Annotation

     — Плюнь в рожу всем тем, — говорил Виктор Иванович, — кто решил, что мы должны умереть. Засоли кабана, собери рюкзак, иди к Стене Памяти и плюнь на все самодовольные морды, пока их ещё не стёрло ветром и песком. Я бы многое отдал, чтобы помочиться на эту треклятую махину и проорать: «Ну что, ублюдки, теперь довольны? Наши города захватили крысы и тараканы, на постелях прорастают грибы, и птицы так загадили памятник президенту, что он стал на три головы выше! Цивилизация рухнула. Но человечество не мертво, нет! Я жив, моя семья жива. Я знаю ещё четыре семьи, и это только в нашем лесу! А вы на том свете хоть волосы на жопах рвите, человечество не мертво!»

     Бабушка Ева хлопнула его по затылку, недовольно кривя узкий, почти безгубый рот.

     — Твоим бы голосом да рыбу глушить… Сегодня живы, а завтра зелёные нас найдут. И всё. Пуф!

     Она щёлкнула указательным пальцем по карточному домику, который старик строил всё утро.

     — Никакой не пуф! — обиженно вскричал Гурий, с сожалением глядя, как рассыпаются карты.

     — Ещё какой пуф, — возразила старушка. — Ты же не думаешь, что они позволят нам дожить свои дни? Разве что мы научимся питаться солнечным светом.

     Виктор Иванович вздохнул, ставя на стол две карты ребром друг к другу.

     — Когда-то человека ставили выше остальной природы… Теперь право на жизнь есть у всех тварей, кроме людей. Какая подлость! Нет, бабка, и не надейся: даже если мы будем получать пищу из ничего, зелёные всё равно посчитают, что мы мешаем хотя бы тем, что занимаем место. Не-е-е-ет, — он погрозил ей пальцем, — мы — опухолевые клетки, которые должны быть уничтожены. Безжалостно, без остатка, без шанса и без каких-либо прав.

     Ева покачала головой и повернулась к Гурию.

     — Так, малыш, поболтали и хватит. Позови девочек и идите соберите чего-нибудь. Пока тепло, нужно запасаться витаминами.

     — Будто они могут что-то собирать, кроме маков и мухоморов, — проворчал мальчик, неохотно поднимаясь.

     Он направился к кривой деревянной лестнице с покосившимися, но всё ещё прочно держащимися ступенями. На втором этаже было две комнаты: в одной жили Диана с Белкой, в другой Виктор Иванович. Он сам и бабушка Ева обитали на первом этаже. В этом были как минусы, так и плюсы: с одной стороны, летом внизу шастали полчища насекомых, а с наступлением холодов от земли шла жуткая сырость, но с другой, во время дождя и снега ничего не текло с потолка.

     Гурий постучал в комнату.

     — Отвянь, мелочь, — промычали оттуда.

     — Не отвяну, — он толкнул дверь и вошёл внутрь. — Опять расслабляетесь?

     Девушки лежали на большой двуспальной кровати, занимавшей половину помещения. Остальное пространство было заставлено разнообразными банками с помятыми боками и облезшими этикетками: из-под лаков, красок, каких-то химических веществ, которые ещё лет десять назад, во время последней вылазки в город, как рассказывал Виктор, были вынесены с заброшенного склада. На полу валялся многоразовый шприц, рядом стояла кастрюлька с остывающим кипятком.

     Белка отвернулась к стене, накрывшись с головой изорванным и тысячу раз перештопанным одеялом, а Диана звездой раскинулась наискосок постели и не мигая глядела в потолок.

     — Ты свои руки видела? — хмыкнул Гурий. — Колола в одно и то же место, что ли?

     Диана медленно повернула к нему голову. Синяки под её глазами были едва ли не ярче, чем на локтевых сгибах.

     — Чего припёрся? — еле шевеля губами, спросила она.

     — Я за ягодами. Не пойдёте со мной?

     Девушка показала ему средний палец.

     — Ну, как хотите.

     Спустившись вниз, Гурий взял пластмассовое ведро, бесчисленные трещины которого были скреплены клейкой лентой.

     — Ружьё не забудь, — напомнила Ева. — И не закатывай глаза. Знаю, что близко, но вдруг встретится медведь?

     Она вздохнула, резко опускаясь в кресло, стоящее впритык к столу. От внезапной тряски новый карточный домик, уже насчитывающий два этажа, снова рухнул. Виктор Иванович с раздражением швырнул оставшиеся карты на руины своего произведения.

     — В старом мире парни твоего возраста уже учились водить машину. А теперь только ягодки собирать… — проворчал он, хотя за Гурием уже захлопнулась дверь.

     

     

     Со всех сторон их небольшое жилище окружал лес. Высокие ровные сосны и ели росли плотно, кустарники и травы стелились сплошным покровом, нигде не было тропинок. Старик всегда тщательно следил, чтобы поблизости не оставалось никаких следов человеческого пребывания, хотя зелёных не было слышно уже много лет. Гурий предполагал, что они решили, будто уничтожили остатки человечества, и сами наконец вымерли. Но Виктор с ним не соглашался.

     «Уж поверь, — говорил он, — эти ублюдки всё знают. Пока в каком-нибудь болоте дышит хоть одно разумное существо, они не успокоятся».

     Погремев ведром и убедившись, что дно не собирается отваливаться, Гурий решил первым делом заняться малиной. В её заросли, находящиеся довольно близко от дома, медведи уже давно не захаживали, зная, что неподалёку обосновались люди. Впрочем, от случайного мохнатого прохожего он был не застрахован, поэтому бабушка Ева неустанно напоминала ему об оружии.

     Добравшись до малинника, Гурий небрежно поставил ведро и присел на траву. Не успел он сорвать и пары ягод, как понял, что выбрал не самое лучшее место: крупные муравьи тут же ринулись в атаку, решив, что человек угрожает их подземному городку. Гурий вскочил с досадливым возгласом и стряхнул с себя насекомых, которые уже успели оставить несколько укусов.

     Муравейник был прямо около его ноги: небольшая насыпь земли и мелкой хвои. Ещё чуть-чуть — и беднягам муравьям пришлось бы бросать повседневные дела и срочно приниматься за восстановительные работы. Гурий отступил назад и присел на корточки. Ему всегда нравились социальные насекомые, их чёткое разделение труда, создающее впечатление некой осознанности. Конечно, он знал, что муравьёв вряд ли можно назвать разумными, но всё же для него колонии этих малюток упорно ассоциировались с человеческой цивилизацией, о которой он слышал только в рассказах.

     Гурий слегка сдавил ягоду, так, чтобы выступил сок, и осторожно положил её перед муравейником. Двое рабочих особей тотчас побежали на сладкий запах, вскоре подтянулись ещё несколько. Они забавно шевелили усиками, будто недоумевая, откуда взялось внезапное угощение и нет ли в этом подвоха.

     Гурий бросил ещё одну спелую малину чуть поодаль, чтобы её обнаружил один из разведчиков и рассказал остальным. Хотя ягода не лежала на пути насекомых, цепочкой спешащих куда-то, не прошло и пары минут, как образовалась новая дорожка из муравьёв-фуражиров, готовых наполнить найденной пищей свои зобики и вернуться в муравейник, чтобы накормить королеву, а затем и нянек со строителями.

     От мысли, что благодаря небольшой помощи работягам теперь не придётся взбираться на куст лишние несколько раз, Гурий слегка улыбнулся.

     — Надеюсь, вы, ребята, когда-нибудь научитесь писать книги и задокументируете наше существование, — прошептал он, бросая на землю третью ягоду. — А может, среди вас уже появились те, кто думает, будто и муравьи не достойны жизни?

     Глубоко в малиннике или где-то за ним послышался шорох. Гурий замер. Он опасался даже повернуть голову и потому до боли скосил глаза, пытаясь увидеть источник звука. Судя по тому, как закачались и затрещали ветки кустов, это было довольно крупное животное — навряд ли взрослый медведь, но вполне возможно, детёныш. А рядом с маленьким медвежонком всегда должна быть мать. Бабушка Ева не уставала напоминать, что опаснее медведицы с выводком в лесу никого не встретить.

     Гурий медленно потянулся к ружью, но прежде, чем он успел дотронуться до него, из-за куста выглянула серая желтоглазая морда. Взгляд крупного волкособа казался укоризненным, едва ли не обиженным, будто зверь был разочарован тем, что его не узнали по походке.

     — Ну ты и гад, Мишка! — возмутился Гурий. — Не мог гавкнуть пару раз, а не подкрадываться?

     Пёс то ли фыркнул, то ли чихнул, а затем игриво склонил голову и улёгся на бок, подставляя для почёсываний мохнатый живот. Потрепав густую шерсть, Гурий нащупал на шее Мишки ошейник и крепко закреплённую на нём записку. Он развернул её, не обращая внимания на ворчание животного, настроенного на нежности.

     «Людмила пропала. Ищем восьмой день. Передайте Георгию, Жанне и Бакиру».

     

     

     Гурий мчался домой так быстро, будто в письме был призыв о помощи, а не уведомление, хоть и печальное, но не требующее ничего. Мишка бежал рядом, недовольно потявкивая, но понимая, что сейчас не лучшее время подвернуться под ноги или дурашливо тяпнуть за штанину.

     — Да сколько ж можно?! — взвыл Виктор Иванович и в сердцах ударил кулаком по останкам очередного карточного домика, который рассыпался от резкого хлопка двери.

     Запыхавшийся Гурий, ни слова не говоря, протянул старику записку.

     — Что случилось? — испуганно спросила прибежавшая на шум Ева, отряхивая с рук мелкие комья земли.

     Лицо Виктора словно окаменело. Он, не моргая, смотрел на клочок бумаги, во взгляде не читалось ни намёка на какие-либо эмоции. Старушка заглянула ему через плечо и тихо ахнула, прижав ладонь к губам.

     — Сообщу девочкам, — прошептала она и поспешила наверх.

     Виктор Иванович медленно откинулся на спинку кресла. Записка с хрустом смялась в его подрагивающем кулаке.

     — Вот так, мой мальчик. Так и приближается конец человечества.

     — Может, она ещё жива! — воскликнул Гурий. — Прошла всего неделя, пока рано сдаваться!

     По лестнице послышались неуверенные шаги — это спускались Диана и Белка, игнорируя попытки Евы поддержать их под руки. Старик мельком взглянул на них и снова опустил голову.

     — Значит, Людмила погибла? — тихим голосом спросила Диана, садясь рядом с ним.

     — Погибла? — Виктор мрачно усмехнулся. — Нет уж, голову даю на отрез, что её убили зелёные. Добрались-таки, сволочи!

     Гурий со злостью ударил по колену кулаком.

     — Да не верю я! Откуда здесь им взяться? Тётя Люда могла сломать ногу или упасть в овраг…

     — Или её загрызли волки, — поддержала Белка. — Их так много в последнее время…

     Виктор Иванович резко подался вперёд, его глаза горели таким гневом, будто он был готов задушить всех, посмевших спорить.

     — Будь я проклят, если поверю в несчастный случай, — прошипел он. — Такого бойца и лидера, как Людмила, не было и не будет! Ей ни зверь не страшен, ни…

     Старик вдруг поник, так и не закончив фразу, съёжился и обхватил голову руками.

     — Потеряв её, мы всё равно что потеряли половину людей, — его севший голос был еле слышен.

     Диана протянула дрожащую руку, чтобы дотронуться до спины Виктора Ивановича, но в следующим миг передумала и отдернула её. Белка и вовсе не поднимала глаз, как будто боялась навлечь гнев. Казалось, только бабушка сохраняла хладнокровие. Она наклонилась к старику, настойчиво заглядывая в его лицо, хотя он попытался отстранить её от себя и даже грубо прикрикнул. Но вопреки ожиданиям, Ева не стала подыскивать сочувственные слова, а принялась отчитывать его, словно это поведение было какой-то блажью.

     — Прекрасно понимаю, что тебе тяжело принять её смерть, но хотя бы не накручивай себя и других! Посмотри на детей, им и так несладко!

     — Где тут дети? — машинально вскинулась Белка, но тут же в смущении замолкла, не став, как обычно, напоминать, что и она, и Диана не первый год как совершеннолетние.

     — Да, Людмила всегда была сильной и ловкой, — продолжала старушка, — однако не стоит забывать, что возраст рано или поздно берёт своё. Ей больше пятидесяти! Сердце не то, кости не те! Банальное давление может…

     — Не может! — рявкнул Виктор Иванович и с такой силой шмякнул ладонью по столу, что в нём с треском надломилась какая-то тонкая дощечка. — С кем угодно, только не с ней! Эта женщина в одиночку расправилась с шатуном, имея один лишь нож! А какие она устраивала вылазки! Мы выносили огромные количества припасов под носом у патрульных дронов, и ни разу — слышишь, бабка, ни разу за все сорок лет, что я её знаю — не случалось ничего, с чем она не могла бы справиться. А дерьма случалось — захлебнёшься! И после всего этого ты думаешь, что Людмилу прикончил какой-то сердечный приступ?!

     — Да, гринпис тебя побери, думаю! — со злостью закричала Ева. Когда она переходила на повышенные тона, её голос резко менялся: от обычной мягкости не оставалось и следа, а каждое слово звучало, как раскатистое проклятие.

     Гурий обхватил голову обеими руками, прижимая ладони к ушам, и зажмурился. Ему тошно было смотреть на искажённое лицо Виктора Ивановича, на рассерженную бабушку, растерянных Диану с Белкой, и уж тем более — слушать эти крики.

     — Хватит уже! — взмолился он, хотя совсем не был уверен, что на его слова хоть кто-то обратит внимание. — Вы даже не знаете наверняка, мертва она или нет!

     Как и ожидалось, никакой реакции не последовало: старики переругивались, не замечая больше ничего вокруг. Только Диана бросила сочувственный взгляд напоследок, прежде чем они с Белкой ушмыгнули обратно наверх.

     За дверью жалобно скулил Мишка, не понимая, почему люди кричат вместо того, чтобы покормить его, пробежавшего, между прочим, приличное расстояние.

     Потеряв терпение, Гурий вскочил и вклинился между Виктором и Евой, у которой от ярости уже начали трястись плечи.

     — Заткнитесь вы наконец! — заорал он прямо над ухом у разошедшейся бабушки.

     Это возымело действие. Ева перевела дыхание и отвернулась, а старик продолжал буравить взглядом её затылок.

     — Нужно помочь искать тётю Люду, — твёрдо сказал Гурий.

     Виктор Иванович уставился на него таким взглядом, будто разом перестал понимать, кто он такой.

     — О чём ты вообще? Иди, займись ягодами и не говори ерунды!

     Гурий обернулся, надеясь найти поддержку у бабушки, но та только покачала головой.

     — Нет, малыш, это плохая идея. Перевалить через Ящера, чтобы помочь в поисках трупа? Да мы с дедом сами умрём по дороге!

     — А если она ещё жива?!

     — Жива? Вряд ли. Прошла неделя. Её в любом случае уже обглодали звери.

     Не зная, какие доводы ещё привести, Гурий с отчаянием переводил взгляд с Евы на Виктора.

     — Сопляк! — Белка впервые за долгое время сама окликнула его. Она даже не дошла до лестницы, будто каждый шаг у неё был на счету, и с первого этажа виднелся только кусок её юбки.

     — Давай сюда, — скомандовала девушка.

     — Оглох, что ли? — старик нетерпеливо подтолкнул Гурия в спину. — Двигай, раз позвали.

     Злобно проворчав ругательство, за которое в другое время получил бы подзатыльник, Гурий с неохотой поплёлся наверх. Стоило ему отойти, как Ева и Виктор Иванович снова принялись браниться, с каждым словом всё больше повышая голос.

     Белка плотно закрыла дверь и с размаху плюхнулась на кровать вниз лицом. Диана съёжилась в углу, обхватив руками колени.

     — Жалко Людмилу, — еле слышно проговорила она.

     Её глаза даже не покраснели, что уж говорить о слезах — едва ли она могла полноценно почувствовать утрату, а если и могла, то ей с Белкой было чем это пресечь.

     — Если жалко, то пойдём её искать, — буркнул Гурий, прекрасно понимая, что никто в этом доме не сдвинется с места. Ни Виктор с его больным коленом, ни бабушка Ева, давно принявшая конец человечества, ни уж тем более девчонки, которые и до реки-то доходили со скрипом — никто, кроме него самого. А много ли толку от одного?

     — Ага, сейчас, только сумку возьму, — промычала Белка. — И побежим через гору собирать кости. Неделя туда, неделя обратно, фигня-то какая…

     — Это тебе неделя, а я за два дня доберусь.

     — Ну вот и иди.

     — Ну вот и пойду!

     Гурий отвернулся к стене и принялся старательно отковыривать щепки с потемневшего бревна.

     — Всем как будто плевать на тётю Люду, — пробормотал он, стараясь не дать влаге в глазах перерасти в слёзы. — Ладно бабушка, но я думал, хотя бы Виктор Иванович…

     Диана издала то ли всхлип, то ли нервный смешок.

     — Это Виктору Ивановичу плевать? Балда…

     — А что, не похоже? — рявкнул Гурий. — Глаза разуй: он приплёл зелёных и проклинает их, а о том, чтобы помочь тёте Люде, и не думает!

     — Где уж тебе понять такие вещи… Не дорос, — устало сказала Диана. Она со вздохом легла, устроив голову на руке Белки, и вперилась застывшим взглядом в потолок. — Муха сидит. Убей.

     Гурий мельком посмотрел на жирную муху со сверкающей зелёной спинкой, но даже не подумал выполнить просьбу. Сидит и сидит. В такое время ещё бы из-за насекомых беспокоиться…

     Сквозь продолжающееся переругивание стариков слышался жалобное повизгивание пса. От дикого отца ему досталась только серая шкура, а характер и повадки — от матери, ласковой, вечно подлизывающейся овчарки с умильной улыбкой. Когда эта собака была ещё жива, её красили под волка, прежде чем отправить другой группе с письмом или посылкой, а с появлением полукровки с естественным серым мехом всё стало гораздо проще.

     — Куда? — Белка схватила Гурия за рубашку, едва тот дёрнулся в сторону выхода.

     — Мишку покормить, — буркнул он.

     — Подождёт твой Мишка.

     Гурий без особого труда вырвался из её хватки — подрагивающие руки Белки теперь едва ли могли удержать даже зайца.

     — Ну хоть стариков не трогай! — крикнула ему вслед Диана.

     

     

     Недалеко от дома, там, где не так много толстых корней ветвилось под землёй, был вырыт погреб. Он был тщательно выложен из камня, обработанного вручную, и укреплён настолько прочно, насколько может это сделать человек, живущий посреди дикой тайги. Виктор Иванович следил за состоянием стен внимательнее, чем за собственным здоровьем. От этого был толк — погреб стоял, по его словам, уже двадцать лет.

     Внутри хранилась провизия — в основном, соления, но были и свежие продукты, которые предстояло съесть в ближайшие дни.

     Гурий достал несколько ломтей вяленой зайчатины. Мишка вряд ли бы этим как следует насытился, но переводить целый обед на здорового волкособа, который прекрасно умел самостоятельно добывать пропитание, было глупо. Требовалось просто поощрить пса за проделанную работу.

     Почуяв запах мяса, Мишка забил хвостом-метёлкой. Его дикие предки наверняка перевернулись в своих волчьих могилах, глядя, как он радостно повизгивает перед человеком.

     Гурий бросил ему угощение, которое пёс тотчас поймал, щёлкнув зубами в воздухе. Раздалось громкое чавканье. Расправившись с мясом в пару укусов, Мишка положил голову на колени присевшего рядом Гурия и уставился ему в лицо жёлтыми глазами.

     — Ты меня до инсульта доведёшь, старая кошёлка! — крик прозвучал так близко, будто Виктор Иванович стоял прямо здесь. Бревенчатые стены совершенно не приглушали звуки.

     — Да хоть так угомонишься! — рявкнула Ева. — Хватить стучать по столу, ты в нём дыру пробьёшь!

     Гурий почувствовал такую острую обиду и гнев, что неосознанно сжал в кулаке мохнатый хвост, от чего животное дёрнулось и заскулило.

     — Ненавижу вас, — прошептал он. — Злобные, эгоистичные маразматики. Только бы поорать друг на друга.

     Казалось бы, кричать громче невозможно, но старики продолжали раз за разом побивать все рекорды не только своего круга, но и всего животного мира.

     — Уймись, говорю! Хочешь что-то ударить — врежь себе по лбу!

     — Ты вообще понимаешь, что происходит, склеротичная идиотка?! И тебя ещё волнует стол?!

     — Да, кретин ты безмозглый! И сейчас этот стол, который стоит и служит нам, важнее твоей Людмилы, которая, чёрт возьми, мертва!

     Гурий вскочил, от ярости еле переводя дыхание. Ему хотелось растерзать с хрустом костей и хлюпаньем крови, которые принесли бы большое удовлетворение, сперва Еву, а затем Виктора. И заодно растоптать треклятый стол.

     Он с бессильным рыком взмахнул кулаками в воздухе и завопил:

     — Твари! Сдохните, твари!

     Старики как будто не услышали или просто не обратили внимания, не замечая ничего, кроме бесчисленных грехов друг друга и грозящего пойти на дрова стола.

     — Я так больше не могу! — взвыл Гурий. — Пошли нахрен отсюда!

     Он схватил Мишку за ошейник и хотел было потащить его прочь, но всё же пересилил желание немедленно убраться как можно дальше. Даже растеряв почти всё самообладание, он не мог позволить себе уйти без оружия.

     Его руки дрожали от злости, но он всё равно, с трудом сдерживаясь, чтобы не наброситься с кулаками на Виктора и бабушку Еву, взял ружьё и захватил из погреба кусок мяса, уверенный, что до вечера домой не вернётся.

     

     

     Диана спрятала голову под сложенное втрое одеяло, зажала уши ладонями, но голоса стариков всё равно гремели и гремели, вызывая боль в висках.

     — Дай медок, — пробормотала она, высунувшись наружу.

     Белка не отреагировала. Она сидела в углу, прижавшись щекой к стене и как будто внимательно смотрела на крупную щепку, торчащую в двадцати сантиметрах от её носа. Казалось, она заснула с открытыми глазами, не обращая внимания на ссору, продолжавшуюся внизу.

     Диана толкнула подругу ногой, и та встрепенулась.

     — Что?

     — Дай медок.

     Белка подползла к краю кровати и принялась шарить по полу, позвякивая чем-то металлическим. Прошло не менее трех минут, прежде чем она наконец протянула Диане небольшую банку с мутной жидкостью и шприц.

     — Это же сахарок, — устало вздохнула та.

     — А ты что хотела?

     — Медок.

     Белка снова свесилась с кровати, осматривая разбросанные вещи.

     — Закончился. Надо новый варить…

     Диана встряхнула головой, поморщившись от усилившейся боли, и медленно села. Она опёрлась ослабевшими руками на колени, чтобы придать им твёрдости.

     — Ладно, пусть будет… Господи, когда же они заткнутся?

     — Уже заткнулись, — сказала Белка, опять облокачиваясь на стену.

     — А я их слышу, — возразила Диана с долей растерянности, но всё же, по большей части, равнодушно.

     Её подруга слабо усмехнулась, прикрыв глаза, покрасневшие от сухости.

     — Если бы они кричали, ты бы не слышала меня. Я говорю шёпотом.

     На протяжении минуты Диана сосредоточенно пыталась разобрать, доносятся ли снизу голоса, и наконец неуверенно кивнула.

     — Кажется, медка надо поменьше, — резюмировала Белка, отковыривая со стены раздражающую щепку.

     

     

     Гурий шел вдоль реки, то и дело пиная попадавшиеся на пути камни. Они отлетали в воду, но всплески были едва различимы в шуме бурных потоков. Речка была небольшой, но быстрой, и вихляла по лесу на протяжении многих километров. Названия её никто не знал, поэтому в обиходе её именовали просто Рекой, а при общении с другими семьями — Хвостом, потому что она протекала вдоль длинного горного хребта, части внушительного массива, прозванного Ящером. Куда она впадала — нельзя было сказать наверняка. Виктор Иванович утверждал, что это приток Енисея, того, который протекает где-то дальше к северу (а может и к западу, но уж точно не к югу) на что бабушка Ева только качала головой. За Ящером, в нескольких днях пути, уже долгое время безо всяких перемещений жила группа Людмилы, состоявшая из шестнадцати человек, вторая по численности в этих лесах. Гурий всегда восхищался этими людьми — именно они обеспечили припасами всех выживших в тайге на многие десятилетия. Когда ещё не закончились массовые уничтожения, они успели вынесли из городов целые ящики лекарств, кое-каких инструментов, а главное — оружия. Гурий сжал в руке ремень ружья, перекинутый через плечо. Ему ещё не доводилось из него стрелять — это было на случай крайней опасности, которой, благодаря Виктору и Еве, их небольшая семья успешно избегала.

     Выстрелы он слышал нечасто. Это случалось зимой, когда капканы и охота с арбалетами не обеспечивали семью достаточным количеством мяса. Если наступал откровенный голод, Виктор Иванович и бабушка Ева уходили в чащу и возвращались со здоровенной тушей.

     Речка вывела на пологий волнистый откос, куда Гурий на протяжении нескольких лет периодически приходил посмотреть нору с лисятами. Он пытался прикормить мать семейства костями и жилами, но та не проявляла никакого желания подружиться и, наверное, только благодаря лени не перетаскивала детей в другое место.

     Гурий по привычке подошёл к знакомой кочке. Нора, опустевшая прошлой весной, уже заросла и даже отдалённо не напоминала то уютное, хорошо скрытое лисье гнёздышко, откуда иногда высовывались остренькие носы. Отчего-то захотелось плакать, хотя так грустно не было даже когда он впервые обнаружил, что нора брошена.

     — Подумаешь, лисы, — проворчал Гурий. — Просто глупое зверьё.

     И тут же он понял, что тоскует вовсе не по ним. Когда-то давно он повёл сюда Людмилу, пришедшую по делам к Виктору и Еве. Несмотря на то, что женщина торопилась обратно к своей группе, она с интересом выслушала все рассказы про лисят и их мать и задержалась почти на полдня. Хотя они и виделись раз в несколько лет, тётя Люда проявляла к Гурию больше участия, чем его семья: бабушка постоянно отмахивалась, ссылаясь на занятость, а Виктор Иванович просто не умел никого слушать дольше двух минут.

     — То ли дело ты, Мишка, — Гурий потрепал волкособа по шее. — Жаль только, речь не понимаешь.

     Пёс склонил голову на бок и уставился на прямо в глаза. По крайней мере, притворяться умным собеседником у него получалось отлично, пока разговор оставался односторонним.

     — Были раньше такие люди — психологи, — поведал Гурий заинтересованному Мишке. — Приходишь к ним, платишь деньги и говоришь целый час, а они слушают. Вот ты был бы хорошим психологом.

     — Гав! — охотно подтвердил пёс.

     — Представь: человек приходит с проблемой, час о ней говорит, а потом сам же её и решает. Психолог только кивает и задаёт вопросы «А вы как думаете?» «Почему вы так поступили?»

     — Гав?

     — Ага, именно так! Давай, спроси, что меня беспокоит.

     Мишка ничего не спросил, но удобно устроился на мягком мху и положил голову на лапы, давая своим видом понять, что готов к сеансу.

     — В чём моя проблема? Да в том, что я, блин, говорю с собакой, потому что психологов не осталось!

     Гурий с досадой швырнул сосновую шишку о ствол.

     — Врачей не осталось! Полицейских, строителей, учёных, космонавтов! Никого, нахрен, не осталось!

     Слёзы всё-таки потекли. И хотя здесь не было, перед кем стыдиться, Гурий съёжился и уткнулся лбом в колени, пряча лицо.

     — Некому спасти тётю Люду, — всхлипнул он.

     Тёплый язык мягко прошёлся по пальцам. Мишка заскулил, не понимая, чем так расстроен человек.

     

     

     Виктор Иванович больше не кричал. Он не бросал яростные взгляды на Еву и на любой источник звука, не шептал ничего под нос, не сжимал кулаки. Даже не строил карточный домик.

     Когда бабушка со стуком поставила рядом с ним кружку ежевичного компота, он даже не повернулся.

     — Зря мы тогда отделились от группы Людмилы, — глухо проговорил старик.

     Ева тихо присела рядом.

     — Думаешь, всё бы лучше сложилось?

     — Не знаю.

     — Нет, мы правильно поступили, — покачала она головой. — Каково было бы мальчику расти там? Ты же помнишь, как смотрела на него Людмила после смерти Тани… А Диана с Белкой? Людмила их не приняла, прогнали бы и Георгий, и Жанна, и Бакир. Без нас они бы не выжили.

     Виктор тяжело вздохнул, жмуря уставшие глаза.

     — Какая теперь, к чёрту, разница… Нам всем уже недолго осталось. Я всегда знал: если зелёные вернутся, только Людмила сможет нас спасти. А сейчас… Раз уж они убили её, то в два счёта перебьют и всех остальных.

     Бабушка Ева то ли согласилась с его точкой зрения, то ли просто устала спорить.

     — Пей компот, — мягко сказала она, — пока мухи не слетелись. Сладкий, будто с сахаром.

     Застонала скрипучая лестница — это Диана, едва разбирая дорогу перед собой, пыталась спуститься на первый этаж. Не заметив ступеньку, она едва не скатилась вниз, но успела уцепиться за перила, которые, впрочем, уже были не очень надёжны и опасно пошатывались. Виктор сколотил их года два назад, и они должны были бы пока держаться крепко, но пара кое-как отёсанных палок вряд ли могла долго выдерживать наваливающиеся всем весом тела.

     — Ну и куда ты? — с неудовольствием спросила Ева.

     — Где мелкий?

     В голосе девушки слышалась тревога.

     — Ушёл куда-то, — пожал плечами Виктор, выглянув в окно и убедившись, что поблизости мальчика нет.

     — Сколько времени? Я боюсь, он мог решить пойти за гору…

     — Он, конечно, дурак, но не настолько, — возразил старик. — В одиночку через Ящера? Ему же не пять лет!

     Бабушка Ева выскользнула за дверь, торопливо обошла вокруг дома и через минуту вернулась обратно.

     — Мишки тоже нет, — сообщила она.

     Диана низко опустила голову и села прямо на грязную ступеньку.

     — Он ведь говорил, что хочет пойти искать Людмилу… А я пропустила мимо ушей. Надо было раньше вам сказать. Вдруг он заблудится?

     — Ерунда! — жёстко отрезал Виктор Иванович. — Мальчишка просто разозлился и ушёл бродить по окрестностям. У него достаточно извилин, чтобы не самоубиться таким идиотским способом!

     

     

     Старик был прав лишь отчасти — Гурий действительно не собирался безрассудно бросаться на помощь группе Людмилы, однако, погрузившись в размышления, давно уже выбрался за пределы относительно безопасных окрестностей. Конечно, он не мог не заметить, что зашёл уже в довольно отдалённые места, но из безотчётного упрямства продолжал идти вперёд.

     «Не успеешь домой до темноты!» — в голове периодически пробивался голос разума.

     «Да плевать, — отвечал ему Гурий. — Я же по реке иду, тут не заблудишься, даже если очень захочешь».

     «Тебя звери сожрут!»

     «Ну и пусть сожрут. Может, хоть тогда бабушка что-нибудь почувствует. Или я тоже для нее стану не важнее стола?»

     Временами он ненавидел Еву за циничность, и сейчас чувствовал это острее, чем когда-либо. Человек, лучший человек из всех, кто только мог существовать, пропал, вероятно, навсегда — и враз стал для неё не стоящим даже гнилой деревяшки. Но ещё больше Гурия приводила в ярость реакция Виктора.

     — Тупой старикашка! Только и может, что чесать языком, а на деле бесполезнее, чем… чем…

     Не сумев подобрать сравнение, он разозлился ещё больше. Ему вспомнились рассказы про старый мир, где дети ходили в школу, читали книги и наверняка не испытывали недостатка слов.

     «Лучше бы Виктор Иванович умер… Или бабушка Ева».

     Гурию не только не стало стыдно за промелькнувшую мысль, напротив, он почувствовал какое-то воодушевление от того, что хотя бы у него сохранилось понимание правильного и неправильного. Ни Виктор, ни Ева, ни Диана с Белкой этого не понимали. Вернее, могли, но не хотели. Им было всё равно.

     «Почему я отличаю хорошее от плохого, а они нет? — со злостью подумал Гурий. — Уже на людей не похожи… Эгоисты, которые только и думают, что пожрать, и меня хотят таким же сделать! А вот хрен вам! Я знаю, как будет справедливо, и всегда буду знать. Если бы можно было вернуть тётю Люду, а взамен отдать кого-то из них, я бы это сделал без раздумий».

     Он продолжал идти, всё ускоряя шаг. До сумерек оставалось чуть больше часа, а обратный путь, тем более вверх по хоть и пологому, но всё же склону, занял бы определённо больше. Однако Гурий и не думал поворачивать назад, распаляясь всё сильнее от мыслей о лицемерии своей семьи.

     Если его и разорвут звери — какая разница? Станет ещё на одного человека меньше, окончательное вымирание приблизится ещё на шаг. Оно всё равно неизбежно с таким-то отношением людей друг к другу!

     Гурий уже не старался сдерживать слёзы, которые теперь отчасти приносили гневное удовлетворение. Раз он плачет, значит, он человечен. Не превратился в животное, которое, в отличие от других зверей, лишь умеет разговаривать и стрелять из ружья.

     В ботинок попал камешек. Как бы Гурий ни стремился хоть немного восстановить разрыв между разумом и инстинктами, ему пришлось поступить, как обычному животному — остановиться и устранить причину дискомфорта. Чёртов мелкий осколок булыжника вынудил его задержаться на месте, когда так хотелось идти быстрым шагом, непрерывно, почти бежать… Стоило ему остановиться, как упрямство, гнавшее всё дальше и дальше, внезапно улетучилось. Освободившееся место вновь занял голос здравого смысла, который тут же принялся отчитывать Гурия за импульсивность и глупость.

     Гурий натянул ботинок — эту обувь каждый год мастерил Виктор Иванович, не переставая ворчать, что дети растут так, будто пытаются вымахать высотой с кедр — и со вздохом выпрямился.

     — Ладно, Мишка, пора возвращаться.

     Пёс никак не отреагировал. Настороженно подняв уши, он уставился немигающим взглядом на густой кустарник, растущий по другую сторону реки. Гурий снял с плеча ружье и сделал осторожный шаг вперёд, пытаясь разглядеть то, что почуял Мишка. Может быть, так копошилась всего лишь птица или мелкий зверёк, но с тем же успехом в таких зарослях мог засесть и медведь. Подойдя к псу поближе, Гурий услышал, что тот приглушённо рычит — звук был такой низкий, что в шуме реки его было почти не разобрать. Такую реакцию могло вызвать только крупное и опасное животное.

     «Медведя — между глазом и ухом, кабана… Куда там было?..» — он попытался вспомнить правила, которые бабушка Ева не уставала повторять по семь раз на дню.

     Мишка зарычал громче и вдруг с лаем сорвался с места, метнулся вперёд, но не перебежал реку, а остановился у самой воды, гавкая все яростнее.

     «Да что там за зверь такой?» — испугался Гурий.

     — Ко мне! — приказал он псу, опасаясь, как бы тот случайно не попал под пулю.

     И вдруг из-за кустов раздался человеческий голос. Совсем молодой, явно не принадлежащий никому из группы Людмилы, где самому юному было тридцать пять.

     — Пожалуйста, не стреляй!

     Услышав незнакомый человеческий голос, Мишка зашёлся в истеричном лае. Гурий и сам был не прочь загавкать по-собачьи, потому что слов, чтобы выразить изумление, он не смог бы подобрать, даже если бы сидел целый вечер со словарём крепких выражений (говорят, раньше такие имелись). Но предаваться эмоциям было некогда, и Гурий вместо того, чтобы опустить ружьё, прицелился ещё старательнее.

     — Выходи, медленно! — скомандовал он.

     Из-за кустов, подняв руки, осторожно выбрался человек. Он был одет очень странно: штаны из гладкого, явно не слишком прочного материала, совершенно неподходящие для жизни в лесу, куртка с застёжкой-молнией, на вид совсем новая, даже не выцветшая. Ни единой заплатки или прорехи, только штанины ниже колен были выпачканы грязью, и то не застарелой, а свежей. Не меньше поразили его волосы: они были не просто чистыми, но даже без единого узелка.

     Гурий смотрел на незнакомца, широко открыв глаза.

     — Ты из прошлого? — высказал он единственный вариант, пришедший в голову. Впрочем, был ещё один, но в него очень уж не хотелось верить.

     — Что? — удивлённо спросил незнакомец и, увидев угрожающее движение, поспешно затараторил:

     — Нет-нет, не стреляй, я и не зелёный! Прошу, опусти оружие! Дай мне всё объяснить!

     «Если видишь что-то странное, сперва стреляй, потом задавай вопросы», — вспомнились слова Виктора. «А лучше стреляй, беги за взрослыми и только потом что-то спрашивай», — добавила тогда бабушка Ева. «Или можешь сам повзрослеть, но боюсь, с твоими тремя извилинами это никогда не случится», — за это замечание Диана схлопотала хороший подзатыльник от старика, и, как подозревал Гурий, не из-за оскорбления.

     У незнакомца, похоже, не было с собой оружия. Гурий опустил ружьё, но оставался готовым снова вскинуть его в любой момент.

     — Говори, откуда ты взялся.

     В памяти всплывали лица, которые он видел давно, когда был ещё ребёнком, но никого похожего не находилось. Этот человек на вид был его ровесником, может, на пару лет старше, а Гурий точно знал, что кроме него самого в лесу нет людей этого возраста.

     — Меня зовут Ян, — произнёс незнакомец. — Я пришёл с миром.

     — А я — с ружьём. Поэтому говори быстрее.

     Назойливый тоненький голосок то ли разума, то ли страха, без устали пищал, как комар, подначивая выстрелить. А затем бежать, бежать прочь — может даже не к дому, а в непроходимые дебри — всё равно, куда, лишь бы подальше…

     — Человечество всё ещё существует.

     Гурий смотрел на юношу, не моргая, будто опасался, что тот исчезнет, стоит хоть на долю секунду упустить его из поля зрения.

     — Повтори.

     — Человечество ещё существует.

     Ян говорил с едва заметным акцентом, с каким именно — непонятно. Гурий никогда не слышал иностранной речи и не мог даже приблизительно определить, откуда явился этот человек.

     — Ты лжешь, — пробормотал он. — Не может быть. Виктор Иванович видел своими глазами, как вымерли люди. Мир пуст.

     — Отчасти, — сказал Ян. — Европа, Азия, Америка и Африка действительно безлюдны. Но цивилизация продолжает существовать в Австралии. Если коротко: вас всех обманули.

     — Кто обманул? — дрожащим голосом спросил Гурий, чувствуя, что совсем перестаёт что-либо понимать.

     — Зелёные. Они не собирались умирать и теперь построили новый мир.

     — Бред. Это же чёртовы эко-наци. Сдохни, чтобы не мешать блохам и черепахам… Какой тут ещё новый мир?

     — Если бред, то почему я сейчас стою здесь?

     Гурий нервно хихикнул, скривив рот.

     — Охотишься на оставшихся в живых? — предположил он.

     Ян вздохнул. Его светлые брови, на солнце казавшиеся полупрозрачными, сдвинулись к переносице.

     — Тогда где моё оружие? И что я делаю один в самой чаще леса?

     «А он всё-таки один?» — запоздало испугался Гурий, шаря глазами вокруг, но при этом стараясь не выпускать юношу из поля зрения.

     «Ну конечно, один, — он чуть не хлопнул себя по лбу. — Так бы Мишка и сидел молча, будь здесь кто-нибудь ещё!»

     — Так откуда ты взялся? Пешком из Австралии пришёл, что ли?

     — Прежде чем я отвечу, пообещай выслушать до конца. Я не прошу тебя положить эту штуку, — Ян кивнул на ружьё, — но, по крайней мере, хочу быть уверен, что ты не психанёшь и не застрелишь меня.

     — Я психану? — разозлился Гурий. — Да это ты, похоже, псих, если дразнишь вооружённого человека! Говори давай, а я пока подумаю, убивать тебя или нет!

     — Хорошо-хорошо, — пробормотал Ян, примиряюще подняв руки. — Итак. Зелёные изначально поставили цель не истребить человечество, а сократить и отфильтровать. Они считали, что эволюция пошла по кривой дорожке, поэтому отобрали несколько сотен тысяч человек, здоровых, без генетического груза, которые положат начало новой популяции. Они почти столетие пудрили миру мозги, убеждая, что люди должны исчезнуть как вид. Хотя… — он невесело рассмеялся. — Технически они содержали слово. Знаешь, как теперь называется «новый вид людей»? Человек экологичный.

     Гурий только растерянно хлопал глазами, с трудом переваривая услышанное. Зелёные, Австралия, генетический груз… Он был уверен, что если бы в детстве не отбивался всеми конечностями от бабушки Евы с её математическими задачками, то сейчас усваивал бы информацию намного лучше. Кто же знал, что умение держать в голове кучу объектов может пригодиться в реальной жизни…

     — Чего? — переспросил он.

     Ян, вынужденный пересказывать заново, на этот раз подробнее и не так быстро, выглядел недовольным. Его взгляд чем-то напоминал взгляд Дианы, когда та упрекала Гурия в непонятливости.

     На сей раз картина сложилась яснее.

     Это действительно был старый добрый экофашизм, с той лишь разницей, что человеку все-таки нашлось место в новом мире. Тысячам людей, избранным очкастыми профессорами, которые, составив списки, сами отправились в камеры эвтаназии, потому что не соответствовали критериям.

     — Мы фактически живём в государстве по Платону. В руках зелёных вся власть, технологии и оружие, к которому другим людям даже не приблизиться. Многие недовольны их правлением. Но у нас нет ничего, что может сойти за оружие — это тщательно контролируют. Голыми руками восстание не устроить, всех просто перестреляют.

     — Но как ты все-таки оказался в тайге? — спросил Гурий.

     Ян с горечью усмехнулся.

     — Вот мы и подобрались к сути. Зелёные тоже здесь.

     Гурий почувствовал, как мерзкий холодок расползается по всему телу, вызывая мелкую дрожь.

     — Я и мой отец состоим в сопротивлении. Наша цель — свергнуть зелёных. Но единственный способ подобраться к их технике и оружию — это работать с ними бок о бок.

     Медленно выдохнув, как советовал делать в стрессовой ситуации Виктор Иванович, Гурий поднял ружье и снова наставил на Яна.

     — Не понимаю, — пробормотал он. — Так ты зелёный?

     — Да нет же, нет! — с досадой вскричал юноша. — Мы планируем диверсию, неужели не ясно?

     — Ни черта не ясно!

     Ян пробормотал под нос какую-то фразу на иностранном языке — похоже, ругательство.

     — Смотри. Есть зелёные, составляющие все правительство, и есть простые граждане. Нам запрещено использовать многие виды техники и оружие. А зелёные обладают всем. Дронами, самолётами, лёгким и тяжёлым вооружением, роботами. У восстания нет ни единого шанса, хотя нас почти миллион, а их — несколько сотен. Оставить от целой толпы кучку черепов для них — раз плюнуть. Но представь только, какая возможность выпадает на вылазке.

     — Какой вылазке? Какая возможность?

     — В общем, зелёные… Ты ружьё опусти хоть немного. Зелёные до сих пор ищут тех, кто прячется. Они опасаются, что вы окрепнете, расплодитесь и все их труды по очищению планеты пойдут насмарку.

     — Расплодимся? — вскричал Гурий вне себя от возмущения. — Да кто вам дал право отбирать людей, как какой-то скот?

     Ян насупился и укоризненно покачал головой.

     — У нас за эти слова тебя бы лишили права иметь потомство. Жизнь коровы или лошади не менее ценна, чем жизнь человека.

     — Именно, что не менее! Коров почему-то не потащили на эвтаназию миллиардами!

     — В естественной среде идёт жёсткий отбор, а среди людей его не было уже несколько веков. Поэтому зелёные и прибегли к таким мерам, цитирую, «во благо всей природы и человечества».

     — Во благо человечества этим уродам надо головы поотрывать! — рявкнул Гурий так, что Мишка вздрогнул и заскулил, подумав, что кричат на него.

     — Согласен, — коротко ответил Ян.

     — Согласен?

     — А что я тебе битый час пытаюсь объяснить? Я, мой папа и многие другие — мы хотим их уничтожить! И если ты сейчас меня застрелишь, то окажешь зелёным огромную услугу!

     Гурий невольно вздрогнул от его резкого возгласа и опустил ружье.

     — Допустим, я поверил, — пробормотал он. — И что дальше? Почему ты один? Где твой отец, где зелёные?

     — Не так уж близко. Я шёл несколько дней… Зелёные должны думать, что я случайно потерялся, но на самом деле я ищу людей, которые живут в этих краях и имеют хоть какое-то оружие. Повезло, наткнулся на тебя.

     — Ты раньше времени не радуйся, — с угрозой сказал Гурий. — Я всё ещё сильно сомневаюсь в твоих словах.

     Он старался не показывать вида, но на самом деле был в полном замешательстве. Ян с равной степенью вероятности мог как лгать, так и говорить правду — и это едва ли можно было определить. Может, бабушка Ева с Виктором разобрались бы… Но Гурий явственно чувствовал, что ни в чём они разбираться не будут и просто прикончат незваного гостя.

     «Я достаточно взрослый, чтобы решать проблемы сам, — подумал он. — А старики совсем выжили из ума. Нельзя доверять им такую важную вещь».

     — Так зелёные не знают, где находятся наши?

     — У них очень приблизительные и неточные данные. Они даже не уверены на сто процентов, что кто-то вообще здесь остался… Слушай, я понимаю, что тебе сложно принять мои слова, но нужно действовать быстро. Ты отведёшь меня к остальным?

     Гурий смерил Яна оценивающим взглядом, пытаясь уловить признаки лжи. Диана как-то говорила, что обманщик обычно выдаёт себя неосознанным жестом или движением мимических мышц. Он не то, чтобы полностью верил в что-то услышанное от неё — как-то она убедила его в том, что если тщательно выжать сок из ягод, останутся только спиральки ДНК. Гурий расправился с огромным ведром ежевики, прежде чем осознал, что на него просто свалили нудную работу.

     — Так ты отведёшь меня? — повторил Ян.

     — Нет, — после недолгого молчания ответил Гурий. — Я не могу, даже если ты не врёшь. Старики тебя живьём сожрут.

     — Думаешь, мне никто не поверит?

     — Из моих — точно.

     — А есть и другие? — оживился помрачневший было Ян. — Вас вообще много?

     Гурий не был уверен, безопасно ли будет ответить на этот вопрос, поэтому решил пока не посвящать нового знакомого в такие подробности.

     — Вот что, — заявил он. — Пока оставайся здесь. Я не поведу тебя к нам, но и старикам не скажу, где ты находишься, чтобы тебя не могли убить. Только постарайся не быть съеденным.

     Ян тревожно огляделся вокруг и неуверенно похлопал по сумке, прикреплённой к поясу.

     — У меня есть ультразвуковой отпугиватель волков и спрей от клещей. Но не думаю, что…

     — Уж поверь, — прервал его Гурий. — Виктор Иванович вцепится в глотку посильнее клеща или волка. И никакой спрей не поможет.

     

     

     Бабушка Ева тревожно ходила из угла в угол, то и дело поглядывая в окно или косясь на старика. На столе теперь был разложен пасьянс; Виктор, казалось, был полностью поглощён своим занятием и не обращал никакого внимания на волнение старушки. Однако к четвёртой перетасовке ему надоело постоянное мельтешение.

     — Ты успокоишься когда-нибудь или нет? — недовольно поинтересовался он.

     — Стемнело уже! — воскликнула Ева. — До чего же глупый ребёнок!

     — Весь в мать, — проворчал старик. — Ни ума, ни совести. Если бы в нём была хоть сотая часть от Людмилы…

     — Генетика — странная штука. Даже глядя на Люду и Таню, в жизни никто не сказал бы, что они родные сёстры. Земля им пухом…

     Виктор Иванович шумно выдохнул, еле сдержавшись, чтобы снова не треснуть кулаком по столу. Быстро обуздав злость, он откинулся в кресле и пробормотал:

     — Ох, Танька, Танька… Хватило же идиотизма залететь…. А нам теперь расхлёбывать. Да и хахаля-то какого нашла себе: тупой как деревяшка, уродливый как мартышка… Ну и квазиморда же была, честное слово! Как вспомню, аж трясёт. Хорошо, пацан хоть его рожу не унаследовал.

     Ева невесело хмыкнула.

     — Что есть то есть. Ребёнка в мать обратно не засунешь.

     — Я в его годы не был так безрассуден, — со вздохом сказал старик, устало протирая глаза. — Эх, кажется, зрение начинает садиться…

     — Ты в его годы ещё жил в тёпленькой квартире с душем и интернетом. Небось ещё успел пожевать бургеры из нелегальной говядины. Той, которая была в живых коровах.

     — В коровах? Какое там! Всё из пробирки. Да я уж и не помню вкуса…

     Старушка, уставшая стоять на ногах, пододвинула табурет к окну, чтобы не упускать из виду хотя бы тот кусок леса, который был в него виден.

     — Сколько же мне лет было, когда всё началось? — в задумчивом голосе Евы слышалась грусть. — Кажется, аккурат на мой тринадцатый день рождения мама сказала: «Не будет тебе праздничного торта, дочь, и праздника никакого не будет. Скоро придут люди в белых халатах и отведут нас прямиком на тот свет». А я так хотела именинный торт: огромный, в десять слоёв, розовый-розовый, с цветочками всякими из глазури, блёстками и фигуркой пони…

     Виктор Иванович беззвучно рассмеялся, хотя в его глазах не было ни искры веселья.

     — Помнишь, как мы познакомились во время продвижения на север? Ты была такой мерзкой плаксивой девчонкой, постоянно ныла и что-то требовала. Я думал, ты и года в лесах не протянешь. Но приспособилась как-то, дожила «до пенсии».

     — Это ты ныл и скулил по ночам, — в тон ему усмехнулась Ева. — А я плакала, только когда сорвалась в овражек и ободрала всю спину.

     — Ты от шершня шарахнулась, вот и упала. Я-то по ночам спал, а плакали, наверно, те близнецы, как их там… Которых медведь задрал. Или это рысь была…

     — Не помню никаких близнецов, — пожала плечами старушка. — Зато очень запомнилась девочка, маленькая такая, с огромными глазами. И всегда молчаливая. И её мать, такая же глазастая. Сидела с дочкой день и ночь, когда она простудилась, рассказывала что-то, развлекала, сама не ела и не спала… Ни на шаг не отошла до самой её смерти.

     — Это был мальчишка, — возразил Виктор. — И умер не от простуды, а от грибов каких-то.

     Ева раздражённо махнула рукой и отвернулась.

     — Чушь. У меня слоновья память.

     — А близнецов-то забыла, — злорадно заметил старик. — Склероз, бабка, подкрадывается незаметно.

     На втором этаже вдруг громко затрещала кровать, будто кто-то решил броситься на неё, позабыв, что она жёсткая и не пружинит, а может только оставить синяки и сломаться. Старушка возмущённо посмотрела наверх, собираясь со всем скопившимся раздражением отчитать девушек, которые совсем позабыли цену вещам, но не успела открыть рот, как прозвучал радостный крик Дианы:

     — Гурий идёт!

     

     

     Хорошо быть собакой. Наверное, лучше, чем волком — во всяком случае, в местности, где есть люди. Всё-таки гораздо надёжнее иметь за спиной не тощих, не всегда даже четырёхлапых, ободранных коллег по хищничеству, а целого человека с руками, ногами, ружьём и, если повезёт, неплохо работающей головой. Волком, конечно, быть тоже неплохо. Можно играть с хвостом, выть, ловить кроликов и прочих мелких зверят, нельзя только лежать у костра и наслаждаться почёсываниями за ухом. А вот собаке доступно всё. Ещё лучше быть кошкой — они получают от жизни что пожелают, и при этом не имеют никаких обязанностей вроде доставки писем и вынюхивания зверья, которое потом нельзя съесть самому. Но вот уж кем быть точно не стоит, так это человеком. Ты получаешь такую неприятную штуку как разум и в мгновение ока перестаёшь испытывать удовольствие от игр с хвостом, охоты и почёсываний, теперь ты можешь только страдать, злиться и кричать на других людей. Очень громко кричать.

     Возможно, если бы Мишка был способен рассуждать более сложными понятиями, чем «человек — приластиться — мясо — съесть — хочу ещё», он мог бы понять, что в такие моменты ему не обязательно лежать у крыльца и скулить, ведь ссоры двуногих его совершенно не касаются. Но собаки часто страдают излишним чувством сопричастности. Люди веселятся? Точно играют со мной! Люди едят? А где мой кусок? Люди скандалят? Полежим, поскулим за компанию.

     Через щель под дверью лился свет чуть мерцающего огня и мелькали тени очень грозно топочущих ног. Обычно все ложились спать с наступлением темноты, но сегодня случилось что-то достаточно важное, чтобы зажечь свечи.

     — Ты что, вконец с ума сошёл? — орал Виктор Иванович, потрясая руками над головой. — Говори, где ты оставил этого парня?!

     — Не скажу! — твёрдо повторял Гурий. — Хоть пытайте меня — не скажу.

     — Ты не понимаешь, что из-за тебя нас всех перебьют?!

     — Это ты не понимаешь! Говорю же, он хочет уничтожить зелёных!

     — Не смеши мои сапоги! — рявкнул старик. — Он и есть зелёный. Погоди, часок-другой — и за нами явятся.

     — Ян слишком далеко, чтобы найти наш дом. А зелёные ещё дальше! Он точно был один.

     Виктор Иванович с рыком пнул стул и сморщился от боли, но ничуть не утратил ярости.

     — Какой же ты идиот! Ева! Что молчишь, убеди хоть ты его!

     Старушка сидела, скрестив руки на груди и нахмурившись. В её взгляде читалась напряжённость, но никак не ожидаемые страх, удивление или замешательство.

     «Ей что, совсем всё равно?» — с ненавистью подумал Гурий.

     — Виктор прав, — неохотно, даже как будто с ленью, сказала Ева. — Этот мальчик добра не принесёт. Он наврал тебе про Австралию, а ты и поверил, как младенец в Деда Мороза.

     — Откуда тебе знать?!

     — Думаешь, если бы где-то оставалась цивилизация таких масштабов, нас бы не нашли до сих пор? Они не запустили бы на орбиту хоть один завалящий спутник, не прочесали бы все леса своими дронами?

     — Так и запустили! — воскликнул Гурий, от злости мечтающий ударить старушку за её тугодумие. — Обнаружили кого-то, вот и приехали. Просто раньше не замечали, потому что нас слишком мало! Но у нас есть шанс их победить, если Ян…

     — Если! Да как ты мог даже допустить, что этот мальчишка нам не враг?! — проревел Виктор.

     — А что, если это правда? — негромко произнесла Диана, до сих пор молча наблюдавшая за ними.

     Старик медленно перевёл на неё гневный взгляд.

     — А ты помалкивай! Последние мозги от наркотиков растеряла?

     Диана поникла и угрюмо уставилась в пол. Белка тут же подскочила, злобно щурясь на Виктора, как будто вот-вот готова была наброситься с кулаками.

     — Не смей кричать на неё, — прошипела она. — Глотку тебе перегрызу, старый мудак.

     Гурий впервые за долгое время ощутил хоть какое-то единство с членом семьи. Было приятно почувствовать, что они если не на одной стороне, то хотя бы против Виктора, который, в отличие от более-менее спокойной бабушки, выживал из ума очень агрессивно.

     — Пойдём отсюда, — сказала Белка, не сводя полных ярости глаз со старика и наощупь находя руку Дианы. — Мелкий, ты тоже с нами.

     — Никуда он не уйдёт! — громогласно рявкнул Виктор и для верности схватил Гурия за шиворот.

     — Руки! — возмутился тот.

     Хватка старика была такой цепкой, что можно было скорее остаться без ворота рубашки, чем суметь её разжать. Гурий задёргался, вполне готовый принести в жертву одежду, всё равно изрядно протёртую и залатанную. В какое-то мгновение он понадеялся было на помощь Белки, но, бросив взгляд в сторону, увидел, что девушки уже поднимаются по лестнице и вовсе не думают его спасать.

     — Живо говори, где твой зелёный!

     

     

     Белка старательно закрыла дверь спальни, будто это могло приглушить голоса, гремящие внизу. Они с Дианой синхронно сели на кровать и посмотрели друг на друга.

     — Задница, — после нескольких минут молчания произнесла Белка.

     — Ага, — согласилась Диана. — Полная задница.

     Она медленно потянулась к банке, на дне которой белёсыми хлопьями лежал творожистый осадок. Белка перехватила её руку.

     — Не надо. Хватит на сегодня.

     — Я чуть-чуть…

     — Мне кажется, он испортился.

     — Точно, — вздохнула Диана, только сейчас заметив изменения в жидкости. — Теперь у нас ни медка, ни сахарка.

     Покопавшись под матрасом, она вытащила толстый блокнот, листы которого готовы были вот-вот оторваться и рассыпаться по полу. Белка подала ей бутылку, наполовину заполненную красящим соком, и заострённую палочку.

     На двух открытых страницах, сплошь покрытых жёлтыми и коричневыми пятнами от старости, серели выцветшие заголовки: «Медок могильный» и «Сахарок кленовый», под которыми скупым почерком были написаны рецепты, а далее шли совсем уже мелкие цифры — Диана вела статистику. Старики недоумевали, зачем она это делает, считая её занятие абсолютно бесполезным.

     «Ты же знаешь все свои рецепты наизусть, — говорил Виктор. — На кой чёрт возиться с бумагой?»

     «А на кой чёрт люди изобрели письменность? — огрызалась Диана. — Чтобы надёжнее сохранять знания, которые понадобятся и кому-то другому! Собери статистику хотя бы за год — и увидишь все плюсы и минусы каждого рецепта: чего хватает дольше, что легче портится и что лучше подсыпать бешеным детям в завтрак, чтобы они перестали кусаться и орать».

     — Жаль, почти целая банка пропала, — пробормотала она, делая заметку.

     Белка приподняла левый лист, заглядывая на сторону с надписью «Варенье волчье». Диана хмуро посмотрела на неё исподлобья.

     — Если хочешь, сделаем. Белены полно.

     — Нет, — покачала головой девушка. На её лице на секунду появилось было сомнение, которое она почти сразу же отмела. — Слишком вредная штука.

     — А смысл теперь беречь здоровье? — хмыкнула Диана. — Видела, что творится? Я на девяносто пять процентов уверена, что нас убьют уже в этом месяце.

     — Ты же сама сказала, что тот мальчишка мог не врать.

     — А вот это один процент. Ещё четыре — что никакого Яна нет и Гурий всё выдумал.

     Внизу раздался грохот — похоже, в ссоре опрокинули кресло, а сразу за этим раздались возмущённый вопль Евы и звонкая оплеуха. Обе девушки даже повеселели, услышав этот звук.

     — Как думаешь, кому досталось? — с живым интересом спросила Белка.

     — Старпёру, без вариантов. Мелкий бы поднял такой визг, что у нас уже мозги вытекли бы через уши.

     Они негромко рассмеялись, вглядываясь в пол, будто могли увидеть происходящее через слои досок.

     

     

     Утро пришло почти незаметно. Светало в лесу всегда странно: то кажется, что небо над чёрными кронами деревьев бледнеет, а выглянешь в окно — глубокая ночь. Если прислушиваться к звукам, раздающимся вокруг, тоже не определишь, когда именно среди шума ветвей, скрипа жуков и пения ночных птиц начнёт проступать щебет тех пернатых, которые просыпаются незадолго до рассвета.

     Вернее, взрослые умели это определять. Например, Людмила знала каждый птичий голосок и даже учила Гурия им подражать, но вскоре выяснилось, что у него совершенно нет слуха. Бабушка Ева заявила, что ему в младенчестве наступил на ухо медведь, а Диана с Белкой тут же это подхватили и в красках расписали историю об огромном белом медведе, который пришёл с самого Северного полюса. По их легенде, это был зверь-людоед, в два раза превышающий нормальные размеры сородичей и обладающим настолько невероятным нюхом, что сумел учуять человечину через всю тайгу. Однако, явившись в здешние земли, зловещий хищник обнаружил диковинное для полюса лакомство, мёд, и так объелся, что у него ужасно заболели зубы. И ко времени, когда он обнаружил людей, бедняга не мог не только загрызть кого-то, но даже покусать, поэтому лишь потоптался в доме, наступил Гурию на ухо и ушёл обратно во льды. Диана даже показывала какую-то коричневую труху, утверждая, что это рассыпавшийся от кариеса медвежий клык. Только лет через пять Виктор сказал, что история была выдумкой.

     Гурий со злостью фыркнул, отгоняя воспоминание. Он был очень зол на Диану — она с самого детства выставляла его дурачком, да и теперь продолжала считать его таковым. А вместе с ней и старики. Может быть, если бы её не было здесь, к нему бы прислушивались куда больше. Может, лучше ей было умереть вместе со старой группой…

     За окном, похоже, всё-таки начало светать. Гурий напряжённо прищурился, вглядываясь в лицо Виктора, уснувшего всего пару часов назад прямо на стуле, потом затаил дыхание, чтобы убедиться, что от бабушки, спящей за шторкой под лестницей, не слышно ничего подозрительного. Не услышав и не увидев признаков бодрствования, Гурий осторожно выбрался из угла, в котором сидел всю ночь, и крадучись проскользнул к двери.

     — Ян? Ты здесь? — негромко позвал Гурий, отчего-то боясь повышать голос.

     Никто не отозвался. Только шумела вода в реке и где-то наверху шебуршилась парочка птиц.

     — Ян! — крикнул он погромче.

     Опять не услышав ответа, Гурий огляделся по сторонам. Место точно было верным, уж в этом он не сомневался: что-что, а ориентирование в лесу его никогда не подводило.

     «Ушёл, сволочь! Или утащили. Съели и утащили…»

     Он медленно обошёл заросли кустов, заглядывая в гущи веток, за крупные камни, зачем-то даже пошарил в дупле лысеющего дерева. Нигде не было никаких следов, говорящих о недавнем присутствии человека.

     Гурий сильно пожалел, что решил не рисковать разбудить стариков и не взял с собой Мишку. Может, пёс и поднял бы их на ноги своим радостным гавканьем, зато теперь был бы шанс взять след и найти Яна или то, что от него осталось.

     — Доброе утро!

     Он едва не подпрыгнул от неожиданности и резко обернулся на голос. Вчерашний знакомый как ни в чём не бывало стоял перед ним.

     — Ты куда исчез? — набросился на него Гурий. — Сказал же ждать на месте!

     Ян ухмыльнулся, насмешливо подняв брови.

     — Не кричи, троглодит. Думал, я простою всю ночь тут, как статуя?

     — Что-то ты сегодня смелый, — прошипел Гурий.

     — А ты сегодня что-то без ружья.

     Гурий с досадой тряхнул головой. Ружьё было прямо за креслом Виктора Ивановича и взять его, не разбудив старика, представлялось опасной задачей.

     — На кой тащить лишнюю тяжесть, если у тебя есть этот… спрей от волков, — фыркнул он, стараясь сделать беззаботный вид и показаться человеком настолько опытным, что ему и не нужно огнестрельное оружие для прогулок по лесу.

     Ян, казалось, нисколько не проникся уважением и только пожал плечами.

     — Пойдём, заценишь, как я обустроился, — бросил он и направился куда-то прочь от реки, причём так уверенно, словно жил здесь несколько лет. В его движениях не было осторожности, он не старался ступать тихо и даже почти не глядел по сторонам.

     «Какого чёрта он ведёт себя так, как будто самый главный? — возмущённо подумал Гурий. — Это я должен говорить, куда идти и идти ли вообще!»

     Он в несколько прыжков нагнал Яна и преградил ему путь рукой.

     — Во-первых, тишина, — сказал он поучительным голосом. — Это основное правило безопасности. Во-вторых, внимательность…

     — Зачем нам тишина? Волки охотятся ночью, а медведи уходят, если слышат незнакомые звуки.

     — В-третьих, — Гурий неосознанно перенял недовольно-требовательный тон Дианы, всегда появлявшийся, когда та что-то ему объясняла, — в незнакомой местности нельзя выпускать из виду ориентир! А твой ориентир — река.

     — Всё нормально, — с уверенной улыбкой ответил Ян. — Она видна отсюда. Мы уже пришли.

     Он кивнул на нечто, что поначалу можно было принять за кочку. Однако присмотревшись внимательнее, Гурий понял, что это шалаш, причём весьма хорошо сделанный. Он был и прочным, и незаметным: хвоя вперемешку с травой, лежащие поверх веток, придавали конструкции скрытности.

     — Неплохо для новичка, как думаешь? — в голосе Яна слышалось явное самодовольство.

     — Ну… Да, для новичка ничего так… Сойдёт, — протянул Гурий, оглядывая шалаш. — Я бы, может, кое-где подправил, но раз стоит, пусть стоит. Бабушка Ева всегда говорит: лучшее — враг ничего такого.

     Ян усмехнулся и нырнул в своё незамысловатое жилище.

     — Залезай, — позвал он оттуда.

     Внутри было тесновато, но весьма уютно. Помимо мягкой кучи травы, листьев и мха там обнаружился ещё крупный камень, на котором стоял непонятный продолговатый предмет.

     — Фонарик, — пояснил Ян и щёлкнул кнопкой. Гурий вздрогнул, когда ему в глаза резко ударил яркий луч.

     — Да я знал, что это такое, — смущённо пробормотал он, надеясь, что его реакция осталась незамеченной. — Просто удивился, зачем он тебе. Им волков не отпугнёшь.

     — Ночью с фонариком не так страшно. Я, конечно, развожу костёр, чтобы не пришли дикие звери, но электрический свет по-особенному успокаивает.

     Гурий мигом почувствовал прилив самоуверенности. Ян, без всякого сомнения, находился в шатком положении, и было приятно услышать, что сам это признаёт. Не он вырос в лесах, где каждый день жизни люди буквально вырывают у природы зубами, не он учился выживать на смертельных ошибках других. О том, что он способен продолжить свою миссию без помощи, не могло быть и речи.

     «Вот и нечего передо мной нос задирать», — удовлетворённо подумал Гурий.

     — Хочешь батончик? — Ян сунул ему что-то, похожее на маленький брусок в шуршащей обёртке.

     — Батончик?

     — Шоколадный, с орехами. Конфета такая.

     Гурий поднёс угощение к глазам, чтобы лучше его рассмотреть, и внимательно оглядел со всех сторон. На обёртке было множество английских надписей. По-английски он толком не умел читать и знал едва ли больше половины алфавита. К тому же, большая часть была написана таким мелким шрифтом, что буквы сливались друг с другом и делались совсем неразборчивыми.

     — Не содержит молока, — перевёл Ян.

     Гурий разорвал обёртку и осторожно откусил кусочек от тёмного бруска.

     — Сладкий! — изумился он, разглядывая трёхслойную начинку.

     — Да, — усмехнулся Ян. — В этом и суть конфет.

     Поначалу Гурий не мог определить, нравится ему или нет — слишком непривычным был вкус. Но доев батончик, он решил, что это одна из лучших вещей, которые он пробовал за всю жизнь. Несмотря на свою сладость, он не был таким приторным, как мёд, а ещё в нём не попадались дохлые пчёлы.

     — Блага цивилизации, — Ян протянул ему ещё один.

     Гурий откусил сразу половину.

     — Расскажи, — промычал он с набитым ртом, — как там у вас? В смысле каково это — жить в городе?

     — Ну... — задумчиво протянул Ян. — Что тебе рассказать... Живём в домах, с кондиционерами, ванной, интернетом и прочими удобствами. Спим на кроватях...

     — Мы тоже спим на кроватях, — перебил его Гурий. — У нас есть мебель. Виктор Иванович и бабушка Ева сделали.

     — А в твоей кровати есть встроенная зарядка для телефона, действующая в радиусе двух метров?

     — Встроенная что?

     Ян хмыкнул и махнул рукой, не желая вдаваться в подробности. Гурию в его смешке послышалась то ли надменность, то ли нетерпение.

     — Узнаешь, когда победим зелёных.

     — А в школу ты ходишь? — спросил Гурий.

     — Ты про обучение? Обычно занимаемся из дома, но и вместе иногда собираемся. Например, в эко-лагере. Там нас учили, как не навредить природе во время пребывания вне города.

     Гурий ощутил, что ему становится грустно, почти до слёз. Он отчего-то чувствовал себя не просто обманутым, а глупо одураченным, будто в этом была его собственная вина.

     — Хорошо живёте, — пробормотал он, отворачиваясь, чтобы скрыть покрасневшие глаза.

     — Задолбался я так жить, — вздохнул Ян. — Чихнуть лишний раз боишься, а то зелёные объявят врагом природы и отправят на эвтаназию.

     — Поживи как мы, ещё не так задолбаешься, — с внезапной злостью огрызнулся Гурий. От подступившей ярости его так и подмывало дать Яну хороший подзатыльник. А ещё к нему пришло такое острое ощущение собственной жалкости, что он готов был разрыдаться.

     Быть одним из последних людей на планете, когда их осталось всего лишь несколько десятков, а в лучшем случае — сотен, всегда казалось печальной судьбой. Гурий всё бы отдал — хотя что он имел? — чтобы вернуть мир, о котором рассказывали старики.

     — Эй, ты чего? — Ян толкнул его в плечо. — Обиделся, что ли?

     Слово «обиделся» было издевательски слабым. Нет, на Яна Гурий просто разозлился — в чем, помимо раздражающего поведения, ему винить мальчишку, который так же, как и он, не выбирал этот исход?

     Но узнать, что человечество вовсе не на грани окончательного исчезновения, что где-то до сих пор есть цивилизация со всеми этими машинами, многоэтажными зданиями, магазинами и больницами, что мир, в котором Гурий мечтал жить, существует — но он не его часть... Это было жестоко.

     Он, Ева, Виктор, Диана с Белкой, все остальные в лесу, даже Людмила — не свидетели угасания человечества. Жалкая горстка обманутых людей, которых выбросили, как ненужных, не достойных хорошей жизни — вот кто они такие. И это оказалось ещё хуже.

     — Хочешь ещё батончик? — предложил Ян.

     — Не хочу.

     Гурий угрюмо съёжился и отвернулся от него.

     Какое-то время они сидели молча: минут пять, может, больше.

     — Слушай, — наконец проговорил Ян. — Не стремлюсь, конечно, на тебя давить, но я сюда не на каникулы приехал. Времени в обрез, надо что-то делать.

     — Говорил же, мои тебя убьют.

     — Тогда отведи к другим.

     Гурий раздражённо воткнул подвернувшийся под руку сучок в землю и принялся так старательно вдавливать его поглубже, будто это занятие имело какой-то смысл.

     — Далеко. И я не уверен, что они не поступят так же.

     Ян выпрямился, вперившись в него серьёзным взглядом.

     — Ты же понимаешь, что должен что-то решить? Пока мы тут болтаем, зелёные прочёсывают лес. Жизненно важно добраться до людей раньше, получить оружие и нанести удар. Если мы не успеем, все твои друзья будут убиты, а их оружие уничтожено, как и шанс на победу.

     — Как я могу быть уверен в твоих словах? — воскликнул Гурий. — Тебе нечем доказать! Вдруг я приведу к ним врага?

     — Или упустишь эту возможность и обречёшь их на смерть.

     Гурий тяжело вздохнул, опустив голову. Он не знал, как ему поступить.

     — И сколько времени понадобится зелёным, чтобы обыскать эти места?

     — Думаю, несколько недель. Но не удивлюсь, если уже на днях кого-то обнаружат. Я вот тебя нашёл и без навороченной техники, а у них… Надо действовать, понимаешь?

     — Понимаю, — буркнул Гурий. Он очень хотел верить Яну, но и страх ошибиться был силён.

     

     

     — Явился, голубчик, — обманчиво спокойным голосом проговорил Виктор Иванович, когда Гурий, уже под вечер, вернулся домой.

     Оставив Яну, у которого практически не было еды, кроме энергетических батончиков и каких-то безвкусных сухарей, хороший кусок мяса, он снова расстался с новым знакомым на том же месте, пообещав прийти завтра. Впрочем, он не был уверен, что доживёт до следующего дня – не из-за зелёных, а из-за своей же семьи. Виктор сейчас смотрел на него взглядом, который мог показаться почти ласковым, но только тому, кто не знал этого старика. Любой, кто жил с ним достаточно, мгновенно бы понял, что в его глазах – крайняя ярость.

     Гурий вызывающе посмотрел на Виктора в ответ.

     — И за какие же серебренники ты решил продать свою семью зелёным? – все в том же тоне спросил старик.

     О, как бы Гурию хотелось вот так, одним взглядом, заставлять кого-то потупиться и начать заикаться… У него никогда не получалось быть грозным, в отличие от старика, который умел давить, просто глядя на человека.

     Но в этот раз он не собирался позволить Виктору победить.

     — Пошёл ты нахрен, — бросил Гурий, презрительно скривившись.

     — Что этот выродок тебе наобещал? Сытую жизнь? Цифровое бессмертие?

     — «Этого выродка» зовут Ян. И я не собираюсь его сдавать.

     — Да плевал я, как его зовут! — разозлился старик, от недавнего спокойствия не осталось и следа. От гнева в его глазах появились красные прожилки, а лицо, наоборот, побелело.

     Гурий только сейчас заметил, что Диана с Белкой сидят на лестнице, почти не шевелясь и безмолвно наблюдая за происходящим. Виктор Иванович то ли не видел их, то ли не считал нужным обратить внимание.

     — Идиотово отродье, возомнил себя вправе принимать такие решения? Молоко на губах не обсохло, а уже…

     — А ты? — в ярости перебил его Гурий, потеряв самообладание. — Ты, что ли, можешь решать, не посоветовавшись с другими? Ты спросил, что об этом думают Жанна, Бакир и Георгий? Подумал, как бы поступила тётя Люда?

     Старик побледнел до такой степени, что казалось, его вот-вот хватит удар. От гнева он растерял слова и только сверлил Гурия убийственным взглядом.

     Хлопнула дверь — это бабушка Ева вернулась с ведром ежевики. Из всей семьи она единственная как будто сохранила душевное равновесие и заботилась о возникшей проблеме не больше, чем о внезапно влетевшем шершне.

     — Людмила никогда не подвергла бы нас такой опасности, — изменившимся, осевшим голосом сказал Виктор.

     Ева подошла к Гурию и похлопала его по плечу.

     — Успокойся, малыш. Мы уже отправили Мишку с письмом. Но я уверена, что большинство согласится с нами. Этот мальчик — угроза. Ты же не хочешь так глупо погибнуть, доверившись зелёному?

     Гурий отбросил её руку с такой грубостью, что старушка едва не потеряла равновесие и была вынуждена схватиться за стену.

     — Да уж лучше сдохнуть, чем прятаться в лесу, как зверье и называть это жизнью!

     — Если ты не забыл, я все ещё лидер нашей группы! — Виктор Иванович в который раз стукнул кулаком по несчастному столу.

     — И что ты мне сделаешь? — рявкнул Гурий. — Под домашний арест посадишь? Я все равно уйду, когда захочу, и ты меня не остановишь!

     — Если понадобится — убью тебя, — тихо произнёс старик.

     Гурий оглянулся на бабушку Еву, чтобы понять, вызвали у неё какие-то эмоции слова Виктора или ей безразлично даже это. С мрачным удовлетворением он отметил, что лицо старушки нахмурилось.

     — Не неси чушь, дед, — проговорила она. — Никто никого в этом доме не убьёт.

     — Да неужели? — саркастически хмыкнул Виктор Иванович. — Оглянись вокруг, слепая карга! Эти двое, — он указал пальцем в сторону Белки и Дианы, — уже несколько лет неуклонно убивают себя дурью. А пацан вознамерился свести нас всех в могилу раньше времени!

     — Ты так дорожишь своим существованием, будто оно чего-то стоит. Прекрати сеять панику и раздор. Если уж встаёт выбор, грызть другу другу глотки или стерпеть и в мире дожить оставшийся нам срок, я выбираю второе.

     — В мире? Ты жизнь под угрозой уничтожения называешь миром?

     — Это не хуже жизни в ненависти к членам своей же семьи.

     Но Виктор, казалось, окончательно перестал слушать Еву, всё его внимание вернулось к Гурию. Серые глаза старика угрожающе сверкали.

     — Я не шучу. Я не поставлю тебя выше всех нас.

     — Ой, как страшно, я весь дрожу, — фыркнул Гурий, хотя в глубине его души начали появляться сомнения — действительно ли это только запугивание? Вдруг Виктор Иванович спятил до такой степени, что и вправду решится убить его?

     Бабушка Ева отошла в сторону, пробормотав что-то про подростковый возраст и старческий маразм.

     Гурий отвернулся, твёрдо решив игнорировать Виктора, чем бы он ни угрожал и сколько бы ни кричал. Если старика невозможно переубедить, тогда и не надо тратить на него силы — так он говорил себе, подрагивая от ярости и желания что-нибудь разломать.

     Он не заметил и не услышал, как старик встал со стула и подкрался на удивление беззвучно при своей хромоте. Виктор быстрым и уверенным движением схватил его и прижал к стене, заламывая руки за спину.

     — Ты что творишь?! — завопил Гурий, брыкаясь и пытаясь его отпихнуть, но получил болезненный пинок под колено.

     — А ну, помогите мне его связать! — скомандовал старик. — Не хочешь по-хорошему, будем по-нашему!

     Однако никто не спешил на помощь ни к одному, ни к другому. Диана с Белкой неподвижно сидели на лестнице, а Ева хмуро следила за происходящим, не собираясь подходить. Гурий изловчился и ударил Виктора пяткой по больной ноге. Тот взвыл от боли и выпустил его, чем Гурий тотчас воспользовался и пнул старика ещё раз, отталкивая от себя, и бросился к двери.

     — Застрелю, ублюдок! — завопил ему вслед Виктор Иванович.

     — Куда? — всполошилась бабушка. — Темно, звери ходят! Вернись сейчас же!

     Не слушая окриков, Гурий кинулся прочь и остановился, только когда свет от огня стал едва виден. Хотя никто не гнался за ним, он всё же спрятался за стволом, настороженно глядя в сторону дома. До него доносился голос Евы, зовущей его по имени, и громкая ругань старика.

     Он утёр кулаком слёзы, выступившие от злости и обиды. Ему хотелось сесть на землю и заплакать, но он упрямо кусал губы, не позволяя себе полностью сдаться эмоциям.

     Не прошло и пары минут, как явственно обострилось тревожное чувство чьего-то присутствия за спиной, часто накатывавшее на него в темноте.

     «И что мне теперь делать? — с отчаянием подумал Гурий. — Идти к Яну? Так далеко, а у меня ни ружья, ни огня...»

     Он обхватил себя за плечи и съёжился, ощущая холод, которого, в принципе, в это время года быть не должно. Это ничуть его не согрело, и он понял, что холод вовсе не настоящий, а исходит изнутри.

     «Неужели меня и вправду этой ночью сожрут? Это же просто смешно — умереть не от рук зелёных, а по вине своих же! Как они могли так со мной поступить?»

     У него не укладывалось в голове, что Виктор Иванович действительно готов с ним разделаться, как с паршивой собакой.

     — Вернись, дурак! — снова послышался голос бабушки, на этот раз чуть ближе.

     Посмотрев в ту сторону, Гурий увидел свет факела — Ева вышла его искать. Вскоре вдали замерцали ещё два огонька. Даже Диана с Белкой, похоже, посчитали эту ситуацию настолько серьёзной, что не стали её игнорировать. Но Гурий чувствовал, что скорее готов сам залезть в пасть волку, чем сдаться и позволить затащить себя домой как непослушного ребёнка. Он знал, что его не поймают, если он сам того не захочет: ни старушка, ни девчонки, уже пару лет вылезающие из кровати только чтобы поесть, за ним не угонятся. К тому же, он прекрасно видел, где они находятся, благодаря факелам, в то время как его самого сложно было заметить в темноте.

     Так он и прятался около часа, иногда перебегая с места на место, когда кто-то подходил слишком близко.

     А потом огоньки отдалились и погасли. Через некоторое время погас и свет в огне их маленького косого домика.

     Вопреки собственным ожиданиям, Гурий почувствовал не облегчение, а разочарование.

     «Быстро они ушли, — с горечью подумал он. — Просто для приличия поискали и легли спать. А меня тут ешь, кто хочет...»

     Опустившись на землю, он сгорбился и обнял руками колени. Земля не казалась холодной, но была неприятно сыроватой. От неё пахло грибами, хотя летом росли одни поганки да мухоморы.

     «Если доживу до утра, вернусь к Яну и отведу его к группе Людмилы. Всё равно терять уже нечего. Здесь никто, кроме меня, больше не может разумно мыслить».

     Где-то в глубине чащи завыли волки. А может, это заскрипело старое дерево, но Гурий замер от страха и, затаив дыхание, уставился в темноту. Сейчас едва ли можно было что-то разобрать, кроме невнятных силуэтов. Чем дольше он смотрел, тем сильнее одна из теней казалась ему неподвижно вставшим медведем, который пялился на него, то ли боясь, то ли собираясь напасть. Гурий убеждал себя, что это всего лишь куст и дикий зверь не посмел бы подойти так близко туда, где пахнет человеком, но с каждой последующей секундой страх брал своё.

     Собравшись с силами, Гурий нашарил шишку и швырнул в «медведя». Она с шуршанием провалилась прямо в середину тени — это действительно был куст.

     Однако страх вовсе не ушёл. Всё вокруг казалось опасным, будто за каждым деревом затаилось что-то, может, даже похуже зверя. Гурий теперь боялся увидеть, ещё больше, чем жёлтые волчьи глаза, мигающие красным или зелёным огоньки поисковых роботов. Или обнаружить над собой фальшивую сову с камерой в глазнице. Само собой, он знал, что зелёные — не дураки и не станут снабжать шпионов такими явными признаками. Никаких лампочек на них не будет, а камеры идеально замаскируют. Но представлял роботов он именно так: пугающе неестественными с заметными механическими деталями.

     Гурий оглянулся в сторону дома. Теперь его вовсе нельзя было увидеть — свет давно погасили, а изнутри не доносилось ни звука.

     «Нельзя отправляться в путь без еды, — решил он. — Может, до ружья мне не добраться, но припасы из погреба я возьму».

     Крадучись, он направился назад, останавливаясь на каждом шагу и прислушиваясь. Не было слышно ни голосов, ни подозрительных шорохов или скрипов, кроме тех, что издавались деревьями.

     Добравшись до места, он долго не решался выйти на открытое пространство, боясь, что ему устроили ловушку. Наконец он решился и шагнул вперёд. Ничего не произошло, никто не бросился на него с верёвками и палками, не щёлкнул никакой капкан и нога не провалилась в яму.

     «И когда бы они её успели вырыть?» — усмехнулся Гурий про себя.

     На цыпочках он подкрался к погребу и осторожно потянул дверцу, стараясь не дать ей заскрипеть.

     — Пс-с, мелкий! — прошипели сверху.

     Гурий вздрогнул и чуть не хлопнул дверцей. Из окна на него смотрела Диана.

     — Залезай, поговорим, — прошептала она. — Я тебя не выдам.

     Вслед на ней высунулась Белка и поманила его рукой.

     Гурий хотел было броситься бежать, но странная колючая тоска заставила его сделать шаг ближе. Ему отчаянно не хотелось возвращаться в лес, а от предложения Дианы веяло каким-то теплом. Убедив себя, что если бы девчонки хотели его поймать, то разбудили бы стариков, он послушно взобрался по косой лестнице, прибитой к дереву. Она вела к окну, одновременно выполняя роль дополнительного столба, подпирающего чуть выступающий второй этаж, но ею давно никто не пользовался. Палки-ступени поросли мхом и были немного скользкими.

     Он пролез в окно и заполз на кровать. Диана тотчас приподняла одеяло, жестом приглашая забраться под него. Они накрылись все втроём, чтобы приглушить голоса ещё сильнее.

     — Ну ты и идиот! — тихо пробормотала Белка. — Сейчас могли бы связать тебя и весь твой побег насмарку.

     — Чего хотели? — буркнул Гурий.

     — Ты правда веришь этому Яну? — странно, но Диана не казалась настроенной скептически. Её, как будто, живо интересовало происходящее, хотя в последние годы обе девушки относились ко всему слишком равнодушно.

     — Допустим. Что дальше?

     — Расскажи о нём подробнее. Я хочу понять, что он из себя представляет.

     Гурий задумался. Старики не расспрашивали его о новом знакомом и сразу вынесли приговор: обманщик. А если Диана с Белкой засомневались, это ещё плюс к тому, что те просто выжили из ума, а Ян и правда даёт шанс на спасение.

     — Ну что рассказывать... — вздохнул он. — Пацан как пацан. Блондин. Волосы как водой прилизанные. Одежда новёхонькая. Умеет строить шалаши, с собой есть фонарик и сладкие батончики.

     Девушки переглянулись.

     — Исчерпывающий ответ, — раздражённо фыркнула Белка.

     — Отведёшь нас к нему? — с необычной для неё мягкостью попросила Диана. Она редко что-то у него просила, обычно только приказывала. «Мелкий, принеси то, мелкий, подай это»...

     Но Гурий не мог себе позволить повестись на эту мягкость — она могла оказаться ловушкой.

     — Нет, — он покачал головой. — Я вам не доверяю.

     Повисло молчание. Он ожидал, что девчонки, особенно Белка, начнут его ругать и оскорблять, но те не произносили ни слова.

     — Я пойду, — сказал Гурий, раздражённый неловкой тишиной.

     Диана удержала его.

     — Оставайся. Никто не будет искать тебя в нашей комнате. Уйдёшь утром, если так об этом мечтаешь.

     Он недоверчиво посмотрел на девушку и промолчал, но возражать не стал — очень уж не хотелось возвращаться в сырость и темноту леса.

     Утром Гурия разбудила громкая ругань. Виктор Иванович что-то с грохотом швырнул на пол, выкрикивая неразборчивые проклятия. Как ни странно, в ответ не раздалось укоров со стороны бабушки, и Гурий уже испугался, что брошенным чем-то и была Ева, но вскоре услышал и её голос, а затем скрип лестницы.

     — Под кровать, живо! — шёпотом скомандовала Диана, толкая Гурия.

     Тот поспешно заполз в эти горы пыли, склянок и прочего мусора, стараясь ничего не разбить и не напороться на что-то острое. Он едва успел спрятаться, когда старушка толкнула дверь.

     — Что такое? — вскинулась на неё Белка. — Не могли выйти в лес поорать? Обязательно сотрясать весь дом своими воплями?

     Ева спокойно дождалась, пока она замолчит.

     — Плохо дело, девочки. К нам только что прибежала Даффи.

     Гурий затаил дыхание, вслушиваясь в тихий голос старушки. Даффи была собакой Бакира, которую, в отличие от Мишки, обычно не посылали к другим с записками. Если её отправили, это значит, что случилось что-то из ряда вон выходящее, и это даже не смерть члена группы. И уж точно не ответ на письмо Виктора — оно не могло так быстро дойти до них, ведь группа Бакира жила далеко даже для быстроногих псов.

     — Над тайгой летают дроны, — произнесла старушка, присаживаясь на кровать. Её грубо сшитые из лосиной кожи ботинки на деревянной подошве находились прямо напротив глаз Гурия. Он заметил аккуратную заплатку на заднике, явно пришитую сегодня.

     «И в такое время она ещё думает об обуви?!»

     Ему захотелось пнуть Еву посильнее, чтобы выместить ярость. Его выводило из себя каждое её слово и движение; всё, сказанное ею, казалось издёвкой.

     «Плохо дело? — шипел про себя Гурий. — Будто тебя это хоть каплю волнует, старая лживая стерва!»

     — Где? — после некоторого молчания спросила Диана чуть охрипшим голосом.

     — Пару штук видели над медвежьим ущельем.

     — Это же далеко... — начала было Белка, но осеклась.

     — Это для тебя далеко, — хмыкнула старушка. — А дрон оттуда до нас долетит меньше, чем за день. Уж не знаю, сколько нам осталось жить. Может, прямо завтра сюда придут зелёные... Да, недаром Людмила готовила переселение дальше на север... Как чувствовала...

     Вновь повисла тишина. Гурий прикрыл рот рукой, боясь, как бы Ева не услышала его дыхание.

     Сейчас он отчётливо понял, что Ян — единственный шанс на спасение. Рисковать ему фактически уже нечем, потому что на прячущихся в лесах людей вновь открыли охоту. Он сильно сомневался, что на этот раз они выживут. Может быть, группы Жанны и Георгия сумеют остаться незамеченными, но вот им четверым, учитывая, как близко от них остановились зелёные, почти на сто процентов пришёл конец. Едва ли спасётся и соседняя группа — не теперь, когда Людмилы больше нет.

     «Кажется, она и вправду погибла», — подумал Гурий. Отчего-то он был уверен, что при ней зелёные не появились бы снова.

     — И что теперь?

     Голос Дианы звучал тихо, но спокойно. В нём не слышалось ни испуга, ни злости.

     — Теперь всё, — коротко ответила старушка и поднялась, скрипнув кроватью.

     Когда за ней закрылась дверь, Гурий выполз наружу и стряхнул с себя пыль. Белка шикнула на него — хлопки ладоней по одежде показались ей слишком громкими.

     — Дроны, значит, — пробормотал Гурий. — Пара летающих железяк промелькнула — и все собрались помирать. Ну уж нет. Без меня.

     Он подошёл к окну и осторожно выглянул, прикидывая, не увидят ли его Виктор Иванович с бабушкой Евой.

     — Стой, мелкий, — Диана дёрнула его за край рубашки.

     — Чего?

     — Возьми нас с собой. Мы тоже уйдём.

     Белка удивлённо посмотрела на неё, широко распахнув глаза, а потом перевела взгляд на свои бледные исхудавшие руки, сложенные на острых коленях в замок, но всё равно дрожащие даже в расслабленном состоянии, будто спрашивая своё тело — выдержит ли оно поход хотя бы куда-то дальше речки?

     — Зачем это? — хмуро спросил Гурий, недовольным жестом выдёргивая рубашку из её пальцев.

     — Не хочу умирать, — немного помолчав, ответила Диана.

     Гурий скептически хмыкнул и отвернулся от неё.

     — Не хочешь умирать — не закидывалась бы дурью.

     Белка, судя по резкому движению, хотела обругать его со всей агрессией, однако Диана остановила её. Раздался скрип и шумный выдох — Белка обиженно откинулась на кровать.

     — Так берёшь нас или нет?

     — Нет. Я вам не доверяю. Сдадите Яна старикам.

     — Ну и чёрт с тобой, — фыркнула девушка. — Катись давай.

     — Вот и качусь.

     Гурий ещё раз проверил ситуацию за окном и перекинул ногу через подоконник.

     — Ружьё хоть возьми, — бросила Диана ему вслед.

     — Оно же у Виктора?

     — Дурила! Запасное сопри. Ещё не ушёл, а уже без нас и шага сделать не может!

     — Сама дура! Знал я про запасное, — проворчал Гурий и, немного помолчав, неохотно спросил:

     — А где оно?

     Белка злобно ухмыльнулась, а Диана закатила глаза. Обеим явно хотелось закатить смачную оскорбительную лекцию и как следует пройтись по его умственным способностям, одну из тех, которые он слышал от них по семь раз на неделе. Однако то ли не желая ругаться перед расставанием, то ли опасаясь обратить на себя внимание стариков, они в кои веки-то раз обошлись нормальным ответом:

     — В погребе, в том сундуке под шкафом.

     — Ладно. Я пошёл.

     — Иди.

     Гурий скользнул в окно, спрыгнул на землю и поспешил к погребу, то и дело оглядываясь.

     Под шкафом с припасами стоял грубо, но плотно сколоченный сундук, в который давно никто не заглядывал, судя по толстому слою пыли. Гурий с трудом снял крышку. Внутри были клочья сухого мха, защищающие от влаги. Разворошив их, он увидел ружьё, быстро схватил его, набрал патронов и осторожно выглянул наружу — там всё так же никого не было.

     Ещё раз осмотревшись напоследок, Гурий побежал в чащу.

     Диана смотрела ему вслед застывшим безэмоциональным взглядом. Чуть подрагивающие губы могли бы выдать её чувства, но она стояла спиной к Белке, и та не видела её лица.

     — Думаешь, он выживет? — спросила Диана, решительно закрыв окно, но так и не повернувшись.

     — Не знаю. Сейчас куда важнее — выживем ли мы. Что будем делать? Старпёр ни за что нас не отпустит...

     — Да кто его спрашивает? — Диана возмущённо фыркнула и наконец посмотрела на подругу. — Это Гурием он мог вертеть как заблагорассудится, и то в итоге не вышло. Пойдём вниз, поговорим со стариками.

     

     

     Гурий бежал вдоль реки, крепко сжимая ружьё. Ремень на нём давно истёрся, хотя его явно давно не доставали. Гурий даже не был уверен, что оно будет стрелять, если его не разобрать и не почистить определённым образом, как это иногда делал Виктор Ивановмч.

     Река зловеще шумела — не слишком громко, но при этом заглушая остальные звуки: шорох в траве или кустах, который мог бы предупредить о приближении животного. А может, это шумела кровь в ушах Гурия, но он всё равно злился на реку.

     Он подумал, что реки сами по себе — вещь подлая и вредная. Люди в лесах всегда селились поближе к водоёмам, потому иначе просто нельзя существовать. Об этом прекрасно знали и зелёные, а значит, зоны поисков сокращались, Хвост был небольшой речушкой, притоком притока притока или чем-то в этом роде — именно такие и выбирали ушедшие в тайгу люди, но всё-таки даже он мог послужить ориентиром как для беглецов, так и для преследователей.

     Гурий то замедлял шаг, изо всех сил прислушиваясь — ему казалось, что вот-вот на него набросится дикое животное — то. напротив, ускорялся, внушая себе, что рядом никого нет и воображение лишь мешает, задерживает его. Он споткнулся о корень, но не упал, только сильно ударил большой палец ноги и остановился на несколько секунд, шёпотом выругавшись. Боль резко перенаправила его мысли в другое направление, и он вдруг подумал, что глубоко ошибся, что не должен был бросать семью и бежать к Яну, но как только боль утихла, обругал себя за ненужные сомнения, и поспешил дальше.

     До шалаша он добрался спустя час, может, больше — с одной стороны, ему казалось, что пролетели сутки, а с другой, что не прошло и нескольких минут.

     — Ян! — закричал он. — Ян, где ты?

     Тот вышел ему навстречу, хмурый и серьёзный.

     — Смотрю, ты всё-таки решился.

     Гурий в двух словах рассказал ему про ссору со стариком и про письмо, которая доставала собака Бакира.

     Значит, как минимум две группы знают о присутствии зелёных, — подытожил Ян. — Может, наконец скажешь, сколько вас всего? Нам необходимо это знать, чтобы правильно скоординировать действия.

     — Нет, — твёрдо произнёс Гурий, со всей решительностью отбросив слабое, но назойливое желание сбросить с себя всякую ответственность и полностью довериться новому знакомому. — Я ничего не расскажу тебе об остальных. У тебя есть я и моё ружьё, этим и будем обходиться.

     Ян смотрел на него каким-то непонятным взглядом, то ли сдерживаясь, чтобы не накричать, то ли оценивая имеющиеся возможности. Наконец он покачал головой.

     — Это нереально. Одно ружьё. Один человек. Это ничего не даст нам, только выдаст наш план.

     — Придумай новый.

     — Ты не понимаешь, о чём говоришь. С одним ружьём мы ничего не сможем сделать!

     «Может, стоило взять с собой Диану с Белкой? — мысленно вздохнул Гурий. — Диане палец в рот не клади, она бы быстро что-нибудь придумала...»

     «Нет! — тут же возразил он сам себе. — Хватит с меня чужих решений. Я сам могу решать за себя, и больше не позволю командовать ни Виктору, ни бабушке, ни этим стервам!»

     — Я хочу поговорить с твоим отцом, — сказал он. — И увидеть корабль зелёных. Тогда, может быть, я дам вам какую-то информацию.

     Ян на секунду прикрыл глаза, как будто пытался справиться с волной гнева, глубоко вздохнул и кивнул.

     — Ладно. Пойдём.

     

     

     — С ума сошли?

     Виктор Иванович не кричал. Эти слова он произнёс тихим, безмерно усталым голосом. Он сидел в кресле совершенно неподвижно, всё его тело было расслабленно, но руки почему-то дрожали. Казалось, за пару дней он постарел лет на двадцать.

     Бабушка Ева и вовсе ничего не говорила, только молча смотрела на девушек.

     — Мы с вами не останемся, — повторила Диана. — Торчать здесь, когда зелёные на подходе — верная смерть.

     — Я-то думал, вы её всеми силами приближаете, — язвительно прошипел старик, задержавшись взглядом на её руках, покрытых пятнами свежих и застарелых синяков и мелкими язвочками.

     — Я решила, что хочу жить.

     Виктор скосил глаза на Белку.

     — А ты что же? Как всегда, за ней хвостиком?

     — Не твоё дело, — отрезала та.

     — И куда же вы пойдёте? К группе Людмилы, через Ящера? Да они, наверно, уже на той неделе отправятся на север, если не раньше! А вы? Посмотри на себя: обе вот-вот ласты склеите! Точно погибнете, говорю вам!

     Диана несколько секунд молча смотрела на него, а потом резко развернулась и дёрнула Белку.

     — Пошли.

     — Прекрасно! — крикнул им вслед Виктор. — Валите и вы! Меньше идиотов — больше шансов выжить!

     Диана взбежала по лестнице, как уже давно не делала — последние годы лестница казалось всё более и более тяжёлой преградой. Что уж говорить о многокилометровой дороге...

     — Собираемся, — приказала она и вытащила заплатанную сумку из бобровых шкур. Первым делом она положила в неё записную книжку, предварительно аккуратно завернув в мягкую ткань, чтобы не повредить истончившиеся страницы.

     — Возьмём только лекарства, — бормотала Диана, придирчиво отбирая травы и порошки. — Всю дурь бросаем. Хватит с меня.

     — Не сможем же, — тихо ответила Белка.

     — Сможем, — отрезала Диана. — Если под рукой ничего не будет — сможем.

     Белка только вздохнула и принялась помогать подруге, переворачивая запасы растений, порошков и старых настоев.

     — От головы, от сердца, от мышц...

     — Для глаз не забудь.

     — Да... И от простуды.

     Диана вдруг бросила сумку, заполненную почти наполовину, на кровать и рассмеялась. Её смех, поначалу тихий, вскоре перерос в нечто, похожее на припадок: она содрогалась, как будто что-то душило её, не давая даже закашляться.

     — Ты чего? — встревоженно спросила Белка.

     Диана вытерла краешком одеяла лицо, по которому уже потекли слёзы.

     — Да ты посмотри на нас! Столько лекарств... Даже бабушка Ева пьёт только для костей и от давления! А мы!...

     Белка медленно присела на кровать. Между её бровей пролегла складка, совсем как у Виктора Ивановича, только не такая глубокая и резкая.

     — Что, если мы не успеем? Они даже не знают... Уйдут... А если и узнают, будут ли ждать?

     — Здесь я точно не останусь, — ответила Диана. — Мелкий прав. Нечего сидеть в ожидании смерти. Надо бороться. Пойдём через правый бок, так быстрее.

     — Но там же овраги...

     — Зато выиграем день или полтора. Людмила именно там и ходила. И Ева тоже, когда их навещала.

     Диана вытащила ворсистую верёвку и, как могла, проверила её на прочность слабыми руками.

     — Сгодится, думаю, — не слишком уверенно сказала она.

     

     Виктор Иванович со стуком поставил деревянную кружку на стол. На дне ещё оставалась мякоть компота, но он не спешил выуживать её, помогая себе указательным пальцем, как делал обычно.

     — Что теперь, бабка?

     Ева пожала плечами.

     — А всё уже теперь. Кончены дни нашей семьи, да и всех остальных.

     Старик то ли кашлянул, то ли рыкнул от злости.

     — Если бы только Людмила...

     — Хватит, — прервала его Ева. — Мы оба прекрасно знаем, что даже она не смогла бы спасти человечество. Ей повезло в каком-то плане. Ушла до того, как настал конец.

     — Чёрта с два, — Виктор произнёс эти слова ровным, спокойным тоном, разительно отличающимся от недавнего. — Может, мне и далеко до Людмилы, но я тоже могу...

     — Вести людей за собой?

     — Тебя же увёл.

     Старушка рассмеялась, откинувшись на спинку кресла и прикрыв рукой глаза, как будто ей в лицо били яркие солнечные лучи. А затем внезапно погрустнела.

     — Нам не добраться, сам ведь понимаешь.

     — Дай хоть помечтать, — огрызнулся Виктор. — Но даже если остались только мы с тобой, я зеленым так просто не дамся. Не отстреляемся, так хотя бы половину их отряда за собой утащим. Как в старые добрые, а?

     — Вояка! — махнула рукой Ева, но лицо её как будто немного помолодело. — Напугал ежа... Они же смерти только и ждут!

     На несколько минут повисло молчание.

     Старик постукивал пальцами по столу, напряжённо вглядываясь в тёмный угол, словно ожидал, что оттуда вот-вот может кто-то выскочить.

     Ева покачала головой и сгребла разбросанные карты.

     — Сыграем в дурака, что ли?

     Виктор встряхнулся, отгоняя мысли, и расплылся в хищной улыбке, которая, впрочем, могла показаться немного натянутой.

     — А то!

     

     

     Река шумела необычно раздражающе. Виктор Иванович говорил, что это похоже на шум старой рации или доисторических телевизоров, тех, которые были у людей ещё до изобретения мобильного телефона.

     Любая мысль о старике заставляла Гурия вздрагивать от злости.

     — Как же я их ненавижу... Обоих...

     — Бабушку и дедушку? — спросил Ян.

     — Они мне не родные. Ева просто любит, когда её называют бабушкой, а Виктор Иванович — это просто Виктор Иванович.

     — Как вообще формируются ваши семьи? И почему семьи, а не племена?

     — Какие ещё племена? — обиделся Гурий. — Мы тебе не эти, как их... нео...неодантисты!

     — Неандертальцы.

     — Когда люди только бежали в леса, они держались группами, — начал объяснять Гурий то, что слышал от Евы и Виктора. — Большие группы быстро истребили, потому что они были слишком заметны. Выживали те, которые поменьше — человек по тридцать. Все там друг друга очень близко знали, поэтому они стали называться семьями.

     — Слишком маленьким группам тоже невыгодно, — заметил Ян. — Они слабы. Как так получилось, что вас всего пятеро?

     — Ну, мы отделились от большой группы. Я тогда был совсем маленьким. Виктор Иванович поссорился с тётей Людой и ушёл вместе с бабушкой Евой, забрав меня.

     — А зачем они тебя забрали, если ты им не родной?

     — Чтобы орать и унижать, — зло буркнул Гурий. — Знаешь, есть такие люди, которым обязательно надо над кем-то измываться, иначе они себя плохо чувствуют. Вот Виктор Иванович из них. И Диана. Только старикан любит орать, а Диана унижать и издеваться.

     — А эти девочки откуда взялись?

     — Диана и Белка? Они раньше жили в другой группе. Там все заболели и умерли. А их никто не хотел принимать, боялись заразы, даже Виктор Иванович боялся, но бабушка Ева настояла. Сказала, нас всё равно мало. Умрём так умрём, три человека погоды не сделают.

     Ян удивлённо хмыкнул и покосился на него, подняв бровь.

     — Вот и я думаю, что она долбанутая на голову, — со вздохом пробормотал Гурий. — Ей вообще на всё плевать. Когда кто-то умирает, ей всё равно. Даже когда тётя Люда...

     Он осёкся и замолчал. К его облегчению, Ян не стал расспрашивать про Людмилу.

     — Они постоянно на наркоте, — вновь заговорил Гурий, чувствуя, что на душе отчего-то становится не так тяжело, как поначалу. — Диана что-то химичит из ягод, трав и грибов, и они вдвоём принимают эту дрянь. Виктор Иванович раньше на них орал, а потом рукой махнул. А бабушка вроде и не против.

     Ян снова невесело усмехнулся, покачав головой.

     — Вот люди! Даже посреди леса, где полно хищников и прочих смертельных опасностей, они найдут способ, как поглупее себя убить.

     — Бабушка говорила, что наркотики принимает тот, кто ещё не готов умереть, но уже не хочет жить.

     — А у нас наркотиков нет, — немного помолчав, сказал Ян. — И вообще люди с зависимостями стерилизуются.

     — И сигареты у вас не курят? И алкоголь не пьют?

     — Нет.

     — Мои старики вот иногда делают вино из малины. И мёд добавляют.

     — Вкусно?

     — Компот лучше. А у вас есть кола? Виктор Иванович рассказывал, что она одновременно и сладкая, и кислая, и с миллионами шипучих пузырьков!

     — Если не умрём — я тебе целый бассейн колы организую.

     Каменистый берег реки уводил их всё дальше и дальше от привычных мест, мимо левого бока Ящера, по пути чуть восточнее того, что мог привести к группе Людмилы.

     Ян вдруг остановился.

     — Погоди. Слышишь?

     — Что?

     — Кажется, дрон летит. Давай к деревьям.

     Они поспешно покинули открытое пространство и прижались к стволу ближайшего кедра. Ян напряжённо вглядывался в небо.

     «Дроны часто оборудованы тепловизорами, — вспомнились Гурию слова Людмилы. — В кустах или под ветками от них не спрячешься. Надо искать укрытие, которое они не смогут просканировать: брошенные берлоги, пещеры. В крайнем случае, укройся за толстым стволом или крупным камнем».

     — Он увидит нас здесь, — прошептал он Яну, зачем-то понизив голос, будто датчики могли засечь и далёкий звук.

     — Не увидит, ветки густые.

     — Да увидит же! Смотри, какие просветы!

     Ян бросил на него раздраженный взгляд, скривив губы, будто Гурий был безмозглым блохастым щенком, лезущим обниматься. Он словно поборол в себе порыв оттолкнуть его ногой. Но если Яну и пришла в голову такая аналогия, будучи зелёным, он не мог отталкивать блохастых щенят — в такой ситуации ему полагалось в благоговении упасть на колени и расцеловать животное в его лишайную морду.

     «Интересно, — некстати подумал Гурий. — Мировоззрение позволяет зелёным выводить блох у собак? Собаку жалко, она страдает, но и блохи имеют право на жизнь...»

     Ян осторожно высунулся из-за веток, чтобы лучше осмотреть небо, и, не увидев, дрона, кивнул на соседнее дерево, более раскидистое и надёжное:

     — Сюда, переждём тут.

     Ящер был обманчивой горой. Поначалу казалось, что его склоны довольно пологи, и только ближе к вершине становятся крутыми, каменистыми и грозящими осыпаться под ногами или, ещё хуже, пришибить камнем. Была на нём вполне безопасная, но долгая и выматывающая дорога, ведущая почти через самый верх. На этих участках приходилось поднапрячься, да и место было достаточно открытым, чтобы всерьёз опасаться дронов, а значит, его следовало пройти как можно скорее.

     Диана твёрдо решила, что по этому пути они не пойдут.

     — Туда, — указала она на правый бок горы, покрытый лесом. Отсюда он казался безобидным, но всем было известно, что далее начнутся крутые скалистые обрывы.

     — У меня уже ноги от усталости дрожат, — со вздохом пожаловалась Белка.

     — Мы слишком быстро шли. Пойдём медленнее, но без частых остановок. Иначе и правда неделю провозимся.

     Белка молча кивнула и поправила дорожную сумку, которая была на всякий случай дополнительно перевязана верёвками.

     — Что будем делать, если нас примут? — спросила она спустя несколько минут.

     Диана даже усмехнулась, услышав этот вопрос. В их положении закономерно было бы волноваться о том, что их могут не принять, но они обе прекрасно знали, что делать в этом случае: лечь и умереть. Возвращаться обратно и снова мучительно переваливать через гору, чтобы вновь жить как прежде, нет смысла. А вот что их ждёт в случае успеха?

     — Новая жизнь. Забудем старое, перестанем принимать… Снова начнём делать лекарства. Может, детей заведём когда-нибудь…

     — Детей?

     — Что? — хмыкнула Диана. — Будет обидно, если последним поколением человечества будет наш дебил Гурий. А ты не хочешь?

     — Если ты хочешь, то и я хочу.

     — А если они окажутся тупыми, всегда можно сбросить их со скалы.

     Подруги рассмеялись громче, чем следовало бы в этой местности, где вполне мог встретиться медведь.

     Они шли, петляя между стволов сосен, которые становились всё ниже. Подъём пока был не крутым, но всё равно достаточно утомительным для непривычных ног.

     Диана вдруг остановилась, вглядываясь по что-то под небольшим шипастым кустом.

     — Ты же говорила: без передышек, — напомнила Белка.

     — Подожди. Там птенец.

     — У нас есть крольчатина.

     — Дурёха! — со смехом фыркнула Диана, шутливо толкнув её. — Я хочу вернуть его в гнездо.

     Маленький лысый птенец с глазенками, подернутыми мутной плёнкой, барахтался во мху, беспомощно перебирая лапками.

     Обе девушки задрали головы, ища на ближайших деревьях гнездо, откуда он выпал.

     — Вон там! — Белка указала на ветвистую ольху, где не так уж высоко от земли у основания крепкой ветки виднелось небольшое птичье гнездо.

     — Точно! — радостно воскликнула Диана. — Ну-ка, давай я его…

     Не успела она сделать и шага к кусту, под которым лежал птенец, как перед ней метнулось что-то рыжее. Только хвост да задние лапы мелькнули, прежде чем лисенок, уносящий в зубах добычу, скрылся в зарослях.

     Диана растерянно смотрела на место, где ещё секунду назад находился птенец. Рука Белки легла ей на плечо.

     — Не переживай… Ну съели и съели. Это природа.

     — Черт с ним, — пробормотала Диана. — Просто я подумала, если спасём его… Неважно. Пошли дальше.

     Она поправила за плечами сумку и первой двинулась вперёд.

     

     

     — Далеко ещё?

     Гурию казалось, что в полтора дня каким-то образом уместилась целая неделя. Они шли и шли, река плавно заворачивала то влево, то вправо, от однообразия пейзажей по оба берега возникало впечатление, будто они на самом деле ходят кругами, а река только сбивает их с толку. Может, зелёные что-то сделали с орбитой планеты и теперь день длится под двести часов?

     — Думаешь, я очень хорошо помню? — проворчал Ян. — Когда

     я бежал из лагеря, то двигался медленно и осторожно, поэтому потратил несколько суток. Теперь мы идём в быстром темпе. Должны быть на месте не позднее завтрашнего дня.

     “Двести часов в сутках!” — издевательски медленно и противно провыл абсурдный голосок в голове Гурия.

     — Видишь сам, сколько времени мы теряем? — недовольно спросил Ян в ответ на его тяжёлый вздох. — Если бы ты дал мне координаты, мы бы выиграли несколько дней. Которые, между прочим, могут оказаться критичными для человечества.

     — А ты бы на моём месте дал?

     — Да. Потому что это здравое решение.

     — Хочешь сказать, что я глупый? — тут же разозлился Гурий.

     — Не ты глупый, а твой поступок.

     — И ничего не глупый!

     Ян немного помолчал, то ли набираясь терпения, то ли подыскивая слова.

     “Он так хорошо говорит на русском, — подумал Гурий. — Неужели среди этих скольких-то тысяч новых людей ещё живут разные языки? Может, раз они такие умные, то просто изучают все?”

     — Посуди сам, — Ян замедлил шаг, как будто полагал, что Гурий слишком примитивен и может либо быстро идти, либо быстро понимать. — Зелёные не успокоятся, пока не найдут всех, кто скрывается в лесу. Даже если я окажусь твоим врагом, много ли ты потеряешь? Эти люди погибнут, может, не сегодня или завтра, но через неделю точно. Зато если я не лгу, ты дашь им шанс спасение. Только учти, что с каждым часом этот шанс становится все меньше.

     Звучало это логично, и Гурию очень хотелось выбросить из мыслей воображаемых бабушку с Виктором, которые поносили его на чём свет стоит, призывая отказаться от затеи. Но они засели в его разуме очень уж прочно.

     — С чего ты взял, что зелёные их всех найдут? Люди уже почти пятьдесят лет скрываются здесь, и зелёные нас ещё не обнаружили.

     — Потому что зелёных тоже осталось слишком мало, и они были заняты другими местами. Они методично прочесывали весь мир, где могли остаться выжившие. Теперь добрались до Сибири.

     Гурия всё сильнее тянуло согласиться и довериться, но, похоже, он был настолько упрям, что не мог даже пойти на поводу у собственных желаний, как будто ему жизненно необходимо было с кем-то спорить. И даже если спорить не с кем, то почему бы не с самим собой?

     — Сперва — встреча с твоим отцом, — твёрдо сказал он. — Кстати, а где твоя мать? Осталась дома?

     — Мать? У меня её нет.

     — Умерла? — Гурий сочувственно посмотрел на спутника, в душе со странным удовлетворением отмечая, что между ними оказалось что-то общее.

     — Нет, у меня её и не было. Только отец.

     — Это как? — не понял Гурий. — А кто тебя родил?

     — А вот так. Никто меня не рожал. Биотехнологии, знаешь ли, могут всё.

     — Ты из пробирки, что ли?

     Гурий вспомнил одну из древних книг, которые хранила Диана. В основном, это были заумные научные книги, и Диана иногда пыталась объяснить их содержание, причем ещё более заумно, чем там было написано. Гурий понимал совсем немного, но запомнил, что одна из глав говорила о технологии выращивания детей в инкубаторах. Даже картинка была — уродливое существо, похожее на освежеванного кролика, плавало в каком-то мешке. Мешок помещался в банку, наполненную другой жидкостью, а банка, в свою очередь, имела множество проводов и шлангов, подключённых к чему-то за пределами картинки.

     Гурий представил Яна, упакованного в такой мешок, и громко фыркнул.

     — И совсем не смешно, — ворчливо буркнул тот. — Ты вообще вылез окровавленным из живого человека. Вот это уже жутко.

     — Я видел, как рожает собака, — похвастался Гурий. — Она родила пятерых щенков и сразу же троих сожрала.

     — Наверное, мертворождённые.

     — Да нет, пищали. Они ползали по подстилке, такие мокренькие, маленькие, как крысы, а она их раз — и зубами.

     На лице Яна читалось отвращение, что не могло не рассмешить Гурия.

     — Вы, человеки экологичные, или как вас там, и не подозревали, что среди животных такое бывает?

     — Мы это прекрасно знаем, — хмуро ответил Ян. — Бессмысленная жестокость свойственна не только людям. Просто у людей она изощрённее. Вот ты, например, видишь, что мне неприятно слышать о такой гадости, и наслаждаешься этим. Антисоциальное качество, которое у нас изжито путём селекции.

     — Свои умные слова лучше изживи, — огрызнулся Гурий, снова ощутив себя непонятливым ребёнком, пялящимся в научную книжку.

     — Забудем о собаках… Прячься, опять дрон.

     Ян прижался к стволу раскидистого дерева, и Гурий последовал его примеру.

     

     

     

     Горным тропам свойственна подлость, это всем известно. Природа, как говорила бабушка Ева, вообще штука подлая — сперва она миллионы лет пестует человечество, ведя его по пути от волосатого идиота с палкой до покорителя космоса, а потом вселяет в него желание взять и вымереть, выбросив в пустоту все невероятные достижения и возможности. Это ли не подлость?

     То же самое и с тропами, ведущими вдоль оврага — они могут поначалу выглядеть надёжными, чуть ли не полностью безопасными, но на самом деле, где-то на середине пути поджидает обрыв, который не перепрыгнуть. И люди идут по ним, только чтобы понять, что коварные тропинки завели их в ловушку.

     — Ты уверена, что мы пошли верной дорогой? — пропыхтела Белка, вытирая пот со лба.

     Тропинка заросла и едва угадывалась под травой, пестрящей мелкими жёлтыми цветами, кое-где её завалило камнями, осыпающимися со склонов — давно прошли те времена, когда люди ходили по ней достаточно часто, чтобы тропа сохраняла свой вид.

     — Остальные выглядели ещё хуже. Так что уверена. Процентов на восемьдесят.

     Дорожка вела всё выше и выше в гору. Белка оглянулась назад — подножия, от которого они начали подъём, уже не было видно. Сложно было сказать, насколько далеко они зашли, потому что бесчисленные мелкие повороты способны лишить ощущения времени и расстояния не хуже любого лабиринта.

     Склон по правую руку становился всё более крутым.

     Где-то вдалеке громко кричала птица. Это было не пение, а пронзительный, отчаянный вопль, нагоняющий какую-то потустороннюю тоску.

     Диана раздражённо тряхнула головой и пробормотала: — Глупости…

     — Что? — переспросила Белка.

     — Да ничего… Мне почему-то подумалось, что птица оплакивает того птенца.

     — Вряд ли. Мы слишком далеко.

     — Я и говорю: глупости. К тому же, птицы не умеют горевать. И у них нет понимания смерти.

     — Всё на инстинктах, — кивнула Белка и устало вздохнула, снова вытирая мокрое от пота лицо. — Хорошо, когда правят инстинкты… Если бы реинкарнация существовала, я бы хотела стать птицей. Кости пустые, сердце сильное, не устаёшь…

     Диана остановилась, переводя дыхание. Её щеки горели, всё лицо покраснело от непривычно долгой ходьбы. Она вытащила из сумки флягу с водой, сделала несколько глотков и протянула её Белке. Та отпила и разочарованно нахмурилась.

     — Уже тёплая…

     — А что ты хотела? Полдня как идём.

     Она засунула флягу обратно и двинулась вперёд, сосредоточенно глядя под ноги. Тропа сужалась и становилась слегка наклонной, камешки осыпались под ногами и со стуком летели вниз по каменистому обрыву, поросшему колючим кустарником с чёрными ягодами, большинство из которых засохло под прямыми лучами солнца.

     Стайка мелких пичужек, клевавших эти ягоды, взлетела, испугавшись очередного камня, ринулась вверх — они сами были словно серые камушки, падающие с земли в бездонное небо. Тревожному хлопанью крыльев вторил далёкий траурный крик другой птицы.

     

     

     

     Гурий со страхом вглядывался в небо, стараясь точно убедиться, что там больше нет опасности. За последний час им встретилось уже шесть дронов, причем три из них пролетели подряд, друг за другом, с промежутком в минуту. Как только один исчез из вида, и они с Яном собирались выйти из укрытия, появился второй, а за ним и третий.

     Теперь они ждали уже минут пять, но новые дроны пока не появлялись.

     — А вдруг он завис там где-то за облаком и ждёт? - спросил Гурий.

     Ян в который раз посмотрел на него как на идиота.

     — Дроны так не делают. Пошли уже.

     Гурий обошёл вокруг ствола, рассматривая все видимые кусочки неба. Удостоверившись, что над лесом точно ничего не зависло, он кивнул.

     Идти почему-то стало труднее. Ему казалось, будто тело самостоятельно решило, что это слишком опасная затея, хотя в голове билась упорная мысль “Всё будет хорошо”.

     Приходилось заставлять себя периодически смотреть на небо, которое уже потихоньку тускнело — приближались сумерки. Взгляд сам опускался к земле, цеплялся за однообразный травянистый покров на речном берегу. От травинок начинало до боли рябить в глазах, но Гурию всё равно нужно было сделать усилие, чтобы посмотреть вверх. Ощущение, что это происходит во сне, становилось всё сильнее.

     — Ты устал? — спросил Ян, обернувшись. — Можем сделать привал, но недолго.

     — Ничего я не устал! — тут же вспыхнул Гурий. — Я с младенчества выживаю в лесу! Думаешь, я хилее тебя?

     — Ясно. Значит, проголодался. Мой отец тоже сам не свой, когда голоден. Лови, — Ян кинул ему новый батончик в шуршащей обертке. Гурий едва сдержался, чтобы не швырнуть эту штуку тому в лицо со всей силы — какого черта он вообразил себя главным? Но есть действительно хотелось. Гурий подавил свою ярость, понимая, что ссора их только замедлит, и разорвал обертку.

     — Эй, этот не сладкий! — разочарованно воскликнул он, откусив кусок.

     — Много сладкого вредно, — заявил Ян взрослым тоном и рассмеялся.

     Как же он раздражал временами! Из тех часов, что они провели вместе, Гурий чувствовал себя злым как минимум половину. Рекорд. Даже с Дианой, как ни странно, было легче, хотя та вечно над ним издевалась. А Ян даже не то, чтобы издевался...

     "Наверно, просто обидно, — подумал Гурий. — Черт с ней, с Дианой — всю жизнь в одном доме живём. А этот мог бы и уважительнее себя вести. Приехал тут и командует! Я, между прочим, один из последних, герой, можно сказать. А он со мной, как с кретином".

     Решив озвучить эту мысль, он быстро дожевал батончик — всё-таки оказался вкусным — и нагнал Яна, идущего впереди.

     — Знаешь, что? — спросил Гурий даже агрессивнее, чем намеревался.

     — Что?

     — Засранец ты, вот что!

     Ян посмотрел на него серьезным взглядом.

     — Чем я тебя обидел? Ты хотел сникерс? У меня закончились.

     Гурий едва не взвыл от злости. Так и хотелось как следует повалять этого придурка по земле. Он ему собака, что ли, или ребёнок, чтобы обижаться из-за сладостей?

     — Да плевал я на твои сни… сну... Конфеты эти твои! — на самом деле, он вовсе не был к ним равнодушен и, как только попробовал, решил, что будет есть их каждый день, если попадёт в новый мир. И плевать на диабеты и прочее, чем, по словам Виктора Ивановича, запугивали всех сладкоежек.

     — Ты думаешь, я отсталый какой-то? Почему пытаешься меня унизить?

     — О... Прости, - к его удивлению, Ян не стал спорить или ругаться. — Я не пытаюсь тебя унизить. Только подшучиваю.

     — Подшучивает он... — возмущённо проворчал Гурий. Ему может и хотелось бы повыяснять отношения, но осознание того, насколько сейчас важно каждое их действие, останавливало. Извинился — ну и ладно, остальное потом.

     Он вспомнил слова Дианы — та как-то заявила в ответ на упреки, что некоторые люди просто созданы для того, чтобы над ними издевались. И Гурий, якобы, один из таких — жертва от природы. Сказала ещё какое-то умное слово, созвучное с именем Виктора, Гурий не запомнил.

     “Всё дело в инстинкте жертвы, — говорила она. — Ты сам не замечаешь, но от тебя так и веет слабостью духа, и любой, кто сильнее, почувствует желание доминировать над тобой”.

     Подумав об этом, Гурий чуть не расхохотался.

     “Это я-то слабый духом? Да как же! Я рискую жизнью, чтобы спасти человечество, пока и Диана, и Виктор с Евой собираются просто сдаться!”

     Летом солнце заходило поздно, но сумерки длились недолго. Если начало темнеть, значит, совсем скоро лес должен был превратиться в сплошное марево теней и ещё более тёмных теней, Но не успел Гурий заикнуться о том, что пора устраиваться на ночь, как Ян резко остановился и схватил его за руку, указывая вперёд.

     — Добрались!

     Вдалеке за деревьями мерцали красные и зелёные огоньки.

     

     

     

     Тропу через Ящера вообще-то только для приличия называли тропой. Если поначалу путь и напоминал её, то после середины это была просто последовательность участков, на которых легче устоять. Может, тут кто-то и ходил, помимо людей, — какие-нибудь звери — но не настолько часто, чтобы проложить чёткую дорожку, говорящую своим видом о том, что по ней можно идти.

     Теперь Диана и Белка почти карабкались по неровному скалистому уступу, цепляясь за камни, колючие кусты и друг за друга, замирая, когда нога одной из них от неверного движения чуть не срывалась, и пыль скудного земляного покрова с мелкими камешками с шорохом слетала вниз.

     Белка слышала, как Диана что-то монотонно бубнит под нос, вряд ли обращаясь к ней — больше было похоже на стишок. Несколько раз она хотела окликнуть подругу и спросить, что это, но всё-таки решала не открывать рот понапрасну, чтобы не устать ещё больше. Они и так задыхались от усталости, но места для привала здесь не было.

     Как долго им ещё оставалось идти, можно было прикинуть только по высоте — и едва ли за очередным ребристым поворотом их ждал ровный спуск к подножию.

     Белке казалось, что они попали в какое-то иное измерение, в замкнутый круг, и этот путь никогда не уведёт их с горы. Осыпание камней под ногами начало представляться следствием незаметного для людей, но ощутимого для природы дыхания Ящера — может, не зря его так назвали? Может, он живое существо, дремлющее под слоем многолетней пыли?

     “Солнечный удар”, — подумала Белка.

     — Давай повернём! — простонала она в спину Диане. Та замерла.

     — Что?

     — Мы не дойдём, я чувствую… Нам нужна другая дорога.

     — Ты с ума сошла? Мы идём весь день, и если повернём сейчас…

     Диана обернулась, глядя на подругу широко распахнутыми то ли от удивления, то ли от гнева, глазами.

     — Мы не успеем, если вернёмся к началу.

     Белка сделала шаг вперёд, но чуть не оступилась, пошатнулась и вскрикнула. На несколько мгновений обе застыли, уставившись под ноги.

     — Слишком узкая тропа, — прошептала Белка.

     — Скоро станет лучше. Потерпи.

     Диана поплелась дальше, осторожно ступая боком.

     Очередной поворот за скалистый выступ маячил перед ними. “Уж за ним, — думала Диана, усилием воли вселяя в себя надежду, — уж за ним, — думала Белка, задыхаясь не столько от усталости, сколько от страха, — нас что-то ждёт”.

     Острые камни, словно шипы, торчащие из крутого бока Ящера, кололись, норовили изрезать кожу, но девушкам приходилось прижиматься к скале, иначе они рисковали потерять равновесие.

     Шаг, ещё один…

     Диана бормотала свой стишок, шумно сопя от напряжения, а Белка, сколько ни вслушивалась, не могла разобрать ничего. Ей только начало казаться, что это не просто стишок, а песня, и у её подруги не хватает сил, чтобы добавить в слова мелодию.

     Природный карниз, по которому они шли, становился скошенным, камешки летели и летели, стучали и стучали о скалу и торчащие из неё колючки… Белка почувствовала, что нога может сползти с опоры в любой момент, и тогда…

     — Ещё немного, — сказала Диана. — Завернём за выступ, там будет нормально. Посмотри наверх — склон такой, что при дожде вода стекает сюда. Поэтому и размыло путь.

     Они кое-как ползли, словно гигантские искалеченные пауки, вжимаясь в каменный склон за спиной и цепляясь за выступающие камни. А на узенькую, наклонную поверхность уступа страшно было смотреть.

     Вот он, поворот — осталась буквально пара шагов. Пара шагов для Белки, а Диана, идущая впереди, уже там… Но Диана почему-то остановилась.

     — Что такое?

     — Нет здесь ничего…

     — Как это — ничего?

     Белка непонимающе смотрела на спутницу, которая застыла в неестественно напряжённой позе, мелко дрожа всем телом.

     — Ничего тут нет… Обрыв…

     Белке показалось, что гравитация планеты увеличилась, и их начало тянуть вниз с силой, противостоять которой человек не приспособлен — колени готовы были подогнуться, не выдержав возросшей тяжести.

     — Давай назад, — хрипло произнесла она.

     — Не могу назад, — прошептала Диана. — Этот камень… Он сейчас сорвётся, если я пошевелюсь.

     Опустив глаза, Белка поняла, что подруга стоит правой ногой на камне, который готов вот-вот, со всей свойственной природе подлостью, упасть, если она перенесёт на него вес. На что опирается её левая нога, видно не было.

     — Тихо, тихо, — вполголоса забормотала Белка, чувствуя, что сама начинает дрожать. — Я сейчас отойду, и ты перепрыгнешь.

     — Тут нет места…

     Белка с трудом отползла на два шага назад и осторожно наклонилась вперёд, чтобы разглядеть, что находится под ногами Дианы. Её тотчас опасно качнуло, и она отпрянула, вновь прислоняясь спиной и затылком к скале.

     — Стой, не двигайся, —выдохнула она. — Сейчас что-нибудь придумаем. Я достану веревку.

     Как же мало было пространства для движений на этом узком уступе!

     Всеми силами она старалась придать твёрдости рукам, чтобы снять заплечную сумку, открыть, достать верёвку…

     — Там вдали, за рекой

     Раздаётся порой:

     Ку-ку, ку-ку…

     Диана пела прерывистым шёпотом, тяжело дыша и закрыв глаза.

     — Это птичка кричит

     У зелёных ракит:

     Ку-ку, ку-ку…

     — Хватит! — крикнула Белка и вздрогнула от звука собственного голоса. Она вдруг поняла, что верёвка лежит в сумке Дианы.

     — Потеряла детей,

     Грустно бедненькой ей:

     Ку-ку, ку-ку…

     Деток ищет, зовёт

     И тоскливо поёт:

     Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку…

     Белка зажмурилась. Это “ку-ку” выбивало из неё способность мыслить и даже дышать. Она подумала, что если хотя бы на несколько секунд избавится от вида обрыва перед собой, то сможет что-то сообразить, найти выход, а может, даже вернётся назад во времени, когда они ещё не дошли до проклятого выступа… Потом она поняла, что у неё нет сил открыть глаза. Даже когда слева от неё раздался резкий, громкий вздох испуга и грохот, она не смогла разомкнуть веки. Так, с закрытыми глазами, она отстранилась от скалы, позволяя пустоте увлечь её вниз.

     

     

     

     Гурий во все глаза смотрел на мерцающие впереди огни. Никогда в жизни он не видел электрического света, если не считать фонарик, который ему показал Ян. Он мог бы восхититься разноцветным блеском ламп - посреди леса это казалось сказочным, будто двое людей уменьшились в размерах в сотню раз, став величиной с жуков, и увидели в траве стаю светлячков. Но он был слишком взволнован, чтобы восхищаться. От тревоги даже стало тяжело дышать, как будто воздух вдруг превратился в воду и сделался в разы тяжелее.

     — Скорее, — прохрипел он севшим голосом, но Ян тут же схватил его за руку и оттащил назад.

     — С ума сошёл? Надо идти как можно осторожнее, а не скорее! Если нас обнаружат, то плану конец.

     Диана как-то рассказывала: тонущие люди часто делают рефлекторный вдох и совершенно не чувствуют, что вдохнули воду, вместо воздуха. На них накатывает эйфория, люди ощущают в себе силы и им кажется, что они спасены… Но на самом деле, именно после этого вдоха спастись им уже невозможно. В условиях отсутствия медицины, попозже всё-таки уточняла Диана, недовольная тем, что этот маленький факт сбивает весь пафос.

     Теперь, прижимаясь к стволу толстого кедра рядом с Яном, что-то старательно высматривающем в сверкающих вдалеке огоньках, Гурий не мог перестать думать о рассказе Дианы. Совершенно иррациональное ощущение того, что вместо воздуха он вдыхает воду, не замечая этого, не оставляло его, заставляя оглядываться вокруг — а точно ли он в лесу? может, это не темнота, а муть какого-то озера, и огоньки исходят от глубоководных рыб? Хотя Диана, вроде бы, говорила, что светящиеся зубастые рыбы обитают только в морях… А может, он и находится в море — иначе почему так щиплет горло?

     Ян толкнул его локтем.

     — Патрульные дроны летают кругами. Думаю, я рассчитал, как нам пробраться мимо них и не быть замеченными.

     — Разве у них есть слепые зоны? — недоверчиво спросил Гурий, вспоминая шарообразную камеру на схеме дрона, которую ему когда-то показывали. — Тётя Люда говорила, что у них обзор в три тысячи шестьсот градусов.

     — В триста шестьдесят.

     — Нет, я помню, там было два нуля.

     Не нужно было видеть лицо Яна, чтобы понять, какую физиономию тот скорчил — Гурий живо представил по его раздражённому сопению.

     — Второй “ноль” — это знак градуса. О чём мы вообще говорим? Нас в любой момент могут убить на месте, а ты решил геометрию повторять? Просто делай, как я говорю!

     “И правда, — подумал Гурий. — Ему лучше знать, какие камеры у этих штук. Они же разные бывают, наверное”.

     — Теперь слушай, — прошептал Ян. — Сперва подкрадёмся ближе, держась вместе. Ни шагу в сторону от меня, понял?

     Гурий кивнул. Что тут не понять? Не настолько же он тупой!

     — Когда будем у базы, двигаться придётся перебежками и раздельно.

     — Почему?

     — Потому что вдвоём мы более неуклюжи и заметны. Будешь внимательно смотреть на меня и по моему сигналу повторять точно так же. Всё ясно?

     — Да.

     — Тогда пошли.

     Ян крепко сжал его руку и повлёк вперёд. Гурий для которого, несмотря на предупреждение, внезапный рывок стал неожиданностью, приглушенно ахнул. Спутник тотчас злобно шикнул на него.

     Тёмный ночной лес, казалось, давил со всех сторон, словно был пастью гигантского чудища, смыкающейся вокруг них. Ещё немного — и раздастся хруст костей об огромные зубы…

     Ян то замирал за стволом очередного дерева, сосредоточенно глядя на огоньки, которые становились все ярче, то дёргал Гурия бежать дальше и снова резко останавливался. Гурий уже не мог сосчитать, сколько раз стукался носом о затылок своего спутника, и не был уверен, что на лице у него теперь не красуется нечто, похожее на свёклу. Впрочем, сейчас это заботило его меньше всего.

     — Всё, — выдохнул Ян. — Теперь мы слишком близко. Теперь бежим раздельно. Без моего знака даже голову не поворачивай, понятно?

     Гурий ответил коротким кивком.

     Он всё ещё не мог разглядеть базу в темноте, несмотря на множество парящих огоньков. Кое-где в их свете блестела гладкая вертикальная поверхность чего-то, заканчивающегося приблизительно на две головы выше роста взрослого человека. Местами можно было разглядеть небольшие сооружения из тонких металлических палок.

     “Антенны, — подумал Гурий. — А может и не антенны. Какая разница?”

     Страха не было. Только чувство тяжести, навалившейся на грудь, и ощущение зловещей пустоты за спиной. И эта пустота отталкивала так сильно, что куда легче было двигаться вперёд, преодолевая растущую тяжесть, чем отступить хоть на шаг. Казалось, что сзади наблюдают тысячи безмолвных потусторонних монстров, которые так и тянут лапы, не доставая до его спины на какие-то пару сантиметров.

     — Не шевелись, — шепнул Ян и почти бесшумно бросился вперёд. Остановившись за широким стволом он несколько минут ждал, что-то высчитывая в траекториях дронов, а потом активно замахал Гурию.

     Тот быстро последовал за ним, стараясь повторить пройденный путь как можно точнее.

     Выждав еще немного, Ян перебежал к следующему дереву, потом снова сделал Гурию знак.

     Так, короткими бросками, они продвигались всё ближе к базе, прячась от ярких огоньков, мерцающих зеленым и красным. Они преодолели уже больше половины пути, и Гурий мог различить не только отблески антенн или антенноподобных железных палок, но и стоящие близко друг к другу длинные и широкие палатки, больше похожие на полноценные одноэтажные здания… но пожалуй, для очень низких людей. Только лоснящийся в электрическом свете материал говорил о том, что это не бетонные (или из чего сейчас делают дома?) строения.

     Ян укрылся за крупным валуном и махнул Гурию, давая понять, что можно двигаться и ему. Тот поспешил преодолеть очередной отрезок пути, то и дело бросая быстрые взгляды на кружащие между деревьев огни. Он был уже почти у камня, когда ближайший вдруг завис и вспыхнул оранжевым, а через секунду раздался прерывистый гул.

     Это совсем не было похоже на тревожную сирену, о которой рассказывали много страшилок — никаких оглушительных завываний, подобных волчьему вою, никаких ослепляющих вспышек, от которых не разобрать дороги… Но сомнений быть не могло. Их обнаружили.

     Гурий метнулся в укрытие, то ли споткнулся, то ли бросился на землю и замер, прижавшись спиной к камню. Сердце, казалось, готово было остановиться.

     Ян съёжился, обхватив руками голову и глядя перед собой расширенными от страха глазами.

     — Всё пропало…Вас всех уничтожат…

     Гурию казалось, что он одновременно и здесь, и не здесь. Как во сне, он словно раздвоился — один сидел рядом с Яном, под прицелом дронов, а другой смотрел на происходящее издали, сквозь стеклянную стену, через которую почти не долетали звуки, зато свет множества лампочек казался намного ярче.

     “Была бы здесь тётя Люда… Может, она сейчас появится и спасёт нас? Она столько раз спасала человечество, разве сложно будет вытащить двоих?..”

     Перед глазами поплыло от выступивших слёз, Гурий зажмурился и почти как наяву увидел силуэт мёртвого тела на дне оврага. А над ним мух… Нет, не мух — стаю ворон. Просто там, откуда он смотрит, настолько высоко, что птицы кажутся мухами…

     “Она умерла, — голос в голове был каким-то чужим. Вроде как его собственным, но глухим и безжизненным. — Её больше нет”.

     Гурий встрепенулся. Сжал ружьё так, что пальцы свело.

     — Если будем бежать и отстреливаться… — начал было он, но Ян прервал его ударом кулака по земле.

     — Бежать, отстреливаться? Не смеши, мы и так, и так трупы! И все в этом лесу, кроме зелёных! Разве что… Нет, чушь…

     — Что?

     — Говорю же, чушь, — зло огрызнулся Ян.

     — Выкладывай сейчас же! — прошипел Гурий, задыхаясь от гнева. Так хотелось вмазать посильнее по чистенькой физиономии спутника, который решил напоследок выбесить его перед смертью…

     В отдалении слышались голоса.

     Ян шумно втянул воздух и, резко выпрямив спину, схватил Гурия за отвороты куртки. В его глазах горело что-то безумное.

     — Хорошо, слушай, — сбивчиво зашептал он. — Ещё есть шанс спасти твоих друзей. — Но это ерунда, полная хрень, потому что ты в любом случае умрёшь. Я не хочу бросать тебя погибать одного. Вероятность успеха всё равно мала…

     — Что ты несешь? Какая ещё ерунда, если можно остановить зелёных? Живо объясняй план!

     На базе поднялась возня, загудело электричество. Было ясно, что осталось от силы минуты две-три, прежде чем их схватят. Или прикончат на месте.

     — Дрон засёк только одного человека, понимаешь? — Ян выдавил эти слова поспешно, но с таким трудом, как будто каждое могло его задушить. — Только тебя. Если ты выйдешь и отвлечёшь внимание, я, возможно, ещё смогу скрыться, найти всех людей и повести их против зелёных.

     Гурий прикусил костяшки пальцев, надеясь, что боль заставит мозг работать. Но мыслить было тяжело, так тяжело…

     — Времени мало, говори — да или нет!

     — Да, — выдохнул он. — Я скажу, где они.

     Группа Людмилы, Бакира, Жанны и Георгия — вот и все, кто обитал в тайге. Все на расстоянии друг от друга, таком, что за пару дней не дойдёшь. Гурий уже не думал о том, что Яну не хватит еды, если он уже не застанет ближайшую из групп на месте. И что можно дать ему свою куртку и бежать самому, пока зелёные не поймут, кого засекли камеры. И что Ян вообще-то мог оставить его чуть поодаль и просто сходить на базу за отцом.

     В мыслях Гурия было только то, что он всё-таки станет героем, пусть и не таким, как тётя Люда. И если есть хоть малейший шанс, что человечество спасётся и будет его помнить, то не такая уж это и дурацкая смерть.

     Понадобилась минута, чтобы вкратце объяснить дорогу к поселениям от приметных мест — горы, реки, крупной расщелины, ещё одной реки. Ещё пара секунд — чтобы на прощание взглянуть на Яна, вытирающего глаза рукавом.

     — Потом поплачешь, — буркнул Гурий и поднялся, вскидывая ружьё. Людей ещё не было видно, зато дроны медленно надвигались, мерцая электрическими огоньками, будто переговариваясь друг с другом: за этим деревом пусто, за этим тоже, давайте проверим за камнем.

     Сбить бы напоследок хоть парочку…

     За спиной раздался щелчок. Дуло пистолета или более современного аналога — что это ещё могло быть? — ткнулось ему в затылок.

     — Ты мне солгал… — неверяще прошептал Гурий.

     Ян судорожно вздохнул и на миг показалось, что его дрожащая рука опустится… Но он лишь поднял вторую, чтобы, поддержав запястье, придать руке твёрдость.

     — Прости меня.

     Выстрела Гурий уже не услышал. Впрочем, не услышал его и Ян — современное оружие работало беззвучно.

     

     

     Виктор Иванович с размаху бросил на стол двух валетов:

     — А мы вот так! Что на это скажешь?

     — Скажу, что перевожу, — ухмыльнулась Ева, вытаскивая третьего из веера карт в руке.

     Старик с досадой крякнул и почесал затылок, разглядывая свои карты. Судя по хмурому выражению лица, бить ему было нечем.

     — Опять ты выиграла, — вздохнул он и сгрёб карты, чтобы перемешать их. — Ещё разок?

     Ева покачала головой.

     — Надоело. Пойду капканы проверю, может, кто-то попался.

     — Да ты пару часов назад проверяла. Если и попался, то подождёт, куда денется? Или ты думаешь, в заячью ловушку угодил зелёный? Сиди и не дёргайся.

     — Да не дёргаюсь я, — отмахнулась старушка и повернулась к окну, словно ждала чьего-то появления. Несколько секунд она вглядывалась в виднеющийся клочок леса, а потом откинулась на спинку кресла и опустила голову.

     — Как там дети, интересно…

     — Плевал я, как, — буркнул Виктор, резкими движениями размешивая карты. — Раз ушли, пусть делают, что хотят. Подохнут сегодня-завтра, как пить дать. Говорил я тебе, бабка, зря ты пацана тогда взяла. Возились с ним пятнадцать лет, а он вон чем отплатил.

     — Зря! — горько усмехнулась Ева. — Мы вообще живём зря. Какая уж разница, что и как делаем, если по-хорошему давно должны быть мертвы? Кто нам теперь судья — мы сами? Не смеши.

     — Мы всё ещё люди, — не глядя на неё, ответил старик. — И жить должны по-человечески. Разумно.

     — Никакие мы не люди. Мы эхо, да и только.

     Некоторое время оба молчали. Виктор сосредоточенно размешивал колоду, а затем, так и не подняв глаз, раздал по шесть карт.

     — Давай ещё партейку.

     Ева со вздохом взяла свои карты и вытянула было одну, чтобы сделать ход, но в этот момент под дверью раздался собачий лай. Старик встрепенулся и тут же поморщился, хватаясь за колено и шипя сквозь зубы ругательство. Ева с неодобрением посмотрела на него и сама подошла к двери.

     На пороге сидела рыжая собака, похожая на лису-переростка, и так радостно стучала хвостом, что поднималась пыль.

     — Это Фрида, — громко сообщила старушка, снимая записку с ошейника собаки.

     — Что Георгий пишет?

     Старик напряжённо подался вперёд, глядя, как Ева разворачивает записку. Пока она читала письмо, быстро пробегая глазами по строчкам, он нервно вертел в пальцах пару карт, от чего рисунок на них стирался, оставляя краску на его руках.

     Ева облизнула сухие губы и произнесла, не глядя на него:

     — Бакира и его ребят убили. Их группа полностью уничтожена. Зелёные подходят с нескольких сторон.

     Виктор Иванович молча смял карты в кулаке.

     — Достану оружие, — пробормотала старушка.

     Она постояла немного, дожидаясь ответа, но Виктор продолжал молчать. Тогда Ева кивнула самой себе и вышла наружу.

     Через минуты две она вновь появилась в дверях с ружьём, завёрнутым в несколько слоёв пыльного тряпья, положила его на табурет у стола и пошла за другим. Принеся и его, старушка со звонкими хлопками отряхнула ладони и начала закатывать рукава, намереваясь привести оружие в надлежащее состояние.

     — Последнее, что ли? — удивлённо спросил Виктор.

     — Последнее.

     — У нас же было пять штук.

     — Наверное, одно Гурий забрал.

     — Вот ведь мелкий говнюк!

     Ева укоризненно посмотрела на Виктора, со злостью бросившего на стол пыльную тряпку, в которое было завернуто ружьё. Блестящее в лучах солнца облачко взметнулось вверх, заклубилось, сверкая пылинками, а большие серые комья разлетелись по всей поверхности стола. Этот свёрток не трогали уже очень давно.

     — Не жалей ружья для мальчика. Оно ему может пригодиться больше, чем нам.

     Старик махнул на неё мозолистой красной рукой.

     — Одно Диана взяла, другое — этот выродок… Сейчас сделал бы ловушку, чтобы хоть пара зелёных подохла даже после нашей гибели…

     — Ловушку он сделает, инженер, — проворчала Ева, убирая тряпку и сметая комья пыли со стола. — Смерть нескольких зелёных не важнее шанса детей на выживание.

     Виктор горько усмехнулся и покачал головой.

     — Не выживут они, бабка. Ничего глупости надумывать. Все умрём.

     Он вдруг насторожился. Несколько секунд сидел неподвижно и прислушивался, а потом пододвинул стул к окну, чтобы увеличить себе обзор.

     — Слышишь? Жужжит.

     — Дрон?

     — Нет, пчела! Конечно, дрон.

     Старушка отложила тряпку, вытерев руки прямо о штаны, что всегда осуждала, торопливо подошла к двери и, приоткрыв её, выглянула наружу.

     — Куда?! — тут же закричал на неё Виктор Иванович. — Ты ему ещё рукой помаши, мол, мы здесь!

     — А ты думаешь, он нас и так не засёк? — скептически хмыкнула Ева. — Смысл теперь прятаться? Всё равно сегодня-завтра придут нас убивать.

     Вскочивший уже с кресла старик опустился обратно, потирая колено.

     — И то верно. Чёртовы суставы…

     — Хочешь компресс? — предложила старушка. — Сейчас и мёда можно не жалеть, раз уж нам недолго осталось.

     Виктор снова отмахнулся, поморщившись.

     — Раз уж нам недолго осталось, обойдусь. Ты лучше оружие проверяй. Как там патроны, не отсырели?

     Тут он снова замер и прислушался, предупреждающе вскинув руку. Снаружи раздавалось жужжание, которое теперь услышала и Ева — и оно исходило с нескольких сторон.

     — Всё, — тихо проговорил старик. — Нас нашли.

     Его зрачки расширились, а руки впервые за долгое время перестали подрагивать.

     Минуты тянулись медленно. Одна, другая, десятая — с каждой ощущение неминуемой беды, притаившейся за дверью ослабевало, но обоим было ясно, что это лишь отсрочка. Бабушка Ева задумчиво постукивала пальцами по шероховатой поверхности стола, то и дело бросая взгляды на Виктора, напряжённо смотрящего на дверь. Заряженное ружьё лежало у него на коленях, и он готов был в любой момент подорваться с места, чтобы застрелить того, кто попытается войти.

     — Думаешь, они лично явятся? — вздохнула Ева. — Помнишь, как Нафису и её ребят расстреляли с беспилотника?

     — Если это боевые дроны, то чего полчаса жужжат над крышей и не пытаются нас убить? Придут зелёные, бабка, зуб даю.

     Старушка фыркнула и покачала головой.

     — Кому твои зубы нужны? А пока в нас не стреляют, может в погреб сходить? Поедим хоть напоследок…

     Виктор покосился на неё почти с отвращением и, ничего не ответив, продолжил сверлить взглядом дверь. Он молчал и молчал, только хмуря брови в ответ на раздражающий стук пальцев, пару раз порывался что-то сказать, но так и не открывал рот.

     — Душу бы за пиццу отдала, — пробормотала Ева. — С маслинами… И майонеза на неё…

     — Кто о чём, а ты даже перед смертью думаешь о еде, — недовольно сморщился Виктор.

     — Ещё бы мне не думать! В старые времена даже у преступников, приговорённых к смерти, было право на последнюю трапезу. А у нас и этого нет.

     Старушка снова вздохнула и поднялась с табурета.

     — Принесу-ка вина, что на зиму отложили. И мёда.

     Виктор молча проследил взглядом, как она неторопливо прошла к двери, остановилась, раздумывая несколько мгновений, затем распахнула дверь и вышла наружу.

     — Висят над домом, — донёсся снаружи её голос. — И правда одни следилки.

     Старик хмуро покосился на окно, через которое было видно, как Ева, обходя домик, направилась к погребу. Поморщившись, он крякнул, встряхнулся и окликнул её:

     — А гори оно к чертям! Неси сюда всё, что есть! Помянем человечество.

     Когда Ева вернулась с бочонками, в которых хранилось вино, предназначенное для особо холодных и тоскливых зимних вечеров, он ухмыльнулся и погрозил ей пальцем.

     — Ну гляди, как бы мы не встретили зелёных пьяным храпом.

     Старушка только махнула рукой.

     — Да этим разве напьёшься до такого состояния? Давай сюда свою кружку.

     Налив вина, она запустила большую деревянную ложку в уже начатый мёд.

     — Честно говоря, он мне так опостылел за всю жизнь в лесу, — пробормотала она, глядя, как золотисто-каштановые капли стекают на тарелку. — Хочется дешёвых вафель с пальмовым маслом, трёхэтажный бургер… Обычного хлеба хочется!

     — И пиццы, — подсказал старик.

     — И пиццы. Может, с какой-то стороны люди и заслужили исчезновение, но за пиццу обидно, как ни крути. Могли бы на Стене Памяти вместо имён никчемных знаменитостей написать рецепты. Следующий разумный вид спасибо скажет.

     Виктор усмехнулся, что-то высматривая в своей кружке.

     — Надо бы попрощаться, — тихо сказал он. — По душам, по-человечески.

     Старушка пожала плечами, тоже не поднимая взгляда от тарелочки с мёдом, к которому почти не притронулась.

     — Ерунда. Чего мы могли ещё не сказать друг другу за эти шестьдесят с чем-то лет?

     Вновь повисло молчание, только слышно было, как Ева негромко стучит ложкой, размазывая несъеденный мёд и как Виктор задумчиво поскрёбывает ногтем кружку.

     Где-то в отдалении раздался гул.

     — Ну всё, — вздохнула Ева. — Что возишься? Допивай скорее и пошли.