Варол Лена : другие произведения.

Ворона

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Чувство вины - одно из самых тяжелых испытаний для любого человека. Обвинить другого легче, чем принять ответственность за свои поступки. Рассказ о том, как противостоять унижению и несправедливому отношению близких людей; обрести мир с самим собой и начать жить заново. Мистическая и одновременно жизненная история обретения второго шанса. В центре истории семья Щербаковых. Смерь одного из членов семьи вскрывает старые раны и новые подробности. В водовороте таинственных обстоятельств и неожиданных событий главная героиня Вера полностью меняет взгляды на жизнь и родных.
  1
  
  
  
  "Ночью двадцать первого февраля ожидается похолодание. В
  Каменске до тридцати градусов. Местами по области до тридцати пяти. Ветер
  северный умеренный, до шести метров в секунду. Влажность относительная...". Повезло
  с погодой, ничего не скажешь. Вера переключила радиостанцию, сбросив газ перед
  очередным поворотом. Салон машины наполнила до боли знакомая мелодия. Печаль и
  разлука - темы изрядно обглоданные, но, судя по всему, неисчерпаемые. Время от
  времени "Ретро-радио" на удивление точно ловило частоту настроения, будто
  тревога и лихорадочное состояние Веры передались приемнику по радиоволнам. Универсальный
  рецепт эфирного времени с начинкой из страданий и душевных мучений - всем придется
  по вкусу.
  
  
  
  Шквальный ветер поднимал наметы зернистого снега по краям
  извилистой дороги, забивая крупой лобовое стекло. Роем белых назойливых мух,
  пурга нападала на машину и не солоно хлебавши пропадала в черноте зимнего леса.
  Видимость нулевая. Дворники молотили как сумасшедшие. Придвинув сиденье
  вплотную, так что оранжевая подсветка салона отражалась на лице, Вера вцепилась
  в руль до белых костяшек на руках. Осознание того, что платить за средство
  передвижения предстоит еще три года стимулировало осторожность и внимательность
  водителя. Как Вера ни старалась, объехать все колдобины и ямы на трассе не
  удавалось. Стойки "Короллы" отчаянно били. Разъезженная большегрузами дорога
  превратилась в суровое испытание для легковушки. Каждый раз, когда машина
  налетала на каменные валуны, запорошенные свежим снегом, Вера судорожно
  вздрагивала и испускала жалобный звук как при ноющей боли в зубах. Перед
  наполированными ледяными спусками и поворотами Вера, затаив дыхание, тормозила
  чтобы войти в вираж плавно. Благо, дорогу знала как свои пять пальцев; с
  закрытыми глазами могла доехать до дома в Каменске.
  
  
  
  Выйдя из очередного затяжного поворота, Вера с
  облегчением прибавила газа. Доля секунды: мощный глухой удар в лобовое стекло, треск,
  лучи осколков, рык мотора. Испуганный взвизг на вдохе и ужасающее стрекотание в
  груди. Вера резко ударила по тормозам. Машину повело по колее, мотая из стороны
  в сторону как детскую игрушку. Ремень безопасности впился в грудь. Ощущение
  пространства и времени сбилось. Вера полностью потеряла управление. Здравый
  смысл и наставления мужа не сработали в критической ситуации, как не сработала
  и антиблокировочная система. Правый бок "Короллы" с хлопком влетел в настывший снежный бордюр на обочине встречной
  полосы. Охваченную паникой Веру сотрясала крупная дрожь. Во рту пересохло.
  Сердце клокотало в груди. Кончики пальцев на руках онемели. Превозмогая оцепенение,
  она открыла дверь машины. Лицо обожгло снежным зарядом. Не чувствуя ног, Вера
  попыталась встать; не рассчитав сил, выпала на проезжую часть.
  
  
  
  Ветер, проголодавшимся хищником, жадно вгрызался в лицо. Как
  ни старалась, женщина не могла сориентироваться. Ее охватило необъяснимое,
  давящие изнутри чувство безысходности. Будто нечто огромное и всесильное
  прижало Веру спиной в кирпичной кладке и вот-вот раздавит своей мощью или еще
  хуже поглотит необъятной разрушительной пустотой. Она исчезнет здесь, по дороге
  в Каменск, среди белого ада. Слепящий холодный свет и монотонный визг сигнала -
  совсем рядом пронеслась машина, отбросив назад невидимой волной.
  
  
  
   С большим трудом
  Вера доползла до капота "боевой подруги", опираясь на бампер привстала: паутина
  разбитого лобовика, помятый капот машины, струящийся сквозь пар ксенон фар. Вера
  медленно проследила взглядом за двумя белыми столбами света, исходящих от
  плафонов. В двух метрах от "Короллы" на снегу лежало что-то обледенелое. Вера поползла
  ближе к цели. В ушах стоял назойливый звон. Чем ближе она подползала, тем
  сильнее звенело. Нестерпимый звук напоминал звучание колокола, слившееся
  воедино. Вера не прекращала ползти. Еще немного и она увидит этот ледяной
  камень с неба.
  
  
  
  На снегу, лежал обледенелый труп черной как смоль вороны.
  Вид птицы добавил к звону головокружение и приступ тошноты, подкравшийся
  кисловатым привкусом во рту. Перья на туловище, крыльях и хвосте слиплись в
  непробиваемый панцирь, переливающийся от фиолетового до зеленого оттенков.
  Местами проступал металлический отлив. Черные бусины глаз неестественно мерцали.
  Что-то заключило ворону в ледяную скорлупу, лишив воздуха и возможности лететь.
  Отяжелевшая птица, как ни билась за свою жизнь в воздухе, камнем упала на
  землю. Вернее, на лобовик "Короллы". Вера хотела было дотронуться до дохлой тушки,
  но передумав в последнюю минуту, спрятала дрожащие руки в карманы куртки. На
  лобовом стекле, на птице и нигде на обочине не виднелось следов крови. С неба?
  С деревьев? Вера огляделась. Маловероятно - посадки не подходили в плотную к
  трассе. Пока Вера тщетно искала рациональное объяснение столкновению с несчастной
  тварью, продрогла до костей.
  
  
  
  - Вы в порядке? Женщина? - незнакомый мужской голос. - Вставайте!
  Обморожение получите! - Веру грубо трясут за плечи. От встряски еще сильнее
  ощущается холод. Вера пытается сопротивляться. - Встала, я сказал! - резкая команда
  моментально выводит из бесполезного аналитического транса.
  
  
  
  - П-птица. В л-лобовое. З-занесло, - слова дались с
  трудом.
  
  
  
  Высокий мужчина в черной кожаной куртке и старомодной
  фетровой шляпе того же цвета испытывающе вглядывался в лицо Веры. Тень от шляпы
  полностью скрывала его лицо - и не разглядеть. Судя по всему, мужчина обладал
  внушительной физической силой. От огромной фигуры исходила необъяснимая враждебная
  энергия. Вера смутилась. - Трезвая, - отрезала
  она, понимая ход мысли любого человека в подобной ситуации.
  
  
  
  - Трезвая. Птица, - вслух подвел итоги таинственный
  спаситель. - Повезло, что не пробила. Лучше вернуться в город. - Он оглядел
  капот. - Пока еще не поздно.
  
  
  
  Ни звука вокруг. Ветер стих.
  
  
  
  - Мне на похороны. В Каменск. Назад не поеду. -
  Незнакомец без слов подвел Веру к машине. Приоткрыв дверь, включил аварийный
  сигнал.
  
  
  
  - Уверена? Последний шанс, - добавил он. Голос звучал
  нейтрально. Если бы Веру попросили описать его, она бы ответила "безликий",
  "ровный и равнодушный".
  
  
  
  - Не вернусь, - твердо ответила Вера.
  
  
  
  - Без тебя бы справились. Садись. Я осмотрю машину.
  
  
  
  Пока Вера забиралась в промозглый салон "Короллы",
  мужчина еще раз тщательно осмотрел повреждения: простучал лобовое стекло,
  поколупал краску на капоте, подергал бампер. Как если бы преступник заметал следы
  и проверял место преступления на наличие улик, следов крови или орудия
  убийства. Дохлая ворона заслужила особое внимание: мужчина несколько раз обошел
  вокруг несчастной птицы, осмотрел снег. После обследования он осторожно поддел ворону
  ногой и откинул в сугроб. Все это время движения его поражали неестественной
  плавностью и размеренностью; ни холод ни ветер, ни какие иные законы природы не
  обладали силой достаточной чтобы нарушить этот монотонный ритм.
  
  
  
  Осмотр места происшествия завершился.
  
  
  
  - Пересядь на пассажирское.
  
  
  
  Вера послушно, перелезла на пассажирское сиденье.
  Незнакомец с трудом протиснулся на водительское; завел машину, осмотрелся. Его
  взгляд задержался на панели приборов, мужчина что-то перенастроил. Время. Часы
  остановились. Видимо, от удара. Не предав странному факту особого внимания, обмершая
  Вера разглядывала сетку разбитого лобового стекла, пока мужчина перегонял
  "Короллу" на другую полосу. Тело сверлили внезапные вспышки крупной дрожи.
  Голова как в тумане. Нужно собраться.
  
  
  
  Однозвучное тиканье аварийки вклинилось в пронзительную
  тишину трассы. Даже дорога не гудела, как это обычно бывает. Дохлую ворону
  припорошило свежим снегом, как по заказу крупными лохмотьями посыпавшемуся с
  неба. Черное пятно полностью растворилось в многомерной белизне сугробов. Густая
  темень дороги размывалась ближе к небу, в кронах деревьев, подсвечиваемых маслянистым
  заревом от открытого карьера неподалеку. Для заезжего картина вполне могла бы
  сойти за пожар. Далекое беспощадное пламя, бушующее в лесной глуши.
  
  
  
  - Кроме лобового стекла и вмятины на капоте, все на месте.
  Советую не гнать и ничему не удивляться. Счастливого пути. - Вера подскочила от
  хлопка двери. Мужчина в кожаной куртке и странной шляпе растворился во мраке
  дороги. Его образ тотчас испарился из памяти. Лицо, голос, запах - ничего.
  Будто никогда не было вороны, аварии, мужчины.
  
  
  
  - Поблагодарить не успела, - спохватилась Вера.
  
  
  
  В салоне машины раздался звонок.
  
  
  
  2
  
  
  
  - Вер, ты точно одна справишься? Может, я хотя бы довезу?
  Похороны же. Ну что она не человек? - спросил Паша с тревогой в голосе. - И
  денег не взяла, Вер? - Паша искренне переживал, но напряженно выжидал перед следующим
  телодвижением. В вопросах семьи Щербаковых он все делал с Вериного
  благословения.
  
  
  
  - Ничего страшного, Паш, я сама. Опять скандал будет, сам
  знаешь. А деньги я на работе из сейфа взяла, под зарплату. Не волнуйся, -
  успокаивала мужа Вера, внутренне командуя отбой Пашиному порыву. - За Аленкой
  смотри - опять химичит по алгебре!
  
  
  
  - Как скажешь, Верунь, - вдох облегчения.
  
  
  
   Каждая встреча с представителями
  Вериного семейства, за исключением деда Левы, становилась для Паши серьезным испытанием
  на прочность. Своеобразной проверкой уровня самообладания. С годами он приучил
  себя уходить от открытого конфликта и поворачиваться спиной к оскорблениям и откровенному
  хамству родителей жены. Бывали, конечно, и прецеденты, но после боев без правил
  Паша на неопределенный срок освобождался Верой от любых контактов с родней, за
  что был безмерно благодарен. - Ты мне сразу позвони, как доедешь. Вер, на
  поворотах осторожней - переметы везде. Не гони, - добавил Паша серьезным тоном.
  
  
  
  - Не буду. Целую.
  
  
  
  По встречке с бешеной скоростью пронесся джип. Ослепил
  как метеор и пропал с вьющимися за ним стрелами снега - прямиком в космос на такой-то
  скорости. Вере же не до лихачества - весь путь кралась на аварийке как черепаха,
  вжимаясь в край дороги. Трещины и застывшая сеть осколков отвлекали и мешали
  сосредоточиться на опасных участках. Полностью сконцентрировавшись на замерзшей
  колее трассы, она ощущала, как темень по краям расширяется, поднимается ввысь.
  Кроны елей вонзались в небо и пугающей стеной нависал над "Короллой". Еще
  немного и жуткий лес проглотит ее, без шанса на спасение, останется лишь
  замерзнуть до смерти. "С чего такие мысли?" - Вера встряхнулась. Обычно здешние
  пейзажи рождали более приятные образы чем страшная смерть от обморожения.
  
  
  
  Когда
  смотришь работы художников разных периодов, в невероятных техниках исполнения, с
  эмоциями приходят всевозможные
  эпитеты, слова восторга; а бывает, без надуманных фраз понимаешь, вот она - "живопись". Дорога
  на Каменск в понимании Веры бесспорно числилась в
  коллекции шедевров мироздания. Невидимые тонкости, мельчайшие элементы зарисовки радовали: и замшелые покосившиеся
  срубы брошенных домов,
  и высушенные скелеты стволов деревьев,
  и даже мертвые озера затопленных разрезов. С замиранием сердца Вера каждый раз пролетала по холмистому
  маршруту, подмечая каждую деталь композиции. За годы накопился миллион фотографий дороги на Каменск. Зимние стылые пейзажи с кроваво-красными каплями калины.
  Фиолетовая весна: кандыки и медуница по жиденьким полянкам вдоль продавленной
  длинномерами и самосвалами полосы асфальта, куда меж густого частокола елей и
  сосен попадало беспощадное весеннее солнце. Осень с невероятными красками
  смешанного леса. Хвойные развалы, деревни, лесопилки, шахтовые разрезы, после которых
  - только камень, безжизненная порода в окружении цепких облепиховых зарослей. Пустыня поглощает; пустыня человеческого прогресса опережает природу.
  
  
  
  Силы на исходе, в голове пусто. Одна единственная мысль
  накатывала и отпускала: здесь смерть. О смерти деда сообщил отец: "Инсульт,
  завтра похороны" - не многословно, да и что тут добавишь. Страшная новость
  застала Веру на работе. Без объяснений, не мешкая ни минуты, она бросилась к
  машине, по дороге прихватив из сейфа пачку купюр и болеутоляющие таблетки - их
  прятали вместе с деньгами. Оглушенная горем, без оглядки помчалась в Каменск.
  
  
  
  Вера не ощущала потери. Для нее дед был жив, позавчера
  созванивались. Трепались о том о сем: о планах по ремонту
  завалившейся под сугробами ограды - зима ведь снежная, а соседи не позаботились
  о снегозадержании, о новостных сплетнях Каменска. Дед ежедневно отслеживал всю
  местную прессу. Регулярно продлевал подписки на почте. Вера обещала приехать в конце месяца, привести
  Аленку, настряпать пирожков, сварить борщ, как дед любил - с фасолью. Обычная болтовня,
  но в середине разговора у Веры в горле запершила тревога. "Не клади трубку". "Поговори
  еще". "Не спеши". Увы, с дедом было не поспоришь. Нечего размусоливать - все
  четко и по делу, до следующего созвона. Теперь Вера осознала: вот оно -
  предчувствие. Всегда следует доверять чутью. Чувствуешь колючий комок заплетается
  в груди - бросай все, беги за тревожной нитью. Не отмахивалась бы, увидела бы деда
  в последний раз. Поговорила. Послушала своего родного человека.
  
  
  
   Приехали. Вера
  свернула с главной на раскатанную и еле расчищенную проселочную дорогу частного
  сектора. Пришлось задержать дыхание и ползти в страхе сесть на брюхо. Слепящие
  пятна прожекторов на сугробах, пыхтящие дымом трубы домов, картавый лай собак.
  Приехали. Вера притормозила. Снег у гаража не откопали - парковаться некуда. Проеду
  до окраины: "Оставлю машину у гаража Лемеховых". После очередного тошнотворного
  приступа сомнений и страха, Вера вышла из "Короллы". Собрав волю в кулак,
  побрела к дому, чтобы увидеть все своими глазами. Ее то и дело простреливала
  дрожь. От усталости пошатывало.
  
  
  
  В тамбуре и сенках натоптали. Белое пластмассовое ведро с
  вымерзшими тряпками в углу на входе, растрепанная метла, веник. Дальше, где
  потеплее - стройные ряды банок с соленьями: капустой, огурцами, помидорами.
  Солили вместе с Аленкой. В этом году даже Паша помогал, банки закручивал.
  Урожай богатый собрали. Семена дед выписывал вместе с газетами профессионально.
  У самого порога привычно пахло чистотой. Хозяйственным мылом. Дед следил за
  собой и домом по-армейски. Проходя мимо кухни, вглубь дома, Вера уловила запах
  нерафинированного подсолнечного масла. Дед "уважал" квашеную капусту, приправленную
  исключительно ароматным подсолнечным маслом.
  
  
  
  - Здравствуйте. - Голос сел, в груди шипел нахлынувший испуг,
  вот-вот готовый сорваться на крик. Страх пузырился по позвоночнику, так что
  немели руки.
  
  
  
  В центре комнаты на двух табуретках стоял оббитый бордовой
  материей гроб. Отражаясь в ликах святых с икон, горели свечи. Стол убрали в
  другую комнату; вдоль свободной стены расставили стулья и табуретки. В углу, у
  завешенного простыней зеркала прикрыв глаза, молилась незнакомая Вере старушка.
  В руках бабушка держала небольшую иконку Богородицы. Сухие старческие губы еле
  шевелились - молитвы чудесным образом лились из самого сердца минуя обычные
  речевые каналы. Соседи, дальние родственники. Старые, молодые; в лохматых
  шерстяных свитерах, в выцветших костюмах с широкими бортами по старой моде, не сняв
  верхней одежды - в пуховиках и шубах - рассевшись по разным краям комнаты; людей
  собралось много. Кто-то кивнул, кто-то промямлил с почтением "здрасте".
  
  
  
  "Смерть". "Деда больше нет". "Мертвый". "Мертвый".
  Темнота, как в дороге, вновь нависла над Верой. Лица присутствующих привиделись
  расплывчатыми пятнами. Спертый воздух и одурманивающий запах благовоний скрутил
  живот в узел. Нужно держаться! Вера задушила охвативший приступ паники -
  вцепилась ладонью в лицо, перекрывая доступ воздуха. Прикусила язык, чтобы не
  завыть по-волчьи от горя; лишь давилась сдавленным ревом. "Мертвый". "Посмотреть".
  "Посмотреть". Чернота отступила. Просто посмотреть. Как на живого. Как сильно
  контрастируют темно-красная обивка гроба и белое лицо деда в ярком свете голой
  лампы. Придя в себя и приглядевшись, Вера различила рядом знакомые полоски
  серой кофты.
  
  
  
  - Привет, мам. - Вяло поприветствовала она, не переступая
  порог комнаты и не приближаясь к гробу.
  
  
  
  - Приехала. - Не глядя в сторону Веры, произнесла мать. Подстриженная
  короче обычного, сухоликая, с блеклыми серыми глазами, она выглядела строже, холоднее
  привычного образа на несколько градусов. Что удивило и привлекло внимание Веры
  - полосатая серая кофта непривычно обтягивала складки фигуры. Мать всегда
  гордилась своими формами, упрекая Веру в обжорстве и отсутствии силы воли.
  Удивительно: как правило, если человек толстеет, то щеки округляются в первую
  очередь - черты смягчаются. А здесь полное несоответствие законам природы. Мать
  невозмутимо продолжала беседовать с ровесницей в ярком красном пуховике, будто
  Веры здесь и не было. Приглушенный шлепок о линолеум вывел всех из молитвенного
  оцепенения. Свеча, не устояв в граненом стакане, выпала на пол. "Не к добру,
  голубчик, что ж тебе не спокойно так" - щебетала под нос незнакомая старушка, подавшись
  соскребать застывший воск с пола.
  
  
  
  - На кухне посуду убери. Чай свежий завари. С дорожек в
  сенках снег смети - потоп будет. Люди идут и идут. Мы и не ждали сегодня, - пренебрежительным
  тоном скомандовала мать Вере.
  
  
  
  - Ой, Ирина, мести нельзя - покойник в доме! Кого из
  живых так вместе с ним вымести - не дай бог! - заохала женщина в красном
  пуховике, крестясь, попутно поминая господа и все что приходило на ум.
  
  
  
  - Такая ворона не заметет, не переживай, - отрезала мать.
  
  
  
  После случая на дороге обращение матери заставило Веру поежиться.
  "Ворона". Перед глазами всплыла дохлая обледенелая птица, горящая синим
  пламенем. Не найдя что ответить, обескураженная Вера исчезла в коридоре. Даже к
  лучшему - хлопоты по дому успокоят, отвлекут от скорбных мыслей. На кухне
  действительно образовалась гора грязной посуды. На электроплите громоздились
  пустые кастрюли. В другом углу кухни чуть дымилась печь, залитая маслом от
  жарки котлет. На столе у окна, где дед начинал свои дни чтением и крепким чаем,
  в пластиковый пакет вывалили чайную заварку. Скопившийся в складках пакета чай
  струйками стекал по ножке стола на красный протертый половик. Под завалом тарелок
  и стаканов на столе мокла газета "Правда" - последнее, что успел прочитать дед.
  Там же Вера увидела очки и лупу для чтения. Бережно высвободив предметы, еще
  хранившие запах деда, она переложила все на подоконник. От сырости и печного
  жара стекло покрыла густая испарина. "Дышать нечем". Вера приоткрыла оконную ставню.
  Колючая зимняя свежесть как укол обезболивающего; испарина пролилась по окну тяжелыми
  каплями, проникая между стеклом и недавно выкрашенными белой краской рамами.
  
  
  
  Такой у деда водился весенний ритуал: Вера приезжала на
  выходные, мыла окна, красила ставни, двери; убиралась в доме, тамбуре и
  стайках. В течение года помогала поддерживать марафет, как успевала - между
  домом, дачей и работой. Дед никогда не ворчал, если Вера задерживалась на
  неделю другую. Всегда радостно встречал внучку. Заранее покупал краску,
  хозяйственную химию, от которой болели руки - Вера привозила свои моющие
  средства, а "пемоксоли" и "белизну" деду советовала припасти для лучших времен.
  Дед любил трудовые ритуалы. Вера любила заботится о близких.
  
  
  
  За дело. Вера принялась за посуду.
  
  
  
  - Верунчик! - взъерошенный на кухню выкатился отец. Его
  отличала особенная, местами неуклюжая манера ходить: переваливаясь с бока на
  бок враскачку, словно заваливаясь с одной ноги на другую, он шустро метелил. Одинаково
  расторопно по снегу, слякоти и траве по пояс. Отец был высоким, плечистым мужиком,
  с крупными длинными ручищами. "Добрый великан" с карими глазами, рядом с
  которым всегда чувствуешь себя ребенком. От вида отца махом полегчало. Бросив
  посуду, благодарная Вера широко развела руки, так чтобы пена моющего средства
  не попала на куртку родному человеку. Закрыв глаза, бухнулась в крепкие отцовские
  объятья. - Как там Аленка? - пробубнил отец в макушку дочери.
  
  
  
  - Папа, привет! Да хорошо все.
  
  
  
  Хотелось молчать - все понятно без слов. Хотелось
  прочувствовать тепло и нежность великана, прислушаться как учащенно барабанит
  его сердце, как на спине пылает жар от быстрой ходьбы. Хотелось вдруг оказаться
  маленькой и беззащитной, зная, тебя есть кому спасать. Хотелось разделить
  горечь невосполнимой утраты. Не менее взволнованный отец погладил Веру по
  спине, легким движением взъерошил и без того растрепанные волосы. Вера глубоко
  вдохнула: от него пахло табаком, ветром и мохеровым шарфом.
  
  
  
  - Хоть бы воду выключила. - Укор в спину. На кухне
  показалась мать. Неспешно подошла к высокому белому пеналу, взяла с полки мешок
  с конфетами, купленными Верой в последний приезд; высыпала содержимое в два
  блюдца. Прихватила два вымытых стакана, на обратном пути прежним тоном
  обратилась к Вере сквозь отца:
  
  
  
   - Чай свежий
  завари. Все два раза повторять надо. Ворона.
  
  
  
  - Ладно, Вер, потом поговорим, - растерянно отпрянул отец.
  Холодности матери хватало чтобы застудить все вокруг. - Я там Красилиных
  позвал, так что Надька придет тебе в подмогу. - Отец старался говорить деловито
  и спокойно, но смятение великана было слишком очевидным, чтобы чем-то
  прикрываться: ему негласно запретили радоваться встрече с дочерью, горевать о
  смерти близкого человека. Оборвали на полуслове.
  
  
  
   - А я пойду. С
  мужиками еще покумекаю по автобусу на завтра, - добавил он, отступая.
  
  
  
  Вера закончила с кухней; вытряхнула дорожки. Оставалось разобраться
  с сенями и тамбуром. Убрать ненужные вещи, метлу, тазы и ведра подальше - чтоб
  без нагромождения. Второпях, она и не заметила, как между банками с соленьями
  притаилась крышка гроба. Поставленная у стены из сруба она напоминала дверь
  необычной формы. Дверь, через которую дед выйдет в иной мир.
  
  
  
  - Красота моя, ты чего тут в темноте колупаешься? - Вера
  подпрыгнула от испуга.
  
  
  
  Надя Красилина в блестящем синем пуховике заполнила все
  пространство узкого тамбура. Широко улыбаясь, подруга забрала метлу из рук Веры.
  - Не дело это. Надо с дедом попрощаться по-человечески. А то при жизни вечно с
  твоим моющим задом разговаривал. Из гроба, я смотрю, обзор для беседы не лучше.
  - Надя, расстегнула куртку, чиркнув молнией. - По мне так он только тебя и ждал
  из всей этой братии. Как дом подшаманить, фундамент подлить, картошку окучить -
  нас нет. А как окочурился - все плачут и богу молятся, - постановила Надя, поправляя
  съехавший берет в тон пуховика и швыркая покрасневшим от мороза носом. - Иди
  давай, я домету. Мне упражнения пользительны. Развезло от мамкиной стряпни -
  куртка по швам трещит!
  
  
  
  - На-дя, - протянула Вера с теплотой в голосе. Звонко
  поцеловала подругу в румяные щеки и легонько приобняла. - Так хорошо, что ты
  пришла.
  
  
  
  - Хорошо кончено. А я тебе про что. Иди давай, - в
  свойственной ей грубоватой манере скомандовала Надя. - Лечи потом твои гаймориты,
  - подруга заулыбалась, демонстрируя, что несмотря на повод, тоже рада встрече.
  
  
  
  Надя и Вера - лучшие подруги с детства. Нет, они никогда
  не обсуждали свою дружбу, но в душе обе знали: всегда есть челочек, с которым
  можно поделиться любой радостью, любым горем. Не подбирая слова, не фильтруя
  чувства и оставляя на закоулках неприятные подробности или горький осадок.
  Виделись они теперь реже, но отношения не сошли на нет, как это часто случается
  с возрастом, на расстоянии. Каждая встреча - глоток свежего воздуха, улыбки,
  истории, чай с пирогами. Легко и просто, без расчета ходов, без выгоды и зависти. По-домашнему. Надя и ее взрывной нрав поддерживали Веру и сейчас. 3 Сухая старушка по-прежнему неустанно и вдохновенно молилась. Мать сидела у окна, погруженная в свои мысли, не замечала Веру. Двоюродная тетка Антонина что-то ритмично нашептывала на ухо матери, оглядываясь по сторонам вороватыми глазенками. При появлении Веры, грубо затормошила мать за плечо. Пусть сплетничают. Сейчас не о них. Она решилась - осторожно на цыпочках, будто дед услышит шаги, подошла к изголовью гроба. Дурно, совсем дурно. Лежит ведь как живой. Если бы не гроб - Вера бы решила, прилег после обеда, подзарядится и опять ударится в изучение газет и огородных журналов. Говорят, покойники страшные, желтые, отекшие, с застывшими гримасами на лицах. Как выглядела бабушка в гробу Вера не помнила. Дед же - дед точно живой: кожа гладкая, молочная как белый фарфор. Давление упало. Отлежится и с новыми силами, под привычное ворчание ринется в бой. Бледное лицо сливалось с белой рубашкой. Темно-коричневый костюм, крестообразно сложенные руки - цвет кожи на них чуть темнее. Саван, прикрывающий деда по пояс, распахнулся с левого края. Вера в смятении подавила порыв поправить материю, продолжая безмолвно горевать. Настенные часы гулко, с потрескиванием шестеренок, пробили одиннадцать. - В печку подкинь, - велела Вере мать. - Зубы стучат, где тебя носит, ворона. Только мать замолкла, в комнате раздался глухой удар - Вера вскрикнула от неожиданности; образ между свечами упал, тяжелая рама раскололась. Бабка, причитая сквозь молитвы нараспев, подобрала раздвоенную икону: 'Успокойся, родимый, Господь с тобой'. - Ой, Вера, - соседка через огород тетя Галя, - а я сижу и не вижу. Верочка, ты когда приехала-то? - спросила женщина. Вера и не заметила присутствия тети Гали в комнате. Погруженная в свои переживания, ничего не видела кроме пугающего и в то же время притягательного кристального лица деда. - Да как папа позвонил, сразу с работы и сорвалась, теть Галь, - ответила Вера, прокашлявшись. - А, понятно. Работа как? Надюха говорит, ты в начальницы пробилась, молодчина Верунь! Пусть знают наших, - тетя Галя мотнула вверх кулаком будто победным знаменем. - Спасибо, теть Галь. - Еле заметная улыбка благодарности коснулась губ Веры. - Да какой начальник с такой вороны! - Вмешалась мать, обрывая жест тети Гали на полу взмахе. Женщина пораженчески опустила руки на колени, не вполне поняв, чем не к месту пришлись ее поздравления. - Дали поруководить на время декрета. Дефицит кадров, - сказала, как отрезала. Вера проглотила ком досады. Она считала руководство отделом бухгалтерии крупной оптовой базы сети строительных магазинов - если не самым великим, то по крайней мере весомым достижением в жизни; в финансовом и личностном плане. Вере действительно доверили отдел на вредя декрета начальницы, как заместителю, но ситуация складывалась таким образом, что с работой И.О. справлялась достойно, а декрет затягивался на неопределенно долгий срок. Узнав о повышении, хоть и временном, Вера сразу позвонила мужу Паше, дочке Алене - поделиться радостью, тревогой - это ведь не только прибавление в заработной плате и повышение по должности. Тут другие риски, большая ответственность. Масштабы работы иные. Аленка заявила, что гордится. Паша вечером обещал торт и шампанское. Правда, как водится, замотался и забыл после. Придя в себя от волнения, Вера захотела поделиться радостной новостью с сестрой Катей. Родная душа - хорошо, что есть сотовые телефоны. Вера позвонила сестре в Екатеринбург. Поболтали как обычно. Катя слушала, а Вера не умолкая тараторила - все что накипело на душе. С Верой случались неконтролируемые приступы откровений. По телефону не видно лиц, сам выстраиваешь беседу. Забывшись собственными мыслями - теряешь линию собеседника, интерес другой стороны. В конце таких разговоров заговорившаяся Вера извинялась за безмерную болтливость и несдержанность, бесконечные хороводы проблем и сумбурно попрощавшись - роуминг все-таки, жала на кнопку 'Отбой!'. Как правило, не дождавшись вестей от сестры, звонила Вера. Катя вечно моталась по университетам, научным конференциям, форумам. Ее уважали в научных кругах. В свою очередь научные круги заменили Кате обычную жизнь женщины. Все свое время она посвящала работе. С мужем развелась пять лет назад. Катин сын, племянник Веры рос как трава. Дожди и солнце шли ему на пользу, но чувство семьи и общности сестра мальчику не привила. Он вырос ничьим, чужим, там в Екатеринбурге. Вера когда-то тоже мечтала поступить на художественное в Петербурге. Мать тогда засмеяла ее: художествами на хлеб не заработать, да и какой художник с заурядной девочки из Каменска. С Катей другая история: в ней чуть не с рождения видели научное светило иностранных языков. Катя отучилась в единственной гимназии в Каменске. Скупая по всем прочим поводам, мать давала младшей деньги на дорогу и специализированные учебники. В то время как Вера ходила в обычную районную школу. Училась на отлично, вышла на золотую медаль - но никому не было дела. Все мысли и глаза неизменно - на Кате. Вспоминая былое, Вера продолжала отрешенно смотреть перед собой. - Нечего тут хоромы свои разглядывать. Заняться нечем? - Голос матери обдал холодом. Вера поежилась. Свеча потухла, не успев излиться воском - ледяная, всех задует. - Вот и я говорю, пойдем, Верунчик, на кухню. Может, посуда какая осталась по углам-то, - Надя приобняла Веру за плечи. - Ой, - подруга перекрестилась, - деда Лева, ну как живой, ей богу. Вот мужики были. В гробу - а как огурец! Рассевшиеся птицами по периметру комнаты, дальние родственники и местные сплетники любопытно, с неприкрытым интересом разглядывали Надю и ее синий пуховик, на что женщине было откровенно наплевать. Подруга прижимала Веру к груди, как кошка котенка и пока еще лишь шипела, показывая острые зубы. Оборонительное кольцо дружбы не в первый раз оберегало Веру от укусов и злобы матери. Взмокшая и раскрасневшаяся Надя пылала не только нравом, но и всей фигурой. - Давай, Верунь, - Надя подтолкнула Веру к двери. - Разойдутся, ночью попрощаемся, раз такое дело - не протолкнуться, что на воскресном базаре. Посуду только некому мыть. - Надя не повышала тон, но смысл фразы присутствующие легко уловили: 'Я вас вижу насквозь, скорбящие'. 'Деда Лева - поп-звезда', 'лицемеры', 'пиявки' - бормотала Надя за спиной Веры, брезгливо поджимая кулаки. Ровно в полночь в дом заявилась необычная троица. Трое мужчин в возрасте, одетые во все черное: костюмы не по погоде, легкие фигурные ботинки - скорее на раннюю осень, кожаные плащи и шляпы с загнутыми кверху полями. Одного роста, одной комплекции. Пустые, каменные лица, белая как снег седина бород. Единый организм сканирующий все кругом проникновенным, задевающим взглядом. Неудобным и испытывающим. 'Глаза, должно быть, карие - свет такой - не разглядеть'. Удивительно, как они зашли в дом через узкие проемы, не разрывая цепи темных фигур. Троица направлялась в большую комнату. Без слов приветствия и каких-либо эмоций великаны нависли над гробом. Тело в нем точно опустилось вглубь под натиском загадочных гостей, под тяжестью их пытливых взглядов. Монотонный напев молитвы зазвучал громче, слова пошли с четким выговором. Тетка Антонина охнула на стуле. Здоровяк - что в центре, кивнул в сторону матери Веры - двое других проследили за его взглядом. Очередная свеча изошлась дымом и угасла. Никто боле не проронил и слова, как если бы дар речи скорбящим перекрыли на время клапаном. Загадочные гости отступили от покойника и безмолвно удалились на кухню. Изумленная, Вера привстала с табуретки. Надя молча наблюдала за картиной. - Вы Вера, мы знаем, - начал тот, что в центре. Говорил он один, но Вера слышала троицу в едином звучании. Как если бы их объединял общий организм. От фигур, державшихся вместе стеной, веяло могильным холодом. Так пахнут пустота, черная безысходность и одиночество. Так смердит страх и отчаяние. Будучи не властной над своим телом и эмоциями, Вера застыла, вросла в пол на кухне, пристально вглядываясь в бездонную черноту глаз трехглавого демона. По щеке Веры стекла одинокая крупная слеза. По спине пробежал колючий холодок. Мужчины же беззвучно переговаривались между собой - вертя головами на манер столбовых сорок. - За вас попросили. Ни о чем не беспокойтесь, - по кивку центрового шеренга развернулась на выход. Веру охватила необъяснимая паника - вот уже в который раз. - Кто вы? - нерешительно спросила она, отмирая. Черные спины замерли на месте. - Коллеги, - произнес один, не оборачиваясь. - Из управления, - уточнил второй. - Из высокого, - закончил третий. Зловещие, с подавляющие аурой - силуэты растворились в глубине коридора. Вера без сил опала на табуретку. - Вот это коллеги, я понимаю, - Надя нервно опустилась на край стола, энергично растирая грудь ладонью - как если бы сердце остановилось и требовало подзаводки. Ощущение пустоты и леденящего холода испарились вместе с троицей. Через несколько минут жизнь возобновила ход. - Вер, ну ты что раскисла? Дед такую жизнь прожил. Да обзавидоваться можно! Войну прошел. Жену - первую красавицу на деревне надыбал. Дом отстроил. Сына вырастил. Внучек воспитал. Помер не один, без муки - разом. Тетя Ира рядом была, когда сердце-то прихватило. Коллеги у него вон какие, - задумавшись добавила Надя. - Мама с дедом была? Надя успела разлить по кружкам свежий чай. - Да, вроде. - Подруга отхлебнула. - Горячий, зараза. - Она облизала потрескавшиеся губы. - Тетя Галя сказала - деда Леву прихватило, мать твоя сразу к ней побежала за каплями. Вернулась - да только поздно. Дед уже представился. Ты не в курсе что ли? Она как обычно? - Не успели поговорить, Надь, - отмахнулась Вера от неприятной темы. Неловкость и стыд зудели от разговоров об отношении родной матери. Обида и непонимание подбирались опухолью. - Тут народа - полгорода, сама же сказала, - уходя от ответа, подытожила Вера. Горю горем не поможешь. - Слушай, Вер, я давно думала. Ты только не обижайся. Знаешь, я к тебе как к родной - побольше некоторых. - Надя многозначительно подмигнула Вере. - В общем..., - Надя глубоко вдохнула и уже шепотом продолжила, - не любила она тебя никогда. С Катькой как гусыня носилась. А на тебя другой раз и не глянет. Вера встрепенулась. Слова подруги опалили уязвимую и особенно ранимую сейчас женщину. - Верочка, не обижайся, - Надя затараторила, отступая. - Я это к чему, сколько раз пыталась разговорить мою мамку про это дело - ни в какую. Ну понимаешь, если так она тебя, ну, не любит - значит, было что-то. Причина какая-то. Я так считаю, - разве можно просто так к родной кровиночке - без сердца совсем, а Вер? - с хрипотцой в голосе спросила Надя, выруливая из опасной западни. - Причина? - лицо Веры прояснилось. В глазах загорелся интерес. Отношение матери с годами воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Вера вошла в образ непутевой, недалекой неудачницы, дочери за кулисами, в то время как на сцене в главной роли всегда блистала Катя. Действительно, почему все сложилось так, а не иначе? Почему Вера не достойна капли материнской любви, крохи тепла и заботы, одного единственного глотка свежего воздуха. Она никогда не пыталась узнать причину, просто потому что воспринимала себя как первоисточник проблемы. Почему вторую дочь, младшую Катю мать так отчаянно любила, а к Вере всю жизнь относилась холодно, с пренебрежением - как к ошибке? - Я это к чему! - воодушевленно подпрыгнула Надя, довольная своей находчивостью и сообразительностью. - Тут поможем. А потом - к нам. Твоим без разницы: бабуля молитву бубнит, в доме порядок. А там глядишь, примем за усопшего, мамку мою разговорим. Может, тебе чего и расскажет. Она теть Иру всю жизнь знает. Что, да как было. А? После стольких лет узнать причину отторжения в семье - Вера решительно сжала кулаки: - Почему нет. Пойдем!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"