Аннотация: Из давнего-недавнего. Музыкой ночи навеяло...
Южная ночь
Мечта сбылась... А была ли она мечтой? Двадцать пять лет, четверть века, текла своя жизнь - работа, рождение и воспитание детей, обустройство дома, быт, радости, печали; жизнь, одним словом. И мечта, скорее, воспоминание, экстраполированное в мифическое будущее - Крым.
Когда-то, в детстве, с родителями, он был ошеломлён этой сказкой: настоящее солёное море с гигантскими волнами, настоящие горы, по которым они проезжали по серпантину, настоящий водопад, жаркое солнце, маленькие улочки посёлка, поднимающиеся вверх, кипарисы, и снова море, море, море, - пожалуй, море заслоняло все остальные впечатления.
Потом, студентами, они поехали в Крым шумной кампанией - и снова море, южные чёрные ночи, романтика, мечты о будущей жизни...
И вот так получилось, что будущая жизнь прошла. Нет, она, конечно, идёт дальше, но четверть века... Выросли дети - дочка вышла замуж, сын учится в институте (он никак не мог привыкнуть к повсеместному "университету" - всё-таки Университет - он один, впрочем, мир давно перевернулся), но дети почему-то слово "Крым" как нечто волшебное не восприняли, и впервые за двадцать пять лет они с женой уехали отдыхать вдвоём.
Он стоял на балкончике съёмной однокомнатной квартиры и смотрел на горы, на ущербный месяц над скалистой вершиной, такой же волшебной, как и в детстве, и как и в детстве кажущейся ненастоящей.
Вообще, ненастоящим казалось всё. Даже дорога в купейном вагоне из далёкого Петербурга до Симферополя. Странно, но будто бы ничего не изменилось с тех времён, когда он был маленьким: те же вагоны, те же полустанки, те же бабушки, торгующие нехитрой снедью на станциях. Потом, тот же троллейбус, перевозящий их через перевал, и - то же чудо, море, которое они увидели вдалеке, такое манящее, такое сказочное, такое волшебное, и вместе с тем такое осязаемое.
Они остановились там же, где останавливались его родители, в Гурзуфе. Бог весть, почему так получилось. Может, инстинкт? Желание попасть в тот Рай, который был когда-то?
Он стоял на балконе, и курил - до него доносились ленивые разговоры летней южной курортной ночи, чей-то смех. Недалеко отсюда спала дача Чехова, на которой они были минувшим днём на экскурсии - только Дамы с собачкой в этой курортной жизни не ощущалось.
Изредка проезжали автомашины с загулявшими отдыхающими (интересно, у них тут бывает зима? это он вспомнил как автомобилист, интересно же, как они справляются зимой в горах, когда снег и лёд!), а из комнаты доносились неприятные, но знакомые звуки: жена взяла с собой несколько дисков с записью фигурного катания, почему-то не насмотрелась в городе, и решила повторить этот бред здесь, на отдыхе.
А ведь когда-то, когда он был маленький, по телевизору так же крутили фигурное катание, правда, телевизор был чёрно-белый, и скромнее вела себя публика, и не было так называемых "звёзд" (да кто вообще назначает "звёздами"?!), но какая-то необъяснимая тоска по сердцу разливалась тогда, при звуках ежевечернего фигурного катания из комнаты родителей, а сейчас, когда он вырос, чувство тоски при позывных этого пошлого ледового (бледового, как он называл про себя) шоу - нет, сейчас тоска была невыносимой.
Ну, зачем было брать с собой эти дурацкие диски на отдых? Чтобы дремать теперь у телевизора, вместо прогулки под луной? Ведь куда как лучше вот так вот просто постоять на балкончике под чёрным южным небом, послушать цикад, полюбоваться видом на горы, на силуэты стройных кипарисов, понаслаждаться очарованием южной ночи...
Да Бог с ней, они уже привыкли жить вроде как вместе, а на самом деле порознь, чего злиться? Но получается, что всё хорошее осталось в прошлом, частично перешло в жизнь их детей, а остальное - остальное растворилось в мечтах, которые так и остались мечтами, и которые никогда не реализуются в жизни...
Его внимание привлёк далёкий стон. Что это? Кому-то плохо? Он прислушался. Стон повторился. Стонала женщина. Стон усилился. Повторился снова...
Это были стоны любви. Женщина стонала как бы в ритм, не в силах сдержать чувства, или просто улетев в Иной Мир, в Мир Любви, отдавшись желанному мужчине.
Его руки задрожали, он достал ещё одну сигарету. Да, когда-то такое было и у него. Какое это счастье - вызывать эти звуки! Ласкать, целовать, любить - но только бы эти звуки продолжались, только бы Ей было хорошо!..
...Воспоминания ушли так же неожиданно, как и навалились. Словно волна, своим языком коснувшаяся ног на песке, и так же, шелестнув, внезапно отошедшая в черноту моря.
Он прислушался, но стоны прекратились. С улицы до него доносились всё те же звуки южной ночи в курортном городке, из комнаты струилась пошлая патока ледового шоу, но женщина замолчала. Он представил себе, как двое, любившие друг друга так сильно, так нежно, так сладко, засыпают обнявшись, проваливаются в бездну блаженства... Везёт же кому-то! - подумал он, со злостью придавил окурок, и бросил его на землю.
Всё, спать. Он ушёл с балкона, разделся. И кинулся на диван, как в омут, укрывшись с головой одеялом.
А в соседнем домике засыпала Она. Прижав к своей груди подушку, мокрую от слёз, и забившись под одеяло, как в норку, сжавшись в комок. Ведь никто её не любил - это она, не выдержав, любила саму себя, до стона, до крика, до слёз.
А над домами крымского посёлка - всё та же чёрная южная ночь, большие звёзды, где-то рядом равнодушно шелестело море. Как и двадцать пять лет назад, как и сто двадцать пять, как во времена жизни хозяина на даче Чехова, да и как всегда.