл.
  Туман гулял свободно и раздольно, то поднимаясь вверх, гонимый восходящим потоком, то пышными клубами падал вниз, скрывая волны и растворяя берега. И во всём этом чувствовалось что-то такое, что невозможно оспорить. Что-то такое, что можно только принять. Принять со всеми излишествами и всеми бреќшами. Принять как неразделимое целое, и лишь принявши, почувствовать себя частью этого целого.
   Медведь всматривался во всё это с какой-то детской неподдельной улыбкой, той улыбкой, которой в другое бы время постеснялся, той, которая исходит не из глубин созна-ния, приспособленной к окружению и обстоятельствам, а неосознанќной, неконтролируемой. Он просто улыбался.
  Он не видел реки, но это было неважно. Он знал, что она там - внизу. Что она никуда не делась и не могла, что она всегда была, есть и будет, ибо так уж устроено природой. Он знал, что порядок этот никто и никогда не изменит, что реки будут течь, ветры дуть, а зимы сменяться вёснами.
  Он закрыл глаза, но в сознании продолжала стоять всё та же удивительная и не ценимая ранее картина. Он не видел, как с ветки клёна оторвался багровый лист и, подхваченный ветром закружился в прощальном танце увядания. Он не видел этих замысловатых па, он не знал, что лист оторвался и умер, он не почувствовал, как, уже мёртвый, он опустился ему на плечо. Он спал...
  
   * * *
  Обойдя с важным видом место предполагаемых раскопок и, измерив шагами соответствующие длины, крот приступил к работе. Реактивный способ копки, подумав, он решил сохранить в тайне, потому как способ этот до конца им не освоен, а позориться перед ежом дюже не хотелось.
  Начал по старинке, но уже через несколько минут понял, что такими темпами страуса не спасти. Поразмыслив немного, он решил план подкорректировать и для начала прокопать только отверстие к голове страуса, чтобы тот не задохнулся, а остальное в крайнем случае можно докопать и завтра.
  Приблизительно на половине пути он снова подкоррек-тировал план, решив, что можно докопать и послеќзавтра, а то и вообще не докапывать. "Пусть, - думал он, - торчит здесь, пока не расскажет все секреты копки, а уж там я его, может, и откоќпаю. Придётся, правда, кормить его два раза в день и воды приносить, ну да ладно - ради такого дела можно. Впрочем, двух раз, пожалуй, тоже многовато. Хватит с него и одного".
  Заканчивал тоннель он уже в полном отсутствии благо-родќства.
  Когда последний кусок земли был благополучно вы-швырнут наружу, по тоннелю пронёсся глубокий протяжный вдох, едва не засосавший и самого крота.
  - Дыши, дыши, - вернулась к кроту толика милосердия. - Воздух сегодня, - он втянул носом, - наисвежайший.
  - Да уж, - присоединился к пожеланию ёжик, - кстати, носом-то оно и правильќнее будет.
  - Да уж, да уж! - в свою очередь присоединился к присоќединению крот и ответственно помотал мордой. - Кстати, может, пошире прокопать?
  Вместо ответа послышалось только какое-то неясное шебурќшание.
  - Страус, ты живой? - задал крот глупый вопрос, но страус ответил ещё глупей и даже не без доли любопытства.
  - Где?
  Ответ поставил в тупик.
  - Чего где? - не понял крот и вопросительно заглянул в лунку.
  - Где страус? - снова полюбопытствовала лунка.
  - Здрасте! - выдержав паузу, сам с собой поздоровался крот. - Ты чего, страус, себя не узнаёшь?
  Страус тоже выдержал паузу и не то с гордостью, а не то с обидой ответил:
  - Я не страус. Я червяк!
  "У-у", - подумал о чём-то ёжик и попытался улыбнуться.
  "Бедный. Бредит, - тяжело вздохнул крот. - Надо вытаскивать, а то, чего доброго, ласты отбросит, или копыта откинет, или, чего у них там - у страусов, жабры склеит. И не видать мне тогда секретов".
  Положение осложнилось. Конечно, нужно было что-то решать, да только что можно было придумать? Его скромные возможности и маленьќкие габариты ставили операцию спасения под сомнение. Помощи ждать было неоткуда, а время работало явно не на него. Необходимо было какое-то альтернативное решение, и от решения этого зависело - успеет страус передать секреты масќтерства или нет.
  Раздираемый жуткими сомнениями, крот решился. Мед-ленно повернувшись к учителю спиной, он бросил тучный взгляд на слабо видневшийся свет в конце тоннеля, затем наклонился и, так же медленно выкопал углубление для передней части туловища. Несколько раз он глубоко вздохнул и, наполнив лёгкие, наклонился.
  - Ничего, что я к вам спиной? - полюбопытствовал он у учителя и на этом счёл приготовления законченными.
  А ёжик в это время отчаянными усилиями пытался вы-свобоќдиться из злополучного дерева. Он даже уже умудрился вытащить одну лапу и теперь, неистово болтая ею взад и вперёд, расшатывал крепкое сцепление.
  Уже намечался явный прогресс. Уже появился небольшой люфт, как из дырки в земле, словно из гигантского рупора, вырвался наружу небывалой боли крик, и земля вспенилась. От испуга ёж так рванул конечности, что добрая половина колючек выткнулась из дерева, а недобрая половина выткнулась из ёжика. Уж не знаю, от боли ли или от страха, но ёж свернулся в клубок и заорал:
  - Помогите, спасите! Страус крота сожрал.
  Он высунул из клубка глаз и, заметив, что бурлящая земля медленно, но верно приближается к его дереву, высунул ещё и лапу. Нет. В бога ёжик, конечно, не верил, но на всякий случай осенил землю знаменьем.
  Не помогло. Земля по-прежнему ревела и разлеталась во все стороны, оставляя за собой приличной ширины канаву. Добравшись до дерева, или, вернее, упершись в него, земля остановилась, а когда пыль осела, из неё вылез сияющий от радости и гордости крот. Способ работал.
  - Ну как? Видал? - скрестив лапы на груди, спросил он у ежа в надежде услышать от того возгласы удивления и восхищеќния, но ёж ответить не успел.
  Пленившее его дерево издало подоќзрительный скрип, и повреждённая корневая система дала сбой. Дерево качнулось, отчего верёвки, которыми были связаны все представители его вида, натянулись и запели.
  Песня оказалась короткой и невнятной. Верёвки и те не успели насладиться ею. Сначала нижняя, а следом и верхняя пшикнули и, испустив сноп искр, порвались.
  Описав в воздухе замысловатую дугу и продолжая угрожаќюще искрить, освещая испуганную и виноватую морды ежа и крота соответственно, они быстро разобрались с ситуацией и, вычислив обидчика, отлетели в его сторону.
  Вообще-то до этого крот особой реакцией не отличался, но, видимо, таланты его имели свойство раскрываться только в экстренных ситуациях. В общем, крот успел отскочить...
  Крот успел. Страус - нет.
  Верёвки, как ядовитые змеи, впились в страуса и, жужжа и стрекоча, принялись жалить и кусать невинную плоть. Истошный сдавленный крик вырвался из страусиной глотки, и в воздухе запахло жареным. Последнее, что видел ёжик, это глаза. Налитые кровью, глаза вепря, готового порвать всё живое, встретившееся на пути. Глаза, которые и врагу в страшном сне не посоветовал бы увидеть, которые, он знал, будут преследовать его всю оставшуюся жизнь.
  Того, что произошло следом, он уже не видел. От страха он потерял сознание.
  А вот крот сознания не терял. Он потерял совесть и пото-му смотрел на происходящее с долей цинизма, время от времени убеждая себя - "это не я, они сами". В конце концов он набрался смелости, или, скорее, наглости, и подошёл к краю канавы.
  - Ты уж извини, страус. Я бы и рад помочь, но с детства верёвок боюсь. Я же ведь не такой смелый, как ты.
  Крот потупил взгляд и, тщательно скрывая выворачива-ющуќюся наружу улыбку, как бы невзначай, добавил:
  - Но ты не беспокойся! Я твой способ освоил. Сохраню. И потомкам передам. И ещё обязательно в честь тебя его назову.
  На этих словах крот лукаво улыбнулся и, отвернувшись, зашагал прочь, но, пройдя пару метров, всё же остановился и подумал: "Как-то не по-зверски получается. Что уж я... изверг какой?.." Он пристыжённо вздохнул и, потупив глаза, вернулся к канаве.
  - Извини, учитель. Сам не знаю, что нашло. Никогда бы себе этого не простил.
  С этими словами крот наклонился и бросил на страуса три щепотки земли, затем сложил на груди лапы и воздал к небу глаза. Губы прошептали что-то невнятное, и, уже отворачиваясь, крот страуса перекрестил.
  То, что заставило крота обернуться обратно, обычно классифицируется выражением - "ни в сказке сказать, ни пером описать", потому, сомневаясь в точности передачи, попробую.
  Земля - она не то чтобы встала на дыбы. Скорее всё остальное, испугавшись, присело. Лапы страуса, воспарившего над землёй, перебирали с такой скоростью, что казалось - он жонглирует ею, не давая опуститься вниз, а мощный звучный рёв его, обтрясший звуковой волной всю росу, даже эхо заставил заикаться. Шерсть на голове его встала дыбом, а искры, сыпавшиќеся не то из глаз, не то изо рта, так ярко осветили окрестности, что пристыжённое солнце с виновато заспанной физиономией на час раньше вылезло из-за макушек деревьев.
  - Вот что крест животворящий делает, - смог лишь вы-давить из себя крот.
  Когда всё закончилось, глазам его предстала ужасающая воображение картина. Вперив в него два злобных горящих глаза, перед ним стояло нечто, по размерам схожее с огромным лосем, и лишь отсутствие рогов и торчащая клочьями грива выдавали в нём свирепого хищника.
  - Страус, ты чего? - запинающимся голосом промямлил крот, пятясь назад.
  - Кто? Как ты меня назвал? Страус? - прогремела зверюга.
  - Ой, ой, ой! Извини! Червяк! - тут же поправился крот.
  - Что?
  Зверь сделал шаг в его сторону и с силой прижал копытом к земле его хвост.
  - Какой я тебе червяк, смерд? Ты, смотри, с кем разговаќриваешь! Я лев!
   Грозно рыкнув, лев помотал гривой и угрожающе при-близил к кроту свою пасть.
  "Уж лучше бы ты белкой оставался. Или на худой конец - лошадью, - подумал про себя, висящий на дереве клубок, всячески пытаясь спрятаться за ствол. - Только б не заметил, сволочь".
  Лев, может быть, и не заметил бы, кабы не одно обстоя-тельство. Тень от дерева, за которую всячески пытался заце-питься насмерть перепуганный крот, предательски свиде-тельствовала о наличии в нём инородного тела, ориентиро-вочно круглой формы.
  Львиная пасть медленно, не меняя гримасы, повернулась в его сторону и как-то неприятно улыбнулась.
  - А-а! И ты здесь! - обрадовалась она случайной встрече и, выпустив из копыт крота, бесшумной походкой подкралась к ежу.
  - Здравствуй...те, - виновато улыбнулся ёжик, наблюдая, как крот, воспользовавшись моментом, улепётывает.
  - И тебе не хворать, - с притворной заботой прошипел лев и ткнул копытом в ствол.
  Последняя капля капнула в море равновесия, и дерево, заскрипевши, рухнуло. Рухнуло аккурат над зиявшей в земле котловиной, образовав над ней своеобразный мост. Мягкой поступью хищник преодолел половину бревна и, свесив голову над пропастью, вежливо поинтересовался.
  - Висишь?
  - Висю, - посчитал невежливым не отвечать ёжик.
  - Крепко висишь?
  - Крепко.
  - Ну, повиси пока. Сначала этого догоню, а там и с тобой поразговариваем, - отсрочил процедуру лев. - Всё прощу...
  - Вот спасибо, Лёвушка! Вот спасибо! - не дослушал льва ёж. - Да здравствует наш лев! Самый гуманный лев в мире!
  - Всё прощу, - продолжил лев, - кроме одуванчиков...
  
  * * *
   Неожиданный шум разбудил медведя. Вообще-то какой-то внутренний будильник подсказывал ему, что до рассвета ещё целый час, но медведь всегда не доверял будильникам и всегда доверял собственным глазам. Открыв их по очереди, он потянулся, расставил лапы в стороны и, широко зевнув, потряс головой. Потом вытянул шею. Потом потряс головой ещё раз, зажмурился и ещё раз потряс головой. Потом глаза округлил, лапами схватился за потрясённую голову, а пасть так и оставил в открытом положении.
  
   Реки не было...
  
  Глава 6 - в которой к интриге добавляются интриганы
  
  Весть о том, что река куда-то подевалась, быстро облетела весь лес. Вещь неприятная, что тут говорить. Ни тебе умыться, ни в зеркало посмотреть, а уж про то, что многие звери по утрам страшно завидовали тем, у кого нет сушняка, так об этом и упоминать не стоит.
  Вообще-то, сказать, что подобного с рекой никогда не случалось, было бы неправдой. Всякое бывало. В какое лето засушливое и полностью пересыхала или мельчала так, что и суслик без разбега... но происходило это всегда летом и постепенно.
  Кстати, существовал даже и комплекс мер по сохранению водопоя и специальный водопойный кодекс. Помнится, даже негласная договорённость была - у водопоя никому морды не бить, и нарушивший её карался по всей строгости военного времени. По решению координационного совета могли даже на три дня лишить опохмеления, а в отдельных случаях - и на неделю. До этого, правда, не доходило - уж слишком жестокая мера, но чего только не сделаешь для поддержания порядка.
  В общем, с ситуацией звери столкнулись не вполне при-вычной, ибо было в этой пропаже нечто не согласовывающееся с прежними.
  Во-первых, пропала она как-то уж слишком резко и сразу вся. Вчера была, а сегодня - бац, и нет. Да и не сезон. Осень выдалась хоть и не очень дождливая, но и не такая уж засушќливая, чтоб рекам пересыхать. Одним словом - сплошные загадки и разочарования.
  Была, впрочем, и отдушина. Поутру слух по лесу прока-тился, что у бобра осталось немного воды, и потому звери хочешь не хочешь, но кто поодиночке, а кто и толпами отправились к нему. Тут уж ничего не попишешь - перед сушняком все в лесу были равны одинаково.
  А бобёр, как вы помните, первым заметил пропажу реки и первым же отправился на её поиски, но, как вы сами понимаете, так ничего и не обнаружил. Нашёл разве что небольшую заводь возле омута, огородил её брёвнами и попытался всячески уберечь от нападок всяких там лягушек, пиявок и прочих любителей халявы. Безрезультатно.
   А уж когда с рассветом к заводи начали собираться остальные, бобёр и вовсе оставил эту бесполезную затею и, мысленно проклиная отсутствие у сограждан совести, впервые в жизни решил до чёртиков напиться.
  Чёртики, как и следовало ожидать, идею эту всецело поддержали, но вот чего бобёр ожидать не мог, так это того, что напиться они захотят именно из его заводи да ещё и всех оставшихся на попойку пригласят.
  В общем, следовало принимать экстренные меры, и меры были приняты.
   А обеспечение этих самых мер в столь трудный для леса час возложил на себя, со всеобщего согласия, медведь. Он чинно расхаживался промеж живой очереди и словом, а когда и подзатыльником призывал страждущих к дисциплине.
  - Так, хорёк, глотки делай пореже!.. Выдра, ты чего тут мусолишь?.. Эй, ты, с хоботом!
  - Это не хобот - это соломинка, - оправдывался хомяк.
  - А по мне так без разницы! Куда без очереди прёшь?
  - Так пить очень хочется!
  - А на то он и закон, чтоб для всех одинаково, - доходчиво разъяснил медведь и ногой отодвинул незаконопослушную зверюгу.
  От обиды хомяк попытался надуть щёки, но безуспешно. Поломав от злости о колено соломинку, он ушёл занимать очередь, а медведь тут же отыскал ещё одного нарушителя.
  - Э, э, верблюд! Ты тут чего - самый умный, что ли?
  - Я не верблюд. Я сурок, - отказался становиться вер-блюдом сурок и даже сделал вид что обиделся, но медведь тут же сделал вид, что ему по барабану.
  - А чего тогда с вёдрами припёрся?
  Пристыженный сурок поставил оба ведра на землю и жалобно посмотрел на медведя. Губы его неестественно задрожали, а глаза, готовые в случае отказа немедленно разреќветься, заблестели.
   - У меня их семеро. Вчера только родились, и жена ещё. Сказала, чтоб без воды и не возвращался.
  Многодетный папаша обречённо всхлипнул, шмыгнул носом и виновато опустил голову.
  - Попить бы.
  - Ладно! Чёрт с тобой! Налей одно, - в конце концов разжалобился медведь и не заметил, как сурок тайком за-черпнул и второе.
  - Э, э! Козёл! Страх, что ли, потерял? Куда второй раз?
  - Так я-то ещё не пил, - состроил возмущённую физио-ноќмию козёл и приготовился обвинить медведя в неумении считать, - это, наверное, кто-нибудь из братьев был.
  - Да мне по барабану! Я вас уже семь штук пропустил, а вас всего семь штук и есть. Стало быть, расчёт окончен!
  Медвежья лапа размахнулась и быстро обломила, не успевшего озвучить обвинения халявщика. Посрамлённый козёл вынужден был покинуть водопой, исподтишка, однако, погрозив медведю копытом.
  Медведь и сам приложился раз несколько и без очереди, но претензий на этот счёт никто не высказал.
  Так - потихоньку накопившаяся за ночь жажда была полќностью утолена, и в лесу настал момент истины.
  Призадумались звери. Не похоже это было на природный катаклизм. Налицо был факт преступления, причём преступления дерзкого и доселе неслыханного, а потому лесным уголовным кодексом не регламентированного.
  Кто и зачем мог спереть реку - в мозгу не укладывалось, а то, что укладывалось в мозгу, никоим образом решению проблемы не способствовало. Одно только было ясно - искать надобно.
  Поиски решено было начать немедленно...
  - Предлагаю на время поисков ввести в лесу сухой закон! - разумно предложил бурундук, но, памятуя о вышесказанном соглашении, у водопоя его бить не стали. Семеро козлов, правда, настаивали на мнении, что раз водопой спёрли, то, значит, они не у водопоя, а потому и соглашение недействительно, но обвоќрованќные звери их проигнорировали и занялись делами поважнее.
  Общим собранием было сформировано три поисково-спасательные группы, две из которых были именно поиско-выми, а третья - спасательная.
  Первая из них, возглавляемая бобром, должна была от-правиться вверх по течению бывшей реки, вторая под предводительством оленя - вниз, третью отправили за водкой.
  Поисково-спасательная операция, получившая кодовое название "Ё" (видимо, чтобы никто не догадался, хотя, возможно, что это была и аббревиатура), должна была закончиться в полдень - на этом же самом месте, общим сбором. Руководство операцией было возложено на медведя, которому надлежало оставаться у заводи и координировать работу всех групп.
  Так же решено было оставить с медведем глухаря, в обя-занности которого входило в случае успеха одной из групп оповестить об этом другую, а семерых козлов ввиду отсутствия толка решили оставить охранять заќводь.
  Медведь лично проверил готовность личного состава к намеченной операции, разослал ворон для рекогносцировки местности, а затем, так же лично проверил каждого на знание пароля и отзыва. Вообще-то зачем это было нужно, так никто и не понял, но зато со стороны выглядело так эффектно, что оставшись довольным, он дал, наконец, сигнал к началу операции.
  Операция началась. Обе группы медленно и важно раз-брелись по намеченным маршрутам, соблюдая оговорённую тишину. Через какое-то время они скрылись из вида, и на берегу остались лишь медведь да его глухой заместитель.
  Поначалу медведь затеял с глухарём какую-то беседу, но по причине глухоты собеседника затею эту оставил, и мало-помалу им начала овладевать какая-то странная тоска.
   В борьбе с этой тоской он несколько раз прошёлся туда-сюда вдоль берега, заложив для важности лапы за спину. Не помогло. Вдобавок к тоске прибавилась ещё и сонливость. Он ускорил шаг. Снова не помогло, а вдобавок к тоске и сонливости присоединилась одышка. Лёгкая утренняя гимнастика вместо бодрости добавила усталость, и все последующие действия рассматривались организмом не иначе как издевательство.
  В борьбе с организмом медведь встряхнул головой и, приложив лапу ко лбу, прищурился. Он просто хотел посмотреть в сторону ухода первой группы, но глаза хитрости не поняли и прищурились совсем.
   Организм, как и следовало ожидать, вообще истолковал данный манёвр по-своему и тут же уснул, не поставив об этом в известность вестибулярный аппарат. Не успел медведь забыть, куда и зачем он смотрел, как берег покачнулся и сильно шарахнул его по морде. Сонливость на мгновение улетучилась, зато на смену ей пришло ощущение дискомфорта в области челюсти. Он медленно встал, потирая лапой разбитый нос и, проклиная в душе свою нелёгкую долю, выругался. Руководящая роль давалась с трудом.
  В противоположенную сторону он смотрел уже не прищуриваясь, но и там так ничего и не увидел.
   Отсутствие вестей от групп действовало ему на нервы, а отсутствие третьей группы расстроило окончательно. Ещё пару минут он походил вдоль берега, а затем, видимо, вспомнив о важности своего положения, перепоручил это занятие глухарю.
  Глухарь принял это как должное и тут же сменил медведя на вахте, а тот в свою очередь поднялся на ближайший пригорок и развалился на мягкой траве. Последнее, что он услышал, перед тем как заснуть, это ругань козлов у заводи: "Я видел! Он мухлюет! Чипер за сдачу!"
  * * *
  Олень был искусным предводителем. К тому же он был высок, красив и честолюбив. Голову его окаймляли большие, ветвистые и изысканные по красоте рога, но в животном мире это вовсе ничего не означает.
  Несмотря на свою молодость, олень отличался незауряд-ным умом и потому сразу же начал с главного, объяснив своей группе, что главное в поисках - это, собственно, скорость.
  В доказательство своей теории им было приведено не-сколько всем известных и, само собой, неоспоримых афоризмов, как то: "Кто успел - тот и съел", "Семеро одного не ждут", "Куй железо, пока горячо" и "Раньше сядешь - раньше выпьешь". Он хотел ещё сказать, что и у кошек тоже всё как-то быстро получается, но запутался в формулировке, ибо точно не знал, про кошек эта пословица или про кроликов.
  В любом случае доказательств, по его мнению, было предостаточно, и, напомнив ещё раз о важности миссии и о том, что путь предстоит неблизкий, приказал зверям изба-виться от балласта, дабы ничто не мешало оной миссии выполнению. Затем он попросил всех бежать строем и держаться как можно плотнее, ибо ждать они никого не собираются. Напомнил, что следующий привал через двадцать километров, глубоко вздохнул и дал галоп. Группа безропотно последовала за своим предводителем...
  Группа бобра, состоящая из более мелких зверей, не могла сравниться в скорости с оленьей, да к этому и не стремилась. Бобёр не отличался тщеславием и с лёгкостью отдал бы лавры первенства нахождения реки кому угодно. Его волновал только результат, во имя достижения которого он готов был пожертвоќвать даже своей группой.
  Надо также отметить, что предводителем он был не менее искусным, нежели его коллега, с единственной лишь разницей в выборе стратегии.
   По его глубокому убеждению, главным в поисках была неторопливость и выдержка, о чём бесспорно свидетельствоќвали приведённые им в качестве доказательства элементы народного фольклора. А именно: "Поспешишь - людей насмешишь", "Тише едешь - дальше будешь" и "Спешка нужна только при ловле блох". Он хотел ещё добавить в качестве основного аргумента, что быстро бывает только у... но тут он повстречался глазами с кроликом и из чувства врождённой деликатности посчитал, что аргументов достаточно.
  - Запомните! - напутствовал он подчинённых шепеля-вым голосом. - В деле сыска спешность недопустима. Нужно внимаќтельќнейшим образом оглядеть всё окружающее пространство, ибо любое преступление имеет след, и если этот след обнаружить, то по нему можно будет и преступников найти, реку похитивших, а то и саму реку. Поэтому надо всё пристально рассматривать и примечать любые изменения окружающего ландшафта, будь то сломанная ветка или помятая трава.
  Так же немаловажное значение имеет работа со свидетеќлями, поэтому с особой тщательностью нужно переворачивать камни и расспрашивать червяков на предмет, не видел ли кто чего. И вот ещё что! Никак мне покоя не даёт. Мотив. У каждого преступления должен быть свой мотив. Кому, скажем, выгодно исчезновение реки? А?
   Звери замешкались. Вопрос определённо застал их врасплох. Видя подобную реакцию, бобёр не преминул воспользоваться ситуацией и, блеснув эрудицией, предложил собственную версию.
  - Шерше ля фам!
  Он поднял вверх указательный палец и свысока посмот-рел на подчинённых. Подчинённые не отреагировали. Мало того, большинство из них вообще приняли данное словосочетание за новый синоним слова "идиоты", а вследствие того, что водопой был уже далеко, никто, даже сам Господь Бог не смог бы поручиться за неприкосновенность бобриной морды.
  - Чего это ты там шершепелявишь? - сощурил морду сурок и упёр лапы в бока.
  - Да! Какая там ещё, лафа? - поддержал сурка хорёк и потребовал разъяснений.
  - Так в подобных ситуациях выражаются французские бобќры, - поспешил оправдаться наш бобёр, - что в переводе означает "ищите самку".
  - Точно! - тут же забыл об оскорблении сурок. - Без баб тут явно не обошлось!
  "Точно, точно!", "Да, как пить дать!", "Да ясен пень! - наперебой проявили солидарность остальные. - И куда они могли её подевать?", "Да!", "И на кой ляд им это надо?"
  - Слышь, бобёр! А что там, кстати, по этому поводу твои французские бобры говорят? - продолжил сурок.
  - А ничего не говорят, - не оставил никакой надежды бобёр и тяжело вздохнул. - Вот только "шерше ля фам" - и всё!
  - Да! Скудноватый язык, - посетовал сурок.
  - Пожалуй, - согласился бобёр и, затаив глубокую обиду на своих французских родственников, которые в трудный час не просто не пришли на помощь, но и добавили загадок в итак непростом деле, дал команду рассредоточиться по берегу.
  Команда была выполнена беспрекословно, и звери, ис-полненные чувством ответственности, разбрелись согласно предусмотренной диспозиции.
  Все кусты, трава и камни были незамедлительно обследоќваны. Последние перевёрнуты, а подкаменные обитатели допроќшены.
   "Попался ворюга!..", "Куда, сволочь, реку подевал?.. - разносилось то с оной стороны, то с другой. - Ну что? В молчанку играть будем?.." - по-своему поняли важность работы со свидетелями звери.
  Впрочем, ясности это не добавило. Растерянные червяки в непонимании мотали хвостами и валили всё на пиявок. Пиявки валили всё на лягушек, а те, в свою очередь, обвиняли во всём кузнечиков. Думаю, не надо объяснять, что кузнечики всё, естественно, отрицали и валили на червяков. Одним словом, круг замыкался, и без очной ставки разобраться было совершенно невозможно. В тупиковом направлении поиски продолжались. Лелея слепую надежду, звери обследовали русло.
  Один только сурок, сочтя, видимо, свои криминалистические таланты минимальными, ушёл обследовать дальние кусты и больше оттуда не вернулся...
  
  Глава 7 - в которой посредством дипломатической миссии появляется ещё одна интрига
  
  Ёжик был злой, голодный и охрипший. Кто помог ему выткнуться из дерева - осталось загадкой, но теперь он шёл по лесу, проклиная солнечный свет и удивляясь неестественной тишине. Лес, казалось, вымер - ни шума, ни гама, ни драки. В какой-то момент ему даже стало жутко, и он, набрав побольше воздуха, крикнул: "Эге-ге-ге-гей! Есть кто живой?"
  Ответа не последовало, но в большей степени напугало его другое. Ему не ответило эхо.
  Панический страх овладел всем его телом, и, как и подобает ежам в подобных ситуациях, он рухнул на землю и свернулся клубком.
  Внутри клубка оказалось не менее страшно, и свидетельќством тому - клубок сейчас же начал ёрзать и извиваться, пока, наконец, из него не высунулась лапа. Лапа боязливо ощупала поверхность земли и, убедившись, что та по-прежнему на месте, дала сигнал другим частям тела. Вслед за лапой наружу медленно вылез нос, а затем и глаз. Глаз осторожно, как бы стараясь остаться незамеченным, покосился на тень, а лапа, видимо, заранее с глазом договорившись, эту тень ощупала. Тень тоже была на месте. Вздох облегчения вырвался из клубка наружу, и тот развернулся.
  - Ну, слава богу. Стало быть, живой.
  Присутствие тени таинственным образом обнадёжило ёжика. Он понемногу успокоился, но вместе с тем начал ощущать голод и жажду. Вскоре к голоду и жажде присоединилась и головная боль, которая, правда, отступила, едва до него донеслись знакомые голоса, суть которых за вычетом всех непотребных слов сводилась к тому, что карты краплёные и что все вокруг козлы. Голоса подействовали на ежа, как полная луна на сомнамбулу. Забыв обо всём на свете, он помчался им навстречу.
  Едва прибежав на берег реки, он остановился, выпучил глаза и потерял дар речи.
  За свою долгую жизнь он повидал немало. Бывало, что утки прилетали с юга на Рождество, бывало, лоси по деревьям лазили, но такого, чтоб река куда-нибудь пропала, он не припоминал.
  Постояв в нерешительности минуту-другую и внимательно осмотревшись по сторонам, он обнаружил кроме матерящихся козќлов, спящего медведя и глухаря, с важным видом расхаживаюќщего по берегу. Что-то подсказало ежу, что глухарь владеет ситуацией, и, не медля ни секунды, он прямиком направился к нему. Медведя ёжик предусмотрительно обежал подальше.
   Глухарь ежу почему-то обрадовался, видимо, ему наску-чило одному бродить по берегу. Однако предложение присо-единиться к нему ёжик отверг, а вместо того выспросил, что тут без него произошло.
  Пояснив вкратце в чём суть дела, глухарь на правах медќвежьего заместителя хотел было отослать ёжика на помощь одной из групп, но не успел. Ёжик сам отослал глухаря, причём куда дальше. Глухарь хоть и не расслышал слов, но по губам уловил их смысл, после чего обиделся и объявил ежу бойкот.
  Бойкот ёжик отправил по тому же адресу, а сам, состроив серьёзную морду, направился к ничего не подозревающему медведю.
  - Спишь? - заорал он что есть мочи прямо на ухо спящему.
  - А? Что? Где?
  Спросонья медведь закашлялся. В попытке стряхнуть остатки сна он помотал головой, а встретив глазами вопиюще победоносную морду ежа, крепко зажмурился и помотал ещё раз. Не помогло. Тот определённо стоял перед ним, уперев лапы в бока, и к тому же в морде его читалось обострённое чувство справедливости.
  - Спишь, говорю? А другие вкалывать должны?
  - Ты, что ли, завкалывался, репейник? - припомнил медведь позорную кличку.
  - Я, между прочим, своё отыскал! Пускай теперь другие поищут! Вот только вопрос. Что как и они тоже не найдут? Ты их тоже всех на дерево, как меня? А?
  - Ты своё по заслугам получил.
  Медведь явно хотел проигнорировать диалог и демонстраќтивно перевернулся на другой бок, но его оппонент моментально отреагировал и перебежал на другую сторону.
  - По заслугам? - он прям-таки подавился от негодова-ния. - Да реку, между прочим, ещё вчера свистнули! Вчера! И как же тогда, спрашивается, я мог её найти? А? Как можно найти то, чего нет? А? Как? Да ты вообще знаешь, как трудно искать реку в тёмном лесу, особенно если её там нет! - заключил ёж, неожиданно приняв конфуцианство.
  Медведь не нашёлся что ответить. Он почесал по привычке затылок и сопоставил услышанные доводы с реальностью. В действительности получалось как-то нехорошо.
  - Да если б эту реку никто не свистнул, да я б её, да в два счёта. Но ведь реки-то не было. И бобёр тебе говорил. Ведь говорил же? - напирал ёжик.
  - Ну, так ведь... - начал было оправдываться медведь, но запнулся. Он как-то не привык оправдываться, а тут...
  С одной стороны, ёж был абсолютно прав, но хуже того - он и с другой стороны тоже был прав. Как ни тяжело было с этим смириться, но неправоту свою пришлось признать и в знак извинения списать ежу пол-ящика долга.
  Справедливость, казалось бы, восторжествовала, но ежа сей факт не очень-то обрадовал.
  - Пол-ящика? Да это просто издевательство! - вознего-довал он, - я всю ночь, на дереве - распятым! Да меня за это вообще должны канонизировать! Пол-ящика! Да я только слёз горьких, аж два ведра! А страху, а? Страху сколько натерпелся! И ведь никто, никто! Все меня бросили, все отвернулись! - Ёжик шмыгнул носом, крупная капля скатилась по щеке и смешалась с росой.
  Медведю ничего не оставалось делать. Он тяжко вздох-нул и списал остаток долга.
  Казалось, пора бы ежу на этом остановиться, но, вооду-шевлённый победами на переговорном фронте, он вошёл в раж. Его понесло.
  С полной страдания мордой он начал рассказывать о не-лёгкой доле распятых зверей, сильно рискуя при этом ли-шиться не только всех своих завоеваний, но и влезть в очередные долги. Лишь по счастливому случаю участь его была спасена невесть откуда взявшейся делегацией из соседнего леса. Та стояла на противоположном берегу и, маша́ белым флагом, призывала стороны к переговорам.
  Предложение о переговорах медведь принял с радостью и немедленно - с трудно скрываемым удовольствием отправил на встречу с той делегацией свою, состоящую, правда, из одного только ежа.
  Тот хотел было от дипломатической миссии отвертеться, но, понюхав огромный кулак, согласился и нехотя, но отпра-вился навстречу соседям.
  Избавившись таким образом от надоедливого собесед-ника, медведь умилённо закрыл глаза и вздохнул спокойно.
  А вот соседская делегация, по всей видимости, особым спокойствием не отличалась и с каждой минутой жестикулировала всё отчаянней и отчаянней. Пришлось на всякий случай поторопиться.
  - Ой, да иду я! Иду! - крикнул ёжик, спустившись к реке, и осторожно пощупал ногой наполовину высохшее русло.
  Убедившись в безопасности, он сделал шаг, но, пройдя десяток метров, внезапно остановился и огляделся вокруг. Потом тайком взглянул на медведя, который пристально наблюдал за ним с берега и как бы невзначай что-то вдавил ногой в ил. Другой ногой он аккуратно это заровнял и, осенённый, видимо, какой-то приятной мыслью, стремглав бросился навстречу соседям, крича на бегу:
  - Стойте где стоите! Сам подойду.
  Нельзя сказать, что поведение ежа не удивило медведя. Плохое зрение хоть и не позволило ему разглядеть ежиную находку, но заинтересовало не на шутку. Он спустился со своей смотровой точки к самому берегу и внимательно осмотрел дно. Ничего примечательного на дне он не увидел, а спросить было уже не у кого - ёж был далеко. Медведю ничего не оставалось, кроме как сидеть и дожидаться его возвращения, что, собственно, он и сделал, развалившись неподалёку.
  А ёжик тем временем давно преодолел намеченное рас-стояние и рьяно вступил в переговоры.
  Тут нужно отдать ему должное, ибо переговорщиком он был отменным, а если речь шла ещё и о какой выгоде, тут ему вообще не было равных. В данном случае выгода была налицо.
  Как неожиданно выяснилось - сушняк овладевал и соседќним лесом, а ихний бобёр ввечеру нажрался и заводи не отгородил, за что, впрочем, его уже поколотили. Тем не менее проблемы это не решило, и посему соседи испросили разрешеќния приложиться к заводи существующей, чем вызвали бурю негодования со стороны ежа.
  Тот красочно, в подробностях, упустив, правда, все неприятные моменты, обрисовал им, как сам лично, взяв в подмогу одного только медведя, толку от которого, конечно же, не было никакого, всю ночь напролёт искал пропажу.
   Потом он, голодный, озябший, в кромешной темноте продираясь сквозь колючие кусты, искал след похитителей и таки нашёл его. Потом поведал о трёхчасовой погоне и о битве с похитителями, коих было несметное множество. Как он яростно и отчаянно бросался на вражье полчище, разрывая их в клочья и оставляя за собой горы трупов. В доказательство он продеќмонстрировал следы той яростной битвы, которые - поменьше под левым глазом и побольше под правым - были на лицо. Или, вернее, на морде.
  Потом рассказал, как силы постепенно покидали его, а врагов всё прибавлялось и прибавлялось. Как в конце концов они были вынуждены отступить и вернуться назад, чтобы спасти хоть то, что осталось. Нечего уже и говорить, что до рассвета он, само собой, валил лес и таскал тяжёлые брёвна для заводи.
  В заключение ёжик отметил, что чертовски устал, а вместо того чтоб воспользоваться заслуженным отдыхом, вынужден вести беспредметные разговоры с толпой халявщиков.
  Звери внимательно выслушали ежа и, несмотря на то, что не все полностью поверили ему, из чувства дипломатического такта промолчали. Некоторые даже выразили ему свои сочувствия и заверили, что ни о какой халяве речи не шло. Что речь, собственно, шла о справедливом обмене, и в доказательство тому выставили на предмет торга два ведра водки.
   Предмет торга ёжика не разочаровал и, прочитав крат-кую лекцию о вреде алкоголизма и дефиците пресной воды в современном мире, он предложил оформить сделку в пропорциях один к одному.
  Когда к соседям вернулся дар речи, дипломатического такта и след простыл, а ихний барсук, в лексиконе которого вообще не было приличных слов, присовокупил к своему лексикону ещё и слово ёж - как синоним. Ну и в конце, естественно, ежа припиќсали к известной национальности, а пропорции меньше чем один к десяти даже обсуждать отказались.
  Тут опять надо отдать ежу должное, ибо он не растерялся и тоже, отбросив дипломатический такт, указал соседям место, добавив заодно к лексикону барсука ещё несколько слов, доселе тому неизвестных.
  Всё время, пока шли переговоры, с другого берега за ними пристально наблюдал медведь. Он нетерпеливо расхаживался туда-сюда, пытаясь определить, о чём шла речь. Он прикладывал лапу к уху и морщил от напряжения брови, но всё было безќрезультатно. Пару раз он порывался присоединиться к переговорщикам, но каждый раз вспоминал о руководстве операцией и возвращался на рабочее место.
  Время от времени отдельные слова, а то и обрывки фраз долетали до его уха, но то были слова, сказанные заведомо громче других, а потому смысловой нагрузкой не обременённые. По ним, однако, можно было определить о накале страстей и, как следствие, о серьёзности обсуждаемой проблемы. Медведь сильно нервничал и с нетерпением ожидал развязки, которая в скором времени и произошла.
  Обратно ёжик шёл, насвистывая, что свидетельствовало о хорошем настроении. Переговоры, по его мнению, закончились успешно и вдобавок без жертв и кровопролития.
  Конечная точка была поставлена. Причём, поставлена на пропорции один к восьми, что в свою очередь, можно было считать достижением. Предвкушение праздника переполняло его через край.
  Медведь, видя насвистывающего ёжика, тоже слегка успокоился, ибо по довольной физиономии того определил, что дипломатическая миссия удалась.
  - Ну-у? - выдавил он из себя любопытнейший вопрос, едва ёжик приблизился достаточно.
  - А то! - так же несуразно ответил тот и, будто бы не замеќчая медведя, просвистел мимо него.
  - Чего - а то? - не понял медведь и пустился за ежом вдоќгонку.
  - А чего ну? - надерзил ёж, даже не поворачиваясь.
  - Хватит умничать! - остудил медведь его пыл. - Рассказыќвай давай, чего вы там расшумелись!
  Ёжик лениво остановился и упёр в бок только одну лапу, а второй демонстративно пригладил иголки.
  - Расшумелись, расшумелись! Вовсе мы и не расшуме-лись. Просто переговоры у нас были - важные!
  - Какие ещё переговоры?
  - Ну, я же говорю - важные! Дела там всякие государ-ственќные обсуждали, - неторопливо отчитался ёж, зевая. - Внеќбюдќжетные фонды, антимонопольные соглашения, так - по барќтеру кое-что.
  Из всего вышесказанного медведь не понял ни единого слоќва, но отдадим ему должное - выкрутился довольно ловко.
  - Ну, это понятно, - кивнул он головой и тоже зевнул. - Тебя, в общем-то, за тем и посылали! Кстати. Договорился до чего-нибудь?
  - Да уж известно, что договорился! Кто ж, как не я, договоќриться-то может? Вот кто другой, может, и не договорился бы, а я...
  Ёжик собирался было пуститься в пространственные рассуждения о сложностях дипломатической работы, но его нос тут же упёрся в знакомый кулак.
  - А вот этого не надо. Не надо, Миш, - он осторожно отодвинул кулак лапой. - Вечно ты так. Слова сказать не даёшь, а как что случись, так вот тебе и пожалуйста - иди, давай, ёжик лес спасай. А я, между прочим, в отличие от некоторых, - явно намекнул на кое-кого ёжик, - дело своё сделал, и не просто сделал, а ещё как сделал.
   - Да какое, блин дело! - потерял терпение медведь и кроме кулаков сжал ещё и зубы.
  - Ну что ты нервничаешь, Миш? Вот же я и говорю. А чем ругаться, ты лучше мне вот что скажи. Что это у нас за служба такая объявилась? И где она у нас находится?
  - Какая, блин, ещё служба? - потерянное терпение медведя теперь ещё и лопнуло.
  - А такая! Служба! Которая разных там идиотов по лесам распределяет. И этих, там - всяких жлобов, скряг и халявщиков!
  - Ну и где же она? - тоже озадачился медведь. Он и слыхом о такой службе не слыхивал, но если бы неожиданно выяснилось, что ёж является её председателем - поверил бы безоговорочно.
  - Так вот же я и спрашиваю, где? - не подтвердилось председательство ежа. - И как вообще она умудрилась всех скупердяев в соседний лес распределить? А?
  - Это, как это так? - не смог вникнуть медвежий ум в суть вопроса.
  - А я тебе о чём? Это ж, блин, одни барыги собрались. Прям невозможно вести переговоры.
  - А чего им надо-то было?
  - Да уж известно чего - водички нашей на халяву!
  - Ну, уж это им дудки! - медведь сложил из когтей незамысловатую фигуру и, плюнув на неё, потряс ей в воздухе.
  - Вот и я говорю - никакой вам халявы. У нас, говорю, все водные запасы строго регламентированы.
   - Во, во!
  - Самим бы, говорю, до зимы продержаться.
  Медведь обречённо вздохнул.
  - До зимы, пожалуй, не хватит.
  - А я про что? Стратегический запас, говорю. Стало быть, разбазаривать никак не возможно. Если там только поменять - на водку!
  Ёжик вопросительно посмотрел на медведя, желая уви-деть в его глазах одобрение и то, естественно оказалось на месте, мало того, видно было, как медвежьи глаза заблестели, и одобрение вместе с нервной дрожью распространилось по всему телу. В завершение, он облизал губы и с надеждой в голосе вопросил:
  - Ну?
  - Что ну? Я ж говорю - жлобы одни! Говорят: "Двадцать вёдер воды - на ведро водки".
  - Ну? - опять проголосил медведь, но более задумчиво.
  - Да что ну? Я им говорю - двенадцать, и ни глотком больше. Ой, Миш, видел бы ты, что тут началось. Уж они и упрашивали меня и уговаривали - а я ни в какую. Уж даже угроќжали мне - а я на своём. Двенадцать говорю, и всё! Ни капли больше не накинул. В общем, на том и порешили, - соврал ёжик, прикарманив себе добрую долю общественного достояния.
  - Это ты правильно! Молодец! - медведь дружески по-треќпал его по затылку. Настроение у него явно улучшилось. Жизнь определённо налаживалась. - Ведь можешь же, когда захочешь.
  - Обижаешь, - ответил ёжик и своей лапой отстранил от головы медвежью.
  - Ладно, полно тебе. Хорошо придумал. Кстати, надо бы послать к ним кого. А то чего время-то тянуть. Вода-то, она знаешь, как испаряется, - медведь ехидно прищурился. - Я бы сам, конечно, сходил, но у меня вон, - он махнул головой в сторону заводи и обомлел. Жизнь налаживалась куда стремительќней, чем он предполагал, ибо соседи уже сами несли водку, и не одно ведро, а целых два. Лёгкий ветерок донёс до него блаженный аромат и тем заставил проглотить очередной ком в горле.
  Тут выяснилось, что козлы тоже обладают недюжим обонянием. Ещё издали, учуяв водку, они бросили карты и выстроились в шеренгу, держа равнение на вёдра и вот-вот готовые отдать под козырёк.
   Когда же интересующая их процессия совершенно непредќвиденно проследовала мимо них, дисциплина в строю резко пошатнуќлась. Налицо выявились откровенные факты саботажа, а те, в свою очередь, вылились в единое требование сменить караул.
  У заводи поднялся страшный шум, прервавшийся лишь единожды, когда нёсший ведро с водкой енот уже на подсту-пах к берегу обо что-то споткнулся и только в последний момент умудрился-таки ведро спасти.
  В одно мгновение звери, находящиеся в радиусе поражения спиртоносного запаха, все как один остолбенели, ибо прецедент имел ценой огромное количество нервных клеток, которые по утверждению мудрого филина, не имели совести восстанавливаться. Лишь когда процессия благополучно вышла на берег, оба леса облегчённо вздохнули.
  В торжественной обстановке, состроив, насколько воз-можно, серьёзную морду, медведь принял оба ведра и для важности дважды (сначала слева направо, потом справа налево) их переќсчитал. Оставшись довольным подсчетом, он одобрительно кивнул и сказал: "Угу", а ёжик помахал над ведром ладонью и, втянув носом водочный запах, утвердительно фыркнул и "угу" подтвердил.
  На этом интерес к визитёрам с их стороны пропал, и те отправились восвояси, сообщив напоследок, что вёдра тоже можно оставить себе. Никто уже не заметил, как, пройдя по выќсохшему руслу с десяток метров, гости неожиданно остановились и хитро между собой переглянулись, а енот вполголоса о чём-то сообщил своему напарнику. Напарник кивком головы с ним согласился, и оба ускорили шаг. Вскоре они присоединились ко второй своей группе, которая под предводительством сурка организованно направлялась к заводи, сжимая в лапах пустые вёдра.
  - У меня смотрите там! Не жульничать - лично считать буќду! - крикнул им с берега медведь, мысленно пробуя умноќжить двенадцать на два, но когтей неожиданно не хватило.
  Ёжик хотел было предложить свою помощь в осуществлеќнии контроля, но вовремя опомнился. И было на то пара веских оснований. Во-первых, стоило бы ему подойти к заводи, как козлы, приняв это за смену караула, немедленно бы разбежались, а охранять её вместо них ежу совсем не хотелось. Вторая приќчина, куда весомей первой, стояла рядом и выдыхалась.
  Тем не менее пускать процесс водозабора на самотёк было недозволительно, а доверять его козлам было сродни выпраќшиванию у них молока. Умная мысль пришла как нельзя кстати.
  - Миш, ты б пошёл туда - проконтролировал, а то ведь, сам знаешь - от этих чертей чего угодно можно ожидать.
  - Да ладно, я и отсюда посчитаю.
  - Нет, нет, Миш. Это ж жулики. Да я на все сто уверен - чего-нибудь они да удумали. Уж больно легко согласились.
  Медведь задумчиво посмотрел на ежа, чей абсолютно серьёзный вид не предполагал недосказанности и действительно выражал тревогу.
  - Думаешь? - спросил он у серьёзного вида.
  Ёжик молча, но не менее красноречиво покивал головой.
  - Ну, ладно, - вздохнул медведь, - схожу, пожалуй, - и хоть и нехотя, но привстал и устало поковылял к заводи.
  - Иди, иди, Миш, - благословил его ёжик вдогонку, - а за водку ты не беспокойся - я её покараулю.
  При слове водка медведь резко остановился. Какие-то тревожные мысли посетили вдруг его голову. Он обернулся.
  - А караульщик-то из тебя неважный. Случись чего, и не отобьёшься.
  - Ой, да что ж тут может случиться? - пожалел ёжик, что напомнил о водке.
  - Ну, мало ли. - Медведь что-то прикинул в мозгу, потом сам же с этим согласился и закончил: - Пожалуй, я её с собой возьму.
  "Тьфу, ты! - расстроился ёжик. - Ведь сам же подсказал идиоту".
  А медведь тем временем подхватил вёдра и отправился к заводи...
  
  Глава 8 - в которой интриги начинают переплетаться
  
  Пропорционально тому, как медведь с вёдрами прибли-жался к заводи, росло настроение и у козлов. Они заранее спрятали колоду карт и, поматерясь немного, дисциплинироќванно выстроились в очередь.
  - Это вот ты, Миш, правильно решил, - высказался один из них, едва медведь подошёл поближе. - Сперва надо охрану напоить как наиболее ценную часть общества.
  Медведь отвечать не стал. Он просто поставил вёдра на землю и из освободившихся лап скомбинировал обидную фигуру.
  Козлы расстроились, зато повеселели соседи, а некоторые даже тайком облизнулись.
  Медведь обломил и этих, заявив решительно, что никакой халявы не будет и что он как раз и пришёл сюда, чтобы таковой не допустить.
  - Какая халява? - сделал вид, что обиделся барсук. - Всё по-честному - как договаривались.
  - Вот-вот! - подхватил соседский волк. - Мы свои обязательќства выполнили - очередь за вами.
  - Мы от своих тоже не отказываемся, - вставил медведь, - так что набирайте свои вёдра и проваливайте.
  - Сейчас, сейчас, - притворно улыбнулся барсук, - мы ж всё понимаем.
  - Только смотрите у меня, - пригрозил медведь, - ду-рить вздумаете - так насухую отсюда уйдёте.
  - Да нет, Миш, что ты. Тебя дурить - здоровья не хватит, - пробурчал волк и ностальгически ощупал бока, - уж как договориќлись, так пусть и будет - по восемь вёдер воды за ведро водки.
  - Чего? - рыкнул медведь. - Какие, на хрен, восемь! Или, думаете, я считать не умею? Сказано ясно - по двена-дцать, вот и набирайте по двенадцать.
  Соседские звери переглянулись, а некоторые даже, чуя подвох, почесали затылок. Только барсук как-то хитро прищуќрился и, подойдя к медведю успокоил.
  - Да ты не слушай никого, Миш. Это ж бестолочи. Они два плюс два сложить не могут - где уж там двенадцать. Давай ка лучше вдвоём с тобой считать.
  - Да, - согласился медведь, - давай лучше вдвоём.
  - Итак, - начал барсук, - стало быть, нам надо двена-дцать вёдер помножить на два. Верно?
  - Ага, - подтвердил медведь.
  - А двенадцать на два - стало быть, будет, стало быть, будет, - барсук быстро окинул взглядом и пересчитал все принесённые вёдра, стало быть, будет - тридцать семь. Правильно?
  - Правильно, - подтвердил медведь.
  - Так! Волк! Давай, быстро набираем вёдра, - скомандовал барсук, - и валим отсюда, - добавил он шёпотом.
  Волк оказался на редкость сообразительным и исполнил команду точь-в-точь. Всего пара подзатыльников понадоби-лось, чтобы все тридцать семь вёдер оказались наполненны-ми.
  - Ну, вот видишь, никакого обмана. Всё как есть - на твоих глазах, - лукаво отрапортовал барсук, - так что разрешите отклаќняться.
  Барсук даже вежливо поклонился, показав пример остальным. Многие не замедлили расплыться в реверансе, причём делали они это с такой противной улыбкой на лице, что медведь заподозрил неладное.
  - Кланяться подождите! - сурово прервал он церемонию. - Ведра - на землю. Пересчитывать будем!
  - Миша! Как же так? - обиженно прохрипел барсук. - Откуда такое недоверие?
  - Меня ещё никто так не оскорблял, - чуть не расплакался волк.
  - Нечто мы жулики какие? - надул губы и отвернулся лис.
  - Ничего! Переживёте, - равнодушно ответил медведь и, поќдойдя поближе скомандовал: - Ну-ка, вёдра покучнее.
  Под всеобщий гул неодобрения вёдра всё-таки скомпоноќвали, и отсчёт начался.
  - Раз, два, три, четыре, - загибал когти медведь, громко выговаривая каждое число, - пять, шесть, семь, восемь.
  На десяти когти кончились, а вёдра остались.
  Вот уж чем-чем, а блеснуть неграмотностью медведю не хотелось, потому на следующем ведре он нарочито закашлялся и дальнейший счёт продолжил уже про себя. Толстые когти поочерёдно тыкали в вёдра, губы делали вид, что считают, а абсолютно серьёзное выражение морды некоторых заставило даже вздрогнуть, когда указательный палец указал на двадцать пятое ведро. Когда же палец благополучно миновал критическую точку, звери облегчённо выдохнули, а уже где-то на тридцать втором ведре на их лица вернулась нахальная улыбка.
  Пересчитав, или, вернее, протыкав когтями все вёдра, медведь почесал макушку и огляделся. Судя по мордам, его, как пить дать, надули, но где крылся подвох, он так и не догадался.
  - Ладно, валите, - махнул он лапой, довольный хотя бы тем, что никто не заметил, что считать он умеет только до десяти.
  Два раза повторять никому не пришлось. Звери дружно подхватили добычу и спешно побрели восвояси.
  Медведь тоже не стал рассиживаться и, подхватив водку, повернул на родину, а заметив, как с поисков возвращаются обе группы, ещё и прибавил хода.
  Минуя заводь, он повстречался с четырнадцатью идиот-скими глазами и семью таким же улыбками. Тратить на них время он не хотел, но, почувствовав это, у козлов началась паника.
  - Миш, а мы-то как же? - хором заголосили они. - Ты караул-то менять собираешься?
  Медведь недружелюбно вздохнул и, ясно понимая их требования, поставил одно ведро на землю.
  - Ладно. Давайте, только по быстрому.
  Уговаривать никого не пришлось. Спустя секунду первая козлиная морда окунулась в сосуд.
  В следующее мгновение истошный сип вырвался из груди отпившего, и, отскочив от ведра, тот рухнул на землю.
  - Отравили! - просипел дегустатор и схватился за горло. Конечности его забились в конвульсиях, а соседские звери резко прибавили ходу.
  - Что за хрень? - не понял происходящего медведь.
  - А ты сам попробуй, - неожиданно бодрым голосом посоќветовал отравленный.
  В другой раз медведь, может, и не решился бы, но срабо-тал рефлекс. Он не мог отказать, когда его просят попробовать водку.
  Не без доли осторожности ведро приблизилось к его морде и сразу же полегчало на два глотка. В следующую секунду оно полетело в сторону и, ударившись о землю, избавилось от содержимого. Второе ведро в точности повторило судьбу первого.
  - Вода! В обоих! - на вдохе произнёс медведь, выяснив, наконец, суть подвоха.
  - Подменили, твари! - расстроил братьев отравленный.
  То, что медведи умеют бегать - знают все, а то, что голодные медведи умеют бегать очень быстро, тоже знают все. Но вот как бегают голодные, трезвые, обворованные и униженные медведи - лучше спросить в соседнем лесу. И ведь главное - он не стал растрачивать силы на всякие там крики и ругань, а просто дал низкий старт и, как пуля, вылетевшая из ружья, стал стремительно сокращать дистанцию.
  - Миш, ты только всех не жри. На закуску чего-нибудь оставь, - успели дать резонные советы козлы и в предвкушении зрелища расселись поудобнее.
  Уж и не знаю, что больше напугало соседей. То ли блеск в глазах приближающегося, то ли бурные аплодисменты козлов, но в любом случае все они побросали вёдра и кинулись врассыпную. Какое-то время лис, ни за что не желавший расставаться с добычей, пытался вскарабкаться на склон, но, оглянувшись, понял, что только привлёк к себе внимание, и от затеи отказался. Вёдра он вопреки всему не бросил, как все остальные, а бережно поставил, явно означив тем их ценность.
  Как ни удивительно, но догнать кого-либо медведю так и не удалось. Правильно говорится - за двумя зайцами... Да и лазить по склону вдруг стало лень. Впрочем, было и другое объяснеќние. Бережно оставленные лисом вёдра источали спасительный запах, или в данном случае я бы сказал - аромат.
  Уходить, конечно, без добычи не хотелось, а возвращён-ную водку считать добычей было неправильно, потому мед-ведь быстро подозвал козлов, и те собрали разбросанные по берегу вёдра. Обзаведясь трофеями, компания выдвинулась к дому, и весь, благо недолгий, путь медведь был вынужден слушать ругань какого-то козла, которому досталось тащить не пять, как у всех, а шесть вёдер.
  
  * * *
  В безмолвной тишине, окружив единственное, к тому же неполное, ведро воды и потупив погрустневшие, хотя и не побитые, морды, соседские звери проводили взглядом неприятеля. Эмоций не было. Все они были потрачены на берегу. Осталось только непреодолимое желание отомстить, опохмелиться или хотя бы попить.
  Взвесив лапой неполное ведро, барсук обречённо вздох-нул и прошипел:
  - Ну, медведь! Ты за это ещё заплатишь!
  
  * * *
  Под гром аплодисментов медведь с козлами подходил к родному берегу. Аплодировали все, кроме ёжика. Тот считал, что невелика заслуга отнять несколько вёдер у обезвоженной мелюзги, да и, собственно, началось-то всё с него, а о его дипломатической роли никто и не вспомнил.
  Козлы вообще почувствовали себя на седьмом небе. Они наперебой кланялись и норовили пожать всем лапы. От рукоќпожатия ёжик тоже отказался.
  - Ладно. Хватит вам, - надоело наконец медведю, - скажите лучше, как прошли поиски.
  - Да что поиски, - перебил его волк, - лучше расскажи, чего они там натворили, что даже тебя взбесило.
  - Так это известно чего, - тут же вставили козлы, - они ж вон его чуть не отравили, - и шестеро копыт указали на пострадавќшего.
  - Тьфу! - сплюнул в их сторону медведь и исправил причину. - Водку они спёрли.
  Причина тут же была признана весомой, и даже высказались предположения, что за такое неплохо бы и войну объявить, но в свете других проблем, решено было с этим делом повременить.
  - Ладно, хорош трепаться! - угомонил товарищей мед-ведь, вспомнив о своей главенствующей роли. - Давайте лучше - докладывайте.
  Первым отрапортовал олень. По его глубокому убежде-нию, поиски прошли удачно, и хотя реку найти не удалось, зато удалось установить, что на ближайшие сорок километров вниз по течению её нет, что, в свою очередь, сильно сужает район поиска. В заключение он добавил, что группа вернулась в полном составе, что жертв и разрушений нет, и на этом передал слово своему коллеге. А сам занял очередь к ведру, или, вернее сказать, эту очередь образовал, а ещё точнее - возглавил.
  Речь бобра была не столь оптимистичной и не столь масштабной, но сводилась к тому же. Вверх по течению, правда, всего на один километр, реку обнаружить не удалось, зато удалось обнаружить дырку в дне. К глубокому его сожалению, в отсутствие крота и светлячков исследовать её не представилось возможным, хотя, на его взгляд, она-то и заслуживает особого внимания. В завершение, потупив голову и едва не выдавив слезу, он сообщил, что, несмотря на все предпринятые меры безопасности, жертв избежать все-таки не удалось. В ходе проведения операции при невыясненных обстоятельствах без вести пропал верный друг, товарищ и брат - сурок. Поиски его так же оказались безрезультатными, что, в свою очередь, приводит к печальным выводам о наметившейся в лесу тенденции к всеобщему пропаданию, сначала реки - потом зверей. Развив тему, он заявил, что не удивится, ежели с утра не обнаружит и самого себя. После этого он решительным шагом направился к ведру и, оттеснив других, занял очередь прямо за оленем.
   В другое время он не был особо охотлив до выпивки из-за боязни утонуть, но теперь ввиду отсутствия реки боязнью можно было пренебречь.
  Единственным положительным моментом его речи была весть о том, что на ближайшей яблоне созрели яблоки, кои в качестве закуски немедленно были принесены.
  Выслушивать третью группу как бы изначально не пред-полагалось, но заяц-таки настоял и поведал присутствующим душещипательную историю о том, как, возвращаясь с задания, обременённый тяжёлой ношей, он вдруг подвергся вероломному нападению неприятелей. Возглавлял неприятелей не кто иной, как барсук из соседнего леса. Злодеи отняли у него два ведра водки, а на просьбу вернуть хотя бы вёдра ответили отказом. Вследствие сего пришлось снова возвращаться - сначала за вёдрами, потом за водкой, а потом - уже по другому (в целях конспирации) маршруту сюда, почему, собственно, и задержался.
  Рассказом своим заяц ввёл зверей в оцепенение. Подоб-ной дерзости от соседей не припоминал никто.
  - Подождите! - первым опомнился ёжик. - Это что же тогда полуќчается? Выходит, что они того - нахаляву хотели? А?
  Вторым опомнился медведь и, отстранив очередь, подо-звал зайца к вёдрам, где тут же устроил ему очную ставку.
  Хотя все вёдра в лесу были с одного и того же склада (деревенский сторож однажды забыл его запереть), заяц с ходу опознал первое. Потом внимательно осмотрел другое, обошёл его со всех сторон, понюхал, сделал для пущей уверенности пару глотков и тут же признал и второе, решив тем самым судьбу соседей...
  
  Глава 9 - в которой переплетение интриг приводит к началу военных действий
  
  Войну со всеобщего согласия решено было перенести на завтра, дабы собраться с силами и снять нервный стресс. К снятию стресса приступили немедленно.
  По устоявшейся традиции все пьянки в лесу проходили в четыре этапа. Откуда взялась эта традиция - никто теперь и не помнил, что, впрочем, не мешало её соблюдать. Пропажа реки несколько подкорректировала эту схему, но, в общем-то, особых отступлеќний от традиций замечено не было.
  На первом этапе, как правило, у всех зверей одновременно или хотя бы у одного из них возникало желание выпить.
  Вторым этапом следовало единодушное данного желания одобрение, вследствие чего немедленно посылался гонец.
  Следующим этапом заяц получал по ушам за то, что слишком долго бегал, но не сильно - на случай, если второй этап, что, кстати, тоже входило в традицию, придётся повторить.
  После всех этих формальностей начиналось непосред-ственќно и само действие. А вот что это было за действие, пожалуй, стоит отметить особо. Редкая кавказская свадьба могла сравќниться с ним в изысканности тостов, а любая, даже самая удачная тамадиная шутка меркла в сравнении с рассказами бурундука о возвращении после очередной попойки в своё дупло или расскаќзом зайца о том, как он спрятал от зайчихи скалку, а кочергу забыл. В общем, веселье продолжалось до тех пор, пока последний из присутствовавших не отрубался. На этом третий этап заканчивался.
  Четвёртым этапом (не путать с первым), как правило, у всех зверей одновременно или хотя бы у одного из них возникало желание опохмелиться. Далее, на мой взгляд, тема в развитии не нуждается.
  Как я уже говорил, пропажа реки несколько подкорректироќвала характер мероприятия, вследствие чего - заяц сохранил свои уши в неприкосновенности, и мало того, ему как лицу пострадавќшему дозволено было выпить вторым. Первым, естественно (кстати, тоже входило в традицию) пил медведь.
  Тосты особым разнообразием не отличались. В основном звери использовали старые - давно проверенные. Среди новых, поќжалуй, можно упомянуть лишь "За отмену Женевской конвенции (предложил медведь) и "За занесение ежей в Красную книгу" (кто предложил - не помню).
  В общем, проходило всё как всегда - без излишеств. Только вот предстоящая война где-то там, в глубине больно саднила и не давала душе развернуться на полную, отчего уже через пару вёдер на поляне стало как-то скучновато.
  
   * * *
  А тем временем барсук из соседнего леса важно расхажиќвал по берегу перед строем своих соплеменников и настоятельно истолковывал им необходимость вступления в войну.
  В условиях надвигающегося катаклизма война представляќлась абсолютно неизбежной, и начало её было лишь делом времени. Голод ли, жажда ли, а вернее, и то и другое сразу сделают своё чёрное дело, ибо война и катаклизмы всегда предшествуют друг другу.
  Катаклизмы порождают засуху. Засуха порождает жажду, жажда - желание, а желание - зависть. Зависть порождает вражду, вражда - войну, а та, естественно, катаклизмы. Собќственно именно так, по его мнению, и происходит круговорот катаклизмов в природе.
  Должно заметить, что подобные пессимистические настроеќния поддерживали далеко не все. Были и более пессимистичеќские.
  - Да как же с ними воевать? У них же численное превосходќство, - мысленно дезертировал заяц. - Их к нашему как раз вдвое будет.
  - А на то голова и дана - чтоб воевать не числом, а умением, - парировал барсук.
  - Какое уж тут умение. У нас в лесу и медведя своего нет, - поддержал зайца сурок.
  - А оно нам и не к чему! Да и им авось тоже не пригодится. Вот смотрите...
  Сказать барсуку не дали. На середину выдвинулся старый мудрый олень и, укоризненно помотав единственным рогом, приструнил подстрекателя.
  - Хватит чушь всякую молоть! Зверей только баламу-тишь...
  Почему у оленя был только один рог - знали только двое: медведь из соседнего леса и собственно сам олень, но ввиду забывчивости первого и исключительной скромности последнего оба предпочитали хранить сие в тайне.
  - Выдумываешь здесь чёрт знает чего, вместо того чтоб делом заняться.
  - А я, блин, что - не дело говорю? - возмутился барсук.
  - Дело - это воду надо искать, а ты тут козни строишь, Че Гевара Блин Хренов!..
  Кто и когда дал барсуку такую кличку - никто не знал, равно как никто не знал и что она означает. Звери давно бы уж дали ему новую - понятную, но, как уже было сказано ранее, привычка - великая вещь. Звери привыкли и продолжали звать его - Блин Хренов, а иногда, в особых случаях, называли его полным именем - Че Гевара Блин Хренов.
  - А мне и выдумывать нечего, - оскалил зубы барсук и метнул в миротворца презрительный взгляд.
  - А раз нечего, - перебил олень, - то и не выдумывай. Давайте голосовать! Кто за войну - перебирайтесь к барсуку, а кто против - становитесь за мной.
  Звери зашевелились. Они вообще любили играть в демократию. В этот момент каждый из них ощущал свою значиќмость, и многие даже сделали вид, что серьёзно раздумывают над выбором. Так или иначе, но игра скоро всем наскучила, и все как один выстроились в две шеренги за спиной оленя.
  - Ну вот и славненько, вопрос решён, - спокойно сказал олень и развернулся, чтобы уйти.
  - Что? Решён? Трусы! Попрятались все за спину - как зайќчата. Да мне стыдно быть вашим главнокомандующим. Поджали свои хвосты...
  Он хотел было продемонстрировать все свои лингвистичеќские познания, но неожиданно на плечо ему сел верный друг - соратник, а по совместительству ещё и адъютант - стриж. Немного пошептавшись, тот мотнул головой и снова улетел, а барсук, несколько сбитый с мысли, не нашёл ничего умнее, чем продолжить свои ругательства сначала.
  Минут через пять он наконец добрался до сути вопроса и всё вышесказанное подытожил:
  - Ну, глядите сами!
  Барсук спустился с берега пониже - туда, где не успевший ещё высохнуть песок образовывал ровную гладкую поверхность.
  - Да! Не спорю! На их стороне численное превосходство.
   И он нацарапал на песке длинную жирную полоску.
  - Но на нашей стороне внезапность!
  И перечеркнул эту полоску так, что та стала походить на могильный крест.
  - У них медведь, - ещё полоска, - а у нас тактика, - ещё крест...
  Далее следовало перечисление недостатков противника и собственных достоинств, к коим также относилось и наличие верховного главнокомандующего. По мере накопления на песке могильных крестов - сначала волк, потом кабан, а потом и все остальные переметнулись на сторону барсука, и у оленя за спиной остался один-единственный тушканчик. Тут как раз возвратился и стриж, который, как выяснилось, летал на соседний берег, и, судя по его довольной физиономии, слетал удачно.
  - Ну, как самочувствие? - тут же осведомился барсук.
  - Нормально, - отрапортовал тот, - я и не устал ни ка-пельки.
  - Идиот! - оскорбил его самочувствие барсук. - Я не про тебя спрашиваю, а про противника.
  - А-а! - дошло до стрижа. - Пьяные в навоз! Два ведра уже вылакали.
  - А медведь как себя чувствует?
  - Держится.
  - Молодец, - одобрил барсук, уважающий серьёзных проќтивќников, - а водка-то у них ещё осталась?
  - Во! - стриж чиркнул ребром крыла по горлу, - два ведра ещё.
  А тут и волк неожиданно вмешался в разговор.
  - Я так думаю, пора переходить к военным действиям. Заодно и водку отобьём.
  - А тебе, Хвост, слова никто не давал, - огрызнулся барсук и указал тому на место в строю. - Рано ещё. Подождём. Пусть нажрутся поосновательней. А уж пьяный медведь - не воин. - Барсучья морда расплылась в коварной улыбке и, повернувшись к оленю, важно добавила: - Это и будет наш козырь.
  Олень тут же пораскинул мозгами, почесал для верности копытом единственный рог и при наличии таких козырей решил вистовать.
  - Ну ладно. На этот раз, соглашусь, - сухо сказал он и, растолкав всех, влез в начало строя.
  - Кхе! - лукаво усмехнулся бурундук, оставшийся стоять в гордом одиночестве.
  - А ты чего там? Улизнуть собрался? - воинственно по-инќтересовался волк.
  - Да нет. Что вы. Я просто... Это... Мне нельзя, - толково разъяснил он ситуацию.
  - Это с какого тебе перепугу нельзя? - не стал вникать в разъяснения барсук.
  - Ну, это... Как его? Забыл. Я - этот. Ну, который там против насилия всякого, против войны.
  - Идиот, что ли?
  - Да нет! Я просто. Ну. Ну, я же говорю, забыл. Вот пом-ню только, что как-то на букву "с" начинается.
  - Сионист? - предположил кабан.
  - Да нет! Или, может, на "м".
  - Мазохист? - снова предложил кабан.
  - Да нет же!
  - Мудак?
  - Да нет же говорю! - терялся в догадках бурундук. - Там без оскорблений было, и, кажется на "а".
  - Олигофрен? - выдвинул свою версию заяц, но ему простиќтельно. Он и в буквах не разбирался и уж тем более в значениях.
  - Сам ты - олигофрен, - совсем расстроился бурундук. - Ну, это тот, которому по идейным соображениям воевать нельзя. На "б", что ли, или на "в". Или, может, быть на "п".
  На "п" - звери тут же предложили очень убедительную версию. Версия, действительно делала его к армейской службе совершенно непригодным, но бурундук от неё моментально открестился, заявив, что у него есть и жена, и любовница. Он даже собрался было рассказать какую-то забавную историю о своих любовных похождениях, но был грубо перебит волком.
  - Ну ты, ловелас хренов, хорош мозги пудрить. Раз не можешь вспомнить, то становись в строй, а не то меня сейчас обвинят в зоофилии.
  - Понятно. Чего уж тут непонятного, - тяжело вздохнул бурундук и побрёл в конец строя, на ходу проклиная склероз и недостатки лесного кодекса, в коем зоофилизм уголовно не преследовался.
  Когда последняя брешь в строю заполнилась, барсук приступил к подробному инструктажу своего войска.
  - Друзья! Задача перед нами стоит не из лёгких. В столь трудный для родины час от каждого из вас потребуется терпение, мужество и полная самоотдача. От дисциплины и слаженности действий зависит не только наше с вами будущее, но и будущее всей нашей цивилизации. Битва предстоит не на жизнь, а на смерть, так что, если есть среди вас сомневающиеся в собственной храбрости, пускай скажут об этом заранее.
  Он важно обошёл строй и каждому заглянул в глаза.
  Хотя храбрости ни в одном глазу обнаружить не удалось, осмотром барсук остался доволен, ибо явных признаков трусости там тоже не оказалось. Сделав многозначительную паузу, он взобрался на старый пень и, не желая более тянуть время, приступил к инструктажу.
  - Итак! План "А"...
  
  * * *
  А на другом берегу всё шло по расписанию. Два ведра уже присоединились к трофейным, а в третьем не хватало четверти. Зверей понемногу разморило, и по старинному обычаю, заведёнќному ещё дедами, началась передышка.
  Передышки в лесу бывали двух типов. Первая - устраи-вала всех, а вторая устраивала всех, кроме зайца. Он в это время бегал за очередной порцией спиртного. Нечего и говорить, что обычно превалировал второй тип передышек, но тем радостней для зайца был первый. В этот раз, как вы понимаете, заяц остался доволен, так как впервые с начала июня мог позволить себе расслабиться.
  Другие звери тоже могли себе это позволить и позволили, а некоторые, так даже и преуспели, отчего передышка плавно переросла в сонное царство. Требовалось срочное вмешательство извне.
  - Что-то тоскливо стало. Может, споём? - первым предложил побороться со скукой кабан.
  - Запросто! - тут же согласился доктор и затянул:
   Чёрный дятел,
   что ты вьёшься...
   Над колючей головой, - подхватил ёжик.
   Ты добычи
   не дождёшься -
   чёрный дятел, я не твой...
  
  - Нет, чего-то не то. Вы б ещё "Степь да степь" затянули, - посетовал ёжик, - и так тоска дремучая.
  - Точно! - согласился волк и сменил репертуар:
   Степь да степь кругом.
   Путь лежит далёк.
   В той степи глухой
   замерзает волк...
  
  С волком спорить не хотелось, и, покинув хор, ёжик по-дошёл к ведру. Плеснув себе в стакан, он огляделся в поисках закуски, но обнаружил лишь последнее яблоко. Встав аккурат над ним, ёж незаметно присел и нацепил его себе на колючки.
   И набравшись сил,
   чуя смертный час...
   Выпил, закусил... - опять подключился ёжик, отковыривая яблоко.
   Волк в последний раз...
  
  И налитый стакан отправился по назначению, а яблоко ловко подпрыгнуло в ёжьих лапах, и, смачно фыркнув, тот запихал его в пасть.
  - Э, э! - тут же спохватился енот. - Ты, это - непра-вильно заќкуќсываќешь.
  Песня оборвалась.
  - А ты меня поучи, - нагрубил ёжик, - закусывать. Учитель нашёлся. Ты вон, если на то пошло, водку тоже неправильно пьёшь, я ж тебя не учу.
  - Это последнее, - сурово объяснился енот.
  - Так что ж с того? - развёл лапами ёж. - Или у нас в лесу закон какой вышел, что последнее яблоко нужно с другой стороны есть? Или, может, его сначала облизывать надо? А?
  - Так не поступают.
  - Ой, ой, ой. Тоже мне. Чем критиковать давай лучше разливай. А то, нашёлся критик.
  - Я-то разолью. А вот закусывать-то чем?
  - Да плевать мне! А-то, закусываешь, видишь ли, неправильно! - не унимался ёж. - Впрочем, если это кому-то мешает жить, то я готов... - Он бросил лукавый взгляд на енота, - готов, право, пойти на уступки. Давай я буду за тебя правильно пить, а ты, стало быть, будешь за меня правильно закусывать.
   Хотя в предложении ёжика и прослеживалось рациональќное зерно, но отклика оно не получило. Более того - енот в грубой форме отделил зёрна от плевел, а водку от ёжика, чем до глубины души того оскорбил. И в завершение всему распоясавќшийся енот рассказал всему лесу, как неделю назад тот уже перевёл зазря целое ведро общественного достояния, поспорив с сусликом на предмет вместительности желудка.
  Признаться, в тот раз ёжик действительно погорячился, не договорившись с желудком заранее. Ввиду собственной неосвеќдомлённости, последний наотрез отказался принимать содержиќмое ведра и в усугубление своих позиций отторгнул и всё ранее принятое.
  Напоминание о данном инциденте задело ежа за живое.
  - Да, я. Да, мне. Да, ведро это - да раз плюнуть. У меня - знаешь какой желудок? Знаешь какой? Не чета твоему. Он у меня гвозди прямо со шляпками переваривает. А с орехов я и вообще кожуры не счищаю.
  - Ну, вот и закусывай своими орехами, - позлорадничал енот, - а яблоки не трожь!
   - Да и не нужны они мне вовсе - яблоки ваши. Я и без яблоков могу - в отличие от некоторых...
  Ёжик презрительно фыркнул и отвернулся, как бы давая понять, что разговор окончен. Он демонстративно подошёл к ведру, сделал несколько больших глотков и смачно выдохнув, потряс головой. Голова его, видимо, давно ожидала подобного движения и теперь в знак благодарности подала хозяину какую-то мысль. Глаза его забегали, а ехидная улыбка коснулась ежиных ушей.
  Улыбка не осталась незамеченной. Эту улыбку в лесу знали все. Обычно она предвещала какую-нибудь бредовую идею. В лучшем случае. В худшем - этих идей было как минимум несколько. Не зная, чего ожидать от будущего, лес на мгновение замер, а ёжик не стал томить ожиданием и тишиной мгновенно воспользовался.
  - Идея! - прошептал он коварным голосом и, видимо, от осознания собственной гениальности радостно подпрыгнул и поаплодировал себе в ладоши. - Гениальная идея! Давайте играть в верблюда. У нас как раз два ведра осталось. Чур, первым верблюдом, - он покосил глазами, явно выбирая жертву, - будет енот!
  - Нет! - заорал медведь, придвигая к себе вёдра. - Первым буду я.
  - Да! Чего это я буду каким-то верблюдом. Мне и енотом неплохо, - тоже возмутился енот, не разобравшись в правилах игры.
  - Ну, подожди, Миш. В твоих способностях никто не со-мневается. Ты у нас в лесу - наипервейший верблюд, - доходчиво разъяснил ёжик. - А вот этого выскочку надо бы проучить. А-то, блин, сам пить не умеет и другим не даёт.
  - Ну, знаешь. За это можно и по морде, - прищурился енот.
  - Ой, ой, ой! Испугалися. Смелый, гляжу, стал больно. А сам помнится, третьего лета... Ой, Миш! Помнишь, третьего лета? - ёжик ткнул медведя лапой и залился звонким смехом. - Этот болван на пруд с дубиной ходил - отражение своё пугать? А потом скулил на весь лес, что у того, который сидит в пруду, дубина больше.
  - А! Точно! Припоминаю, - хлопнул в ладоши медведь и улыбнулся, а енот смерил ёжика враждебным взглядом и исподтишка показал ему кулак.
  - Да я ж тогда ещё маленький был, - попытался оправ-даться он и нахмурился.
  Ёжик этого жеста не заметил, а если и заметил, то ни-сколько не смутился. Он катался по земле, давясь от смеха, и подстрекал к подобному остальных.
  - Ну, да, конечно, маленький. Вот если б ты его сейчас повстречал, ты б ему точно трёпку задал. А тогда!
  - Да говорю ж - маленький был!
  Нахлынувшие воспоминания оживили обстановку.
  - Подожди, Миш. А, по-моему, он не один был, - при-помнил ещё какую-то деталь ёж.
  - Ой, да я уж и не помню. Хотя вроде бы был с ним кто-то, - засомнеќвался медведь.
  - Да не вроде, а точно был. - Ёжик повернулся к еноту. - Эй, енот, а кто с тобой был-то?
  - Да пошёл ты! - огрызнулся тот, наотрез отказавшись сдаќвать компаньона.
  - Чего ты обижаешься? Или я неправду говорю?
  - А ты за собой лучше вспоминай!
  - А мне и вспоминать-то нечего, - легко парировал ёжик.
  - Оно, конечно, нечего! А кто в прошлом году с мышом и жабом гостиницу строил? А?
  - Да ты чего вспоминаешь-то? Прекрасная гостиница была.
  - Да то-то и оно, что была. Первый постоялец, - енот мотнул головой в сторону медведя, - и одни руины остались. А ещё хвастался на весь лес - "шестизвёздочная - люкс..." Название-то придуќмал - "Терем-теремок".
  - Да-а. Маловатая была гостиница, - подтвердил мед-ведь.
  - А вот и не маловатая, - оправдался в свою очередь ёжик, - просто постоялец попался дюже буйный. И нетрез-вый, - он покосился на медведя и на всякий случай попра-вился, - слегка. И вообще! Не тебе судить о моих архитектурных талантах. Ты вон лучше водку пей. Хотя, - он махнул рукой, - где уж тебе. А, кстати, Миш, я знаю, почему он боится пить из ведра.
  - Да вовсе я и не боюсь!
  - Да боишься - просто не сознаешься.
  - Да-а? Ну, и чего тогда я там боюсь? Раз уж ты такой умный. Уж не утонуть ли? - енот презрительно усмехнулся, посчитав, что загубил единственную правдоподобную версию, но ёжик отыскал более интересную.
  - Да уж это известно чего! - скривил он не менее презрительќную морду и, дождавшись полнейшего внимания, громоќгласно заявил: - Ты боишься, что у того, который сидит в ведре, палка больше.
  Залп хохота потряс верхушки деревьев. И без того редкие кроны задрожали и оголились. Дятел от смеха вывалился из между делом выдолбленного дупла, у хомяка разлепились некогда неправильно сшитые щёки, а козлы забыли алфавит. Остальные звери разделились приблизительно на две половины. Одна из них просто стала заикаться, а вторая так и вовсе потеряла дар речи. Медведь, относящийся к первой, размазал по морде слёзы и, не переставая ржать, пододвинул ведро еноту.
  - Ты там это - оглядись сперва, - он зажал свою морду лапами, видимо, опасаясь, что щёки могут не выдержать и лопнуть. - А ещё лучше, - он повернул голову и крикнул оленю: - Эй, олень, притащи-ка ему дубину поздоровше. А то мало ли чего.
  После этого медведь больше уже не мог рисковать щеками и присоединился ко второй половине.
  - А-а-а-а т-т-ты-ы л-л-лучше, - заикнулся олень, попытавќшись примкнуть к первой группе. Попытка с треском провалилась. Он, несомненно, хотел дать какой-то очень полезный совет, но тот, к сожалению, затерялся в приступе гомерического хохота и потому остался тайной.
  Олень попытался остановить приступ. Уперев огромные рога в землю и расставив пошире ноги, он заткнул пасть копытом. Морда немедленно отреагировала на ущемление прав и в агонии откусила половину копыта. Наблюќдавший за этим бобёр повалился на землю и, застучав по ней лапами, фыркнул так, что выдул из пасти лишь утром сделанные деревянные коронки. Описав в воздухе дугу, выплюнутые протезы шмякнулись о дерево и раскололись.
  Веселье грозило перерасти в паранойю.
  Во всём лесу не смеялось только двое: ёжик и, собственно, понятно кто. Первый, правда, едва сдерживаясь, пытался докончить шутку, а верней всего, её усугубить. Расхаживая по опушке и пытаясь выбрать оппоненту дубину покрепче, он искоса поглядывал то на него, то на остальных. Серьёзная морда его лишь добавляла всеобщего веселья, чего, собственно, он и добивался. Ежу вообще нравилось быть в центре внимания, особенно в подобных случаях.
  Выбрав, наконец, огромную, едва приподъёмную корягу, он сочувственно подошёл к еноту и вручил тому инструмент.
  - Вот, держи. Специально для тебя выбирал, - произнёс он с участием, - с такой к любому ведру не страшно подойти.
  Ежья морда в тот момент источала такую благопристой-ность, что енот даже не решился в неё плюнуть. Однако участия он всё-таки не оценил, и мало того, в нелицеприятной форме разъяснил ежу родственную связь между ними посредству ёжьей матери, коя в своё время не особо блюла свою честь. После этого он отправился и к другим зверям, чьи матери, как оказалось, мало чем отличались от ёжьей, и соответственно тоже принадлежали к числу его родственников. Впрочем, зверей подобное откровение ничуть не расстроило, и в довершение всего те предложили ещё и тост за родственные узы, чем окончательно вывели енота из себя.
  - А-а-а-а!.. - заорал он, твёрдым шагом направляясь к ведру, да так громко заорал, что на мгновение переорал всех своих гогочущих соплеменников. - Ничего я не боюсь!
  Обиженный, он громко выдохнул и опустил в ведро голову. Равномерное хлюпанье немедленно засвидетельствовало о его решимости принять вызов.
  А ёжик как будто только этого и ждал. Моментально вскарабкавшись на пенёк, он поднял лапу и приложил палец к губам, давая понять, что все должны замолчать.
  Несмотря на активное сопротивление организма, звери вняли-таки его просьбе, и спустя некоторое время в лесу установилась относительная тишина.
  Тишина в лесу, надо сказать, была явлением нечастым и, как правило, очень быстро заканчивалась. Ещё реже тишина заканчивалась тишиной, а так чтобы тишина вообще не заканчивалась - такого не бывало вообще. Обычно она просто служила предвестником какого-либо события. Бывало, даже зверь какой заслышит, гуляючи по лесу, тишину и сразу шасть туда - и точно. Событие. А поскольку любое событие в лесу отмечалось, думаю, нет необходимости объяснять насколько высоко тишина ценилась.
  Однако, несмотря на всю свою ценность, отдавать ей главенќствующую роль в плеяде ценностей было бы несправедливо, ибо в природе существовали и иные ценности ценность которых невозможно переоценить. В частности, существовал и безусловќный фаворит - водка. Её, кстати, оставалось всего около двух вёдер, и расточать драгоценную попусту никому не хотелось. Впрочем, заяц свою работу знал, а понаблюдать за енотом того стоило.
  Пить енот умел. Об этом знал весь лес. Но - с закуской. Об этом лес тоже знал. В данный же момент ситуация складываќлась презабавнейшая, хотя и предсказуемая. Всем было понятно, чем это закончится, а волк даже мысленно помолился: "Только б не в ведро".
  Вот что, кстати, любопытно, так это то, что водку пил енот, а все остальные ему не завидовали. Какое там. Некоторые даже сочувствовали.
  - Ставочки. Делаем ставочки господа, - послышалось в толпе, но зверям было не до этого. Близилась кульминация, и, не желая её пропустить, все внимательно следили за убыванием водки в ведре.
  Наконец в ведре почувствовалось замешательство, свидеќтельствовавшее об апогее противоречий. Голова, видимо, не могла уже пить по старому, а желудок - принимать что-то новое. С очумелыми от ужаса глазами енот вытащил-таки морду из ведра и представил её на суд общественности.
  - Де-сять, - загадочно прокомментировал ёжик, - де-вять...
  Общественность отреагировала аплодисментами, хотя сам не пойму - еноту или ежу.
  - Во-семь...
  
  * * *
  - Эй, вы! Дебилы! - барсук состроил страшную гримасу и выпучил глаза. - Я же сказал, по многу не пить. Губы смочили, и вперёд!
  Он быстро вычислил из утоляющих жажду жертву и с размаху пнул выхухоля в зад, а когда тот захлебнулся и закашлялся, заехал ещё и по голове. Сработало. Причём сушняк пропал сразу у всех.
  - Идиоты! - оскорбил он всех напоследок, и дал команду занять боевой строй. - Первый взвод - за волком, второй - за гадюком, третий - за мной - по-пластунски вперё-од...
  Звери закряхтели, нехотя, похватали маскировочные ку-сты с ветками, но, отдадим им должное, матерясь исключи-тельно про себя, приняли известное положение.
  - Марш! - докомандовал барсук, и небольшая рощица кусќтарќников продолжила форсирование русла.
  Взвод волка плавно огибал неприятеля справа, гадючий - слева, а себе барсук выбрал самое главное - центральное направление. Замысел, в общем-то, был нехитрым. Стриж вовремя донёс информацию об обуявшей всех тоске и жалобных песнопениях, которые в любом лесу всегда предшествовали крепкому здоровому сну. Оставалось только малость подождать, и дело, в общем-то, было уже в шляпе, но небольшую коррективу внесла жажда.
  Поскольку заводь давно уже никто не охранял, возмож-ность напиться на халяву, пусть даже простой воды, выглядела уж слишком заманчиво. Барсук, конечно, протестовал, даже зачем-то поставил этот вопрос на голосование, но в итоге сам был вынужден подчиниться мнению большинства.
  - Ладно! Чёрт с вами! Дармоеды! Но смотрите у меня - по многу не пейте, а то и до берега не доползёте, и уж ежели кого приспичит - пеняйте на себя...
  Несмотря на жёсткие неоднократные предупреждения барсука, звери все-таки ослушались и у заводи оторвались по-полной. Ползков через десять они, конечно, об этом пожалели, а бобёр, прихвативший с собой ещё и наполненную бутылку, был вынужден тяжело вздохнуть и прикопать её в ил.
  Лишь тушканчик с хомяком, которым попить вообще не досталось, продолжали прекрасно себя чувствовать и даже нашли в себе силы для беседы.
  - А здорово он это - с кустами придумал. Талант! - восхитился талантом предводителя хомяк и многозначительно покивал головой.
  Тушканчик, так и не вспомнивший на какую букву начи-нается слово "пацифист", уважительно кивнул, но от комментариев воздержался.
  - Этак они посмотрят, увидят, что по реке кусты ползут, и не догадаются, что это мы, - разъяснил он суть гениальности и дождался, когда оппонент с ним согласится и кивнёт.
  - А мы в это время их окружим и... бац! Бац! - зажатой в лапе веткой хомяк мысленно отметелил половину соседнего леса и было приготовился уже к расправе над своим самым главным врагом - тамошним хомяком, но чей-то хвост, заехавший ему самому по загривку, избавил того от неминуемой участи.
  - Тьфу! - выплюнул из пасти ветку гадюк. - Разговор-чики в строю!
  - Так мы что? - обижено запричитал хомяк. - Мы ж наоборот - восхищаемся, так сказать, нашей стратегией. тушканчик, скажи!
  - Заткнулись оба! - не дал тушканчику и слова сказать гадюк. И тут же пригрозил обоим трибуналом: - Смотрите у меня! Если из-за ваших разговорчиков нас обнаружат - сам лично шкуру с вас спущу! С обоих! Понятно?
  Хомяк молча кивнул, в душе, однако, подумав: "Бывают же такие гады!", а тушканчик не стал ни кивать, ни думать. Он просто ещё больше утвердился в пацифизме, хотя это все равно не помогло ему вспомнить букву.
  
  А ведь до вражеского берега оставалось каких-нибудь десяток ползков.
  
   * * *
  - Се-емь...
  Голова енота заподозрила что-то неладное.
  - Ше-есть...
  Внешность енота ответственно подтвердила, что голова его заподозрила что-то неладное.
  - Пя-ать...
  Енот судорожно обхватил лапой живот, а другой тщательно зажал пасть, начинающую подавать самостоятельные признаки жизнедеятельности.
  - Четы-ыре...
  Пасть активно отреагировала на ущемление своих прав и призвала на помощь остальные части организма, отчего енота тут же пробрала икота.
  С замиранием сердца наблюдали звери, как раздувающиеся ей в такт щёки в конце концов перестали принимать исходное положение и образовали прямо на морде два огромных пузыря, которые в комплекте с непомерно выпученными глазами напоминали не то набор биллиардных шаров, не то о встрече с дикими пчёлами.
  - Три-и-и, - улыбка у ежа становилась всё шире и шире, голос, на удивление, всё тоньше и тоньше, а морда, так вообще - всё довольнее и довольнее. Задней лапой он в нетерпении забарабанил по пеньку, а переднюю поднял вверх, готовый дать отмашку. - Два-а-а...
  А вот у енота - почти наоборот, ну, или вернее - почти что то же самое. Вот только всё шире и шире у него станови-лась морда, голос, правда внутренний, всё недовольней и недовольней, а стебельки от глаз, на удивление, всё тоньше и тоньше. При этом сами глаза источали такое удивление, словно енот поутру обнаружил свою жену в Красной книге, а сам же при этом - остался в чёрном списке. Манипуляции передних лап, к сожалению, рассмотреть не удалось - они затерялись между щёк, но зато относительно задних - полная ясность.
   Они не стали ждать никакой отмашки и, включив какую-то из очень высоких скоростей, газанули и под одобрительные аплодисменты и хохот соплеменников понесли енота по пути наименьшего сопротивления - под гору. К реке. Отсутствие или наличие последней, как вы сами уже догадались, им вообще не рассматривалось.
  - Фальстарт! - яростно заорал вдогонку возмущённый ёжик и запоздало махнул рукой.
  Поздно. Из-под обрыва уже слышался наижутчайший мат вперемешку с предлогами, союзами и междометьями, отчего даже у медведя по спине проползла незапланированная мурашка...
  
   * * *
  Мурашек, как неожиданно выяснилось, оказалось куда больше предполагаемого, а скорость распространения ареала их обитания лишь по незнанию не вызвала ни у кого ни страха, ни опасений.
  Вторая по значимости мурашка нарочито медленно и, я бы даже сказал, вызывающе проползла по спине барсука, который к тому времени как раз собирался дать команду к началу штурма, но ввиду того, что противник перешёл в наступление сам, причём незапланированно и раньше его самого, попросту растерялся.
  Он испуганно огляделся по сторонам в надежде не уви-деть надвигающегося с флангов неприятеля, но, вместо того чтоб порадоваться, не обнаружив таковых, только оконча-тельно запутался. Подобная тактика военных действий как-то не вписывалась в привычный порядок ведения боя. Да чего уж там. Хоть и нехотя, но барсук вынужден был признать, что недооценил противника. Что внезапность его нападения действительно застала его врасплох и при этом на самом неудачном участке местности, простреливаемом со всех сторон. "Влипли", - мысленно капитулировал главнокомандующий и поочерёдно заморгал глазами.
  А вот волк подобного пессимизма не разделял.
  - Во везуха! - расслышал барсук его радостный голос и, повернув в его сторону голову, увидел, как тот отбросил в сторону маскировочные кусты и в нетерпении потёр лапы. - Уж если даже енот напоролся так, что в одиночку на батальон прёт, то об остальных можно даже не беспокоится.
  Волк приподнялся в полный рост, небрежно отпинул в сторону куст и уж было собрался отдать своему взводу приказ перейти в наступление, но матерный шёпот барсука, причём без предлогов, союзов и междометий, так сказать, в чистом виде, заставил его повременить.
  - Сдурел, болван! Не видишь, что ли? Это они нас из укрытия выманивают, а основные силы небось по флангам рассредотоќчили, - продолжил барсук уже на обычном языке. - Им - гадам только и надо, чтоб мы себя обнаружили, а там уж, - барсук обвёл лапой окрестности, - мы тут, как на ладони!
  Волк проглотил в горле ком, опасливо огляделся по сто-ронам, а заготовленной к началу атаки лапой просто почесал затылок. Затем он пораскинул мозгами или по крайней мере сделал вид, что пораскинул, и подавил в себе полководческие наклонности.
  - И чего тогда? Отступаем, что ли? - шёпотом осведо-мился он и испуганно поднял преждевременно поруганные кусты.
  - Идиот! - отказался отступать барсук и грозно добавил: - Ждём! Для начала надо выяснить их стратегию...
  Стратегию выяснить так и не удалось. Мало того, судьба преподнесла задачку посерьёзней, ибо раздираемый воплями енот с вытаращенными глазами успешно промчался мимо осаждавших, не сподобившись не только затеять драку, но даже и попросту - плюнуть на не к месту точащие кусты. Спустя минуту, ко всеобщему изумлению, он уже мужественно штурмовал противоположный берег, а спустя ещё пару минут и вовсе скрылся из вида.
  - Я не понял. Это чего такое было? - первым пришёл в себя от изумления волк. Он вылез из своего укрытия и растерянно опустил лапы. - Барсук, я говорю, чего это было-то?
  - Да чтоб меня! - не внёс ясности барсук и тоже опустил ветки. Ну, знавала история случаи, когда противник прорывал оборону, но вот чтоб противник атаку прорывал - такого его воспалённый мозг припомнить отказался.
  А тут ещё и змей подполз. И тоже в полупаническом настроении.
  - Ш-што за ш-шутки, ш-шуруп мне в печень! - недо-вольно зашипел гадюк. - Нас ш-што, прямо спереди обош-шли? Мы теперь ш-што - в тылу получается?
  Тут и волка тоже паника охватила. Не зная, с какой стороны теперь прикрываться кустами, он в конце концов плюнул на незнание и, выбросив ветки, во всю мощь прогорланил:
  - Спасайся кто может! Окружили!
  - Ш-шуруп мне в ш-шопу! Тикаем! - поддержал его ещё кто-то, и наступление приняло обратный характер.
  - Спокойствие! - попытался переорать всех меньше других поддавшийся панике барсук. - План "А" провалился! Переходим к плану "Б"!
  План "Б", собственно ничего нецензурного не содержал. Это вообще была аббревиатура, производная часть которой происходила из огромного количества разбросанных по руслу стеклянных ёмкостей, некогда служивших вместилищем известных напитков. План был принят безоговорочно и немедленно исполнен. Похватав, кто сколько сумел пустых бутылок, звери радостно бросились обратно - к своему родному берегу, впопыхах не успев проанализировать, что их родина уже пара минут как занята неприятелем.
  Дезертировали молча, и лишь один тушканчик, неожи-данно вспомнивший о названии своего жизненного кредо, щедро поделился информацией с волком.
  - Я вспомнил! - радостно прокричал он. - Я - паци-фист, - на что кроме удара в лоб последовала жёсткая критика пацифизма.
  
  Глава 10 - в которой военные действия приходится отложить на неопределённый срок
  
  К счастью ли, а может что и наоборот - к несчастью, но на другом берегу позорного бегства соседей не заметили. Их в этот момент больше интересовало другое - успел енот испортить содержимое ведра или же можно допивать не фильтруя.
  Опытный глаз дятла ответственно осмотрел ёмкость на предмет консистенции вкраплений и, к великой радости ожидавќших, сообщил, что по медицинским критериям противопоказаний к употреблению нет.
  - Не успел! - важно заверил он и, дабы избежать подо-зреќний или паче того - обвинений в некомпетенции, само-лично произвёл дегустацию.
  Тщательно следивший за тщательностью проведения экспертизы волк на протяжении всей процедуры изрядно нервничал и то протягивал, то снова убирал свой стакан и, лишь убедившись, что жидкость вошла в дятла без задёва, облегчённо выдохнул и подтвердил:
  - Чистоган! Фильтрование отменяется, - и по такому случаю разрешил суслику обратно надеть штаны.
  Несколько покрасневший суслик тоже облегчённо выдохнул, надел штаны и принял свой естественный цвет, а волк как наиболее испереживавшаяся сторона ещё и успел прописать ежу противоотёчных таблеток.
  Веселье продолжилось. В обычном режиме. А долю енота, на мой взгляд, абсолютно справедливо вытребовал себе ёжик...
  
  * * *
  А вот на соседнем берегу творилось воистину безобразие. Вот как только звери вернулись на оккупированную территорию, так оно тут же и началось, причём в самом безобразном виде...
  Тут, наверное, нелишним будет отметить, что все безобразия в нашем лесу, а равно и в соседнем, начинались или заканчивались с поиска виноватых. Кстати, то, что виноватые и виновные - это не одно и то же, тоже будет не лишним отметить.
  Разница-то она только на первый взгляд невелика, но если вдуматься юридически...
  Ведь виноватые - это, как правило, те, которых ищут, а виновные - те, кого наказывают. Иногда вместо виноватых, иногда - за компанию с ними. Впрочем, не будем вдаваться в тонкости юриспруденции. По чести скажу, неблагодарное это занятие и, хотя к безобразиям относится наипервейшим образом, упомянуто будет лишь касательно.
  А по окончании поисков виноватых безобразия продолжаќли продолжаться, поскольку таковых необходимо было наказать, а по окончании наказания - возобновлялись, так как наказанными чаще всего оказывались не те, кто виноват, а те, кто меньше всего сопротивлялся.
  Таким образом, жизнь в лесу частенько состояла из одних сплошных безобразий, о чём, впрочем, вы и сами, наверное, начинаете подозревать.
  В этот раз отступлений от обычаев замечено не было. Тут тебе и ругань, и мордобой, и всё как положено. Это у людей после драки кулаками не машут, а у зверей - запросто. Да и драки-то, по сути, не было! Вот, кстати, за отсутствие драки и нашли первого виноватого.
  Барсук, конечно, возмущался как мог, но судебная прак-тика в лесу была на высочайшем уровне. Уйти от наказания не удалось. И командирам взводов тоже. Даже тушканчик забыл, что он вспомнил, что он пацифист, и тоже пару раз приложился к валяющемуся на земле волку. Остальных правосудие признало невиновными.
  Как бы ни было справедливо правосудие, но такова уж его печальная особенность - оно всегда оставляет после себя пустоту. Какую-то неопределённость, недосказанность - недовольство!
  Одним, кажется, что наказали не тех, другим - что наказали недостаточно. Третьим кажется, что наказали хоть и достаточно, но всё равно не тех, а четвёртым - что наказали хоть и не тех, но всё равно недостаточно! А уж про пятых, вместо которых, собственно, недостаточно и наказали других, я вообще помалќкиваю.
  Одним словом, любой процесс всегда оставляет за собой множество недовольных, которые в свою очередь составляют базовую основу дальнейшего безобразия. А вот те, кто по каким-нибудь причинам составлены не были вынуждены составлять ту скорбную массу, на которую дальнейшие безобразия и будут распространяться прежде всего.
  В этот раз, как вы сами, наверное, догадались, несостав-ленќных не было вообще.
  Если бы не стриж, который и военные действия, и торжеќство правосудия пропустил, я б вообще не знал, как всё это описывать. Вовремя, в общем, подоспел.
  - Братва! Что там творится! - выпалил он, едва приземливќшись. - Вы себе не представляете!
  Первым притворился, что не представляет больше других, барсук.
  - Подождите! - убрал он лапы от морды и потёр расквашенќный нос. - Дайте стрижу высказаться!
  Остальные не представляющие как-то машинально повиновались и автоматически повернули в стрижиную сторону головы.
  - Там такое творится!.. Такое!.. Там енот!..
  Рассказ стрижа действительно оказался очень интерес-ным. Некоторые даже посмеялись... из них некоторые - над енотом. Остальные ржали над барсуком, волком и гадюком, видимо, так сильно правосудие ещё никогда не ошибалось.
  А уж троица-то наша как возмущалась! В особенности гадюк. И в особенности за то, что хотели проверить, отрастёт ли у него новый хвост, как у ящерицы, или нет. Он, конечно, знал, что на ослабленный спиртным организм змеиный яд плохо действует, но всё равно пообещал подкараулить всех поодиночке трезвыми и перекусать.
  Волк - просто матерился и махал кулаками, а барсук - мало того, что вытребовал себе в виде контрибуции, очеред-ное воинское звание - генералиссимус, но ещё и дискуссию устроил на тему торжества правосудия.
  По его сугубо личному мнению, выражение "торжество правосудия" хоть и является нецензурным, но свойственно только отсталому демократическому устою, коий к ихнему лесу никакого касательства не имеет, а посему до́лжно быть заменённым на вполне созвучное, но абсолютно противоположќное по смыслу - "торжество справедливости".
  К великому сожалению, утверждение данное в тёмных умах соплеменников отклика не нашло, отчего пришлось плавно и даже практически без мата перейти к делам более насущным.
  Само собой, что от открытых военных действий в итоге решили отказаться в пользу партизанского движения, а вот кто должен был стать первой жертвой, я, пожалуй, и говорить не буду. Скажу только, что миссия обещала быть интересной, познавательной, дышащей благородством и новизной.
  Последнее - в особенности! Потому что обычно винова-тых выбирали среди присутствующих, а не гонялись за чужеродным енотом по собственному лесу.
  Лишь на немного миссию пришлось отложить, дабы вы-яснить не помышляют ли остальные соседи чего недоброго в их сторону.
  - Да какое там! - махнул крылом стриж. - Им сейчас не до помышлений, а если какие и есть, так сводятся к тому - чем завтра утром похмеляться.
  - Так они и в прошлый раз вроде как не помышляли! - не согласился со стрижом волк и поставил соседские непо-мышления под сомнение.
  - Нет! - категорично отрезал стриж. - И речи быть не может! Они ещё откуда-то водки притащили и теперь будят зайца, чтобы набить ему морду, потому что, видимо, его очередь опохмелкой запасаться, а он нажрался, сволочь, и отрубился.
  А вот это была уже совсем приятная новость. Звери даже поаплодировали количественному уменьшению противни-ка, а равно увеличению его головной боли.
  И лишь барсук, в военной тактике разбирающийся лучше остальных, торопиться с выводами не стал.
  - А может, это у них стратегия такая - отвлекающий манёвр?
  Но стриж, ссылаясь на то, что в разведке он не первый год, данные подозрения отверг начисто.
  - Да какое там! Они, когда за переход на осеннее время пили, я рискнул и очередь к ведру занял, так они даже и не заметили - налили и мне тоже...
  Тут и у остальных настроение поднялось и даже завидо-вать стрижу особо не стали. Пожурили, конечно, за пьянство в рабочее время, но сильно бить не решились, потому что за хорошие новости в лесу наказывали редко и в основном не тех, кто эти самые новости приносил.
  - Ладно! Чёрт с ним! - пожалел стрижа барсук и пред-ложил более интересную альтернативу. - Давайте-ка лучше енота отловим и порвём на множество несимметричных частей, а там, глядишь, и у этих, - он мотнул презрительной гримасой в сторону соседнего леса, - похмелье начнётся. Пьяных-то какой резон бить? Того гляди, и не поймут, что им по брюлам настучали, а то и того хуже - подумают с утра, что сами меж собой передрались!
  - Точно! - согласился волк. - Сначала енота! А уж утром я сам лично помогу одной мучающейся от похмелья медвежьей роже - отмучиться окончательно.
  - И ежа побрить надо! - подключились и другие. - Но только ниже пояса! Чтоб клубком сворачиваться аморально было...
  - А зайцу - уши морским узлом завязать!
  - Точно!..
  - И желательно вокруг берёзы!..
  Долго ещё на том берегу обсуждались всевозможные ва-рианты жестокой мести, но да не будем отвлекаться на пустую болтовню, а лучше перенесёмся на берег противоположный, где, как и не врал стриж, действительно возникла маленькая проќблемка...
  
  * * *
  - Ой, да ладно, Миш! Чего уж мы - сами, что ль, не дойдём? - практически пристыдил медведя ёж.
  Медведь категорично помотал головой.
  - Ну уж нет! Я и дороги не знаю, а на тебя надеяться, - он презрительно махнул лапой и отвернулся. - Знаю я, как ты всякие там жидкости ищешь.
  - Вот только не начинай, Миш! Про реку мы с тобой уже обсудили, а уж трубу эту и детёныш найдёт. К ней знаешь, какая тропа протоптана?
  С последним доводом даже абсолютно пьяный медвежий мозг согласился не раздумывая. Повернув голову к ежу, медведь утвердительно помотал гримасой, вздохнул и собрался попыќтаться встать.
  - Впрочем, пожалуй, ты прав.
  - Да тут недалеко, Миш. Уж если даже заяц за полчаса туда-обратно успевает, то мы с тобой - минут за двадцать управимся. А вообще я думаю, что надо центральную поляну поближе к трубе переносить, а то надейся тут на всяких зайцев, а они - на тебе! Дрыхнут!
  Медведь многозначительно почесал дерево, к стволу ко-торого облокотился головой, и решил опять согласиться.
  - Ладно. Что уж мы, действительно. Вот только дай я этой сволочи ушастой хоть напоследок...
  Он уже отыскал её глазами и начал вставать, как кто-то колючий предостерёг его от плохо обдуманных действий.
  - Миша! Не порти нам зайца. Пригодится ещё! С утра кто побежит?
  Данное опасение, по мнению медведя, тоже не было ли-шено гениальности, и единственную альтернативу, которую он смог внести:
  - Ну, тогда... А на посошок?..
  На посошок продлился - чуть ли не полведра...
  
  Глава 11 - в которой чуть не опровергается закон матема-тики о кратчайшем расстоянии между точками
  
  - Миша.
  - Ёжик.
  - Я не понял.
  - Чего?
  - Ничего.
  - Аналогично.
  - Миша.
  - Ёжик.
  - Ты не понял.
  - Я тоже.
  - Нет, Миш, подожди. Мы куда шли?
  - Туда, - подумавши, предположил медведь и, скрестив на груди лапы, указал пару приблизительных направлений.
  - Правильно, - подтвердил ёжик, - а зачем мы туда шли?
  - Обижаешь! - покачал головой медведь. - Мы идём пить водку.
  - Правильно, - опять подтвердил ёжик, - но тогда зачем мы к тебе пришли?
  - Ну, раз пришли, значит, - медведь очередной раз задуќмался, и на этот раз задумка удалась. - Значит, мы ещё можем ходить! А раз мы ещё можем ходить - значит, мы ещё трезвые, - закончил он логическую цепочку.
  - Правильно, - снова подтвердил ёжик и одобрительно мотќнул головой. - А у тебя есть чего выпить?
  - А у меня всё есть! - похвастался медведь.
  - Тогда наливай! - облизнулся ёжик, но медведь тут же себе напротиворечил и развёл лапы в стороны.
  - А у меня ничего нет.
  - А тогда зачем мы к тебе пришли?
  - А мы ко мне не пришли.
  - А вот и пришли.
  - А вот и не пришли.
  - А тогда чья это берлога?
  Ёжик ткнул лапой в сторону некого приземистого соору-жения, которое по нелепости исќполнения лишь издали напоминало жилище.
  Посмотрев глупым взглядом сначала на ежа, потом на его вытянутую лапу, потом на то, на что эта лапа показывала, медведь пришёл в неописуемый восторг, ибо в этом нехитром сооружении сейчас же признал собственную берлогу. Морда его так и просияла от радости.
  Как долго и трепетно ждал он этого волнующего момента. От избытка чувств захотелось даже хлопнуть в ладоши, но ладоши душевного порыва не поняли и промахнулись. Не сильно расстроенный этим обстоятельством, медведь подмигнул ёжику всей физиономией сразу и, приглашающе мотнув головой, скомандовал:
  - Заходи!
  Он сам первым сделал шаг, как бы указывая дорогу, за что незамедлительно и поплатился, ибо голова его неожиданно перевесила всё остальное и с грохотом полетела вниз. Естественно, что всё остальное к голове тут же присоединилось и всю тяжесть падения разделило с ней поровну. Ну, или почти поровну, потому как, отсчитав подбородком некоторое количество ступеней, голова вдруг обнаружила ещё и какое-то незапланированќное препятствие ориентировочно геометрической формы.
  В полночной тишине раздался только глухой звук, да и тот тут же сменился невнятной матерщиной.
  - Миша, Миша! Ты живой? - тут же проявил участие ёжик, но медведь в ответ сформулировал своё состояние как-то отдалённо.
  - Вообще-то не уверен...
  - Плохо, Миш, плохо! - тут же посетовал ёж. - Уж в чём-чём, а в этом вопросе нужно быть всегда уверенным. Впрочем, - скорее себя успокоил он, - раз голова разговаривает - значит, как минимум голова жива.
  - Так вот насчёт головы-то я как раз и сомневаюсь, - снова послышаќлось снизу. - Она у меня во что-то воткнулась.
  Чья-то колючая морда тут же нависла над лестничным проёмом и даже сделала вид, что пытается в нём что-то рассмотреть. Смотрины, видимо, не удались.
  - Ай-яй-яй. Аккуратней надо, - всё равно на всякий случай посочувствовала она, но тут же в правильности сочувствий засомневалась. - Подожди. А в чего это она у тебя могла воткнуться? У тебя, помнится, и втыкаться-то не во что было.
   - А она - воткнулась!
  Медведь с трудом поднял воткнувшееся место и диким усилием воли приоткрыл один глаз. Не то от удивления, не то из солидарности с первым второй открылся самостоятельно. Увиденное - явно его расстроило.
  - Слышь, ёжик! А мне вообще сдаётся, что это не моя берлога.
  - Ну, здрасте! Скажешь тоже! - скорее удивился тот. - А кроме твоих берлог у нас в лесу других нет.
  - Может, и нет, - согласился медведь, - но только у моей дверей отродясь не было, а тут есть.
  Ёжик высунулся ещё больше и, сощурив морду, потёр глаза. Увиденное расстроило и его.
  - Ну ни фига себе! Кажись, точно! Есть!
  Он помотал головой в надежде отогнать галќлюцинацию, но в результате к одной двери прибавилась ещё одна. Тяжело вздохнув, он заключил:
  - Так и есть, дверь! И кажется, их там две штуки.
  - Во-во! А на моей ни одной не было.
  - Странно, - посетовал ёж, - а на вид так твоя.
  - На вид-то оно вроде моя, и на нюх... - медведь втянул носом, вырывающийся сквозь дверную щель, запах перегара, - тоже моя, но с другой стороны...
  - А вот с другой стороны, Миш, - перебил ёжик, - мы её ещё не видели. Так что для начала надо б её обойти и обсмотреть.
  Предложение показалось медведю вполне разумным.
  - Точно! - не раздумывая согласился он и выкарабкался наружу. - Ты, давай, обходи её справа, - и ткнул когтем в левую сторону, - а я слева.
  - Угу, - мотнул головой ёж и пополз в указанном направлеќнии.
  - На той стороне встретимся, - крикнул медведь вдогонку и последовал в сторону противоположенную.
  Задача, собственно, представлялась несложной - обойти и посмотреть. Мысленно с какими-либо трудностями она не сочеталась, но, как выяснилось, только на первый взгляд. На второй взгляд всё оказалось гораздо сложней. Организм, видимо, не принял отклонений прежнего маршрута и все время норовил куда-то свернуть. Лапы поочерёдно не слушались, а голова так вообще предательски пыталась уснуть.
  Обстоятельства усугублялись ещё и тем, что оба взгляда - и первый, и второй - виделись одновременно, отчего все окружаюќщие предметы приобретали некую двойственную структуру, чем вводили медведя в заблуждение.
  Смотрел он, к примеру, на окно, крышу или другую какую асимметричную конструкцию, и вроде как по конфигурации - "моя", а вот по количеству - ну никак не совпадает. И окон больше, и крыш почему-то две, да и лес в округе, сказать, наќмного чаще.
  Подсознание мысленно разделило медведя на две поло-винки. Одну - считавшую берлогу своей и другую - факт принадлежности отрицавшую. Вдобавок обе половинки находиќлись между собой в состоянии гражданской войны, и отзвуки междоусобицы то и дело отдавались стрельбой в ушах и урчанием в сохраняющем нейтралитет желудке.
  Так, раздираемый жуткими сомнениями и повторяя по-очерёдно: "Моя" - "Не моя", - медведь сам не заметил, как сделал полный оборот и вернулся в исходное положение. Свидетельством тому стал повторный отсчёт подбородком ступеней.
  Сверив их количество с ранее запомненным, полоќвинка медведя, считавшая недвижимость своей, не открывая рта, сказала: "Моя!" Другая половинка, настроенная более пессимистично, с трудом открыла неприподъёмные веки и, увидев всё ту же дверь, данное заключение опротестовала: "Не моя!"
  На этом медвежьи силы покинули хозяина, и он, несмотря на нелепое положение тела, уснул, забыв придать значение тому факту, что, сделав полный оборот, почему-то так и не встретился с ежом.
  А вот тут как раз интересная штука произошла. Я имею в виду - в научном смысле...
  Тот, кто мало-мальски знаком с процессом опьянения, а вернее, с его медицинским аспектом, легко представит себе, как алкоголь, миновав ротовую полость, устремляется в недра оргаќнизќма, подгоняемый естественной силой тяжести, с одной стороны, и сокращением мышц пищеглотки (далее глотательное движение) - с другой. Глотательное движение одновременно создаёт разность давления в пищеводе, которое впоследствии выравнивается по средствам глубокого выдоха. Силой трения о стенки сосудов в данном случае можно пренебречь.
  Таким незатейливым образом спиртосодержащая жид-кость довольно беспрепятственно добирается до желудка, что, впрочем, не является самоцелью, а лишь служит промежуточным звеном сложного процесса.
  На втором этапе ферменты желудочно-кишечного сока расщепляют алкоголь до необходимой для усвоения конси-стенќции, и через сложные лабиринты сосудов тот попадает в кровь.
  Третий этап - пожалуй, самый важный, ибо на нём алкоголь, используя попутное движение крови, достигает конечной точки своего маршрута, а именно мозга, о чём немедленно сигнализирует организму. Среди оповещённых в первую очередь отметим язык и нижние (задние) конечности.
  Дальнейшее действие алкоголя у каждого отдельно взятого индивидуума проявляется по-разному, и, к сожалению, формат издания не позволяет описать даже малую часть вариќантов, но попробуем теперь применить всё вышесказанное к нашему герою.
   О том, как алкоголь попал в его ротовую полость нужды рассказывать нет, поэтому перейдём сразу к третьему этапу.
  Многих, конечно может возмутить такая непоследова-тельность. Многие подумают, что второй этап я специально пропускаю по неким этическим соображениям, но поспешу оправдаться. Второй этап пропустил не я - медведь. Не специально, конечно, но заострить на том внимание следует.
  Виной тому явилось не стандартное для данной проце-дуры положение тела. Вот если бы медведь был чуточку потрезвее - возможно, он открыл бы новый способ более быстрого опьянения, но поскольку состояние его путалось между определениями "в стельку" и "в дупель", не говоря уже о более нелицеприятном сравнении, то данное изобретение он попросту профукал.
  И всё-таки хоть и нечаянно, но один раз он им воспользоќвался - и надо сказать весьма успешно. А всё потому, что, находясь в положении "головой вниз", алкоголь счёл излишним плутать по лабиринтам сосудов и стёк сразу в мозг. Причём в полном объёме, отчего мозгам, хотя и привыкшим к подобному соседству, пришлось потесниться, благо места хватило всем.
  Но работать в подобной обстановке мозг, естестќвенно, наотрез отказался и отключился, оставив нерешёнными как минимум две проблемы. Во-первых - чья это берлога? И - куда подевался ёжик?
  
  * * *
  Сколько лежал медведь в таком положении - неиз-вестно. Очнулся он лишь оттого, что что-то круглое и колючее воткнулось в него в районе третьей ступеньки. Он хотел было закричать от боли, но сил хватило только зажмуриться.
  Сколько он пролежал в таком положении, тоже не известно, но иглорефлексотерапия таки подействовала, и нахлынувший прилив сил позволил ему слегка помотать задом.
  Мотки прошли успешно. Недовоткнутый аппликатор расшатался и, проклиная сейсмическую активность, из медведя выткнулся. Скатившись по спине и, стукнувшись носом о всё ту же самую дверь, он мучительно застонал и превратился в ежа.
  Не открывая глаз, ёжик с трудом развернулся и, потянув лапы, громко икнул.
  - Уже, что ли, весна? - непонятно у кого спросил он зе-вая. Видимо, состояние анабиоза не спешило с ним расста-ваться.
  - Хуже, - напугав, ответила ему огромная чёрная масса и, естественно, медвежьим голосом.
  Мгновенно отскочив в сторону и помотав головой, ёжик уставился на массу, одновременно пытаясь представить, что, собственно, может быть хуже весны, но масса вдруг неожи-данно открыла глаза и превратилась в медведя.
  Обстоятельство это ежа несколько успокоило, и он даже пришёл в себя. Память нехотя вернула его к прежним событиям, и вопрос весны тут же стал неактуальным. Зато на смену ему пришёл другой.
  - А обо что это я так? - ёж потёр лапой расквашенный нос, а заодно и высморкался.
  - Сначала - об меня, - попытался почесать лапой зад медведь, но ввиду бесперспективности данную попытку оставил. - Потом об неё, - он хотел, было мотнуть головой в сторону двери, но и эта попытка оказалась бесперспектив-ной.
  Несмотря на неудачный моток, ёжик догадался, о чём шла речь, и медленно повернул голову в сторону треклятой двери.
  - Да-а, - просверлил он её насквозь мутным взглядом. - Так, стало быть, дверь! А двери-то точно не было?
  - Точно, - нехотя и с некоторой долей обречённости подќтвердил медведь, тут же размечтавшись, что ёжик найдёт сему несоответствию какое-нибудь разумное объяснение.
  Однако у ежа на этом интерес к двери закончился, и он поспешно сменил тему:
  - Ну, ладно. Дверь и дверь... А ты чего вот так-то - вверх тормашками?
  В ответ прозвучал лишь многозначительный вздох, который, невзирая на всю лаконичность, содержал в себе всю боль животного мира за и их в итоге испортивший квартирный вопрос, а также ещё много разной полезной информации.
  Вздох был истолкован верно, и, присев из солидарноќсти на землю, ёжик тоже вздохнул. В его вздохе, правда, не было ни угрызений совести, ни жалоб на никчёмную жизнь, но что было точно, так это сетование на разбитый нос и дикую головную боль.
  - Миш, а может, ну её - берлогу твою. Пойдём лучше опоќхмелимся, - предложил он, и сам того не ведая, сотворил чудо...
  Кстати... вот то, что словом можно за собой полки повести - истина древняя, хотя, на мой взгляд, довольно спорная. Мне, например, ни одного такого слова на ум не приходит. Да и, по правде сказать, что же это за слово такое, чтобы сказал - и целый полк, ну или хотя бы рота за тобой - в неизвестном направлеќнии.
  Нет, видится мне, что этому полку нужно хотя бы в двух словах объяснить что, куда и зачем, а отсюда и вывод, что слов должно быть хотя бы два. А уж двумя словами - так это каждый. Это запросто. Тут даже не только полк, а хоть целая дивизия. Причем, даже напрочь состоящая из контуженных. Исключение составляют разве что слепоглухонемые инвалиды колясочники, и то при условии, что колясок у них нет.
  Двумя словами - это никаких затруднений. Построил, к приќмеру, полк и сказал им, причём неважно даже в каком падеже и наклонении: "Идите, опохмелитесь", или даже совсем: "Пойду, опохмелюсь". И уж будьте уверенны, что весь полк последует за вами как один. Хоть куда! Да хоть на край света! В этом, собственно и состоит величие и могущество русского языка.
  В нашем же случае, предложение опохмелиться обладало ещё и целебной силой, ибо едва смысл его дошёл до медвежьих мозгов, тело его вновь обрело подвижность и поразительную гибкость. Благодаря последней, оно немедленно перевернулось головой вверх, а ногами соответственно вниз и почти без труда преодолело половину лестничного марша. На этом, правда, чудодейственные свойства заметно поубавились.
  Остановившись в нерешительности, он задумчиво скри-вил морду, повертел ею по сторонам и отдал голову на поче-сание. Отеческие места ни как не хотели отпускать родственќника, а, возможно, и само провиденье вмешалось в сей неконќтролируеќмый процесс. Тяжело вздохнув, медведь насупился и медленно спустился вниз.
  Проходя мимо ёжика, который к тому времени уже оси-лил первую ступеньку, он бросил на того стыдливый взгляд, а ёжик презрительно фыркнул, заподозрив, по-видимому, в медвежьих действиях свершившийся факт дезертирства.
  - Э-э, Миш! Ты чего?
  - Чего-чего! Чего мы тут с тобой? Моя - не моя! Какая, блин, разница? В конце-то концов, кто в лесу медведь? - дал медведь вполне исчерпывающий ответ и, подойдя вплотную к двери, дёрнул ручку.
   Дверь, нехотя поддалась, и, когда глаза привыкли к темноте, им открылась знакомая, но слегка подзабытая картина.
  В углу по-прежнему стояла кровать, устланная мягкой чуть подопревшей соломой. Дубовый стол о трёх ножках всё так же возвышался в изголовье, подпёртый к стене берёзовым поленом. Четвёртая ножка, сломанная, как и раньше валялась под столом.
  Куча грязной посуды, сваленная горкой в углу, продолжала хранить на себе следы пенициллина, и лишь старинного антикварного стула, выменянного когда-то у волка на пол-литра, глаза отыскать не смогли.
  Нежные воспоминания нахлынули вдруг на медведя и одолели. Мгновение, и из глаз его крупной каплей покатилась слеза. Пробежав по щеке, она спрыгнула на грудь, потом на живот и, ощутив невесомость полёта, приземлилась точно на нос ежу.
  Ёж фыркнул и замотал головой, отчего голова мгновенно закружилась и чуть было не упала в обморок, но в последний момент ёжьи когти спасли ситуацию, вцепившись в стоящие неподалёку медвежьи лапы. Волнение тут же передалось медведю, и тот очнулся от сладких грёз.
  Он прошёл вперёд и, очутившись на середине, радостно вдохнул отеческий воздух.
  - Это ж... - хотел он что-то сказать, но от волнения так и не смог закончить.
   Ёжик машинально проследовал за товарищем и так же пристально оглядел окружающие предметы. Внезапно в глазах его загорелся какой-то странный огонёк, а губы непроизвольно облизнулись. Проявив завидную прыть, он в мгновение ока оказался на столе, загородив спиной открытую, но непочатую бутылку водки.
  - Моя! - радостно выдохнул медведь, отчего ёж даже занервничал.
  - Это вот ты, Миш, имеешь в виду берлогу? - с надеждой в голосе спросил он.
  Медведь покосился на того недоумевающим взглядом, словно спрашивая, чего же ещё можно иметь в виду, и сделал шаг вправо. Ёжик, загадочно улыбаясь, тоже немного передвинулся, но, не рассчитав, споткнулся о стоящий рядом стакан и с грохотом полетел вниз.
  - Ой, Миш! Больно-то как! - попытался он привлечь медќвежье внимание к себе и тем самым отвлечь от оставшейся без присмотра бутылки, но было поздно. Манёвр с грохотом провалился.
   - Ну, точно, моя! - расцвёл медведь и торопливо подо-шёл к столу. Огромная лапа с лёгкостью смахнула бутылку и поднесла к носу. Насладившись спасительным ароматом, она довольно причмокнула и тут же запрокинулась, а монотонное бульканье тут же заставило ежа забыть о боли.
  - Миш, я её первый нашёл.
  - Всё, что ты нашёл в моём доме - моё, - спокойно отреќзал медведь и, поставив бутылку обратно, в очередной раз убедился, что опохмелка творит чудеса.
   Воспользовавшись безнадзорностью бутылки, ёжик снова взобрался на стол, отлил себе полстакана и, осушив, данное влияние на организм подтвердил:
  - Эх! Хорошо!
  - Да, Хорошо! - присел на кровать медведь и, ощупав лапой подстилку, развалился на соломе. - Вот так бы всю жизнь прожил.
  - Этак бы каждый, - согласился ёж. - Вот только заку-сить бы - для полного счастья. У тебя случайно ничего тут не завалялось?
  - Сам посмотри. Оно бы не помешало, - зевнул медведь и , потянувшись, опробовал задом прочность кровати.
  Ёжик деловито ошарил глазами берлогу, но ничего, кроме двух ярких цветных упаковок, внимание его не привлекло.
  Он приподнял одну, понюхал, потряс и опасливо повертел в лапах. Упаковка вызывающе пахла подсолнечником, но это, пожалуй, единственное, что выдавало в ней съедобность.
  - А тут, Миш, у тебя чего такое?
  - Где? - полусонным голосом переспросил медведь и покосился одним глазом. Потом покосился вторым, потом повернул голову, а потом встал и подошёл к столу. - А тут у меня... не знаю.
   Он взял вторую пачку, тоже понюхал и переглянулся с недоумевающим ежом. Яркая аппетитная упаковка отпугивающее похрустывала, но чувство голода уже вынесло ей суровый приговор. Ещё раз вдохнув аромат подсолнечника, медведь, почесал затылок и целиком затолкнул её в пасть.
  Раздался лёгкий хлопок, и на зубах что-то приятно захрустело.
  - У-у! Вкусно! Солененькие, - он одобряюще замотал головой и, проглоќтив остатки, запил всё водкой.
  Когда водка была проглочена, медведь понял, что перепутал последовательность, но было уже поздно - закуска кончилась. Он досадно икнул и покосился на вторую пачку, но ёжик с силой прижал её к груди.
  - Дай немного - закусить, - вежливо позавидовал медведь, но ёжик интонацию голоса уловил и даже позлорадствовал.
  - Ещё чего! Да где ж это видано, чтобы закуску водкой запивали. Вот когда наоборот, то всё понятно, но когда сначала закуску, а потом ...
  - Ну, дай хоть кожуры, - перебил медведь. - Она всё равно жёсткая.
  - Ну вот ещё! Кожуры ему подавай! Да если хочешь знать, то кожура, она как раз самая вкусная и есть. И полезная тоже. Самая. И витаминов одних в ней знаешь сколько? У-у-у! Целая уйма.
  - Да говорю ж тебе - жёсткая!
  - Так так оно только для зубов пользительней. Ты уж как хочешь думай, а кожуры отдать не могу. Нет - никак не могу. Вот косточками - ладно, поделюсь. Да хоть все забирай.
  Ёжик дёрнул упаковку, и косточки с шумом рассыпались по столу. Не успел он и глазом моргнуть, как медведь сгрёб их лапой себе в пасть и, в глубине души улыбнувшись, проглотил.
  Ёжик тоже в глубине души улыбнулся, и, кстати, тоже по этому же поводу. Вдобавок положение у него было несколько выгоднее, чем у медведя, ибо свою долю водки тот уже выпил и свою долю закуски уже закусил. Некая бравада, по разумению ёжика, теперь была в самый раз.
  - Ой, Миш! Вот никакой в тебе культуры пития. Хряпнул водки, набил пасть закусью и доволен, - раскритиковал он тороплиќвость друга.
  - Так, а чего там пузырёчничать? - не согласился мед-ведь и снова водрузился на кровать.
  - Нет, Миш. Вот ничего ты в этом деле не понимаешь. Пить - оно, Миш, с удовольствием надо, - толково объяснил ёжик и, насколько возможно, это самое удовольствие изобразил.
  Медведь, по-видимому, в удовольствиях разбирался сла-бо, а в ежиных удовольствиях так и вовсе не разбирался, но это всё равно нисколько не помешало ему возмутиться.
  - Ха! А я всегда пью с удовольствием, и закусываю, кстати, тоже! - опротестовал он критику, а заодно и предупредил будущий упрёк.
  А ежу, по всей вероятности, только этого и надо было. Он даже духом воспрял.
  - И это, Миш, ты называешь удовольствием? Да с тобой, Миш, в приличное заведение заходить стыдно. Удовольствие, Миш, если хочешь знать, как раз и заключается не в скорости пития, а в её отсутствии. Да чего там говорить! Вот смотри!
  Грациозно горцанув по столу, ёжик состроил интелли-гентќную морду, вылил в стакан остатки водки и, поболтав их, оценивающе прищурил глаз. Затем он незаметно выдохнул и, прильнув сосуд к губам, пригубил. Всё так же морща морду, он одобрительно закивал, ясно давая понять, что вкусил - нечто на удивление вкусное или полезное, и лишь затем, выдержав паузу, запихал в пасть хрустящую кожуру.
  Вкус кожуры, как выяснилось, резко контрастировал и с яркой упаковкой, и с её ароматным запахом. Да чего уж там! Кожура оказалась попросту несъедобной.
  А вот теперь медведь счёл, что некоторая бравада не по-вредит.
  - Здорово это у тебя получается. Аж глаз радуется. Осо-бенно кожурой закусывать. - Он демонстративно поаплоди-ровал и усмехнулся, - я, пожалуй, теперь и от орехов кожуру не буду выбрасывать. Мне оно, конечно, ни к чему, но тебе на закуску сгодится. Да и для зубов пользительно. А уж витаминов в ней, - добавил он, потягиваясь, - целая уйма... а то и больше...
  Вместо благодарности в его адрес тут же посыпались об-винения в отсутствии стыда, совести и хоть какой маломаль-ской порядочности.
  Медведь спорить не стал. Он просто позевал, потянулся и откинул лапы в стороны, чем оскорбил ежа до глубины.
  Высказав добрую половину всех известных ему руга-тельств, ёжик попытался тоже забраться на кровать, но медведь лапой отказался делить с ним ложе. Пришлось ежу вспоминать оставшуюся половину ругательств (хотя несколько раз он повторялся).
  Медведь ёжика не слышал. Он был занят решением как минимум трёх насущных проблем: куда делся стул, откуда взялась водка и кто в конце концов поставил эту чёртову дверь? Вывод напрашивался сам собой. Кто-то здесь был.
  Конечно, можно было предположить, что стул забрал волк, а в качестве компенсации вернул водку, однако данное предположение не выдерживало никакой критики. Поверить в то, что волку вдруг понадобился его бывший стул, было ещё возможно, но чтобы он из-за этого расстался с водкой...
  Нет. Надо было искать другое объяснение. Да и дверей, кстати, волк делать не умеет.
  "Бобёр! Он один у нас двери умеет делать. Ну, так и есть, пришёл он, значит, по какому-то важному делу, пол-литру вон с собой принёс, открыл даже. Ждал-ждал, а меня всё нету. Ну и от скуки, значит, решил дверь сделать..."
  Взгляд медведя упал на место, где некогда стоял стул, и он мысленно прибавил: "Из подручных материалов". В этом случае вроде как всё становилось на свои места. "А потом, значит, он не дождался и ушёл..."
  - Миш, а нафига тебе эта фиговина? - испортил раз-мышлеќния ёжик, который изговорив весь словарный запас, принялся осматривать берлогу.
  - А это, - медведь нехотя открыл глаза и уставился на незнакомую штуковину. - Ага, значит, он с собой ещё и фиговину принёс, - домыслил он вслух.
  - Кто это он? - ничего не понял ёж.
  - Да-а, бобёр, - махнул лапой медведь. - Он заходил тут на днях. Водки вот принёс, дверь вот тоже поставил.
  - Ну, ни фига себе! Это что-то новенькое. Пришел, зна-чит, дверь смастерил и за это ещё пол-литру. Ты, Миш, случаем, не сильно - об эту дверь-то?
  - Да отстань ты! - медведь скривил морду и махнул ла-пой. Ему очень не хотелось, чтобы единственная правдопо-добная версия разбилась о стену сомнений.
  - Да как же отстань, Миш, ты чего несёшь-то? А? Ну что бобёр заходил - это я ещё поверю. Ну, что дверь поставил, тоже ещё куда ни шло, но чтобы он за это ещё и пол-литрой проставился! Это уж извините. Да если б у нас в лесу такие дела творились, то я б давно себе и дверь поставил, и полы деревянќные настелил. Форточку бы ещё врезал.
  - А кто же тогда у нас в лесу дверь может поставить? - разозлился медведь.
  - Подожди, - остановил его ёжик. - А вокруг дома я б забор поставил резной и калитку тоже. Да. И ещё лавочку, и ещё скворечник.
  - Тьфу ты! Идиот! - не дал мысленно доразорить бобра медведь.
  - Ой, ой, ой! От идиота и слышу! - ёж постучал когтем по виску.
  - Да говорю ж тебе! - свирепел медведь. - Он пришёл, водки принёс, открыл вот даже, и пока меня ждал... а тут сквозняк как раз был, вот он значит, из стула дверь-то и сделал. Чтоб не дуло, - доходчиво разъяснил медведь.
  - Из стула? - засомневался ёж. - Дверь?
  - Ну говорю же, из стула! Чай, стул оно тоже дерево.
  - Да сам ты дерево! Ты на дверь-то посмотри. У неё уж и петли-то все проржавели. Она тут как есть не первый год стоит, а водка - она свежая.
   Ёжик опять постучал когтем по виску, давая другу по-нять, что его версия абсолютно несостоятельна.
  Медведь сконфузился. Выслушивать подобные речи было неприятно, но что самое ужасное - возразить было нечем. Где-то в глубине души он и сам понимал, что всё это полный бред, что никакой бобёр сюда не заходил и уж тем более никакой водки не оставлял. Медведь вообще сомневался, что в лесу нашёлся бы хоть кто-то, кто мог откупорить бутылку и забыть её выпить.
  Последнее обстоятельство не столько настораживало, сколько пугало его. Пугало так, как пугает всё неизведанное, всё необъяснимое, ибо в борьбе с необъяснимым - всегда побежќдают предрассудки.
  Кстати, с предрассудками в лесу все как есть боролись одинаково. При этом природа предрассудков и обстоятельства их возникновения ровно никакой роли не играли, к тому же борьба, как правило, всегда заканчивалась безоговорочной капитуляцией противника.
  Не желая изменять традиции, медвежья лапа рефлекторно потянулась к бутылке и, нащупав таковую, отточенќным движением вставила в точно предќназначенное для этого отверстие. Пасть причмокнула раз другой и неожиданно застыла в нелепой гримасе. Из бутылки вылилось лишь пара недопитых капель.
  Медвежьи челюсти с силой сжали горлышко, лелея призрачную надежду, что водка вовсе и не кончилась, а просто по какой-то причине застряла и теперь с трудом пробивает путь к его горлу. Что вот-вот живительная влага преодолеет преграду и бурным фонтаном изольётся в его недра...
  Надежда умерла первой. Бутылка предательски оказалась пустой. Безумный страх овладел медвежьим телом. Он не пугался так, даже когда первый раз повстречался с инопланетянами. История это, конечно, отдельная, но отметим, что маленькие зелёненькие зверёчки зачастую посещали и его и других, а однажды даже было зафиксировано их массовое посещение.
  Появились они, помнится, как и всегда, в разгар пьянки. Крохотные такие - суетливые. Лазили там везде, то по стенам, то по потолку, а то и вообще где ни попадя, видимо, собирали доказательства существования иных цивилизаций.
  Что странного - так это то, что пить они вроде как завсегда отказывались, а наутро, когда все звери проснулись, обнаружиќлась недостача четырёх вёдер водки.
  Уж и не знаю. То ли они дождались, пока все уснут и угомонили её, то ли просто забрали с собой, но только ни водки, ни инопланетян. Ладно, хоть они её без вёдер забрали. Вёдра в лесу вообще относились к предметам первой необходимости. Без вёдер оно в лесу куда? Без вёдер оно в лесу никуда. Кстати, кроме водки, в лесу в тот день ничего больше и не пропало, да и ту по решению общего собрания решено было просто списать на гостеприимство.
  В остальные разы они посещали зверей как-то поодиночке и в разных составах. К примеру, к кабану чаще всего наведывались маленькие зелёненькие белочки, к волку - тушканчики, и лишь ёжик внешний вид пришельцев тщательно скрывал.
  Естественно, что языков инопланетных в лесу никто не знал, и потому пообщаться с ними толком никому не удава-лось, хотя волк один раз наврал, что поймал одного и всю ночь играл с ним в карты. Помнится даже, последний проиг-рался в пух и прах и, улетая домой, остался должен две бутылки водки и восемь соток земли на солнечной стороне Марса, но подтверждений тому волк так и не представил.
  В завершение отметим, что вреда от них практически никакого не было, если только не считать, что наутро после посещения жутко болела голова. Объяснялось это, естественно, исходящим от них повышенным фоном радиации, и, думаю, не надо объяснять, что радионуклиды из организма в лесу выводились обычным способом.
  
  Глава 12 - в которой появляются инопланетяне
  
  Страх сделал своё постыдное дело. Не в привычном, ко-нечно, понимании, а в переносном смысле. Просто голова тут же протрезвилась, а мысли в результате подверглись прояснению. А уж с прояснёнными-то мыслями любой дурак догадается, что что-то здесь нечисто.
  Уж и не знаю, случайно ли, нет ли, но первым делом протрезвлённая голова отыскала глазами пустую бутылку и ахнула. А всё потому, что хотя она и не умела читать, но как пишется слово "водка", геометрически представляла. Да и какого цвета буквы - тоже.
  Вторым делом голова пригнулась к бутылке поближе, вытаращила глаза и, рассмотрев этикетку, громко икнула.
  Во всех последующих действиях участия она уже не принимала.
  - Ёжик, - сказала она напоследок, перед тем как пере-стать предпринимать действия. - А чего это за водку мы с тобой сейчас выпили? И самое главное - чью?
  А ёжья голова, видимо, ещё не подверглась прояснению и потому суть вопроса проигнорировала.
  - Да какая к чёрту разница. Всё равно больше не оста-лось, - посетовала она и тяжело вздохнула.
  Однако вытянутая медвежья морда и вытаращенные глаза её всё-таки заинтересовали.
  - А ты чего уставился-то? Бутылки, что ль, никогда не видел?
  Медведь промолчал, по-прежнему занятый изучением этикетки.
  - Да чего ты там увидел-то?
  Заинтригованный ёжик в конце концов не выдержал, вскарабкался на стол и попытался сымитировать медвежью позу. Тоже вытянул морду вперёд, глаза округлил... или, вернее, просто вытянул морду, а глаза округлились уже сами.
  - Чего-то я не понял, - чего-то не понял он, потряс мордой и попытался вопросительно переглянуться с медведем.
   Попытка с треском провалилась - того словно столбняк ударил. Так и застыл в нелепой позе. Разве что челюсть слегка отвисла.
  У ёжика тоже чуть не отвисла, потому как только теперь он обратил внимание на некое несоответствие привычных надписей с имевшимися. Да и наклейка ровно приклеена. Тут хочешь не хочешь, а на всякий случай понюхаешь...
  Повертев бутылку в руках, ёжик набрался мужества и осторожно втянул в себя остатки аромата.
  - Странно, - тут же заключил он. - Пахнет-то вроде водкой, но вот только чует моё сердце, что не наша это - не лесная.
  И следом присовокупил к уже озвученному запаху ещё один.
  - И вообще! Сдаётся мне, что тут явно контрабандой по-пахивает. Кстати, а кто у нас в лесу контрабандой занимается? Ну, кроме меня, конечно.
  А медведь не то чтобы вопроса не понял - скорее, он его и не расслышал, а просто повернулся к ежу, потому что больше поворачиваться было не к кому.
  А ёжик хоть и понял, что повернулись к нему нечаянно, но на всякий случай предпочёл отвертеться.
  - Но это не я. Не надо на меня так смотреть. И вообще! Кому это могло прийти в голову устраивать контрабандист-ский склад в берлоге у медведя? - осведомился он для смены темы о наличии в лесу самоубийц.
  Тут и медведь немного пришёл в себя.
  - Да-а. Чертовщи́на какая-то.
  - Так вот же и я говорю - чертовщина! Да и склад какой-то чертовски убогий - всего одна бутылка. Слушай, Миш, а может, ещё где посмотреть? Мало ли?
  Ёжик первым пробежался по столу, то и дело свешивая морду вниз и вглядываясь в беспорядок. А у медведя хватило мозгов лишь заглянуть под стол.
  Дела у контрабандистов, по всей видимости, шли хуже некуда. Не то что водки - даже пива не оказалось. Или хотя бы браги...
  В общем, расстроилась наша компания и чрезвычайно искренне контрабандистам посочувствовала.
  Последующий осмотр они производили уже спустя рукава и без малейшей надежды на справедливость. Справедливость, естественно, так и не наступила.
  В горестных чувствах медведь плюнул на это дело, обре-чённо махнул лапой и уселся на кровать, а ёжик ещё немного порыскал по углам и к плевку присоединился.
  Вообще-то, сказать, что он так ничего и не обнаружил было бы преувеличением. Заинтересовала его немного стоя́щая в углу палка с почти невидимой верёвочкой, пёрышком и ещё чем-то, но радость находки если и была, то не была им проявлена, хотя затылок почесать пришлось.
  - Да-а, - посетовал он. - Кругом одни загадки. Кста-ти, Миш, а дальше-то чего мы делать будем? А то я уже трезветь начинаю. От нервов.
  Теперь пришла медвежья очередь чесать затылок, но, как и в прежние разы, ни к чему конкретному дан-ное действие не возымело. Мало того, убив в себе остат-ки полководчества, медведь, мягко выражаясь, предложил сретироваться.
  - Слышь, ёжик, что-то сдаётся мне, что валить отсюда надо. И чем быстрее - тем лучше.
  Ёжик аж чуть слюной не подавился.
  - Да ты что, Миш. В своём уме? Как это валить? Ты эти упаднические настроения брось! Тут, можно сказать, налицо захват территории, а он тут нюни распускает!
  - Так, а чего тогда делать-то? - признался в бессилии медведь и даже лапы в стороны раздвинул как-то панически.
  - Чего-чего! Действовать надо. Уж и так понятно.
  - А вот и непонятно! Как тут действовать-то? Когда ничего непонятно.
  Видя, что инициатива плавно перешла к нему, ёжик важно задрал нос и, уперев лапы в бока важно заявил:
  - Засада!
  - В смысле? - не понял медведь.
  - В смысле, в смысле, - гнусаво передразнил ёжик. - В смысќле засаду надо устроить - на предмет поимки захватчика. Он, стало быть, придёт, а мы его тут как тут - тёпленького.
  - Ну, точно! - не дал договорить медведь. - Он придёт, а мы его за рога и в стойло!
  - Нет, за рога, пожалуй, не получится, - высказал сомнения ёж.
  - Почему это не получится?
  - А потому и не получится, что рогов у него, пожалуй, нет.
  - Ну, это ещё неизвестно, - махнул лапой медведь.
  - Да как сказать. Ладно, не время сейчас. Давай засаду устраивать, - скомандовал ёж. - Ты лезь под кровать, а я под стол, - разъяснил он диспозицию.
  - Угу, - немедленно согласился медведь и подкарабкался под ложе, а ёжик занял место согласно распределению.
  Засада началась.
  С одной стороны занятие это вроде бы и нехитрое. Лежи себе полёживай. Хочешь - ворон считай, хочешь - баклуши окоќлачивай, а хочешь - так и вообще в ус не дуй. Другой раз медведь бы точно порадовался подобному мероприятию, но в этот раз что-то как-то не заладилось. И места маловато - не развернуться, и скукота - аж до зевоты.
  Медведь предложил было перенести место засады из "под" кровати - "на" кровать, но лишь натолкнулся на несправедливую критику, обвинения в демаскировке и прочую стену непонимаќния. Пришлось ему мириться с подкроватной теснотой и с завистью посматривать на ёжика, который вольготно устроился под столом. Тот, водрузив своё тело на сломанную ножку, преспокойненько вытянул морду и, свесив обе пары лап доќвольно закатил глаза.
  Засада так бы и продолжалась, но то ли медведю надоело завидовать, то ли надоело засадничать, а может, и просто из опасения уснуть и пропустить что-то важное, он затеял беседу.
  - Ёжик, слышь? А что ты там про без рогов говорил? - донеслось из под кровати.
  - Да тихо ты! Спугнёшь, - промямлил тот сонным голосом.
  - Кого? - недопонял медведь.
  - Да кабана! Кого ж ещё? - ответил ёж.
  - Кабан-то тут при чём?
  - Да так. Есть у меня кое-какие соображения.
  - Ну так давай - вываливай свои соображения.
  Ёжик нехотя приподнялся на локтях и, толково рассудив, что отдохнуть ему всё равно не дадут, начал издалека.
  - Миш, ты что-нибудь про дедуктивный метод слыхал?
  Вместо ответа медведь высунул из-под кровати голову, нахмурил лоб и вполне вероятно, что сжал кулаки, потому как он всегда так поступал, когда услышанная информация не уживалась с его мировосприятием.
  - Так! Понятно, - поспешил сделать выводы ёжик, но начал совсем издалека. - Миш, помнишь шарик, который прошлым летом у кабана из задницы вытаскивали. Ну, ма-ленький такой - тяжёлый.
   - Ну, вроде помню, - допустил медведь.
   - Так вот! Шарик этот висит сейчас на верёвке - той, что к палке привязана, - ёжик указал когтем на угол.
  - Ну, и что из этого?
  - Да как что! Чего ж тут непонятного! Кабан же говорил, что оставит его себе на память как реликвию - вот и оставил. А чтобы не потерять, он, стало быть, его на верёвку привязал.
  - А палка тогда зачем? - засомневался медведь.
  - Ну, это просто. Шарик ведь и с верёвкой можно поте-рять. Вот он, значит, к палке его и привязал. С палкой-то, оно потерять гораздо сложнее.
  Медведь пораскинул мозгами и тут же согласился:
  - Ну, я же говорил - сволочь.
  - И наконец - последнее и неопровержимое доказательќство, - сам не заметив того, ёжик покинул укрытие и теперь, заложив лапы за спину, важно расхаживал по берлоге. - Куда лучше всего положить нужную вещь, чтобы её не потерять? А? - Он заглянул под кровать.
  - Ну, не знаю, - донеслось оттуда, - куда на дерево, может, повыше.
  - Вариант! - задумался ёжик. - Но не лучший. Чтобы нужную вещь не потерять - нужно её вообще не трогать, а оставить дома.
  - Тоже вариант, - согласился медведь.
  - А теперь завершаем логическую цепочку!
   Ёжик поднял вверх указательный палец.
  - Что мы имеем? А имеем мы шарик на палочке, кото-рый, как установлено следствием, принадлежит кабану Пятаку. Кроме того, также доказано, что кабан оставил шарик дома - чтобы не потерять. Или, скажем, в том месте, которое он считает своим домом. А раз он считает берлогу своим домом, то-о? - ёжик снова заглянул под кровать.
  - То, значит, он сволочь! - закончил медведь мысль.
  - Нет, - ёжик помотал головой, - то, значит, он и есть...
  - Сволочь - она и есть сволочь! - продолжил медведь, по-прежнему придерживаясь собственной концепции.
  - Он и есть захватчик, - поправил его ёжик, впрочем, вовсе ему и не противореча. - Трудно с тобой!
  - Да уж как есть! - медведь с грохотом выкарабкался из под кровати, благо дубовое ложе оказалось крепким. - Пошли! Найдём эту сволочь! Ты знаешь, где она живёт?
  - Остынь, Миш! Я же тебе только что... Она же тут живёт.
  - А! Ну да! - согласился медведь с очевидным. - Только пока мы здесь, она сюда не сунется. Учует.
  - Ничего, - успокоил друга ёж, - мы и в другом месте можем засаду устроить. Вон, кстати, прямо около входа кусты.
  - Точно! - обрадовался медведь. - Пойдём, устроим ему! Или нет, подожди, - он медленно покосил головой, угрожающе посмотрел на ёжика и со свирепой гримасой направился в его сторону. Тот успел зажмуриться и прикрыть лапами испуганную морду, но огромная масса благодушно проследовала мимо него и выместила злость на невинно стоявшей в углу палке с привязанным к ней шариком. Раздался лёгкий хруст, и длина палки вдвое сократилась. Ещё хруст - и пропорционально сокращению увеличилось количество палок. Ещё хруст - и...
  Дослушивать хрустение ёжик не стал и на всякий случай выбежал на улицу.
  Разобравшись с палкой, медведь собрался, было последовать за другом, но на пороге его вдруг посетила гениальная мысль. Ведь кроме шарика кабан привязал к палке ещё и пёрышко с каким-то крючком, а раз так, то значит, что он и их боялся потерять, а стало быть, они ему тоже были очень дороги.
  Ехидно улыбнувшись, медведь сам себе сказал: "Угу", - и тотчас же отомстил за пропажу стула. Перо он переломил пополам - точно по красной линии, а крючок просто - аккуратќненько разогнул коготком. Оставшись довольным свершившимся правосудием, морда его расплылось в умиротворённой улыбке, а на душе сразу полегчало - да так, что наверх он поднимался, почти не касаясь ступеней.
  А ёжик тому времени уже успел выбрать новое место дислокации, что аккурат напротив входа в берлогу. В этот раз место оказалось очень удачным. И сидеть удобно, и не видно, и вход как на ладони. Медведь выбрал ствол потолще и облокотился на него, а ёжик сгрёб лапой сухую листву и соорудил себе перину. Шлёпнувшись на неё, он вдохнул полной грудью. После душного прогорклого воздуха берлоги лесной подействоќвал опохмеляюще.
  - Интересно, - задумчиво произнёс он, раскинув лапы в стороны, - чего это он там ещё кроме шарика привязал? Перо какое-то. Вроде из задницы только шарик вынимали. И крючок этот. Такой острый. Интересно...
  - Нет. Уже не интересно, - перебил его медведь.
  - Почему ж это? Надо будет...
  - Нет. Уже не надо, - перебил он снова, ехидно улыбнувќшись.
  Что медведю не интересно и почему это уже не надо - ёжик так и не узнал. Зато оценил идею привязывать нужные вещи - чтобы не потерять.
  - А ведь здорово Пятак придумал. Этак привязал - и уж точно не потеряешь.
  - Ерунда! - опротестовал новшество медведь.
  - С верёвкой-то не потеряешь.
  - Это ещё почему?
  - А я что-то не помню, чтобы у нас в лесу кто-нибудь ве-рёвки терял, - безапелляционно заявил ёж.
  - Ну и что! Зато находили. А кстати если верёвка нашлась - значит, её кто-то потерял. И к тому же... как сейчас помню, - медведь оживился, - давно было. Сова как-то верёвку нашла и ослу на день рождения подарила. А осёл-то спьяну-то и пошути. Мол, вот спасибо. Да ведь это же мой хвост. Я его аккурат на прошлой неделе потерял.
  А старуха обрадовалась - мол, вот как удружила. Пред-ставќляешь картину? Все, значит с водкой, а она с верёвкой.
  - Ага! - подтвердил ёжик. - Она б ещё мыло захватила.
  - Нет. А самое смешное, что наутро на весь лес растрезвоќнила, что осёл хвост потерял.
  - И главное, сначала - просто потерял, потом - по пьяни потерял, а потом, что и вовсе - пропил. Ладно. Слышал я это уж тысячу раз. Да я и сам там был! Кстати, Миш, ты тоже хорош. Тоже отчудил по полной.
  - А я-то чего? Я всё как положено. Я, помнится, ослу здороќвенќный горшок медовухи принёс.
  - Принёс? - ёжик чуть не лопнул от смеха.
  - Да! - подтвердил медведь. - Это у меня была самая большая ёмкость.
  - Нет, ёмкость-то оно конечно. Ёмкость большая, - закивал головой ёж, - да только ты эту ёмкость не принёс, а прикатил. Причём абсолютно пустую. Ещё оправдывался, что, мол, по дороге расплескалось, а сам на ногах еле стоишь, и медовухой от тебя разит, что комары не подлетают.
  - Да ладно. Отпил-то немного...
  - Тихо! - прервал вдруг воспоминания ёж. - Кажись идёт кто-то!
  А в лесу действительно послышался шум ломающихся веток и голос - странный и непонятный. Медведь замолчал и напряг слух. Пасть его чуть подёрнулась, глаза изобразили нервный тик и заблестели неестественно живым огоньком. Сначала - по привычке зачесался нос, но потом сразу же кулаки.
  - Ну вот, голубчик, - обратился он в темноту, - сейчас ты у меня узнаешь, где встречают раки Новый год.
  Медвежья лапа ощупала кулак, и лишь чудом под этот самый кулак не подвернулся ёжик.
  - Миш, Миш, а можно я ему первым врежу? А то после тебя как-то уже не интересно, - предложил он внести изме-нения в очерёдность, но медведь на провокацию не поддался.
  - Обойдёшься! - сурово обрезал он. - Вот если б кабан в твоей норе поселился, то запросто, а тут - я морда постра-давшая.
  - Ну, Миш, ну хоть один разочек.
  - После меня! - огрызнулся медведь и закашлялся.
  - Потише, Миш. А то спугнёшь ненароком, и вся опера-ция скоту под хвост.
  Доводы показались разумными, и медведь прикрыл пасть лапой.
  А шум тем временем приближался - из чего были сделаны выводы, что кабан держит курс на берлогу, однако количество шума странным образом не соответствовало лёгкой поступи кабана.
  Друзья переглянулись.
  - Он не один, - предположил ёжик.
  - Да по мне хоть дюжина, - не разделил опасений мед-ведь.
  - Дюжина не дюжина, но с кем это но? Я что-то голос не узнаю.
   Поковыряв в ухе, и встряхнув головой, ёжик выставил первое вперёд и от напряжения прищурился. До его слуха доќнёсся какой-то явно неизвестный диалект. Ко всему и сам голос был грубый и несвязанный.
  Не говоря ни слова, друзья переглянулись опять и, уж точно совсем не договариваясь, одновременно пожали плечами. Засада начала переставать быть томной и скучной.
  А неприятель тем временем хотя ничего и не знал об ожидавшей его засаде, но какое-то внутреннее чутьё, по всей видимости, подсказало ему не торопиться навстречу собственной гибели. Чутью своему тот, очевидно, доверял полностью и посему приближался исключительно медленно.
  У ёжика даже чуть нервы не кончились. Ему так не терпелось высунуть голову и посмотреть на незнакомца, но первая и она же единственная попытка это сделать тут же пресеклась подзатыльником. От обиды ёж надул щёки, посмотрел на обидчика, вздохнул и лишь в целях конспирации промолчал.
  А медведь по-прежнему лежал неподвижно, хотя пре-красно было видно, что каждый мускул на его могучем теле донельзя напряжён. Подобно свирепому хищнику, каковыми, кстати, были все без исключения его родственники, он вжался в землю, готовый в любую секунду прыгнуть и решить чью-то судьбу.
  "Матерь божья! А ведь он ещё и голодный", - не то по-жалел кабана, не то испугался, что в медведе проснулся инстинкт охотника, ёжик. Он глупо улыбнулся и от греха подальше зажал себе пасть лапой. Засада начинала принимать завершающую стадию.
  До сих пор считалось, что самое медленное животное на свете - это черепаха. Ошибочно, я вам скажу, считалось. Кабан переплюнул её на раз. Мало того - по мере его при-ближения стало совершенно очевидным, что приближается он по какой-то зигзагообразной траектории, отчего голос его доносился то справа, то слева.
  - Следы путает, гад! - шёпотом возмутился ёж.
  - Да-а, хитёр, зараза, - подкивнул медведь. - А чего это он бормочет-то? Я что-то ни слова не разберу.
  - Да и я тоже в толк не возьму. Тарабарщина какая-то - набор букв! - ёжик скривил нос и недоумевающей физиономией переглянулся с медведем.
  Медведь изобразил на лице задумчивость, словно пытаясь чего-то сообразить, но соображение явно не удалось. Видимо, голова за последнее время привыкла соображать только на двоих, на троих и т. д.
  А ко всему ещё и голос этот вражий - окончательно потерял совесть и, словно издеваясь над всеми, вдруг взял и запел. На всё том же непонятном языке:
  - Разлука ты-ы, разлука...
  - Чего? - тут же скривил морду медведь.
  - Ну, это уже, извините, свинство! - тоже возмутился ёж, - я вот даже по пьяни, и то на родном языке разговариваю. И пою тоже.
  - И я, - присоединился к проклятью медведь не менее ежа возмущённый надругательством над отечественной культурой и самобытностью.
  А вот голос к медвежьим чаяньям остался равнодушен и начал откровенно распоясываться.
  - Никто нас не разлучит...
  - Да ты гляди чего, гад, вытворяет. Морда диссидентская. Сейчас мы тебя отучим иностранщину распевать, - предложил немедленно ввести цензуру ёжик.
  - Да! - с радостью принял предложение медведь, - у меня уже терпение лопается.
  - У тебя лопается? А у меня, Миш, оно уже давно лопнуло. Это ж куда годится-то? А? Я просто в шоке. Тут прям анархия какая-то...
  - Лишь мать сыра земля... - продолжал издеваться го-лос.
  - Тут явно, - ёжик поднял указательный коготь и сделал паузу, - попахивает революцией.
  - Точно! - медведь втянул носом, и хотя и не знал, как пахнут революции, но всё равно подтвердил: - Попахивает. От него, кстати, всегда воняло.
  А голос тем временем закончил одну песню и тут же принялся распевать другую - ещё более похабную. От первой же её строчки у приятелей мороз по коже пробежался.
   - Ой, мороз, мороз... - завыл кабан всё тем же ино-странным баритоном. - Не морозь меня...
  Понятное дело, что тут уже все нервы понатянулись, по-лопались и закончились, и лишь в целях конспирации друзья приберегли все громкие ругательства на потом.
  В общем, развязки они дожидались в обстановке, нака-лённой до предела.
  Наконец их терпение было вознаграждено, и через каких-нибудь полчаса в ярком свете луны из кустов на поляну вывалилось - что-то...
  Успевший было радостно вдохнуть медведь разочарованно выдохнул. Нижняя челюсть его вопросительно отвисла и заклинила в идиотском положении, а глаза, покинув привычное местоположение, водрузились на лоб. Повернув голову в сторону ёжика, он застал морду последнего с точно такою же конфигурацией. Молча пожав плечами и помотав друг другу головами, друзья снова уставились на нечто.
  Описание нечта с чем-либо виданным ранее никак не совпадало и уж тем более не подходило под описание кабана. То был какой-то новый - неизвестный науке зверь. Задние лапы - гораздо длиннее передних, шея короткая, морда приплюснутая. Ни рогов, ни копыт у него не было, а хвост если и был, то терялся в складках разноцветной, торчащей клочьями шерсти. Но что более странно - на шее у него болталась огромная серая сумка, из которой почему-то торчали ветки свежего укропа.
  - О-ой, ревни-ивая... - радостно проорала зверюга и, не замечая ничего вокруг, проползла прямо мимо кустов, где затаилась наша компания. Очерчивая на земле замысловатые зигзаги и, не переставая петь, она добралась-таки до берлоги, и радость её нахождения не осталась-таки незамеченной. - Я приду домо-ой - на закате дня...
  Попытка спуститься по лестнице оказалась для неё не более успешной, нежели ранее у медведя, вследствие чего пришлось даже несколько изменить текст песни, вставив в неё пару-тройку фразеологизмов, но справедливости ради отметим, что необходимость вставления всяких там фразеологизмов присуща всем зверям - независимо от ареала их обитания, рода деятельности, конфессии и так далее. Не важна и ситуация, в которой они были употреблены, а также и их количество на единицу печатных слов. Отсутствие же смысловой нагрузки делает их употребление приемлемым, а то и полезным всюду - и без какого-либо искажения основной мысли.
  Поскольку в нашем конкретном случае никакой основной мысли не было, как, впрочем, и мысли вообще - слова эти просто компенсировали зверюге, только что полученную при падении шишку. Пара других помогла подняться, а пара ещё других - помогла открыть дверь.
  И лишь только когда невиданный зверь скрылся из виду - компания наша облегчённо вздохнула.
  - Ты это видел? - выдавил из себя медведь. Тяжёлый ком в его горле наконец-то сжался и провалился вовнутрь.
  - Спрашиваешь. Да на всю жизнь запомню, - исключил возможќность массовой галлюцинации ёжик. - Не каждый день с инопланетянами встречаешься...
  - Какими ещё инопланетянами? - не понял медведь. - Я говорю, чего это за зверь такой - невиданќный?
  - Да, да, - не слушая медведя, закивал головой ёж, - не врал филин. Ой, не врал. И сумка, и лапы. Ой, не врал.
  - Э, э. У тебя чего с мозгами-то? При чём тут филин? - медведь потрогал лапой ёжий лоб. - Ёжик! Тебя спрашиваю.
  - Так вот ты какой - кенгуру, - задумчиво заключил тот, отстранив медвежью лапу своей.
  - А при чём тут кенгуру? - совсем запутался медведь.
  - Ну, как при чём? - очнулся от грёз ёж. - Сумку видел?
  - Ну, видел. И что с того?
  - А то и с того! Помнишь, филин рассказывал, что на далёкой планете Австралии живут такие звери, у которых сумка на шее?
  - Чего ж. Конечно помню. Мы ещё зайцу хотели сумку на брюхо пришить, а то чего он всё порожняком бегает. С сумкой-то оно и закуски по дороге набрать можно.
  - Так вот, Миш, если хочешь знать - зверюга эта ино-планетќная как раз и есть кенгуру. Так сказать, собственной персоной. Прилетела, стало быть, и жилище твоё оприходовала.
  - Да чего ты привязался со своей кенгурой?
  - Так, а чего уж тут? Тут, Миш, факты налицо. А факты - оно, Миш, штука серьёзная.
  - Ой. Да не собираюсь я с тобой спорить, - махнул лапой медведь, не собираясь спорить с ежом.
  Но тот, как выяснилось, спорить тоже не собирался.
  - А тут, Миш и спорить нечего, - презрительно фыркнул ёж. - Лапы передние короче задних. Сумка на брюхе. Всё как филин рассказывал.
  - А хвост?
  - А что хвост?
  - Так филин говорил, что у кенгуры ещё и хвост большой, - припомнил медведь важное обстоятельство.
  - Ой, Миш. Вот сколько живу - не устаю тебе поражаться, - изничтожил обстоятельство ёж. - Филин этой кенгуры никогда не видал. А мы с тобой - только что. Вот и думай сам, кому ты больше веришь - филину или собственным глазам?
  Медведь задумчиво вытянул морду. С одной стороны, филин вроде как зверь порядочный - зря трепаться не будет, но с другой стороны, вроде как сам видел.
  В мозгу что-то вдруг перепуталось, заплелось и заблуди-лось.
  Нет, страха как такового перед кенгурой он не испытывал. Чего уж там! Судя по внешнему виду, зверюга вполне безобидная. Тут скорее сказалось отсутствие опыта в общении с инопланетными существами. В особенности - опыта вежливого общения. Приќшлось понадеяться на опыт друга.
  - Слышь, ёжик, а чего нам теперь делать-то? - растерянно выдавил он из себя и с надеждой уставился на ежа.
  Тот, как выяснилось, и не собирался лишать медведя по-следней надежды.
  - Что делать, что делать? - важно передразнил он. - Я так думаю! Зверюга эта - вегетарианская. Видел, укроп собирает. К тому же ни рогов, ни копыт... Нет! Я конечно межпланетных конфликтов не одобряю, но ей-богу! Мало того что прилетела - не проставилась, так ещё и жилплощадь отхряпала. И вообще! Похабщину всякую распевает. Тут однозначно! Надо морду бить!
  - Морду? Морду-то оно, конечно, можно, - нерешительно согласился медведь, - только вот боязно что-то.
  - Да чего там бояться? - ёжик придал голосу шапко-закидательное настроение. - Я ж говорю - ни рогов, ни копыт. Хвоста вот тоже - сам же видел.
  - Да я, в общем-то, не против, просто ты, помнится, хотел ему первым по морде съездить. А так - что? Так - я не против.
  - Э-э, нет! - тут же возмутился ёжик. Это уж извольте. Мы - ёжики, если хочешь знать, народ мирный и принципиальный. И один из главных принципов у нас - это не бить морды инопланетянам. К тому же если бы он в моей норе поселился, то тут конечно... тут бы я и не возражал, но...
   Он хотел привести ещё пару веских аргументов, но грубая медвежья лапа вытолкнула его из кустов.
  До сих пор считалось, что самое быстрое животное на свете - это гепард. Ошибочно считалось. По крайней мере в тот миг гепард был посрамлён. Оставшись один на один с берлогой, маленький беззащитный ёжик не испугался и не растерялся, а вернее, не успел ни того ни другого. Лапы его самостоятельно дали себе команду и, лишь чиркнув кончиками когтей по земле, в мгновенье ока очутили хозяина в исходное положение.
  Повторная попытка выдворения ёжика из кустов была заведомо ими пресечена посредством вцепления в первую попавшуюся медвежью конечность. А вот третью попытку выдворения прервал уже кенгуру.
  Дверь берлоги с грохотом отворилась, и тот буквально вылетел из неё.
  Первое, что бросилось в глаза - отсутствие сумки. Второе - что внешний вид инопланетянина резко преобразился. Теперь он не казался таким уж безобидным, ибо, встав на задние лапы, явно увеличился в размере. Черты лица приобрели страшное угрожающее выражение, глаза загорелись, а в правой его лапе блеснул длинный острый металлический коготь.
  - Суки! - заорало существо на всё том же диалекте. - Порежу, падлы! Кто выжрал мою водку?
  В истерике кенгуру царапнул когтем по ближайшим ку-стам и те, как подрезанные разлетелись в стороны. Выместив злость ещё на нескольких насаждениях, он снова спустился в берлогу.
  Конечно, смысла его слов наши друзья не поняли, но, признаться, существуют такие слова, что на всех языках звучат одинаково. В частности слово "водку" переводить нецелесообќразно и, я бы даже сказал глупо, отчего можно сделать вывод, что смысл его слов, пусть не в полном объёме, но был понятен.
  - По-моему, он сердится, - дрожащим голосом предпо-лоќжил ёж, так и не успевший отцепиться от медвежьей лапы. - Как бы...
  Договорить он не успел. Дикий вопль раздался из берло-ги, и в этот раз дверь с треском слетела с петель. В обнажив-шемся проёме тут же образовалось дикое свирепое существо и, обхватив голову лапами заорало.
  - Суки!.. Падлы!.. Вышел на полчаса - укропа нарвать!.. Сухарики!.. Две пачки!.. Убью!..
  Существо снова скрылось в берлоге, видимо, для продолжеќния подсчётов убытков, а ёж немедленно воспользовался его отсутствием и предложил скоординированный план действий.
  - Ой, Миш. Сдаётся мне, что пора отсюдова тикать.
  - Отцепись, сволочь, - полушёпотом прошипел медведь, готовый оспорить первенство идеи и отчаянно затряс лапой.
  - Не могу! Я боюсь.
  - А удочка!.. Удочка моя!.. Суки!.. Кому, мать твою, удочка помешала?.. - снова вышел и из берлоги и из себя вконец разорённый кенгуру.
  Он вылетел из жилища, держа в лапах ту самую палку с верёвкой, которой недавно отомстил медведь, и, небрежно замахнувшись, забросил её в кусты.
  Как вы сами, наверное, уже догадались, кусты оказались обитаемыми, но в отличие от обитателей не пострадали абсолютно. Тяжёлый свинцовый шарик пришёлся ежу аккурат по макушке, а пятая его точка ощутила резкое болезненное покалывание. Сжав от боли зубы, он мучительно подавил в себе крик и ещё сильнее вжался в медвежью лапу. Тому, в результате, тоже пришлось подавить в себе крик.
  А зверюга тем временем всё продолжала буйствовать. Покрошив всё в округе и разметав покрошенное по окрестностям, она ревела и орала, приближаясь с каждым словом всё ближе и ближе к нашим героям.
  - Мудак!.. Во мудак, мать твою!.. По кой хрен ружьё проќпил?.. Сейчас бы пошмалял всё вокруг...
   Наконец, зверюга приблизилась на уже такое опасное расстояние, что медлить дальше было нельзя.
  Трудно сказать, что послужило причиной, и почему из всех возможных вариантов бегства медведь выбрал верти-кальный, но ёжик вдруг почувствовал, как земля уходит из-под ног и хоть и рывками, но довольно быстро от него удаля-ется. В считанные секунды медведь оказался на верхушке дерева и, обхватив ту со всей силы, задрожал.
  Дрожь немедленно передалась и ежу, и дереву, отчего последнее рассталось с листьями, а первый - прикусил язык. Последней, кому дрожь тоже передалась, была палка. Вместе с верёвкой, шариком и пополам переломленным пёрышком...
  
  Глава 13 - в которой инопланетяне начинают размножаться
  Сколько наша компания провела на дереве - неизвестно, но судя по тому, что к моменту их приземления они практически в совершенстве овладели иностранным языком, можно предположить, что посиделки их затянулись. Впрочем, я могу и преувеличивать. Ещё неизвестно насколько сам кенгуру знал родной язык, а выучили они только те слова, что он повторял чаще других, но всё равно отдадим им должное. Никакого акцента за ними замечено не было.
  Спустились они лишь тогда, когда мощный зверюжий храп возвестил об окончании обучения и соответственно о появивќшейся возможности смыться.
  Бесшумно, стараясь не проронить ни звука и не поломать ни единой веточки, медведь перебирал лапами по привыкшему к вибрации стволу. Коснувшись земли, он наконец-то облегчённо выдохнул, а ёжик так ещё и избавился от мучительного довеска. В душе пообещав вернуться и довесок растоптать, он смачно на него сплюнул и на цыпочках проследовал за уже удалившимся товарищем.
  Лишь удалившись на приличное расстояние, наши герои начали помалу приходить в себя, и первым пришедшим, естественно, оказался ёж.
  - Нет, Миш, а всё-таки здорово мы от неё удрали, - за-метно повеселел он.
  - Ну так! Знамо дело! - охотно согласился медведь. Судя по вернувшейся неуклюжести, дрожь в его коленях поутихла.
  - Я вот так думаю, - продолжил ёж, - вот кто другой так не удрал бы и вовсе, а то и вообще просидел бы на дереве до самого утра.
  - Да уж, это как пить дать! - подтвердил медведь.
  - И вот откуда, Миш, я удивляюсь, в тебе столько храбрости? Другой бы вот точно побоялся с дерева слазить. Да что там! Я, признаться, и сам поначалу побаивался. Да-а, - ёж покивал головой, - оно ведь... я по деревьям-то не очень. Так, если только приспичит. Да и отец мой тоже - как-то не очень, и дед мой... Да чего уж там! У нас в роду вообще как-то не принято.
  - А мне, так нормально, - похвастался медведь. - И отец мой, и дед прекрасно лазили. А прадед, так вообще - только по ночам и слазил.
  - А что так?
  - Хэ! Видел бы ты мою прабабку.
  - А-а! Ну, да. Наслышан...
  Силы потихонечку начали возвращаться. Теперь, когда все трудности остались далеко позади, самое время было подумать и о насущном.
  О насущном было немедленно подумано.
  - Миш, я вот тут подумал - неплохо было бы это дело отметить, - напомнил о насущном ёжик.
  - И я про то! - охотно согласился медведь. - И согреться заодно, а то я там даже замёрз дрожамши.
  - Вот уж ничего удивительного, - не удивился ёжик. - Ты вот, Миш, может, не знаешь, а между тем ежели сильно дрожать, то можно даже и простудиться.
  - Ну, это ты загнул.
  - Да ничего и не загнул. Тут не только простудиться - воспаление лёгких подхватить на раз.
  - Да, ну. Не верю я во всё это, - пренебрежительно махнул лапой медведь. - Уж если только насморк, да и то - в крайнем случае.
  - А вот и не в крайнем! Прошлой зимой помнится - я на пеньке уснул, а погода была - холоднючая. Я до утра так надрожался, что дятел еле вылечил.
  - Чего ты мелешь-то? Помню я прекрасно, - перебил медведь, - чай, при мне было. И простудился ты не от того, что дрожал, а просто от холода.
  - Ну конечно, - возразил ёжик, - ты-то не простудился, а рядом же спал, да ещё и на снегу. А я хоть и на пеньке - а простудился.
  - Так ты же примёрз к этому пеньку - вот она и причина.
  - Стоп, стоп, Миш. Примёрз или не примёрз - это роли не играет.
  - Да как же не играет? Нужду надо вовремя справлять. А то - всем лесом на твою задницу дышали - чтоб оттаяло.
  - Зато нажрались вусмерть, а мне только губы смачивали.
  - Ну уж это не ко мне претензии. Как доктор прописал - так и делали. Это дятел сказал, что надо сперва водки выпить, а потом на твой зад дышать. Кстати, - развёл лапами медведь, - чем ты недоволен? Сработало же.
  - А чем тут довольным-то быть? Тоже мне - доктор Ай-болит. А я ведь говорил, что такие вещи без анестезии не делают, а этот: "Больной, лежите - вам нельзя". Сам последний стакан выжрал, а мне только задницу помазал.
  - Ну, знаешь. Сам виноват.
  - Да что ты заладил - виноват, виноват, - уже пожалел о воспоминании ёжик и, чтобы не видеть довольную, улыбающуюся физиономию товарища, обогнал его.
  - Ты вот скажи лучше. Что мы с этой кенгурой делать будем?
  Медведь потупился. Улыбка спала с его лица, и даже че-сать затылок не захотелось. По всему было видно, что реше-ния проблемы он не знал, и более того - сама мысль о том, что данная проблема существует - тяготила его. Признаваться в этом, конечно же, тоже не хотелось, но давать повод заподозрить себя в трусости не хотелось тем более, потому, тщательно подобрав в голове слова, он прокашлялся и, глядя куда-то в небо, изрёк:
  - Тут оно конечно, надо бы. А то ведь... действительно. Куда это годится...
  На этих словах он хотел было остановиться и топнуть лапой, но не успел. Ёж остановился чуть раньше, и медведь, наткнувшись на его колючую спину, с грохотом воткнулся мордой в землю.
  - Твою мать! Ты что, ходить разучился? - далеко не вежќливо поинтересовался он, вставая. Сощурившись от боли, медведь потёр лапой нос и помотал мордой.
  Однако ёжик вопрос проигнорировал, а вместо ответа указал когтем куда-то в сторону.
  - Ещё один... Одна... Один... Кенгуру.
  Повинуясь инстинкту самосохранения, медведь медленно перевёл взгляд в обозначенную сторону и обомлел. На пригорке, уперев лапы в бока и злобно щетинясь, стояло очередное нечто - только маленькое.
  Внешний вид новоявленного, за исключением разве что размера в точности соответствовал тому - инопланетному. Задние лапы его были, как и в прошлом случае, длиннее передних, ни хвоста, ни рогов и не прочих признаков принадлежности к земной цивилизации не наблюдалось, и что уж точно выдавало в нём гуманоида, так это висящая на шее сумка с торчащими из неё ветками укропа.
  В этот раз медведь опередил товарища и первым пришёл в себя. Проглотив очередной ком, он посмотрел на оцепеневшего ёжика и тихонечко подтолкнул того лапой.
  - Ну, ни хрена себе! Оно что, уже размножаться начало?
  - Валим? - не разделил любопытства ёжик и умоляюще поќкосился на медведя.
  - Ну, в принципе, я не против. Давай завалим. А то так отомстить хочется.
  - Да какое - мстить? Я говорю валим отсюда, пока нам самим не наваляли.
  - Да кто ввалит? Этот, что ли? - медведь презрительно ткнул когтем в кенгурёнка и даже не посмотрел в его сторону.
  - Этот, не этот, - не одобрил браваду ёж, - какая разница? Да и кто знает, сколько их там. Может, эта кенгура по всему лесу яиц понаоткладывала.
  - Да вроде один.
  - Вроде не вроде, а рисковать я не собираюсь, - наотрез отказался рисковать ёж. - У меня, если хочешь знать, ещё жизненные планы имеются, а к тому же где детёныш - там наверняка и мамаша ошивается. Мамаши - они знаешь какие?
  С последним доводом медведь согласился не раздумывая. Он и сам некогда страдал от назойливого внимания родительќницы и в данной ситуации счёл эту вероятность вполне вероятной.
  - Ну, тогда, пожалуй, сваливаем, - членораздельно прошепќтал он и, бесшумно развернувшись, показал другу пример. Пример, естественно, оказался достойным подражания, отчего и был немедленно подражён.
  А вот кенгурёныш то ли прочувствовал своё преимуще-ство, то ли просто решил призвать родственников, дабы те улицезрели факт капитуляции, а, может, что и ещё чего-нибудь, но с глумливой улыбкой, которая хоть и не была заметна в темноте, забарабанил кулачками по сумке с укропом и визгливым голосом завопил (естественно на иностранном языке):
  - У-лю-лю-лю-лю!
  Хотя наши друзья данный язык и освоили, но то ли от волнения, то ли от испуга, но перевести данную комбинацию букв не смогли. Остановившись, они синхронно повернули головы и, увидев, как враг, закончив изминать укроп, вальяжно направляќется в их сторону, дали галоп.
  Галоп не получился. Медвежьи лапы впопыхах воткну-лись во что-то очень колючее и сильно кряхтящее, отчего не удержали равновесие и, откровенно говоря, подвели тулови-ще. В следуюќщий момент оба дезертира очутились на спине и, неуклюже перебирая лапами, попятились назад.
  - Миш, сделай что-нибудь, - умоляюще прошептал ёж и неудачно попробовал встать.
  - Чего сделать-то? - икнул медведь и тоже попробовал.
  - Ну, я не знаю. Поговори, что ли, с ним.
  - Да о чём с ним разговаривать?
  - Да хоть о погоде!
  А кенгурёныш наступал и делал это с таким превосход-ством, что единственным путём непосрамления действительно оставался диалог. В тайной надежде медведь покосился на товарища, но, не найдя в том никакой поддержки, обречённо вздохнул и, собрав остатки мужества, продекларировал недавно заученную иностранную фразу.
  - Вот народ пошёл! Мать вашу! Стул - по-человечески пропить не дают!..
  - Разлука ты разлука... - тут же подхватил и ёж, явно давая понять, что и элементы инопланетного фольклора им тоже не чужды.
  Кенгурёныш остановился, и как-то подозрительно скло-нив на бок голову, на чистом лесном языке спросил:
  - Чего?
  - Чужая сторона... - немедленно продолжил ёж.
  - Ну, держитесь, суки! Поймаю того, кто мою удочку сломал - на конфетти порву... - закончил медведь.
  - А-а, - многозначительно помотал мордой кенгурёныш и голосом, подозрительно напоминающим сусличий, добавил: - Всё с вами ясно. Опять грибочков нажрались. Ну ладно - этот, - гуманоид махнул лапой на ежа, - а ты-то, Миш, зачем эту гадость употребляешь?
  Медведь с ежом переглянулись и перестали ретироваться, а кенгурёныш, воспользовавшись таковым обстоятельством, вплотную приблизился к компании и, важно выпятив вперёд грудь с висящей на ней старой потрёпанной сумкой, остановился.
  - Тьфу ты! - тут же выматерился ёжик. - Идиот! Чуть не напугал!
  - Ну, суслик! Вздуть бы тебя! - добавил медведь, вставая.
  - А за что? - выразил недоумение суслик и недоумевающе развёл лапы в стороны.
  - А за то, что ходишь тут, как болван. Зверей смущаешь, - доходчиво разъяснил причину ёж. - Чего ты вырядился, как кенгуру?
  - Как кто? - не понял суслик.
  - Где ты вообще взял эту сумку?
  - Так заяц дал. Просил спрятать подальше, а тут, видишь, и пригодилась.
  - Для чего пригодилась? Укроп, что ли, в лапах донести не мог? - усмехнулся медведь.
  - Да нет! Это маскировка такая, - пояснил суслик.
  - И от кого же ты тут маскируешься? - тоже усмехнулся ёжик. - От комаров, что ли?
  - Да нет! Война же всё-таки.
  Слово "война" подействовало на умы разрушительно, отчего (не помню, правда, в какой последовательности) было икнуто - два раза, проглочено комов в горле - две штуки, почёсано затылков - две штуки, хором вспомнена сусличья мать - одна штука.
  Напоследок друзья наши переглянулись обвинительными взглядами и ещё раз хором напомнили суслику, что он не сирота.
  - Твою мать!
  - Да чего вы всё мать да мать? - расстроился суслик. - Или так нажрались, что и про войну забыли?
  - Твою мать! - тут же выкрутился ёжик. - Ты посмотри на него, Миш! Тут война идёт, а он в шута горохового рядится!
  - Да ничего и не в шута! Это камуфляж такой, - оправ-дался суслик.
  - Хорош камуфляж! Нечего сказать, - одобрил камуф-ляж ёжик и усмехнулся. - Ты, скажи мне, чем думал, когда эту сумку на брюхо напяливал? А? Что как ползком ползти придётся, а сумка возьмёт и зацепится?
  - Да! - немедленно подтвердил медведь нецелесообразность напяливания сумок, - что тогда?
  - А тогда - пока он её отцепляет, огребёт по полной программе, - ответил за суслика ёж. - И это, я вам скажу, ещё в лучшем случае.
  - А я что-то как-то и не подумал, - признался в невежестве суслик и поник головой.
  - Не подумал он, - укоризненно покачал головой ёж и махнул лапой. - Вот так всегда. Как чего отчебучить - так это они пожалуйста, а как головой подумать - так это за них ёжик отдувайся.
  - И медведь! - внёс важное уточнение медведь и состроил подобающую моменту физиономию.
  Пристыжённый суслик виновато поёжился и робкими движениями начал снимать с шеи предмет маскировки, однако ёжик и так посчитал их разговор чересчур затянувшимся и потерял к тому интерес. Все обвинения в его сторону были уже высказаны, а обвинить суслика ещё в чём-нибудь было не в чем, вследствие чего ёж просто поспешил от него избавиться.
  - Ладно уж. На первый раз прощаем, - махнул он лапой. - Но смотри у меня. Больше чтоб никаких фокусов. Дуй давай домой, переодевайся и в строй, а то, так вы никогда не соберётесь.
  - И не опаздывай! - добавил медведь, тоже потерявший интерес к собеседнику.
  - Ага. Я мигом, - тут же пообещал исправиться суслик и было уже юркнул в кусты, но неожиданно обернулся и, видимо, сам заподозрив что-то, поинтересовался:
  - А сами-то вы чего не в строю?
  - Да потому и не в строю, что потому что вместо того, чтобы стоять в строю, вынуждены бегать по лесу да всяких там сусликов собирать, - доходчиво огрызнулся ёжик.
  - И кабанов тоже всяких, - дополнил список дезертиров медведь и тоже огрызнулся.
  - Да я что? Я ничего. Я так просто. На всякий случай, - увильнул от ответственности суслик и вовремя смылся.
  Едва он смылся, медведь потрогал лапой лоб и, закатив глаза, ею же пригладил макушку. Потом он помотал мордой и, покосившись на ежа, тяжело выдохнул.
  - Надо же. Что-то у меня совсем из головы вылетело. Про войну забыл.
  - А у меня так и не вылетало. Я вот всегда помнил, - тут же похвастался памятью ёжик и надменно посмотрел на товарища.
  Медведь спорить не стал. Он просто прищурился и, мед-ленно нагнувшись, посмотрел ежу в глаза.
  Глаза тотчас же округлились и надменность растеряли.
  - Помнил, помнил, Миш. Помнил, помнил, а потом раз и тоже забыл.
  Паритет был восстановлен, и медведь выпрямился.
  - Ладно. Надо дуть к реке. Может, ещё не все собрались.
  - Если бы! - не разделил оптимизма вздохнувший ёжик. - Они, поди, и не расходились.
   Он обречённо посмотрел на товарища, но увидел лишь в точности такой же взгляд. Ответить было нечего. В предрассветќной тишине раздались только два глубоких вздоха, да и те тут же сменились звуком удаляющихся шагов.
  
  Глава 14 -в которой кой-кому явно не повезло
  
  Последний пригорок дался с трудом.
  - Ну ни фига себе! - ёжью морду исказило дикое возмущение. - Это чего же это? А? Мы тут с тобой как эти - как правильные. Ни свет ни заря, а они тут на тебе! Дрыхнут! Прям, Миш, слов не хватает!
   Ёжик упёр лапы в бока и ожидающе посмотрел на това-рища.
  - Я говорю, прям слов не хватает!
  У медведя тоже не нашлось слов, а вернее, он их и не искал. Нет, в глубине души он, конечно, был со всем согласен, однако возмущаться не стал, предпочтя несколько иную стратегию.
  - Ну-ка ты! Тихо! Повремени, - прохрипел медведь по-луќшёпотом и прижал указательный коготь к губам. Убедив-шись, что жест его увиден, он молча опустился на четвереньки и начал ощупывать землю.
  Ёжик скривил морду, пытаясь определить причину столь несвоевременного милосердия, но так ничего и не сообразил. Он уж собирался было подумать, что война отменяется и что медведь решил попросту вздремнуть, как вдруг смысл медвеќжьей комбинации принял разумные очертания. Тому, надо сказать, немало поспособствовал скрежет ощупываемого ведра.
  - А! Ну да, - одобрил он шёпотом план действий и, тоже опустившись на четвереньки, тут же примкнул к другу.
  - Пустое, блин! - первым принёс плохую весть медведь. Он поднялся в полный рост и, держа ведро подобно урне с прахом покойного, тяжело вздохнул.
  - Так. Без паники, - не разделил траура ёжик. - У нас их было: так, значит, заяц два притащил, два - эти, - он указал когтем на соседний лес, - и суслик ещё проставлялся и, по-моему, ещё кто-то.
  Ёж задумчиво почесал макушку, но кто именно и за что, так и не вспомнил.
  - Так хомяку же щёки обмывали, - напомнил медведь улыбнувшись. Не то от воспоминания об удачной обмывке, не то просто оттого, что надежда опять вернулась, ясность мыслей в нём снова возобладала. - Так. Будем проверять все. Ты туда, - скомандовал он когтем, - а я здесь.
  - Угу, - беспрекословно подчинился ёж и уже спустя минуту упёрся носом в предмет поиска.
  Сначала он просто встал, потом встал на цыпочки, заглянул, а потом и вовсе засунул в ведро обрадованную физиономию.
  Голова радовалась недолго и высунулась из ведра уже чем-то расстроенной. Вслед за головой он запустил в него лапу и пошарил поглубже, а там уж и совсем - запрокинул его прямо над раскрытой пастью. Результата не последовало. Он потряс ведро. Бестолку. Ни одна капля не пролилась - видимо, ведро ещё с вечера было тщательно вылизано. Окончательно расстроившись, ёжик повернул голову и застал друга за точно такой же процедурой.
  - У тебя как? - спросил он медведя.
  - А-а! - ответил медведь и махнул лапой. - А у тебя?
  В ответ ёж постучал когтем по своему ведру и развёл в стороны лапы. Ведро само отрапортовало гулким звуком.
  Медведь воспринял известие очередным вздохом. Шансы таяли на глазах. Конечно, надежда ещё оставалась, но теперь и в самом предмете поиска начали проявляться меркантильные нотки. Уж больно захотелось каждому добраться до оставшихся вёдер первым.
  Как всем давным-давно известно, необходимость обост-ряет чувства. В особенности, как выяснилось, это относится к разным там ежам и всяким там медведям. По крайней мере в тот момент оба сориентировались молниеносно и практически одноќвременно обнаружили около пенька два непроверенных объекта. Радовать друг друга своими находками оба, естественно, повремеќнили и даже сделали вид, что вроде как ничего и не заметили. Однако два коварных плана уже созрели в их, требующих опохмеления, головах. Ёжик попытался схитрить первым и, глядя медведю прямо в глаза, предложил:
  - Миш. Ты давай вон в тех кустах посмотри, - он указал лапой в противоположенную сторону, - а я здесь пошарю.
  - Ага, щ-щас, - обломил его медведь. - Давай лучше ты в тех кустах, а я - здесь.
  - Да я уже тут начал, - опять схитрил ёж и ползком начал пробираться к пеньку.
  - И я уже тут начал, - не уступил медведь и последовал вдоќгонку.
  Молча, как заправские разведчики, соперники подползли к пеньку и окружили его со всех сторон. Глаза их встретились и застыли в тревожном противостоянии. Тела, как у ковбоев, готовых к смертельной схватке, вытянулись и напряглись. Когти судорожно щекотали воздух, словно выискивая подходящий момент, чтобы вцепиться в добычу.
  "Я их первый увидел", - нагло подумал ёжик, не отрывая глаз от медведя.
  "А мне плевать", - ещё наглее подумал медведь.
  "А плеваться - это некультурно", - попытался приоб-щить тоќварища к культуре ёжик.
  "А мне и на культуру - плевать", - пожелал остаться невоспитанным медведь.
  Противостояние могло бы длиться долго, но вёдра, обла-дающие каким-то особым магнетизмом, стали постепенно сманивать их взгляды. Первым покосился на них медведь, но тут же возвратил взгляд в исходное положение. Ёжик не замедлил проверить, на что покосился медведь, и тоже вернул взгляд обратно. Медведь, в свою очередь, проверил, чего там проверяет ёжик, а тот полюбопытствовал, правильно ли медведь это проверяет. Так, в общем-то, мал-помалу дуэль и завершилась. Не в силах больше заниматься всякой ерундой, медведь протянул лапы к первому ведру.
  Ёжик, в свою очередь, хотел, было потянуться к другому, но внезапно в его мозгу обострилось чувство тревоги. Что как медвежье ведро окажется полным, а его пустым? К чувству тревоги тут же присоединилось чувство несправедливости. В результате душевных терзаний лапы ежа сами изменили траекторию и таки успели вцепиться в ведро медведя, повиснув в прямом смысле на евоной ручке.
  Находясь в предэйфорийном состоянии, медведь манёвра не заметил, а потому поднял ведро вместе с висящим на нём ёжиком.
  - Тяжёлое! - законстатировал он удачу и заулыбался.
   Обрадовавшись тому, что не ошибся, ёжик ещё сильнее сжал ручку и даже попытался подтянуться, но медведь, словно чуя подвох, поболтал ведром из стороны в сторону, отчего ёж отбил себе пузо и прикусил язык.
  - Плещется! - одобрил медведь звук и, открыв пасть, тут же запрокинул ёмкость...
   А вот здесь, не лишним будет отметить, что при средне-статистическом запрокидывании любого вида ёмкостей вместе с ёмкостью и практически всегда запрокидывается ёмкостная ручка, что несомненно и тоже практически всегда действует на нервы запрокидывателя и заставляет его употреблять непотребные выражения.
  В нашем случае, как вы сами наверное уже догадались, исключения не произошло, ибо, очутившись в положении нестабильной устойчивости, ёжик впал в панический ужас и, как и подобает представителям его вида, не умеющим стоять на передних лапах, попросту свернулся клубком.
  Далее в ход событий вмешалась и ручка. Явно знакомая с законами притяжения, она подалась вниз и на мгновение, заќвиснув в воздухе, со всего маху саданула медведя по носу прицепившимся к ней клубком.
  Помнится, не так давно медведь обещал ежу повыдергать все колючки и вот теперь на себе лично испытал, чем грозят несвоевременные исполнения обещаний. Острые иглы вонзились в мягкую плоть аккурат по всему периметру носа.
  В мгновение ока оба медвежьих глаза очутились на лбу, а хриплый истошный крик застрял где-то на подступах к горлу.
  Судорожным движением медведь отбросил ведро и вце-пился в пресловутый клубок лапами. Манёвр тут же пришлось признать неудачным. Мало того что колючки с такою же лёгкостью впились в лапы, так ещё и ведро, крепко удерживаеќмое ежом, описало в воздухе дугу и заехало ему по затылку. Удар оказался достаточно сильным, чтобы вытолкнуть застрявший в горле крик.
  - Мать! - не то позвал на помощь, не то попытался выруќгаться медведь. Он откинул в стороны исколотые лапы и со всей дури замотал головой. Результат расстроил его ещё больше. Мало того что ёжик прекрасно справился с ролью шарнира, так ещё и ведро, воинственно позвякивая, настучало ему по обеим ухам.
  Если бы ещё вчера кто-нибудь сказал медведю, что ёжик настучит ему ведром по ушам - то он бы в лучшем случае не поверил, а в худшем - сам бы настучал этому пророку по ушам. А вот если бы кто-нибудь сказал то же самое ёжику - то он тоже бы в лучшем случае не поверил, а в худшем помог бы медведю настучать пророку по ушам. К счастью пророка, пророка в отечестве не оказалось, а вот к несчастью медведя в лесу оказалась пророчица.
  Как из небытия в опухшем мозгу медведя родилось видение. Оно медленно выплыло из тумана и приняло ясные очертания медведицы. Та стояла, насупив брови, и укоризненным взглядом смотрела ему прямо в глаза. Маленький медвежонок, держась за лапу матери, стоял рядом. "Опять нажрался, скоќтина! - презрительно восклицала медведица. - Каждый день по ведру выжираешь! Вот попомни мои слова! Придёт время! Кто-нибудь настучит тебе этим ведром по ушам!" - С этими словами она развернулась и, увлекая за собой сына, растворилась в тумане. Лишь неизвестно откуда взявшееся эхо неестественно громогласно и даже, как будто издеваясь, повторило: "Попомни мои слова. Попомни!"
  Медведь в исступлении помотал головой, пытаясь изба-виться не столько от ёжика со своим ведром, сколько от видения. Ведро, естественно, с лёгкостью повторило знакомую ему процеќдуру, но боли медведь уже не чувствовал.
  Придя в себя, он ловко - на лету подхватил ведро и, чуть приподняв над головой, заглянул в зажмуренные глаза ежа. Медведю не потребовалось большого ума, чтобы обнаружить в этой наглой морде элемент сговора с медведицей.
  - Так вот значит как? - прозвучал коварнейший вопрос. - Ну держись, кактус! Сейчас будем из тебя текилу жмать.
  Далее последовали уже осмысленные действия. Зажав крепко-накрепко задними лапами ведро, а передние уперев в колени, медведь резко выпрямился и застыл - видимо, в ожидаќнии чуда.
  Не то чтобы чудо не произошло, скорей даже произошло, но только совсем другое чудо - незапланированное.
  Вместо того чтобы выткнуться из носа и преспокойненько размазаться по ведру, ёжик только растянулся втрое против прежнего и, подобно натянутой струне, мелодично зарезонироќвал - то ли си бемоль, то ли ре диез.
  Музыкальной грамоте медведь обучен не был. А всё по причине того, что в детстве ему на ухо наступил кто-то из родственников, хотя должно сказать, что он и до этого особой тяги к искусству не испытывал. Пожалуй, даже, что не реши эту проблему родственники - он и сам бы пообступал себе уши, потому как чего только не сделаешь, чтобы не учить сольфеджио. Одним словом, не оценил он музыкального таланта друга, а в двух словах ещё и раскритиковал и презрел. - Так ты ещё и музыку затеял? - покачал головой медведь, щурясь от внезапно напомнившей о себе боли. - А ну, вытыкайся, гад резиновый!
  - Не могу, - не открывая рта, ответил ёж, - я застрял.
  - Тогда отстрявай, - приказал медведь.
  - Не могу. Я, кажется, прирос.
  Медведь чуть не отпустил ведро. Перспектива ходить остаток жизни с ежом на носу его категорически не устраивала.
  - Издеваешься, гад! Ну-ну. Сейчас посмотрим, как ты прирос. Кстати, представляешь, с какой силой ты в это ведро влетишь, когда выткнешься? - позлорадствовал медведь, отводя голову назад.
  - Ерунда, - ополовинил опасность ёжик, - максимум сотрясеќние мозга.
  - Максимум? - переспросил медведь. - Э, нет, милый! Рано или поздно тебе из этого ведра придётся вылезти, а уж тут, - медведь попытался усмехнуться и, сев на землю, упёрся в ведро задними лапами, - уж тут я тебе гарантирую. Минимум - сотрясение, а верней всего...
  Как уже недавно говорилось, ёжик не любил предсказа-ний. А заодно с ними и предсказателей не жаловал. В общем, не стал он дослушивать медведя и, мечтая лишь о том, чтобы отрикошеќтить куда-нибудь в кусты, ведро отпустил.
  Звук оборванной струны прорезал тишину и, превратив-шись в лязганье покатившегося по склону ведра, благополучно удаќлился, а обрётшее вдруг свободу, ёжье тело отпружинило так, что вместо обычного клубка свернулось в рулет.
  Не успел медведь зажмуриться, как рулет выткнулся из носа и, прошмыгнув по переносице, больно ударил его в лоб и так-таки и отрикошетил в ближайшие кусты...
  Бытует мнение, что к каждому существу на свете приставќлен свой ангел-хранитель. Что именно он в урочный час воздерживает нас от всяких там ошибок и разных там глупостей. Кроме того, в обязанности его входит ещё и оберегать своего подопечного от тоже всяких там напастий и прочих катаклизмов.
  Так это или нет - судить не нам, но вот что абсолютно точно, так это то, что ангел-хранитель медведя в данной ситуации попросту схалтурил, а то и паче того - устроил себе выходной. Уж и не знаю, оплачивает им кто-нибудь больничные, но попадись он тогда медведю под руку - инвалидность ему была бы гарантирована.
  Кстати, об инвалидности. Мы тут за рассуждениями забыли, а между тем она грозила и ещё кой-кому. И, пожалуй, даже в большей степени. А всё потому, что медведь успел-таки краем глаза приметить в какие кусты отрикошетил ёжик, и, движимый теперь не столько чувством мести, сколько жаждой справедлиќвого возмездия, немедленно к ним и направился, имея при себе твёрдые намерения, присвоить тому вторую группу инвалидноќсти.
  Движение не осталось незамеченным. Почуяв неладное, кусты тихо икнули и задрожали.
  - Слабовато дрожишь, - не оценил душевных волнений медќведь. - Это ж ты так дрожишь - словно мне просто на ногу наступил.
  Кусты тут же исправили свою ошибку и задрожали силь-нее.
  - Ну, вот так ещё куда ни шло, - продолжал заговаривать зубы медведь, готовясь к броску, - но всё равно слабовато. Это ты так дрожишь, словно мне в рюмку плюнул.
  Кусты снова исправились и стали ходить ходуном, изобраќжая уже не нервную дрожь, а настоящий панический ужас.
  - Вот. Другое дело, - хитро улыбнулся медведь и резким движением засунул в кусты лапу.
  Дрожь в кустах моментально стихла и, как ему показа-лось, хихикнула и переместилась в соседние.
  Медведь досадно сплюнул и помотал головой, пытаясь стряхнуть галлюцинацию. Ошибки не было. Кусты оказались пустыми. На всякий случай он ещё раз пошарил в них, а ничего не обнаружив, раздвинул. Убедившись, что ёжик в очередной раз его надул, медведь помрачнел, яростно фыркнул и с лёгкостью вырвал проклятые кусты с корнем.
  Ёжик же, отдадим ему должное, как выяснилось, и не собирался попадаться ему под горячую лапу. Он вообще - преспокойненько лежал себе за пригорком и длиннющею палкой шевелил близрастущие насаждения, сожалея лишь о том, что никто со стороны не может оценить его выдающейся смекалки.
  Думаю, не обязательно рассказывать, что через каких-ниќбудь пару минут лесному генофонду был нанесён сокрушительќный и непоправимый удар, но ежа поймать так и не удалось.
  Вконец озверевший медведь выместил напоследок злость на ведре, мощными лапами придав тому форму греческой вазы и, осыпая проклятьями всех представителей колючеобразќных, наќправился на поляну.
  Проходя мимо некогда проигнориќрованного и им, и ежом ведра, он собрался было и ему придать реликтовую форму, но ангел-хранитель ведра, в отличие от предыдущего, не только прекрасно справился со своими обя-занностями, но и надоумил медведя сперва побултыхать ведро.
  Ежели в природе и существовало что-нибудь, на что медќведь мог понадеяться, так это уж точно не на то, что ведро окажется не пустым. Громкое бульканье и плеск по важности уступили место лишь живительному аромату.
  Нечего и говорить, что булькало ведро недолго, но с трудноскрываемым наслаждением. Единственным, сравнимым по приќятности звуком для медведя в тот момент оказался вздох негодования и матерный шёпот из кустов, но придать ему значения он так и не успел.
  Голова его благодарно загудела, ноги подкосились, а опустевшее ведро вывалилось из уже спящих рук.
  Остатками зрения он успел заметить, как какая-то колю-чая сволочь нервно выбежала из кустов и попыталась поймать ведро, но осмыслить это так же не удалось, ибо мысли его к тому времени блуждали уже где-то далеко - в периферийной зоне сознаќния.
  Первое, что приснилось медведю, это чей-то обезумевший голос: "Вот гад плюшевый! Хоть бы глоточек оставил...", но сны он никогда не запоминал...
  Опечаленный событиями ёжик молча вылизал ведро, сплюнул с губ песок и в полной уверенности, что медведь наутро ничего не вспомнит, с размаху пнул того по хребтине, потревожив нечаянно кнопку, ответственную за включение храпа.
  Повторное тревоженье потревоженной с целью храповыќключения, успехом не увенчалось. Выключающую кнопку удалось обнаружить лишь раз на двадцатый - в районе подбородка.
  
  А враг тем временем не дремал...
  
  Глава 15 - в которой храбрость, мужество и чувство долга не упоминаются
  
  - Да ты совсем охренел, Че Гевара Хрен Моржовый! - нечаќянно перепутал имя генералиссимуса привязанный к дереву енот. - Какой я тебе, к чертям собачим, диверсант? Я, можно сказать, как раз наоборот - эмигрант-перебежчик, скрывающийся от неќспраќведќлиќвого гонения и притеснений бывших соплеменников!
  Недорепрессированный отчаянно колотил лапами о ствол, корчил рожу и всячески пытался высвободиться.
  - Молчи, морда шпионская! - усомнился в его лояльности барсук, а на оскорбление даже и внимания не обратил.
  А вот енот обратил и даже вознегодовал по этому поводу.
  - Да какая, блин, я тебе морда! Да я сам к вам пришёл! Сам! По доброй, так сказать, воле! Чтобы, так сказать, преду-преќдить, огородить от грядущих неприятностей... в память, так сказать, о нашем доброќсоседском отношении...
  - Ага! Конечно! Ври-заливай! - подключился к усомне-нию волк и тут же открестился от любых, в том числе и добрососедќских отношений. - Ты эти бредни вон - тушканчику рассказывай. Он у нас тоже - на букву "п". Давай, колись лучше, чего вы там, на соседнем берегу против нас удумали!
  - Да ничего мы не удумали! - отказался колоться енот, но на всякий случай уточнил: - Вернее, я не удумал ничего, а вот от этих - сволочей, любой подлянки можно ожидать. Хотя, без меня - так сказать, без мозгового центра, вряд ли у них что-нибудь получится...
  Енот даже хотел клятвенно побожиться в этом, но отвязыќвать его от дерева звери всё равно наотрез отказались.
  - Да чего его слушать! Чует моё сердце, что он в несо-знанку идёт! - авторитетно заявил волк и, временно взяв на себя инициаќтиву, внёс рационализаторское предложение: - Тут дело ясное - пытать нужно!
  А вот здесь, по свидетельству науки, произошло событие, как нельзя лучше подтверждающее закон сохранения гримас, потому как глаза енота расширились прямо пропорционально коварному прищуру остальных зверей, чья лукавая улыбка расплылась обратно проќпорќционально углу отвисания енотовой челюсти.
  - Э, э! Чё за беспредел! - прямо с отвисшей челюстью завозмущался он и незаќметно поджал хвост. - Вас что - Женевская конвенция не касаќется? Или забыли? Пытать военнопленных строго-настрого катеќгорически запрещается!
  - Чего? - переспросил волк, как оказалось, всегда не довеќрявший Женевќским конвенциям. - Кому это там чего запрещается?
  Он хотел было отвесить военнопленному знатного тумака, но перед тем на всякий случай решил заручиться взглядом барќсука.
  Барсук молча сжал зубы, вздохнул и обречённо покивал морќдой.
  - Правду говорит. Нельзя военнопленных пытать.
  Енот облегчённо выдохнул.
  - Вот-вот! А я что говорил? Так что убери от меня свои погаќные лапы, волчара позорный...
  - Военнопленных - нельзя, - продолжил барсук, - а вот насчёт всяких там шпионов и диверсантов - там ничего не сказано.
  - Ага! - радостно потёр лапы волк, видимо, сочтя Женевскую конвенцию вполќне безвредной. - Что я говорил?
  А тут и другие подключились.
  - Да на мыло его...
  - Лучше три шкуры спустить...
  - Три не получится...
  - Ну, тогда одну, но три раза...
  И гадюк не устоял:
  - А лучш-ше ш-шишку ему ш-шошновую засунем в ш-шо...
  - Тихо! - урезонил аппетит однолесян барсук. - Пытать будем цивилизованно! С учётом достижений отечественной цивиќлиќзации. Так! Какие будут цивилизованные предложения?
  - Так яш-ш толькош-што предлош-шил...
  - Я сказал - цивилизованно! А засовывать шишки - это архаизм какой-то, к тому же не совсем гигиенично...
  И лишь тушканчик всё это время терпеливо объяснял еноту, что на букву "п" - это значит пацифист, а не то, что он подумал.
  А вот волк всецело поддержал гадюка:
  - Зверьё! Раз уж так вышло! Раз уж не получается ему шишку засунуть, так давайте тогда её затолкаем! Чур, я первый!
  Звери тут же зашумели и начали обсуждать новое пред-ложение. Кроме оленя.
  - Нечего тут обсуждать! - ответственно заявил он. - Прав барсук! К тому же с точки зрения логики - разницы нет. Засунуть... затолкать - какая ему разница?
  - Э-э, нет! - тут же опротестовал отсутствие разницы волк. - Разница большая! Можно сказать, огромная! Потому как слово "засунуть" в этимологическом смысле подразумевает, что он не будет сопротивляться, а вот слово "затолкать"...
  - Уймитесь-ка все! - остановил беспредел олень. - Да-вайте лучше по-старинке - просто морду набьём, и хватит с него.
  - Правильно! - поддержал поддержание традиций при-вязанный. - Уж лучше морду мне набейте. И-и всё-о!
  А вот тут - прям конфуз какой-то приключился. Заподо-зрили звери чего-то неладное. Виданное ли дело, чтобы пленники требовали набития собственной морды. Некоторые даже переглянулись вопросительно.
  - А ты чего это тут поддакиваешь? - не понял олень.
  - Да! Действительно! - тоже не понял волк.
  Тут даже и барсук передумал.
  - Ну, вообще-то, если хорошенько подумать, то не такой уж и архаизм...
  - Вот, вот! - согласился волк. - А потом ещё и морду ему набьём...
  Тут уж и енот запаниковал и голосом, непригодным к кастрации, завопил:
  - А-аа! Ладно! Чёрт с вами! Сознаюсь! Как на духу! Дело-то, в общем, нехитрое. Пока, значит, вы тут собираетесь меня пытать, соседи ваши вас со всех сторон окружают. Вот, собственно, и весь план...
  Даже тушканчик пожалел, что он пацифист и, сменив убеждения, влепил еноту звонкую пощёчину. А отвисшую челюсть первым поправил барсук.
  - Звери добрые! Так это что ж получается? Нас опять надули?.. что ли?
  - Что ли, опять! - уверенно закивал привязанный. - Только прошу заметить, что я сам признался - без примене-ния, так сказать, грубой силы. По доброй, так сказать, воле. В память о наших добрососедских отношениях...
  Но его уже никто не слушал. Звери как один начали озираться по сторонам - в поисках скрытых полчищ врага, однако ни полчищ, ни даже намёков на то в предрассветной темноте так и не обнаружилось. Да и как обнаружить? Ведь темнота - она хотя и предрассветная, но в первую очередь всё-таки темнота. Это только небо вроде бы посветлело немного, а в лесу по-прежнему хоть глаз выколи.
  В общем, спокойствия это не прибавило. Да ещё и енот внёс в своё признание усугубляющее уточнение:
  - Они просто сигнала от меня ждут. Вот как получат сигнал, так и пойдут всё крушить да потчивать. Мокрого места от вас не оставят. У них, помнится, по плану намечалось полное истребление противника, а территории ваши они в аренду собирались сдавать - по два литра за гектар, и это я вам скажу ещё божеская цена... Э, э! Ты чего задумал? Ну-ка положи дубину на место...
  Но волка, видимо, меньше всего интересовали планы противника. Он попросту приблизился к еноту вплотную и, глядя куда-то поверх него, безразлично поинтересовался:
  - И что же это за сигнал такой? Слово какое-нибудь тайное? Или жест?
  При этом он так многозначительно постукал дубиной по свободной лапе, что енот тотчас же признал в нём страшное видение двухлетней давности.
  - Ну? Так что за сигнал?
  С каждым взмахом дубины амплитуда её увеличивалась, и уже взмахов через пять-шесть та приняла угрожающее положение.
  Выражение морды волка тоже не сулило ничего хорошего, видимо, бог милосердия в это самое время вышел покурить и, кстати, застал в курилке ентова ангела-хранителя.
  Уж и не знаю, наказывают ли в небесной канцелярии за отлынивание от своих обязанностей или, может, в должности понижают, но думаю, следовало бы. Ладно ещё бог здравого смысла подстраховал коллег и устами барсука, чья роль в главнокомандовании была незаслуженно забыта, енота спас.
  Барсук мухой пролетел промеж собеседников, на лету успев зажать пленнику рот, а другой лапой - оттолкнуть волка.
  - Э! Чё за беспредел! - естественно, тут же возмутился волк, но ему и договорить не дали.
  - Ты что? Совсем сдурел, что ли? Сейчас он скажет это слово, а эти, - барсук мотнул головй в сторону соседского берега, - подумают, что это он им сигнал подаёт. И что тогда? А? Панихиду заказывать по твоей милости?
  Моментально озадаченный волк прямо дубиной почесал затылок, словно пытаясь сопоставить факты, но быстро заблудился в собственных же извилинах. Видимо, бог сообразительности тоже питал пагубное пристрастие к никотину.
  Так или иначе, но ошибку свою пришлось всё-таки при-знать, хотя с дубиной расставаться было жалко.
  - Ладно! Понял я! - кивнул он мордой и в знак соблюдения субординации передал дубину барсуку. - Чего уж тут непонятного? Ты первый. Но, чур, я тогда второй!
  Барсук дубину взял, но вовсе не для греховного воплощения деяний, а как раз наоборот - от греха подальше.
  А потом он ненавязчиво всмотрелся в якобы просветлённую сознанием волчью физиономию и в двух неприличных словах объяснил ей, где находится развилка в сознании, на которой волчьи мозги сразу же после рождения выбрали тупиковый путь развития.
  В отличие от хозяина, мозги не обиделись, а вот волк счёл себя глубоко оскорблённым и даже оправдания себе начал придумывать.
  - Да ладно тебе! Чего сразу - идиот? Может, он вообще блефует? Ты на рожу-то его посмотри.
  А вот этот вопрос интересовал, пожалуй, не только барсука. И уж точно - в первую очередь. Енотова рожа тут же стала предметом глубочайшего рассмотрения, и вероятность обмана сама собою допустилась.
  Нет, барсук конечно, и сам это понимал, но для порядка объяснил всем, что рисковать, как и манипулировать непро-веренными сведениями - опасно. А в заключение - отправил на неприятельскую сторону стрижа.
  Этот манёвр, по общему мнению, был признан удачным, ибо приближал всех не только к необходимому пониманию на предмет "можно уже бить енота или ещё нет?", но и давал философское объяснение на вопрос "не пора ли уже паниковать?"
  Стриж взмыл в ожидающее появления солнца небо, и минуты до его возвращения наполнились нервными нотками...
  
   * * *
  Ёжик стоял на бугре и с важным видом оглядывал поляну. Недобуженных по самым скромным подсчётам, оставалось с десяток, а совсем не буженным, не считая медведя, остался один лишь волк.
  - Ёжик, - услышал он вдруг тихий голос суслика, - слышь, а на войну всем идти обязательно?
  Ёжик повернул голову и, изобразив на лице презрение, поинтересовался:
  - А ты чего ж это? Откосить, что ли удумал?
  - Да нет! Что ты! - поспешил оправдаться суслик. - Просто. Ну, посмотри на меня, - суслик поставил себя на обозрение и для верности несколько раз повернулся.
  - Ну и что? - не понял ёж и усмехнулся. - Суслик как суслик. Чего смотреть-то?
  - Да нет, - снова оправдался суслик, - я не про это. Я имею в виду, что - посмотри, какой я маленький, да и опыту военного совсем никакого.
  - Что значит никакого? Совсем, что ли? - не поверил ёжик.
  - Как есть совсем! - обречённо вздохнул суслик. - Вот я и думаю - какой с меня прок?
  - Ну, как какой прок? Очень даже...
   Тут ёжик задумался и, судя по расплывчатости физиономии - о чём-то очень неприличном.
   - Подожди! Так ты что ж это - на войне ни разу не был?
  - Ну-у, в общем, - суслик пожал плечами и отвёл в сторону глаза. - Как-то не приходилось.
  - Ой, да это ж ерунда. Пара пустяков.
  Обстоятельство это ежа ничуть не смутило. Мало того, он почему-то даже обрадовался и тут же счёл священным долгом - поделиться своим богатым военным опытом.
  - Ну-у, это мы сейчас. Это мы мигом!
  Он дружески положил лапу суслику на плечо и заговор-щицким голосом неизвестно у кого спросил:
  - Тут ведь главное что?
  - Что? - не менее заговорщицки повторил призывник и приготовился услышать какую-то страшную тайну, знание которой наверняка превращает даже самого маленького, слабого и робкого в большого, сильного и свирепого.
  - Главное - это сила мысли! Да-а! - ёжик помотал головой. - Ну и духа, конечно. Оно ведь как? Врага нужно сначала победить мысленно, а там уж, почитай, что полдела сделано.
  - Как это мысленно? - не понял суслик.
  - Ну да элементарно. Вот смотри.
  Ёжик мудрёно сощурился и преподал первый урок.
  - Сперва - выбираешь себе жертву, ну, в смысле противника. Потом - мысленно подходишь к ней - в смысле к нему и прямо без здрасти - хрясть по морде! Тоже мысленно. Потом в живот - бац, потом по почкам - на, потом по печени, а потом коленом со всего размаху между ног...
  - Чего? - неожиданно возмутился суслик. - Самцу? Между ног? Нет! Я на это не подпишусь! Не по-зверски это.
  - Тьфу-ты! - расстроился ёжик, почувствовав бесполез-ность занятий. - Я ж говорю тебе - мысленно. А мысленно - можно.
  - А я и мысленно не хочу! - запротестовал суслик.
  Видя его настойчивость, ёжик смягчился и после недол-гих размышлений уступил.
  - Ну ладно. Бог с ним. Хватит с него и по печени. Но главное - чтобы всё достоверно представить. Представил - почитай, полдела... Я ж тебе уже говорил, - напомнил ёжик. - А уж когда мысленно представил, когда мысленно он валяется у тебя в ногах и просит пощады, то вот тут уж смело и подходи к нему...
  - Мысленно? - уточнил суслик.
  - Нет! Теперь уже по-настоящему, - обломил ёжик, - по-настоящему подходишь и прям так в глаза ему.
  Ёжик набрал в пасть побольше воздуха, сжал кулаки, со-строил откровенно бандитскую физиономию, встал на цыпочки и, глядя в глаза суслику, что есть мочи заорал:
  - Стоять, сука! Бояться, сука!
  Далее он добавил ещё с десяток сочных выражений, кои по этическим соображениям мы повторять не будем, а потом, как ни в чём не бывало, улыбнулся и спросил:
  - Ну как? Всё понял?
  До смерти перепуганный суслик неуверенно мотнул головой, что, впрочем, вовсе ни о чём не свидетельствовало, а в довершение он ещё громко икнул и, заикаясь, отметил:
  - Здорово это у тебя... Я чуть было не обделался со страху.
  - Ну так! - принял комплимент ёжик.
  Он выпятил грудь вперёд и не заметил, как суслик на всякий случай провёл лапой по ногам, желая удостовериться, действительно ли он "чуть" не обделался. Удостоверившись, он густо покраснел и на всякий случай результаты проверки скрыл.
  А ёжик тем временем, воодушевлённый произведённым впечатлением, оглянулся по сторонам. К сожалению, дикий вопль его, кроме как на суслика, ни на кого не подействовал, а то и вовсе был проигнорирован. Во всяком случае недобуженных меньше не стало, а волк так и вообще мирно подрыхивал и, видя, по-видиќмому, какие-то приятные сновидения, во сне кряхтел, облизывался, чмокал, смачно выдыхал, щурился и тряс головой.
  - Ну, подожди, - шёпотом подумал ёж, - сейчас, сейчас я тебе приснюсь.
  Он демонстративно сплюнул в его сторону, унизительно растёр плевок ногой и обратился уже к суслику:
  - Ну что ж. Посмотрим, как ты усвоил урок. Давай! - ёжик дружески похлопал ученика по плечу. - Сосредоточься, представь кого надо и... в общем, как я.
   Если кто из читателей пробовал с похмелья сосредото-читься, тот без труда поймёт насколько трудная, и я бы даже сказал, бесќперспективная задача выпала на сусличьи плечи. Доподлинно известно, что в подобной ситуации все силы организма уже сосредоточены, и уж точно не на какой-нибудь ерунде, а на самом что ни на есть насущном. Жажда насущного жестока и коварна. Великую силу скрывает она под тонкой оболочкой сознания, и оболочка эта крепка и непоколебима.
  В общем, с сосредоточием пришлось ещё повозиться. И лишь только когда дружеское похлопывание лапой по плечу сместилось на порядок ниже и сменило конечность, таковое было-таки достигнуто.
  Конечно, сусличья сосредоточенность в корне отличалась от ежиной и, чего греха таить, по всем параметрам ей уступала, но для первого раза была сочтена вполне достаточной и соответственно вполне приемлемой. Зажмурив глаза, суслик наконец-то собрался с силами, встал в позу боксёра, втянул шею в туловище и, не разжмуриваясь представил... Мысленно представил себе врага. Секунду поколебавшись, он-таки нашёл в себе силы, подошёл к нему и прямо так, без здрасти, мысленно влепил ему пощёчину. Потом он мысленно заглянул во вражеские глаза и полушёпотом проблеял:
  - Стоять... бояться...
  - Нет, нет, нет, - в тот же миг прервал обучение ёжик. - Так дело не пойдёт. Тоже мне. Я ж разве тебе так показывал? Что ты тут промямлил? Я и не расслышал даже.
  - Так я же как ты, - поспешил оправдаться суслик.
  - Ты как я? - округлил глаза ёж. - Да ты как не я. Уж как кто ты, не знаю, но что не как я, так это точно. Я тебе громко показывал, а ты... тьфу, - он негодующе покрутил головой и разочарованным голосом уточнил. - Ты хоть по морде-то ему съездил?
  - Угу. Два раза, - не моргнув соврал суслик.
  - Ну хоть это слава богу. А по печени?
  - А по печени?.. - переспросил суслик и опустил голову. - По печени нет.
  - Твою мать! - рассердился ёжик. - Я тут учу его тут, опытом тут делюсь, практически бесплатно. Каких-то пол-литра за занятие, а он на тебе.
  - Да нет... да он... да я... - попытался оправдаться суслик. - Я просто не знаю, где эта самая - печень.
  - Здрасти, - не дал договорить ему ёж, - нет, ну замечательно денёк начинается. Из всех зверей в лесу я выбрал в ученики самого что ни на есть бестолкового. Хорош студент. В животе она! - наконец просветил суслика ёж, но постучал кулаком почему-то по голове.
  - Так в живот-то я стукнул, - возмутился уже суслик.
  - А чего тогда ты мне голову морочишь? Не знаю... да я... да он... Так бы сразу и сказал, а то... - ёжик на секунду осёкся: - А ты, кстати, кого представлял-то?
  - Так, тебя.
  - К-к-как меня? - неожиданно заболел заиканием ёж и схватился за виртуально отбитую печень, готовый немедленно высказать своё отношение к фантазёру.
  Однако отношения ёжик так почему-то и не высказал - и даже, напротив, одобрительно покивал головой и сообщил, что первая часть учебной программы сдана на отлично, что он даже и не ожидал такого великолепного результата и что в неќкотором смысле он им даже гордится.
  - Ну что ж, я вижу, теория усвоена тобой замечательно. Думаю, самое время... - недобрый взгляд покосился в сторону мирно дремлющего волка, - самое время перейти от теории к практике. Вот и твоё первое задание, - заговорщицки произнёс он и, обхватив суслика за плечи, развернул головой к спящему.
  - В смысле? Волк, что ли? - не захотел смиряться даже с мыслью об этом суслик.
  - А чем тебе волк не нравится? - состроил недоумение на лице ёж.
  - Так он же сожрёт! - откровенно поделился опасениями суслик.
  - Ну, знаешь! Волков бояться - в лес не ходить.
  - Так, а как не бояться? Он ведь вон какой большой.
  - А ты представь, что это ты большой, а волк - малень-кий.
  - И что, получится?
  - Спрашиваешь! Да я в прошлом году по этой методике слону так понавтыкал, что больше его никто и не видел.
  Хотя сказано это было довольно убедительно, решитель-ности суслику это ничуть не прибавило.
  - Всё равно страшновато как-то, - не разделил он оптимизма.
  - Глаза бояться - лапы делают, - напомнил ёжик из-вестную истину и одобрительно помотал головой, - так что давай. И всё в точности - как учили.
  Он развернул упирающегося суслика в нужную сторону и тихонечко подтолкнул его навстречу подвигу.
  - А может, не надо?
  - Надо, суслик. Надо.
  - Да я как-то так сразу не могу. Да и башка трещит - аж жуть.
  - Ну знаешь! Башка - она у всех трещит, а тренироваться на то и надо, чтобы у всех бошки трещали, - неправильно сформулировал хорошую мысль ёжик. - Давай сосредоточься и... давай!
  Суслик обречённо вздохнул и сосредоточился.
  С минуту ещё он томил ежа в ожидании, что его гранди-озный метод будет на ком-нибудь опробован и... и не сдюжил.
  - Нет! Как хочешь, а на волке экспериментировать не буду, - пошёл на попятную суслик.
  - То есть как это не буду? - чуть не протрезвел от разо-чарования ёж.
  - А вот так! Не буду, и всё! Лучше сам ещё раз покажи - на волке, - он ткнул когтем в спящего.
  - Да что ж это творится-то! Звери добрые! Учил-учил его уму-разуму, а он - на тебе! Чёрной неблагодарностью!..
  - Да я всё равно плохо запомнил, - посетовал на память суслик.
  - Ну, хорошо, - тут же вошёл в положение ёжик, - я тебе сейчас ещё раз всё повторю.
  - На волке, - уточнил суслик.
  - Да что ж это такое! Что ты к этому волку привязался.
  - А чем тебе волк не нравится?
  - Да волк-то здесь при чём? Чёрт ты малохольный! Так бы и сказал сразу, что не хочешь учиться!
  - Это почему же это не хочу? Ещё как хочу!
  - Время только зря с тобой потратил!
  - Это еще почему зря? Давай учи!
  - Сам теперь учись! - ёжик махнул лапой. - Не хочешь на волке, тогда вон... вон на берёзе учись!
  Громко сплюнув в его сторону и присовокупив дюжину ругательств, ёжик развернулся и пошагал прочь.
  Пройдя несколько шагов, он остановился и повернулся обратно, но исключительно, чтобы присовокупить к сказан-ному ещё несколько новых только что вспомненных руга-тельств, а заодно и посмотреть, как этот недотёпа тренируется на дереве. Увиденное рассмешило его до слёз.
  Подойдя к дереву, суслик весь скорёжился, ссутулился и протяжным голосом, как бы извиняясь, предложил тому не шевелиться.
  - Стоять, - последовала пауза, и, лишь оглядевшись вокруг и убедившись, что никто его не слышит, суслик стыдливо оскорбил дерево, - сука. Бояться.
  - Эй, суслик! - нарочито громко прокричал ёж. - Ты смотќри поосторожней. А то, не ровён час, ты таким голосом всю рощу распугаешь.
  Залившись громким смехом и держась за живот, он окончательно отвернулся и пошагал восвояси.
  А вот суслик воспринял критику на удивление спокойно и, видимо, сделав соответствующие выводы, повторил процедуру чуть громче и решительней. Потом ещё громче. Потом ещё решительней. Потом ещё...
  Ёжик этого уже не слышал. Он задумчиво стоял возле спящего волка и терзался мыслями, с какой стороны будить волка всех безопасней. Вариант с сусликом был, конечно, идеальным, но, как выяснилось, небезупречным, а между тем волка будить было надо, и даже не столько потому, что медведь велел, а просто потому, что все уже встали, а этот, зараза, дрыхнет.
  Навернув несколько кругов, примеряясь то с одной, то с другой стороны, ёжик не придумал ничего лучше, кроме как дёрнуть волка за хвост. Волчья лапа инстинктивно согнулась, описала в воздухе круг и так удачно резко выпрямилась, что заехала ежу точно в лоб и не наткнулась ни на одну колючку.
  - Пожалуй, сегодня в реке найдут чьё-то разорванное, искалеченное тело, - проанонсировал сводку криминальных новостей полусонный голос.
  Ёжик весь затрясся от злости и, убедившись, что волк того не видит, показал ему кулак и провёл ребром ладони по шее.
  - И опознают его только по колючкам, - зарезюмировал голос.
  Ярый всплеск негодования отобразился на всём ёжьем теле. Нервная дрожь пробежала от кончика носа до самых пяток и ушла в землю. Потрясая в воздухе дрожащим кулаком, он сжал зубы и, процедив сквозь них: "Ну, ты сам напросился", - стремглав бросился к медведю.
  А медведь сидел на бугре всё в той же позе, в которой мы его оставили. Безразличный взгляд его блуждал где-то поверх происходящего, а мысли, если таковые и имелись, вели свою деятельность самостоятельно и к медведю неотносительно.
  Растеребить его оказалось делом не из лёгких. Ёжик даже взмок, прежде чем удалось вернуть медведя в реальность.
  - Миша, Миша! Да очнись же ты! Беда! - сидя у медведя на брюхе, ёж милостиво раздавал тому пощёчины.
  - А? Что? Чего? - наконец подал признаки жизни мед-ведь и, не понимая происходящего, встал. Распухший нос несколько сузил размеры видимости, и он не сразу заметил, повисшего на груди ежа.
  - Беда, Миш, беда!
  - Еда? Еда - это хорошо, - вдруг вспомнил о пустом желудке медведь и пришёл в себя.
  - Да не еда, Миш, а беда! А это как раз плохо, - попра-вил ёж и, цепляясь за длинную шерсть, сполз на землю.
  - Какая ещё беда?
  - Страшная, Миш. Я бы даже сказал страшнющая. И вот ведь нет никакого способа с ней бороться, - запричитал ёж. - Остаётся тебе только смириться с ней и всю оставшуюся жизнь в смирении пресмыкаться.
  - Э, э! Ты чего мелешь-то? Перед кем это я буду пресмыкаться?
  - Как, Миш! Ты разве не знаешь? - удивился ёжик. - Так перед волком! Он же теперь у нас в лесу самый сильный. Он уж всем и объявил. Сказал, что вы, мол, все на войну отправляйтесь, а я, мол, пока тут посплю. У меня, говорит ещё два важных сна не досмотрено. А ещё говорит, что вы, мол, и тюфяка этого - плюшевого с собой забирайте. Ну, это в смысле тебя, - пояснил ёж. - А сам вон - видишь? Спит.
  - Да он что! Охренел? - не поверил своим ушам медведь и в одном из них тут же поковырял. - Я ему сейчас сам лично приснюсь.
  - Миш, Миш, подожди, - вмешался ёж, - может, не надо? А то, не ровён час, осерчает. Гляди того, загрызёт.
  - Загрызёт, - подтвердил медведь, - если останется чем грызть.
  - Ну, смотри, Миш. Потом не говори, что я тебя не пре-дупреждал.
  - Да иди ты! - кинул медведь собеседнику и волевой походкой направился к ничего не подозревающей жертве.
  Подойдя почти вплотную, он даже слегка разбежался и взмахом ноги быстро восстановил паритет. Удар оказался такой силы, что волчье тело взмыло в воздух, как пробка из шампанского, и, так и не успев сгруппироваться, воткнулось мордой в ту самую берёзу, которая по совместительству служила суслику учебным пособием.
  Первым, что увидел волк, открыв глаза, это обезумевшие глаза суслика, впрочем, превосходно вписывающиеся в его воинствующую гримасу.
  - Стоять, сука! Бояться! - пересилил звон в ушах свире-пый сусличий голос.
  - Суслик, суслик, подожди, не надо, - поджав хвост и закрывая морду лапами, жалобно простонал волк. Преодолевая дрожь в коленях, он медленно встал.
  - Пасть порву! Моргалы выколю! Глаз на брюхо натяну, - в душевном порыве продолжал суслик...
  "Ну, ни фига себе! Надо же, сработало, - изумлённо по-думал ёжик и ехидно улыбнулся. - Ну, да и по делом тебе!"
  "Ну, ни фига себе! Надо же, сработало", - изумлённо подумал суслик.
  "Ну, ни фига себе!" - просто подумал волк.
  Разобравшись с волком, медведь молча развернулся и направился к счастливо улыбающемуся ежу, дабы выяснить, куда запропастился заяц и всё ли готово к войне.
  К войне, естественно, всё уже давно было готово, а судя по толпе зверей, молчаливо окружившей куст ивняка, и заяц со своей миссией справился на отлично...
  
  Глава 16 - в которой козёл чуть не заработал нимб
  А солнышко тем временем хоть и не явно, но явно выка-рабкалось из-за горизонта. Низкие тугие облака не давали рассмотреть его воочию, но света тем не менее в лесу прибавилось ощутимо.
  И тем страннее показалось, что стриж по возвращени из разведки пролетел свою поляну, вследствие чего вынужден был сделать дополнительный круг.
  Приземление тоже прошло не совсем гладко. Слегка подкачали шасси и, прочертив фюзеляжем по земле, он с шелестом воткнулся в неё носом. Хвостовой отсек при этом задрался и заехал стрижу по затылку.
  А вот на выражении лица его это никак не отразилось. Как было никаким - так и осталось. Разве что глаза забегали не все вместе, а как-то по-отдельности - видимо, следствие пережитой турбулентности.
  - Тьфу! - первым делом выплюнул песок из клюва шпион и, с глупым видом оглянувшись по сторонам, тут же всех порадовал: - Мужики! Всё в порядке!
  После этого он попытался встать на лапки, но получилось это лишь с третьего раза, да и то - не считается, потому как встать удалось лишь на четыре конечности. В довершение всего стриж конспиративно икнул и чуть не вывалил наружу всё содержимое желудка.
  Звери остолбенели. А волк так вообще чуть от зависти не подавился.
  - Ну ни хрена себе! Опять? - высказался он мгновенно пересохшим горлом. - Да ты где, сволочь пернатая, нажрался? А? Так! Народ! Чур, в следующий раз я в разведку иду...
  Он важно огляделся по сторонам и, убедившись, что ни-кто более на шпионство не претендует, облизнулся.
  - Да подожди ты со своей разведкой, - отпихнул его барсук и, подойдя к стрижу вплотную, заглянул тому в глаза.
  - Эй! - пощёлкал он когтями перед его носом. Потом осторожно пошмыгал своим, озверинился следом и в приступе гнева влепил стрижу тумака. - Так и есть, зараза, нажрался!
  - Во-во! И уже второй раз за одну войну, - напомнил волк и подобрал знакомую дубину.
  А стриж по какому-то внутреннему чутью вдруг подозре-вать начал, что его в чём-то обвинить хотят, и на всякий случай напомнил:
  - Мужики! Да говорю ж вам, всё в порядке...
  Но проверять добытую информацию звери так и не стали. Выяснять, "что" и "у кого" в порядке, им даже и в головы не пришло, а посему результаты разведки были попросту аннулированы.
  Вот тут-то и возникло очередное незапланированное не-допонимание, потому как намеченный порядок действий пришёл в полный беспорядок и непонятно сразу стало, чего теперь нужно делать и самое главное - чего теперь делать не нужно.
  Всех больше в недопонимании преуспел лис и немедленно недопониманием своим поделился с другими.
  - Я чего-то недопонимаю, - почесал он затылок. - Этого-то, - лис мотнул головой на енота, - уже можно бить или опять рано?
  А остальных, как оказалось, этот вопрос тоже волновал не меньше, и все они как один вопросительно уставились на генералиссимуса. Однако тот и сам давно уже растерялся в догадках, отгадках и прочих предположениях. Он как-то неуверенно помотал мордой, отчего лесные жители тут же впали в депрессию и расстроились окончательно. Пришлось волку снова брать инициативу в свои лапы.
  - Ну, давайте тогда хоть вот с этого начнём, - внёс он альтернативное предложение и дубиной указал на счастливо улыбающегося стрижа. - В воспитательных целях!
  Звери тут же засуетились, зашумели и начали лапы друг о дружку потирать.
  И вот, ну ей-богу! Сделали бы из стрижа ремкомплект для перины, если б олень не вмешался. Он важно вышагнул вперёд, заслонил своим мощным телом жертву и, пригнув голову, выпятил вперёд единственный рог.
  - Так! Ну-ка, уймитесь все! Никто стрижа бить не будет! Я сказал!
  Он медленно обвёл взглядом толпу и, презрительно сплюнув в её сторону, пристыдил:
  - Да как вам не стыдно? Как вам вообще такое в голову могло прийти? Всем лесом бить беззащитную пьяную птичку. Хоть бы головами своими тупыми подумали! Ведь он мало того, что сейчас ничего не почует, так ещё и назавтра ни об чём не вспомнит! Какое уж тут воспитание? - Олень тяжело вздохнул, вздохом своим, выразив всю боль и стыд за соплеменников, головой покачал и заключил: - Нет! Надо ждать, пока протрезвеет!
  А вот спорить с этим никто как раз и не стал. Да и дей-ствительно! Чего спорить? Пьяного-то колотить - так это ж только нервы себе портить. Ни за что не догадаешься - хватит уже его бить или ещё не хватит.
  В общем, проблема отпала, вернее, перенеслась на завтра сама собой, хотя остальных проблем от этого нисколечко не убавилось. Скорее, даже наоборот - ещё больше стало, ибо окончательно отдалило всех от реальности.
  Кого из зверей отдалило всех окончательней - даже и предполагать не рискну. Общая деморализация поголовья. С таким настроением не то чтобы войну выиграть, но и в дого-нялки играть опасно.
  А у волка так вообще паника началась. Он вышел на середину, панически оглянулся, опустил лапы и развёл их в стороны.
  - Звери добрые! Так, а чего тогда нам вообще делать? Это уже, знаете ли, не война получается, а издевательство какое-то! Один - нажрался! Другой вообще - амулет какой-то! Морды некому набить! И выпить нечего! Да я вообще с вами не играю!
  Тут, видимо, пришла очередь главнокомандовать опять барсуку, хотя в этот раз, видит бог, он бы и сам с радостью поменялся должностью с тушканчиком. Однако сдавать позиции, по его мнению, было ещё рановато, а авторитетом жертвовать и подавно не годилось.
  Мысли его отчаянно запульсировали по всему телу, под-ключив к процессу даже спинной мозг, но, видимо, зря. Те в результате запутались окончательно, а мозги так ещё и в полемику промеж собой вступили. В общем, пришлось идти ва-банк.
  - Что делать, что делать!? - гнусавым голосом передразнил барсук волка и от безысходности ткнул когтем в енота. - А вот этого пытать! Вот чего!
  Звери медленно перевели взгляд на пленника, и в глазах их впервые за сегодня промелькнул огонёк удовлетворения.
  - Правильно!.. Точно!.. Ш-шишку ему!.. - заголосил весь лес разом, и все как один обступили привязанного.
  В этот раз барсук никому инициативы проявлять не поз-волил, потому как все чужие инициативы уже не приводили ни к чему хорошему, а его ещё пока нет.
  Он первым подбежал к пленнику и в двух словах обозначил конечную цель пытки.
  - Нужно во что бы то ни стало выпытать у него сигнал тайный. Без сигнала враг атаковать не решится, а стало быть, пока они этого сигнала ждут, у нас будет время, чтобы обойти их с тылу и навалять им по-полной...
  Ну, и ещё в двух словах установил очерёдность пытки.
   А енот хотя и отвык уже, что к нему проявляют внимание, но зато не забыл ещё, что привязан к дереву, дерево во вражеском лесу, а вражеский лес кишит врагами.
  Вообще-то отсрочивать процедуру особого смысла не было. И так было понятно, что на выручку к нему всё равно никто не придёт, но давайте всё-таки брать в расчёт и географическое положение нашего леса.
  Вот ежели б это был не наш лес, а, к примеру, какой-нибудь германский или французский, то тамошний енот давно бы уже раскаялся во всех своих прегрешениях, смирился бы с положением и отдал себя на растерзание правосудию.
  А вот ежели б наш лес где-нибудь в Японии находился, так тамошний енот давно б уж откусил себе язык, проглотил и подавился б насмерть, лишь бы честь свою не замарать.
  Уж и не знаю, повезло ли нашему еноту или нет, но наш лес, в общем-то, у нас и находился, а потому всецело подчи-нялся и местным обычаям, и местным традициям, из которых тянуть за хвост кота, вола или прочую живность - чуть ли не наипервейшая.
  - Э, э! Подождите! - завопил привязанный, интонацией голоса выдав начинающуюся панику. - Не надо необдуманных действий! Я как морда незаинтересованная считаю своим долгом преќдостеречь вас от непоправимых ошибок...
  - Это он-то морда незаинтересованная? - выразил со-мнение тушканчик, видимо, окончательно сменивший идео-логию. Усмехнувшись, он состроил злобную гримасу и пока-чал головой, словно к ней у него была прикреплена грива. - Волк, одолжи-ка палочку. Я его сейчас с удовольствием заинтересую.
  - Ага. Как же! - огрызнулся волк. - Я первым очередь занимал. А ты у нас на букву "п" - стало быть, последний.
  Тушканчик злобно вздохнул, но вот выдохнул уже вполне миролюбиво.
  - Ну ладно хоть "последний", - буркнул он себе под нос и пошёл занимать очередь согласно алфавиту, а енот ещё и пристыдил волка за дискриминацию населения по росту.
  Волк в дискриминациях, по-видимому, разбирался слабо, а то и вообще не разбирался. Сплюнул только в енотову сторону да у барсука поинтересовался на предмет "не пора ли уже начинать?" и "сколько можно тянуть резину?".
  Барсук, видимо, тоже в дискриминациях не разбирался, и так как затягивать процесс явно было не в его интересах, утвердительно кивнул.
  А вот енотовы интересы, как оказалось, разнились с бар-сучьими в корне.
  - Э, э! Подождите! - снова завопил он. - Ну не верите мне, так хоть мозгами своими пораскиньте! Ну, предположим, скажу я вам - этот тайный знак, но ведь эти-то, - он мотнул головой в сторону отчизны, - тоже не дураки. Решат, что это сигнал к атаке, и всё - пиши пропало. Мокрого места от вас не оставят. Кого на мех, кого на горчичники, а кого и просто - змея запустят. Так вот я и спрашиваю. Разве такой участи, друзья мои верные, вы достойны? Разве такая судьба уготована вам всемилостивейшей дланью провидения?..
  Барсук молча выслушал тираду, пригнул голову, сощу-рился, заглянул пленнику в глаза и по степени наглости его взгляда попытался определить - можно уже паниковать или ещё рановато.
  А енот, по-видимому, догадался о тайном смысле проце-дуры и с радостью подыграл.
  - Нет. Ну я, конечно, могу вам сказать. Что мне жалко, что ли? Да ради бога! Мне-то что? И пускай на вас нападают. Пускай места от вас мокрого не оставят. Меня заодно отвяжут...
  Но барсук не зря носил звание генералиссимуса. Енотову хитрость раскусил на раз. Он спокойно выслушал каверзный прогноз, головой уныло покивал и, не меняя выражения морды, обобщил вышесказанное.
  - Ну что ж, мужики! Видно, действительно дела наши плохи...
  - Да ещё как плохи! - уточнил енот.
  - Видно, действительно - безвыходная ситуация.
  Барсук медленно повернул голову к соплеменникам, улыбнулся ехидно и незаметно подмигнул.
  - Но раз уж терять нам больше нечего, так давайте напоследок хотя бы этого отхайдакаем. Волк, ты ещё дубину свою не потерял? Начинай!
  - Пусть даже и не надеется, - жадно усмехнулся волк, продемонстрировав всем сбережённое имущество. Он подо-шёл к пленнику, прищурил правый глаз и замахнулся.
  Дикий ужас отобразился в лице привязанного.
  - Всё, всё, стоп! - панически заорал он, зажмурился и вжался в ствол. - Сдаюсь! В смысле - колюсь! Не хотел я, конечно, признаваться, но, видимо, судьба такая. Всё как на духу расскажу. В общем, вот как только начнут меня дубиной колошматить - так для них это как раз и будет сигналом к наступлению...
  Дубина медленно зависла в воздухе, задрожала, потом затряслась, а потом с грохотом шмякнулась о землю.
  - Да что же это делается!? А? - вознегодовал от досады волк и в расстройстве едва не расплакался. - Да я так вообще не играю! Это что ж такое получается? А? Этого - не бей, этого - не тронь! Да я в детском саду в войнушку интересней играл! Это у вас получается не войнушка, а дочки-матери какие-то!
  Волчье тело затряслось в нервном надрыве, кулаки сжа-лись до хруста, а зубы едва не раздавили друг друга. От пере-избытка чувств очень сильно захотелось завыть, но ещё больше захотелось выпить...
  - Короче, надоело мне всё! - отпинул волк упавшую дубину, и та, просвистев в воздухе, застряла где-то в кустах. - Любезничайте тут без меня, сколько хотите, а я, чур, в разведку иду. Так! Где у нас стакан?
  Но напоследок, рискуя здоровьем соплеменников, всё-таки плюнул от обиды в енота.
  А звери, видимо, не поняли ещё своего бедственного по-ложения и непонимание своё немедленно отразили на мордах. Так и стоял весь лес с отвисшими челюстями, словно на сеансе одновременного лечения у отоларинголога.
  Нет. Барсук, конечно, попытался выправить положение - даже за лапу волка схватил. Мол: "Постой! Постой!", но волк лапу грубо отдёрнул, смастерил из когтей дулю и, плюнув на неё, предъявил на всеобщее обозрение.
  - Сами тут стойте! А я на разведку. И кстати! Про шишку-то он ничего не говорил. Так что давайте, и побыстрее.
  Тут волк медленно повернул голову к оплёванному, сме-рил того недружелюбным взглядом и внёс важнейшее уточ-нение.
  - Да! Вот ещё! Шишку лучше в пасть ему засуньте - чтоб разговаривал поменьше. А то ещё выяснится, что и это что-нибудь означает.
  И со спокойной совестью повернулся к лесу задом, а в другую сторону, соответственно, передом.
  Внутреннее чутьё подсказало барсуку, что ситуацией он больше не управляет, но изменить что-либо было уже не в его силах. Впрочем, обстоятельства эти он принял достойно, с честью и не без радости передал бразды правления гадюку.
  А вот тут и челюсти сразу начали отклиниваться, и даже ясность мыслей в глазах появляться стала, а заяц - так ещё и в рассудительности преуспел.
  - Подожди, подожди! Волк! Так засунуть или затолкать? - на всякий случай уточнил он, но тот только равнодушно махнул лапой и, вырвав с корнем здоровый куст ивняка, отправился на разведку...
  - Ты тогда, если чего заметишь, сигнал подай. Ладно? - растерянно крикнул ему вдогонку барсук и на том оконча-тельно сложил с себя главнокомандование.
  - Ага, - пообещал отсигналиться волк, даже не оборачиваясь. - Если что - я три раза волком провою...
  
   * * *
  Вообще-то волк в военном отношении числился далеко не новичком, а уж на разведку сходить, так это ему вообще было раз плюнуть. Вот только обстоятельства нарисовались уж больно удручающие.
  С одной стороны...
  "Интересно, - думал он, медленно крадучись к заводи, - а что если наврал енот? Что как пока я хожу на разведку, эти сволочи действительно нападут? Силы-то, надо признать, неравные. Огребут соплеменники по самое не могу".
  При этих мыслях волчья морда тайком покосилась на соплеменников и, обнаружив тех отчаянно запихивающими еноту шишку, усмехнулась.
  "...Впрочем, дело разведчика - это в первую очередь наблюдать и не вмешиваться. К тому же сами виноваты. Устроили тут плюрализм мнений! Вообще надо конститу-цию менять... Интересно, а где стриж умудрился нажраться? Может, у него возле заводи припрятано? Взгляну, пожалуй, на всякий случай..."
  И прикрываясь редкими кустами, пополз к заводи...
  
  * * *
  А противоположенная сторона леса жила тем временем своим чередом...
  - Да-а, Миш. - Ёжик покачал головой. - Ты посмотри только на эту армию. Нет, ну это армия? А? Я спрашиваю, вот это, - он подошёл к хомяку и с силой вырвал у того из лап недопитый стакан водки, - армия? Да это - я вообще не знаю что!
  Ёжик обречённо вздохнул и, видимо, от отчаяния опро-кинул реквизированный стакан вовнутрь.
  - Нет! Ну мало того что фактор внезапности утрачен вчистую, так ещё и половина личного состава на лапах не стоит.
  - Слышь, Репей! Хорош нас лечить! - послышался из строя уже окрепший голос волка. - Ну и что с того, что половина? Чай, ещё дед мой говорил, что воевать надо не числом, а умением.
  - Умением? - от недоумения ёжьи колючки растопырились во все стороны. - Это о каком таком умении идёт речь? Да что вы вообще понимаете в умении? Да вы вообще хоть чего-нибудь понимаете? - не то спросил, не то попытался оскорбить ёж и, демонстративно сплюнув в сторону необразованного войска, повернулся к медведю.
  - А нам и понимать не надо, - произнёс ему в спину всё тот же голос, - уж морды набить я как-нибудь и без образования сумею.
  - Ага! Сумел один такой! - повернулся обратно ёжик.
  - Ну, уж тебе-то точно сумею. И даже с удовольствием, - огрызнулся волк и, покинув строй, обратился уже к соплеменникам: - Зверьё! Чего мы вообще его слушаем? В командиры его мы вроде как не выбирали, а самозванцев нам и задаром не надо!
  - А точно! Чего это он нами раскомандовался? - радушно подхватили остальные.
  - Да набить ему морду! - внёс рационализаторское предложение кабан.
  - Правильно!
  - Заодно и потренируемся, - одобрили план учебного занятия козлы.
  А вот здесь, скажем прямо, ёжик не на шутку разнервни-чался и, перестраховавшись на всякий случай, спрятался за медведя.
  - Миш, Миш. Ты что, так и будешь стоять и ничего не делать, пока войско твоё предаётся анархии и разврату?
  Он отчаянно зашевелил медвежью лапу и, убедившись, что обратил на себя внимание, продолжил:
  - Я говорю, Миш, войско взбунтовалось! Усомнились, сволочи, в главенстве твоего руководства, а также в этой - как её? В направленности и эффективности стратегической линии твоего, так сказать, правления...
  - Чего? - переспросил медведь, нахмурившись, но, ско-рее всего, не потому, что усомнился в ежиных словах, а оттого, что как раз ни единого слова не уразумел. - Ты сам-то понял, что сказал?
  - А мне-то зачем понимать? - искренне удивился ёж и повёл плечами. - Я ж это тебе сказал. Вот ты и понимай. Хотя чего уж тут понимать? И так всё яснее ясного. Я говорю, войско взбунтовалось, и сейчас, наверное, тебя свергать начнут.
  - Чего, чего? - снова переспросил медведь, но в этот раз уже наоборот - не потому, что ничего не понял, а оттого, что усомнился в наглости одного и отсутствии страха у остальных соплеменников.
  Уперев лапы в бока, он сердито прокашлялся и прищу-ренным взглядом попытался определить, кто охренел больше - ёж или остальные, но победила, видимо, дружба, ибо определить, кто с кем и против кого дружил, так и не удалось.
  - Тьфу! - разочарованно сплюнул медведь и, отпихнув ежа ногой, вышел на середину поляны. - Так! Ну-ка заткну-лись все! И это - построились!
  Услышав команду, звери попримолкли немного, головами промеж собой повертели и нехотя стали изображать что-то вроде построения. И лишь один ёжик проявил сознательность и, отчаянно курсируя между шеренгами, пытался придать им геометрическую форму.
  - Так, олень! Сдай на два шага назад... бобёр, поменяйся с волком местами... выдр, плечи расправь... ай, суки! Кто камнями кидается?
  На этом ёжик счёл свою работу законченной, о чём не-медленно медведю и доложил:
  - Ваше благородие, войско для проведения военных действий и последующего взыскания контрибуции построено! Можешь начинать командовать, - разрешил он покомандовать медведю, а сам расположился справа от него.
  Хотел было медведь и его в строй определить, но даже и пасти по этому поводу раскрыть не успел.
  - Миш, давай начинай уже! Совет для начала какой-нибудь собери. Лазутчиков на тот берег отправь. Ну, мне что, учить тебя что ли?
  - Да пошёл ты. Учитель нашёлся! - огрызнулся медведь, но негромко, чтобы не подумал кто, что он идёт у ежа на поводу.
  А вот на остальных рыкнул уже во всё горло.
  - Так! Волк, бобёр и олень! Ко мне! Совет будем держать. Военный.
  Тут все сразу попритихли, а названные медленно, но всё равно немедленно поковыляли к медведю.
  - Вот это правильно, - одобрил ёжик план руководства и искренне поприветствовал вновьприбывших. - Так, располагайтесь, - указал он лапой на пенёк. - Нам с вами предстоит решить серьёзную задачу - разработать стратегический план захвата вражеских территорий. Ну, чего встали? Рассаживаемся!
  Звери недоумённо переглянулись, но перечить не стали и все, в том числе и медведь, расселись вокруг пенька.
  А вот ёжик, хоть и не был на военный совет приглашён-ный, но, тем не менее, занял самое почётное место.
  Понятное дело, что волком по этому поводу тут же было высказано недовольство, но ёжик немедленно притворился медвежьим адъютантом и покидать стратегический совет отказался наотрез.
  Медведю, по всей видимости, было лень принимать чью-либо сторону, и он просто махнул на всё лапой, но волк в уничижительной форме напомнил, что не собирается делиться своими сокровенными мыслями с вражьим прихвостнем, который, кстати, не более получаса назад угощал водкой какого-то незнакомого стрижа - очень, кстати, смахивающего на соседского.
  Ёжик, естественно, тут же опроверг подозрения, заверив, что все его действия были согласованы с руководством, но руководство, видимо, не знавшее о согласовании, неожиданно проявило к нему интерес.
  - Какого ещё стрижа? - поинтересовался медведь и во-просительно уставился на ежа.
  - А! Не бери в голову! - махнул лапой тот. - Это стриж из соседнего леса опять пошпионить прилетал.
  - Ага! Вот, вот! А я что говорил? - обрадовался волк и спихнул изменника родины с пенька. - Да тебя за это надо...
  Волк хотел было предложить массу вариантов экзекуции, но на ежиную сторону вдруг переметнулся олень.
  - Ну да! Я тоже на это внимание обратил. По-моему, шикарный план - напоить вражеского лазутчика.
  Но волк и с этим соглашаться категорически не захотел.
  - Да тоже мне, план! А что если он теперь врагу о наших планах расскажет? Кстати, а какой у нас план?
  - Да! Какой у нас план? - подключился к военному совету и бобёр.
  Тут моментально все озадачились, но олень не уследил, видимо, за сменой темы и продолжил развивать старую.
  - Тоже мне, шпион! Да он наверняка и до дома-то не долетел! Валяется где-нибудь посередине реки. Его вообще только с третьего пинка удалось запустить обратно. Я уж вообще подумал, что с нами жить останется.
  Медведь поддержал отказ от смены темы, однако оленя слегка пожурил:
  - Это, конечно, всё хорошо, но в следующий раз меня запускать зовите. У меня он и с первого пинка долетит. Кстати! А почему ты сказал, что он "опять" прилетал? Вы его сколько раз уже запускали?
  Тут и ёжик, и олень сделали абсолютно невинные морды и клятвенно заверили, что это был единственный раз. Что во все прошлые разы стриж улетел восвояси самостоятельно - без посторонней помощи.
  Однако медведь поверил не сразу.
  - Какие ещё такие свояси? - уточнил он на всякий слу-чай и почесал затылок.
  А ёжик в ответ только хмыкнул возмущённо да лапы в стороны развёл.
  - Ну, ты скажешь тоже, Миш! Какие? Такие? Да мало ли у нас всяких там своясей! Улетел и улетел! Чего там обсуждать-то? Давай лучше про войну что-нибудь придумывать. А то - время идёт, а победу хотелось бы ещё засветло обмыть...
  А вот с этим и остальные немедленно согласились, а бобёр так ещё и дельное предложение предложил.
  - А пока мы будем тут совещаться, нужно кого-нибудь в разведку послать, - деловито произнёс он и вытянул вверх указательный коготь.
  - Абсолютно с этим согласен! - тут же присоединился к предложению ёж. - Предлагаю послать волка...
  Но потом ёжик внимательно изучил сложенную из волчьих когтей комбинацию и изменил своё предложение.
  - Ну, или суслика можно.
  На этот раз возражений никто не высказал, и суслик не-медленно был подозван к совещающимся.
  - Ну что ж, суслик, - чинно похлопал его по плечу ёжик, едва тот подошёл. - Вот и настал твой звёздный час. Вручаем, так сказать, в твои лапы судьбу отечества, ибо доверяем тебе миссию, от результатов которой зависит результат войны... да чего уж там - судьба всего зверинства. И выбрали мы для этой миссии самого достойнейшего из нас - тебя...
  На удивление, но в этот раз даже волк с медведем признали сусличье превосходство, расступились перед ним, лапу ему пожали и... в общем, выпроводили на разведку.
  А сами тупо уселись результатов разведки ожидать.
  - Косой! Тащи сюда ведро...
  
  * * *
  А вот суслик в отличие от волка на разведку шёл впервые, и мероприятие это в свете последних событий его скорее забавляло. Конечно, здравый смысл подсказывал ему, что для достижения цели необходимы и определённые навыки, и какие-никакие усилия, но стакан "для храбрости", видимо, не только сделал своё дело, но и перестарался.
  В общем, суслик шёл на разведку открыто, с гордо поднятой головой и полным презрением обстоятельств. План разведывательной деятельности им было решено придумывать по мере продвижения, а ещё лучше - вообще потом, после того как он домечтает о том, как в одиночку отметелил всех неприятелей и получил за это причитающиеся почести.
  К заводи он подходил, мысленно добивая уже последнего из врагов - барсука, но вот тут-то как раз и вышла заминка.
  А всё потому, что ёжик хоть и обучил его вести боевые действия, но вот что делать с поверженным противником, так и не объяснил.
  А вот ведь действительно! Мало кто из нас представляет посќледовательность действий после сиюминутного достиже-ния цеќли. На достижение, как правило, тратится столько энергии, можно сказать - основная масса. А когда основная масса энергии исчерпана, фитиль, как правило, угасает, если не сказать тухнет. И тухнет зачастую вместе с результатом достижений.
  А уж что делать с протухшим - тут и образования не нужно. Нет, можно, конечно прокипятить, простерилизовать, иные действия предпринять по восстановлению внешнего вида, да только ни одна припарка розовощёкости покойнику не добавит.
  Нет! Однозначно! В этом случае следует искать новую жертву вожделения, что, в общем-то, проблем не вызывает. Проблемой скорее является договориться с предыдущей жертвой. Кстати, здесь вообще феномен наблюдается, ибо речь о контрибуции если и идёт, то, как правило, направлена она в сторону победителя. Вот и подумаешь в другой раз - надо тебе это или нет?
  Нет, можно, конечно, пойти по пути наименьшего сопротивления, так сказать, Шекспировскими тропами. Этот никогда по этому поводу не заморачивался. У него обычай такой был: "Если не знаешь, о чём писать дальше - надо просто отправить всех на тот свет", а там пускай черти разбираются. И, кстати, добавил он этим чертям работёнки за свою литературную карьеру! То, знаете ли, отравит кого напоследок, то придушит, но лично моё мнение - не наши это методы. И вообще! Пускай так героями распоряжаются те, кто трагедии всякие пишут, а у нас всё-таки - про заботу о ближнем...
  В общем, от замешательства у суслика даже во рту пере-сохло.
  "Ладно, - подумал он. - Пожалуй, сперва попью, а там и разведкой займусь. Кстати, было бы неплохо замаскироваться неќмного. Вот как раз и кусты подходящие торчат..."
  И не придав значения тому, что кусты эти почему-то растут прямо посередине русла, суслик смело шагнул навстречу опасности.
  Внимательно следивший за его передвижением волк даже облизнулся от внезапно привалившего счастья.
  "Сначала языка возьму, а потом морду ему набью! Или нет! Сначала набью морду, а потом и языка возьму! Или нет... - совсем запутался он в реализации привалившего. - А, чёрт с ним! Можно и одновременно!.."
  И с довольным видом сам вылез из кустов.
  Нет. Ни дрожания коленок, ни ужаса в сусличьих глазах он так и не увидел. Страх, если хотите, это вообще дело сугубо трезвое, ибо нуждается, как минимум в осмыслении или хотя бы осознании происходящего. Тут дело другое.
  Быстро сощурившись и усиленно поморгав обоими глазами поочерёдно, суслик, напротив, пришёл в неописуемый восторг и даже лапы друг о дружку потёр, чем вызвал у волка откровенное недоумение.
  А вот доуметь волк уже не успел ...
  - Стоять, сука! Бояться!.. - прокатился по руслу протяж-ный, но свирепый голос суслика.
  Ну, и далее всё как учили.
  Ну, или почти как учили, потому что вслед за хорошо отрепетированной прелюдией последовал мощный удар в пах.
  - Пасть порву! Моргалы выколю!..
  - Караул! Засада!.. - только и смог прокричать ошара-шенный волк, вытянул морду, лапы сжал возле пояса и рухнул как подкошенный на землю.
  А вот суслик в порыве эйфории, видимо, забыл, что шёл-то он всего лишь на разведку, и принялся отчаянно добивать лежащего. И всё бы ладно, если б сам, так и других взбаламутил...
  - В атаку! - грозно скомандовал он непонятно кому, од-нако зов его был услышан.
  Почуяв не то свой смертный час, не то просто сильную боль в области живота, волк выпятил глаза, оскулился и чуть не проглотил язык.
  Однако отдадим ему должное. Несмотря на боль, сумел он всё-таки сосредоточиться, собрать в один мощный кулак остатки былой силы, в другой кулак - всю свою железную волю и прикрыть этими кулаками наиболее уязвимые места.
  - Спасите... помогите... топчут... - взвыл он напоследок и, подобно ёжику, свернулся в калачик...
  
  А вот на разных берегах услышанное восприняли по-разному.
   * * *
  - Ой! Зверьё! Слышали? Кажется, волк завыл, - похва-стался острым слухом тушканчик и лапкой указал в сторону русла.
  Барсук недоверчиво покосился на слушателя и, покачав головой, изменил первую букву в его названии.
  - Идиот! - жёстко обрезал он. - Ты что, до трёх считать не умеешь? Сказано же, что три раза волком провоет. А не один...
  Тут, правда, барсук и сам задумался и к идиотам тут же приписал ещё и волка, потому как глупее сигнала в его представлении и выдумать было невозможно. А ещё и тушканчик - масла в огонь...
  - А может остальные два раза он уже не успел?
  И сложив лапки на груди, воздал небу траурный взгляд.
  Взгляд оказался заразительным, и зверьё как один про-контролировали, куда это там тушканчик смотрит, но, так и не обнаружив предмета рассмотрения, вернули взгляды в предрассмотрительное положение.
  Первым из оцепенения вышел олень.
  - Мужики, ерунда какая-то получается. Не к добру это. Чует моё сердце, что там что-то нехорошее произошло. Может, ещё кого на разведку послать?
  - Щ-щас сползаю, - тут же откликнулся гадюк, и барсук едва успел остановить его, наступив на хвост.
  Гадюк сразу зашипел, принял угрожающую позу, но, уперевшись этой позой в кулак барсука, обмяк и спрятал язык на место.
  - Ага, щ-щас, - поспешил объясниться барсук. - И так уже одного командира потеряли. Правый фланг, можно сказать, обезглавлен, а теперь и ты ещё? А что если там действительно засада? Нет! В разведку если кого и посылать - так наименее ценного члена армии.
  - Правильно! - всецело поддержал идею олень и при-стальным взглядом всмотрелся в морду каждого. - Добро-вольцы есть?
  - Ай! Чего ты пинаешься!? - как-то неожиданно вылетел на середину поляны тушканчик и, потерев лапой ушибленное место, показал лису кулак.
  - Очень хорошо! - похвалил его за смелость барсук. - Но этого, пожалуй, не потребуется.- Он сделал непродолжительную паузу и неуверенно закончил: - Все пойдём! Попьём заодно.
  Звери переглянулись. В общем-то, никто даже и не кив-нул. Так - кто плечами пожал, кто лапы в сторону расставил, но тем не менее возражений никто не высказал.
  - Ну, вот и хорошо, - оценил понимание барсук. - Тогда, гадюк - ты слева, тушканчик - принимай правый фланг, а я беру на себя центр. Ну что? Пошли?..
  
  * * *
  - Я чего-то не понял, Миш. Это вот чего там только что было? - скривил физиономию ёж, сощурился и поставил пустой стакан на пенёк.
   Медведь промолчал, но вместо него ответил волк, кото-рый, видимо, не хуже других слышал приказ к наступлению.
  - Хрень какая-то. Кажется, суслик наш кричал. Может в засаду попал?
  - Ну так и немудрено! - тут же отреагировал ёжик, махнул лапой и в расстроенных чувствах схватился за голову. - О-ой, блин... Вот доверь дураку богу молиться... Ведь сказано же было! Пойти, разведать, прийти, доложить! Чего тут непонятного? Зачем было на рожон лезть?
  Звери переглянулись. В каком-то смысле все с этим были согласны, но памятуя, что для суслика это была первая разведка, сильно ругать его не стали. Напротив даже - оценив его скромный вклад в дело развития военного искусства, предложили выпить за него не чокаясь и переименовать в его честь просеку.
  Естественно, что большинством голосов идея эта была поддержана, но заяц почему-то с общим веяньем не согласился.
  - Да подождите вы хоронить его! Мне вообще кажется, что это не он кричал "спасите, помогите"? Голос-то вроде не сусличий был?
  - Ну, знаешь! - усмехнулся ёжик. - Когда тебя топчут - тут не только голос, но даже и внешний вид меняется до неузнаваемости, но опять-таки повторяю, сам виноват!
  - Да что ты заладил? Виноват - не виноват! Я вообще думаю, что не пить за него надо, а идти и выручать зверя! А то не по-зверски как-то. Миш, скажи!
  Медведь хотел было что-то сказать и даже привставать для этого начал, но ёжик и тут его опередил.
  - Чего это он должен тебе говорить? Тут и так всё понятно!
  - А вот и не понятно! - отказался понимать заяц, а из дружеских чувств его ещё и бобёр поддержал:
  - Я тоже думаю, что с сусликом всё в порядке. Не такой он зверь, чтобы просто так в лапы врагу даться! Это он только с виду такой маленький и беззащитный, а в глубине души - истинный боец и патриот! Надо идти спасать его! - закончил он речь, подошёл к ведру и, зачерпнув стакан, выпил.
  А вот волк согласился с этим лишь частично. То есть с тем, что суслик только с виду такой маленький и беззащитный - безоговорочно, а вот с тем, что надо идти его спасать...
  "Уж если суслик там не справился, то мне там вообще делать нечего! Вон - пускай лучше медведь идёт! А ещё лучше - ёж".
  А вот с этим не согласился уже ёжик.
  - Да подождите вы! Сначала нужно дождаться, пока суслик из разведки не придёт, потом проанализировать разведданные, потом собрать военный совет, потом разработать план наступления, а уж потом...
  - Да хорош трындеть! - перебил его олень. - К тому ж, может, он и не вернётся. Енот же не вернулся! А если так дело дальше пойдёт, то нас всех поодиночке перебьют. Миш, скажи!
  На этот раз медведю отсидеться не удалось. Пришлось закончить начатое раньше вставание, прокашляться и почесать затылок.
  - Ну, в общем-то, прав олень. Не по-зверски как-то получается. К тому же, чего нам бояться-то? Попьём заодно.
  Медведь зевнул, потянулся, отряхнул шерсть от прилип-шей травы и внёс очень важное дополнение:
  - Да, косой, у нас тут ещё ведро осталось - с собой бери. Как-никак на правое дело идём - друга из беды вызволять.
  И дал команду к построению.
  - Вот это ты, Миш, правильно рассудил! Вот я всегда поражаюсь рациональности твоего мышления, - тут же попытался подмазаться ёжик, но мохнатая лапа и ему указала на место в строю.
  Пришлось подчиниться грубой силе, ну и, естественно, строй упомянутый возглавить. Хотя...
  Сказать по правде, строя в привычном понимании вообще не получилось. Так - толпа разношёрстная, но и без того уже через каких-нибудь пару минут всё наше отважное войско лениво спускалось по склону.
  Первым, естественно, шёл медведь, неуклюже кряхтя, вздыхая и следя себе под лапы.
  Следом, молча, но тоже следя за тем, чтоб не попасться под лапы медведю, шагал ёжик.
  Далее следовал заяц с ведром, а вот под лапы ему следили как раз все остальные. Они тоже кряхтели, тяжело вздыхали и охали, если заяц вдруг собирался споткнуться и опрокинуть ношу, а один раз даже вовремя подхватили его под локоть.
   Вообще, любое падение, связанное с зайцем, будь то сам упал или на него кто-то свалился, в конечном итоге могло отразиться на содержимом ведра, и потому за зайцем на всякий случай не шёл никто. Но с другой стороны, если уж таковому и суждено было случиться, то находиться следовало от ведра подальше, вернее, подальше от разгневанного медведя. В общем, остальные спускались просто где придётся, как придётся и поодаль.
  Ещё через пару минут спуск был успешно преодолён, и дальнейший маршрут опасений уже не вызывал, но вот облегчённо вздохнуть по этому поводу так никто и не отважился. Мало того, открывшаяся ихним взорам картина заставила всех попридержать язык за зубами.
  К заводи подходили уже совсем молча, но вовсе не пото-му, что соблюдали конспирацию, а просто оттого, что увиденное лишило всех дара речи. Одновременно. Заяц даже ведро на землю поставил, помотал головой и потёр глаза. И было, надо сказать, отчего.
  Самым странным из того, что показалось, это был даже не суслик, отчаянно топчущий свернувшегося калачиком волка, а расположившаяся по противоположенную сторону заводи соседская армия. Та, видимо, подошла к заводи немного раньше и, стало быть, дар речи потеряла первее, но зато челюсти отвисли у обеих армий одновременно.
   А суслик тем временем, как на батуте, отпрыгивал по упругому клубку волка и в приступе мании величия орал:
  - Левый фланг - за мной! Правый фланг - тоже за мной! Пленных не брать!
  А волк под ним тоже в свою очередь орал, но только: "ой, ай" и ещё изредка "помогите" или "караул".
  Согласитесь, зрелище достойное внимания и уж тем более недостойное прерывания, хотя звери из соседского леса, пожалуй, так не думали. Впрочем, сами виноваты. Вот если б они не думали об этом до того, как к заводи спустилась медвежья армия, то, может, из этого и вышло б чего-нибудь другое, но поскольку с недуманьем они явно запоздали, то и вынуждены теперь были стоять-поќмалкивать да растениями притворяться.
  Так или иначе, но вскоре наблюдать за сусликом всем надоело, к тому же он так ничего нового и не изобрёл, хотя и пытался два раза сделать сальто. Сальто всё равно не получилось, и звери постепенно начали приходить в себя.
  Первым, как вы уже догадались, пришёл в себя ёжик. Он незаметно зачерпнул из ведра стакан и аккуратно влил содержимое в ещё отвисшую челюсть. Челюстной рефлекс сработал безошибочно, та захлопнулась и препроводила принятое по назначению.
  - Охренеть! - удивился он, икая, но все остальные почему-то подумали, что это приказ, и безоговорочно его исполнили.
  А вот вторым пришедшим в себя, как вы ни за что не до-гадаетесь, оказался тушканчик. Пожалуй, что он вообще один из всего соседнего леса умудрился сохранить хладнокровие и из патриотических чувств поделился им с соплеменниками.
  - Да что же это делается? Братья! - вскочил он на однорогого оленя и, держась одной лапой за рог, поднял вверх другую. - Братья мои верные! Други мои бескорыстные! Доколе ж терпеть нам несправедливость и притеснения недругов иноќбережных? Доколе привечать да потчивать нечисть поганую, погрязшую в трясине желаний своих алчных и стремлений своих пакостных? Доколе уповать нам на милость басурман алкоќголезависимых да в землю им кланяться пресмыкаюче?
  Или не велика гордость наша неподкупная и повсемест-ная, или не велика сила наша звериная, не тверда воля наша непреклонная? Разве позволим мы в трудный для отчизны час отступить перед силою тёмною да дремучею?
  Так не посрамим же земли нашей левобережной! Не от-дадим её врагу грязнолапому на потоптание, а себя на поругание каверзное! Встанем как один стеною могучею и неприступною супротив супостата коварного. Остановим зверя лютого в стремлении его пагубном - доминировать.
  А ежели суждено нам будет пройти долиною смертной, так не убоимся же тьмы тьмущей, навстречу идущей, а встретим её во всеоружии, и пусть трепещет враг от гнева нашего праведного...
  - Ну ни хрена себе, - отвлёкся ненадолго ёжик от созерцания собственного поругания. - Ну тушкан даёт! Это ж он не просто смертный приговор себе подписывает - он его ещё и составляет.
  Тут даже суслик прервал акробатические упражнения и уселся на волка поудобней.
  А тушканчик настолько воодушевился процессом, что, и сам того не заметив, влез на самую макушку рога и даже лапами уже не держался.
  - И пусть слава о подвиге нашем ратном разнесётся по всем пустырям да окраинам. И пусть доблесть наша беско-рыстная яркими красками впишется в летописи казённые. И пусть передаётся молва о нас из уст в уста, из поколения в поколение.
  И пускай бежит нечисть поджатохвостая от кары предначертанной. Бежит - не оборачивается, сея позади себя ужас кромешќный, стыд и удобрения. И пускай полчища их без счёту несметные...
  - Живут долго и счастливо и передохнут в один день! - неожиданно прервал его ёжик и, как бы извиняясь за содеянное, вышагнул вперёд и виновато всем откланялся. - Нет, нет. Я ничего. Я только уточнить хотел. - И обратился уже к оратору: - Слышь, тушканчик, а вот ты всё это прямо сейчас - на ходу придумал или заранее подготовился?
  Но не ответил ему тушканчик, а только посмотрел свысока да с презрением когтем ткнул в его сторону.
  - А ты, зверюга непристойная, зубы мне не заговаривай, а лучше выходи на бой ратный да отведай силушки богатырской. И пусть смерть твоя жуткая да аморальная наперёд другим уроком будет, ибо злодеяниям твоим причудливым сейчас конец настанет ностальгический. Оттого и сердце в груди моей колошматится, и кровь бурлит и клокочет...
  Здесь, по мнению тушканчика, в самый раз было посту-чать себя кулаками в грудь, что, собственно, он и сделал. А вот народ расчувствовался сразу, да так, что даже суслик нечаянно почесал волку за ухом.
  Волк, конечно, тоже расчувствовался, но, почуяв в том подвох, на всякий случай замурлыкал.
  А вот медведь то ли расчувствоваться позабыл, то ли ещё что, но выставлять напоказ свои чувства не стал, а как раз, пожалуй, наоборот. Воспользовавшись временным расчувствованием, он набрал в лёгкие воздуха, приосанился и молниеносным движением ухватил оленя за рог.
  - Так значит, говоришь: "Выходи на бой смертный", "бурлит и клокочет, говоришь"? - напомнил он об только что озвученном предложении и с лёгкостью придал рогу параллельное земле положение.
  А вот тушканчик, на удивление всем, вовсе и не растерялся. Он с не меньшей лёгкостью спрыгнул с трибуны, на лету умудрился исполнить тройное сальто прогнувшись и в следующий момент очутиться уже на заводи.
  Пришлось оленю отдуваться самостоятельно.
  - А-ай! - заорал он сдавленным голосом и возмущённо скривил физиономию. - Я-то здесь при чём? Я только сред-ство передвижения. И у меня ничего не бурлит. А уж если тебе подраться невтерпёж, так лучше оратора этого отлови. Вон он - на бревне сидит, кстати, он у нас вообще на букву "п",- сдал он недавнего пассажира.
  - Да, да! Я его тоже вижу! - зачем-то подтвердил сей факт ёжик, видимо, сочтя, что бить тушканчика будет гораздо интересней. - И кстати, у него действительно бурлит! И даже, по-моему, немного квакает.
  - Чего квакает? - не сразу въехал в ситуацию медведь и растерянно отпустил полуживого от страха оленя.
  - Да кто ж его знает, чего у него там квакает? - тоже не въехал ёжик и на всякий случай покрутил когтем у виска. - После такой пламенной речи я уже ничему не удивлюсь.
  Медведь тоже удивляться не стал, а просто твёрдой поступью направился к заводи.
  - Считай, что уже доквакался, - обозначил он грядущую перспективу и с хрустом сжал кулаки. - Так на букву "п", говоришь? Считай, что на "п" уже пришёл...
  Вообще-то тушканчик понимал, что убежать от медведя на открытой местности вряд ли удастся, но вот перед смертью помотать его вокруг заводи было вполне возможно.
  Тем не менее силы всё равно оказались неравными, и уже круге на третьем тушканчик вслух начал озвучивать своё завещание.
  Кому в конечном счёте должно было достаться его дупло и восемь запасённых на зиму шишек, к сожалению, так и осталось неизвестным. Медвежья лапа когтями воткнулась перед его носом и преградила ему последний путь к отступлению.
  Пожалуй, что никто в этот момент и не заметил, как га-дюк осторожно подполз к барсуку и тихонечко шепнул ему на ухо:
  - Может, поможем?
  Но барсук только лапой махнул.
  - Да ладно. Ты что думаешь, что он без нас с тушканчи-ком не справится?
  Хотел было гадюк неуверенно пожать плечами, но ввиду отсутствия таковых просто небрежно махнул хвостом.
  А вот над тушканчиком действительно сгустились сумер-ки. Ёжику даже не пришло в голову предлагать делать ставки. Исход поединка и так виделся всем одинаково, и при этом одинаково предсказуемым. Спасти бедолагу, пожалуй, мог только Господь Бог.
  И вот, ну ей-богу, не знаю! То ли козлы тщательно скры-вали свою родословную, то ли Господь нечаянно перепутал и вселился в одного из них, но данную функцию осуществил именно он.
  - Спасите! Помогите! - неожиданно заорал кто-то из братьев, по всей видимости, всегда подозревавший о своём божественном начале. - Тону!
  И ловко водрузился на плечи к кабану, что, видимо, сви-детельствовало ещё и о родственных узах с богом акробатики.
  А вот бог плавания, по всей вероятности, был одинок и родственников не имел. Вдобавок чувство юмора у него было отвратительное...
  Одним словом, кабан невнятно хрюкнул и не успел моргнуть глазом, как на его спине тут же очутилось ещё шестеро козлов.
  - Спасите! Помогите! - заорал теперь уже кабан, а козлы для чего-то стали приказывать ему мчаться к берегу.
  Звери - они не то чтобы не поверили, а просто из любо-пытства повернули в его сторону головы и тут же и обомлели. Все! Разом!
  Даже тушканчик позабыл о приближающейся смерти и обомлел вместе с другими.
  А вот обомлевать долго не представлялось никакой воз-можности
  - Миша. Сдаётся мне, - опять первым из оцепенения вышел ёжик, - что это не у тушканчика бурлит и клокочет.
  - А? - не успел выйти из оцепенения медведь и оттого даже переспросить не сумел.
  Но ёжик понял вопрос с первой буквы и тут же конкретизировал:
  - Я говорю, спасайся кто может! Река вернулась!
  И одним ловким движением вскарабкался на самое верхнее бревно заводи.
  Не успел он облегчённо выдохнуть по этому поводу, как река с шумным бульканьем обволокла зверям нижние конечности и даже обрызгала счастливо улыбающуюся морду бобра.
  А вот тут-то и началась паника, потому что кабан в конце концов не выдержал и повалил в воду всё божественное семейство.
  Нет. Бобёр с выдром и ондатром пытались, конечно, всех успокоить, но козлы навели такой шухер, что уже через минуту все звери как один оседлали заводь.
  Расположились кто где, кто на ком, но претензий по этому поводу ввиду обстоятельств так никто и не выразил...
  
  Краткий, хотя и не очень точный эпилог
  
  Ещё никогда в жизни заяц не был так счастлив. За спа-сённое во время наводнения ведро он практически единодушно был приговорён к медали "За отвагу", а чуть позднее получил ещё и орден "Дружбы народов". Кстати, единственный проголосовавший против был лишён дозы, и вдобавок, ему с радостью было обещано выщипывание колючек.
  Барсука пожурили немного, но простили ещё на втором тосте. Тушканчика - на третьем.
  Суслику пообещали выдать грамоту - потом, но зато сразу доверили командовать бобрами в построении спасательного ковчега.
  Остальные чем-то особенным так и не отметились, да это было и необязательным.
  А потом ведро опустело, и зверям осталось последнее утешение - поговорить по душам.
  Говорили долго, но в основном ни о чём. Так... Что-то вроде...
  - Да я вообще-то ничего личного, но вот суслик ваш - эх и зверюга! - нажаловался соседский волк нашему, а тот с уверенностью это подтвердил:
  - Да я к нему и сам подходить боюсь! Во! Видал? - указал он лапой на фингал под глазом, и оба тяжело вздохнули. - Куда лес катится?..
  Конечно, и без споров не обошлось и без ругани, но до мордобоя дело всё равно не дошло...
  В итоге утих и разговор, ибо темы себя исчерпали, придумывать новые не хотелось, и к тому же, в глубине сознания всех до единого мучил один и тот же вопрос, озвученный в конце концов ежом.
  - Зверьё! А я вот чего не понимаю. А где всё это время была река?
  Конечно, задумался над этим каждый, но высказать свои предположения так никто и не решился...
  И лишь тушканчик убедительно доказывал суслику, что на "п" - это значит патриот, а не языком потрепать гораз-дый...
  
  Вот так вот, собственно, и закончилась эта ужасная исто-рия. Хотя почему это закончилась? Вовсе она ещё и не закончилась, а просто самое время познакомить вас и с другими персонажами...
  
   Часть вторая
  
  
   Любой геморроизации экономики
   всегда предшествует генитализация умов
  
  Глава 1 - в которой обстановка меняется на цивилизованную.
  
  Телефон в сельсовете надрывался с самого утра. И всё бы ладно, если бы был старый и, как казалось тогда, с резким и противным дребезжанием, так ведь новый импортный - с приятќным мелодичным переливом. Пётр Андреич, председатель сельсовета, выкружил его у самого губернатора. Прошлым летом - аккурат перед выборами. Вообще-то ездил он к нему не за этим, а по поводу продажи урожая - свёкла в тот год уродилась на славу, а девать-то её оказалось и некуда. Раньше, бывало, хоть заводские покупали - здесь неподалёку спиртзавод ещё с тех времён сохранился. Им одним, в общем-то, и жили, так сказать, деревнеќобразующее предприятие, но в тот год на нём хозяева поменяќлись, а новые как урожай увидели, так и цену надвое споловинили.
   Хотел Пётр Андреич урожай свой в город куда пристро-ить, да где там. Самому - на единственном ЗИЛу не перевезти, да и опасно. Позапрошлым годом попробовали, так тамошние гаишќники и свёклу, и машину отобрали, дескать, техосмотра у неё нет. А по мне - так чего на неё смотреть. Машина как машина - добротная. Её ещё сам товарищ Суслов* колхозу подарил. Мимо проезжал по делу какому-то важному, да в распутицу-то и попал. Ему, конечно, вертолёт тогда вызвали, а вот машину так и подарил. Хороший был мужик - с юморком. Так прямо и сказал: "Вытаќщишь - твоя".
  *Суслов Михаил Андреевич - Советский партийный и госу-дарственный деятель. Член Политбюро, Президиума ЦК КПСС, Секретарь ЦК КПСС.
  Ну, тогда-то её, помнится, быстро вытащили - дня за два управились, а вот у гаишников со штрафстоянки, так три месяца ушло. Да и то. Уж было простились с ней, как они сами её возвернули. На буксире приволокли и говорят: "Забирайте свою рухлядь, а то от неё так воняет тухлой свёклой, что у охранника собака издохла. А он тот ещё карась. Кричит: "Увольняюсь, не хочу быть следующим". Штраф, помнится, выписали, но - всё одно взяли самогоном.
  Ну, что ещё сказать-то? Подворье небогатое. Домов шестьдесят. Раньше больше сотни было, но в такие времена кто ж в деревню поедет? Разве сумасшедший какой или кто на пенсии, а по существу - так наоборот. Все в город тянутся - кто учиться, кто работать. Молодёжи не осталось вовсе, и с отсутствием её жизнь как-то замедлилась. Ни тебе гулянок шумных, ни тебе песен под гармонь. За яблоками в соседский сад, так и то слазить некому. Ну... В общем, деревня как деревня. Мало ли таких.
  
  А телефон продолжал разрываться, и по всему было вид-но, что на другом конце провода кто-то клятвенно пообещал какому-то умирающему, что либо дозвонится, либо сведёт с ума всю контору.
  - Да уймёшься ты, наконец! - не выдержали нервы у предќседателя. Он сжал губы так, что на шее проступили вены, а редкие рыжеватые усы запрыгали в нервном напряжении. - Ещё пару минут, и я разобью эту хрень об... - он осмотрелся, выискивая подходящую мишень, но, не найдя, упростил задачу: - вдребезги!
  - Нельзя, Пётр Андреич. Общественное имущество, - невозќмутимым голосом из угла комнаты возразила секре-тарь, а по совместительству ещё и учётчица, и бухгалтер - Глаша.
  - А мне плевать! - не внял предостережениям Пётр Андреич и оскалился. - Достали, мать вашу!
  - Так, а вы трубочку-то подымите, он и уймётся, - веж-ливо дала инструкцию по пользованию телефоном секре-тарша и подковыристо улыбнулась.
  - Поучи ещё! - злостно попросил продолжить инструк-таж председатель и наградил её сомнительным взглядом, от которого улыбка на её лице переквалифицировалась в разряд тайных. - А то я будто не знаю, чего от меня все хотят.
  - И чего же от вас все хотят? - поинтересовался всё тот же невозмутимый голос, и в нём председатель явно уловил ещё и издевательские нотки.
  - Да ну тебя, - махнул он рукой, потёр пальцами виски и мизинцами вытер под глазами гной. - Тут у человека горе, можно сказать, а у вас одно улыбательство на уме. Дёрнуло же меня взять этот чёртов кредит. Сорок тысяч! Теперь впору хоть самому у дороги с шапкой садиться.
  - Ну, у нашей дороги вы до весны просидите, - обнадё-жила Глаша и, несмотря на предостережение, улыбнулась всё равно.
  - А-а! Пропади оно!
  Председатель встал, схватил в руки какую-то газету и, обречённо вздохнув, безнадёжно прикрыл ею продолжаю-щий надрываться телефон. Руки его беспорядочно ощупали карманы, но, видимо, не удовлетворённые результатом, выгребли всё их содержимое на стол. Из числа прочего Пётр Андреич быстро выбрал маленький жёлтый ключик, сдул с него крошки и, отерев о штаны, подошёл к сейфу.
  С минуту он потратил на то, чтобы открыть это чудо, и ещё столько же на то, чтобы достать из него бутылку самогона, налить рюмку, чокнуться ею о голову бюста Ленина, который за ненадобностью не был ни реквизирован, ни уворован, зажмуриться, вытащить с нижней полки кусок мыла, занюхать, положить мыло обратно, запереть дверку и выдохнуть.
  - Нет! Точно разобью! - укрепился он в своих намерениях и уже решительно подошёл к аппарату.
  - А что как пожарную вызвать или скорую? - не отрываясь от работы, полюбопытствовала секретарша, даже не повернув головы.
  - А если и вызову, то что? На вертолёте прилетят?
  Глаша молча пожала плечами.
  - Да нет, Глаш. Одни мы в этой грёбаной дыре. И не нужны мы никому ни со свёклой своей, ни без.
  Председатель тяжело вздохнул и снова повернулся к сейфу. В точности повторив процедуру, он сдёрнул с теле-фона газету и попытался что-нибудь прочесть, но, видимо, не найдя для себя ничего интересного, скомкал её и бросил на пол.
  - Дождик собирается, грибы может, пойдут.
  Он подошёл к окну и, отдёрнув занавеску, распахнул форточку. Взгляд его бесполезно блуждал по перекосившимся частоколам и наспех залатанным кровлям. Где-то глубоко - в сознании его ещё стояла та - старая деревня с аккуратно покоќшенными улицами и непременным детским гвалтом. Вывеска на клубе "Индийское кино" и билетики по двадцать копеек.
  И такая обида вдруг одолела, так прошибло - аж чуть не до слёз. Он захлопнул форточку, задёрнул ненавистный пейзаж и снова подошёл к сейфу. Открыв дверцу, рука автоматически подхватила стакан, но, видимо, одумалась и просто переставила его на другую полку. Пётр Андреич монотонно выдохнул и глазами произвёл ревизию. Мыла - восемь кусков, два десятка свечек, спички да ворох никому не нужных бумаг. Вот и всё богатство. Маленькая дверца, предназначенная для хранения особых ценностей, была не заперта, да и смысла в том не было. Председатель знал, что за ней нет ни рубля, но на всякий случай открыл и пошарил ладонью, ещё раз тяжело вздохнул и наполнил передвинутый стакан.
  Выпить Пётр Андреич не успел. В коридоре послышались чьи-то тяжёлые шаги, и едва он спрятал налитое за спину, как в контору вошёл Гришка Похмелкин - местный тракторист.
  - Здорово, Андреич! Как дела? - выпалил он с порога.
  - Тьфу ты! - ругнулся председатель и тайком поставил самоќгонку на полку.
  - А я, как обещано, за авансом. Сегодня четверг, - напомнил тракторист. - А чего это у вас телефон трезвонит?
  Не спрашивая ни у кого соизволения, Гришка подошёл к аппарату и, сняв трубку, издеваюче прохрипел:
   - Аллё, приёмная президента.
  В трубке послышалась тишина, а затем чей-то растерян-ный голос извинился, что не туда попал.
  - Повнимательней надо! - нравоучительно выпалил трактоќрист и брякнул трубку на место.
  - Кто это был? - тут же хором осведомились и председатель, и секретарша.
  - А! - махнул рукой Гришка. - Номером ошиблись.
  Председателю почему-то сразу полегчало, и, видимо, от облегчения он достал налитый стакан.
  - Будешь? - как-то расплывчато и неконкретно спросил он у тракториста.
  - Можно, - так же расплывчато и неконкретно ответил тракторист.
  - Начинается, - совсем уж расплывчато и неконкретно выраќзилась секретарша.
  Гришка между тем держал свой стакан напротив председательского и визуально проверял одинаковость налитого.
  - Так, а чего у нас насчёт аванса?
  - Ну, что аванс... - начал было оправдываться тот, но в это время снова зазвонил телефон. Председатель вздрогнул и чуть не опрокинул содержимое на пол, а Гришка с той же лёгкостью, что и в прошлый раз, поднял трубку и произнёс:
  - Мавзолей.
  Вопреки ожиданиям, в этот раз звонивший попал точно по адресу, причём из всех обитателей мавзолея интересовал его исключительно председатель. Григорий терпеливо вы-слушал требования дозвонившегося и, демонќстративно важничая, осведомился, кто и по какому, собќственно, поводу осмелился отвлекать Андреича от дел насущных, но потом неожиданно обмяк и, глупо улыбнувќшись, закончил:
  - А-а, Пётр Андреич. Да, здесь, вот рядом. Ага, даю, - и протяќнул трубку председателю.
  Председательская рюмка нервно дрогнула, шея вытяну-лась, а лицо резко оскалилось и зашипело. По выражению глаз Гришка понял только одно - аванса не будет.
  Чувствуя, что подвёл, тракторист, как бы извиняясь, раз-вёл в стороны руки, мол, извини - не знал, а потом левой аккуратно вложил трубку председателю, а правой чокнулся с дрожащим стаканом. Тяпнув, он занюхал рукавом и отошёл на пару шагов назад.
  - Ну, Андреич. Предупреждать надо.
  - У-у-у! - трубкой замахнулся на него председатель, а потом посмотрел на неё, на стакан и отдал предпочтение последнему.
  Не глядя, махнув содержимое, он отёр запотевшую ладонь о брюки и, переложив в неё трубку, поднёс к уху.
  - Панкратов, - сухо представился он.
  Трубка немедленно отреагировала и поприветствовала приятным женским голосом.
  - Здравствуйте Пётр Андреич. Вам звонят из приёмной гуќберќнаќтора. Пожалуйста, не отходите от аппарата - господин губерќнатор сейчас с вами свяжется.
  В трубке заиграла какая-то приятная мелодия, не пред-вещающая никакой беды, но независимо от того председа-тель сразу взмок и рукавом стёр со лба испарину.
  - Ну, что там? - выпалила секретарша, прекратив печатать, а Гришка виновато втянул в плечи голову.
  - Вот сволочи! Уже губернатору нажаловались, - скри-вил лиќцо председатель и приготовился выслушивать приговор судьбы.
  - Ало! - прозвучало первое слово приговора. - Пётр Анќдреич? Это Василий Ефремыч - губернатор. Как поживает наша житница? - начал он издалека.
  - Да живы пока, - нехотя признался председатель.
  - А что же голос у тебя невесёлый? Чай, до поминок ещё далеко.
  - Ну, это кому как.
  - Ну, ну, - осёк губернатор, - ты эти упаднические настроения брось, не ко времени. Скажи лучше, как там страда идёт? Будет о чём в газетах писать?
  - Вот разве что в газетах. А страда. Что страда? Страда как страда. Страдаем потихоньку.
  - Ну, да. Ну, да, понимаю, - посочувствовал Василий Ефреќмыч страде, и даже в трубке было слышно, как он покивал головой. - А я ведь тебе по другому поводу звоню.
  "Коню понятно, что по-другому. Сейчас начнётся", - подумал председатель и ошибся.
  - Мы тут к тебе со товарищами в гости собираемся, так что завтра к девяти жди. И народ собери - пообщаемся. Договорились?
  - А чего ж, - вынужденно согласился председатель и побагќровел.
  - Ну, тогда будем считать, что договорились. Не буду больше тебя от дел отвлекать. Давай! До завтра.
  Пётр Андреич отнял трубку от уха и глупо посмотрел на неё, мысленно спрашивая: "Это что, всё?"
  "Всё!" - так же мысленно ответила трубка и загудела.
  Председатель обречённо помотал головой и, поправив усы, попытался водрузить трубку на место, но неожиданно окостеневшие пальцы предательски не выпускали её из своих объятий. Гришка с Глашкой терпеливо ожидали окончания единоборства, и когда, наконец, трубка коснулась аппарата, в один голос проголосили:
  - Ну?
  - Что ну? - сурово рыкнул председатель и потянулся к сейфу.
  Гришка тут же подсел рядом и протянул свой стакан.
  - Ругался?
  - Хуже, - ответил Пётр Андреич и стаканы наполнил.
  - А что у нас хуже? - не поняла иронии Глашка.
  - Сам сюда едет. Завтра к двенадцати обещался.
  - Ну, по нашим дорогам так только часам к трём доберётся, - отсрочил неизбежное Гришка и, махнув стаканом, проглотил содержимое.
  - А я что, дурак, по-твоему? - махнул в ответ председа-тель и тоже опростал посудину, - сказано в девять - значит, не раньше двенадцати и есть.
  - И чего это ему от нас надо?
  - А чёрт его душу знает. Сказал - приеду, и всё. Народ собрать велел.
  - Ну, раз народ - значит не по твою душу, - тут же успокоил Григорий. - По твою душу - без предупреждения бы приехал. Или вызвал бы. Чего грязь-то месить?
  - Ну-у! Хоть это радует, - охотно согласился Андреич, хотя в выражении лица его эта радость не отразилась.
  - Поди, на поле посмотреть хочет. Как свёклу убираем.
  - Может, и так.
  - А народ-то где велел собрать, тут или на поле? - разумно вмешалась Глаша.
  - А чёрт его знает! Не сказал. Сказал только - собрать. И всё.
  - Да понятно, что на поле, - ответил за губернатора Гришка, - тут-то ему чего?
  - Плевать! - отстранился от проблемы председатель. - Приеќдет - сам пусть и собирает, а то и вообще скажу, что к девяти собрал, а к двенадцати все разбежались.
  Гришка с Глашкой улыбнулись.
  - Ещё пускай дорогу к нам найдёт. Поди, ни разу и не был.
  - А может, сбегать табличку поставить? - добродушно предќложил Гришка, указывая пальцем на приставленный к стенке указатель с полустёртой надписью "Поршнёвка". - А то ведь точно не там свернут, а возле кладбища они и не знают.
  - Вот ему! - продемонстрировал огромный шиш председатель, - а не указатель. Он ещё позапрошлый год обещал дорогу отремонтировать. Вот пускай по ней и проедет. Разливай.
  - Ой, беда с вами, мужики, - помотала головой Глаша и вытащила из пишущей машинки лист бумаги, а Гришка сдвинул стаканы и налил.
  - Уж как есть, - ответил Пётр Андреич и выпил. - А что ты там всё печатала целый день?
  - Анкету заполняла. Верка обещала в Интернет выло-жить, надо вот только фотографию найти.
  - Чего? Какой ещё Интернет? - не понял сути Гришка и скривил физиономию.
  - А тебе и знать не обязательно. Вот найду там молодого, красивого да богатого и уеду отсюда куда подальше.
  Председатель с Гришкой переглянулись, потом посмотрели на Глашу, чокнулись и мысленно проанализировали ситуацию. О результате анализа тут же ей и доложили.
  - Дура ты! Потому и в девках до сих пор ходишь. Своих-то тебе мужиќков мало - принца подавай.
  - Дядя Петь, да где ты тут мужиков-то увидел? Этот, что ли? - она указала пальцем на Гришку и усмехнулась.
  - А чем тебе не мужик? Всё при мне, - тут же опротестовал сомнения Григорий, несогласный с непричислением его к мужескому полу. Он выпрямился, выпятил грудь вперёд и даже поправил чёлку.
  Глаша ничего не ответила. Вздохнула только да головой покачала, что если как-то и переводится на человеческий язык, так точно неприлично.
  - Ладно, - махнула она ладонью и отвернулась. - Вре-мени полвторого, а сегодня четверг. Так что вы как хотите, а я пойду. Скоро лавка приедет.
  Лавкой Глаша, да и другие называли машину, что каждый четверг привозила в деревню продукты и хлеб. Своего магазина в деревне не было, или, вернее, был, но уже столько лет не работал, что даже и ключ от него Андреич давно уже отцепил от связки и, кажется, даже потерял. До села ходить - семь километров, да и то только в погодицу, а так хоть и дороговато, но вполне приемлемо. Иногда, правда, машина ломалась, и председатель запрягал Зорьку, чтоб хоть как-никак, а вообще хоть шишига и старая, но вполне справлялась.
  - Ну, всё. Я пошла. Лёнька обещал колготки привезти.
  Глаша аккуратно убрала бумагу в псевдокрокодиловую сумочку с неработающей молнией и накинула пальто.
  - Иди, - печально буркнул председатель. - Или постой! Ключ от стола оставь.
  - Вам что, одной не хватит? - обернулась Глаша и бес-прекоќсловно порылась в сумочке. Ключ она положила на край стола и, поправив волосы, вышла на улицу.
  - Да-а, - помотал головой председатель. - Тридцать лет бабе, а ей всё принцы да колготки.
  - Точно, - согласился Гришка. - Совсем умом тронулась. А мы ж с ней с одного класса.
  - Ну-ка возьми, - Пётр Андреич пододвинул ключ Гри-горию, - пошарь там в столе. Может, и закусить чего есть.
  - А ваша Нинка на год младше училась. Как там она? - Григорий вытащил из стола пол-литра "Столичной" и целлофановый пакет отвердевших пряников.
  - Да я её после института два раза и видел. На свадьбе да с внучкой приезжала прошлым летом. Или нет - позапроќшлым. Или... Чёрт! Время-то как летит!
  - Это уж точно! - знающе подтвердил Григорий, поста-вил бутылку на стол и, достав пару пряников, попытался один разлоќмить. - Да-а. Об них только зубы ломать.
  Гришка усмехнулся, сгрёб их в сторону и, пододвинув стаканы, откупорил "Столичную".
  - А чего завтра-то делать будем?
  - А ничего не будем.
  - Свёклу уж давно пора собирать, а то, не дай бог, мороз - помёрзнет вся.
  - А в гурте возле дороги не помёрзнет?
  - А при чём тут в гурте?
  - А ты что ж думаешь, выкопаешь, и сразу покупатели налетят?
  - А на завод?
  Председатель молча налил водки, достал папироску и закурил. Уперевшись глазами в угол, он о чём-то задумался, но вскорости потупил взгляд. Папироска истлела и, воткнутая в недавно вымытую пепельницу, зашипела.
  - А ты знаешь, Гриш, не будем мы в этом году урожай собирать. Всё одно где гнить.
  Он подхватил налитый стакан, опростал и, подобрав один из пряников, попробовал закусить.
  - Уу-у! Только с чаем.
  - Подожди, у меня семена есть, - хлопнул по карману Гришка и вывалил на стол десятка три семечек.
  - Не густо, - заметил председатель, но полоќвину себе отсчитал. - Вот что я решил. Выгоню-ка я завтра баб на поле, и пущай собирают эту свёклу себе. Сколь ни соберут - всё в дело. Хоть самогона нагонят, а то всё одно, я знаю, бегают.
  Председатель поднял голову и лукаво посмотрел на Гришку, неожиданно узнавшего, что есть у нас ещё такие элементы, что с колхозного поля свёклу воруют.
  - Да и ты, я знаю, третьего дня два мешка с поля уволок.
  - Пётр Андреич, - тут же возмутился Григорий, вытянул шею и округлил глаза.
  - Да нет бы ещё всю подряд копал, так самую крупную повыбирал.
  - Пётр Андреич...
  - Молчи, молчи. Я знаю и знаю. И хочешь правду? Я тебя не осуждаю. Жизнь такая. А убирать всё одно не будем.
  - Так нечто гнить ей?
  - А что ты предлагаешь? Ещё один кредит взять - тебе на солярку, а потом ходить - в ноги кланяться, чтоб хотя бы по рублю?
  - Так а на завод-то?
  - Да какой завод? Они там какие-то опилки - китайские, что ли? Своих им мало! Привозят вон вагонами да из них и гонят. Нужна им наша свёкла.
  - Так как же это?
  - А вот так! Вот ты сейчас что пьёшь? Так вот, знай - это оно и есть. С первой-то не сравнить.
  Гришка с любопытством рассмотрел "Столичную" на предќмет вкрапления опилок, но, не обнаружив, не расстро-ился.
  - И что тогда теперь?
  - А! Ну его!
  Председатель медленно привстал, потянулся и прикрыл ладонью зевоту.
  - Что-то разморило меня без закуски. Может, воздухом поќдышать?
  - Так, может, лучше, ко мне пойдём? Мамка борща наварила. Считай, что я за свёклу проставляюсь. У меня, кстати, и самогонка есть.
  Андреич медленно повернул голову, лаконично исчисляя размер взятки и, сделав принципиальную паузу, охотно согласился.
  - Да. Пожалуй! Заодно и проветримся. Бутылку не за-будь...
  
  Глава 2 - в которой пропажа реки наконец-то научно обос-нована
  
  Во дворе, как и следовало ожидать, никого не оказалось. Вся деревня без малого давно уже выстроилась в очередь возле шишиги и, пересчитывая на ладонях мелочь, планировала покупки.
  - Сынок, мне давай банку консерьвов по двадцать семь. Колбаски по девяносто - двести граммов. Давай ещё две булки свежего - беленького и семь штук дешёвого.
  Под "дешёвым" бабка Пелагея подразумевала старый прошлонедельный хлеб собранный по городским супермаркеќтам. Есть его, конечно, было нельзя, но ежели грамотно порезать да просушить в печи, то потом можно размачивать и кормить кур.
  - Только давай без плесени, а то опять клевать не будут...
  Лёнька - водитель, а по совместительству и продавец, и хозяин шишиги, терпеливо отвешивал, отмерял и отпускал, проявляя к ремеслу недюжую терпимость и спокойствие. Да, он знал, что взять со своих покупателей нечего, потому часто проявлял благосклонность, а временами и отпускал в долг.
  Заметив приближающегося председателя с трактористом, Лёнька на мгновение оторвался от весов и вежливо помахал рукой. Председатель ответил кивком, а Гришка, сочтя необходиќмым переплюнуть начальника, сложил ладони над головой и потряс.
  - Андреич, я тут у матери двадцатку выпросил на сигареты. Давай дойдём, всё равно по пути, - вежливо попросился он.
  - Двадцатку, говоришь? - Андреич лукаво усмехнулся. - Ну давай дойдём, Буратино.
  - Нам только сигарет, - растолкал Гришка очередь. - Без сдачи. Беломорчику.
  Он протянул двадцатку и выхватил из рук Леонида пачку. Председатель тоже порылся в карманах и, насчитав двадцать семь рублей с копейками, прикинул меню.
  - Да, - расстроился он, - без вариантов.
  Еда в доме у Андреича была явлением хоть и обязатель-ным, но разнообразием особым не отличалась. Так - картошка в мундире да картошка с грибами. Иногда капуста с морковью - если не лень, а недостаток высококалорийного мяса с лихвой компенсировал другой высококалорийный продукт. На Лёнькино же изобилие смотреть было грустно, и чтоб хоть как-то подправить настроение, председатель пошутил.
  - Лёнька, меняю мешок свёклы на батон колбасы.
  Шутка вызвала смех, но, к удивлению, возымела к дей-ствию.
  - Вот, дядя Петь, полукопчёная - подойдёт? - момен-тально отреагировал Лёнька, и в руках у него завибрировал целый батон "московской".
  Андреич непроизвольно проглотил слюну и облизнулся, а Гришка отвлёкся от открывания пачки и с любопытством уставился на председателя.
  - Подойдёт, подойдёт, - весело откликнулся народ.
  - А может, тебе за колбасу ещё чего надо? - визгливо проголоќсила Нинка и поправила ладонями грудь. - Аль может, кто другой, я договорюсь.
  Бабы заржали, едва не заставив Лёньку покраснеть, а Прасковья Андревна так вообще - выронила в траву рубль, который пришлось потом долго и упорно искать, и даже пропустила свою очередь.
  - Спасибо, не надо, - вежливо отказался Лёнька и, про-тянув Андреичу палку "московской", добавил: - Вот дядя Петь, держи. Сто рублей стоит. Ещё надо?
  - Ого, живём, - оживился Гришка и первым дотянулся до колбасы. - Сейчас притащу.
  - Кхе, кхе, - прокашлял в кулак председатель, как бы давая знать, что не одобряет подобных бартерных отношений и уж как минимум на глазах у подчинённых. - Ты вот что, Лёнь. Как закончишь здесь - подъедь к конторе.
  - Да! - одобрил стратегию Гришка. - Но колбасу мы пока с собой заберём.
  - Хорошо, дядя Петь, через полчасика.
  Андреич молча кивнул Григорию, и тот, держа батон колбасы над головой, протиснулся сквозь очередь обратно.
  - Пойдём в контору, - мотнул головой председатель и разќвернулся.
  - А как же борщик? - не понял Гришка. - У меня и са-могон дома есть.
  Андреич остановился и почесал подбородок. Оглянув-шись на очередь и убедившись, что та не обращает на него внимания, он подошёл к Гришке вплотную и, забрав из его рук колбасу, ловким движением разломил её на две части. Большую половину из гуманитарных соображений вернул обратно, изобразив на лице выражение, подходящее боле для вручения ордена или зарплаты, а другую сунул во внутренний карман, рядом с недопитой водкой.
  - Давай так. Ты домой - колбасу матери отдашь, а с са-могоќном в контору. Да! И мешок свёклы с тебя! Всё понял?
  - Пять минут, - тут же отрапортовал Гришка и скорым шагом удалился, а председатель поправил усы, конспиративно осмотќрелся и зашагал к конторе.
  На крыльце он остановился, достал папиросы и закурил. Резкий запах табака ударил в нос и сразу же отогнал аромат, струящийся из внутреннего кармана. Председатель достал колбасу, понюхал, осмотрел и, ощутив внутреннюю радость, прочёл ингредиенты. "Как странно, - подумал он разочаро-ванно, - вот ведь гадость несусветная, мыши и те, поди, жрать не будут, а откусить хочется. Как всё-таки мало человеку нужно для радости. Наверное, потому, что и сама радость - явление мимоќлётное, слишком уж мимолётное - сиюсекундное. Радость - она, пожалуй, и есть мимолётное счастье. И из таких вот маленьких кусочков и складывается общая картина. Счастливый человек - он как раз тот, что ежесекундно испытывает радость. И причина тут неважна. У каждого своя. Вот холодильник купил - радость, корова отелилась - тоже, а кому и того меньше. Вот у меня день начинался. Уж казалось - ничем не исправить, а тут какой-то маленький кусок колбасы... Чёрт! Как откусить-то хочется..."
  Папироска давно истлела, и, швырнув мундштук в урну, председатель открыл контору. Порывшись в столе, он нашёл единственную чистую тарелку - Глашину и ножик. Колбаса была немедленно порезана, а неровный край её Пётр Андреич не удержался и съел. Вытерев руки о штаны, он подошёл к окну и вгляделся. Гришки не было, а к управе медленно приближалась шишига. У крыльца она остановилась, и, спрыгнув из кабины, Лёнька громко хлопнул дверцей.
  В контору постучали, и Пётр Андреич, усмехнувшись, помотал головой.
  - Да заходи, заходи. Чего стучать-то. Будто я не вижу.
  - Звали, дядя Петь?
  - Звал, звал. Садись.
  Он ногой пододвинул Лёньке стул и, размазав ладонью пыль, указал на него рукой. Лёнька сел.
  - Ты, как я погляжу, свёклой интересуешься, - начал с главќного председатель.
  - Я, дядя Петь, всем интересуюсь.
  - Это правильно. Вам, молодым, только так и можно. Это нам, старикам, ничего уже не интересно, а вам надо. За машину-то расплатился? Или - много ещё должен?
  - Семьдесят восемь тысяч, - спокойно ответил Лёнька, и что порадовало председателя - не было в его голосе обречённости.
  - Молодец, молодец, - искренне похвалил его Андреич и пододвинул стакан.
  - Я за рулём, - опередил предложение Лёнька, - да и воќобще.
  - Ну да, ну да, извини, - замахал рукой председатель, а сам выпил. - Так и сколько тебе свёклы нужно?
  - Да пару мешочков - на зиму да матери, может.
  - Ну, пару я тебе и без колбасы дам. Я думал - на продажу.
  - На продажу - не знаю, дядя Петь, но мешков по пять в неделю попробовать можно. Но не обещаю.
  - И куда же ты её?
  - Да есть у меня вообще-то знакомые на рынке.
  - И что, берут?
  - Так если свёкла хорошая да с доставкой - так чего б и не взять.
  - И почём?
  - Ну, дядя Петь, я не знаю. Сколько там в мешке? Кило-грамм сорок? - он мысленно произвёл калькуляцию. - Рублей по двести за мешок.
  "Пять на двести - это тысяча в неделю. До заморозков в лучшем случае тысяч шесть", - быстро посчитал председа-тель.
  - Хорошо Лёнь, только мешки обратно возвернёшь.
  - Придумаем чего-нибудь, только, дядя Петь с оплатой сразу не могу. Каждая копейка на счету. Через неделю буду расплачиваться.
  - Добро.
  На крыльце послышался шум, и через мгновение дверь с грохотом отворилась.
  - Вот! Как обещано, - выпалил Гришка с порога, скинул с плеча мешок со свёклой и поставил его на пол. - Отборная.
  - Да ты по кой его сюда-то приволок, дурень? - выругался Андреич. - У машины не мог оставить?
  - Виноват! Чё орать-то, - добродушно признал ошибку Григорий и с лёгкостью водрузил мешок обратно на плечо.
  - Я дверь подержу, - поспешил помочь ему Лёнька и побеќжал открывать фургон.
  Загрузив мешок, Гришка рысью прошмыгнул обратно и уселся на Лёнькино место. Он распахнул полу и, достав поллитровку, поставил её на стол.
  - Тебя только за смертью посылать, - объяснил Пётр Андреич Гришкино предназначение, откупорил бутылку и понюхал.
  - Да мамка поесть заставила.
  - Повезло. А колбасу-то отдал?
  - Да лучше б и не отдавал. Наругала только.
  - Это за что же это? Ты ей что - так часто колбасу приносишь? Или у ей на неё неприятности?
  Гришка обиженно развёл руки в стороны и махнул обеи-ми сразу.
  - Да какие там неприятности! Взяла сдуру да наругала за то, что съел половину.
  - Так, а ты по кой чёрт её погрыз? Донести, что ли, не мог?
  - Так я и не грыз. Ты ж сам её как ополовинил, так я и принёс, а она подумала, что целая была.
  - Ну так и сказал бы, что это мы на двоих поделили.
  - Так я и сказал. А она говорит, что ты себе большую половину захапал.
  - Тьфу ты! - расстроился Андреич. - Баба, она и есть баба.
  Тут в дверь снова постучали.
  - Заходи, - махнул рукой Гришка, даже не поворачива-ясь, и только стакан свой подставил для лечения расстройства.
  - Дядя Петь, я поехал, - сквозь полуоткрытую дверь по-проќщался Лёнька.
  - Ну, с богом, Лёнь, с богом. Жаль конечно, что не доду-мались раньше, а то б мы тебе прямо сейчас пять мешков загрузили, - посетовал председатель и сдвинул свой стакан к Гришкиному.
  - Зачем пять мешков? - не понял Гришка.
  - Да мы тут сговорились, что он по пять мешков в неделю покупать будет, а не накопали. Сейчас бы и загрузили.
  - Ну, так, давай и загрузим, раз нужно человеку.
  - Тебя, что ли, послать копать? - усмехнулся председа-тель и закурил.
  Гришка виновато посмотрел Андреичу в глаза и ещё более виновато улыбнулся.
  - Зачем копать?
  В следующий момент он, конечно, догадался, что зря это спросил, но делать было уже нечего - председатель явно догадался о другом.
  - Ну, ты карась, - помотал он головой и укоризненно погроќзил ему папироской.
  - Так ты ж сам говорил, что чем пропадать, лучше уж в дело.
  - Говорил. Как же. Помнится, и часа не прошло.
  Выражение председателева лица изменилось на недружелюбное, а рука автоматически исчислила размеры убытков и пропорционально им наказала Григория в налитом.
  - Ну так, - оправдался Гришка, - а я завсегда говорил, что у меня дар предвидения. - Но по поводу розлива не возмутился.
  А Андреич даже чокаться с ним не стал.
  - Вот что, - говорит, - провидец хренов! - Он повернул голову в сторону двери. - Лёнь, бери этого Нострадамуса и дуй к нему. Он тебе пять мешков отгрузит, чтоб не порожняком ехать, и можешь по дороге тумаков ему надавать.
  - Да за что? - обиделся Гришка.
  - За предвидение.
  - Ладно, дядя Петь, - смеясь, согласился Лёнька и при-глашающе махнул рукой. - Пошли.
  Шишига немного пофыркала, завелась и покатила к Гришкиному дому, а председатель прикрыл поплотнее дверь и поделил колбасные кружочки пополам в надежде съесть лишний. Кружочков так пополам и оказалось, так что при-шлось съесть сразу два. "Его хоть мать покормила, а у меня с утра маковой росинки..." - оправдал он своё бесстыжее поведение и достал папиросы.
  Папироса не пошла. Голодный желудок отозвался отрыжкой, и неприятное ощущение во рту заставило её затушить. Он встал, подошёл к ведру и, выплеснув из стакана остатки водки, зачерпнул воды. Тут же нашёлся кипятильник, а пакетик чая он реквизировал у Глаши. Заварив, он разгрыз пару пряников и, оставшись довольным завтраком, докурил потушенную беломорину.
  
  * * *
  Скрипнула дверь, но вместо ожидаемого Гришки на пороге показался лесник в протёртом до дыр и неаккуратно заштопанном плаще, застёгнутом на единственную пуговицу. Тёмная полоса на выцветшем от солнца брезенте свидетельствоќвала о том, что некогда к нему прилагался пояс, а оттого, что лесник всегда ходил с опущенной головой, его редкая седая бородка смешно топорщилась вперёд и при разговоре забавно подпрыгивала.
  - А! Кузьмич! Заходи, - радушно встретил его председатель.- Спасибо за стул. Удобный.
  - Незаче, привет, - отозвался Кузьмич.
  - Как раз вовремя, Гришка проставляется. - Андреич счёл приход лесника достаточным поводом, чтобы откупорить самогон, и отставил в сторону недопитую водку. - Как там наша запруда?
  - Да что ей - запруде-то. Ещё локтя два, и переливаться наќчнёт. А может, и уже...
  Кузьмич задрал непривычным движением полу и сел.
  - Это хорошо. Глядишь, и рыба заведётся.
  Председатель откупорил бутылку, понюхал и зажмурился.
  - Давай. За плотину. Сколько лет собирались.
  - Подожди, Андреич, - лесник отодвинул налитый ста-кан, чем ввёл председателя в замешательство. - По делу я.
  - Понятно, - кивнул председатель, - но вот хоть режь меня, Кузьмич, ни копейки в кассе. А за плотину я с тобой в следующий четверг рассчитаюсь.
  - Да я не за этим, - лесник неожиданно погрустнел. - Поќкрали меня, Андреич.
  Председатель поставил налитый стакан и задумался.
  - Как же это? Столько лет напасти не было - и на.
  - Всё подчистую, Андреич. А чего унести не смогли - так поломали. Помнишь удочку, что мне подарил?
  - Помню.
  - Так из неё барабанных палочек наделали.
  - Вот сволочи!
  - Это ж какую силу надо иметь? Медвежью. Чтобы бам-буковую удочку да на барабанные палочки.
  - Да уж, нечего сказать. А ты сам-то, Кузьмич, сам-то как думаешь? На наших-то вроде не похоже. Может, грибники какие?
  - Да какие там грибники. Я грибников-то там отродясь и не видывал. Да и грибов путных - тоже. Одни мухоморы разве что.
  Председатель сурово выдохнул, встал и, отчего-то постесќнявшись заглянуть леснику в глаза, нервно прошёлся по конторе.
  - Вот ведь сам, Кузьмич, виноват, - скорее посочувствовал, нежели обвинил он, - сколько раз тебе говорил! Живёшь там, на отшибе. Сам себе на уме. Домов по деревне сколько пустует? А? Выбирай любой да и живи себе. Вон хоть у Караваихи. Дом добротный, справный, а то зимой всё одно на дрова поразберут.
  - Да я Андреич, собственно, за тем и пришёл...
  Председатель как-то встрепенулся, и в глазах его забле-стело удовлетворение. Справить леснику новое жильё и притом без всякой бумажной волокиты - действительно представлялось ему делом несложным. Пустующих изб в деревне - хоть отбавляй. Бери любую - не хочу! А может, и за плотину рассчитываться не придётся.
  - Ты вот что, - председатель открыл нижний ящик стола, вытащил связку поржавевших ключей с аккуратными бирочками номеров пустующих домов и отцепил тот, что с номером семнадцать. - У Караваихи же семнадцатый?
  - Стало быть, семнадцатый, - неуверенно подтвердил Кузьќмич, привстал и протянул руку.
  - Ну, вот и славненько.
  Андреич утвердительно кивнул, бросил связку обратно в ящик и пожал протянутую руку. Ключ положил на стол - возле себя.
  - Сейчас Гришка придёт - дойдём, откроем. Может, и помочь чего надо.
  - Спасибо, Андреич, - стыдливо ответил на рукопожатие лесник и выжидаючи вернул туловище на стул, а председатель сдвинул стаканы и налил.
  - А заодно и новоселье обмоем.
  Кузьмич как-то нервно вытянул губы и вместо благодар-ноќсти виновато отвернулся.
  - Чего не так? - не понял Андреич и пододвинул леснику стакан. - Ежели не нравится Караваихин, так на тебе - любой выбирай.
  Председатель снова открыл ящик и к лежащему ключу добавил всю связку, но и такой вариант лесника не устроил.
  - Да я не про то, Андреич. Вот думай чего хочешь, но я больше эту отраву в рот не возьму. Бросил. - И презрительно отодвинул налитый стакан.
  Председатель поперхнулся, откашлялся, запил самогоном и снова поперхнулся.
  - Кузьмич, ты чего? Не заболел случаем? Я ж тебя вчера вечером видел. Ты когда стул принёс - уже на ногах не стоял, да ещё бутылку водки с меня взял.
  - То было вчера, а сегодня бросил, - отрезал Кузьмич и отвернулся ещё больше.
  - Да от тебя перегаром несёт за версту. Ты ещё в дверь не вошёл, а я тебя уже учуял.
  - Да, несёт, - обиженно посмотрел лесник и отвернулся в другую сторону, - только пить больше не буду. Хватит. До того напился, что и сказать стыдно.
  - Не понял, - не понял председатель и машинально присвоил кузьмичёвский стакан.
  Отдаление стакана подействовало, видимо, плодотворно, и Кузьмич медленно, но решительно повернулся к председателю.
  - Понимаешь, Андреич, вчера как запруду-то смастери-ли, да и отметили, как положено. А потом я к тебе ещё со стулом заходил.
  - Ну, - подтвердил Андреич.
  - Ну и домой пошёл. Пришёл, значит, и... Так что-то са-лата захотелось, что отрядился я за укропом - минут этак на пять. Может, чуть больше.
  - Ну.
  - А уж пришёл, так дома всё вверх дном. Всё повынесли да попереломали.
  - Ну.
  - Да что ну? Погоревал я само собой, да спать лёг. Спьяну-то где чего разыскивать, а утром, ты же знаешь - я с петухами встаю, пошёл к Чубарихе опохмелиться, да напрямки - через завод.
  - Ну, это понятно, - одобрил председатель, - мне невдомёк, когда ты пить бросил, ежели утром к Чубарихе за опохмелкой ходил.
  Председатель хитро прищурился, улыбнулся ехидно и всем своим видом дал понять, что насчёт бросания можно не заливать, что он и сам много раз с этим делом завязывал и что завязать на пьяную голову - это раз плюнуть.
  А действительно! На пьяную-то голову кто из нас не зарекался? А если хорошенько подумать, то на пьяную только и можно. Ведь не придёт же трезвому человеку в здравом уме и твёрдой памяти на этот самый здравый и трезвый ум такая безумная бредовая идея. Или я б даже сказал - безумно бредовая. И не идея, а так - мыслишка.
  Встречал я, кстати, людей одержимых безумными идея-ми, а вот безумными мыслишками - нет. В этом, наверное, и есть суть. Хотя, в принципе, идея-то неплохая.
  Вообще люди бросают пить по разному. Тут целых три варианта. Первый - когда бросаешь сам. Завязываешь волю в кулак и всё - как отрезало, но это встречается редко, я бы сказал - крайность. Гораздо чаще бросаешь не ты, а твоя печень. Это второй вариант. Бывало, что человек и не хочет, и сопротивляется, и всякими правдами-неправдами, а она ни в какую. Не принимает, и всё! Тут уже проблема серьёзная, впрочем, когда это русский человек боялся сложностей...
  Ну и наконец, третий - самый распространённый вари-ант. Это когда бросаешь вместе с печенью, ну, или что там от неё осталось...
  Хотя зря я, наверно. Самый или не самый, тут ещё как поглядеть. Ведь так уж устроен человек, что ни за что не признаќется каким вариантом он воспользовался, поэтому статистика в этом деле весьма приблизительна. Вот и Андреич, глядя на лесника, так и не догадался об истинных причинах. Пришлось дослушивать...
  - И вот, значит, иду я, а на душе нехорошо как-то. И го-лова раскалывается, и ноги не слушаются.
  - Ну, это тоже понятно, - продолжил понимать предсе-датель и тайком посмотрел - не держится ли Кузьмич за печень.
   - И вдруг мерещится, будто что навстречу мне заяц идёт. На задних лапах, а в передних два ведра водки тащит.
  - А! Ну, это совсем понятно, - наконец-то совсем разо-брался в происходящем Андреич и посочувствовал кузьмичёвой печени.
  Он достал папиросы и закурил. Хотел предложить Кузь-мичу, но тот махнул рукой и отвернулся.
  - Знаешь, Андреич, многое бывало. И чёртиков видел, и белочек, но заяц - это уже перебор, да ещё с вёдрами.
  - А как ты определил, что он водку в вёдрах несёт? - осторожно поинтересовался Андреич и, чтобы скрыть улыбку, подпёр голову рукой.
  - Чего ж там не определить, когда он в двух шагах от меня прошёл. Я за дерево спрятался и всё ждал, что он исчезнет, а он, мало того что не исчезал, так ещё и возле меня остановился, отпил, ухо пригнул, занюхал и к реке пошёл.
  - Да, дело серьёзное, - подтвердил председатель, - но ты, Кузьмич не расстраивайся. Оно, может, и к лучшему.
  - А-а! - махнул рукой Кузьмич. - Дай лучше ключи - пойду я дом себе посмотрю.
  Председатель охотно повиновался и молча проводил лесника взглядом, а затем подошёл к окну и долго и пристально рассматривал удаляющуюся фигуру.
  "Да-а. Сдаёт Кузьмич, - напросился печальный вывод. - А ведь помнится, на два года моложе меня".
  Вернувшись к столу, он поднял невыпитый стакан и с минуту внимательно разглядывал содержимое, но, так и не набравшись храбрости, поставил его обратно.
  
   * * *
  Сказать, что караваихина изба Кузьмичу не понравилась, было бы не правда. Хата справная, запаршивела только местами, но всё равно с его прежним жилищем и в сравнение не шла. Более всего леснику понравилась передняя - просторная зала, опытным глазом определённая как четыре на три, мебелированќная, с печкой во главе угла. Высоченная железная кровать, аккуратно пристеленная десятком ватных одеял, тут же была опробована на упругость, для чего Кузьмичу пришлось даже подпрыгнуть. Результат не разочаровал. Дальнейшее созерцание своих хором он проводил уже сидючи.
  У окна вровень с кроватью стоял стол, укрытый длинной пожелтевшей от времени скатертью, длиной своей скрывающей огромный баул каких-то, видимо, тряпичных ценностей. Два полузадвинутых под стол стула окончательно мешали определить размер богатства, отчего пришлось переключить внимание на комод.
   Ящики его перестали закрываться, видимо, ещё при жизни хозяйки, а беспорядочно торчащие из них вещи хранили на себе печать мародёрства. Дополняло композицию пыльное трюмо с местами отслоившейся амальгамой и полустёртой улыбающейся наклейкой.
  - "Вот люди! - мысленно посетовал Кузьмич, припод-нялся с ложа и попытался запихать ветошь на место. - До чего же до чужого добра жадные". Он попробовал задвинуть ящики, но обычным способом сделать это не удалось.
  Лишь четвёртый удар ноги сумел восстановить геометрию комода, и на том интерес к нему был исчерпан. Глаза автоматичеќски отыскали в трюмо собственное отображение и медленно, но правильно округлились.
  Как бы не веря округлённым глазам, лесник тщательно ощупал обеими руками лицо, расправил на нём раститель-ность, поплевал на руку и пригладил нечто вроде чёлки. Когда он последний раз видел себя в зеркале, он не помнил, да и не хотел вспоминать, но тем не менее мысленно пообещал себе побриться. Поправив полы одежды, Кузьмич выпрямился, тяжело вздохнул и лишь после этого вернул округлённые глаза в привычное положение.
  Выходя из передней, внимание лесника привлекло давно забытое чудо цивилизации - электрический выключатель. Отказать себе в удовольствии и щёлкнуть Кузьмич не смог и даже не расстроился, когда обнаружил, что лампочка в патроне отсутствует. Довольно хмыкнув, он продолжил ревизию.
  В чулане лампочки тоже не оказалось, как, впрочем, и во всех остальных помещениях.
  - Ну, народ! - уже вслух выругался Кузьмич, но отдадим ему должное, ещё без мата.
  Далее тщательным образом были проинспектированы терраска, харчёвка, двор. Заглянул лесник и в подполье и даже набрал там целый карман проросших, но ещё съедобных картошин, а также молодой, но уже съедобной поросли.
  Факт этот как-то особенно порадовал лесника, и, выбравшись, он решил затопить печь.
  Жизнь определённо налаживалась.
  За картошкой пришлось лазить ещё два раза, так как оказаќлось, что в почищенном состоянии она сильно уменьшается в размере, но тем не менее голод утолить удалось, и, окончив трапезу Кузьмич закатал самокрутку.
  Приблизительно на половине выкуренного лесник вспомнил, что бросил курить, но ввиду новоселья позволил себе маленькую слабость и докурил до конца. Бросить окурок на пол он неожиќданно постеснялся и, забыв, что это его последняя сигарета, соорудил из какой-то банки пепельницу.
  День окончательно был признан удачным, и как след-ствие того Кузьмич проследовал в переднюю и, ребячески подпрыгнув, водрузился на уже опробованное ложе. Подло-жив под голову ладони, он блаженно закрыл глаза, но, поразмыслив немного, все-таки снял сапоги.
  Какие-то приятные мысли судорожно запрыгали по извилиќнам его мозга, одним присутствием своим пьяня и расслабляя.
  Всю свою жизнь он мечтал о том, чтобы разбогатеть, по-ставить свой дом, завести семью, детей и о прочих, сопутствующих счастью мелочах, но мечта, она на то и мечта, чтобы всегда оставаться мечтою. Годы шли, а ни семьи, ни детей, ни дома. Да что там говорить - мечта оставалась в неприкосновенности. А уж когда новое правительство все лесничества разогнало, дескать, нечего вам печи свои дровами топить - покупайте у нас газ, тут уж и совсем он с ней попрощался, пить начал. Казалось, что уже всё - пропащий человек, а тут вот оно как повернулось.
  Теперь он сам себе барин, да ещё и в роскошных хоромах.
  Кузьмич приоткрыл глаза и мысленно смёл с потолка паутину. "Потолок-то подкрасить бы надо, а то больно уж мрачноват. И пятно это жёлтое. Крыша, что ль, подтекает. Завтра же слажу, посмотрю. Негоже, когда у мужика да крыша течёт".
  Он перевернулся на бок и младенчески заснул...
  
   * * *
  А Гришка тем временем уже вытащил из сарая пять мешков, доверху набитых свёклой, помог Лёньке разгрести товар и загрузить покупку. Дворовый пёс Губернатор, названный так не то из важности, не то из-за глупости, отчаянно надрывался на привязи, выражая протест против разбазаривания, как ему казалось, вверенного ему под охрану имущества.
  - А чего ж ты только пять? Места-то сколь свободного, - спросил Григорий, исподтишка показывая Губернатору кулак.
  - Да мы с дядей Петей на пять договорились, - объяснил Лёнька, укладывая мешки.
  - И почём?
  - По двести.
  Гришка почесал затылок и шпионообразно огляделся по сторонам.
  - А давай я тебе ещё по сто восемьдесят продам.
  Лёнька замолчал. Не то обдумывая предложение, не то проигнорировав.
  - По сто пятьдесят. Отборная.
  Лёнька повернулся.
  - И сколько у тебя?
  - Ну, я думаю, - Гришка заглянул в кузов и визуально оценил свободное пространство, - мешков пятьдесят к тебе ещё влезет.
  - Ты с ума сошёл?
  - А что? Мне председатель разрешил.
  - А он знает, что тебе разрешил?
  - Конечно, но лучше ему об этом не говорить.
  - Понятно, - сказал Лёнька, но ещё пять мешков всё-таки купил.
  Отсчитав Гришке семьсот пятьдесят рублей, он запер фургон на ключ и уехал, а довольный провёрнутой сделкой Григорий, забежал домой и отдал семь сотен матери. Полтинник он припрятал за половицу и, отломив от буханки половину, поспешил в контору.
  Андреич встретил его на крыльце. Вопросов задавать не стал, так как Лёнька, проезжая, посигналил ему и, вытянув большой палец, дал знать, что всё в порядке. Появление Гришки малость успокоило председателя, а нетерпение по части выпить, крупными буквами написанное на лице, вернуло ситуацию в привычное русло. Когда же Гришка, едва переступив порог, осушил, как он выразился "штрафную", тревожные мысли оконќчательно покинули голову. Настроение улучшилось. Потянуло поговорить о бабах.
  Ах уж эта извечная тема! Подковыристей, пожалуй, могут быть лишь разговоры о политике, но справедливости ради заметим, что это уже следующая стадия опьянения и до неё было ещё как минимум по четвёрке.
  Вообще-то, бытует мнение, что стадии опьянения и чередование тем у разных слоёв населения разнятся как по составу, так и по количеству. И действительно! Кто-то заканчивает работой, кто-то политикой, а кто-то и просто рыбалкой, но во всём этом чередовании неизменно одно. Согласитесь, что многие не ходят на рыбалку и для них эта тема лишняя, иные несведущи в политике, а кое-кто и о работе не помышляет или помышляет о работе, но только на самой работе, так как помышлять о ней за пределами работы - чревато. И лишь женская тема присутствует в помышлениях любой группы и категории компаний. Без неё как? Это ж своеобразный секс. Секс - через налитый стакан. И ничего тут дурного нет. Налитый стакан - он же, как стеклянная призма интерферирует наши желания помимо возможностей, а наши возможности - помимо представления о них другими. К тому же из всех доступных видов секса это, пожалуй, самый доступный.
  Развивать эту тему дальше - я, всё-таки, воздержусь, так как тема обширна и достойна отдельного повествования, а я не хочу изображать из наших героев сексуальных маньяков. Это не так. С женским вниманием, чего греха таить, и Андреич, и Гришка испытывали трудности. Особо хвастаться было нечем, но, как вы сами прекрасно знаете, никогда ещё сей факт никого не остаќнавливал.
   Жизненного опыта у Андреича в силу годов было, есте-ственно, больше, но зато у Гришки лучше работала фантазия, и на каждую историю из бурного председательского прошлого он с лёгкостью рассказывал две - и каких. Андреич успевал только краснеть, завидовать и подливать. В конце концов закономерќным финалом стал факт нежелания председателем продолжать разговор, по результатам которого он выглядел мелким пакостником и шалунишкой. От обиды он наливал себе немногим больше, чем увлечённому рассказами о своих похождениях Гришке, и самогон вскоре кончился.
  Перешли на недопитую водку. Остатки закуски были разделены сначала поровну, а потом - ещё на три части в соответќствии с предположительно оставшимся количеством тостов. Несмотря на то, что тостов "за женщин" оставалось ещё несметное количество, какое-то внутреннее чутьё намекнуло, что время переходить к политике.
  Переход получился плавный. Даже очень, так как оказа-лось, что к политикам прекрасно подходит некая аллегория, которую Гришка недавно присовокупил к женщинам. За вычетом того, что в мире творится бардак, а солнце очень халатно относится к своим обязанностям, смысл её не менялся, и дискуссии на этот счёт не получилось. Поскольку обе стороны с данным утверждеќнием были абсолютно согласны, то в отсутствие противоречий не оставалось ничего другого, как тему развить, и первый тост, естественно, был: "Чтоб они все передохли". Тост был принят всеобщим одобрением и вслед за звоном стаканов немедленно обоснован и углублён.
  Второй тост не был таким мягким, ибо раскрывал не только всю гнилую сущность имеющейся власти, но и забегал далеко вперёд и глубоко под землю, так как анафеме были преданы не только несчастные потомки до седьмого колена, но и предки - вплоть до некогда взявших в руки палку обезьян.
  С третьим тостом решили повременить и объявили перекур.
  - Пойдём-ка, Гриш, на улицу. А то задымили всё, - предложил Андреич и щёлкнул выключатель возле двери. На немытом окне в тусклом свете уличного фонаря сразу же появиќлись разводы, а ночные бабочки, докучавшие биением о стекло, изменили объект преследования.
  - Да. Проветрить бы неплохо, - согласился Григорий, вставая.
  - Свет только не включай, а то эта шушера сюда налетит, - сказал председатель и, придерживаясь о косяк, вышел.
  На крыльце места не хватило, потому как каждому захо-телось облокотиться, а перилина, мало того была одна, так ещё и прибита кое-как. Уселись на ступеньки. Свежий воздух чувствовался даже сквозь папиросный дым, а вечерняя музыка сверчков делала необязательными разговоры и отменяла любые предлоги общения. Здесь - за пределами домашних стен, как вне рамок цивилизации, кипела своя непонятная жизнь. Жизнь, пестрящая своими чёрно-белыми красками, но тем не менее не уступающая никакой другой палитре.
  Как редко в своей жизни мы уделяем время полюбоваться красотой природы - красотой естества, дарованного нам бесќплатно. Что-то, видимо, изменилось в человеке, если материальные ценности подвинули его приоритеты, или, верней, задвинули в потаённый уголок души. Давно уже не слышим мы: "Посмотрите как это красиво! Посмотрите как это прекрасно!" Нет! Вместо этого - сухие возгласы: "Глядите как круто!" Мы подменили не слова - понятия и вместе с понятиями лишились понимания.
  Теперь нередкое явление. Стоит, к примеру, человек пе-ред какой-нибудь мазнёй и откровенно даже не понимает, что это, но подойдёт к нему кто-то и скажет, что мазня эта стоит два миллиона долларов, и сразу всё меняется. Сразу же овации, восхищения тоже сразу. И никому невдомёк, что восхищаются люди не шедевром, а его ценой.
  А бывает и ещё смешнее. Скажут то же самое, а человек восхищаться не спешит. Сначала поинтересуется: "А доку-мент, подтверждающий стоимость есть?" - "Конечно!" - заверяет хозяин и предъявляет кучу бумажек. Соглядатель тщательно проверяет документы на предмет подлога и, лишь не найдя, к чему придраться, начинает восхищение. Впрочем, предметом восхищения, наверное, всё-таки являются бумажки. Мимо настоящих шедевров, будь то даже рукотворных, человек проходит мимо.
  Пожалуй, единственными существами, которые умеют восхищаться искренне или не научились ещё по-другому, являются дети, но над этим недостатком тщательно, не покладая рук трудится без малого целое человечество.
  Опять отвлёкся! Вечно у меня так. А что поделать, если я - наравне с нашими героями из вышесказанного - исключения? Бывает, и накипит. Последняя мысль - главная.
  Чем меньше человек зависит от материальности благ - тем искреннее он радуется простоте...
  
  Из материальных благ, согласно учёту, у Гришки с пред-седателем оставалось: понюшка хлеба, несколько кружочков колбасы и грамм сто пятьдесят недопитой водки. Согласитесь, что для созерцания прекрасного самый подходящий момент, к тому же ослабленное алкоголем состояние тягу к прекрасному только усугубляет. Извините, опять отвлекусь. Просто не могу терпеть недосказанности и несправедливости. Маленькая поправочка. К женщинам всё вышесказанное относится касательно! У них относительно прекрасного своя гражданская позиция, и отстаиќвают её они нередко со скалкой в руке.
  Бывает, к примеру, что воротится какой муж домой под утро пьяный, а его уже с кухонной утварью под дверью под-жидают. И начинаются оскорбления угрозы и прочие непри-стойности. Да что там! До мордобоя доходит. Ну, не дано им понять тягу мужчины к прекрасному. Ну, в частности, к прекрасному полу.
  Извините. Возвращаюсь к повествованию.
  А Гришка с Андреичем так и сидели на крыльце, уперев по локтю в колено и подставив под головы ладони. Молчали, упиваясь свежим, щемящим грудь вечерним воздухом. Председатель рассматривал каланчу - неоднозначное сооружеќние деревенского ампира доперестроечного периода, служащую в своё время и средством оповещения, и телевизионной антенной. О чём он думал - не известно. Может, вспоминал, как городские охотники за металлоломом пытались уволочь с неё подвешенный рельс, а может, вспоминал, что третий год собирается этот самый рельс покрасить.
  Гришка следил за насекомыми, отчаянно бьющимися о тусклую лампочку, и ловил себя на мысли, что названий ни одного из них он не знает. "Какая-то из них называется огнёвкой", - вспомнил он что-то то ли из школьного курса, то ли из наставлений родителей и, пытаясь догадаться какая именно, примерял название к каждой.
  Папиросы истлели, но возвращаться в душную комнату не хотелось. Гришка закурил ещё, но, сделав две затяжки, понял, что накурился, и затушил. Он выставил руку на свет и посмотрел на часы. Что-то заставило его усомниться, и он поднёс руку к уху.
  - Странно. Полвосьмого.
  - Теперь темнеет рано, - равнодушно заметил председатель. - Я думал, часов десять уже.
  - А я думал, девять.
  - Да. Тоска, - сказал Андреич, потирая глаза руками. - Словно вымерла деревня. А ведь было время, что и ночи напролёт гуляли. С гармонью, с песнями.
  - Я помню.
  - Да что ты помнишь? Ты тогда за сиську держался.
  - Ну. Нет, Андреич, - не согласился Гришка. - Я ещё кино застал по пять копеек.
  - Кино - двадцать стоило.
  - Это взрослый. А детский - по пять. Я даже название помню - "Зита и Гита".
  Председатель усмехнулся. Это был второй из двух филь-мов, которые он знал наизусть. Первый - "Чапаев". Его за неимением других каждую неделю крутили в армии, а второй, соответственно по той же причине - в колхозе.
  - Да-а. Где он теперь - клуб-то?
  Гришка посмотрел на кирпичный скелет клуба, что вид-нелся возле заросшего тиной и камышом пожарного водоёма и пустыми глазницами окон взирал из темноты. Тропа к нему давно заросла крапивой и бурьяном, и о былом благополучии напомиќнали лишь глумливые остатки надписи До...есть..., что некогда являлось названием "Дом крестьянина".
  Может, оно у Гришки ностальгии и не вызывало, а может, и ещё какая причина, но неожиданно он заговорил по-другому - пооптимистичней.
  - А знаешь, Андреич! А я думаю, что всё наладится! Дела-то какие сейчас творятся. Машин понапридумывали, компьютеров разных всяких. Бог даст и до нас дойдёт цивилизация...
  - Цивилизация? - перебил Андреич. - Да ты, видать, умом тронулся! Цивилизация. Драл, драл тебя отец за двойки, да, видно, всё бестолку.
  Гришка обиженно помотал головой и снова закурил.
  - А я, Андреич, с тобой не согласен! Потому как научно-техќнический прогресс - он завсегда движется вперёд. Вот ты, к приќмеру, знаешь, что сейчас по Интернету жениться можно?
  - Тьфу ты! Ему про Фому, а он про Ерёму! - выругался председатель. - Да тебя, дурака, только по Интернету и можно женить, а бабы путные так и не глядят. Весь этот твой прогресс - цивилизация - они, да будет тебе известно, по спирали развиваются, и каждый момент в настоящем похож на аналогичный в прошлом.
  - Ну, это ты что-то по-научному загнул, - махнул рукой Гришќка и затянулся.
  - Так, а ты сам погляди. Вот, к примеру, сто лет назад. - Анќдреич приготовился загибать пальцы. - Правительство у нас было - никакое. Разруха, нищета, голод да войны всякие. Народу грамотного - раз, два и обчёлся, да ещё и революция.
  - А ты в революцию за кого был? За коммунистов или за демократов? - перебил Гришка.
  Председатель посмотрел укоризненно.
  - Меня и в помине не было!
  - А если б был?
  - Я? За крестьянство. А ему без разницы.
  - А вот я бы за демократов был, - выразил Гришка свои политические симќпатии.
  - Молчал бы лучше, демократ хренов. - Андреич пока-зал загнутые пальцы и продолжил: - А дальше - тридцатые годы. Как раз и есть - модернизация, индустриализация. Там, где прежде на лошадях пахали - на тебе трактор. Там, где кувалдой стучали - на гидравлический молот. И радио тебе, и электричество, и грамоте всех обучили. А дальше - ещё больше. И ледоколы тебе, и ракету в космос.
  - Ну так я и говорю - научно-технический прогресс.
  Андреич усмехнулся.
  - Да-а. Прогресс. Только на этом он и кончился. Сначала - застой, потом - перестройка, а там и демократы твои к власти пришли.
  - А при чём здесь демократы? - Гришка заранее отверг причитающиеся им обвинения.
  - При чём? - председатель снова выпрямил пальцы. - Ну, давай смотреть! Там, где раньше на тракторах пахали - теперь опять лошадью обходятся.
  - Стоп, стоп, стоп! У нас же есть трактор!
  - Так поезжай с утра на поле!
  - А как я тебе поеду? Солярки ни капли!
  - Ну, так и помалкивай! Опять же, не забывай! Это у нас - есть, а вот у Пантелеича, к примеру, нет.
  Гришка потупился.
  - Это не считается.
  - Ну, хорошо! Давай дальше. У Палыча - в кузне, - Андреич загнул второй палец, - раньше молот был гидравлический. А теќперь что? Опять за кувалду взялся.
  - Это тоже не считается. Там просто шестерёнки сбились да гидравлика навернулась, а если заменить, так ещё полвека проработает...
  - А где ж взять-то это всё? Уже и заводов-то таких нет, что запчасти выпускали. Да и других не осталось. Пароходы, что были - потонули, самолёты - побились, а ракеты в космос какую ни запустят, так она обратно падает. И удивляться нечему. Чему удивляться, когда неучи вокруг? Это ж, какой такой экзамен в школе удумали, что даже название ему приличного не нашлось. У нас в России всё, что ни Е, то на заборах пишут, а всё, что ни Г - так смердит. Вот тебе и образование такое.
  Пётр Андреич разжал пальцы, но только чтобы сложить из них кукиш.
  Далее пальцы можно было не загибать. Их всё равно бы не хватило, а аргументов только прибавлялось.
  - Вместо ковров опять половики начали ткать, валенки ваќлять вместо сапог. И ложки у тебя дома деревянные. Ты ж сам и вырезал. И горшок в печи - Иваныч лепил. Гончары теперь вишь - в почёте. Радио? Где оно, твоё радио? А телевизор - так вообще срам божий! Смотреть не на что.
  - Ну почему? - Гришка не согласился. - Там артисты всякие.
  - Да какие, на хрен, артисты? - Андреич возражений не принял. - Клоуны они, а не артисты! Шуты гороховые! Хоть в правительстве, хоть в парламенте.
  - Да я не про этих. Я про тех, которые песни поют.
  - Да какие ж это песни? Это раньше был - голос, диапазон, а теперь - длина ног и размер бюстгальтера. Тоже мне песни.
  "Поцелуй меня везде, я ведь тёплая ещё", - напел председатель популярную песенку и сплюнул.
  - Или вон реклама ещё! "Вы ещё кипятите?" Да как, блин, стирали в бане, так и стираем. "А вы заглядывали под ободок унитаза?" Какой, спрашивается, к лешему, унитаз! Половина России по нужде во двор бегает. А колдунов всяких сколько развелось. Куда ни плюнь - попадёшь в колдуна или шамана. Ты сам-то вон когда болеешь, куда бежишь - в больницу?
  Гришка сделал круглые глаза, потому как есть на селе вопросы, в ответах не нуждающиеся.
  - Так тут по-разному. Смотря чем болеешь. Или к Чу-барихе, или к Прокоповной.
  - К Чубарихе, говоришь? - усмехнулся Андреич. - Ну да! Вам ведь хоть сухой закон введи, так вы не пить, так лечиться будете.
  - Сам-то?
  - Впрочем. Какая разница! Всё ж не в поликлинику!
  Андреич потянул затёкшие ноги, зевнул и, уцепившись за балясину, медленно встал.
   - Чего уж там. За что ни возьмись - всё опять по старинке. Вот и делай выводы! - Он описал пальцем в воздухе круг и закончил: - С чего начали, к тому и пришли. Безграмотность... разруха... нищета... голод.
  Разговор закончился, а может, просто - не хотелось его проќдолжать. Приятного в нём не было, да к тому же серьёз-ность момента и свежий воздух подействовали отрезвляюще, а смотреть на происходящее трезвыми глазами было как миниќмум больно.
  - Зябко. Пошли, - сказал Андреич, стряхивая с брюк пепел, и вернулся в контору.
  Гришка затушил сигарету и тоже встал. Взгляд его, непомерно обречённый, на какое-то время задержался на веренице перекошенных изб, и сразу же захотелось выругаться. Он понимал, что председатель прав. Что та часть спирали, которую он так неумело и даже сам понимал, что неискренне, защищал - удалилась и что всё действительно возвращается на круги своя. Не знал он только одного - диаметра этой спирали и в какой её части они сейчас находятся. И долго ли им ещё пятиться назад. Неужели всё закончится тем с чего некогда всё и началось, а именно, как справедливо заметил английский учёный Дарвин, некто взял в руки палку...
  Последний тост пили молча и, не чокаясь, словно за упокой какой-то той - прошлой жизни, потерянной безвозвратно. О полиќтике больше не сказали ни слова да и отрезвление тому способствовало. Снова вспомнили о женщинах.
  - Чёрт! Глашку забыл предупредить, чтоб пораньше пришла, - вспомнил председатель, - надо б, как-никак, убраться перед комиссией.
  - Да ладно! Что я, не помогу, что ли? - ответил Гришка, и вопрос был снят.
   Ночевали, само собой, в конторе, подложив под головы валенки и, сложенную вчетверо скатерть. Естественно, во сне обоих мучили кошмары...
  
  Глава 3 - в которой незваный гость оказывается ещё хуже
  
  Уж если в эту ночь кого и мучили кошмары, так это точно был лесник. Мало того что кровать оказалась непривычно мягкая, так ещё и запах от неё - сплошное надругательство над лёгкими. В медвежьей берлоге - и то приятней.
  Поначалу-то Кузьмич припиќсал его полуистлевшим по-душкам, но, избавившись от них - скинув на пол, понял свою неправоту. Смердящий запах источали сами одеяла с матрацами, невольно навевая подозрения, что Караваиха именно на этих одеялах и померла, но обнаружили это не ранее чем через неделю.
  С мыслью подобной свыкнуться сложновато, поэтому Кузьмич в конце концов не выдержал, вскочил и откинул на пол пару верхних одеял. Мысленно пообещав поутру первым делом сжечь их, он снова нырнул на постель и снова постарался заснуть.
  Вопреки ожиданиям, заснуть не получилось, потому как вместо сладких снов в голову стали лезть разные неприятные мысли вроде протекающей крыши, отсутствия света, скрипящих половиц, да и запах от кровати лучше не стал. Попытка лесника дышать через раз и неглубоко к действию не возымела, отчего пришлось снова встать и откинуть ещё парочку одеял... потом ещё...
  В процессе скидывания одеял на пол удалось выяснить одно - померла бабка аккурат промеж третьего и четвёртого. Такую вонь Кузьмич стерпеть уже не смог и, хотя кровать стояла прямо под образами, выругался от души. Естественно, что кровати вместе с её матрацами, одеялами и клопами тут же было обещано разделить участь Жанны д"Арк и Джордано Бруно, а сам лесник отправился почивать на печь.
  На печь Кузьмич залез со второй попытки. Первую он провалил - вместе с приступком.
  - Твою мать! Да что ж это за дом такой! Всё течёт, скри-пит, ломается! Крыша худая, полы сгнили, на что ни плюнь - разваливается!..
  Лесник поворочался на печи, расшвырял под собой ста-рые фуфайки да валенки и, найдя головой точку опоры, закрыл глаза. Вместо приятных сновидений голову его тут же заполонили ощущения, что на печи он не один. По крайней мере полсотни мышей, чьи гнёзда были нарушены, принялись активно ликвидировать последствия перестановки валенок. Да чего там! Кузьмича едва обратно - в переднюю не перенесли.
  Думаю, нечего и говорить, что печь пришлось покинуть и пообещать ей, что с утра её первым же делом разберут, а вот мышам Кузьмич пообещал незабываемое знакомство с котом. Сам же он всю оставшуюся часть ночи громко бродил по своему новому владению и поочерёдно отламывал и приставлял на место то, что, по его разумению, было неправильно приставлено, прибито или положено.
  За время ревизии отечественный язык был изрядно обо-гащён новыми вариантами словосочетаний, каждое из кото-рых неизменно начиналось или заканчивалось существительќным "председатель". А также были прокляты все зайцы в радиусе ста километров от местопребывания лесника, леса и, естественно, любых вёдер.
  О том, что раз двадцать было пожалето, что бросил пить, я вообще упоминать не буду, а вот о том, что раз двести было пожалето, что выпить нечего, так это и так понятно!
   В общем, вот в таком вот душевном состоянии Кузьмич и дожидался рассвета...
   * * *
  Утро ждать себя не заставило. Петухи пропели как поло-жено, и тут же следом, требуя к себе внимания, замычали обе коровы. То тут, то там в окошках замаячили огоньки, а густой утренний воздух насквозь пропитался запахом горелого дёгтя. Задымили печные трубы, и деревня хоть и нехотя, но постепенно проснулась.
   А вот мужики в конторе, так как раз наоборот. Два стыд-ливо прижавшихся друг к другу, абсолютно продрогших тела будто только и ждали этого.
  Первым вскочил Гришка и, отчаянно растерев ладонями тело, взмолился:
  - Андреич, если я сейчас не съем чего-нибудь горячего, то у нас будет одним трактористом меньше.
  Не говоря ни слова, председатель ткнул пальцем в вися-щий на стене кипятильник и тоже приподнялся. Водрузив-шись на стул, он сложил ладони между колен и, поморщив-шись, огляделся по сторонам.
  - Мне тоже сделай. Банка у Глашки.
  - Угу, - отрапортовал Гришка и, зачерпнув воды, во-ткнул электроприбор.
  - Чёрт! Как и не спал вовсе. Всю ночь какая-то чертов-щина снилась. Будто кредиторы мои приехали сюда и требо-вали от меня каких-то сто рублей с копейками, а у меня вроде как, только двадцать семь. - Андреич протёр глаза и подошёл к умывальнику. - Потом вроде как два трактора у меня описали и Глашку с собой забрали.
  - А Глашку-то зачем? - спросил Гришка и занял за председателем очередь.
  - Да чёрт их знает! Говорю ж - сон!
   Григорий протянул председателю старую засаленную майку, служащую полотенцем.
  - С четверга на пятницу - сбывается.
  - Сбудется - не страшно. Уж где сорок тысяч - там ещё сто рублей, без разницы. А вот трактора почему-то, - Андреич даже улыбнулся, - у нас целых два оказалось.
  - А говоришь чертовщина, - отреагировал Гришка, - о таких снах только мечтать можно. Вот мне снилась, так полная чушь - будто я солярку ворую, а потом как бы оказалось, что со своего же трактора.
  Председатель усмехнулся.
  - А не путаешь часом? Может, свёклу?
  Но Гришка одним взглядом напомнил, что за неё уже проставился, и выткнул кипятильник из розетки.
  - Ладно. Давай стол накрывай...
  Попив чая с пряниками и покурив, оба взялись за наведение порядка.
  Дело, в общем-то, нехитрое и ввиду общественности по-мещения особого старания не требующее, но поскольку подобное предприятие осуществлялось лишь по великим поводам (ну, или Глашка не выдержит), то не воспользоваться оказией было бы грешно. В общем, к уборке подошли основательно, но по-мужски.
  Андреич решил освежить мокрой тряпкой настенные принадлежности, а Гришка, взявшись за веник, подключил для борьбы с пылью самого злейшего её врага. Это вот я, конечно, имею в виду не веник, а человеческие лёгкие.
  Возмутиться на этот счёт, конечно, могут многие, но в основном одни только бездельники, лентяи и лежебоки, уповающие в своих грёзах на силу и торжество природы, якобы та мудра и всемогуща и уж точно без него сама во всём разберётся. И справится тоже. С пылью в том числе.
  Чёрта-с два, я вам скажу! Никуда эта пыль проклятая не девается. Ни от швабры, ни от веника. А всё потому, что у пыли существует лишь один единственный, но злейший враг, и о нём я только что упоминал. Лишь человеческие лёгкие в состоянии поглотить, осадить в своих недрах и, даже не взирая на всевозможные фиброзы, силикозы и пневмокониозы, не расстаться с проглоченным и осаждённым, пока смерть не разлучит их...
  - Тьфу! Гришка! Мать твою! Напылил-то как! - не одобрил Андреич полномасштабного наступления на пыль с подключением ещё и его собственных лёгких, но Гришка тут же успокоил:
  - Да ерунда! Сейчас осядет!
  - Так то-то и оно, что опять осядет! И зачем тогда было мести?
  А Григорий-то смекнул сразу, что пыли много, и всего лишь двумя лёгкими с ней не справиться, отчего тут же направился к двери и посредством сквозняка подключил дополнительный резерв.
  - Сейчас на улицу выдуем...
  Нечего и говорить, что в распахнутую дверь на помощь местной пыли тут же подоспела уличная, отчего пришлось растворить ещё и окно, а самим, стало быть, на время выйти на крыльцо опять покурить.
  Когда вся пыль в лёгких была благополучно заменена на дым, Андреич с Гришкой снова вернулись в контору. Местной пыли к тому времени и следа не осталось - одна только уличная, но замена пыли на новую, видимо, тоже удовлетворила обоих, и соответственно оба приступили к дальнейшей уборке.
  В итоге оставшаяся грязь была размазана, мебель рас-ставлена, а бюсту Ленина Гришка самолично отполировал лысину. Всё, что по какой-либо причине не вписывалось в общую картину порядка, как то: валенки - пять штук, весло, мешок грязных мешков, набор полок для холодильника "Бирюса" и ещё многое другое, решено было просто вынести во двор. Работа кипела, и к семи часам управились полностью.
   Далее Андреич отправил Гришку на деревню - выгонять на поле народ, а сам сходил до дому переодеться.
  Парадного костюма у него не было, и, поразмыслив, он выбрал просто самый чистый, слегка побрызгал на него, проќшёлся щёткой и пришил пуговицу, которая, к счастью, с позапроќшлого года не потерялась в кармане.
  Затем председатель наспех пробежался по холодильнику, вздохнул и счёл необходимым произвести единственно возможное действие - разморозить его. Выдернув из розетки вилку, он осмотрел буфет, но осмотр также приятных сюрпризов не преподнёс. Пачка соли, лаврушка, несколько горошков перца и упаковка макарон со следами мышиных зубов.
  Андреич не расстроился - он знал это заранее и даже вздыхать не стал. Взглянув напоследок в пыльное зеркало и пригладив редкие волосы, он ощупал щетину и на всякий случай решил побриться.
  За умывальником тут же отыскался помазок - ещё с дереќвянной ручкой и завёрнутый в целлофан обмылок. Умывшись, председатель расправил усы и помассировал щёки. Опасная бритва, перешедшая ему от отца, легко справилась с задачей, и через несколько минут вид его преобразился. Для своих пятидесяти восьми он как-то даже помолодел, да и костюм, топорщившийся спереди, заставил расправить ссутуќлившиеся плечи. Одним словом, внешний вид был признан удовлетворительным.
  Из сложенной на подоконнике стопки папиросных пачек, коими председатель всегда запасался на месяц вперёд, Андреич выхватил две и тут же пересчитал оставшиеся. До зарплаты не хватало уже четырёх, и, скрипя сердцем, он положил одну обратно. Спичечный коробок потряс и, добавив в него из целого ещё с десяток спичек, сунул в карман.
   Пройдя напоследок по комнате, председатель задумался, как бы вспоминая, что ещё ему может пригодиться, но так ничего и не вспомнил. Ещё раз посмотрел в зеркало и вышел за дверь.
  Сразу же за порогом Пётр Андреич остановился. Маленький пушистый комочек, шатаясь, прильнул к его ногам и жалобно промяукал.
  - Ксюха! Мать твою! - вырвалось у председателя. - Кто за твоими детьми приглядывать должен? Я, что ли?
  Кошка не ответила и даже не выбежала, как обычно, клянчить еды.
  - Пойдём, шустрый какой, - подхватил на руки котёнка Андреич и отнёс к коробке, где, по его разумению, должны были находиться ещё трое. Коробка оказалась пустой, а котят, к его удивлению, и след простыл. Пришлось взять свои слова обратно, а эпитетом "шустрый" наградить отсутствующих.
  - Что ж делать-то с тобой? - посетовал председатель и не нашёл ничего лучшего, как взять котёнка с собой.
  Подойдя к конторе, Андреич обнаружил дверь открытой и, увидев Глашу, радостно избавился от ноши.
  - Глаш, я знаю, у тебя молоко есть. Покорми, а то мать куда-то сбежала, а этот мяжжит. Сиську просит.
  Глашка нервно вдохнула, схватилась за грудь и, укориз-ненно посмотрев на председателя, покачала головой.
  - Пётр Андреич! Скажете тоже!
  Нет. Она, конечно, приняла сказанное не буквально, да и председатель сразу понял, что выразился не вполне корректно, но слово не воробей, вылетит - не поймаешь.
  - Чего ж не потопили-то? - спросила Глаша, доставая из сумки поллитровку молока и отливая немного в крышку.
  Андреич развёл руками и виновато опустил глаза.
  - Нечто ж красоту такую да в прорубь? Живая душа как-никак.
  - Понятно. Жалко, - кивнула Глашка.
  - Так как не жалко. Красавец какой. На всю деревню - один такой белый. И пушистый. Даже не знаю, с кем моя Ксюха и согрешила.
  - Это верно, да только зимой-то всё одно помрёт. Или от голода, или помёрзнет. Вот тогда жальче будет.
  - Помрёт или не помрёт - это ещё вопрос, - возразил предќседатель, - а если и так, то не на моей совести будет.
  Сняв в одночасье с себя и заботу, и ответственность, Пётр Андреич подошёл к столу и занял своё рабочее место. Порядок на столе даже мало-мальски не походил на относительный. Убиќрался на нём Гришка, и по какому-то своему разумению он расставил все предметы по строго единому правилу. Все они должны были прикрывать изъяны некогда полированной поверхќности, оставленные вследствие непопадания бычком в пепельницу. Судя по творившемуся хаосу, подобное изредка, но случалось. Причём ежегодно. На протяжении полувека.
  Председатель улыбнулся, укоризненно покачал головой и со словами "э-эх, молодёжь..." сгрёб всё содержимое на край стола. Из нижнего ящика стола он вытащил завёрнутую в газету красную скатерть со следами атрибутов пролетариата в углу, служившую некогда флагом, и замаскировал бреши. Топорќщившиеся складки он старательно пригладил оплёванной рукой, а золотистый серп и молот прикрыл телефонным аппараќтом. Пепельницу на всякий случай убрал в стол.
  А Глашка тем временем продолжала нянчиться с котён-ком.
  - Зовут-то хоть как его? Или это она?
  - Так рано ещё разбирать. Пущай подрастёт сперва. А называй как хочешь.
  - Ну, тогда будет Петровичем, - сказала Глаша и тут же выделила крестнику жилплощадь, освободив для этого коробку из-под туфель.
  Коробка Петровичу понравилась, и, налакавшись молока, он перевернулся на спину и смешно развалился в ней, расставив все четыре лапы в стороны.
  - Ну, точно, Петрович! - не осталось у Глаши сомнений, и она расползлась в добродушной улыбке.
  - Петрович так Петрович, - согласился Андреич и по-смотќрел на часы. - Ладно. Ты давай дела свои делай, а я пойду губернатора встречать.
  Нечего и говорить, что с девяти и до двенадцати он стоял на крыльце и, матеря по очереди то губернатора, то губернатора вместе с его женой, то губернатора вместе с женой, охранником и водителем, курил папиросы. Время от времени заглядывал на часы и повторял процедуру с начала. К полудню он вымотался, заработал нервное истощение и перекурил до тошноты.
  Процессия показалась минут пятнадцать первого, и пер-вым, что Пётр Андреич сделал это позвал Глашу, чтобы та заранее посмотрела и наулыбалась вдоволь, ибо смотреть на это без улыбки возможным не представлялось.
  Зрелище действительно представилось жалким. Матеря всё, что только не попадалось на глаза, а в особенности жену, охранника и водителя, по уши заляпанный грязью, по дороге шагал губернатор. Пешком. По его глубокому убеждению, до всех вышеперечисленных в скором порядке необходимо было довеќсти информацию о зимовке раков, и обязанности по донесению он с радостью возлагал на себя.
  Справа от него и чуть поодаль, прижимая что-то к груди и так же безбожно матеря губернатора, охранника и водителя, шла его жена, по возрасту более походившая на дочь. Следом, в точности таком же виде, но матеря только водителя, шагал охранник, а замыкал шествие водитель. Он материл только отечественный автопром и что-то там по Гоголю.
  Метрах в ста от них Андреич приметил и вторую группу, но о чём матерились они, за дальностью расстояния он не расслыќшал.
  Далее по закону жанра, естественно, пошёл дождик, но поскольку, материться сильней было уже некуда, процессия просто прибавила шагу. А уж когда по достижении конторы дождь так же неожиданно, как и начался, закончился - к ранее оглашённому списку аккурат следом за водителем, был причисќлен ещё и Перун. Правда, информацией о раках тот был обдеќлён, видимо та была доведена до него заранее.
  В общем, вот в таком вот настроении делегация и добра-лась до пункта своего назначения - крыльца.
  Присутствие председателя несколько смягчило атмосферу, и губернаторское лицо вскоре остыло и изменило конфигурацию на добродушную.
  - Ну, здравствуй дорогой Пётр Андреич, - притворно ласќково поздоровался губернатор, но по инерции добавил, - мать твою!
  Председатель молча покивал каждому в отдельности и рукой указал на открытую дверь.
  - Припозднились вы чего-то, - посетовал он и, опасаясь заќсмеќяться, отвернулся и увлёк гостей в контору.
  Вошли без приключений. Губернатор снял первым делом насквозь промокший и вымазанный грязью пиджак и водрузил его на спинку стула. Прилипшую к ботинкам глину он стыдливо отёр о придверный коврик и, заметив, что действия его вызывают у окружающих интерес, виновато улыбнулся.
  - Припозднились, говоришь? Ну так что с того! У меня ведь дел-то поболе твоих будет. Да к тому же, - он злобно покосился на водителя, - где ж сейчас толкового водителя найти. Одни идиоты кругом.
  - Да я что, виноват, что ли? Что здесь дороги такие! - обиќженно рыкнул самый грязный из всех мужик, который на поверку и оказался ещё три часа назад уволенным водителем. Он, конечно же, хотел добавить ещё что-то в своё оправдание, но регламент речей, видимо, был расписан по старшинству.
  - А давайте вы потом свои дела обсудите, - нагло пере-била его губернаторша, - а мне, пожалуйста, организуй душ, и скажи этим своим - олухам, чтобы принесли мне другое платье, только не зелёное, а бежевое.
  Губернатор сжал губы, выпучил глаза и, промычав что-то, жестами продемонстрировал свои намерения кого-нибудь придушить, причём, судя по направлению жестов, перспектива остаться при этом вдовцом его не пугала.
  Не на ту напал.
  - И тушь ещё, и лак для волос, и туфли не забудьте.
  - Ты заткнёшься? - рявкнул губернатор на супругу.
  - Только бежевые. Зелёные к бежевому платью не подходят.
  - Сейчас притащим сюда машину, и сама выберешь! Хоть все сразу надевай!
  С этими словами он перевёл внимание с ненавистной супруги на председателя и, взяв того за локоток, так издалека начал.
  - А что, любезный Пётр Андреич, у вас в хозяйстве и трактор имеется?
  - Как же без трактора-то? - вполне логично ответил предсеќдатель.
  - Так, стало быть, и тракторист имеется? А то ведь зна-ешь, как сейчас? Не хочет молодёжь идти в трактористы. Ой, не хочет. Всё в юристы да менеджеры.
  - Да как же! Есть у нас и тракторист - Гришка. От бога тракторист. За два дня любой трактор переберёт и на ход поставит. А вот юристов да меджеров - бог миловал.
  - Менеджеров, - поправил губернатор. - Вот и хорошо. Твоќим кадрам только завидовать можно. Не то что, - он опять бросил презрительный взгляд на водителя и продолжил: - А нельзя ли, Пётр Андреич, сюда его позвать?
  - Ну, если надо...
  - Надо, Пётр Андреич. Надо. Ой, как надо, - не дал договорить губернатор, тихонько подтолкнул председателя к телефону и вручил тому в руку трубку, будучи почему-то абсоќлютно уверенным, что тракторист сидит сейчас на другом конце провода и с нетерпением ожидает вызова.
  Председатель пожал плечами, но от трубки не отказался и даже зачем-то приставил её к уху, хотя в следующий момент опомнился и, положив её на место, обратился к секретарше:
  - Глаш!
  Глашка, не сводившая глаз с губернаторши, или, вернее, с того, что она прижимала к груди, встрепенулась и посмотрела на Андреича с какой-то идиотской улыбкой. Указав пальцем на маленький пушистый комок, свернувшийся у той на руках, она помотала головой и произнесла:
  - Хорёк.
  - Сама ты хорёк! - тут же вмешалась в разговор губернаќторша, состроила гримасу и нервно выдохнула: - Это не хорёк, а хорь. Австралийский! - уточнила она породу.
  - У-у, - покивала просветлённой головой Глаша и вытянула шею. - А он у нас кур не потаскает?
  - Кто?
  - Хорёк.
  - Сама ты хорёк! Это хорь. Австралийский, - ещё раз повтоќрила губернаторша, но уже на тон выше.
  Тут, надо сказать, наша Глаша и опростоволосилась. Нет бы ей молчать да помалкивать, так нет же. Возьми, дура, да и спроси: "А какая разница?", хотя и идиоту понятно, что в слове хорь на одну букву меньше. Глашке ещё повезло. Пожалела её губернаторша - на людях высмеивать не стала, да ещё председателю спасибо, воспользовался моментом и отослал её на поиски Гришки.
  А тут как раз подоспела и вторая группа - отстающая. Смех. Поляки, верно, лучше выглядели, когда с Сусаниным по подбеќрёзовики ходили. Одёжа - грязная, морды - чумазые, а глаза как в анекдоте - добрые-добрые. Ладно ещё губернатор на своём джипе, а эти так совсем, как оказалось, на "Волге" на правительственной доехать хотели. Впрочем, отдадим должное. Тот, что один из последних, который, как выяснилось потом, депутат и вроде как опять в депутаты метит, и не расстроился вовсе. "Так, - говорит, - ближе к народу", - и даже улыбнулся. Видок у них, конечно, тот ещё был, но если б им по лопате в руки всучить, то вполне бы сошли и за народ.
  Вошедшие как-то вяло и неохотно выстроились вдоль стенки, а губернатор выдвинулся вперёд и, указав рукой на одќного из них, любезно представил:
  - Вот. Знакомьтесь. Ваша, так сказать, надежда и опора - Харитонов Евгений Романович.
  Пётр Андреич аж чуть не присвистнул от удивления и больше уже никогда не дразнил деревенского сторожа Егора Гавриловича обидным сокращением ЕГ, но руку-таки подал.
  Далее были представлены и другие - оставшиеся, чьи имена для данного повествования не представляются инте-ресными, и потому заострять на них внимание мы не будем.
  - Ну, вы тут пообщайтесь немного, а мне позвонить надо, - закончил представление губернатор и прямиком направился к столу.
  Усевшись на председательское место, он поднял трубку и, вопреки ожиданиям, снова её положил. Приподнял телефон, задумался и, лишь обнаружив на нём инвентарный номер, постаќвил его на место. Показавшийся из-под аппарата серп и молот заставил губернатора лишь улыбнуться.
  - Хороший у тебя телефон, Пётр Андреич. Японский. А у меня, представляешь, в точности такой же, только зелёный вроде - прямо из приёмной спёрли. А что ж ты его в розетку не втыкаешь? Электричество экономишь?
  Пётр Андреич открыл рот и не нашёл что ответить.
  Тут нелишним будет вспомнить, как всё-таки достался председателю этот аппарат. Уже упоминалось, что досталось сие чудо председателю на халяву, но случай этот, на мой взгляд, достоин отдельного представления.
  
  Глава 4 - в которой незваный гость оказывается хуже, чем в прошлый раз
  
  С чего это началось точно - не знает никто. То ли, может, с покупки губернатором нового автомобиля престижной марки "Бугатти", то ли с того, что вздумалось ему покрасить фасад мэрии в светло-салатовый цвет, но известно одно - оба эти события совпали по времени.
  Вот ежли бы они совпали только по времени - было бы ещё полбеды, но они совпали ещё и по месту, а совпадающие события, как известно, зачастую друг друга усугубляют, а изредка так и вовсе детонируют. В этот раз как раз и случилось "изредка". А дело так было.
  Сидел, значит, губернатор в своём кабинете, вальяжно развалившись на дорогом кресле из чистой кожи, и по известному аппарату обзванивал всех своих врагов и завистников, дабы пригласить их по поводу покупки, как он сам выразился, "машинёшки". Мэру города - непременно. Начальнику ГАИ - обязательно (номера-то нужны, а то машине уже сорок минут, а у неё ещё ни номеров, ни страховки). В общем, и так далее и тому подобное. И вот уже когда он выяснял у одного министра, как ему сделать страховку за счёт областного бюджета, в дверь постучали.
  Вот если вы думаете, что так легко можно подойти к двери губернатора и постучать, то вы, пожалуй, глубоко ошибаетесь. Просто то был случай исключительный, потому как старая секретарша, проработавшая на этом месте ровно два часа, была уволена его супругой за стройные ноги и четвёртый размер груди (у самой-то её был третий), а новую так ещё не прислали. Ну, или супруга ещё не выбрала. Не важно. Так вот.
  Уж и не знаю, настроение, что ли, у губернатора было хорошее или рабочий день его ещё не начался, но факт остаётся факќтом. Он сказал:
  - Войдите.
  Двери слегка приотворились, и на пороге показались два гастарбайтера из до того времени дружественного Таджикиќстана, которые, собственно, и подрядились на покраску фасада.
  - Начальник! Верёвка нужен, - вежливо попросил один из них и добавил: - Здрасте.
  Ещё не отошедший от сладких грёз и уж тем более недовольный, что от них его отвлекают, губернатор приподнял могучий торс над столом и нервно проголосил:
  - Да вы что! Охренели совсем? За верёвкой к губернатору обращаетесь!
  Хотел было Василий Ефремович выругаться от души, но ввиду упомянутых грёз, не стал себе настроение портить, а просто рукой от себя помахал, мол, дверь с другой стороны закройте.
  Хотя сказано было доходчиво и понятно, но гастарбайте-ры тут же выдвинули требования вести переговоры только на высочайшем уровне.
  - Ты начальник, ты и давай верёвка. Старый верёвка - гнилой. Нужен новый - хороший. Люлька - тяжёлый, краска - тяжёлый, Анзур - тяжёлый, верёвка - гнилой.
  Ну, переговоры тогда быстро зашли в тупик, и поставленные перед выбором: идти и красить или идти и покупать билеты на родину, представители дружественного государства выбрали первое. И вроде как ничего беды не предвещало, но то ли верёвка действительно оказалась гнилой, то ли привязать её забыли, а может, что и привязали, но не к тому месту, в общем...
  Не успел губернатор покупку свою застраховать. Едва работа закипела, люлька со скрипом оборвалась, и с высоты метров двенадцати шандарахнула точно по крыше пресловутой "Бугатти".
  Вообще-то губернатор прекрасно слышал и грохот, и по-слеќдовавший следом интернациональный мат, но из каких-то внутренних опасений заглянуть в окно так и не решился и даже немного успокоился минут через десять, хотя сердце в груди, чего греха таить, всё-таки ёкнуло.
  А тут снова в дверь постучали, и на этот раз, не дожидаясь приглашения, в кабинет снова вошли два тех же самых гастарбайтера, но уже по уши (включительно) вымазанные краской.
  - Начальник! Теперь давай верёвка и ещё гвозди с молоток. Люлька сломался, - уже ультимативно заявил Анзур.
  - И краска кончился, - добавил второй, звали которого Ораш.
  А губернатор подобной наглости не ожидал. Вскочил только с места и, мысленно подсчитав убытки, вскипел.
  - Да вы что, мать вашу! Люльку сломали? Казённое имущество? Да вы вообще представляете, каких вы мне убытков наделали? Вы что! По миру пустить меня хотите? - медленно восходил он на крещендо. - Или, может, думаете, что я на ваше разгильдяйство бюджетные деньги тратить буду? Гвозди вам покупать? Может, ещё и регистрацию попросите?
  Он ещё долго стучал кулаком по столу и топал ногами, но, как и подобает главе администрации, областную казну сохранил в неприкосновенности, заставив нерадивых рабочих из собственного кармана покрыть убытки краски и поломанный инвентарь.
  - И благодарите бога... или кто там у вас, аллах? что никто из людей не пострадал, а то по законам нашего государства я бы вас к стенке поставил!
  А гастарбайтеры быстренько бога поблагодарили, а едва не приставленный к стенке Ораш ещё и поспешил успоко-ить губернатора.
  - Нет! Нет! Людей не был - разбежались.
  - Да! Точно не был! - тоже подтвердил Анзур. - Машина был, а людей никакой совсем не был.
  Тут отметим, что у губернатора второй раз ёкнуло сердце.
  - Ка-ка-какая машина? - моментально сменил он тон и рекордно вспотел.
  - А-а! - махнул рукою Ораш. - Чёрный какой-то, номер нет.
   И ввиду отсутствия такового снял с себя ответственность за порчу имущества.
  А губернатор только рот открыл, медленно и вопроси-тельно указал пальцем на окно и бесшумно захлюпал губами, как карась на мелководье. В горле его сразу же пересохло, сердце заёкало уже без счёту, а глаза отсигналили что-то из азбуки Морзе.
  Анзур с Орашем, естественно, азбуки Морзе не знали, но на всякий случай решили подтвердить:
  - Угу.
  Василий Ефремыч преглупо улыбнулся, словно поутру обнаружил у себя грудь четвёртого размера, медленно при-встал, но перед тем, как выглянуть в окно, на всякий случай вспомнил, где у него лежит валидол.
  Валидол пригодился. Причём сразу весь.
  - "Буга-атти!" - проорал он паническим голосом и, схвативќшись за сердце, рухнул на кресло. Свободная рука его попыталась достать из сейфа пистолет и инициировать международный конфликт, но дрожащие пальцы предательски выронили ключ, и в таджиков полетела лишь крышка от графина.
  Не помню кто, но который-то из них успел-таки пригнуться - второй же, схлопотав по загривку, больно ойкнул и увлёк товарища в приёмную, оставив губернатора в полуобморочном состоянии.
  В коридоре товарищи переглянулись, и Ораш (на своём языке, конечно) недоверчиво предположил:
  - Знаешь, Анзур, у меня такое предчувствие, что нас здесь кинуть хотят.
  - Пусть только попробует, - ответил Анзур, сурово вздохнул и выпятил вперёд грудь. - Аллахом клянусь! Если хоть на рубль меньше заплатит, то я ему машину разобью! Пошли!
  И они снова вернулись в кабинет.
  - Начальник! Половина дом мы покрасил. Отдавай тогда половина денег.
  В этот раз они не только оба успели пригнуться, но и даже поймали запущенный в них графин.
  - "Буга-атти!" - проревел губернатор, не отпуская руки от сердца, - "Буга-атти!"
  Далее рисковать было опасно, но всё-таки они заглянули в кабинет ещё раз, видимо, исключительно для того, чтобы поймать пепельницу и, забрав трофеи в уплату долга, удалились.
  - Знаешь Анзур, а поехали-ка лучше к Бахтеяру в мага-зин. Там крышу ремонтируют. Им как раз специалисты нужны...
  О том, как в магазине рухнула крыша, мы, пожалуй, рас-сказывать не будем, а расскажем лучше о Петре Андреиче, который в это самое злополучное время блуждал по коридо-рам администрации в поисках кабинета губернатора и за непривычностью ситуации кое-чего пропустил.
  А кабинет Василия Ефремовича, как и положено чинов-никам подобного ранга, находился в самом труднодоступќном и трудноотыскиваемом месте на самом верху. Лифтом председатель воспользоваться побоялся, но исключительно из опасений сломать, и не иначе, а пешком оказалось и долго и неудобно. Поплутал на славу, но зато за время плутания успел, хоть и в устной форме, подготовить прошение.
   Да что там говорить. Деваться-то ему тогда было, откро-венно некуда. Деньгами да транспортом он был не просто небогат - нищ. Урожай гнил, покупателей не было, а из мощностей по перераќботке со всей деревни можно было набрать лишь три десятка мясорубок. В общем, шёл он в полной решительности и за последней надеждой.
  Когда надежда показалась, наконец, за поворотом приёмной, он слегка оробел, да ещё два таджика с графином и пепельницей сбили его с мысли, но неизбежность заставила-таки его собраться, и, подойдя к заветной двери, он для начала приложил к ней ухо. Того, что таджики приложили два уха к двери приёмной он не заметил.
  А Василий Ефремыч к тому времени уже побагровевший, дрожащими пальцами ковырял на телефоне цифры 03 и уже не кричал, а стонал: "Бугатти", "Бугатти". Вознамерения его в скором времени увенчались успехом, и безразличный голос на другом конце провода монотонно произнёс: "Скорая".
  Диагноз у губернатора, откровенно сказать, не получился, так как оказалось, что он нечаянно забыл все слова, кроме заветного. Его-то, собственно, он и сообщил в качестве приќчины вызова: "Бугатти", "Бугатти".
  Не дождавшись ответа, он повесил трубку, пошарил рукой и, не отыскав на столе графина, выругался: "Бугатти".
  Председатель в машинах соображал мало и потому понял всё по-своему или, вернее сказать - абсолютно ничего не понял, но, как оказалось, и Марья Ивановна, оператор "скорой" разбиралась в машинах не лучше. Зато выяснилось, что она обладала редким дарованием ставить диагнозы прямо по телефону, и потому немедленно перезвонила куда нужно:
  - Алло! Психдиспансер! Гаврилу Андреича мне. Это со скорой.
  - А! Марь Ивановна, - радостно отозвался как раз Гав-рила Андреевич. - Как же, как же! Давненько от вас вестей не было. Вы по делу, али как?
  - По делу, Гавруш, по делу - вызовочек у меня прими. Адреса вот только нет - телефон один, но вы уж там сами как-нибудь по базе пробейте.
  - Да не вопрос, Марь Ивановна! Давайте, диктуйте. Принято! А что, буйный какой или так - нажрался просто?
  - Да бес его знает! По голосу - так вообще невменяемый, а уж что там на самом деле - сам давай разбирайся. Очевидно рецидив, - предположила она напоследок и осведомилась, как поживает у Гаврилы Андреевича супруга.
  - На этой неделе - в первую, а вот на следующей в ночь заступает, - мечтательно отчитался завдиспансера. - А за вызовочек - отдельное наше...
  Трубка ещё немного поблагодарила внезапно покрасневќшую Марь Ивановну и в конце концов повесилась.
  
  Гаврила Андреевич, милейший человек, работу свою очень любил. Общение с великими людьми ему вообще доставляло удовольствие и приобщало к культуре более высшей, нежели с теми же однословными санитарами и двусловной регистраторќшей.
  В былые времена работы в столичной клинике он часами вёл задушевные беседы с образцами мировой мысли - Спинозой, Кантом и Шопенгауэром. По информации, от них полученной, он даже умудрился защитить кандидатскую и выпустил в свет трёхтомник "Неоќпубликованќные мысли" - Спинозы, Канта и Шопенгауэра соответќственно, но лет через пять обман раскрылся и, последовавший следом скандал поставил крест на всей его дальнейшей карьере. Пришлось перебраться в глубинку, где и условия были похуже, да и континќгент подобрался - не очень.
  Да чего там говорить. В его клинике всего-то было четыре человека, да и из четырёх два оказались Наполеонами. И всё бы ладно, ежели б они хотя бы между собой конфликтовали - какая ни есть, а интрига, так нет же. Целыми днями они прятались под столом, разрабатывая совместный план взятия Казани, но никак не могли промеж собой договориться, ибо первого прежде всего интересовал вывод из строя чулочно-носочной фабрики, а второй ставил приоритетной задачей захват женского общежития номер двадцать шесть, где, по его словам, скрывался их общий враг - Кутузов.
  Третий был Горбачёвым и часами просиживал перед зеркалом, подрисовывая на лбу родимое пятно. На уговоры Гаврилы Андреевича начать в стране преобразования он реагировал предвзято и недоверчиво, отчего диалога не получалось, а четвёртый, гад, вообще был аквариумом.
  В общем - тоска.
  Как за редкую удачу уцепился завдиспансера за вызово-чек и немедленно приступил к служебным обязанностям, но, выявив адресата, несколько смутился. В своей жизни он, конечно, не раз общался и с губернаторами, и с президентами, но в этот раз что-то его насторожило.
  Гаврила Андреич, в свою очередь, тоже был небесталан-ным и, подумав минуту, быстро смекнул, чего к чему. В его руках тут же запищал сотовый, а на другом конце провода трубку снял сам министр здравоохранения.
   На недовольное "Слушаю!" Гаврила Андреич поведал, что не иначе как от самого губернатора в дежурную поступил вызов с просьбой срочно прислать известную бригаду, а на вопрос причины пришлось сослаться на слова Марь Ивановны, упоминавшей о каком-то рецидиве.
  С минуту трубка молчала - видимо раздумывая, как и в какой последовательности действовать, но, так ничего и не придумавши, задала, наконец, первый попавшийся разумный вопрос:
  - Бригаду выслали?
  Голос Аркадия Дмитрича был настолько взволнован, что даже через трубку было слышно, как на неё со лба капает пот.
  - Минуту назад уехали, - не задумываясь, соврал Гаврила Андреич.
  - Хорошо! - одобрил расторопность голос. - И вот что! Обо всех новостях докладывать мне немедленно. Тут государственное дело!
  Минут через пять, как уже и было соврано, из ворот больницы действительно выехала машина с четырьмя крепкими и тремя из них трезвыми санитарами. Сразу же за воротами она врубила сирену и, распугав всех своими мигалками, задала известное направление.
  А телефон на этот раз зазвонил в лодке у начальника милиции. У него как раз клевал какой-то карась, когда резкое "Наша служба и опасна, и трудна..." испортило рыбалку. Он уже собрался разжаловать какого-нибудь капитана в лейтенанты, но, узнав высветившийся номер, охладел.
  - Ну чё трезвонишь, повелитель горчичников, - недо-вольно обратился он к старому другу. - Всю рыбу мне распу-гал!
  - Не до шуток, Сергей Иванович. Беда у нас. Губернатор звонил.
  - Ой, да знаю, знаю, - скривил лицо генерал, - он и мне звонил. Машину старый хрыч купил. Обмывать приглашал. Ну и что с того?
  - Да я не об этом! Это-то и я знаю. Так он ещё раз звонил.
  - Да пусть хоть обзвонится...
  - Да помолчи ты! - перебил Аркадий Дмитриевич. - Он на 03 звонил и велел передать, что помощь ему требуется. Ну, я не знаю точно что, но то ли там рецидивист какой-то, то ли банда рецидивистов. Да чёрт их разберёт, в общем, уголовщина какая-то творится.
  Телефон обречённо вздохнул и попытался передать нервозность на расстоянии.
  - Так, Дмитрич! Без паники! - моментально въехал в ситуаќцию Сергей Иванович. - У тебя у самого-то откуда такая информация?
  - Да говорю ж тебе. На 03 он позвонил, а те уж и мне передали. Я и сам-то сперва не поверил, да ещё этот - Гаврил Андреич - паникёр. "Рецидив, рецидив! Что делать? Караул!" В общем, толком ничего и не объяснил. Вот я и решил тебя в известность поставить.
  - Это ты, Дмитрич, правильно сделал. Давай, не паникуй! Разберёмся. Так! Командование беру на себя. Всё, отключаюсь.
  Голос боевого генерала стал резок и серьёзен. В обычной жизни Сергей Иваныч может и не отличался принципиальностью и порядочностью, но в экстренных ситуациях, отдадим ему должное, был безукоризнен в мышлении и твёрд в исполнении.
  - Так! Во-первых. Не розыгрыш ли это? - сам у себя вслух спросил он, направляя лодку к берегу. - Аркашка врать не будет - иначе хрен ему, а не подписка о невыезде для сына... Его самого развести, конечно, могли, но тоже вряд ли... Сам губернатор... Вот это слабое звено, хотя, сам шутить не умеет - если только кто надоумил.
  Вёсла бесшумно погружались и выгружались из воды, а в голове Сергея Ивановича постепенно начинала складываться реальная картина происходящего.
  "С другой стороны... Почему не позвонил мне? - додумыќвал он уже про себя. - Не мог. Почему 03, а не 02?.. Потому что вероятность дозвониться 03 - минут на десять раньше, чем 02, к тому же он не дурак - знает, что они тут же доложат нам... В принципе, похоже на правду, хотя в голове не укладывается. На кой чёрт и, самое главное, кому придёт в голову захватывать губернатора, если и коню понятно, что выкуп за него всё равно никто не даст. Вот заплатить за то, чтоб его ещё подержали? Это возможно, а так... Может, технология какая новая - предвыборќная?"
  Он ещё с минуту поразговаривал сам с тобой, но когда лодка ткнулась носом в берег, все решения были уже приня-ты. В руках блеснуло зеркало телефона, а в глазах решительность.
  - Ну, Сергей Иваныч, - напутствовал он сам себя, - не упусти свой шанс. Быть тебе министром внутренних дел. Дежурный... У нас захват заложников... Объявляй "Ветер" на сто первом... Порядок боевой... ОМОН... Снайперов на позицию... Полковника Пахомова из-под земли... Что? Вертолёт? Нет. Не надо, а вот пару бронетранспортёров - позвони в часть... Буду - через восемнаќдцать минут...
  
  Вернёмся, пожалуй, и к нашему председателю. Постояв немного возле двери, Андреич набрался-таки мужества и, выдохнув, словно перед рюмкой, постучал в дверь. Дверь предательски скрипнула, но реакция у Петра Андреича была намного лучше, чем у Анзура и Ораша, вместе взятых. Одной рукой он успел поймать запущенный в него телефон, а другой - евоную трубку. Аппарат при этом не пострадал абсолютно.
  - "Бугатти", два мильёна... - донеслось вслед аппарату, что свидетельствовало о постепенном частичном возвращении дара речи, но выглядело так грозно, что председатель счёл необхоќдимостью ретироваться.
  В приёмной он снова столкнулся с двумя таджиками, ко-торые завистливыми взглядами оценили его улов и даже предложили обменять на графин и пепельницу, но председатель только сплюнул, признав обмен неравнозначным, и отправился восвояси. Что делать с пойманным телефоном - он решил решить потом.
  А вот тут хоть малость, но приятный момент совершился. Проходя мимо лифта, Андреич неожиданно столкнулся с Анфисой Павловной - бывшей жительницей деревни, эмигриќровавшей лет пять назад в город и, по существу, работающей здесь уборщицей. Встреча была хоть и не очень радостной, но несколько сгладила неудачное посещение, к тому же Павловна любезно согласилась подвезти Андреича на лифте и указать выход из этого чёртова лабиринта.
  - А ты по делу аль как? - осведомилась она, отсчитав нужную кнопку и нажав.
  - Аль как, - нехотя соврал Андреич, не пожелавши припомиќнать случившееся.
  - А что это у тебя за аппарат такой? Телефон, что ли?
  - Да, вроде того. Подарок. Губернатора, - усмехнулся председатель и на всякий случай решил по приезде домой поставить его на баланс.
  - Сотовый, что ли? - блеснула знаниями Анфиса.
  - Само собой! - предположил председатель. - Видишь, крутилки нет.
  - Значит, принял?
  Андреич тяжело выдохнул, отвёл глаза в сторону и во избежание дальнейших расспросов решил сменить тему.
  - Ещё как принял. Вот только не в духе он сегодня.
  Павловна махнула рукой и усмехнулась.
  - А сегодня у него что? Выборы аль перевыборы?
  - Да чёрт его знает. Сидит как идиот, головой об стол долбится и орёт: "Бухгалтер, бухгалтер". То ли она обокрала его, то ли забеременела. Поди разбери.
  - Ну-у, дела-а, - то ли удивилась, то ли посочувствовала Анќфиса Павловна (впрочем, кому посочувствовала - губернатору или бухгалтеру, осталось загадкой) и, указав рукой, добавила: - Нам сюда. А как там подруга моя закадычная Тоська поживает?
  - Так померла Тоська. Прошлой весной.
  И разговаривать сразу стало не о чем, и, посмотрев друг на друга, словно последний раз, они попрощались.
  Уже выходя на улицу, председатель столкнулся в дверях с молодой горделивой особой, чья холодная красота почему-то вызвала в нём лишь отвращение, а прижимаемый ею к груди (не поверите) хорёк - недоумение и сарказм.
  - Да-а. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось, - произнёс он полушёпотом, покачал головой и вышел на улицу.
  
  Анфиса Павловна расстроилась. Смерть вообще известие не из приятных, а смерть друзей и подавно. Она всегда ложится на плечи частичкой вины и гнёт. Несмотря ни на что, она по-прежнему оставалась наивнейшим и добрейшим существом, которому в жизни повезло, может, и чуть меньше других, но ей и этого хватало. Вздохнув, она облокотилась на швабру и покачала головой: "Какие мы стали старые".
  Тут её внимание привлекло отсутствие ведра. Анфиса Павловна огляделась и, видимо вспомнив, схватилась за голову.
  - О-ой, дура старая! Ведро-то с тряпкой наверьху оставила. Опять сопрут. И из зарплаты сорок рублей вычтут.
  Уборщица бросилась к лифту, и надо сказать, что, несмотря на всю свою тучность, проявила недюжую прыть, проскочив в уже закрывающиеся двери. Попутчицей её оказалась как раз та самая красавица с хорьком на руках, которая осталась Петром Андреевичем недооценённой.
  - Ты что, со мной поедешь? - брезгливо фыркнула та, вытаќращив глаза, и демонстративно отодвинулась к стенке.
  - Мне наверьх, - кивнула уборщица, и указала пальцем, где у неё верх.
  Барышня сконфузилась и отвернулась. По всему было видно, что близость уборщицы сильно била по её самолюбию, но Анфису Павловну подобное отношение уже давно не смущало, а потому она даже рискнула разговор затеять.
  - А ты, дочк, не к губернатору часом?
  - Какое твоё дело? И какая я тебе дочка? - тут же оска-лила зубы обладательница хорька, зашипела, и в воздухе запахло ядом.
  "Да-а. Действительно, - подумала Анфиса Павловна. - Какая ж ты мне дочка. Дочка разве ж будет с матерью так разговаривать? Хотя... Ежели тут наобщаешься со всякой нехристью, то и сама такой станешь".
  Анфиса Павловна вздохнула и было замолчала, но, как уже говорилось, человеком она была незлым и потому не обиделась. Мало того, несмотря на отсутствие родственных уз, решила огородить заблудшую душу от неприятностей и предостеречь.
  - Ты б не ходила к нему, дочк. Злой он сегодня. Как чёрт! От него бухгалтерша забеременела, да ещё и денег просит...
  
  Дальнейшие события сохраню, пожалуй, в тайне. Скажем просто, день у губернатора не задался, а вот что касается Петра Андреича, так тот спокойно миновал ступени, бросив любопытный взгляд на толпу народа, окружившую что-то, чего за этой самой толпой он не разглядел.
  "Должно быть, хреново кому-то", - подумал председа-тель и "кому-то" посочувствовал.
  В доказательство предположения, тут же завыла сирена и к толпе подкатила "скорая помощь", из которой вылезли три дюжих амбала в белых халатах, которые вследствие несоответствия размера смотрелись идиотски. Бритые головы и наколки, едва прикрытые короткими рукавами, явно выдавали в них уголовников, и председатель, кроме "кому-то", посочувствовал ещё и отечественной медицине. Сплюнув, как обычно, он отвернулся и зашагал на автостанцию, не заметив, как бугаи, осмотрев машину, направились в здание.
  А вот далее всё происходило как в сне каком-то нереальном, причём события чередовались с такой быстротой, что Андреич не успевал их даже примечать, а не то что реагировать.
  Минуя площадь, он и сам не заметил, как оказался в цепких руках блюстителей порядка, возникших как будто бы из ниоткуда.
  - Это мой! Мне его подарили, - выкрикнул он маши-нально, прижав аппарат к груди, но телефон, как оказалось, мало интересовал похитителей. Схватив его за руки, за ноги, они вволокли, отчаянно брыкающееся тело, в подворотню и бросили у ног группы военных в маскхалатах.
  - Вот! Только что из здания вышел, - тут же доложил один из похитителей.
  Первое, что сделал Пётр Андреич поднявшись, так это икнул и прикусил язык. И, надо сказать, было отчего. Весь периметр подворотни был заполнен вооружёнными людьми в бронежилетах, касках и сплошь обвязанных гранатами. Тут же стояли три автобуса с ОМОНом, гаубица и два БТРа.
  - Рассказывай, - зловещим голосом приказал председателю какой-то полковник, не пояснив, чего именно, пригнулся и пристально посмотрел ему в глаза.
  - Он мне сам его подарил...
  - Так! Кто и что тебе подарил - меня не волнует. Рассказыќвай, что в здании творится.
  Пётр Андреич бессмысленно посмотрел на интересовав-шеќгося, не глядя, отряхнул брюки, и улыбнулся так глупо, что моментально снял с себя любые подозрения.
  - Так чего творится? Бардак! - неуместно пошутил он.
  - Я так и знал! - неожиданно расстроился полковник с маскировочной раскраской на лице и, видимо, с отсутствием чувства юмора. - Опоздали. А сам-то ты, кстати, что там делал?
  Андреич чуть не развёл руки в стороны и тем самым едва не выронил аппарат. А уж посмотрел он на полковника с таким укоризненным взглядом, словно пристыдить пытался за то, что тот его не признал.
  - Ну как же? Я ж. Свёклу я... - начал он хоть и не издалека, но достаточно запутанно.
  Перебил его другой полковник - с биноклем на шее. Он подошёл как-то незаметно, встал за спиной и отрезал Андреичу пути к отступлению.
  - Ладно. Не важно! А людей там необычных не видел? - поинтересовался он в свою очередь.
  Председатель икнул и, видимо, понимая всю бесперспективќность своего положения, решил на всякий случай чего-нибудь вспомнить. Какое-то внутреннее чутьё подсказало ему, что колхозные дела вряд ли интересуют военных, а стало быть, явка с повинной, если и неизбежна, то откладывалась. Сдавать своих резона тоже не было, а вот чужих было не жалко.
  Первое о чём он подумал, это про женщину с хорьком, но её он благодушно решил пощадить и вспомнил про таджиков.
  - Видел двоих, - честно признался председатель. - Там, на самом верху.
  - Подробнее, - хором приказали полковники, ясно давая понять, что от глубины описания зависит если не жизнь, то свобода председателя.
  - Ну, я не мастак описывать, - занервничал Андреич, пятясь в сторону. - Люди вроде как люди, только не наши.
  - Что значит - "не наши"? Арабы?
  - Талибы? - наступали полковники.
  - Да бес их знает! - открестился Андреич. - Паспорта не показывали, но вообще подозрительные. Небритые, грязные. Все лица в краске. На таджиков похожи.
  Вот тут лица военных и изменились до неузнаваемости. Они даже наступление прекратили.
  - Вот где довелось с моджахедами встретиться, - про-шептал раскрашенный полковник другому, признав, видимо, боевую раскраску моджахедов. А второй только вздохнул и уверенно кивнул головой.
  - А оружие у них есть? Автоматы, пулемёты, гранаты?
  - Оружия не видел. Врать не буду, - решил не врать Ан-дреич. - Графин только видел. С водой вроде.
  Последовала сокрушительная пауза.
  - Плохо дело, - первым расстроился первый полковник и тяжело вздохнул.
  - Да. Этого-то я и боялся, - подтвердил второй и тоже осуќнулся.
  - Нитроглицерин! - заключили они уже хором.
  Их лица моментально погрустнели, и оба почему-то по-смотќрели на часы.
  - А требования они какие-нибудь выдвигали?
  Тут Пётр Андреич ненадолго задумался и аккурат же припомнил важную деталь.
  - Да телефон вроде просили...
  - Понятно! - опередил полёт мыслей тот, что раскра-шенный. - Значит, без переговоров не обойтись. Кстати, переговорщика вызвали?
  - Будет с минуты на минуту, - доложил какой-то капи-тан.
  - Хорошо. А больше они ничего не хотели?
  Андреич обстоятелно восстановил в памяти события по-следних минут и тут же припомнил, что иностранцы хотели меняться.
  - Ну, так я и знал! Обычная схема, - зарезюмировал происќходящее полковник с биноклем.
  - Да! Всё как всегда, - подтвердил раскрашенный. - Так. Лейтенант, быстро выясни кто из главарей международных террористов отбывает наказание в нашей районной тюрьме. Обеспечь охрану и сразу же доложи!
  - Есть! - козырнул лейтенант и растворился.
  Тут визгнули тормоза, и в подворотню вкатил чёрный "мерин" с абсолютно затемнёнными стёклами. Полковники сразу выпрямились и отдали под козырёк, а из машины вышел приземистого вида человек в рыбацком костюме, но с фуражкой.
  - Семнадцать с половиной! - доложил сам себе вновь прибывший и, приблизившись к полковникам, снял с шеи бинокль. - Доложить обстановку!
  - Докладываю, товарищ генерал! Здание захвачено террористами. Ориентироќвочно - кавказской национальности, но, возможно, и талибы. Численность и происхождение не известно. Из вооружения - известно только про нитроглицерин. Проникли, по всей видимости по строительной люльке. Требований пока не выдвигали, но из достоверных источников известно, что речь пойдёт об обмене.
  На секунду генерал обомлел. Ситуация, попахивающая повышением, резко дохнула другими благовониями, аромат которых наотрез отказался идентифицироваться.
  - Вот тебе и уголовники, - тихо произнёс он, разгляды-вая здание в бинокль.
  - А! Точно! Уголовники! - тут же вмешался Андреич, припомнив ещё одну важную деталь. - Я когда выходил - видел. Трое, здоровых. В больничных халатах, бритые и руки все в наколках. Они во-он на той скорой помощи приехали.
  - А вот это уже кое-что! - одобрил воспоминание гене-рал, не отрываясь от окуляров. - Ну-ка, диктую номер.
  Два мужика, которые из всех одни были в штатском (не считая генерала и Андреича), тут же достали блокноты и, записав, удалились. Проходя через кордон, они лихо козыр-нули корочками с угрожающей надписью ФСБ и скрылись из поля зрения, а приезжий генерал закончил осмотр и, облачаясь в принесённый ему мундир, скомандовал:
  - Ну-ка. Доложите диспозицию!
  Какой-то капитан быстро развернул на асфальте крупный план местности и, вручив раскрашенному указку, удалился, а полковник, разобравшись наконец, где у карты верх, начал доклад.
  - Так! Здесь у нас, - он водил указкой по карте, - расположился взвод Политова, тут рота Нечаева, снайперы здесь и здесь... ...ОМОН вот тут, а вот здесь у нас слабое место - гаишники, - закончил он.
  В общем, генерал остался диспозицией доволен, пожурив однако за неприкрытые пути возможного отступления - аэропорт и вокзалы.
  Андреич из-за плеча всматривался за беглостью по карте указки, икал, потирал глаза и щипал себя за ногу. Если бы вчера ему сказали, что подобное может присниться, он бы не поверил, а если бы ему приснилось, что такое могут сказать, то не поверил бы тоже. Во что ему верить сейчас, он не знал и для начала решил побороть икоту.
  А генерал решил ещё раз осмотреть в бинокль здание и согласующиеся с ним территории, обнаружив на них ещё с десяток биноклей, но рассматривающих его самого. Показав лично каждому кулак и красноречиво матюгнувшись на языке жестов, он завершил осмотр и вернулся к своим боевым товарищам.
  - Так, господа офицеры. Ваши предложения, - спросил он, насупив брови, и поочерёдно заглянул каждому в глаза.
  Полковники задумались. Вот ведь незадача-то. Они-то как раз наоборот - с приездом генерала надеялись, что никаких решений принимать не будут, а тут видишь, как повернулось.
  А генерал паузы не оценил и уже угрожающим тоном повторил:
  - Я жду!
  - Предлагаю для начала уничтожить машину противника, - осторожно предложил раскрашенный полковник.
  - Да! - с радостью поддержал инициативу второй - с биноклем. - Но из гаубицы лучше не стрелять. В соседнем дворе два танка стоят.
  - Вы что, идиоты? - рявкнул на них генерал едва не мгновенно осипшим голосом. - А в городе стрельбу услышат? Паника начнётся.
  - Виноват, - хором покаялись полковники и вытянули руки по швам, а генерал сплюнул только и, как показалось раскрашенному - в сторону хозяина бинокля.
  - Тьфу ты! Мать твою! Всё приходится делать самому! - Он достал телефон, набрал номер и крикнул в него: - Сафронова! Живо!
  Несколько секунд он ожидал ответа и нервно расхаживал взад вперёд. Когда же наконец трубка ответила, генерал чётко скомандовал.
  - Сафронов! Ровно через десять минут дашь залп из всех своих орудий. И стреляй до тех пор, пока твои фейерверки не кончатся. Как понял?
  - Товарищ генерал. Так светло же на улице. Салюта не видно будет, да и без письменного приказа...
  - Под трибунал пойдёшь, - объяснил перспективы генерал и разъединился. - Вот теперь и пострелять можно. Пусть все думают, что это салют.
  Полковники мысленно поаплодировали.
  Тут прибежал какой-то майор с рацией и, сунув её генералу в руки, доложил.
  - Снайперы докладывают. Движение в районе вестибю-ля.
  Генерал вырвал из рук майора трубку и приложил к уху.
  - Что у вас?
  - Два человека в больничных халатах волокут какую-то женщину на улицу.
  Генерал тут же прильнул к окулярам и увидел, как два здоровых детины в белых халатах тащат к машине извиваю-щееся тело. За ними следовал третий, держа на вытянутой руке не то котёнка, не то хорька.
  - Заложника взяли, - констатировал генерал. - Отста-вить стрельбу. Живьём брать будем. Чёрт! Зря я от вертушки отказался. Приготовится к штурму!
  Подкатил "уазик". Дверь со скрипом распахнулась, и на асфальт выпрыгнул ещё один полковник - Пахомов.
  - Иваныч! Чего случилось? - на ходу крикнул он.
  - Борь, давай принимай тут командование. Сейчас тебе всё объяснят. Штурм, - генерал посмотрел на часы, - через восемь минут. Ты на правом фланге, я - на левом. Начало по красной ракете.
  Закамуфлированный полковник тут же подбежал к вновь прибывшему и в двух словах объяснил суть дела, отчего лицо того вытянулось и приняло серьёзное выражение.
  - Ну, Иваныч! Так это ж наш звёздный час! - мысленно примерил генеральские звёздочки полковник. - Всем на позицию!
  Пётр Андреич смотрел на всё происходящее с недоумением. Абсурдность ситуации выдавила из его лица идиотскую улыбку и, как назло, заклинила. Мысли бешено крутились в голове, сопоставляя увиденное со здравым смыслом, а здравый смысл ловко от них уворачивался. Наконец, одна из мыслей изловчилась и таки запала в душу председателю, принеся с собой осознание и просветление.
  - Так вот оно что, у вас учения, - моментально прозрел Андреич.
  Вместо ответа он тут же поймал на себе вопросительный взгляд генерала.
  - А это кто? И что в расположении делают штатские?
  - Так это наш человек - информатор, - ответил один из полковников.
  - Да мне хоть папа римский! Живо убрать его за оцепление.
  Вот так и закончилась для Петра Андреича эта история.
  Хотя нет. Завернув за угол, он нос к носу столкнулся с Наташкой - дочерью Анфисы Павловны и в двух словах рассказал ей, что, видимо, какие-то хулиганы позвонили в милицию и сообщили, что здание администрации заминировано, что он бы сам с удовольствием оторвал проказникам уши, и, попрощавшись, ушёл, не заметив, как Наташка достала телефон и набрала чей-то номер.
  - Мамка! Слушай меня! Сейчас же бросай всё и выбегай на улицу! В здании - бомба!..
  Уже стоя на остановке, Пётр Андреич наблюдал за чудесным зрелищем, так будоражившим его воображение в далёком детстве. Это был не просто выпущенный из ракетницы одиночный огонёк, висящий в ночном небе и едва освещающий пространство, но безупречный по замыслу и грандиозный по масштабу фейерверк - дневной фейерверк...
  На полпути в деревню Пётр Андреич увидел сквозь пришторенную занавеску проследовавшую в город колону броневиков и сопровождавший её боевой вертолёт.
  "Людям жрать нечего, а они учения устраивают", - по-думал он напоследок и, закрыв глаза, вздремнул. Он так и не узнал, что в городе было введено чрезвычайное положение, что штурм продолжался три дня, но всем террористам загадочным образом удалось скрыться. Он не узнал, что операция по их задержанию, а также задержанию таинственного информатора, введшего в заблуждение доблестную российскую армию, будет продолжаться ещё полгода, но так же безуспешно. Что на ремонт разрушенной мэрии из областной казны будет выделено денег больше положенного - ровно на ремонт разбитой "Бугатти" и крошечный участочек в сорок соточек на берегу Адриатического моря, а у Горбачёва с Наполеонами из клиники Гаврилы Андреевича появятся три замечательных соседа: Жуков, Рокоссовский и Айболит.
  
  Глава 5 - в которой подтверждается пословица: "Век живи - век учись!"
  
  Мы тут немного отвлеклись, а между тем герои наши не скучали. Евгений Романович успел повыспросить у председателя, как идут в хозяйстве дела, и даже искренне посочувствовал. Помочь обещал, но только после предстоящих выборов, сославшись на недостаток полномочий.
  Губернатор сделал несколько важных звонков и отдал столько же важных распоряжений, а супруга его успела поругаться со всеми, включая вновь прибывших и хорька.
  Но больше всего преуспела Глашка. Она не только отыс-кала Гришку, но и заставила его почистить зубы, прополос-кать глотку, закусить кислющей-прекислющей чёрной ряби-ной и наконец - надушиться одеколоном. Сочтя, что резуль-тат опохмеления замаскирован полностью, она втолкнула тракториста в контору.
  - А вот и наш тракторист, - указал рукой председатель.
  - Наконец-то, - первее всех поприветствовала его губернаторша.
  Василий Ефремович гикнул на супругу и, отодвинув в сторонку, одарил ненавидящим взглядом, а к Григорию, напротив, повернулся уже счастливо улыбающимся.
  - Ну, красавец мужчина, девки, поди, по тебе сохнут.
  - Угу, - не раскрывая рта, подтвердил Гришка, потому, что Глашка велела ни с кем не разговаривать, рта не откры-вать и дышать как можно реже.
  Губернатор помотал головой и, делая вид, что завидует, положил ему руку на плечо.
  - Вот что, Григорий, помощь твоя нужна. Мы тут немного застряли, а дела, понимаешь, делать нужно. Дела - они, понимаешь, ждать не будут, так что давай заводи свой трактор и помоги вот этим двум олухам, - он указал на водителя и охранника, - машины вытащить. Тебя назначаю главным.
  - Угу, - кивнул Гришка, размышляя, как бы это ему, не открывая рта, объяснить, что в тракторе нет ни грамма солярки, но так ничего и не придумал.
  Рискуя навлечь на себя гнев Глаши, он всё же открыл рот и, стараясь не выдыхать, отрапортовал:
  - Не получится!
  А губернатор, видимо, не знал, что на свете бывают такие ситуации, когда ему могут вот так попросту взять и отказать, а потому и впал в замешательство.
  - Это почему же, не получится?
  - А солярки, хоть тресни, ни капли нет!
  Гришка тут же ощутил на себе присутствие двух десятков вытаращенных глаз, из которых как минимум два - женские, его не только просверлили насквозь, но и вставили в дырку гвоздь и загнули шляпку.
  - Я чего-то не поняла... - растерянным голосом про-скрежетала Лариска и изобразила в лице озабоченность. - Трактора, что ли, нет?
  А тут и депутат подключился расстроенным голосом.
  - Пётр Андреич. Это что ж выходит? Что вы нам голову морочили? Нехорошо, Пётр Андреич, - пожурил Евгений Романович председателя и покачал головой.
  Однако тот наотрез отказался быть пожуренным.
  - Кому это я чего морочил? Спросили бы сразу трактор - я бы вам и сказал!
  - А мы чего у тебя спрашивали? - наорал губернатор.
  - А вы спрашивали тракториста. Вот он вам - пожалуй-ста.
  - Идиот! - сделал вывод Василий Ефремович. - А разве так было непонятно, что нам тракторист нужен вместе с трактором. Или ты не знаешь, что мы застряли?
  - Знаю. Как не знать. Только у нас в деревне, ежели ну-жен трактор, спрашивают трактор, а ежели тракторист - то тракториста.
  - Нет. Он ещё и оправдывается, - развёл руками губер-натор, готовясь перейти на мат, но его бесцеремонно перебила супруга, видимо, окончательно сопоставившая факты.
  - Минуточку! Это что? Значит, душа не будет?
  - А! Сейчас, - пожалела губернаторшу Глаша и, налив в трёхлитровую банку воды, воткнула кипятильник.
  - Ты что! Издеваешься? - первее воды закипела барышня с хорьком.
  - А! Сейчас! - исправилась Глаша. - Сейчас лейку принесу.
  Охранник с водителем мысленно, но охотно и бурно по-аплодировали секретарше, а хорёк, видимо, прекрасно владеющий русским языком, чуть не лопнул от смеха.
  Губернаторша же бросила на Глашу полный ненависти и негодования взгляд и стиснула насмешника так, что тот запищал.
  - Вася! Ты что, так и будешь стоять и смотреть, как твою жену оскорбляют? - выдвинула она мужу ультиматум, но тут в процесс вмешался Евгений Романович.
  - Господа-а. Спокойно. Давайте не будем забывать, зачем мы сюда приехали, - спокойным голосом сказал он и сгладил ситуацию. - Давайте ка лучше все лишние покурите на крыльце, а мы с Василь Ефремычем пообщаемся и, я думаю, разрешим ситуацию.
  Единственным человеком, кто с удовольствием почув-ствовал себя лишним это, пожалуй, был председатель, потому как за те полчаса, что он провёл в ихнем обществе, он устал на неделю вперёд, а зачем они приехали так, кстати, и не понял. И не хотел. Ему было абсолютно не интересно это лживое заискивание и сострадание, противны эти фальшивые улыбки и ненавистен сам факт нахождения в одной комнате с губернаторшей, хотя она единственная из всех, кто не лицемерил, а была сама собой. Он стоял на крыльце, один и в этот раз не желал соседства. Он не хотел возвращаться, не хотел видеть их притворные, напыщенные лица. Он хотел курить и достал папиросы.
  Гришка с Глашкой стояли поодаль, возможно, ожидая распоряжений, но, видя его измученное лицо, подойти не помышляли. Гришка курил тоже, а Глашка рассматривала мужиков.
  Через минуту из конторы выперли губернаторшу, и та в приступе ярости немедленно набросилась на причину всех своих бед - водителя, но тот, видимо, и сам уверовавший в увольнение, повёл себя с дамой некорректно и откровенно послал её. Через пару минут её послал и охранник, а ещё через пять её готов был послать даже хорёк, и таким образом, сплотившись на фоне всеобщей ненависти, все ненужные люди начали объединяться.
  Охранник что-то выспрашивал у Глаши - та краснела и отвечала. Председатель с неизвестными затеял разговор о рыбалке, а Гришка как-то легко сошёлся с водителем.
  - За что уволили-то? - искренне спросил он и получил такой же искренний ответ.
  - За то, что застрял.
  - Да, - посочувствовал Гришка, - если б у нас за такое увольняли, так на селе ни одного водителя бы не осталось. Сильно, что ль, застрял-то?
  Водитель не ответил, а только тяжело вздохнул и чиркнул ладонью по шее.
  - Я по грязи-то вообще первый раз. Раньше-то мы если в деревне нет асфальта, то в неё и не ездили, а то и так бывало. Если где и есть асфальт, но не везде - то мы в другую часть и не заезжали. А тут - стрельнуло же ему.
  - А у нас наоборот, - высказался Гришка, - у нас ас-фальта нет, да и скучно по нему ездить - уснуть можно. Кстати! А приехали-то зачем?
  Водитель насторожился, словно у него попытались выведать какую-то государственную тайну, но, посмотрев в добродушное лицо тракториста и вспомнив об увольнении, обмяк. Он осмотрелся и как лицо безработное причислил себя к пролетариям.
  - Выборы у них, - вполголоса сдал он бывшего работодателя, - голосов у них не хватает - вот им и спустили сверху план. Объехать все деревни и набрать полторы тысячи.
  - Полторы тысячи чего? - шёпотом не понял Гришка.
  - Голосов, - спокойно разъяснил водитель. - Так что готовьтесь. Сейчас агитировать будут. Вы, кстати, за кого собирались?
  - Чего собирались? - всё так же заговорщицки прошептал Гришка, явно удивившись, узнав, что кто-то чего-то собирается, а он - ни сном ни духом.
  - Голосовать.
  Гришка поморщился, задумался и явно разочаровался в собирающихся. Если на свете и была какая проблема, до которой ему было как до фонаря, то это как раз она самая и есть.
  - Так, а нам какая разница?
  - Ну как же? - не понял водитель, но тут же исправился: - Хотя, да. Действительно. Вам-то какая разница.
  - Да ну его! Выборы эти, - презрительно махнул рукой Григорий. - Пойдём лучше машину посмотрим. Выезжать-то всё равно надо.
  Водитель охотно согласился, а Гришка, отпросившись у председателя, достал из сарая болотные сапоги, лопаты и снарядил попутчика.
  По дороге водитель красочно объяснил ему, что именно они получат, или вернее, чего не получат, если к власти придут те или другие, так что уже к середине пути у Гришки вообще пропало желание голосовать. Водитель оказался довольно образован и тут же объяснил, чего он не получит, если не будет голосовать.
  Подходя к машине, Гришка твёрдо хотел напиться.
  Губернаторский джип засел основательно, и выбраться без трактора действительно представлялось немыслимым, но русский человек, он на то и есть русский.
  Ах уж эти пресловутые: "невозможно", "нереально", "неосуществимо". Слова эти явно заимствованы из какого-нибудь заќграничного языка, ибо русскому человеку не известны и не приќсущи. Пресловутее их, пожалуй, может быть только "нельзя", что для русского то же самое, что и "давай, попробуй". Ну и, пожалуй, бич пресловутости - это "слабо".
  Зря водитель так пошутил. Наверное, не русский. Русские вообще предпочитают над человеком с лопатой не шутить, а этот: "Слабо выехать?"
  Задача поставлена. Осталось выяснить только цену вопроса.
  - Литр! - огласил свои условия Гришка.
  - Легко! Коньяку! - не раздумывая согласился водитель, и в знак согласия открыл багажник, где помимо губернаторских шмоток, стоял непочатый ящик "Hennessy".
  - Ого! - сумел только произнести Гришка и сразу же взялся за работу.
  Обойдя сперва машину со всех сторон и заглянув под днище, он упёрся в неё всем телом и попытался раскачать.
  - Бе́столку! - только махнул рукой водитель. - Пробовали.
  - Вовсе и не бестолку! - поправил Григорий и взялся за лопату. - Раз на днище не сидит - значит сама поедет.
  - Мне б твою уверенность!
  - Подожди. Минут через десять поедем.
  Водитель усмехнулся и молча наблюдал, как Гришка выгреб лопатой из-под колёс глину и аккуратно разложил в две кучи.
  - Ну вот. Накопал ям. Теперь точно на брюхо сядет. Тут уж и трактор не вытащит, - совсем расстроился водитель.
  - Не гунди! - отстранил его от комментариев Григорий и прямо лопатой накосил на обочине соломы. Солома тут же была смешана с глиной и возвращена на прежнее место, что вызвало не меньшее недоумение.
  - Ты хочешь сказать, что это всё? - засомневался води-тель.
  - Ключи давай! - отозвался Гришка.
  - Погоди. А ты за такой хоть раз сидел? Здесь ведь авто-мат.
  - А хоть пулемёт! Ключи давай. Ехать пора.
  Несмотря на бурные протесты водителя, за руль уселся Григорий и, получив краткий инструктаж, завёл двигатель.
  Машина рванула с места так, что оба примерили затыл-ками кожаные подголовники.
  - Стой! Стой! Куда ты так гонишь? - кричал водитель, обеими руками вцепившись в ручки, но Гришка его не слы-шал. Позабыв про лопаты, он лихо мчался по знакомому бездорожью, ловко объезжая лужи и промоины. На краю поля он на всей скорости свернул направо и окольными путями выехал к кладбищу, где дорога приняла нормальные географические очертания. Там, сияющий от радости, он остановился.
  - Хороший агрегат.
  - Ну, ты... ну... да если б... да если б я собственными глазами не видел... - водитель распахнул дверь и, всё ещё находясь в состоянии аффекта, открыл багажник. - Правильно говорят. Век живи - век учись! - Его руки погрузились в закрома и зачерпнули оттуда аж четыре бутылки коньяка. - Поздравляю! - почему-то заключил он и вручил Гришке обещанное.
  Гришка опешил.
  - Так на литровину же договаривались.
  - Да бери - не жалко. Это ж конфискат. Контрабанда. У Ефремыча им полгаража забито, - снова выдал начальника водитель, но искренне. - Бери, бери. Вот тебе ещё пятая - за науку.
  - Спасибо, - поблагодарил Григорий, заулыбался и с любопытством начал рассматривать этикетки.
  Водитель дал Гришке наулыбаться вдоволь. Он и сам улыбался. И тоже искренне. Может, что к нему снова верну-лась надежда на обретение работы, а может, что и просто - за компанию.
  - Гриш! - отвлёк он наконец тракториста от сладких грёз. А "Волгу" вдвоём - сможем?
  - На брюхе?
  - По самое... но если поможешь - весь ящик твой...
  Не зря он это сказал.
  - Ну что ж! Хорошему человеку чего не помочь. На-ка! - Гришка протянул бутылки водителю. - Поставь мои бутылки в мой ящик, а нам всё равно за лопатами возвращаться...
  
   * * *
  А в конторе между тем происходило вот что. Едва последняя из лишних была силой выдворена во двор, Евгений Романович подошёл к губернатору вплотную и, угрожающе сгорбившись, монотонно произнёс:
  - Василий Ефремыч. Я, по-вашему, что? Приехал в эту грёбанную дыру, чтобы семейные сцены ваши слушать? Ты по кой хрен вообще её сюда притащил?
  - Так она думала, что мы опять по бабам поехали, вот и напросилась, - оправдался губернатор.
  - Да мне плевать, что она там думала! Если она вообще думать умеет. Она вообще кто? Губернаторша. И должна понимать, что если муж едет по бабам - значит того требует политическая обстановка.
  - Ой, Евгень Романыч, - губернатор махнул рукой, - и не напоминайте. Сам всё понимаю, но что уж теперь поде-лать?
  - Что делать, что делать. Вот что будем делать! - Евгений Романович выпрямился и, подойдя к ведру, зачерпнул стакан воды. Держа его двумя пальцами, точно боясь испачкаться, он приподнял его на свет и, побултыхав, выпил. - Бабу свою - как хочешь, но уйми. Пообещай ей там чего-нибудь. Ну и всё такое. А сам звони куда нужно и вызывай трактор. Я тут ночевать не собираюсь.
  - Да где я тебе сейчас трактор возьму? Рожу, что ли? - вспылил Василий Ефремович.
  - Это не моя проблема. Водитель твой - с тебя и трактор, а я с председателем пойду пока на поле - народ обрабатывать.
  - Ну конечно! Не твоя! Сам-то тоже застрял!
  - Мне простительно, - отмазался Евгений Романович. - Я на "Волге" - первый раз. К тому же я на твой джип надеялся.
  - На джип надеялся? А я разве не говорил тебе, что на твоей надо ехать? Что у нас дороги такие, что и...
  - А вот не надо мне... не надо! - перебил Евгений Романович. - И за дороги, кстати, вы в области отвечаете. А на чём мне ездить к своим избирателям - я уж и сам знаю. Что они подумают, когда на прошлые выборы я на "москвиче" приезжал, а тут на "хаммере" заявлюсь. Им тут жрать нечего, а я на "хаммере".
  - Чего это им тут жрать нечего? У меня в области, слава богу, ещё никто с голоду не умер. Вон! Свёкла у них! Пускай продают и барствуют.
  Тут губернатор понял, что сказал лишнего и непроиз-вольно втянул голову в плечи.
  - Вы Василь Ефремыч, про какую такую свёклу рассуждаете? Уж не про ту ли, которую ваш зятёк, он же за фрукты-овощи отвечает?
  - Только за овощи, - поправил губернатор.
  - Да мне плевать! По кой хрен он этой свёклы у голландцев накупил? Да ещё втридорога! Сейчас бы приехал с нами, купил у них весь урожай, и считай, дело сделано. Все голоса - наши.
  - Ну, раз накупил - значит, того требовала экономиче-ская ситуация, - ответил Василий Ефремович и смущённо отвернулся.
  - Это вы вот этим лохам рассказывайте, - Евгений Романович указал на окошко, - а мне песни петь не надо. Это по вашей милости мы здесь, и поэтому все вопросы потрудитесь решить сами. Да! И зятю вашему дорогому привет от меня передавайте - пламенный.
  Губернатор потупился.
  - Мы с ним не общаемся.
  - Что так? Он и тебя кинул?
  - Пусть только попробует. Он Лариску мою "маменькой" называет.
  Евгений Романович расхохотался.
  - Лариску? Маменькой? - он хлопнул в ладоши. - По-дожди. Ты хвастался, что через пару месяцев дедушкой станешь! Так он, попомни мои слова, ей ещё и внуков показывать придёт!
  - Ой! И не напоминай!
  - Зачем ты вообще на ней женился? Ни в баню теперь по-человечески сходить, ни на рыбалку слетать!
  - Ладно, Евгений Романович, хватит нам ругаться, - махнул рукой губернатор, - раз уж вляпались...
  Он неблагозвучно выругался и подсел к телефону.
  - Да! Пожалуй! А я пока до поля добегу.
  Выходя на улицу, Евгений Романович аккуратно прикрыл за собой дверь. Все словно ждали его появления и немедля подступились. Без малейшей доли смущения он объяснил присутствующим, что всё идёт по плану, что проблема решается даже быстрее, нежели он ожидал, и что теперь он не прочь осмотреть сельскохозяйственные угодья.
  Перечить ему председатель не стал, и уже через минуту на поля выдвинулась делегация. Возле конторы остались лишь Глашка да губернаторша Лариска, ни за какие деньги не согласившаяся топтать навоз итальянскими туфлями за две с половиной тысячи евро, чем, впрочем, вызвала у визитёров вздох облегчения.
  Постояв немного и закончив изучение друг друга взгля-дами любопытства и презрения - соответственно, Глашка затеяла нехитрый разговор. Так. Решила по-бабски посочув-ствовать.
  - Да не переживайте вы так. Эка невидаль - грязь. От-стирается.
  - Дура! - тут же нашла себе новый объект для репрессий губернаторша. - Да ты хоть знаешь, сколько это платье стоит? Да тебе таких денег за всю жизнь не заработать. Ходите тут в своей деревне, как лахудры - по пояс в дерьме, так что уж и пропахли им насквозь. И ещё учить меня вздумала...
  Ну, полный вариант её речи мы приводить не будем, по-скольку из-за ограниченности словарного запаса она слишком часто повторялась, а я не хочу, чтобы меня обвинили в косноязычии. Скажу другое. Глашка - она тоже не лыком шита. Она быстро пополнила губернаторше словарный запас, а пока та стояла с открытым ртом и то ли переваривала, то ли запоминала, полила грязью и всех её родственников, включая хорька, коий, естественно, к ним же и был причислен. Напоследок она упёрла руки в боки и добавила:
  - Кстати. Насчёт дерьма! Если ты думаешь, что вот это коричневое у тебя на коленях - это глина, то мы с моей коровой в этом сильно сомневаемся!
  Глашка демонстративно сплюнула в её сторону, аж наклонилась, и будь что будет - отправилась домой. Она не слышала, как в конторе кто-то негромко крикнул: "Yes", - и точно дёрнул гудок паровоза.
  
  Глава 6 - в которой правильная дружба творит чудеса
  
  Когда в кабинете начальника ДУКа зазвонил телефон, тот уже собирался домой. Не потому что пятница, а просто потому что полвторого. Трубку он нарочито снимать не стал, а дождался, когда звонки прекратятся, и включил автоответчик. Вообще в понятии Льва Абрамовича автоответчик был неискоренимым злом, ведь если не брать трубку, то и проблем никаких не возникало, а с автоответчиком мало того возникали, так ещё и документально подтверждены. Он, конечно, пользовался им, но только в крайних случаях - когда на его горизонте не маячили какие-нибудь катаклизмы, и когда никому до него не было дела.
  В этот раз, скажем так, он ошибся. Едва на телефоне загорелся маленький зелёненький огонёк, аппарат снова запищал, и через положенное время прослушивания сообщения о том, что он так сильно занят решением народных проблем, что и подойти не может, включилась громкая связь.
  - Сукин сын! Трубку подними! А то я тебе завтра же хру-стальную ночь устрою, - узнал Лев Абрамович голос губернатора, тут же покрылся испариной, ссутулился и вжался в кресло.
  Секунду поразмыслив, он обречённо вздохнул, воздал глаза к потолку и, пожелав всем, кроме губернатора здоровья, поднял трубку.
  - Василий Ефремович! А я вот как раз бегу. Слышу - звонит вроде кто-то и бегу.
  - Ты мне басни не рассказывай, соловей хренов, а давай делай что хочешь, но через полчаса достань мне трактор.
  - А трактор-то зачем?
  - За надом! Мы тут в Поршнёвке застряли по самое не могу. А у меня ещё избиратели.
  - А солярка за чей счёт? - машинально поинтересовался начальник ДУКа и получил вразумительный ответ.
  - Уволю нахрен!
  Трубка замолчала, но было уже поздно - настроение ис-портилось. Лев Абрамович тяжело вздохнул и выругался.
  - Черти б его! Ну почему я? Вот кто-нибудь может мне сказать почему из всех, у кого есть трактор, он выбрал обяза-тельно меня? Или что мои тракторы какие-то особенные? Опять же. Что это за улица такая - Поршнёвка? Уж наверняка никакая она не Поршнёвка, а Поршневая, и что-то мне подсказывает, что это вообще не наш район. Немного поразмыслив, Лев Абрамович покачал головой и нажал кнопку селектора.
  - Леночка. Зайдите-ка. И карту района захватите.
  Вот хоть ты тресни, но на карте никаких Поршневых улиц не оказалось. Из более-менее похожих нашлась только Дизельная, но, скорее всего, это было не одно и то же.
  - Я так и знал! Ну, что вы на это скажете? - обратился начальник к секрктарше, словно она должна была на это что-нибудь сказать. Секретарша, однако ж, сказала:
  - Может, в Интернете посмотреть?
  - Конечно, посмотреть. Сейчас же и посмотрите. На букву "Пэ", - конкретизировал Лев Абрамович район поиска, что, несомненно, ускорило процесс.
  Опять же, хоть ты тресни, но и в городе таких улиц не оказалось, хотя на просторах Родины подобного добра было завались.
  - Может, не Поршневая, а какая-нибудь Прошневая? - подарила надежду Леночка, но тут же забрала её обратно, - таких тоже нет.
  - И куда, скажите, я должен посылать трактор, если ни-каких Поршнёвок в природе не существует? Разве Лев Абра-мович - Господь Бог, чтобы догадываться, и вообще - что это за "Что? Где? Когда?"
  - А может, это деревня какая-нибудь? - предположила секретарша.
  - Не смешите меня. Ну какому же идиоту, в здравом уме и трезвой памяти может прийти на ум вызывать трактор из центра города в деревню, когда в любой деревне этих тракторов - завались?
  - Губернатору, - спокойно и, я б даже сказал, уверенно, ответила Леночка.
  Лев Абрамович посмотрел ей прямо в глаза и не нашёл что возразить.
  - Неси карту области.
  Карта области вальяжно разлеглась на столе, но, видимо, соскучившись по смотрителям, не спешила выдавать все свои тайны, и таким образом в радиусе десяти километров от города ничего похожего отыскать не получилось. Зону поиска расширили до тридцати. Опять тот же результат. До пятидесяти - то же. Дальше смотрели просто из любопытства, ибо никакой речи о том, чтобы посылать трактор в такую даль уже и быть не могло.
  Наконец карта сжалилась и на сто двадцать шестом километре выдала нужный результат. Лев Абрамович с секретаршей переглянулись и поочерёдно проглотили слюну. Из последовавших выражений лиц явствовало, что слюна Льва Абрамовича оказалась ядовитой.
  - Нет. Вот вы мне скажите. Он идиот?
  Леночка многозначительно улыбнулась, давая понять, что не собирается спорить с начальством.
  Лев Абрамович снял очки, протёр их влажной салфеткой и убрал в очечник. Посылать куда-то трактор он не собирался, а если и собирался кого-нибудь куда-нибудь послать, то это, без всяких сомнений, был сам губернатор, а вот куда послать - я, пожалуй, умолчу. Сохраню интригу.
  А между тем ситуация складывалась препаршивейшая, и хотя Василий Ефремович его прямым начальником не являлся, пересекаться с ним по роду деятельности приходилось, и ссориться с ним как бы не хотелось. Тут ещё и проблемка у Льва Абрамовича имелась - участок никак не мог выкружить, а хотелось именно его - лес, озеро, кувшинки. В общем, выход был один - думать.
  Конечно, если б знал начальник ДУКа, что Гришка и без его тракторов решит задачу на раз-два, то, может, так и не нервничал бы, не ставил с ног на головы все областные знакомства, да и книжка получилась бы тоньше - мне работы сэкономил, но в нашей стране хорошие новости разлетаются куда медленнее плохих.
  Как, бывало, говаривали древние латинцы: "Необходи-мость обостряет разум", а начальнику ДУКа страсть как необходимы были упомянутые двадцать соток и что главное - необходимы они были уже завтра. Нужно было действовать.
  Достав из внутреннего кармана недавно убранные очки, он первым делом склонился над картой и выписал все более-менее крупные населённые пункты, где, по его разумению, можно было разжиться трактором. Затем он взял телефон и по своим каналам выяснил, в котором из них и на каких должностях находятся "наши" люди.
  Всё дальнейшее было вопросом техники. Позвонив, естественно, от имени губернатора, начальнику Кувырковского ГИБДД, а по совместительству троюродному племяннику тестя золовки жены двоюродного брата, он вкратце ввёл его в курс дела.
   Моисей Соломонович оказался человеком неглупым. Он, кстати, был единственный из всех, кто переаттестацию, по итогам которой переводили из милиции в полицию, не купил, а сдал самостоятельно, рискуя навлечь на себя гнев сослуживцев и особенно областного начальства. Впрочем, с рук ему это сошло, и теперь бояться было уже нечего, а при случае и наоборот - можно было и попрекнуть кой-кого.
  Трактор, а вернее даже два, он быстро разыскал на штрафной стоянке и, дав соответствующие распоряжения, не преминул отзвониться Льву Абрамовичу, который всё так же сидел над картой и нервно перебирал по ней пальцами.
   Когда проблема разрешилась, и у начальника ДУКа, и у его секретарши настроение повысилось.
  - На сегодня всё? - спросила Леночка и, получив утвердительный ответ, засобиралась домой, а Лев Абрамович поднял трубку и позвонил жене.
  - Сара. Только слушай меня и не перебивай. Я знаю, - сделал он ударение на слове "знаю", - что сегодня пятница, и ты уже приготовила мне говяжьи тефтельки с чесноком. Так вот. Сейчас же убери их в холодильник, только не забудь накрыть крышкой.
  - Это зачем же, спрашивается, я буду убирать горячие тефтельки в наш старый, неудобный холодильник...
  - У нас нормальный холодильник - не хуже, чем у дру-гих.
  - Разве ж я сказала - хуже? Я просто сказала....
  - Сара, не перебивай меня. Я прекрасно понял, что ты сказала, но если ты не хочешь меня слушать то я сейчас же повешу трубку, и ты не узнаешь, почему тебе нужно срочно бежать в магазин и покупать красную рыбу и белое вино.
  - Как? Разве же опять приезжает твоя мама?
  - Не-ет! Но если ты таки не дашь мне договорить, то я сам позвоню ей и приглашу к нам в гости - на неделю, а ты знаешь, что если моя мама едет к нам на неделю, то она просит Розу Исааковну приглядеть за её цветами недели три-четыре.
  Угроза подействовала, и, чувствуя себя победителем, Лев Абрамович продолжил:
  - Так значит, ты помнишь тот участок с озером, который эта сволочь - председатель таки отказался нам продавать. Так вот. Можешь считать, что уже весной ты посадила там свои гортензии...
  
  Глава 7 - в которой чувство долга, как и прчие долги, отда-вать не хочется
  
  Участковый Петухов работу свою не любил. Да и как её любить? Целыми днями он сидел в кабинете - составлял какие-то отчёты, заполнял бланки, подписывал сотни никому не нужных документов и раз в полгода сдавал макулатуру. Тоска. Иногда, правда, бывали и вызовы, но это так - мелочь. С киношными не сравнить. Воровать в городке было нечего, да и не у кого, а если даже и представить, что кто-то у кого-то чего-то спёр, то поймать его было делом плёвым. Вставай у шинка и жди. Больше нести всё равно было некуда.
  В душе он, конечно, мечтал, что когда-нибудь придёт и на его улицу праздник, что и на его участке обязательно кого-нибудь расчленят, повесят или хотя бы задушат, но годы шли, а ни малейшего шанса прославиться ему так и не выпало. В общем, так и коротал Пётр Петрович Петухов свои тяжёлые дни службы в бесполезной писанине и аналогичной отчётности, с ностальгией вспоминая былые времена.
  А по молодости участковый был горячий и принципиальный. Бывало, едва зазвонит телефон - он уж тут как тут, но со временем опыта поднабрался и действовал уже осмысленно и чётко. А чего действительно бегать-то? Всё равно не успеешь. Пока мотоцикл заводишь, пока дорога, пока что - приедешь, а они уже и помирились и уже дальше пьют. Нет. Стратегия явно нуждалась в корректировке, и та, естественно, была произведена.
  Сначала, он перестал реагировать на первые звонки, справедливо рассудив, что ежели что серьёзное, перезвонят ещё. Потом он догадался материть звонивших, да покрепче - так, чтоб и желания перезванивать не было, но главное открытие в жизни он сделал недавно. Выяснилось, что ежели трубку вообще не снимать, то на его участке сразу воцаряется мир и красота.
  А вот надо сказать, что пятница для участкового не зала-дилась с самого утра. Сначала по пути на службу дорогу ему перебежал наглый чёрный кот, и пришлось ждать бабку Степаниду, чтобы та перешла дорогу вперёд него. Потом эта бабка Степанида взяла и купила в киоске единственный журнал кроссвордов, оставив, таким образом, участкового без работы. И наконец, в завершение утра он опрокинул чай на квартальный отчёт. Тут волей-неволей взвоешь, да ещё в старом кроссворде попалось животное африканское - из пяти букв со второю "е", но жираф - не подошло. В общем... Так и сидел Пётр Петрович на своём стуле и гонял от безделья муху.
  Неудачный день.
  Пропустив пяток звонков по телефону, участковый всё-таки нашёл в себе силы побороться с тоской и в намерении обматерить кого-нибудь поднял трубку.
   Не его день.
  Мало того что его самого обматерили, так ещё и заставили заводить мотоцикл и ехать к чёрту на кулички - на Красную гору, где два каких-то придурка решили по пьяни не то угробить, не то утопить трактор. Пришлось ехать - с начальством особо не поспоришь, да и кроссворды всё равно кончились.
  Трактор спасти не удалось. Гора, славившаяся на всю округу своей крутизной, подобных попыток не прощала и, очередной раз перевернув технику, стащила её вниз по склону - на радость одному из споривших. Второй вылез из перевёрнутого трактора с глубоким разочарованием на лице. Пол-литра отдавать не хотелось.
  - Ладно, Митяй! В этот раз твоя взяла, но я ещё отыгра-юсь, - пообещал Колян и, предложив перевернуть трактор и ехать домой, взялся за гусеницу.
  Когда Петрович подъезжал, оба горе-тракториста стояли на карачках и пытались перевернуть многотонную машину.
  - Давай, давай - пошла, - подбодрял товарища Митяй.
  - Идёт, родимая! - охотно соглашался с ним Колян.
  Участковый отвлекать их не стал, а просто достал мобильник и заснял происходящее на камеру. Потом обошёл со всех сторон трактор и сфотографировал - не то чтобы для отчёта, а просто так. Потом ради смеха приладил телефон к люльке и, выбрав ракурс, предложил горе-силачам помочь, но те заверили его, что и сами прекрасно справятся - главное, чтоб менты не засекли.
  Тут уж пришлось раскрываться.
  - А я тогда, по-вашему, кто?
  Колян, хоть и не сразу, но начал что-то подозревать, а Митяй хоть и сразу, но ничего не понял. Попытавшись встать и заглянуть на погоны, он оступился и воткнулся носом в землю, отчего участковому пришлось пойти ему навстречу и наклониться самому.
  Столько звёздочек на погонах одновременно Митяй ещё никогда не видел и, в ужасе зажав рот, громко крикнул:
  - Колян! Шухер! Менты! - и оба, естественно, поползли врассыпную.
  Догнать их, как вы понимаете, особого труда не составило, а вот чтоб запихать обоих в люльку - пришлось повозиться. Мужики - одно слово - трактористы, оказались здоровыми и неприподъёмными, да ещё и в люльке чуть не затеяли драку - кто из них сверху поедет. Понамучился с ними Петрович. А тот, кстати, что попьянее был - Митяй, ещё надумал и права качать, мол, это похищение, что, мол, ещё в Римском праве за такое полагалось наказание и, мол, он, само собой напишет жалобу - не иначе как самому Гай Юлию Цезарю лично.
  Пришлось наврать.
  - Это ты в своём Риме будешь права качать, а у нас на Альфе-Центавре другие законы, и, в частности, тебя по прилёту я лично сдам на опыты.
  Угроза подействовала сразу, и лишь заверившись, что на протяжении всего полёта его будут кормить борщом из тюбика, нарушитель угомонился.
  - Будут! Суток пятнадцать кормить будут, - пообещал Петрович уже спящим и завёл мотоцикл.
  Везти их к себе в участок резона не было, и, рассудив здраво, участковый повёз их в городскую. Мол, отоспятся там до утра, а дальше и видно будет. Заодно и поржём, записи получились - что надо, особенно когда они от ментов сматывались.
  "Вообще, - думал Петрович по дороге, - если видеоза-пись не показывать, то можно приписать им попытку к бег-ству, а заодно и приврать чего-нибудь", но в конечном итоге, мысль эту он отмёл, ибо похвастаться видео хотелось куда больше, нежели получить сухую благодарность начальства.
  Путь был недлинным, и к двум часам его мотоцикл уже парковался перед РОВД. Он уже раздумывал, позвать кого или затащить самому, эффектно заломив руки за спину, как из отдела выскочил Вовка Самсонов - уполномоченный местный.
  - О! Петрович! Хоть ты выручай! - с порога заявил он.
  - А чего у тебя стряслось? - аккуратно полюбопытство-вал участковый.
  - Да если б у меня! У губернатора.
  - А у него-то чего?
  - Да застрял он тут - в Поршнёвке. По самое не могу.
  - Так это же не мой участок, - не захотел своевольничать на чужом участке участковый и заведомо махнул рукой.
  - Да это и коню ясно, - тоже махнул рукой Вовка. - Он трактор просит.
  - А у меня-то откуда трактор? Нет. Я, конечно, знаю один бесхозный, но его самого вытаскивать надо.
  - Да нашли мы трактор. Два даже. Вон на штрафняке стоит, а вот теперь водителя найти не можем.
  - Э нет! - опять открестился Петрович. - Вот если б мотоцикл - то, пожалуйста, а за трактор я не сяду.
  - Да тебя и не просят! Водителя помоги найти.
  - А-а! Тракториста то бишь.
  Петрович задумался. Он попытался вспомнить, кто у него на участке с тракторами дело имел, но, как назло, все трактористы из головы его повылетали.
  - Ну? - поторапливал его Вовка, словно от этого зависела его жизнь.
  - Да подожди ты! Трактористы, трактористы. А кто же у нас тракторист-то? - Участковый помотал головой. - Не-е, Вовк! Тут я тебе не помощник.
  - Твою мать! - выругался Вовка и даже как-то весь осу-нулся. - Убьют меня сегодня.
  - Да, - посочувствовал Петрович, - чему быть, того не миновать. Слышь. А пока ты ещё живой, помоги мне вот этих чудиков затащить, а то тяжёлые, блин - ужасть.
  - Давай, - безразлично согласился Вовка и, подойдя к коляске, приподнял одного. - А чего натворили-то, подра-лись, что ли?
  - Да если бы. Они на тракторе пытались в Красную гору въехать.
  - И что? Въехали?
  - Хэ, - усмехнулся участковый, - если б въехали, я б и задерживать не стал. А тут и трактор угробили, и сами... Хочешь, кстати, посмотреть? Я на камеру заснял.
  - Потом, - не оценил Вовка операторских талантов и тут же чуть не уронил подручного. - Что? На тракторе? Так они трактористы, что ли?
  Петрович смутился. Удивлённым взглядом он посмотрел сначала на задержанных, потом перевёл глаза на Вовку.
  - Ну, как минимум один из них, только, во-первых, не знаю который, а во-вторых, они не то что бы трактор - как звать себя, не помнят.
  - Так. Это наплевать! Давай, Петрович, выручай, а в чувства мы их сейчас приведём.
  - Да ты что! С коня упал? А если он по дороге вывалится и под колесо? Смерти моей хочешь?
  - Так, без паники. Скочем примотаем - никуда не вывалится. Давай, давай заводи, и поехали.
  Петровичу, конечно, не хотелось отдавать свою добычу, но Вовка пообещал вернуть их в целости и сохранности, собственноручно затащить, оприходовать, ну и пол-литру, конечно. Так что пришлось везти мужиков на стоянку.
  На стоянке их уже ждали, видимо, Петрович спас жизнь не только Вовке.
  - Нашли? - с ходу прокричали Серёга с Максом - местные гаишники, не дав ещё мотоциклу заглохнуть.
  - Не совсем! - крикнул Вовка и спрыгнул с заднего сиденья.
  - Что значит "не совсем"? - не понял иронии Макс, а Серёга удивился и, показав пальцем на верхлежащего, осведомился:
  - Я не понял. Это вот это, что ли?
  - Не знаю. Который-то из них, - махнул руками Вовка, - тащи давай свою аптечку - будем из них трезвых делать.
  - Из этих?
  - Других нет. Чего ты хочешь? Сегодня пятница - день водителя...
  Тут надо отдельно заметить, что на периферии день водителя начинают отмечать чуть раньше, нежели в центре - часа так на четыре, а в редких случаях и с вечера. Ещё реже бывает, что с прошлого вечера, а уж так чтоб вообще не отмечали - так это значит, что все дружно подхватили какую-то венерическую дрянь.
  В нашем случае было совершенно очевидно, что мужики были абсолютно стерильны, а алкотестер, запищавший даже будучи в кармане у Макса, свидетельствовал, что день водителя удался на славу.
  Тем не менее приводить их в чувство было необходимо, и, соответственно, все соответствующие тому меры были незамедлительно приняты.
  В воздухе резко пахнуло нашатырём, одному из трактористов энергично настучали по щекам, перед тем как едва не утопить его в тазике с холодной водой. Ну, и ещё с десяток различных процедур.
   Результат, однако, оказался слабее ожидаемого, отчего меры пришлось экстренно заменить на радикальные.
  - Макс! Тащи свою хреновину. Будем колоть, - скоман-довал Серёга и громко вздохнул.
  "Хреновина", как неожиданно выяснилось, оказалась уже давно притащенной и терпеливо дожидающейся, пока гаишникам не надоест заниматься ерундой, и они воспользуются ей, как единственно верным средством. Нечего и говорить, что час её тут же настал, и лишь дождавшись, пока у тракториста удастся обнаружить хотя бы одну вену, "хреновина" с гордостью справилась с поставленной задачей.
  - Охренеть!.. - только и смог выдавить из себя Петрович, кода после непродолжительной процедуры Колян подал признаки жизни.
  А вот Максу было не до охреневания.
  - Так. Давай, пока не отрубился - в трактор его. И при-мотай покрепче.
  Серёга протянул добрый рулон самоклеящейся ленты, а сам постучал очнувшемуся по щекам.
  - Эй! Как тебя звать? Трактором сможешь управлять?
  Колян смотрел на всё отсутствующим взглядом и никак не мог понять, что с ним происходит. Какой-то мужик только что настучал ему по морде, но ненависти к нему он почему-то не испытывал. Подумав секунду, он милосердно решил простить охальника и попытался перевернуться на другой бок, но, во первых, другой бок оказался занятым Митяем, а во вторых, охальник воспользовался прощением и не дал ему спокойно выспаться.
  - Я говорю, трактором можешь управлять? - повторил свой вопрос Серёга.
  - Всегда! - не раздумывая, похвастался Колян и бессильно прикрыл глаза.
  - Нормально, вяжем, - согласился Макс, и тракториста аккуратно выволокли из люльки и усадили за руль.
   То ли трактор обладал каким-то магическим действием, то ли ещё чего, но Коляна не успели даже довязать. Руки автоматически нащупали все, что им нужно, двигатель закряхтел, и могучая машина моментально двинулась с места.
  Макс с Серёгой едва успели спрыгнуть, как трактор, про-делав дыру в заборе, выехал на трассу.
  - Ну, слава богу, - выдохнув, перекрестился Макс, - скоро оклемается. Серёг, давай врубай мигалку и впереди него, а то ещё въедет куда-нибудь. Я сзади. А перед Поршнёвкой тормози его и документы проверь. Он нам за забор ответит.
  Гаишники попрыгали в машины, благодарно помахали Вовке с Петровичем, и эскорт отправился на выручку губернатору.
  
  Глава 8 - в которой во всём виноват Пушкин
  
  Дорога на поле оказалась куда длинней предполагаемой и, собственно, "дорогой" называлась условно, явно свидетельствуя, что Николай Васильевич творил свои бессмертные произведения не иначе как в Поршнёвке. Хотя впервые эта мысль пришла в голову Евгению Романовичу ещё на повороте с трассы - теперь он в ней окончательно убедился, и в душе посмеивался над участниками ралли Париж - Дакар.
  Шли молча, ибо ничего приличного на языке не верте-лось, а то, что и вертелось, так депутат предпочёл сохранить в тайне. Шли долго, постоянно останавливаясь и отскребая намокшую глину от обуви.
  Когда впереди замаячили угодья, Евгений Романович остановился. На свекольном поле копошилось от силы три десятка человек.
  - Я не понял! Это что, всё?
  - А там мы и не сажали, - пояснил председатель, указав рукой в другую сторону.
  Депутат перевёл недоумевающий взгляд на председателя.
  - При чём тут сажали? Я про народ. Это что? Весь народ?
  Андреич задумчиво почесал затылок и не ответил. По его представлениям народу и впрямь должно было быть больше.
  - Я не понял, - продолжил Евгений Романович. - Ска-зано ж было, чтоб народ собрали.
  - Ну да! Я помню! К девяти часам, - парировал Андреич и демонстративно посмотрел на часы.
  - Да при чём тут в девять! - вознегодовал депутат. - Я, что ли, виноват, что у тебя дороги такие! Ты здесь, кстати, главный. И за своими дорогами тоже следить обязан!
  - А я и слежу! У меня ещё ни одна не пропала, - довольно жёстко пошутил Андреич.
  Евгений Романович резко выпрямился и оскалился.
  - Смешно! - порадовался он шутке. - Смейся, смейся.
  - Только и остаётся, - вполголоса ответил председатель и отвёл глаза.
  - Ладно! Не зря же шли, - подбодрил депутат сторонников, и процессия продолжила движение.
  Работающие в поле процессии не удивились и даже не полюбопытствовали, словно сталкивались с подобным по два раза на дню. Евгений Романович растерялся, но сразу же взял себя в руки.
  - Бог в помощь! Труженики земли русской! - многозначительно поприветствовал он точащие над полем пятые точки.
  Несколько точек выпрямилось и с недоверием, но любо-пытством осмотрели приветствовавшего.
  - Здорово, коль не шутишь, - пробубнил дед Лукич и, отвернувшись, снова нагнулся.
  - Какие же могут быть шутки? - не оценил Евгений Ро-манович деревенского юмора.
  - Ну а коль ты нам в помощь - только бога советуешь, значит, не помогать сюда пришёл, а коль не помогать - то и не мешай.
  Евгений Романович побагровел. Так быстро его за всю жизнь ещё никто не отшивал. Ну, кроме нескольких девиц, о которых он предпочитал не распространяться.
  "Ну, Лукич! Вот что значит тридцать лет в председателях проходил", - позлорадничал Пётр Андреич.
  - Да что вы товарищи, такое говорите? Да разве ж я?.. Да я к вам... Да со всей душой. И как раз чтобы помочь, - заверил Евгений Романович и убедительно приложил руку к сердцу.
  - А-а! Ну так это другое дело, - протянул Лукич, хитро сощурившись, - ну-ка, Клавк, одолжи-ка свою лопату.
  Лопата немедленно перекочевала из Клавкиных рук в депутатские, а тот отказаться не осмелился и с трудно скрываемой брезгливостью, но присоединился.
  - И челядь свою приобщи, - скомандовал Лукич и от-вернулся.
  Челядь восприняла сие как вопиющее оскорбление, но Евгений Романович только развёл руки в стороны и промол-чал. Пришлось присоединяться.
  "Да-а. Какой к чёрту из меня председатель, - подумал Андреич и нервно закурил. - Я им слова поперёк - боюсь, а он лопаты в руки. А ведь наверняка знает, что не студенты какие, а какая-никакая комиссия".
  - Свёкла - это вон та красная, круглая, - уточнил Лукич поставленную задачу и, дабы избежать разночтений, ткнул в неё пальцем.
  Евгений Романович резко выпрямился и негодующе по-смотрел на старика.
  - Ну, знаете! Что я, свёклы не видел?
  - У-у! Так, стало быть, и телевизер смотришь?
  - Да вы что, издеваетесь?
  - Помилуйте! Где уж нам уж выйти замуж. Это кто ж теперича осмелится над губернатором издеваться - да ещё когда у него лопата в руках? Разве уж неуч какой.
  - А губернатор здесь при чём? - не понял Евгений Романович, но лопату на всякий случай отпустил. - Или я что, по-вашему, на губернатора похож?
  Он внимательно осмотрел себя и, дабы окончательно ис-ключить подозрения, ощупал руками.
  Лукич поднял голову и тоже внимательно осмотрел собеседника. "Да. Тощеват для губернатора".
   Вообще-то, он и в глаза не видывал ни губернаторов, ни его сподручников, а ежели где и встречался - в газете, так где там запомнить, акромя как плюнуть, ничего на ум и не приходило.
  Нет! Сказать, что в деревне газет не читали, было бы преувеличением. Просто, в основном их использовали только по прямому назначению, и информация соответственно усваивалась отрывочно - в равно дозированных пропорциях. А бывало, что и вообще не усваивалась - если бумага была глянцевой. Этакая вообще кроме как на растопку никуда не шла...
  - Ну, знаете! - быстро догадался Евгений Романович об односторонней любви губернатора к народу и тут же воспринял всё как кровную обиду. - Я, по-моему, такого сравнения не заслужил.
  Лукич помотал головой, видимо, признавая ошибку, но выкрутился оригинально.
  - Так неужто только заместитель?
  Приезжий стиснул губы и мысленно испепелил старика взглядом. Потом так же мысленно дождался полнолуния, развеял пепел над рекой и, лишь после того успокоившись, начал сначала.
  - Вы, простите, не знаю, как величать...
  - Пётр Лукич, - ответил за него председатель и тут же пожалел, потому как, со стороны показалось, что он с приез-жими заодно. Два десятка взглядов обрушились на него мгновенно и придавили.
  - Замечательно, Пётр Лукич. А я, стало быть, Евгений Романович Харитонов - ваш кандидат на выборах в думу. А поскольку от губернатора вашего проку, как, извините, от козла молока, я решил лично навестить каждое хозяйство. На месте, так сказать, разобраться в ваших нуждах, помочь, подсказать...
  "Ну, всё! Запустили козла в огород", - посочувствовал крестьянам председатель и незаметно вздохнул.
  А далее - Евгений Романович дело своё знал. Заученными фразами по самому больному. И главное - не давать им опомниться или ещё хуже - перебить каким-нибудь идиотским вопросом.
  - Возродим крестьянство... Поднимем село... Ударим ку-лаком по бюрократии...
  "Дорогу бы хоть подремонтировали. И то ладно", - по-мечтал председатель.
  - Отстроим дороги... Новую школу... стадион...
  "Тут свёклу бы вырыть. А Нинка-то, гляди! Одной круп-ной понабрала, а мелочь - так и вообще пропускает. И Захаровна - тоже..."
  - Подведём газ...
  "У-у. Да тут, я гляжу один Лукич всю подряд берёт. А остальные, мать вашу, покруглей да потолще. Вот что значит - для себя!"
  А Евгений Романович вещал всё более и более прибавляя в голосе, но результат не устраивал даже его самого. Мало того что сначала Пётр Лукич, сплюнув демонстративно в его сторону, снова вернулся к сбору урожая, так и все остальные вскоре последовали его примеру.
  Смотрел на крестьян депутат и удивлялся. Вместо того чтобы бездельничать, слушая его возвышенные речи, народ самым наглым образом работал. Не помогали даже самые бесстыжие обещания, которые, впрочем, отличались от предыдущих лишь степенью бесстыжести.
  Евгений Романович старался изо всех сил, но неблагодарное крестьянство в конце концов снова повернулось к нему известным местом. Так и отлетали его благозвучные речи от пятых точек по касательной - в никуда.
  Через несколько минут одностороннего общения собира-тели свёклы изрядно удалились от оратора, обнажив тем самым полную политическую безграмотность и проявив безразличие к судьбе государства. Влекомые поиском более крупных экземпляров, колхозники разбрелись по всему угодью, лишая тем самым оратора возможности целенаправленного обращения.
  Чтобы как-то сгладить ситуацию, Евгений Романович предпринял отчаянную попытку пробраться в центр, дабы равномерно распределить свою речевую энергию, но тут же столкнулся с новой проблемой. Едва он сделал первый шаг, как воздух потряс таинственный голос, донёсшийся откуда-то сверху: "Стоять, сука!!!"
  В нерешительности депутат остановился и резко обернулся назад. На лицах его подчинённых выражалось такое же недоумение, как и на его собственном, а председатель, как ни в чём не бывало, стоял погружённый в свои думы. "Послышалось", - принял Евгений Романович глас небесный за массовую галлюцинацию и осторожно повторил попытку.
  "Стоять, кому говорю! Стрелять буду!" - не согласился глас небесный с причислением его к массовым галлюцинациям. Следом тут же прогремели три выстрела, и пули, воткнувшиеся в землю едва не у депутатских ног, заставили его пригнуться. Компания же его как один залегла навзничь.
  Оперевшись на руку (другой депутат прижимал к голове взятую напрокат у соседа кожаную кепку, служившую, види-мо, атрибутом пролетариев), Евгений Романович - иначе не скажешь - поскакал к Петру Лукичу. Постаравшись укрыться за его сгорбленной фигурой, он почему-то шёпотом осведомился:
  - Что это, Пётр Лукич, у вас за военные действия?
  Лукич промолчал, продолжая выкапывать свёклу и не обращая внимания ни на выстрелы, ни на собеседника.
  - Так это ж партизаны! - улыбаясь, ответила за него Капка, поднявшись в полный рост и с лёгкостью взваливши на плечо двухпудовый мешок.
  - Опять к выборам готовятся! - конкретизировала ситу-ацию безлопатная Клавка.
  Депутат проглотил ком в горле и вопросительно посмот-рел на собеседниц.
  - Шутите? Ну и шуточки у вас.
  Глядя на их бесстрашие, Евгений Романович попытался подняться, но дрожащие колени сейчас же выдали хозяина, и тот рухнул обратно.
  - А вы разве не боитесь? - поинтересовался он у бли-жайшей задницы.
  Задница попалась интеллигентная и немедленно разъяснила депутату ситуацию.
  - Да не бойся ты! Это, поди, Тимофей свою Людку гоняет. Ревнивый он у неё больно. Как поймает кого у супруги, так и начинает палить куда ни попадя.
  - А куда же у вас милиция смотрит? - злобно закричал депутат, вставая и отряхиваясь. - Мы что! На Диком Западе живём?
  Ничего, кроме смеха, вопрос не вызвал, а Нюрка вдобавок ещё и прояснила, куда смотрит милиция.
  - Так милиция твоя сейчас под ноги и смотрит. Чтоб не спотыкнуться! Это ж участковый к Людке-то ходит.
  Хохот усилился.
  - Так он и ружжо у лесника спицияльно за этим купил, - заверила всех бабка Серафима.
  - Это не ружьё! Это "макар", - знающе прошептал гу-бернаторский охранник, высунув голову из грядки и подни-маться не торопясь.
  - А ты что ж, депутат! В штаны наклал? - то ли поставила цель извести депутата, то ли вообще перенести выборы Нюрка.
  Евгений Романович стоял как оплёванный, но самое паршивое было не это. Ему красноязычно намекали, чем надо подтереться - своим депутатским мандатом.
  Явно понимая, что миссия его с треском проваливается, он предпринял последнюю попытку изменить ситуацию - решил показать власть.
  - Вашу мать! - взревел он в дикой ярости. - Я вам что - мальчишка какой-нибудь? Я не позволю подобного обращения с народным избранником...
  Обращение возымело. Все немедленно выпрямились и заржали в два раза тише.
  - Мне родина доверила ответственейшую работу! Я тут ночами не сплю! Всё думаю, как же помочь своему народу...
  - Слишком долго думаешь. Пора уже и помогать, - крикнула невыспавшемуся Клавка и упёрла руки в бока.
  - Это возмутительно! - заорал депутат, потрясая кула-ком. - Вместо того чтобы проявить свою гражданскую сознательность, вы занимаетесь чёрт знает чем! Вы у меня об этом ещё пожалеете!
  - Чего? Это кто это тут о чём пожалеет?
  Клавка сделала шаг в сторону Евгения Романовича, и тот тут же возблагодарил бога, что её лопата по просьбе Лукича была выдана ему. Загородившись ею, как щитом, депутат отступил, с надеждой поглядывая на соратников.
  Неизвестно почему, но соратники уже повытаскивали свои морды из глины и готовые немедленно ретироваться, повскакивали.
  А Клавка наступала...
  А Евгений Романович пятился...
  А к Клавке присоединились Нинка с Нюркой...
  А председатель прикинулся, что ничего не замечает...
  И вдруг... на другом конце поля забрезжила спасительная надежда. Аккуратно - промеж рядов вихрем промчался зелёный трактор.
  Пока внимание всех было привлечено к нему, депутат попросту смылся с поля - воистину "брани" - и, подбежав к председателю, обрушил свой гнев уже на него.
  - Ага! А это у вас что? Не трактор? - засипел он так, словно разоблачил в нём английского шпиона.
  - Это не наш, - невозмутимо ответил Андреич.
  - Что вы мне мозги-то полощете! По вашему же полю ездит!
  - Вот и мне это интересно, - сказал председатель и, прищурившись, вгляделся в удаляющуюся машину. - Был бы наш - мы б вручную не копали, - опередил он будущий упрёк.
  Евгений Романович быстро перебрал в уме необходимую комбинацию слов, но, видимо, недавние события ещё не улеглись в голове, и слова не скомбинировались.
  - Да что, чёрт возьми, у вас здесь творится? Бардак! По-годите у меня! Вот приду я к власти - быстро вас научу и урожай собирать, и всё прочее!
  Что Евгений Романович подразумевал под прочим, осталось невыясненным, но, судя по выражению лица, подразумевалось нечто страшное, а судя по просто "выражениям" - в это страшное начиналось верить.
  И компания его осмелела. Сперва просто поддакивала, а освоившись, так и совсем - начали сыпать сенсациями.
  Оказалось: во-первых, что раки зимуют вовсе не там, где до этого предполагалось, а в совершенно неизвестном в деревне месте. Что информация эта будет выяснена, проверена и доведена до личного состава села сразу же после выборов. Во-вторых, выяснилось, что "лихо" измеряется, вопреки всем представлениям, не в килограммах, а в фунтах (разницу обещали разъяснить так же после выборов). В-третьих и четвёртых, объяснялось, почему они будут завидовать сидоровой козе и зачем, собственно, Сидор доверил ей баян. Про пятое и шестое - пожалуй, умолчу, но только чтобы пощадить достоинство читателей, из коих могут попасться несовершеннолетние.
  Также, в числе прочего было выяснено, что Кузька, скрывавший на протяжении долгих лет свою мать от постороннего взора, сразу же после выборов представит свою родительницу на всеобщее обозрение и, само-собой, была опубликована дата "морковкина заговенья".
   Минут через пятнадцать эпитеты кончились, а все рабо-тающие на поле, реально осознали, что у них пересохло во рту. Кто чем - кто черенком лопаты, кто просто рукой, возвернули свои челюсти в обычное положение и дружно проглотили два десятка комов. Все. Кроме Лукича и председателя.
  "А про пятую ногу? Забыл, что ли?" - по-простому подумал Лукич, а Андреич пошёл в размышлениях дальше:
  "Ну ладно я на своих ору. Они ведь без матюгов-то не понимают. Но не так же! Моим-то и пару матюгов достаточно, а этот... Вот они значит, какими словами у себя в Думе работать заставляют... А какими тогда правительство заставляет работать Думу?"
  О том, какими выражениями заставляет работать прави-тельство президент, Пётр Андреич вообще думать побоялся...
  А с истощением словарного запаса настроение у Евгения Романовича реально улучшилось. Видимо, все эти красноречивые выражения в организме его были лишними, и, избавившись от них, он тут же воспрял духом.
  Всеобщее оцепенение тоже положительно сказалось на его самочувствии, и воспользовавшись им, он наобещал селянам ещё с три короба. Причём обходя каждого и старательно заглядывая в глаза.
  Он уже собирался наобещать четвёртый короб, но сзади к нему неожиданно подъехал Виктор Палыч - местный конюх, кузнец, жестянщик и парикмахер, а по совместительству ещё и Нюркин муж.
  - Тпру-у-у! - сказал подъехавший лошади, но остановились и Зорька, и Евгений Романович вместе. - Хорош лясы точить! Загружайте!
  Народ из оцепенения вышел, и все как-то засуетились и похватались за мешки. А вот депутат - так наоборот. За мешки хвататься не стал, но зато впал в оцепенение.
  Ну, причины тому я вижу разве только две. Первая - Евгений Романович никогда в жизни не видел лошадей, и ему очень захотелось прокатиться на ней от поля до сельсовета. Вторая - Евгений Романович видел лошадей и раньше, но ему всё равно захотелось прокатиться на ней от поля до сельсовета. С тайной надеждой - осуществить мечту он подошёл к председателю и сменил тон разговора.
  - Так, а у вас, что, Пётр Андреич, и лошадь в хозяйстве имеется?
  - Так это не моя, - тут же соврал председатель, видимо, догадавшись, к чему клонит депутат.
  - Да что ж это такое! Чего ни возьмись - всё у вас "не моё". Трактор - не мой! Лошадь - не моя! У вас вообще есть что-нибудь своё?
  Андреич пожал плечами.
  - А если насчёт лошади - то вы вон с Виктором Палычем договаривайтесь, - председатель указал на конюха и незаметно ему подмигнул.
  - И что? Прокатит? - благодушно поинтересовался депутат и улыбкой расположил того к себе.
  - Так а чего ж не прокатить-то? - согласился Андреич. - Конечно, прокатит. Если в цене сойдётесь.
  Улыбка приняла глупый вид, а потом и вовсе исчезла. Платить, естественно, не хотелось, но представив, что обратно возвращаться по той же грязи, рука автоматически нащупала кошелёк.
  - И почём твоё такси? - недовольно осведомился Евге-ний Романович, более всё же стараясь пристыдить, нежели выяснить таксу.
  - Да для хорошего человека и задарма не жалко, - улыбчиво отозвался Палыч. - Заодно и в гору толкать поможете. И разгрузить тоже.
  Депутат смутился, а улыбка его приняла доисчезнувший вид. Губы как-то сразу заветрили, а глаза забегали.
  В какой-то момент беглецы заметили хозяйскую свиту, старательно прятавшуюся друг за друга, и возможность прокатиться сама собой допустилась, но по их глазам тут же выяснилось, что все они как один с детства болеют лошадиной болезнью, и пришлось срочно вспоминать, что ему очень срочно нужно позвонить по очень срочному делу.
  - Да ладно. Это я так. Пошутил. Да и некогда мне. Позвонить надо срочно.
  - Ну, как знаете, - расстроился конюх и, вздохнув от досады, отвернулся.
  На поле опять закипела работа, и Евгений Романович с удивлением наблюдал, как хрупкие бабы с лёгкостью подхватывали здоровенные мешки и укладывали их на телегу. Что-то человеческое проснулось в его дремлющем сердце, и, подойдя к ним поближе, он процитировал:
  "Есть женщины в русских селеньях.
  В горящую избу войдут,
  Коня на скаку остановят, и... - на секунду он задумался и закончил:
  И в горящую избу войдут!"
  Народ в недоумении посмотрел на оратора.
  - Пушкин! - объяснился Евгений Романович. - Алек-сандр Сергеевич, - и больше отвлекать их от работы не посмел.
  
  Глава 9 - в которой ралли Париж - Дакар отдыхает
  
  А с гаишниками нашими за то время вот что произошло. Наш кортеж, удачно миновав слободу, немного медленно, но вполне уверенно приближался к Поршнёвке. Инъекция, по всей видимости, дело своё сделала, тракторист в себя пришёл, а если чего-то он и не понимал, то, двигаясь между двумя полицейскими машинами, редко кому придёт в голову баловать. Так и ехали, на удивление, точно объезжая колдобины и пропуская меж колёс глубокие рытвины, впадины и прочие ухабы.
  - Серёг, глянь чего творит. Тебе в зеркало видно? - восхищался по рации Макс. - Я тут по-трезвому объехать не могу, а этому хоть бы хны.
  - Чего он там творит? На зеркало отвлекаться не могу. Дорога, видишь, какая?
  - Давай опять поменяемся. Это надо видеть.
  Они поменялись местами, и теперь уже Серёга не мог удержаться от восторга.
  - Охренеть! А я-то думал, что трактора такие неповоротливые. Смотри, смотри Макс! Этот сукин сын на два колеса встал.
  - Сними на видеорегистратор.
  - Не дурак. Я сразу включил, - похвастался проница-тельностью Серёга и тут же вляпался в такую колдобину, что прикусил язык. - Ты снаес Макс. Са такой цирк я ему поса-луй, и сабор просю.
  - Ты сто. Тосэ в эту яму въехал? - послышался в рации тоже прикушенный голос Макса.
  - Ну, снаес, я на твух колесах естить не обусялся.
  А Колян продолжал творить чудеса, не ведая о том, что всё его творчество надёжно фиксирует камера. Беды в этом, конечно нет. Есть камера или нет - какая разница. Да если б и знал он про камеру? Не-ет. Это не беда. Беда в другом. Эта пресловутая яма, сыгравшая над представителями закона злую шутку, не обошла стороной и Коляна. А ведь до Поршнёвки оставалось каких-то три километра.
  Глубокая рытвина заставила вернуться трактор в нор-мальное положение и, как оказалось, не без последствий. Примотанное скотчем тело Коляна особого дискомфорта не ощутило, а вот расслабленная голова больно стукнулась о боковое стекло и...
  И Колян пришёл в себя.
  Секунд сорок он просто хлопал глазами, пытаясь сообра-зить, что происходит. Потом, видимо, сообразил, что у него ничего не соображается и осмотрел трактор.
  - Твою мать! Это же не мой! У меня Николай угодник был, а тут какой-то Магомед.
  Он глянул на дорогу и обомлел. Прямо перед ним с включёнными мигалками ехала полицейская "десятка" и подозрительно не просила принять вправо и остановиться. "Так. Мало того что я где-то трактор угнал, так я ещё на нём и ментов по трассе гоняю, - подумал тракторист и улыбнулся. - Ну ладно, будет хоть о чём на старости вспомнить", - он прибавил газу и нечаянно заглянул в зеркало.
  - А-а! Так вот оно что! - крикнул он уже вслух, увидев мигалку и сзади. - Обложили, значит. В коробочку меня... Меня - Николая Подберёзкина?
  Педаль резко упёрлась в днище, мотор воинственно взвыл, и максовская "десятка", едва увильнув от трактора, выехала на обочину и запрыгала по ухабам.
  - Ты ч-чё творишь, г-гад? - тут же послышалось из громкоговорителя.
  - Зелёный трактор. Немедленно прижмитесь вправо и остановитесь, - поддержал товарища Серёга.
  - Вправо, говоришь? - Колян посмотрел на прыгающую справа "десятку" и улыбнулся сильнее. - Не вопрос. Как скажешь, начальник.
  Трактор принял вправо, и на этот раз уворачиваться Максу было уже некуда. Чиркнув днищем об отвал, его машина съехала в кювет и остановилась.
  - Влево, влево! - попытался исправить ошибку Серёга, но было уже поздно. Со счётом один - ноль вперёд вырвался зелёный трактор.
  - Теперь проверим твою реакцию, - ткнул Колян паль-цем в Серёгино отражение и, сдув с пальца воображаемый дымок, резко нажал педаль тормоза.
  Вот тут многие отечественный автопром ругают, поносят там зазря, а вот я скажу, несправедливо. Я так думаю. Вот если какой водитель, отродясь безбашенный, ну, или, как говорится, "без тормозов", то и машине его это ни к чему, а вот если по жизни "тормознутый", ну, или от состояния ещё зависит, то механизм работает исправно.
  Коляну с раскрепощённостью не везло. Да что там! С детства ещё. Бывало, полезут к кому в огород за яблоками, так обязательно все сбегут, а его поймают. Да и шустростью бог обделил. Куда там! С его-то комплектностью. У него в детстве в ладонь по восемь яблок убиралось, а воды-то так две пригоршни - ведро. А вот у Серёги - так всё наоборот. И тоже с детства. И тоже, полезут, бывало, к кому в огород за яблоками, так незаметно яблоко в окошко запустит, чтоб хозяина разбудить, а сам наутёк. А уж шустрый был - и без комплектности. Это в детстве у него в кулак одна только фига убиралась, а как на службу поступил, так и в кулак - полторы тысячи, и ещё в фуражку - столько же.
  Ну, вот ежели бы всё наоборот было, то и история была бы другая, а так, что ни говори, а не прошла "десятка" краш-тест. Нет. Тормоза, конечно, визгнули, но как-то несерьёзно и, я бы даже сказал, по-поросячи. "Кви-и", и всё. И сразу же подушка безопасности... Слетела с заднего сиденья и до кучи шандарахнула Серёгу по затылку. Носом он кивнул прямо в клаксон, и тот немедленно радостно отозвался.
  Два - ноль, и Game Over.
  По доброте души своей Колян остановил трактор и, от-крыв дверцу, собрался прийти проигравшим на помощь, но те душевного порыва не оценили, да и тело его, как оказалось, запуталось в какой-то липкой ленте.
  С лентой справиться, конечно, труда не составило - невелика премудрость, а вот пообщаться по-человечески с гаишниками - так и не получилось. Мало того...
  - Стоять, сука!!! - раздалось из громкоговорителя, и Колян увидел, как к нему на полном ходу приближается Макс, попутно вставляющий в пистолет обойму.
  - Ну-у, нет! Так мы не договаривались! - крикнул трак-торист и, обиженно захлопнув дверь, завёл машину.
  - Стоять, кому говорю! Стрелять буду! - подтвердил намерения Серёга и тоже высунул из окошка пистолет.
  "Ну что за люди? Никакого чувства юмора", - посочув-ствовал гаишникам Колян и, свернув с трассы, направил трактор на ближайшее поле, как показалось ему - со свёклой.
  Грянули три выстрела, но на последствия нашего рассказа они не отразились. Пули пролетели мимо, а если в кого и попали, то пусть этим занимается - кто детективы пишет, а у нас всё-таки, напомню, про любовь к родине.
  Ну да ладно. Расстроились, в общем, наши гаишники - прямо слов нет. Вот так вот сели на разбитый капот "десятки" и расстроились.
  - Уволят, блин! - почувствовал себя безработным Серёга.
  - Угу, - подтвердил Макс и, достав сигареты, протянул другу.
  Покурили...
  - Слышь, Макс! А ведь на стоянке ещё один трактор остался и тракторист, - без особой надежды в голосе предположил Серёга.
  - Так он же снегоуборочный, - не глядя ответил Макс.
  - Но он же - трактор.
  - Но он же - снегоуборочный.
  - А нам не говорили какой надо.
  Помолчали...
  - Но если хорошенько подумать - он же действительно трактор, - согласился в конце концов Макс.
  - Хотя и снегоуборочный, - укрепился в подозрениях Серёга.
  - Но трактор.
  - Трактор.
  - Звони...
  * * *
  Сидеть в конторе губернатору изрядно надоело, и, дабы скоротать время, он решил воспользоваться своей властью и проинспектировать деревню. Начать решил с магазина, для чего достал портмоне и отделил рублёвую наличность, уложив её в грудной карман. Валютные запасы аккуратно разложил по отсекам и направил портмоне в противоположенный карман, мысленно запомнив, в какой лезть в магазине.
  Приоткрыв дверь, он высунул сначала голову и осмотрелся, выдумывая одновременно план, как прошмыгнуть мимо расхаживающей по двору супруги, или хотя бы повод, чтобы она за ним не увязалась.
  Первую часть плана пришлось признать никудышной, ибо уставшая бестолку слоняться по двору Лариска, взяла и уселась на скамейку возле крыльца и от отчаянья начала насбаривать платье, да так, чтобы грязные места попадали в складки. Судя по репликам, которые она изредка отпускала в его сторону, уповать можно было лишь на то, что в таком виде она сама не захочет бродить по деревне, и, надеясь на чудо, губернатор растворил дверь.
  Лавина негодования и скверны тут же обрушилась на него и погребла, не оставив ни малейшего шанса на спасенье. Вторая часть плана присоединилась к первой, и с инспекцией магазина пришлось повременить. Улучив момент, когда супруга набирает дыхание, Василий Ефремович успел-таки вставить одно-единственное слово "дура" и тотчас же забаррикадировался в конторе.
  Зря он это сказал. Прозревшая Лариска тут же подорва-лась с места и, вскочив на крыльцо, отчаянно забарабанила в дверь кулаками, попутно сыпя угрозами и оскорблениями, из которых самым приличным было присовокупление губернатора к сексуальным меньшинствам.
  В принципе, ничего нового Василий Ефремович о себе не узнал. Информация, исходившая от супруги, почти слово в слово была им заучена уже давно, да и словарный запас у той, не пополнявшийся с шестого класса школы, не выглядел уж очень угрожающим. Но как бы то ни было, настроение было испорчено окончательно.
  Губернатор посмотрел на часы и засёк время. Обычно Лариску хватало минут на семь, а там она либо прекращала, либо начинала всё заново, но в этот раз всё пошло наперекосяк. Едва семиминутный рубеж был пройден, супругу понесло в другую сторону. Василий Ефремович не уставал поражаться. И когда только и, самое главное, откуда супруга его понабралась этих сельскохозяйственных эпитетов. Вывод напрашивался однозначный - за то недолгое пребывание в деревне она успела уже с кем-то поцапаться, и, судя по всему, противник ей попался достойный. Губернатор даже уши не стал затыкать как обычно, а напротив - проявил любопытство и, выразив на лице недоумение, напряг слух. "Да-а. Скотиной сельскохозяйственной меня ещё никто не называл, - думал он, почёсывая затылок. - И, кстати, что это за запчасть такая - от конской сбруи?"
  Не успел он толком представить себе эту самую сбрую целиком, как эпитеты резко и вроде как на полуслове закончились. Василий Ефремович вздрогнул - на супругу это было непохоже. Глаза сами отыскали в двери маленькую щёлку, но Лариску на крыльце не обнаружили. "Ну, нет. Поджечь вроде не должна", - произнёс внутренний голос, но сделал это как-то неуверенно и без должного, надо сказать, оптимизма.
  Руки отреагировали молниеносно и тут же отодвинули засов. Дверь подалась, а ноги вытолкнули губернатора на улицу. Лариска стояла к нему спиной, вглядываясь вдаль, а застрявшее во рту ругательство не позволяло его закрыть.
  Василий Ефремович тут же отыскал предмет её любопытства и сам чуть не онемел. На пригорок под мощный рёв магнитолы поднимался его собственный джип, сопровождаемый правительственной "Волгой".
  - Ага! Значит, мы ездить научились! - вырвалось у гу-бернатора, не заметившего, что за рулём джипа сиял от счастья Гришка, у которого неожиданно сегодня сбылись все его мечты.
  Подкатив к конторе, Григорий потыкал на все подряд кнопки и, довольно успешно выключив магнитолу, вылез на улицу, где сразу же был атакован.
  - Багажник открывай! - первой налетела губернаторша и вцепилась в дверцу.
  Гришка только развёл руками и втянул голову в плечи, а Василий Ефремович спросил другое:
  - А где...?
  - Там! - последовал ответ, и Гришкин палец указал на подъезжающую "Волгу".
  - Ага, - кивнул губернатор и засеменил ей навстречу. - Открой ей багажник.
  - Ну! Слышал, что тебе сказали! - завизжала Лариска, прикрывая руками пятна грязи на платье.
  - Сама! Если сможешь! - равнодушно парировал Григорий и присоединился к Василию Ефремовичу.
  - Да ты с кем так разговариваешь? Вася! Вася! - вскипела губернаторша, хватая тракториста за полы.
  - Полегче! Попачкаешь - стирать заставлю! - грубо оборвал Гришка, от которого, как ей показалось, изрядно попахивало коньяком.
  Стирать Лариска, конечно же, умела, но только класса до шестого, а потом в их доме появилась прислуга, и пришлось срочно забывать все тонкости плебейской жизни. Однако нельзя не признать, что страшнее угрозы она никогда ещё в жизни не слыхивала. Грубая сила, как всегда, победила. Пришлось ей дожидаться своей очереди.
  Подъехала "Волга" и, приткнувшись за джипом, остано-вилась.
  - Так значит, мы ездить научились! - снова повторился губернатор и, прищурившись, заглянул водителю в глаза.
  - Василий Ефремович... - смог только ответить водитель и потупил голову.
  - Я знал! Надо почаще вас увольнять. Тогда, глядишь, и ездить научитесь.
  - Да чего там ездить! - внезапно осмелел Григорий и нагло ухмыльнувшись, вступился за водителя. - Ездить - это и медведя научить можно. А вот толкать! Это с умом надо! Здесь мозги нужны, - и он указал, в какой части человеческого тела они должны находиться.
  Губернатор поперхнулся. Нет. Он, конечно, знал, что на народную любовь ему можно было не рассчитывать, да оно и глупо было бы. В конце концов, он даже не народный избранник, а так - мародёр, выезжающий на народном бедствии, но с другой стороны. Как же иначе? Работать себе в убыток - никто же не хочет. А он за своё тёпленькое место заплатил вдвое больше, чем бюджет области. Так что уж извини, область, но пока своё не отобью...
  - Да что я вообще перед вами распинаюсь! Что я вам! "Бурлаки на Волге", что ли? За дорогами надо следить! А то у вас всё как у Гоголя! В России две беды - бурлаки и дороги. И машину вон помой! - крикнул он водителю, оборачиваясь. - А ещё раз застрянешь - уволю.
   Василий Ефремович повернулся и, что-то бубня себе под нос, направился в контору, на ходу приметив, что багажник у джипа открыт. "Додумалась, стерва!" - усмехнулся он и поднялся на крыльцо.
  Дверь оказалась запертой изнутри, из чего можно было сделать вывод, что Лариска там переодевается и, воспользо-вавшись ситуацией, губернатор решил осуществить ранее намеченное мероприятие, отложенное ввиду известных нам причин.
  "Так. Магазин наверняка там", - подумал он, глядя вглубь деревни, но уточнять это у Григория побоялся.
  - Буду через полчаса. И чтоб всё блестело! - крикнул он напоследок и уверенным шагом удалился.
  Гришка с водителем облегчённо выдохнули, а водитель ещё и заключил:
  - Здорово ты его! Спасибо!
  - Да! Ладно! - махнул рукой Григорий и, достав из внутреннего кармана початую бутылку, приложился.
  - Ты б не злоупотреблял, - предостерёг водитель, - председатель учует.
  - Ерунда! - снова махнул он рукой и отвернул вторую полу куртки, из которой показалось ещё одно горлышко. - У меня теперь ещё есть.
  - Ну, смотри. Дело твоё. А воды не подскажешь, где набрать?
  - Пойдём, покажу, - охотно согласился Гришка, - и амуницию прихвати - на место вернуть надо.
  - Да, спасибо за сапоги, - поблагодарил водитель, переобуваясь, - там ещё верёвка - в "Волге".
  - Кстати. А где лопаты?
  - А, а они грязные были, и я их в салон-то не стал уби-рать, а в багажник они бы и не убрались, - виновато ответил водитель и, как нашкодивший первоклассник, опустил глаза.
  Гришка тяжело вздохнул и, чтобы не портить себе настроения, отпил. Взгляд водителя был таким искренним, что ругаться даже не пришло в голову. А лопаты - что лопаты? Да и невелика оплошность.
  - Ладно, не переживай, - махнул Гришка рукой, - зовут-то тебя хоть как? А то мы и познакомиться-то забыли.
  - Вадик.
  - Григорий. - Тракторист добродушно протянул руку и улыбнулся. - А за лопатами я сам схожу. Всё равно надо коньяк перепрятать...
  
   * * *
  А Колян лихо мчался по бездорожью, на ходу вспоминая дорогу и во всё горло, голося "Врагу не сдаётся наш гордый Варяг" (очевидно, тонкий трактористский юмор). Миновав поля, он выскочил к спиртзаводу и, обогнув его на почтенном расстоянии, спустился к речке. На берегу он остановился, заглушил двигатель и, освободившись от остатков скотча, вылез из кабины.
  - Не понял! - сказал он вслух, глядя на речку, и помотал головой. Понятней не стало. Речка, через которую, ещё неделю назад можно было перепрыгнуть, сменила очертания берегов и бурно разлилась весенним паводком. - Быть такого не может! - исключил Колян возможность того, что река просто двоится, но на всякий случай провёл тест. Он показал себе два пальца.
  Пальцев, естественно, оказалось четыре, но делать выводы было ещё преждевременно. Может, он четыре и показывал. Пришлось усложнить задачу. Он расправил всю пятерню и повторно пересчитал. Где-то на шестом или седьмом пальце начались трудности, но и так уже было понятно, что их более пяти.
  - Может! - опроверг он ранее сказанное и облегчённо выдохнул. - Тогда мне - вдоль берега.
  Трактор завёлся и через несколько минут скрылся из ви-да.
  
  * * *
  А на выручку губернатору уже был отправлен второй трактор, правда, ввиду того, что приводить в чувства другого тракториста времени не было, в кабину к нему в качестве рулящего был приставлен Петрович. Тракторист был закреплён основательно, а предположительно к педали тормоза через хитрый блок была ещё привязана капроновая верёвка, служившая своеобразным стоп-краном.
  Участкового роль сопровождающего, естественно, не ра-довала, но услужить губернатору могло оказаться нелишним, да и поездка, само собою, оплачивалась в национальной валюте. В общем, особых препятствий для исполнения своего гражданского долга не было, и через несколько минут Петрович перекрестился и дал команду: "Трогай!".
  На мгновение приведённый в чувства Митяй что-то там подёргал, куда-то нажал, повернул чего-то, и снегоуборочник, безошибочно отыскав в заборе пролом, выдвинулся по назначению.
  Эскорт в этот раз был не такой пышный, как в прошлый. Состоял он из одной лишь старенькой, чем-то провинившейся "шестёрки", выбранной на штрафстоянке, исключительно из-за наличия бензина и отсутствия сигнализации. За руль, естественно, отрядили уполномоченного - Вовку Самсонова.
  Каких-либо происшествий, достойных упоминания, по дороге не случилось, и таковым образом колонна благополучно миновала автостраду, где её уже поджидали Макс и Серёга.
  Время ожидания пошло для них не без пользы. Максов-скую машину удалось-таки вызволить из кювета, причём в абсолютно рабочеспособном состоянии. Серёгина же, оставив на дороге полведра тосола, перекочевала на обочину.
  Завидев трактор, Макс по привычке махнул жезлом и засвистел.
  - Э, э! Ты чего народ пугаешь? Придурок, - осудил дей-ствия коллеги Серёга, а сам приветственно помахал фураж-кой. Этого ему показалось мало, и, подойдя к машине, он ещё и наклаксонил "Спартак - чемпион!"
  Сигнал был услышан, но реакция оказалась не однозначной. "Шестёрка" понимающе ответила, а Петрович высунулся даже в открытое окно и радостно помахал ручкой. А вот тракторист, болеющий, видимо, за другую команду, сигнал проигнорировал и, не замедляя хода, пролетел мимо, едва не отломив у "десятки" открытую дверь.
  - Чёрт! Спит, что ли? - выругался Макс, лишь чудом умудрившийся отскочить. - Давай быстрее за ними.
  Второпях, оба схватились за водительскую ручку и пере-бросились критическими замечаниями.
  - Давай я! Ты догонять не умеешь!
  - Ты зато здорово умеешь! - кивнул Макс на припарко-ванную у обочины жертву тракторокатастрофы и сам уселся за руль.
  Машина дёрнулась и быстро нагнала процессию. Мигалку и сирену на всякий случай включать не стали. Держаться старались на расстоянии - в мёртвой зоне.
  Поворот на Поршнёвку оказался настолько близко, что не выругаться было просто невозможно.
  - Вот сволочь! Всего пару километров не доехал. Поймаю - прибью! - пообещал Коляну нелёгкую жизнь Серёга, однако напарник его поставил неотвратимость наказания под сомнение.
  - Если нас самих раньше не прибьют.
  - Чего? Да у меня всё зафиксировано, - похлопал Серёга рукой по видеорегистратору, - ну, в смысле на той машине.
  - Ладно ты. Потом разберёмся, а то...
  Разбирательство так и есть пришлось отложить на потом, потому как дорога внезапно кончилась.
  - Петрович, тормози агрегат! Дёргай! - высунулся из окна Вовка, и, вняв его просьбе, участковый дёрнул за верёвку. Трактор аж приосанился, двигатель причмокнул пару раз, взревел и в нервных конвульсиях остановился. Дверца кабины распахнулась и из неё, держась за расшибленный лоб и матерясь, вылез Петрович.
  - Твою мать! Надо было и меня скотчем примотать.
  - Петрович, исправимся, - тут же признал ошибку, подбежавший Серёга. - На обратном пути обязательно примотаем.
  - Щ-щ-ас! Примотаем! На обратном пути! На обратном пути сам в тракторе поедешь, - зарезюмировал участковый.
  Серёга глупо улыбнулся и, видимо, не очень воодушев-лённый перспективой, промолчал, но с тайной надеждой посмотрел на Макса, который, кстати, против предложения участкового не возражал.
  - Ладно. Разберёмся. Давайте лучше думать, что дальше делать.
  - Да известно чего! Губернатора надо искать! По такой дороге далеко он не проехал. Кстати, у кого-нибудь есть телефон его или там кого-нибудь? С кем он там? - резонно поинтересовался Макс.
  - Откуда? Да и какой телефон! - усмехнулся Петрович. - Здесь сотовой связи отродясь не было.
  - И чего тогда делать?
  Вместо ответа участковый оттопырил из кулака два пальца и красноречиво пошагал ими по воздуху.
  - Так что - пешком, что ли, идти? - На лице у Серёги выразилось недоумение.
  - Да уж лучше пешком, чем самим вляпаться, - разумно заключил Макс и первым подал пример.
  - Вот, вот! Идите! А я этого посторожу, - ткнул Петрович пальцем в Митяя и приглядел себе местечко посуше.
  - А ты разве не с нами? - хором поинтересовались гаишники, но Петрович только руками развёл.
  - И рад бы, но у меня ещё вверенная техника и арестант. Или что, прикажете его с собой тащить?
  - Петрович! Он же привязанный. Куда он денется?
  - Вот и я про то. Пока я его сторожу никуда не денется, - заключил участковый и вольготно расположился на траве, подложив под себя вывернутую фуфайку, взятую из трактора.
  Прикрывшись снятым кителем и заслонив лицо фураж-кой, Петрович на зависть громко позевал, потянулся и в качестве шутки посоветовал друзьям не торопиться.
  Вовка, стоявший доселе молчаливо, пораздумал и решил присоединиться к гаишникам. В конце концов, это же он достал трактор с трактористом, а стало быть, имел полное моральное право претендовать на определённые дивиденды. "Может капитана дадут, а то и сразу майора!"
  - Ладно, - обречённо вздохнул Макс, переглянувшись с коллегами, - пошли, я тут бывал по молодости. До деревни километра два...
  
  Глава 10 - в которой опять появляются инопланетяне
  
  Вернувшись с поля, Пётр Андреевич первым делом наказал Глашке поставить кипятить банку и раздобыть заварки, а сам же согласно договорённости вышел на улицу и три раза по три раза ударил в рельс. Никакой системы оповещения в деревне, естественно, не было и рельс, как, впрочем, и в былые времена, служил единственным источником сигналов. Были разработаны и сами сигналы, и в частности три по три означал всеобщий сбор у конторы. Минут через пять народ действительно начал подтягиваться.
  Глашка тем временем прекрасно справилась с поставленной задачей и, накидав в банку ароматных листьев смородины, для цвета приправила чайным пакетиком. "Пойло ужасное", - отметил про себя Евгений Романович, но выпил с удовольствием.
  Другие тоже не манерничали - продрогшие организмы, не пополнявшиеся с самого утра, рады были и меньшему, и только губернаторша пить эту "гадость" отказалась.
  - А мне, пожалуйста, кофе - капучино, - демонстративно произнесла она, впрочем, и сама не веруя в абсурдность своих желаний.
  - Кофя нет, - вздохнула Глаша, но зато безжалостно поделилась пряниками, небрежно опустив на стол целлофановый пакет.
  - Вот ещё! От них только фигура портится! - тут же отказалась портить фигуру Лариска и отвернулась.
  - А мне без разницы, - равнодушно вмешался в разговор охранник, у которого фигура и так напоминала тульский пряник, и без затруднений разжевал один.
  Остальные тоже потянулись к пакету, и через минуту тот опустел, правда, крошки из него собирать так никто и не осмелился.
  "Ну и ладно, - подумала Глашка, - не жалко. Всё равно ещё весной собиралась выбросить", - и выкинула упаковку в мусор.
  Пару минут в конторе стояла полная тишина, нарушаемая лишь тихим хрустом пряников и всхлипыванием кипятка. Прильнувшие к полупрозрачным стаканам лица, как-то неестественно и подозрительно обменивались взглядами, и наконец сквозивший в них вопрос, выбрался наружу.
  - А где, собственно, губернатор?
  
  * * *
  Гришка шагал на встречу с лопатами в наиприподнятейшем настроении, постоянно смачивая его из торчавшего из кармана горлышка. "Странная, однако ж, эта штука, - размышлял он по дороге, - пьёшь, пьёшь её и вроде как не пьянеешь". Григорий остановился и внимательно рассмотрел этикетку на предмет градусности и снова удивился. "Странно. С градусностью вроде как всё в порядке, а эффекта - кот наплакал. Впрочем, - дорассуждал он, - дело тут не только в градусности, но и в самом градуснике. У этих империалистов вечно всё не как у людей. Вон на день рождения мне Любка термометр подарила - американский, так врёт, сволочь, и не краснеет. На дворе мороз - аж всё заиндевело, а он знай себе, плюс тридцать кажет. И сапоги мамка купила. На подошве - сорок шестой, а как на ногу, так только Фёдор Иванычу с сорок третьим и влезли. Да что там! У них, говорят, и в километре полторы с лишним тысячи метров, а так стало быть, и метр у них короче, а сантиметр так вообще каким-то дю́ймом называется. Или дюймо́м. Беда у них, в общем, с цифрами. Ну, полное дюймо..."
  Уже собирался Гришка пожелать им пустоты, как эффект неожиданно дал о себе знать. Ну, или что-то похожее на эффект. В глазах не то чтобы задвоилось. Нет. Но начали материализоваться некие структурированные объекты, известные Григорию исключительно по картинкам. В частности, на повороте в деревню он заметил (вы не поверите) - снегоуборочный трактор. Пришлось помотать головой и как минимум признать качество напитка. Не помогло. Галлюцинация наотрез отказалась покидать поле зрения.
   Подбирался к ней Гришка крадучись - по обочине леса, стараясь не выпускать из вида и не спугнуть. О степени его удивления можно было судить по тому, что он прошёл не только мимо лопат, но и мимо припрятанного коньяка. Видение так и не растворилось, отчего напитку была присвоена ещё и чудодейственная сила.
  - Матерь божья! Так это же... - тракторист так и не нашёл в себе силы договорить.
  Он обошёл трактор со всех сторон, долго не решаясь за-лезть в кабину, потрогал всё, до чего помечтал дотронуться, и, наконец, взвесив все за и против, решился.
  В кабине его ожидало разочарование, но, правда, не очень большое. Просто с высоты он заметил мирно дремлющего в сторонке хозяина чудо-техники. Тот сладко посапывал на вывернутой фуфайке, водрузив на нос потрёпанную кепку и накрывшись измазанной в машинном масле робой. Что больше всего удивило - так это милицейские галифе, выглядывающие из-под этой самой робы. Будить его Гришка не стал, а просто приступил к осмотру кабины.
  В кабине тоже было чему удивиться. Самым странным был разбросанный повсюду скотч, стянутый и порванный на клочки, словно из него высвобождалась какая египетская мумия. Да и педаль тормоза, переведённая в ручной режим управления посредством привязанной к ней верёвки, вызывала недоумение. Но самое главное Гришка заметил потом - засунутая под дворник записка, где ужасным почерком страдающего паркинсоновой болезнью человека было выведено: "Смерть инопланетянам!" Напротив записки - по другую сторону стекла красноречиво маячило и орудие борьбы с инопланетянами, опытным Гришкиным взглядом квалифицированное как гаечный ключ - пятьдесят шесть на шестьдесят два.
  Рука сама потянулась к бутылке, а голова - задумалась. "Ерунда какая-то. Их же вроде не бывает, да и воровать у нас, кроме свёклы, нечего..." Выпив, он перечитал записку ещё раз, дабы избежать погрешностей, но только лишний раз убедился в точности прочитанного. "Хотя, с другой стороны... Ежели предположить, что этот самый тракторист писал это в предсмертных конвульсиях, а судя по почерку, так оно и было, то... Перед смертью-то ему зачем врать?" Гришка медленно повернул голову в сторону жертвы межпланетной агрессии и повторился: "Перед смертью-то зачем?"
  Жертва, по всей видимости, сомнения Гришкины разде-ляла на все сто, и дабы подтвердить это, немедленно громко вздохнула, причмокнула и прямо под кепкой захрапела, заставив последнюю трепыхаться.
  В голове у Гришки в тот же миг что-то предательски за-щемило, а вот руки напротив - моментально сориентирова-лись и поразмыслили каждая в своём направлении. Правая - немедленно потянулась за ключом, а левая - привычно вставила в рот бутылку. "А что если это не тракторист? Лица-то не видно!" - подумал он напоследок, и даже сладкий вкус Hennessy оставил на душе горький осадок.
  Вообще-то никакого предвзятого отношения к инопланетянам у Гришки не было, да и по чести сказать, в контактах с оными он тоже не был замечен. Бывало, правда, что лесник, к которому они регулярно наведывались, рассказывал о судьбах и нравах обитателей далёких планет, но Григорий и тогда реагировал категорично и на веру не принимал.
  Да что там инопланетян! По правде сказать, Гришка и белочек-то ни разу в жизни не видел, ну, или, вернее видел, но благодаря своему крепкому здоровью да матушкиным тумакам только в лесу и только по одной, что, как вы сами понимаете, не считается. Он бы и в этот раз не поверил, но сегодняшний день настолько привык его удивлять, что тракторист автоматически сжал покрепче ключ и бесшумно подошёл к спящему.
  "Да. Действительно. Как это я сразу-то не заметил. Какой из него тракторист? Ни ростом, ни статью, да и ручонки-то. Сразу видно, что тяжелее карандаша ничего в жизни не поднимал..."
  И чем дальше разглядывал его Григорий - тем очевидней становилось, что пришельцы уже где-то среди нас и, кстати, они не такие уж и зелёные. "А вдруг он сейчас это - как его? транс... транс... ну, как его? в общем, принимает человеческий облик. То-то вон, руки-ноги вроде чахлые, а пузо ещё как у гуманоида".
  После подобных догадок не выпить было невозможно, и хотя в глазах его уже изрядно двоилось, рука снова повторила автоматическое движение. Рискуя разбудить инопланетянина бульканьем, Григорий приложился, ни на секунду не спуская с того глаз, и задом попятился к трактору. В следующую секунду в его голове уже созрел план по спасению человечества, и, воодушевлённый, он беззвучно отмотал от педали тормоза верёвку.
  Вернувшись к телу, Гришка тут же укрепился в своих по-дозрениях, ибо налицо отмечалось уже и присутствие генетических изменений. Ноги стали как будто бы короче, а руки пришелец и вовсе спрятал под робу, лишив, таким образом, возможности пересчитать пальцы.
  Всё! Медлить было нельзя. Лишь решив напоследок за-глянуть гуманоиду в лицо, Григорий приподнял кепку...
  - Ааааааааааа!!! - заорал гуманоид человеческим голосом и тут же схлопотал по лбу гаечным ключом. Связать его оказалось минутным делом.
  - Молчи, сволочь! А ещё под тракториста косишь.
  - Ууууу!!! - опять простонал он по-человечески, мечтая потрогать расшибленный лоб.
  - Разлетались тут...
  - Вы за это ответите! Да вы знаете, кто я?
  - Наука разберётся, - успокоил пришельца Григорий и отметил удачную поимку коньяком.
  - Ну, вы не представляете, в какое дерьмо вы вляпались! Я офицер полиции! При исполнении! Я участковый! - орал участковый гуманоид. - И куда вы дели мою одежду?
  - Нужна мне твоя одежда, - презрительно фыркнул Гришка и натянул тому на лоб кепку. - А насчёт дерьма - так смотреть надо куда приземляешься.
  - И за это вы тоже ответите! Я, между прочим, при ис-полнении. Меня сам губернатор сюда вызвал! Я ему трактор привёз - он застрял. Да у меня и документы имеются! И я здесь, кстати, не один! Со мной два офицера ГИБДД и оперуполномоченный.
  Вот здесь приблизительно и у Гришки начало что-то не срастаться. Да и лицо инопланетянина показалось ему дюже знакомым. Для начала он огляделся по сторонам, но никого, как вы понимаете, не обнаружил. Он посмотрел в зажмурен-ное лицо участкового, но двоение в глазах тоже не дало внятного ответа.
  - Вон же их следы! - указал участковый подбородком в отчётливые оттиски сапог и разжмурился. - И они, кстати, вооружены!
  Гришка задумался и помотал головой. Разжмуренное лицо показалось ему знакомее прежнего.
  - А чего ты там говорил? Про документы? - пошёл он на попятную, то ли желая стать первым землянином, лицезревшим документы на управление летающей тарелкой, то ли не желая конфликтовать с правоохранительными органами, и прикончил бутылку.
  - В заднем кармане брюк посмотри, - обрёл надежду на освобождение участковый и, любезно повернувшись, пригнулся.
  Григорий небрежно вытащил красные корочки и, отметив про себя, что вот партбилет раньше у сердца носили, развернул.
  - Петухов Пётр Петрович - капитан... - едва разобрал он каллиграфический почерк. Дальше читать было не обязательно. Он его узнал.
  - А-а! Пётр Петрович! А я вас без погон и не признал, - и не подумал извиняться тракторист, - и без фуражки тоже.
  - Развяжи меня, сволочь, не то, богом клянусь, в обезь-яннике сгною! - зашипел участковый и аж весь затрясся.
  Гришка подошёл и молча дёрнул за бантик. Верёвка ослабла и обвалилась, а Пётр Петрович потёр затёкшие руки и тут же осмелел.
  - Да ты кто вообще такой? Пьянь подзаборная! Да ты у меня до конца дней своих... - он ощупал на боку кобуру и моментально осёкся. - А где?..
  - Тракторист я местный, - ответил на первую часть во-проса Григорий и откупорил вторую бутылку. Сделав глоток, он в знак примирения протянул её участковому и глупо улыбнулся.
  Не получив ответа на основной вопрос, Петрович тем не менее бутылку принял и отпил если не согласно званию, так согласно моральной компенсации, которую в применимом к себе случае, начислил щедро. Выдохнув, он занюхал рукавом и, как и ранее Гришка, рассмотрел этикетку.
  Мысли в голове его завертелись куда стремительней, нежели можно представить, и уже в первую секунду участковый определил, что тракторист не принадлежит к числу ранее им задержанных и тем более последних двух. "Стало быть сообщник. И уж явно - это он освободил арестанта, - додумал Петрович, краем глаза приметив, разбросанные повсюду обрывки скотча. - Пистолет, вероятней всего у того. Этот больше на идиота похож, чем на бандита..."
  А Гришка стоял, добродушно улыбаясь и ожидал своей очереди. Неожиданно он вспомнил о чём-то важном и тща-тельно порылся в карманах.
  - Вот. Закусывай, - протянул он участковому ладонь, на которой по размеру расположились три семечки.
  "Да. Точно идиот", - укрепился в подозрении Петрович и тут же снял с него ещё часть подозрений, но семечку-таки взял. Самую крупную.
  План расследования с учётом вновь выясненных обстоя-тельств пришлось подкорректировать, и согласно новому участковый начал издалека:
  - Неплохо же у вас трактористы поживают, если Hen-nessy за три шестьсот из горла распивают, - завистливо протянул Пётр Петрович, вглядываясь в этикетку.
  - Чего три шестьсот распивают? - не понял Гришка и тоже заглянул.
  - Чего, чего. Коньяк, говорю. Сто двадцать долларов бу-тылка. По-нашему где-то три тысячи шестьсот рублей. Так как, говоришь, тебя зовут-то?
  - В смысле за одну бутылку, что ли?
  - Ну да. За одну. Имя-то у тебя есть?
  - Гришка я. Так это что ж, выходит - я только что три тысячи шестьсот пропил?
  - Да нет. Я так думаю, что уже на четыре восемьсот, - быстро подсчитал участковый, оценив полноту второй бутылки, и отпил для ровного счёта.
  Гришка стоял с вытаращенными глазами и трезвел на глазах. В голове шумной вереницей пробежала таблица умножения, и уже через пару минут от осознания пропитого он принял адекватное состояние.
   Если бы с утра кто-нибудь сказал ему, что он сегодня пропьёт пять тысяч, он бы не поверил, а то и просто рассмеялся тому в лицо, а вот если бы ему сказали, что он после выпитого на пять тысяч протрезвеет за две минуты, то я даже знаю, к какому доктору он отправил бы предсказателя.
  Доктору повезло, ну или не повезло, с учётом того, что медицина у нас платная. В любом случае Гришку об этом никто не предупредил.
  Да. Трудно вообще простому народу оценивать пропитое, ибо оценивает он его не буквально, а в сравнении. Скажем, не пять тысяч пропил, а пропил ползарплаты, сапоги и поросёнка. Так-то оно, согласитесь, куда страшнее выглядит. И к совестливости сильнее взывает, да и задуматься заставляет.
  Задумался Григорий.
  Но ненадолго. Он вообще не любил надолго задумываться. Да и к чему панихида? Поросёнок-то вон он - поди, по двору бегает, а сапоги - так водитель их ему возвернул. В конце концов что ж ему - любоваться, что ли, честно заработанным, да притом когда ещё восемнадцать бутылок в лесу припрятано.
  Тут, правда, некая тревога обозначилась на его лице: "А хорошо ли припрятано целое состояние? Не отыскал бы кто прежде него, да и место б не забыть - впопыхах же прятал". Оставалось понадеяться на авось.
  А участковый тем временем уже тщательно спланировал процесс допроса и, едва Гришка отвлёкся от грёз, немедленно к нему приступил.
  - А скажи, Григорий, куда дружок-то твой подался? В деревню, что ли, или ещё куда?
  - Который? - попросил уточнить Гришка, возвратясь к реальности.
  - Ну, которого ты из трактора освободил, - уточнил участковый.
  - Ты уж извини, Петрович, - извинился Григорий, - , видимо, я тебе сильно приложил, раз тебе ещё кто-то мере-щится. Да и не было никого в тракторе.
  - Ну как же не было, когда я сам помню. Тракторист. Тебя поменьше ростом. Да вот же и одежда его, - указал участковый на робу. - И кажется, он рыжим был.
  - Да-а. Это тебе ещё повезло, - успокоил его Гришка. - А вот если б я хотя б немного размахнулся, то тебе сейчас не то бы казалось.
  - Да при чём тут казалось, когда я сам его видел!
  - Не знаю я, чего ты там видел, - махнул рукой Григо-рий, - да только не было там никого. Вот записка торчала, а тракториста - не было.
   - Какая ещё записка? - насторожился Петрович.
  - Так вон же она. Я её и не трогал, - Гришка указал пальцем на причину своих заблуждений и виновато улыбнулся.
  Участковый проследил за пальцем и, обнаружив клочок бумаги, немедленно сдёрнул его.
   - "Смерть инопланетянам", - прочитал он вслух и, ак-куратно сложив, запихал в карман, видимо, для почерковед-ческой экспертизы. - А дальше?
  - А чего дальше? Дальше я к тебе подошёл. Кепку снял, а ты как заорёшь - я с перепугу-то и приложился.
  - Стоп, стоп, стоп, - остановил участковый. - Давай по порядку. Какую кепку?
  - Да вот эту самую и есть!
  Тракторист указал пальцем, а участковый немедленно избавился от улики, бросив её на разложенную фуфайку, и мысленно заключил: "Это в пакет. Вещественные доказательства".
  - Подожди! А ты сам-то как здесь очутился? - спросил он уже вслух и начальственно прищурился.
  - Да я за лопатами сюда пришёл!
  - И где тогда твои лопаты?
  Гришка помотал головой. По всему было видно, что объ-яснения - это не его конёк, а уж когда его просят объяснить то, чего он и сам не знает, или то, чего знает, но уже один раз объяснял, так это вообще дело гиблое и нервотрёпистое.
  - Да вон же они стоят! У дороги! Мы губернатора вытас-кивали, да и забыли их, а когда я за ними вернулся, смотрю - трактор. Я подошёл, а тут ты лежишь. Я кепку приподнял и гаечным ключом тебе по лбу заехал. Понятно?
  - Да чего ж тут понятного! - заорал участковый. - А ключ-то ты где взял? С собой, что ли, принёс?
  - О-ой! Я не могу. Ещё раз объясняю: я за лопатами иду, а тут записка. Я залез прочитать, а там ключ. Ну, я тебе им по лбу и приложился. Теперь понятно?
  - Чего понятно? - пуще прежнего заорал участковый. - Куда ты залез? На дерево, что ли? А трактор тогда где был?
  - Да какое дерево! Ослеп, что ли? Вот же он стоит - трактор! Я в него за лопатами полез, а там записка, ну, я поднял кепку и по лбу тебе приложился!
  - Ты что, идиот? - ещё пуще прежнего заорал участко-вый. - А по лбу-то ты мне за что приложился?
  - Так нечего на меня орать! - резонно пояснил Гришка, продолжая размахивать ключом.
  Допрос сейчас же прекратился, а Григорий по одному участковому известной причине окончательно был вычеркнут из списка подозреваемых.
  Закурили.
  Пётр Петрович только сейчас начал осознавать всю бед-ственность своего положения. В глубине души его ещё теплилась надежда, что он просто явился предметом розыгрыша Макса с Серёгой, но с каждой минутой он всё отчётливей понимал, что шутить над старшим по званию в полиции не принято, да и исчезновение недопривязанного радости не добавляло.
  Вдруг он вспомнил про телефон. Рука машинально юрк-нула в карман рубахи, и, обнаружив тот на месте, участковый почувствовал облегчение. Вот же она запись. Пётр Петрович просмотрел её несколько раз. Видеть себя счастливо улыбающимся было неприятно, но теперь это было единственное свидетельство и описание трактористов. Жаль только, непонятно, кто из них который. Хотя. Первый был явно крупнее, а второй - как будто бы с Макса ростом.
  - Гриш. А посмотри, никого не узнаёшь? - протянул он телефон Гришке.
  Гришка повернулся и с любопытством просмотрел запись. Узнать он никого не узнал, но хотя бы сузил этим район поиска.
  - Да тут они со спины только, да вон сбоку немного, а вот место это знаю - это Красная гора, но в неё ещё никто не въезжал.
  - Да это я и без тебя знаю, - тяжело вздохнул участковый и окончательно погрустнел.
  Последней надеждой оставалось выяснить что-то по трактору. Всё-таки не иголка - наверняка есть и хозяин, и обслуживающий персонал, а уж лица трактористов он запомнил на всю жизнь. Стараясь побороть отчаянье, он опрокинул бутылку и подлечил нервы.
  - Ты не груби особо-то, - предостерёг его Гришка. - А за разбитый лоб - так это уж извини. Не со зла.
  Однако Пётр Петрович и не думал сердиться, мало того, он специально не стирал запёкшуюся кровь, дабы иметь возможность предъявить свидетельство вероломного нападения. Ему оставалось только дождаться гаишников, чтобы те отвезли его в санчасть для освидетельствования, и постараться выдумать правдоподобную версию случившегося, дабы как-никак, а избежать ответственности.
  - Я и не сержусь. Держи. - Участковый отдал коньяк хозяину и тяжело вздохнул. - Знаешь что, Григорий. Давай сделаем так. Ты сейчас отгоняешь трактор в деревню - вещь всё-таки подотчётная, а я трактористом займусь - опаснейший человек, скажу тебе. - Он поднял указательный палец и красноречиво покачал им, а затем нечаянно опустив его на пустую кобуру, добавил: - К тому же вооружён.
  - Так, может, помочь? - чистосердечно предложил Гришка.
  - Ну. Что ты! По долгу службы рисковать гражданским населением права не имею, но за предложение спасибо. - Петрович важно пожал трактористу руку и подытожил: - И вот ещё что! В интересах следствия, о нашей встрече - никому. Понял?
  - Ну как не понять? - кивнул Гришка.
  - Трактор сдашь под охрану председателю, а если встре-тишь по пути двух придурков - один толстый, другой с жез-лом, а с ними ещё один - такой, никакой, то скажи, что я преследую преступника, а они пусть на попутках добираются. Понял? И о нашем разговоре - ни-ни!
  Григорий проникновенно моргнул глазами, давая понять, что на него можно положиться, и, приложив руку к сердцу, поклялся, а участковый, собрав в охапку вещьдоки, поспешил к трассе.
  
  * * *
  Осваивать технику Гришке было не впервой, и уже через десять минут к конторе подъехало чудо сельскохозяйственной техники, немедленно окружённое любопытными взглядами собравшихся.
  Вылезал из трактора Григорий важно, дабы подчеркнуть всю торжественность момента и, само собою, собственную значимость. Общую картину несколько подпортил только суровый взгляд матери, некстати оказавшейся рядом и, за версту учуявшей запах спиртного.
  - Гришка! Ты опять, что ли, пил? - она втянула носом и даже тут же догадалась что именно. - Матерь божья! Да от тебя одеколоном разит!
  - Мам! Ну какой одеколон! Скажешь тоже, - виновато сконфузился Гришка. - Выпил стопочку коньяка - и всё. Да и то чтоб не простудиться. Угостили.
  - Я тебе дома покажу - угостили! Тебя хоть угощай, хоть не угощай - все равно найдёшь! - громко прокричала матушка, грозно насупив брови, и потрясла в воздухе кулаком. - И, поди, без закуски!
  - Да чего его закусывать - коньяк-то? Тем более одну стопочку.
  - Да что за наказание такое! - едва не расплакалась матушка. - Говоришь ему, говоришь, а он знай своё! А ну, марш домой, горе моё луковое, и пока не протрезвеешь - на улицу и не кажись!
  - Ну, мам! - запротестовал Григорий, хотя прекрасно понимал, что спорить с матушкой бесполезно.
  - И не мамкай у меня тут! Борщ на шестках*, а каша в печи стоит, - властно скомандовала мать, и отпрыску ничего не оставалось делать, кроме как повиноваться.
  Шестки́ - передняя открытая часть русской печи
  На поду́ - (от поддув) - чугунная колосниковая решётка в основании топки русской печи
  
  
  Глава 11 - в которой начинают пропадать люди.
  
   Хотя частички славы Григория и лишили, домой он шёл в приподнятом настроении, благо идти недалеко, а поесть он любил завсегда. Немного, конечно, интересовало скопление людей у конторы, но успокаивало то, что ни одно событие в деревне мимо кого-нибудь проскочить не могло (кроме, конечно же, дел любовных, да и те в конце концов прояснялись, лишь улучив неблагоприятный момент).
  Потеряв интерес к происходящему, Гришка даже решил вздремнуть часик после обеда и окончательно абстрагировался от мира. В его сознании теперь бурлила странная череда событий, произошедших с ним сегодня, и грустное понимание того, что вряд ли что ещё в это жизни сможет сравниться с ними по бурливости. Он почти уже подходил к дому, когда его окликнул голос фельдшера Степаныча.
  - Григорий! О чём задумался?
  - А! Степаныч! - Гришка радостно протянул тому руку и принял рукопожатие. - Да вот. Барствую.
  - Зарплату, что ль, получил?
  - Да какое там! В этом месяце, наверное, и не будет.
  - А с чего тогда барствуешь? - усмехнулся фельдшер.
  Гришка гордо залез за пазуху и, выдержав многозначи-тельную паузу, вытащил оттуда бутылку.
  - Угощайся, Степаныч! Дорогущий! Четыре тысячи за бутылку стоит!
  - Да ладно! Брешешь! - не поверил Степаныч и прене-брежительно махнул рукой.
  - А вот и нет! - заверил Гришка. - Я и сам сперва не поверил - даже открывать боялся, а потом подумал: чего её хранить-то - один раз живём. В общем, пей - не жалей, не одному ж мне барствовать!
  Степаныч аккуратно принял из рук угощение, осмотрел этикетку, тщетно пытаясь разобрать написанное, понюхал и отхлебнул.
  - Сладкая какая!
  - Во, во! Точно сладкая! Империалисты придумали - чтоб не закусывать. Да ты пей, пей.
  Фельдшер отхлебнул ещё и, облизав губы поморщился.
  - На вкус тот же самогон, но не как у Чубарихи, а как у Василисы Васильевны, - знающе заключил он. - У Василисы Васильевны, пожалуй, даже получше.
  - Так это понятно! - подтвердил Гришка. - Она ж его по году на травах настаивает, а Чубариха так и сбражиться не даёт.
  - Это уж точно! - согласился Степаныч и отпил ещё. - А где ж ты разжился-то так? Что ль, олигарха какого грабанул?
  - Да нет. Что ты. Губернатор, слыхал, приехал?
  - Слыхал. Как же не слыхать?
  - Так вот. Застрял он на повёртке, а я его и вытащил. Так вот и разжился.
  - Да, пожалуй, я тогда ещё отхлебну - из сочувствия, - кивнул головой Степаныч и выполнил обещание.
  - А при чём тут сочувствие, да и чего ему сочувствовать? - не понял Гришка.
  - Ему? - переспросил фельдшер. - Ему-то незачем, а вот тебе - в самый раз.
  - Это ещё почему?
  - Ну как же! Он же застрял?
  - Застрял! - подтвердил Григорий.
  - А ты его взял и вытащил.
  - Ну точно. Вытащил.
  - Ну так, стало быть, тебя теперь вся область ненавидеть будет.
  Фельдшер засмеялся и чуть не поперхнулся, отхлёбывая.
  - Очень смешно! - обиделся Гришка на область и отвернулся.
  - Да уж чего смешного. Вот ежели бы ты вместо того, чтоб откапывать - наоборот, прикопал, то тебе бы была обеспечена всенародная любовь и доверие, а так я тебе даже и не завидую.
  - Да ну тебя, Степаныч! Вечно ты со своими шуточками. Зря я вообще тебя угостил.
  - Ладно ты, не обижайся, - успокоил фельдшер. - Кстати, а чего это у тебя Губернатор так разлаялся?
  Гришка пожал плечами.
  - Да кто ж его знает. Пёс он и есть пёс. Может, пожрать просит, а может, сучку требует. Кто их собак разберёт. А ты сам-то, кстати, куда направляешься?
  - Так звенело, - нелепо объяснил Степаныч и, осмотрев ещё раз этикетку, вернул бутылку хозяину.
  - А-а, - сразу понял Гришка, - ну, тогда ладно - рас-скажешь потом.
  - Так расскажу, ежели будет чего рассказывать, - заве-рил фельдшер и попрощался.
   Григорий кивнул ему вслед, махнул рукой с бутылкой и взвесил её содержимое. Оставалось немного, и экономить не было уже никакого смысла. Гришка почесал затылок и, разумно рассудив, что чем раньше выпьешь, тем быстрее протрезвеешь, приложился, оставив, однако, глоточек под борщик. Занюхав рукавом, он засунул бутылку обратно в карман и побрёл домой.
  Подходя к дому, Гришка первым делом окрикнул собаку: "Губернатор!" - и тут же собрался прикрепить к неподходя-щей кличке пару сочных эпитетов, но собака вдруг взяла и неожиданно ему ответила:
  - Я здесь.
  Это было уже слишком. Рот у Григория округлился, а брови так и вовсе, чуть не присоединились к причёске.
  - Губернатор! Ты, что ли? - медленно протянул Гришка и сильно потёр кулаками глаза, заставив изображение на время раздвоиться.
  - Я, - жалобно проскулил пёс, замахал хвостом и засе-менил передними лапами.
  "Так. Спокойно, Григорий, - зашевелились мозги, - это собака заговорила по-человечески, или я стал понимать собачий язык?" - задал он себе злободневный вопрос.
  - Снимите, - опять проскулила собака и подставила Гришке шею, обременённую тугим ошейником и тяжёлой цепью.
  Гришка преглупо усмехнулся и, словно в гипнотическом сне, отцепил от собаки ярмо. Губернатор радостно тявкнул и рванул на свободу, а Григорий как-то очень быстро забежал в сени и опустил за собой засов. "Привиделось! - подумал он с надеждой и, достав остатки коньяка, освободил ёмкость вовнутрь. - А с другой стороны..."
  Перед тем как войти в хату, он решил зайти по естественной надобности во двор и закинул пустую бутылку на сеновал, куда матушка из-за своих лет давно уже не залазывала. Поросёнок Борька, услышав шум, радостно захрюкал и, видимо, ожидая покормки, высунул в пройму клети довольную морду. Глаза их на мгновение встретились, но даже если б Борька попросил теперь Гришку сбегать в магазин за газировкой, вряд ли бы это удивило тракториста. Лимит эмоций на сегодня закончился.
  Сделав своё дело, Гришка нагло показал поросёнку язык и как можно быстрее переключился на трапезу...
  
  * * *
  А в сельсовете Евгений Романович отчаянно допрашивал подчинённых. Виданное ли дело, чтоб посреди белого дня губернаторы пропадали. Досталось всем, включая супругу, которая, видимо, что-то знала, но делиться информацией категорично отказалась.
  - Вам надо - вы и ищите, - глумливо заявила она, уставившись в маленькое зеркальце и четвёртым слоем крася ресницы.
  Вошёл охранник и уволенным голосом доложил, что народ собрался, что приехал трактор, но ни губернатора, ни того, кто приехал на тракторе, в наличии нет.
  - Чёрт! Да где же он ходит? - выругался Евгений Рома-нович, не уточнив, однако, кого он подразумевает под словом чёрт. - Дела делать надо, а он шляется чёрт знает где! - опять сбогохульничал депутат.
  - Да не то слово... Пора... Глядишь, ещё народ разбежится... Да ещё в другую деревню ехать надо... - наперебой подтвердили подчинённые.
  Евгений Романович мысленно был со всеми согласен. Дела надо было действительно делать, да и к тому же: "Раз трактор приехал, то и тракторист к нему обязан прилагаться, а раз такового нет, то резонно предположить, что и губернатор не где-нибудь, а с ним. Может, по дороге потеряли чего-нибудь. А может, и просто - в сортир приспичило".
  - Ладно. Давайте начинать! - властно скомандовал он и первым вышел на крыльцо.
  Остальные, естественно последовали за ним и, видимо, по заранее продуманной схеме, выстроились снизу, образовав своеобразный живой барьер между оратором и населением. Вышла и губернаторша, но уже по своей причине. Ей срочно необходимо было похвастаться новым платьем, переодетым взамен грязного, серёжками и бриллиантовым кольцом. Лариска осталась стоять на крыльце, где, по её разумению, её и видно лучше, да и прекрасный шанс подействовать Евгений Романовичу на нервы.
  Депутата, конечно, смущало её нахождение за спиной, но очередной раз отдадим ему должное - не настолько, чтоб опускаться до банальностей и оттуда её спроваживать. "Да и чёрт с ней! Пусть стоит. По крайней мере хоть не отвлекает моё внимание и привлекает народное", - подумал он.
  - Приветствую вас, многострадальные труженики земли русской... - послышалась заученная речь.
  Ввиду экономии бумаги, а также нервов читателей приводить данную речь полностью, равно как и выдержки из неё - считаю нецелесообразным, ибо серьёзно опасаюсь, что, дойдя до этого места, многие могут захлопнуть книжку и убрать её куда подальше. А ведь у нас (забегу немного вперёд) ещё и главное действие не началось, да и сам главный герой упоминался только вскользь. Ничего нового или хотя бы достойного упоминания речь эта не содержала, за малым исключением того, что, памятуя своё предыдущее выступление - на поле, Евгений Романович изначально не скупился крепких выражений.
  Интересующимся, ежели, конечно, такие окажутся, заместо этой могу в качестве примера порекомендовать любую другую - из каких-нибудь предвыборных дебатов или прочих - ахинееподобных представлений, коими изобилует современное телевидение.
  Тут, пожалуй, отвлекусь - из гражданских побуждений. Посмотрел я тут как-то один юмористический сериал с ущербным названием "Парламентский час, или Мастурба-ция", впрочем с названием, могу что-то и перепутать. Неважно - суть от этого не меняется. От прочих других юмористических передач он отличается лишь тем, что по задумке режиссёра вместо идиотского смеха за кадром в тех моментах, где, по его разумению, должно быть смешно, включают соседние кнопки, где по нисходящей записаны свист, топот и аплодисменты. Подкупает этот сериал тем, что не требует даже краткого пересказа предыдущих серий. Все равны как на подбор, и только роль дядьки Черномора исполняет комик трагического амплуа.
  И вот, значит, выходит на трибуну один клоун и начинает другим открывать глаза на наше, или, вернее сказать, их светлое будущее, потому как о народе они вообще не упоминают, а всё вертится вокруг: "и тогда у нас будет...", "и тогда мы заживём...", "и тогда нам достанется..." Остальные слушают, кивают, надувают щёки и пьют из графинов воду, ну или у кого там что налито, а режиссёр сидит и тыкает по кнопкам, подсказывая телезрителям необходимую реакцию. Выступил, поставил графин на место, ушёл.
  Выходит второй и начинает другим открывать глаза уже на тёмное прошлое. Другие слушают, кивают, сдувают щёки и продолжают опустошать графины.
  Потом следующий, а за ним следующий за следующим и так далее. И всё по сценарию: речь, топот, свист, аплодисменты, графины и как следствие - открытые на всё глаза, причём настолько на всё открытые, что на обед парламентарии уходят вообще с вытаращенными.
  Далее следует рекламная пауза, и тут я всем телезрителям советую запомнить номер канала, потому как, начиная тыкать по кнопкам, можно легко его потерять и пропустить какие-нибудь важные хлопки или основополагающий свист, и тогда вы вообще не поймёте в этой передаче ничего.
  А пока парламентарии подчуют себя скудной парламентской пищей в зале кипит работа. Таджики с молдаванами наполняют опустошённые графины, китайцы с корейцами выгребают из-под столов горы подсолнечниковой шелухи и скорлупу грецких орехов, а русские сидят по домам без работы и завидуют. Да! Завидуют, а то ещё и жаловаться удумают, дескать, работы им не дают - рабочие места занимают. Нет бы вот своими дурьими башками поприкинули. Ведь очевидно же! Кому у нас всякие предприятия в основном принадлежат - чиновникам и депутатам, ну или на крайность их жёнам, бабушкам и детям. А чиновники всякие и депутаты у нас кто? Слуги народа. А вы кто? Вы народ этот самый и есть! Ну и подумайте теперь! Они - слуги народа, вы - народ! А где ж это видано, чтоб народ работал на своих слуг? Это не по демократическим понятиям.
  Хотите работать? Пожалуйста! Вон поезжайте в деревню и сельскохозяйствуйте сколько душе угодно. Сельское хозяйство у нас в стране если и есть, то оно точно ничьё. Хозяина уж у него однозначно нет, а стало быть, и противоречий никаких - всё по понятиям - по демократическим.
  Опять отвлёкся! Ну, извините - наболело. Так вот, зна-чит, возвращаются слуги народа после обеда, рассаживаются по своим местам, глядь - а глаза у всех опять закрытые, а кто так ещё и похрапывает. Пря, хоть не корми их вовсе! Не в коня корм.
  Приходится начинать всё с начала. Опять трибуны, гра-фины, свист, топот и аплодисменты, только режиссёр уже подустал и временами кнопки путает. Ему б, дураку, поставить на кнопку со свистом какой-нибудь графин, да и отдыхать себе. Так нет же! Тоже, наверное, гастарбайтер...
  Кстати, не могу не упомянуть о графинах. Я, например, сильно сомневаюсь, что им туда воду наливают. Ну не может даже ненормальный человек нести такой бред по-трезвому! Тут надо прикладываться и прикладываться, да ещё и в выходные тренироваться. Кстати, есть у меня и по этому поводу одно соображение, как определить содержимое. Вот ежели, выпив всё, депутат оставляет графин на столе, то, пожалуй, там была вода, а вот если убирает под стол, то тут и доказывать ничего не надо. Ладно. Как-нибудь прослежу.
  Опять я отвлёкся! Ну, извините - наболело. Так вот, значит, заканчивается заседание, и все сытые и румяные, с открытыми глазами выходят во двор. (В передаче, правда, этого не показывают, но я исключаю возможность, что они ночуют на работе.) Нет. Дома-то они, может, и говорят супругам: "Сегодня столько государственных дел было, что пришлось ночевать в зале заседания!" или "Уж мы эти дела решали-решали, решали-решали, что уж и домой некогда было идти!" - а другой иногда и проговаривается: "Ну, столько государственных забот навалилось, что я и полотенце в бане забыл..." Опять отвлекаюсь. Ну извините за... - в смысле наболело. Так вот, значит, садятся они в свои лимузины с мигалками, недоукомплектованными красной полосой и крестиком, с которыми, согласитесь, было бы гораздо понятней, да и водители бы не путались, куда везти. Там ведь вход-то один - это палаты разные.
  Скажем так: "Ты кто? Спикер? Тогда тебе к Наполеону", "А ты кто? Председатель думской фракции? А тебя тогда к Диогену. Да не бойся ты - он у нас современный, и жилпло-щадь у него куда больше, чем у оригинала", "А ты? Ай-яй-яй! Председатель счётной комиссии. Да ты, милый, не туда попал. Тебе надо в детское отделение - там у нас арифметике учат..."
  Что-то я совсем расклеялся. Не могу сосредоточиться - тема такая, что... Ну бывает же так! Иной раз и слов подобрать не можешь, а иной и приличных слов подобрать не можешь. Ладно, не буду я больше о политике - вернусь к пропавшему губернатору...
  
  Глава 12 - в которой у губернатора происходит раздвоение личности
  
  Пшённая каша на молоке. Настоящая русская каша из русской печи. Что может быть вкуснее и настоящее? Это вам не городское водянистое варево, что и на стол подавать стыдно, это еда. Настоящая - русская. С хрустящей молочной корочкой, заправленная настоящим сливочным маслом.
  Теперь мало кто помнит этот замечательный вкус - те-перь другие времена. Как стали на селе проводить газ, так и позапрещали рубить в лесу дрова - хоть сухостой, хоть ва-лежник, дескать, пускай лучше сгниёт да запаршивеет, а лесников так и вовсе поразогнали. А как не стало на Руси дров, так не стало и каш. Без дров-то оно каши не сваришь.
  Гришке повезло. Хоть теперь и не в моде держать в избе русскую печь, но до ихней деревни мода ещё не докатилась, а ежели и докатилась, то не прижилась, и печь по-прежнему являлась главным украшением избы.
   Григорий взял ухват, выхватил стоящий на поду* чугунок и приоткрыл ещё горячую крышку. Пространство тут же заполнил знакомый с детства аромат, и, втянув воздух, Гришка насладился запахом. Тарелку из-под супа он аккуратно обтёр куском хлеба и тут же спровадил его в рот, наложил себе парящей каши и, не выдержав соблазна, всё-таки сбегал до харчёвки, где у матери была припрятана четверть самогона. Отлив себе полстакана, Григорий тут же восполнил убыток, принесённой с собой колодезной водой, и с добычей воротился в избу.
  На поду́ - (от поддув) - чугунная колосниковая решётка в основании топки русской печи
  
  Обед удался на славу. Что ни говори, а матушка готовить умела, да и кто, собственно, в деревне не умеет. Конечно, деревенская еда не изобилует городским разнообразием, но зато натуральность её, отправляет последнюю в аутсайдеры.
  Несколько лет назад Гришке повезло - возвращаясь из армии, он целый день провёл в столице и имел возможность сравнения тамошней еды - с едой. Сразу скажу, что домой он уехал голодный, и вовсе не потому, что денег пожалел, а просто еды не нашёл.
   Попробовал он столичного молока - посмеялся. Да разве ж это молоко? Тут, главное, не проболтаться об этом деревенским коровам. Они хоть существа и неразумные, но если не лопнут со смеху, так завалят своих столичных сородичей посылками с сеном. Из жалости, конечно.
  Попробовал он хлеба - улыбнулся. Вместо аромата хлеба чувствовался лишь запах подгоревшей корочки и кисло-прогорклый запашок перепревшей ржи. Есть его он, конечно, не отважился и только из впитанного с детства уважения к хлебу выкинул его не в помойку, а просто аккуратно оставил на скамейке.
  Недоеденной котлетой побрезговала даже собака, порция пельменей едва не была надета повару на уши - не долетела, а этот пирожок с картошкой! Ну ей-богу! Уж лучше бы он вместо него съел эти двадцать рублей - мелочью. Всухомятку. В общем, так и пришлось на полтора дня пути запасаться водкой...
  
  Перед последней ложкой каши Григорий соболезненно влил в рот самогонки, но та не пошла. Сразу чувствовалось, что её уже до этого раза кто-то разбавлял, да и после коньяка запах её тошнил. "Зато после неё у меня ещё никогда собаки не разговаривали, а выпивать приходилось и поболе, чем полторы бутылки, - успокоил себя Гришка и мужественно стерпел тошноту. - Кстати, надо бы Губернатора на цепь посадить, а то, неровён час, покусает кого или на дерево загонит. И чего мне там примерещилось, будто и так непонятно, что собаки не разговаривают".
  Григорий запихал в рот последнюю ложку каши, встал, но перед тем как, завалиться спать, напялил сапоги и вышел во двор.
  - Губернатор! - рявкнул он на собаку, которая радостно нарезала круги вокруг сарая и ловко ухватил её за ошейник.
  - Здесь я, - ответил голос, доносившийся откуда-то сверху.
  От неожиданности Гришка чуть не выпустил ошейник и, точно понимая, что на этот раз говорила не собака, задрал голову. Из-за верхнего края карниза сарая с округлёнными от ужаса глазами торчало чьё-то толстое верхнее полумордие и, дрожащими ресницами взывало о помощи.
  - Я тут уже целый час сижу, а она мне слезть не даёт, - жалобно проскулило полумордие и, высунувшись полностью, превратилось в губернатора.
  - Хе, - глупо усмехнулся тракторист и покрепче стиснул в руке ошейник, а хвостатый Губернатор резво взвился на задние лапы и отчаянно залаял на тёзку. - Так слезайте. Я подержу.
  Удержать собаку, Гришка, конечно, был не в состоянии, но случай этот был предусмотрен и разрешался посредству вбитого в стену кованного металлического крюка. Потянув на себя цепь, Григорий ловко уцепил её за крюк и укоротил поводок.
  - Теперь можете слазить.
  - А цепь крепкая? - как-то нерешительно осведомился Василий Ефремович и приподнялся на корточки.
  - Советских времён ещё, - успокоил Гришка и зачем-то протянул губернатору руку. - А как вы вообще туда забра-лись?
  - Да я хотел только спросить, как до магазина пройти, а тут собака, - указал губернатор на Губернатора подбородком. - Ну, я на поленницу и взобрался.
  - Да. Он у меня такой - чужих не любит.
  - А цепь оказалась очень длинная, - продолжил Василий Ефремович. - В общем, я не просто так сюда запрыгнул.
  - Ну да! Бывает! - не ко времени весело заявил Гришка. - Это вы ещё легко отделались. Вот в прошлом году я её привязать забыл, так она Мишкину жену на дерево загнала. Всей деревней снимали. А она уцепилась за сук и ни в какую. Уж дерево пилить собирались...
  - Гриша, - перебил губернатор, - а у тебя случайно в хозяйстве лестницы нет?
  - Лестницы? А! Ну да! Конечно! - догадался Григорий о сути просьбы и, обежав дом, снял с завалинки длинную деревянную стремянку.
  Пару минут потребовалось для того, чтобы пристроить лестницу к крыше, но для полного завершения операции этого оказалось мало.
  - Гриш, а у тебя случайно ещё штанов запасных не найдётся? - виновато добавил просьб губернатор и как-то стыдливо отвёл в сторону глаза.
  - Неужто так сильно напугал? - удивился Гришка и пу-ще прежнего зауважал кобеля.
  - Да нет! Что ты! - тут же оправдался Василий Ефремович. - При чём тут - напугал. Я вовсе не в этом смысле. Я ж говорю, что цепь очень длинная оказалась. - Он сделал паузу, вздохнул и добавил: - И зелёнки бы неплохо.
  Гришка понимающе потряс головой и о чём-то задумался.
  - Ну, насчёт штанов не уверен - размерчики у нас раз-ные, а зелёнки-то точно нет.
  Губернатор ещё раз вздохнул, но вот задумываться не стал, потому как за час, проведённый на оцинкованной крыше, уже всё передумал и к тому же изрядно замёрз.
  - Ладно, - сконфузился он и проверил лестницу на кре-пость. - Давай я всё-таки сначала слезу, а там мы с тобой что-нибудь померяем, что-нибудь придумаем. Придержи лестницу.
  А чего ещё Гришке оставалось. Он крепко вцепился в косоуры и, подставив под них ноги скомандовал:
  - Давай!
  Василий Ефремович встал на колени и для начала бояз-ливо заглянул вниз, особое внимание уделив беснующейся собаке.
  - Давай, давай! - подбодрил Гришка и гаркнул на пса, пытающегося освободиться от оков.
  Губернатор шёпотом выругался и нехотя, но повернулся к Гришке задом, обнажив в задней средней части туловища сквозную брешь в одежде.
  Григорий фыркнул, едва не отпустив лестницу. Сжав губы и стараясь не засмеяться, он отвернулся, подкивнул и подмигнул собаке.
  Фырчок не остался незамеченным, и губернатор, рискуя потерять равновесие и рухнуть вниз, тут же прикрыл бреши ладонью. Спускался он, уже не стесняясь выражений.
  Когда процедура была завершена, Василий Ефремович, стараясь не встречаться глазами, торопливо проскользнул мимо Гришки и, вбежав в сени, облегчённо выдохнул. Тяжёлый камень спал с его плеч.
   Дабы оценить масштабы разрушения собственной сове-сти, он попытался повернуть голову и заглянуть через плечо, но полнота фигуры тому воспрепятствовала, и пришлось довольствоваться измерениями на ощупь.
  - Мать твою так! - попытался он заглянуть ещё и под мышкой, но вошёл Гришка, и губернатор снова прикрыл эпицентр разрушений ладонью. - Штаны, - шёпотом напомнил он и виновато опустил взгляд.
  - Да. Это проблема, - после недолгой паузы покачал головой Григорий и, подойдя к стоящему в углу распахнутому шифоньеру, перелистал одежду. - Пятьдесят четвёртый - больше нет.
  - А пятьдесят восьмого? Хотя бы? - с надеждой в голосе проскулил Василий Ефремыч, и его поросячьи глазки бурно зааплодировали ресницами.
  Гришка снова покачал головой.
  - Пятьдесят четвёртый. Да и те сели. Мерить будете?
  Губернатор принял из Гришкиных рук полосатые, про-пахшие сыростью и нафталином брюки и брезгливо прило-жил их к ногам. Вообще-то штаны имели довольно презентабельный вид, и за исключением того, что они сели после первой же стирки и стали сантиметров на десять короче, недостатков в них не было. Григорий даже надевал их пару раз под сапоги, но короткие брючины сбивали портянки и делали ходьбу невыносимой, отчего пришлось с ними распрощаться, а на тряпки не порвали - так жалко. Новые же.
   - Ну что? Мерить-то будете? - снова повторил свой во-прос Гришка, но в ответ получил лишь обречённый вздох и пропитанный ненавистью взгляд.
  Сначала губернатор мучительно долго решался расстаться со старыми - дырявыми штанами, потом долго подыскивал место для примерочной и, наконец, отважившись, расстегнул пуговицы. Обратнопропорционально скорости расставания с собственными брюками губернатор молниеносно влез в новые - халявные.
  Обновка, на удивление, пришлась впору, если не считать, конечно, наотрез отказавшегося застёгиваться гульфика. Ни уговоры, ни даже применение силы к действию не возымели, и пришлось применять хитрость. Гришка порылся в чулане и, вытащив оттуда добротный кусок пеньковой верёвки, объявил о скором завершении операции.
  - Сейчас, сейчас! Сейчас! Потерпите чуть-чуть! - и провздел верёвку в проушины.
  Начали стягивать.
  Гришка, как заправский врач, только и командовал:
  - Так! Дышите - не дышите. Вдохнули. Задержали ды-хание... - а сам всё утягивал и утягивал петлю, а губернатор на всём протяжении операции беспрекословно подчинялся доктору.
  - Всё - операция прошла успешно! - наконец заявил Григорий и заправил остатки верёвки в карманы.
  Желая убедиться в успехе операции, губернатор тут же опустил глаза и попытался оценить результат. Живот не-сколько сузил поле зрения, но наклоняться, а тем более приседать врач категорически запретил. Пришлось довольствоваться лишь созерцанием собственных ботинок и поверить доктору на слово.
  - Ну-ка! Встань боком... а другим... очень даже неплохо. А ширинку мы костюмом прикроем.
  В своём чёрном дорогом костюме и обтягивающих поло-сатых штанах губернатор выглядел идиотски, а сбоку так вообще напоминал шоколадное эскимо на палочке, но лиш-ний раз напоминать об этом Григорий счёл необязательным. Мало ли кому как хочется ходить, а в деревне так это вообще не главное. Это девки ещё - что с них взять. Любят они по молоду себя принаряжать да приукрашивать, да и то, посмотришь на них, бывало в огороде, и диву даёшься. Комары вроде такие маленькие, а так влияют на моду...
  - Ну. На танцы в таком виде я, конечно б, не пошёл, а так - вполне прилично, - успокоил губернатора Гришка и подтянул костюм пониже, чтоб прикрыть незастёгнутую ширинку. - Теперь-то что?
  - Какие танцы! - стыдливо признался в неумении танцевать Василий Ефремович. - Мне б до конторы добраться.
  Голос его был настолько жалостным и сдавленным, что Гришка не только поверил, но и посочувствовал.
  - Так, а тут и не заблудишься. Прямо и прямо. В горку только поднимитесь, и где народ собрался там она и есть.
  - Незаметно, - добавил губернатор, отвернулся и по-краснел.
  "Ну, что ж, - подумал Григорий, - сон-то всё равно вы-ветрился".
  - Ладно. Пойдём. Задами проведу...
  
  Глава 13 - в которой в историю вляпался учитель истории.
  Митяй гнал по дороге с вытаращенными глазами, крепко вцепившись обеими руками в руль "шестёрки". Уворачиваться от ухабов он не успевал, но это его не смущало. Прочь. Прочь от этого проклятого места, где всё ему было чуждо и враждебно.
  Реквизированный у участкового пистолет беспомощно прыгал на гладком пассажирском сиденье вместе с оставленным кем-то жезлом, пока, наконец, не соскользнул и не провалился в щель между сиденьем и дверью. Зачем он его прихватил - осталось загадкой, впрочем, и для самого Митяя тоже. Наверное, из страха. Да и китель с фуражкой тоже, хотя спокойствия ему это не прибавляло. Страх. Страх всецело завладел его разумом и гнал теперь по местами заасфальтированному бездорожью, навстречу неизвестности.
   Мотор ревел. Вжатая до предела педаль газа добавляла ноге устойчивости, а за окном медленно проплывали деревья и прочие невыясненные достопримечательности.
  Сказать по правде, скорость была не такой уж и большой, но вовсе не потому, что по нашим дорогам особо не погоняешь, а просто потому, что на первой скорости особо не разгонишься. Нет. Если б он, конечно, знал, что можно переключиться на вторую, и при этом знал, как это делается, то он двигался бы значительно быстрее, но для первого раза и это считалось прогрессом.
  Каким образом он завёл машину, тоже осталось непонятным, и не смейтесь те, кто знает, как это делается. Это со стороны, кажется просто - ключ повернул, и всё. Я вообще считаю, что ему просто повезло - и ключ как-то сам в нужную сторону повернулся и педаль отгадал, и машина, о милость божья, на скорости стояла.
  Многие, конечно, могут засомневаться. Да что, мол, за мужик такой - в машинах не разбирается, а вот есть же! Нет. Он, конечно, мечтал по молодости. По ранней молодости. Откладывал даже чего-то, но с зарплаты учителя истории много не отложишь, а кредит на пятьдесят лет банки дают только своим людям.
  Митяю вообще в жизни не особо везло, причём с рожде-ния. Мало того что другие к своему сорокалетнему возрасту заслужили себе отчество, так ему и с этим не подфартило. Досталось же отчество - Анатольевич, да ещё и коллектив подобрался - аппозиционный. Ну всё, что н случись - виноват учитель истории. Бывало, не успеет и в дверь войти, а в вестибюле его уже поджидают неприятности в лице директора школы Таисии Фёдоровны.
  - Это что ж вы, Дмитрий Анатольевич опять вчера отчу-дили? - режет она с порога, и Митяй сразу начинает припо-минать всё вчера отчуженное.
  - Это ж каким надо быть идиотом, чтоб запрещать уче-никам открывать учебники? Это что ж получается? Один Дмитрий Анатольевич по телевизору говорит одно, а другой совершенно обратное. Да разве наша партия для того их придумывала и печатала, чтоб вот такие, как вы запрещали их открывать?
  - Ну, знаете! Запретил и запретил! А идиоты - это как раз те, кто их насочинял! Самолично бы задушил, и потомки бы меня оправдали.
  - Так вот как вы заговорили! Это что ж, по-вашему, вы-ходит? Что наш президент доверил бразды правления образованием дилетанту?
  - Э, нет! - перебивал Митяй. - Я такого не говорил. Для подобных случаев в русском языке есть другие эпитеты - и отнюдь, заметьте, не синонимы.
  Далее он долго извинялся, потому как без предварительного извинения озвучивать эти эпитеты для культурного человека просто неприемлемо, а затем посылал Таисию Фёдоровну вместе со всеми её однопартийцами по жёлтой кирпичной дороге.
  - И по пути объясните им, что Палестина никогда не была православной, что Наполеон никогда не был итальянцем, что Илья - он на то и Муромец, что из Мурома, а не с Запорожья, что...
  Он долго ещё перечислял директору множественные недочёты учебников, и на его голос собирались и остальные учителя.
  - А у меня число Авогадро округлили... - вступался за Митяя Андрей Петрович, химик...
  - А у меня - постоянную Больцмана, - присоединялась ещё и физичка...
  
  Вы скажете, что такого не бывает - ну, в смысле чтоб учитель так разговаривал с директором. Ан-нет. Бывает. Особливо если учитель истории один на весь район - других идиотов нет, а должность директора школы уж очень зависит от предстоящих выборов. Или, скажете, что и такого тоже не бывает?
  Ладно. Не в этом суть. Уж просрали образование - так просрали! Извините. Что теперь вспоминать, что у нас было лучшее в мире, а теперь мы на сто двадцать восьмом месте - аккурат между аборигенами Новой Зеландии и пингвинами Южной Америки. Политика - она вещь серьёзная. Глядишь, может, и до аборигенов демократия докатится, и наш рейтинг сразу подрастёт.
  От этого, пожалуй, Митяй и пил. Лишь в забытьи можно было отстраниться от существующих проблем и не думать о том, что человек с высшим советским образованием в России не востребован...
  А теперь он вообще про другое думал. Он пытался восстановить в памяти события, его касающиеся, и по возможности понять суть своего перемещения в пространстве, а возможно, и во времени. Без инопланетян тут явно не обошлось. Это-то он сразу понял - ещё когда высвобождался из трактора. "Мне бы только вспомнить, - напрягал он извилины. - Вот сволочи! Пока надо мной эксперименты ставили - всю память затёрли".
  То, что над ним ставили эксперименты - сомнению не подвергалось. Красноречивым тому доказательством были следы от многочисленных инъекций на левой руке. "Да, поди, ещё заразу какую инопланетную занесли", - мысленно высказал опасения Дмитрий Анатольевич и на всякий случай решил с воспоминаниями поторопиться - кто знает сколько ему жить осталось.
  "Так. В пятницу у меня было два урока - 7 "В" и 9 "А"... Стало быть, ушёл я из школы около десяти... Потом, помнится, зашёл к Кольке в гараж - насчёт рыбалки узнать... Выпили, но немного, потому что я ещё помню, как он меня до дома подвозил... Или нет... Что подвозил - помню, а что до дома - нет... Да... Точно... Мы же ещё до речки поехали - искать три бутылки, что на прошлой рыбалке потеряли... И даже, кажется, две нашли... но не наши... Да, точно. Не наши... У нас же ноль пять были, а нашли по ноль семь..."
  И вот тут вот как раз и начинались провалы в памяти, хотя почему-то в голове вертелась далёкая звезда альфа Центавра и борщ в тюбике.
  А тут как раз на пути его нарисовалось первое серьёзное препятствие - поворот. По степени образованности и по опыту езды на велосипеде он понимал, что в какую сторону надо поворачивать, в такую и надо руль крутить, но интенсивность кручения была для него делом неизведанным и требующим тренировки. Как назло, впереди на обочине показался ещё и отвлекающий момент в виде побитой полицейской "десятки" с всклоченным капотом и вывернутым наќизнанку бампером...
  Конечно, это нервный стресс. Первое в жизни препят-ствие и на тебе - не сумел объехать. То ли руль надо было крутить помедленнее, то ли на другую педаль нажимать, а то ли отпустить нажатую, но, в общем-то, теперь это было уже не важно. "Шестёрка" панически завиляла по дороге, воткнулась в неподвижно стоящую "десятку", взревела и заглохла.
  Дмитрий Анатольевич тоже едва не заревел - но, есте-ственно, из сострадания к жертвам автокатастрофы, среди которых могли оказаться и дети. Полученные им собственные увечья, относились к степени наименее тяжких и, я бы сказал даже, вообще незаметных, поэтому ими учитель сразу пренебрёг.
  Выскочив из машины, он, к счастью своему, обнаружил, что детей в "десятке" не оказалось, но к удивлению, не обнаружил в ней и взрослых. "Странно. А кто ж тогда управлял автомобилем?" - подумал он и для верности заглянул под днище. "Чудеса!" - додумал он предложение и, пошатываясь, встал. Опасения его начали нарастать как-то диспропорционально, потому как в следующий момент он вспомнил о пропаже Коляна, и тут уж, согласитесь, было от чего призадуматься. Чреда невероятных исчезновений, да и как-никак собственное перемещение наводили на грустные мысли.
  "Так. Надо во всём разобраться", - напряг он пытливый ум и первым делом осмотрел пустующую машину. Что он пытался найти он и сам не знал, а вот что он нашёл - охотно расскажу.
  Видеорегистратор. Такая маленькая незатейливая штуч-ка, к тому же так необходимая в хозяйстве. Сказать к слову, Митяй с детства не расставался с паяльником, перебирая всевозможные устройства и приборы, из которых многие получали и новую жизнь, и новое предназначение. Это было что-то вроде хобби, но безобидное, с которым легко примирилась даже его супруга. Многие вещи к тому же в хозяйстве оказались полезными, как то - самостоятельное освещение в нужнике во дворе.
  Были конечно и неудачные, как, например, радио, в том же нужнике. Им, кстати, пришлось пожертвовать, пойдя на поводу у той же супруги.
   "Ты чего удумал, Кулибин. Идёшь до нужника, и вся улица об этом знает!" - укоряла она его и, угрожая погнуть о колено дело всей его жизни - спутниковую тарелку, заставила избавиться от излишеств.
  Многие скажут: "Невелика важность - освещение в уборной", - да я и сам с этим согласен, да и Митяй тоже. Он и сам бы давно переехал в центр - в двухэтажные небоскрёбы, но, будучи человеком разумным, прекрасно понимал, что без своего огорода на селе не выжить, и потому к переезду относился гипотетически.
  Ну, что ни говори, а осмотр продолжился, и регистратор уже через пару минут краешком проводов высовывался из кармана кителя. Более ничего интересного обнаружить в машине не удалось, и пришлось снова задуматься.
  "Шестёрку" тоже решено было осмотреть, потому как, справедливо догадался Митяй, из неё ведь тоже кто-то про-пал, и возможно всей семьёй. И кстати, там ещё и другая машина стояла - ментовская (её он брать побоялся) - в точь, как вон та, только не побитая, видимо, даже посопротивляться не успели. И тоже пустая.
  Нет. "Шестёрку" надо было непременно осмотреть!
  Осмотрел. Почти всю. Единственное, что не поддалось осмотру, это багажник, хотя, по его мнению, именно там и таилась разгадка. Так это или нет - осталось неизвестным. Ключа от него всё равно не оказалось, а отогнуть руками без монтажки не удалось.
  В тупик поставил гаишный жезл. Предположить, что гаишники ездят на такой рванине, он смог тоже только гипотетически, но в то же время вырисовывалась любопытная тенденция. "Все похищенные так или иначе были связаны с автотранспортом, ну или механизаторы, - не забыл он и о товарище. - И в первую очередь, пришельцев интересовали представители властных структур, хотя не все. Того - на поле они просто выкинули. Может, у него прав не было? Как у меня". Кольку, конечно, было жалко, но если тенденция оказлась бы верной, Митяй лично бы помог инопланетянам и безвозмездно составил бы списки необходимых для похищенияим людей. "А что такого? Вполне правдоподобно. Может, инопланетяне решили развалить экономику в какой-нибудь другой галактике. Тут бы мы могли оказать им неоценимую услугу. По части опыта - это к нам..."
  Тут послышался шум мотора, и Митяй, прихватив жезл, пистолет и фуражку, перегородил дорогу. Потрёпанная ста-ренькая "девятка" нерешительно остановилась в метре от него, и из неё, дрожащий от страха, вылез полупьяный води-тель.
  - Извини, командир, - начал он тут же оправдываться. - Я права со страховкой в другом пиджаке оставил, а техпаспорт с техосмотром - в других брюках, а номер - наверное, по дороге отвалился. Тороплюсь. На похороны к другу.
  К его удивлению, гаишника отсутствие документов не заинтересовало вовсе, а голос его и собственно заданный вопрос вообще не на шутку насторожили.
  - Какой сейчас год? - отсутствующим баритоном спро-сил гаишник и, направив в его сторону пистолет, однозначно намекнул на главенствующую роль последовательности цифр.
  - Две тысячи одиннадцатый... нет - двенадцатый... нет - одиннадцатый, - запутался в показаниях водитель и пересохшим горлом попытался проглотить нехватку слюней. Взгляд его ловко курсировал между пистолетом и глупым выражением лица гаишника и в конце концов остановился на последнем. - Я точно-то не уверен...
  Неуверенность водителя подействовала на Митяя гне-туще.
  - Странно. - попытался удивиться он. - Вот приблизи-тельно в этом году я и пропал. А месяц какой? И число?
  Месяц водитель, как ни странно, вспомнил, а вот насчёт числа ясности не добавил. Зато быстро сообразил что к чему и предложил прекрасную альтернативу - опохмелиться.
  Альтернатива была принята с воодушевлением, а похороны друга пришлось даже на время отложить, к тому же выяснилось, что друг ещё не совсем умер, а только ещё собирается, потому как вчера перебрал настолько, что потребовалась экстренная помощь народной медицины.
  Морально-нравственное воспитание не позволяло Митяю оставить умирающего без лекарства, потому допивать всё не предполагалось, но когда выяснилось, что водитель некогда закончил историческую кафедру университета жертв, по всей видимости, избежать не удалось.
  По утверждениям супруги, Митяй вернулся домой в пя-том часу утра, при этом к дому подкатил за рулём какой-то красной "девятки" без номеров и в компании мужика в полицейском кителе, фуражке и кальсонах...
  
  Глава 14 - в которой правящая партия начисто проигры-вает торги
  
  А Евгений Романович к тому времени уже заканчивал свою предвыборную речь, ибо все намеченные обещания были уже обещаны, а обещать что-то сверх отпущенного лимита было не в его правилах. Он вообще всегда обещал очень обдуманно и соратников своих приучал к тому же.
  - Никогда не обещайте невозможного, если не хотите, чтоб люди догадались, что вы врёте!
  - А кто ж его разберёт, что возможное, а что невозмож-ное? - недоумевали соратники.
  - Да чего ж тут разбираться! Вы на то и есть государ-ственные умы, чтоб точно знать, кому чего надо. А стало быть, должны и разбираться кому чего надо обещать! Вот, к примеру, хлеборобы. Чего им надо?
  - Я знаю! - тянул руку первый соратник. - Им нужно денег!
  - Идиот! - констатировал факт Евгений Романович. - Денег им, конечно, тоже нужно, но я же говорил, что нельзя обещать невозможного. Пообещайте им тракторы, солярки, новый клуб, бассейн и так далее, но про деньги и не заикай-тесь!
  - А если спросят? - недоумевал второй соратник.
  - А если спросят - значит, ты дал им возможность спросить. А этого делать вообще категорически запрещается. Депутат должен болтать без умолку и не давать вставить в разговор ни слова! А то они не только спросить, но и попросить могут, а тогда, считай, твоя песенка спета. Придётся тебе это пообещать, а люди знаешь, какие злопамятные?
  - Ну а если всё-таки так случилось? Что дальше-то де-лать? - спрашивал следующий соратник, а все остальные готовились записывать.
  - Да что делать? Что делать?- нервничал Евгений Романович. - А ничего не делать!
  - Так выгонят же!
  - Не выгонят. На крайний случай в другую область переведут - с повышением.
  - Чёрт! - ругались все соратники сразу. - А я уже себе дом отгрохал... А я квартиру в центре купил... А у меня ре-монт...
  - Да успокойтесь вы! Никуда ваши квартиры не пропа-дут. Поменяетесь с тамошним депутатом, и всё, ну или продадите следующему. А вообще, если в себе не уверены, то поступайте как наш премьер-министр. Или президент. Они вообще никогда ничего не обещают. Посмотрите как они говорят! Не "мы сделаем", "мы построим", "мы накажем", а расплывчато - "нужно сделать", "нужно построить", "нужно наказать". И пускай народ сам голову ломает, кто всё это будет делать, строить и наказывать.
  Тут Евгений Романович обычно матерился, громко плевал на пол и выражал полное недоумение к подбору персонала, а соратники наоборот - тут же успокаивались и начинали мечтать подружиться с председателем счётной комиссии.
  На следующий день инструктаж проходил в том же клю-че, за исключением того, что теперь рассматривались обещания свиноводам или сыроделам.
  
  * * *
  А народ во дворе за ненадобностью начал расходиться, и Евгений Романович счёл свою миссию оконченной. Дав водителю поручение готовить машины, депутат проследовал в контору и, едва войдя в неё, несказанно удивился. На председательском стуле в какой-то неестественно вытянутой позе возлежал Василий Ефремович и, тяжело вздыхая, устало бранился с супругой. Та отвечала, но по всему было видно, что тоже нехотя. Сегодняшний день утомил всех.
  Председатель появлению губернатора не удивился. Он знал, что в контору ведёт и ещё одна дверь - через двор, к тому же он видел Гришку, копошащегося с засовом. А вот Евгений Романович такой информацией не обладал, а он вообще не любил чем-нибудь не обладать.
  - Я что-то не пойму. А как это вы мимо меня... я, по правде сказать, и не заметил.
  - Это не важно, - ответил губернатор, поморщившись, и осведомился по поводу окончания.
   - Да. Всё. Я закончил, - облегчённо сообщил депутат и заглянул на часы. - Чёрт! Столько времени потеряли!
  - Ну, все так всё! - выразил удовлетворение Василий Ефремович и начал упаковывать супругу.
  - Давай, собирай свои шмотки и лезь в машину.
  - Да с удовольствием! - крикнула она и, перешагнув помеченное ориентировочно Глашкиной коровой платье, вышла во двор.
  Дверь громко хлопнула, и губернатор, изобразив на лице оскал, потряс воздух руками. Он привстал, крепко уцепив-шись за стол, подошёл к валяющемуся платью, подтянул на коленях штаны и присел. Аккуратно - двумя пальцами он поднял дамский атрибут и, водрузив его на табурет, вытер носовым платком руку.
  Глаза у депутата медленно округлились, а шея подалась вперёд.
  - А что это на вас надето? - открыл он от изумления рот.
  - Только не говорите мне ничего! - махнул вытертой рукой губернатор, - а эту - я сам когда-нибудь пристрелю.
  - И вас оправдают, - тут же съязвил Евгений Романович.
  - Как же! У неё отец - прокурор.
  - Генеральный прокурор! - уточнил голос из-за двери.
  И губернатор, и депутат изобразили одинаково-глупые лица и, посмотрев друг на друга, по очереди хмыкнули.
  - Подслушивала, стерва!
  - А про стерву мы дома договорим! - добавил голос, и по лестнице зацокали каблуки.
  Василий Ефремович выругался и, холодно распрощав-шись с присутствующими, покинул контору.
  - Да-а, - начал было Евгений Романович, но что сказать, так и не нашёл. - Ну, и мне, пожалуй, пора, засиделись мы. Ещё в Толмачово ехать, а уж, того гляди, стемнеет. - Депутат крепко и вроде как умоляюще пожал руку председателя и под конец извинился.
  - Вы уж простите нас, если что не так. Всякое бывает. На нервах. От работы вас, наверное, оторвали. Страда всё-таки. В общем... Извините.
  Он резко повернулся и дал команду соратникам следовать за ним.
  - Да не за что, - спокойно ответил председатель, радуясь, что наконец-то всё закончилось. - И не таких гостей принимали, и ничего - живём.
  - В смысле? - остановился возле порога Евгений Рома-нович.
  - Что в смысле?
  - В смысле - каких вы гостей принимали?
  - Ну как же, - едва не заподозрил чего неладного Андреич. Он улыбнулся, махнул рукой и, придав голосу растерянную интонацию, заключил: - Да уж известно каких. К нам сам товарищ Суслов наведывался.
  - Суслов, Суслов... Суслов? - Кандидат икнул и как-то неестественно заморгал глазами. Вспомнить, кто такой Суслов, он не смог, да и не это главное. Больше всего в услышанном, его насторожило слово "товарищ".
  - А он - "товарищ" этот... случаем не из коммунистов будет?
  - Как же не из коммунистов? - опешил председатель. - Из них самых.
  - Вот сволочи! Опередили всё-таки.
  - Да из ещё каких коммунистов! - продолжил Андреич. - В ихней партии, считай, наипервейший человек. Ну, само собой после, - он ткнул пальцем в потолок, - сам знаешь кого.
  Евгений Романович отпустил ручку двери и подошёл к председателю. Вытянув шею, он покосил голову набок и протяжно спросил:
  - Ну-у. И что он вам наобещал?
  Председатель вопроса не понял.
  - В смысле - наобещал?
  - Пётр Андреич, не валяйте дурака, - всё так же протяжно продолжил депутат. - Я ж этих коммунистов знаю как облупленных. Вечно наобещают чудес всяких, а как до дела дойдёт, так и в кусты. Вон - коммунизм обещали. И где он?
  "Идиот, что ли?" - подумал Андреич, но объясняться на всякий случай не стал, а только поморщился.
  - Так ничего не обещал.
  - Ну как же так? Так не бывает. Чтоб народ за него голосовал - надо народу что-нибудь пообещать, - выдал депутат секретную информацию.
  - А он ничего не обещал! - сделал вид, что дурак и не располагает такой информацией, председатель.
  Евгений Романович хитро сощурился и, явно понимая, что от него что-то скрывают, снова присел.
  - Вы, Пётр Андреич, можете, конечно, сохранить это в тайне, но было б лучше, если бы вы поделились информаци-ей. Сами подумайте. Как же нам с них спрашивать, если мы не знаем, чего с них спрашивать?
  Председатель достал папиросу и закурил...
   Тут нелишним было бы отметить, что из всех сегодняш-них гостей наименьшей симпатией он проникся именно к нему - Евгению Романовичу. Тип, как ему показалось, не просто скользкий, но и хитрый. С таким ухо надо востро держать.
  "Ну да ладно. И мы тоже не лыком шиты. Ты сам напро-сился", - подумал Андреич, а вслух добавил:
  - А тут и спрашивать-то нечего. Приехал, походил, по-смотрел. Ну и напоследок машину подарил.
  - Твою мать! - вырвалось у Евгения Романовича.
  - А потом сел на вертолёт и улетел, - как бы невзначай добил депутата председатель.
  - Ну, Пётр Андреич, это уж слишком! И откуда это, ска-жите мне, у него вертолёт? Тем более личный - я-то знаю. На какие такие шиши он его приобрёл? Я вот хоть и депутат, а всё на "Волге" езжу. "Кстати надо бы тоже вертолёт прикупить", - подумал он тайком. - А этот - на вертолёте! А бензин, кстати, казённый! От этих коммунистов вообще, чего угодно можно ожидать. - Он вытер платком внезапно вспотевший лоб и, подумав, добавил: - А машину-то, какую? Вам лично подарил?
  - Ну, почему лично? Колхозу подарил. А машина - справная. Прям вездеход.
  Депутат занервничал. Преимущество явно было не в его пользу, а проигрывать он ох как не любил. Тут надо отметить, что ему вообще не повезло с регионом. В других районах хоть тюрьмы были, воинские части и прочие представители безвольного электората, а у него даже в психбольнице всего семь человек. И где ему, спрашивается, эти полторы тысячи голосов набрать? А с солдатами так вообще хоть слёзы лей. Командир части - либерал. И тут ещё, полторы сотни - явно в корзину коммунистов.
  - Так что же вы раньше об этом молчали? - гневно накинулся Евгений Романович на председателя и, подойдя к ведру, зачерпнул воды.
  - Так меня об этом никто и не спрашивал, - спокойно ответил Андреич, придав голосу нарочито самодовольную интонацию.
  - Не спрашивали, не спрашивали! Вас никогда ни о чём не спрашивают! А сами вы догадаться не можете? Так! Мне подумать надо. Что вы тут раскурились!? - Депутат разогнал рукой дым. - Себя травите, и мы должны страдать, что ли? Идите вон на улицу покурите и заодно Василий Ефремовича крикните сюда.
  Председатель молча повиновался и вышел на крыльцо. Из губернаторского джипа доносилась ругань, трудно пере-крываемая орущей магнитолой, а селяне толпой окружили снегоуборочную технику.
  Пётр Андреич подошёл к джипу и постучал. Ему не от-крыли. Понятно было, что его не слышат, и, на беду свою, он предпринял роковое действие - открыл дверку сам. Резкие ноты музыки ударили в уши, а в приоткрытое пространство метнулась тень хорька.
  - Суржик! - закричала губернаторша и попыталась схватить зверя за хвост. Не получилось. Хорёк, безвольно пролежавший на её руках весь день и, как казалось, абсолютно ленивое создание, проявил завидную прыть и, ловко увернувшись, улизнул под крыльцо.
  Губернаторша соскочила и, подбежав к крыльцу, застыла в неприличной позе.
  - Суржик, Суржик... - запричитала она, протягивая к нему руку, - иди ко мне, мой маленький. Обидели тебя. Накричал на тебя злой дядя, испугал бедного Суржика...
  "Ага. Как же!" - думал в это время хорёк и, пригнувшись, улепётывал огородами.
  Пётр Андреич смутился. Нехорошо как-то вышло. Не хватало ему ещё всей деревней отлавливать эту бестию, в австралийности которой он, кстати, сомневался.
  Губернатор тоже сомневался, но председательских опасений не разделил, доказательством чему послужил радостный вздох облегчения, подействовавший сразу на двоих. Андреич успокоился и посмотрел на Василия Ефремовича - уже не так виновато.
  - Ну, чего тебе ещё? - спросил тот недовольным голосом. - Забор покрасить или корову подоить?
  - Да нет. Вас там кличут, - ответил председатель, игнорировав сарказм, и ткнул через плечо большим пальцем в сторону конторы.
  - А-а, - прорычал губернатор, - чего там ещё?
  - Не знаю, - сам искренне удивился Андреич. - Велено позвать.
  Василий Ефремович нехотя спустил ноги вниз и, опер-шись о дверку, вывалил грузное тело наружу. Проходя мимо крыльца, на лице его прочиталось явное желание пнуть супругу под зад, но отдадим должное его выдержке - ибо он только плюнул.
  Андреич не решился предлагать свои услуги в поимке хорька и незаметно присоединился к народу, яростно обсуж-давшему предназначение чудо техники.
  - Да говорю ж вам, - вещал Макарыч, - это навозоуборочный комбайн. Вот этими граблями он навоз загребает и на конвейер.
  - Ага! - смеясь, соглашались селяне. - А потом он сверху опять падает.
  - Так мешок же ж надо подставлять! - не унимался старик.
  - Ну вот, разве что. А то лопатой-то никак, - хохотала Зинка.
  - Дуры вы, бабы! Он же ж сперва вот этими граблями его перемешивает - чтоб без комочков, - объяснял необходимость однородности консистенции Макарыч. - Вот хоть и у председателя спросите.
  Народ обернулся.
  - Андреич! - тут же налетели бабы. - Ты, на что ж такое чудо выторговал?
  Андреич помолчал, самолично разглядывая технику.
  - Выторговал, говоришь? А что, Гриш, можно от него вот эту приблуду открутить? - он затоптал папиросу и указал рукой на эскалатор.
  - Чего ж не открутить? Можно и открутить, а ежели по-кумекать, то и на элеватор её пристроить можно, - ответил Гришка, почёсывая затылок.
  - Да, неплохо бы, - помечтал председатель, но развить воображение ему не дали.
  Дверь конторы открылась, и на крыльцо вышли Евгений Романович с губернатором.
  - Господа, товарищи, - не зная, как лучше обратиться, проголосил депутат и, желая привлечь внимание, захлопал в ладоши.
  Первой отреагировала губернаторша Лариска и сиюсе-кундно приняла нормальное положение, позабыв на время о Суржике, который, к слову, уже миновал поля и, не сбавляя хода, нёсся к лесу. Народ тоже отвлёкся и хотя и нехотя, но подошёл, не выказывая по этому поводу неудовольствия.
  Председатель подошёл тоже и встал во главе толпы, но не из чувства ответственности, а ради любопытства и с удивлением обнаружил подле себя Глашку. Внешний вид её откровенно шокировал.
  Мало того что она успела поменять свой сиреневый рабочий костюм на вечернее платье, купленное весной на свадьбу подруги, но и внешне она как будто преобразилась. И стройнее стала, и выше. Да и русая коса её как-то гармонично вписалась в складки голубого шёлка.
  Словом, на удивление, хотя был и ещё один аксессуар того достойный. На ладони её сжался в комочек и огромными зелёными глазами рассматривал окружающих, кто б вы думали - Петрович.
  Глашка, естественно, тут же была со всех сторон рассмотрена, и вот в каком соответствии:
  Охранник начал свой осмотр с ног, постепенно поднимаясь всё выше и выше, но дальше бёдер у него не получилось. Водитель начал сверху, постепенно опускаясь всё ниже и ниже, но ниже груди у него тоже не получилось. Депутатская свита мысленно устроила полемику, пытаясь определить: то ли Глашка рукой прижимает к груди котёнка, то ли грудью к ладони, а губернатор пытался обобщить мысли всех своих подчинённых сразу.
  Лариска рассматривала котёнка, бабы - платье, а мужики в присутствии жён - землю.
  - Товарищи! - прервал наконец созерцание депутат. - Что же это делается? А? На дворе у нас двадцать первый век, а вы всё по старинке. Я был сегодня на поле и собственными глазами видел, как ба... женщины на себе мешки таскают. Это в наше-то индустриальное время. Смотрел я, и сердце у меня надрывалось. И председатель ваш, - Евгений Романович погрозил Андреичу пальцем, - тоже мне! Неужели нельзя было подойти куда нужно, проблемами своими поделиться. Да разве б мы отказали...
  "Ну, конечно! Председатель во всём виноват! - подумал Андреич. - И в том, что нас финансирования лишили, и в том, что область где-то свёклы втридорога закупила, и школу сволочи закрыли, и больницу, суки..." И чем далее шло перечисление - тем нецензурнее становились эпитеты.
  А Евгений Романович восходил уже к апогею своей речи и, откровенно говоря, удивил.
  - И вот, исходя из вышесказанного. Чтобы по мере своих скромных сил облегчить долю вашу, посоветовались мы с Василием Ефремовичем и решили подарить вам безвозмездно, в знак глубокого уважения к трудам вашим праведным, новый, - он сделал важную паузу и грянул, - трактор!
  Вопреки ожиданиям, аплодисментов не последовало. Народ не поверил, и единственному, кто хоть как-то понимал, в чём тут дело - председателю пришлось брать инициативу на себя. Он захлопал, тайно надеясь поторговаться.
  На трактор Андреич, конечно, даже и не надеялся, но что-нибудь выпросить, может, удастся.
  Народ похлопал тоже, но равнодушно - из вежливости. Хотя были и такие, кто повернул голову и посмотрел на снегоуборочник.
  - Ну и на этом разрешите мне откланяться, - отбил по-клон Евгений Романович и на этот раз окончательно спустился с крыльца.
  Народ загудел и постепенно начал расходиться, напере-бой обсуждая новости и строя предположения о возможной эмиграции Глашки. Вскоре, кроме Гришки, Глашки да Луки-ча, никого и не осталось.
  - Ну что ж, - зарезюмировал депутат, обратившись к Андреичу, - мы своё дело сделали и теперь надеемся на вашу сознательность.
  - А от меня-то что? - развёл руками председатель.
  - Ну как же? Чего тут непонятного? Мы вам, как говорится, трактор, а вы уж проконтролируйте, чтобы народ правильно голосовал.
  - Да как же я контролировать-то буду? В бумажки им, что ли, заглядывать? Да и неколи мне. Мне вон надо думать, как кредит выплачивать.
  Андреич потупил взор, стараясь не встречаться глазами с Евгением Романовичем, но тот, видимо, истолковал его жест по-своему.
  - Понимаю, - протянул депутат и полез в карман за бу-мажником. И сколько у вас там - кредит?
  - Сорок тысяч, - честно ответил председатель.
  Евгений Романович помотал головой и пригрозил паль-цем.
  - Ну-ка давайте внутрь зайдём, а то здесь как-то неудоб-но.
  Прошли в контору. Губернатор присоединился к ним. Часть разговора он прослушал, так как был занят приведением в чувства супруги, которая так и не выловила своего хорька, измазала очередное платье и поменяла, как выяснилось, смысл жизни. Воспользовавшись поводом, он немедленно и с трудноскрываемым удовольствием её покинул.
  Едва дверь канторы захлопнулась, Андреич тут же был атакован.
  - Имейте совесть, Пётр Андреевич! Десять! И ни копей-кой больше! - налетел на него депутат.
  - Ну как же десять - когда сорок. Я что? Считать не умею?
  - Вы умеете считать! Вы очень хорошо умеете считать!
  Евгений Романович нервно заходил по комнате, давая понять, что торги будут длительными и ожесточёнными.
  - Чего десять-то? - не понял губернатор и в поисках от-вета, завертел головой то на председателя, то на депутата.
  - А вот полюбуйтесь, Василий Ефремович. Наш тихоня взятку просит!
  - Ничего я у вас не прошу, - сделал законопослушную мину председатель.
  - Вот только не надо мне! Не надо! А то я не знаю, как взятки просят! Да я на этом, если хочешь знать, не одну собаку... э-э это... в смысле по телевизору видел.
  - Так вот вы какой? - тут же присоединился и губерна-тор. - Взяточник. У меня в области. А ведь кто бы мог поду-мать?
  Он упёр руки в бока и покачал головой, готовый немед-ленно - если тот не одумается, снять ремень и отшлёпать по заднице. К счастью, до этого не дошло, потому как он вспомнил, что вместо ремня у него верёвка, а пиджак несколько коротковат.
  - Теперь понятно, почему у нас сельское хозяйство разваливается. Почему дороги у вас такие, почему народ в город бежит. Потому, что во главе его стоит взяточник и бюрократ, - громко подытожил Евгений Романович вышесказанное, забыв уточнить при этом, кого из присутствующих имеет в виду.
  Губернатор принял слова близко к сердцу и подтвердил как-то неуверенно, и я бы даже сказал, стыдливо.
  - Сорок тысяч за полторы сотни голосов! Это уж извините! - неистово кипел депутат, изображая возмущение, негодование и, откровенно, жадность. - И откуда у вас цифры-то такие взялись?
  - Да где это вообще видано, чтоб голоса на выборах покупались? - не отставал от товарища Василий Ефремович.
  - Да ещё по такой грабительской цене! Это ж у нас сколько? По двести шестьдесят шесть рублей получается?
  - Вот уж не ожидал...
  - Грабёж...
  - Да вы на что нас подбиваете...
  - Да это статья, между прочим...
  
  А на улице слышимость была не ахти и интереса особого ни у кого не вызывала, хотя понятно было, что не то ругаются, не то торгуются. Лукич сидел на скамейке и смолил самосад, а Глашка вальяжно расхаживалась перед губернаторшей, поочерёдно козыряя то платьем, то котёнком, то своим отношением к жизни.
  - Что? Так и не поймала? - не выдержала она, наконец, презрительного взгляда и, остановившись, посочувствовала. - Так он, наверное, на родину подался - в Австралию. Это у нас вон там. - Глашка указала свободной рукой в сторону леса и рационально заключила: - Только торопись. Сейчас темнеет рано, а волков с медведями развелось...
  Лариска не отреагировала, полностью поглощённая но-вым предметом своего вожделения.
  - Ангорский? - полюбопытствовала она, указав на ко-тёнка именно тем пальцем, на котором красовалось брилли-антовое колечко.
  - Хэ! - презрительно хэкнула Глашка, давая понять, что ангорские ещё две недели назад вышли из моды. - Гималайский! - И тоже подняла вверх палец с кольцом.
  Получилось не совсем прилично, поскольку ввиду несоответствия размеров пальцев у Глашки и её матери кольцо пришлось надеть на средний палец. Зато на улице было пасмурно, и Глашкин фианит нисколько не уступил бриллианту.
  Узнав о своём происхождении, Петрович тут же закатил глаза, вытянул мордочку и с достоинством замурлыкал, а губернаторша облизнулась, но завидовать не поторопилась.
  - А паспорт есть? - осторожно полюбопытствовала она.
  Глашка тоже облизала губы и не позавидовала городским котам, которым, как она только что с ужасом выяснила, полагался документ. Ей вообще сложно было представить, что идёт какой-нибудь кот по городу и тащит в зубах паспорт, ну или хотя бы медицинский полис. Да и как у них и, собственно, кто должен всё это проверять? Зачем это нужно? И как объяснить данную необходимость котам?
  Впрочем, от нынешней власти можно было ожидать и не такого, а блистать безграмотностью не хотелось, потому и ответ получился чрезвычайно честный, но расплывчатый.
  - Да уж это и коту понятно!
  - И сколько? - перешла наконец к сути вопроса Лариска.
  Откровенно говоря, Глашка и этого вопроса не поняла. Ну чего, скажите на милость, у кота можно спросить "сколько" - разве что про возраст. По крайней мере ничего другого на ум ей не пришло. Вытянув вперёд ладонь, она оценила его размер и, что-то с чем-то сопоставив, заключила: - Две - две с половиной.
  Губернаторша кивнула, видимо, сочтя возраст приемле-мым, и тут же направилась в контору.
  А Евгений Романович уже подводил торги к желаемому результату.
   - По сто рублей за голос - это максимум. По рукам? - закончил он перечисление аргументов, и стыдливо протянул Андреичу ладошку.
  - Да не надо мне от вас ничего! Я просто сказал, что мне кредит надо выплачивать. Из банка каждый день звонят! - крикнул председатель, замучившийся объяснять и пришедший к выводу, что это вообще невозможно. Он игнорировал рукопожатие и, взявшись за голову, опустился на свой стул.
  "Да! Торговаться он умеет", - подумал Евгений Романович, а губернатор уточнил:
  - А в каком банке-то?
  - Так в вашем, - кивнул Андреич на губернатора, ясно давая понять, что знает, кому принадлежит банк.
  - Каком это моём? - сделал вид, что не понял Василий Ефремович. (Ну, или не понял, в каком из его банков кон-кретно.)
  - Ну, у вокзала, - уточнил председатель.
  - Подождите, подождите, - вмешался Евгений Романо-вич и как-то окосел на лицо, - у меня есть идея. Давайте сделаем просто. Мы решаем вашу проблему, а вы соответ-ственно нашу. Вот Василий Ефремович приедет домой, позвонит куда надо, и я думаю - всё уладит, но уж и вы в свою очередь - должны нам гарантировать, что всё пройдёт как надо.
  Пётр Андреич на мгновение задумался, но, взглянув в лица собеседников, попарно излучающие эталон благопристойности и альтруизма, засомневался.
  - Так, а чего ж до дома-то ждать? Вот же он, телефон, - кивнул председатель и, подняв трубку, протянул её губерна-тору.
  - Ой! А я признаться, номеров-то наизусть и не помню, - тут же провалил проверку губернатор. - Он у меня на листочке записан. В кабинете. А на память-то, сами понимаете. Да и зачем запоминать - если на листочке.
  "Ага! Понятно! Нашли дурака!" - подумал председатель, набирая на всю жизнь запомнившийся телефонный номер.
  - Алло! Банк? С вами губернатор поговорить хочет! - и передал трубку.
  Василий Ефремович непомерно выпрямился и с ненави-стью посмотрел на председателя, про себя, однако, признав в том серьёзного противника, а потом перевёл взгляд на Евгения Романовича. Тот обречённо кивнул головой и отвернулся. Выражение благопристойности растворилось вместе с альтруизмом.
  - Ну, Пётр Анреевич, - угрожающе протянул Василий Ефремович, прикладывая трубку к уху, и погрозил ему паль-цем, а в трубку произнёс:
  - Соедините с Демидовым.
  В трубке заиграла музыка, а потом чей-то запыхавшийся голос представился:
  - Демидов слушает.
  - Ну-ка скажи мне. Тут председатель из Поршнёвки кредит у нас брал. Какая у него там задолженность?
  - Одну секунду... Так... Так... Ага... Сорок тысяч сто шестнадцать рублей восемьдесят две копейки. Напоминаем ему каждый день, но эта сволочь трубку не берёт. Прикажете послать бригаду?
  - Отставить, - обречённо произнёс губернатор, ясно по-нимая, что разговор слышен всем, - ты это. Вот что. Эти сорок тысяч с него спиши. Под мою ответственность.
  - Как это так спиши? - удивилась трубка.
  - Это ты мне, что ли, вопросы задаёшь?
  - Всё, всё, всё, понял, - исправился голос, - уже списал.
  Василий Ефремович небрежно бросил трубку и одарил Андреича ненавистным взглядом, за которым обычно следует реплика: "Молилась ли ты на ночь Дездемона?" Первый раз в жизни он занимался благотворительностью, и занятие это его не только не прельстило, но и повергло в ужас.
  - Ладно, я свою работу сделал, - буркнул он возбуждён-но и вышел на улицу. В дверях он столкнулся с супругой, и головная боль его сразу же удвоилась.
  - Вася! У меня к тебе серьёзнейший разговор...
  
  Депутат повеселел, а председатель, ещё не поверив в привалившее счастье, онемел. Видал он, конечно, в жизни чудеса, но так чтоб чиновник со своими - не казёнными деньгами расстался и не застрелился, это было что-то новое.
  С минуту оппоненты молчали. Евгений Романович торжествовал победу, а Пётр Андреич ожидал из-за дверей выстрела. Наконец депутат не выдержал.
  - Ну вот! Как видите, мы своё слово держим. И от вас, как понимаете, ждём взаимности.
  Евгений Романович вежливо поклонился и взялся за ручку двери.
  - Да не волнуйтесь вы, - успокоил его Андреич, - народ как увидит новый трактор, так сам за вас голосовать побежит.
  Депутат остолбенел. Он повернулся так медленно, что со стороны показалось, что он проглотил лом.
  - Я не понял, Пётр Андреич. Мне почему-то показалось, что мы с вами все вопросы решили.
  - А что я сказал?
  - А вы, извините, уже на грубость нарываетесь. Мы по-моему, всё, что обещали вам - сделали, и не советую вам требовать большего, а то можно потерять и то, что имеешь. Я понятно выразился? - тон депутата принял угрожающе-ласковый вид.
  - Так трактор-то вы не мне, а им обещали. И что ж вы мне прикажете? Сказать, что вы пошутили? Или сказать, что я его за сорок тысяч продал? - в точности сымитировал тон председатель, и поймал на себе взгляд волка, рассматривающего ягнёнка.
  - Сиди здесь, - членораздельно произнёс Евгений Романович и вышел на улицу, а в открытые двери тут же вошёл Гришка, ожидавший конца разговора на крыльце.
  - Ну, чего там у нас? - весело поинтересовался он, во-шедши.
  - Так. Вопросы отставить, - полушёпотом сказал председатель. - Скажи лучше, в этом тракторе солярки много?
  - Андреич! Почти целый бак! Я, правда, две канистры уже слил, но больше не могу. Эти сволочи на улице заподо-зрить могут.
  - Молодец, хвалю. Но этого мало. Ты, Гриш, делай что хочешь, но... а чем это от тебя пахнет? - председатель втянул носом и виновато облизнулся.
  - Да-а! Так! - Гришка махнул рукой. - Коньячку деряб-нул - на шесть тысяч.
  Само собою, при этих словах Григорий сделал вид, что это так, мелочь, что обычно-то он пьёт чего подороже, но сегодня сделал исключение, о чём, естественно, глубоко сожалеет.
  - Ладно. Потом поговорим, - не стал уточнять подробности председатель, - на чём я там остановился?
  - Ты сказал, что, Гриш, делай что хочешь! - тут же напомнил Гришка.
  - Чего? Я так сказал?
  - Да. Так и сказал. Гриш, - говоришь, - делай что хо-чешь.
  Андреич даже как-то растерялся. То ли запах коньяка, то ли довольная физиономия тракториста, а может, что и ещё что, но сбили председателя с толка.
  - Ну, я пойду, что ли? - подтвердил готовность в точно-сти исполнить приказание Григорий.
  - Щ-щас! Пойдёшь! - стиснул председатель кулак. - Когда пошлют - туда и пойдёшь! На чём я там остановился?
  - Ты говоришь...
  - Молчи! Я говорю - делай что хочешь, но чтоб трактор этот с места сегодня не сдвинулся.
  - Это ещё зачем?
  - Зачем, зачем - за надом. Давай, давай, иди. Не мель-теши здесь. И помни! За трактор отвечаешь головой!
  - Так ты что, Андреич! Хочешь, - тракторист неожиданно о чём-то догадался, - вот этот...
  - Да иди же! Дурья твоя башка!
  Председатель конспиративно осмотрелся по сторонам и подтолкнул Григория к двери, а Гришка глупо улыбнулся, почесал затылок и виновато развёл руки в стороны.
   - Надо, так сделаем, - и выбежал во двор.
  
  Зазвонил телефон. Бояться вроде как было нечего, и председатель поднял трубку без смущения.
  - Добрый день, - поприветствовал его приятный жен-ский голос, - это звонят из банка. Напоминаем вам, что на текущий момент за вами числится задолженность в размере сто шестнадцать рублей восемьдесят две копейки. Рекомендуем вам погасить задолженность до первого октября. В противном случае будут начислены пени. Спасибо за внимание.
  - А сорок тысяч? - на всякий случай уточнил председа-тель.
  Трубка помолчала, что-то перепроверяя, и подтвердила:
  - Числилось - сорок тысяч сто двадцать шесть рублей восемьдесят две копейки. Сорок тысяч погашено сегодняш-ним днём. Осталось погасить - сто шестнадцать рублей восемьдесят две копейки. Всего доброго...
  Раздались гудки, и, положив трубку, Андреич усмехнулся. Конечно, ехать из-за ста шестнадцати рублей было смешно - на дорогу больше потратишь, но настроения это уже не портило.
  В контору вошёл Евгений Романович, и по его сверкаю-щим глазам понятно было, что он придумал способ не поку-пать трактора, а возможно, что и сделать виноватым в этом председателя.
  - Ну вот, Пётр Андреич. Всё и разрешилось. Мы тут по-думали с губернатором. Чего ж нам новый-то трактор поку-пать, да и время на это уйдёт знаешь сколько? Там ведь наверху - одни бюрократы да мздоимцы сидят. Пока они эти бумажки будут оформлять да перекладывать - уж посевная пройдёт, а мы-то, сам понимаешь, торопимся.
  - Понимаю, - подтвердил Андреич, абсолютно не понимая, к чему они клонят.
  - Так вот мы и решили. Подарить тебе вот этот - что во дворе стоит. Вот смотри. Мы и бумагу тебе справили.
  Евгений Романович положил перед председателем документ за подписью губернатора, подтверждающий дарение со всеми соответствующими атрибутами.
  - Настоящая? - не поверил глазам Андреич и ознако-мился с документом.
  - Обижаете, - подтвердил подлинность депутат.
  "А в чём же тут подвох?" - задумался председатель, но тайна открылась на удивление быстро.
  - Мы только напрокат его у вас возьмём ненадолго, а то дороги - сами видите, а нам бы ещё до Толмачова добраться надо, - так хитро и ненавязчиво намекнул Евгений Романович.
  - А-а! Ну, это конечно! Это всегда, пожалуйста! Это даже не обсуждается, - охотно поделился трактором Андреич.
  - А на обратном пути мы вам его и завезём.
  - Да какие тут могут быть вопросы. Берите - пользуйтесь на здоровье.
  Евгений Романович радостно выдохнул и, счастливый, подошёл к двери. Несчастливой ручки касаться он побоялся и предложил проводить его. Всё ещё ожидая подвоха, Андреич распахнул двери, довёл его до машины и усадил внутрь, отловив тайком сияющее лицо Гришки.
  Несколько смутило то, что губернатор с раскрасневшимся лицом и траурной миной ошивался возле Глашки, что-то ей усердно доказывая и потрясая воздух кошельком.
  - Вот! Считай! Сто, двести, пятьсот, восемьсот... две тысячи! - отсчитал он полторы тысячи долларов и, скрутив в трубочку, вставил ей в руку. Котёнок, естественно, немедленно был реквизирован и Василий Ефремович, насколько мог прытко, зашмыгнул в автомобиль.
  - Паспорт! Паспорт не забудь! - напомнила ему супруга, приоткрывая окошко, но, боясь пересчёта, губернатор её не услышал.
  - Дома сделаю тебе любой! - пообещал он и дал команду: - Трогай!
  Попрощались сердечно, и лишь единожды ёкнуло сердце, когда трактор без проблем завёлся, но Гришка вытянул вверх большой палец, и Андреич успокоился.
  Кортеж, возглавляемый трактором, тронулся, и председатель с нескрываемым удовольствием помахал ему вслед.
  "Лопух! Повёлся", - передались Андреичу чьи-то гряз-ные мысли из джипа, но отвечать на них он не стал. Напротив. По доброте своей, мысленно пожелал отъезжающим не замёрзнуть ночью - возле выселок, где по нашим дорогам да в отсутствие трактора они непременно останутся ночевать.
  
  Глава 15 - в которой опять всё только начинается
  
  Пётр Андреич стоял на крыльце и улыбался. Только сей-час он вспомнил, что за весь день у него во рту не было ни крошки. Он вспомнил про пряники, но мысль эта его не утешила. Организм требовал чего-нибудь существенного, и требование попахивало безысходностью.
  Лукич по-прежнему сидел возле каланчи и, покуривая самосад, с любопытством поглядывал на председателя. Что-то нехорошее - совестливое почувствовал Андреич в этом взгляде и опустил глаза.
  "Да. Я, конечно, не Лукич. И опыта у меня - кот напла-кал. Но ведь и времена теперь другие. И как знать - каким бы я был на его месте и каким бы он на моём. Всё познаётся в сравнении, а лопату в руки всучить - так и не велика заслуга. Попробуй вон лучше трактор выторговать. А что людей у него было побольше - так это даже и легче. Иди вон сейчас - найди тракториста. Нет. Конечно. Сколько тракторов - столько и трактористов. Да и жизнь такая, что все в свою охапку гребут...
  Пустая пачка полетела в урну, и, спустившись с крыльца, председатель подсел к Лукичу.
  - Угощай. Я свои все выкурил.
  - На. Сам крути, - протянул Лукич кисет и аккуратно порезанный кусок газеты. - По что приезжали-то?
  - Не поверишь.
  - Конечно, не поверю.
  - На. Смотри.
  Андреич вытащил из кармана сложенный пополам ли-сток бумаги и передал Лукичу.
  - Чего там? Я без очков.
  - А это, Лукич, наш новый трактор.
  Взгляды обоих председателей на мгновение встретились и минимум в одном из них просквозило недоверие, граничащее с наивностью.
  - И ты поверил? - покачал головой Лукич
  - Нет.
  - Так и чего.
  - Утром поверю.
  Лукич вздохнул и снова покачал головой.
  - Утром свёклу копать надо. А не мечтать. Дожди пойдут - погубим.
  - Так вот и собирай утром народ, а трактор завтра будет. Это я тебе обещаю.
  Лукич пристально посмотрел председателю в глаза, и первый раз за столько лет Андреич не отвёл взгляда. Он улыбнулся такой искренней улыбкой, что тот насторожился.
  - Мудришь ты чего-то.
  - Будет. Обещаю.
  Андреич затянулся и отвёл взгляд, но не виновато, как обычќно, а уже с гордостью, словно всё его жизненное предназначение было исполнено.
  - Верю, - спокойным голосом заключил Лукич и при-встал. - Ладно, забирай давай своё добро, а мне уж домой пора. Оголодал что-то.
  - Какое добро? - не понял председатель.
  - Гришка тебе передал. - Лукич откинул валявшуюся на земле клеёнку, и из-под неё показались два горлышка канистр. - Шустрый парень. И вот ещё. Сказал, не потеряй.
  - Что это? - Андреич развернул лист лопуха и повертел в руке какую-то замасленную железяку.
  - Бог его знает! От трактора что-то открутил, сорванец. Велел в руки передать. А ты, кстати, куда отослал-то его?
  - А он, Лукич... Я так думаю. Перевёз эту компанию через сухой дол - чтобы обратно не вернулись, и... - председатель поднял ладонь с промасленной железякой, - и сломался.
  Лукич резко поднял взгляд.
  - Так они в Томачёво? А как же они через выселки-то без трактора?
  Пётр Андреич улыбался редко. Ещё реже он улыбался во весь рот, а в этот раз ему даже стало стыдно.
  - Андреич! Да ты что! Не может быть!
  - Почему ж это не может?
  - Так ведь... - старческое лицо прищурилось, натянулось, а ладоши непроизвольно стукнулись сами с собой. - Ну, порадовал старика! Это ж... чего тогда выходит? Выходит что и баба ихняя с хорьком тоже с ними?
  - Не-ет. Хорёк убёг, - избавил хорька от подобной участи Андреич и махнул рукой. - Да и чёрт с ним. Я б от такой тоже сбёг. Ей богу!
  - Это уж верно. Ну, спасибо тебе на старость лет. посме-шил.
  - Да подожди. Ты ещё не всё знаешь. Они мне и кредит списали.
  - Да не может быть!
  - Точно тебе говорю.
  В этот раз Андреич улыбнулся более благопристойно и утвердительно мотнул головой.
  - Ну... - тоже мотнул головой Лукич. - Не хотел я сегодня пить, но по такому поводу... Давай знаешь, относи своё добро, и я тебя супом гороховым попотчую.
  - А Лизавета твоя?
  - Давай, давай! Она баба понятливая.
  - Хорошо. Я, Лукич, только в Толмачово позвоню - Пантелеичу. Я быстро.
  - Да завтра позвонишь. Никуда они до завтра не денутся, - ловко пошутил Лукич и протянул для рукопожатия руку.
  - Нет. Подожди, - принял Андреич рукопожатие. - Ему и так мост был нужен, так и мы ещё со своей плотиной ему реку подняли.
  Лукич усмехнулся и покачал головой.
  - Ну. Давай! Бизнесмен. Только недолго. А я пока разо-гревать велю.
  - Я мигом, - крикнул Андреич и, подхватив канистры, зашагал в контору.
  Солярку Андреич поставил возле двери, а железяку за важностью убрал в сейф. Пошвырявшись в ящике, он выта-щил из него старый потрёпанный блокнот и, перелистав страницы, отыскал нужный номер.
  Ответили как-то сразу, словно ждали, и даже эта мелочь председателя порадовала.
  - Пантелеич! Ты, что ли? - крикнул он в трубку.
  - Я! А кто это? - осведомилась трубка.
  - Это твой мост и коровник, - загадочно ответил председатель, усмехнувшись.
  - Андреич, ты что ль?
  - Ну а кому ты ещё нужен. Я вот что тебе... Тут к тебе губернатор едет...
  - Знаю, - перебил Пантелеич, - обещал в двенадцать, но по нашим дорогам раньше пяти и не ждём. Вот народ к пяти собрал.
  - Слушай меня, Пантелеич, и не перебивай. Народ свой распускай. Нынче не приедут. Застряли они - на выселках переночуют, а с утра туда лошадей отпряги, да подохлее.
  - Так, а чего с утра-то - я и сейчас могу.
  - Да слушай - не перебивай. Сказано тебе с утра - значит с утра, да не специально за ними едь, а как бы невзначай. Так вот. Будут они тебе про выборы талдычить, но ты говори, что неколи. Мол, мост делать надо и коровќник перекрывать. И наперёд - ни на что не соглашайся. Намертво стой. Им твои двести голосов как воздух нужны.
  - Да ладно, Андреич. Ты что думаешь, поможет?
  - Я не думаю. Я знаю. И вот ещё что. Ни в коем случае не проси у них трактор. Про трактор забудь! Понял? И про разговор наш - ни слова!
  В трубке послышалось молчание и, как показалось Ан-дреичу, стук сердца.
  - Андреич? Ты серьёзно? Что, трактор?
  - Трактор, трактор, - подтвердил председатель. - Ну, не новый, правда, но хоть что-то. И такому рады.
  - Ну, спасибо тебе Андреич. Если повезёт, то с меня магарыч.
  - С тебя и так магарыч! Завтра они куда сговорчивей будут. И предупреди наших ежели ещё куда после тебя поедут.
  - Ладно. Давай. Спасибо ещё раз. Свидимся.
  Председатель повесил трубку, и на этом его рабочий день был завершён. Накинув тужурку, он выключил свет и запер контору. К Лукичу он шагал бодро, и единственным удручающим обстоятельством было то, что до следующих выборов ему ничего больше не светило.
  
  * * *
  Если бы вчера кто-нибудь сказал Ларискиному хорьку, что завтра он будет раздольно скакать по бескрайним просторам вселенной, лишённый при этом надзора осточертевшей хозяйки, то он бы не расстроился, а просто подумал, что умер и попал в рай. А вот если бы он вчера умер, попал в рай, но встретил бы там Лариску, то вот тут бы он точно расстроился и грешил бы там - вплоть до полного изгнания.
  Судьба оказалась к нему благосклонна и дала ему третий вариант - нисколько не хуже первого и на порядок лучше последќнего.
  Свекольные поля остались уже далеко позади, но ощутивќшие свободу лапы никак не могли остановиться. Прочь! Прочь от этих осточертевших гладких стен и тёплых мягких полов, от этих гладко выбритых лукавящих лиц и неприятно пахнущих рук, от вечно скрежещущих пугающих машин и искусственного света - навстречу первобытности и естеству.
  Лапы уже начинали отказываться повиноваться, а сердце в груди колотилось так, что казалось вот-вот и выпрыгнет наружу, но он всё равно бежал. Бежал, не разбирая дороги и закрыв от счастья глаза...
  
  Продолжение следует...
  
  
  
  
  
  Содержание
  Часть первая
  
  Стр.
  Глава 1 - в которой ничего ещё непонятно
  Глава 2 - в которой не только ничего не понятно,
  но и все герои куда-то разбрелись
  Глава 3 - в которой не только ничего не понятно,
  а герои куда-то разбрелись, но они ещё и потерялись
  Глава 4 - в которой ясности не прибавилось,
  но зато появились тенденции к прояснению
  Глава 5 - в которой наконец-то появляется интрига
  Глава 6 - в которой к интриге добавляются интриганы
  Глава 7 - в которой по средству дипломатической
   миссии появляется ещё одна интрига
  Глава 8 - в которой интриги начинают переплетаться
  Глава 9 - в которой переплетение интриг приводит
   к военным действиям
  Глава 10 - в которой военные действия приходится
  отложить на неопределённый срок
  Глава 11 - в которой чуть не опровергается закон мате-матики о кратчайшем расстоянии между точками
  Глава 12 - в которой появляются инопланетяне
  Глава 13 - в которой инопланетяне начинают размно-жаться
  Глава 14 - в которой кой-кому явно не повезло
  Глава 15 - в которой храбрость, мужество и чувство долга - не упоминаются
  Глава 16 - в которой козёл чуть не заработал нимб
  Краткий, хотя и не очень точный эпилог
  
   Часть вторая
  
  Глава 1 - в которой обстановка меняется на цивилизо-ванную
  Глава 2 - в которой пропажа реки наконец-то научно обоснована
  Глава 3 - в которой незваный гость оказывается ещё хуже
  Глава 4 - в которой незваный гость оказывается хуже, чем в прошлый раз
  
  Глава 5 - в которой подтверждается пословица: "Век живи - век учись!"
  Глава 6 - в которой правильная - дружба творит чудеса
  Глава 7 - в которой чувство долга, как и прчие долги, отдавать не хочется
  Глава 8 - в которой во всём виноват Пушкин
  Глава 9 - в которой ралли Париж - Дакар отдыхает
  Глава 10 - в которой опять появляются инопланетяне
  Глава 11 - в которой начинают пропадать люди
  Глава 12 - в которой у губернатора происходит раздвоение личности
  Глава 13 - в которой в историю вляпался учитель истории
  Глава 14 - в которой правящая партия начисто проигрывает тоги
  Глава 15 - в которой опять всё только начинается
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"