Последнюю лекцию я сплю с открытыми глазами. Ничего не записываю и не вслушиваюсь. Рисую карандашом на полях хаотичные узоры, а потом их методично стираю. Ластик. Кручу его в руке. Бабушка иногда меня называет Ластиком. И совсем не потому, что ласточка. Позже расскажу почему.
Живу я так уже две недели. Тускло и бессмысленно. С того самого момента, как Стас сказал, что мы теперь будет просто дружить. С того момента я вишу в облаке разочарования. У меня не нашлось ни одного слова, чтобы что-то сказать в ответ. Я онемела от усилия не разреветься. С тех пор даже внутри себя, шепотом, я не могу произнести то самое слово на "л". Хотя "л" - это именно то, что случилось со мной. Потому что не могу признаться самой себе, что моя первая любовь закончилась вот так. Месяц мы просто флиртовали, две недели повстречались и потом... Я не знаю, что в его понимании дружить. Он не заходит в мою комнату в общаге, не зовет в общие компании, если случайно где-то видит, просто кивает. Не то чтобы мы часто сталкиваемся. Наши учебные графики не совпадают, он на третьем курсе, я на первом, живет он на седьмом этаже, я на втором. Раньше я все время натыкалась на него, а теперь почти никогда. Эти секунды, когда я вижу его, они как инъекция всего и сразу в меня. Но действует это ненадолго. Потом как диабетик на инсулиновом голодании.
Выхожу из корпуса, не реагируя на приглашения одногруппников пойти погулять. Бреду одна в место, которое на ближайшие пять лет мой дом - в общежитие. Катя, моя соседка встречает настороженной улыбкой. Немой вопрос в позе и взгляде. Вслух не решается больше его задавать, потому что уже две недели мне нечего ответить на простое "Как ты?".
Лениво обедаю бутербродами. Мое разбитое сердце саднит и не хочет со мной говорить. Вообще. А ведь раньше у нас были вполне себе отношения. С обратной связью. Та, которая внутри меня, слышала меня ту, которая снаружи. Бабушка моя всегда удивлялась моим разговорам с самой собой. Я вот так поговорю, поговорю, зависну, а потом как выдам. И вроде бы ничего такого сверхъестественного мне в голову не приходило, так совпадения одни. То, например, мне покажется, что тетя моя давно у нас не была и пора бы ей уже прийти. Она возьми и приди через час. Или что из школы надо идти пешком хоть и далеко, а автобус в аварию попал. Веселее всего было, если я чего-нибудь не хотела. Оно просто не происходило или исчезало. Как ластиком стирало. Наш школьный психолог назвал это сказочным мышлением. Принимать совпадения за знаки. Но только вот с тех пор, как на букву "л" случилось - внутри меня тишина.
Из окон нашей общаги видна красная кирпичная ограда Введенского кладбища. Кладбище маленькое и теперь-то с уверенностью могу сказать - уютное. Хоть рядом и старинный парк, но, когда совсем тоска, я иду гулять не в парк. И сейчас тоже.
Накрапывает дождь, не льет, а висит. Как только прохожу через ворота, взгляд упирается в колонну, на которой мраморный ангел с опущенными крыльями преклонил колено. Восьмиконечных крестов совсем нет, просто потому что и не должно быть место - иноверское. Гулять по кладбищу - занятие странное только в первый раз. Тогда в сентябре, после посвящения мы с девчонками, выпив для храбрости сливового вина, дожидались ночи, чтобы подойти и поцеловать огромный замок на неоготических воротах. И это никакой не ритуал - ворота оказались закрыты.
Кто-то наболтал про привидения и ночь. То, что у кладбища есть часы работы, оказалось шокирующей неожиданностью. Однако желание встретить привидение к утру не утихло, и мы притащились сюда днем. Впечатление было жутковатым: старые осевшие могилы, покосившиеся надгробия, полувосстановленные склепы и все эти фигуры каменнолицых ангелов в массовом порядке чуть не на каждой второй могиле. Кажется, сверни вбок и встретишь бородатого мужика с лопатой.
Пока я медленно переставляю ноги по главной аллее, внутри меня складывается цель. Озвучить ее я могу только подойдя к склепу Эрлангеров. Тот, для кого склеп строили, в нем не похоронен, а похоронен там самоубийца. Склеп этот объект культурного наследия, куча знаменитого народа к нему руку приложила. Все это я узнала из путеводителя, который нам вручили на выходе из кладбища во время той знаменательной прогулки. В путеводителе же было и самое главное про этот склеп - он исполняет желания!
Наружные стены склепа регулярно красят, но он все равно весь испещрен надписями со всякой чушью. Часть вопрошающих обращается напрямую к Богу, кто-то к самому не похороненному в нем Эрлангеру, а некоторые послания без адреса. Конкретность просьб рушит весь пафос - помоги сдать сопромат, помоги купить квартиру не менее 50 кв метров, помоги получить должность начальника административного отдела.
Я знаю, это тупо, но роюсь в сумке в поисках ручки. Смотрители гоняют вандалов, и я жду, когда редкие прохожие исчезнут и окрестности опустеют. Долго стою, пытаясь сформулировать. Ручка тупится об известку, не пишет, и я просто царапаю по стене. Нужно быстро, чтобы не застукали. В результате текст получается странный и, как мне кажется, требует пояснений. Пытаюсь развернуто объяснить кому-то "там", чего же я хочу. Что было бы хорошо, чтобы было или, вернее, чего бы хорошо, чтобы не было. Осекаюсь также резко, как и начинаю. "Тот", кто "там" все поймет без слов. Или нет? Черт! Знать бы, как это работает. Разворачиваюсь и бесцельно следую по заброшенной тропинке, оставляя на восточной стене склепа короткое "Хочу разлюбить". Мне все еще кажется, что мое послание неполное и, обернувшись, произношу неожиданное для себя самой "С глаз долой и сердца вон. Пусть он исчезнет".
Я довольно долго иду, погруженная в себя, опомнившись только от понимания, что последние минуты обдумываю, в чем пойду в субботу в клуб и куда-бы устроиться на стажировку на лето. Стас мою голову не навещает.
Узкая тропинка заводит меня вглубь кладбища, оградки совсем близко друг к другу, цепляются за куртку, большинство надписей на латинице. От нечего делать, я начинаю их читать. Натыкаюсь на гранитную плиту, на которой вроде бы что-то на кириллице. Шрифт витиеватый, нарядный. Буквы свежие, выведены золотой краской. Когда смысл написанного доходит до меня, я перестаю дышать, и сердце останавливается. Леденящая тишина и внутри, и снаружи меня. Потому что на гранитной стеле только одна надпись. Станислав Красноженов. Больше ничего. Дат нет.
Сердце запускается сразу в галоп, выламывается из груди и в висках невыносимый стук! Делаю короткий вздох и бросаюсь бежать. В затылок как будто кто-то дышит, ноги несут меня сами прямо до моей комнаты. Рывком открываю дверь, пытаюсь остановить рвущее горло дыхание. Не могу отдышаться, сгибаюсь пополам и наконец - чувствую, что не чувствую ног!
Мой взгляд мечется по комнате, пока не натыкается на удивленную Катю.
- О, привет! Это ты из института так бежишь? - решаю не тратить время и не напоминать ей, что после института мы виделись и перехожу сразу к делу:
- Катюнь, ты когда Стаса последний раз видела?
- Стаса? Какого Стаса?
- Ты шутишь сейчас? Стаса Красноженова.
Катя зависает на секунду, в глазах напряженный мыслительный процесс.
- Кать, не смешно.
- Я не знаю такого. Он кто?
- Ну... Стас... мой бывший
- У тебя был бывший? Рассказывай!
Что за бред? Это же бред? Шутка? Меня разыгрывают? В висках опять стучит, и время как будто рвануло с первой космической - каждая секунда на счету. Я боюсь потерять каждую из них. Но с Катей нет времени разговаривать. Если она в сговоре с шутниками - я просто не знаю, что сделаю.
Срываюсь с места и устремляюсь на седьмой этаж. Лифт, как назло, приезжает не сразу, из него вываливают какие-то ребята, лиц не замечаю. Поднимается он бесконечно долго, громко и зловеще скрипят тросами. Дверь мне открывает Глеб, сосед Стаса. Вопросительно на меня смотрит. Тоже, черт возьми, вопросительно!
- Привет, мне Стас нужен. Позовешь? - выпаливаю, запыхавшись.
- Привет. Стас? А я тут при чем?
- Твой сосед, Стас. Мне нужно с ним поговорить. Срочно.
Глеб смотрит на меня со скепсисом. Потом начинает улыбаться.
- Я вообще-то один живу. Ко мне никого не подселили в этом году. Он молчит, тратя драгоценный секунды, подбирая слова: - Может чай? или... кофе? Я тут, - он оборачивается к разложенным на столе чертежам. - Да, ладно, потом доделаю. Ну так что, чаю?
В шоке пялюсь на него не в состоянии утрамбовать в голове услышанное. Быстро захожу, потому что... да потому, что у меня нет плана, что делать дальше и что спрашивать. Глеб убирает со стола, проявив неожиданную прыть, достает коробку конфет, ставит чайник. Начинает что-то вещать про курсовик. Мой взгляд в замешательстве сканирует книжные полки над кроватью и упирается в громадный учебник по термодинамике. Не могу сдержать вскрик. Потому что на этом самом месте должен быть волейбольный мяч Стаса с подписями молодежки ЦСКА. Вероятно, мое замешательство истолковывают как интерес, потому что Глеб достает этот самый учебник и протягивает его мне со словами:
- Да, это старое издание, сорок восьмой год, тысяча девятьсот, круть, скажи?! Купил на барахолке, совсем недорого. Тут может, и проще изложено, но зато понятнее.
В миллионный раз за сегодняшний день мое сердце останавливается. Силы разом покидают меня, их остатков хватает, чтобы выдавить "пока, извини" и потащиться обратно. Секунды, в которые во мне горела надежда истратились, погрузив меня в еще большее замешательство. Никак не реагирую на крики вслед: "Эй, ты в порядке? А чай? Все нормально с тобой?"
Я вообще не в порядке. Я в ужасе. В комнате Катя некстати расспрашивает про моего бывшего, но я увиливаю и притворяюсь, что хочу спать. Сон мой тревожен, и снится мне ангел на колонне. Я обхожу колонну вокруг, и он двигается вокруг своей оси, не сводя с меня глаз.
Утром на выходе из комнаты меня останавливает Катино нытье
"Ну подожди меняяяя, у нас же еще полно времени".
"Катюнь, я не в институт. У меня дела".
- А ты куда? Уж не к бывшему своему? - шутит Катя.
- Да, к нему, - совершенно честно отвечаю ей.
- Да что с тобой? Ты такая мрачная с утра...
- Катюнь, потом. Давай потом.
Что делает нормальный человек в такой ситуации? Не знаю, как нормальный, но я опять на кладбище. Лекции сегодня будут определенно прогуляны. Я готова их прогулять и завтра. Не до них.
Как только вижу ангела на колонне, мысль, которую я не хотела впускать в свою голову, все-таки заполняет мое сознание. Эта страшная, мерзкая мысль обосновывается и не дает появиться никаким другим. Вдруг со Стасом что-то случилось, и он... и это его могила. Он умер и его похоронили? Но как? Когда? Я видела его на днях. Где, черт возьми, его мяч? И мяч этот все время не выходит из головы. Черт.
Проделываю, как мне кажется, вчерашний маршрут, и не один раз. В какие-то моменты место кажется знакомым, вот еще пару шагов, и я увижу ту самую могилу. Но я прохожу очередную оградку, потом другую и выхожу на главную аллею. И опять ищу нужную тропинку.
К двум часа дня мне приходится признать, что могильную плиту с надписью Станислав Красноженов я найти не могу. Устало переставляю ноги по направлению к выходу. Черт! Черт! Ангел на колонне провожает укоризненным взглядом. Ладно, ладно. За черта извини.
- То есть, это все склеп? - Катя шепчет, хотя мы в комнате одни.
- Я не знаю, Кать. Но после него все и случилось.
- Могила?
- Стас пропал! Вот что случилось! Ну и я нашла могилу...
- А может...
- Что может?
- Может, и не было никакого Стаса?
- По-твоему, я все придумала?
- Ну почему сразу придумала! Может, тебе сон приснился, знаешь, такие сны явственные бывают, сразу и не поймешь, сон это или по-настоящему.
- Нет, это не сон, Кать.
- Ну не помнит никто твоего Стаса. Не было его! И Глеб один живет в этой комнате, я это точно знаю.
- Ах вот если бы не было. Но он был, был. И знаешь почему?
- Ну? - Катя перестает дышать. - Почему?
- Я не люблю его больше. Как рукой сняло. Знаешь, я как-то вся внутри починилась. Но только теперь еще хуже.
- Я когда вышку сдавала тоже на склепе писала, попросила помочь. Прямо так и написала.
- А это тут при чем?
- Я сдала. С первого раза. На четыре.
- Ну ты же учила!
- Это да...
Следующие недели проходят в поисках, в которых мне помогает Катя. То ли из любопытства, то ли из жалости, то ли развлечения ради. Катя познакомилась с "его" старостой и достала список "его" группы. В группе он не числился. Потом все через того же старосту она достала список их потока. И на потоке тоже. Потом оставшихся в академ, потом отчисленных.
У нас был план, и дальше по списку шел комендант нашей общаги. Правда, прежде чем к нему идти, Катюшу посетила, на ее взгляд, гениальная мысль, что у меня могут быть галлюцинации и на всякий случай перед комендантом не помешает сбегать и к психиатру.
- Шучу я, шучу, - добавила она в ответ на мой возмущенный взгляд.
Коменданта придуманная история про позаимствованный учебник и его поиск не впечатлила. Грузная женщина неопределенного возраста не могла понять, зачем третьекурснику одалживать печатный учебник у первокурсницы, включила режим следственного отдела и грозно вопрошала, точно ли это причина, и, если есть жалобы посерьезнее, она может помочь с обращением к участковому. Разговор пришлось быстро свернуть, и как итог мы получили очередное подтверждение того, что Стас Красноженов в комнате ХХХ никогда не жил, никуда не переезжал и вообще не зарегистрирован. Мы также обзавелись бесполезной информацией о том, что гостеприимного владельца издания термодинамики 1948 года зовут Глеб Самойлов.
- Послушай, я тут подумала, может, в церковь сходить? - заявляет Катя через два дня, отпивая из чашки сливового вина. Мы вернулись после неудачного общения с кладбищенской конторой, представленной сухоньким безэмоциональным старичком. Катя тряслась и вздрагивала всю дорогу до кладбища, замедляла шаг, но, когда я предложила ей вернуться домой, отрицательно замотала головой и продолжила шагать немного позади меня. Старичок нашему вопросу не удивился и начал устало объяснять, как устроен учет, и спрашивать уверены ли мы, что захоронение было осуществлено конкретно здесь. От слова "захоронение", Катя съёжилась и опять затряслась, но на мое "Да" промолчала. Архив кладбища оказался неоцифрован. Перспектива искать вручную меня не испугала, Катя громко вздыхала за моей спиной:
- Мы можем попытаться найти по дате смерти. Так ведутся кладбищенские книги. Вы знаете дату?
- Нет.
- Год смерти?
На этом конструктивная часть беседы закончилась, потому что на плите ничего, кроме имени, не было. Через неоготические ворота Катя вылетела пулей и без единого слова понеслась в винный магазин.
- Эй, ты меня слушаешь? - зовет меня Катя. Сливовое, похоже, восстановило ее душевное равновесие, и Катин голос снова звучит бодро.
- Слушаю. Церковь. А что я там скажу и кому? Ну и вся история, знаешь, решат еще, что без бесов не обошлось и пора вызывать экзорцистов... - Катя многозначительно молчит. Это какое-то чересчур громкое молчание.
-Эй! Давай без намеков. Я не верю в это во все. Магическое мышление не более чем...
- Говорит человек, который просил склеп ему помочь. - Я молчу, потому что мне не нравится эта формулировка.
- Ладно, ладно. Нуу... я не знаю, попроси помочь опять. Ты же просила? Давай вспоминай, как ты просила, чтобы он исчез, - настаивает Катя.
Как я просила.... А как я просила? Да, я не хотела, чтобы он исчез. Я ведь не этого хотела. Какая-то мысль вертится на периферии сознания, но я не могу ее уловить. Катина идея на фоне тупика с поисками не кажется такой уж бессмысленной. Ну а почему бы и не церковь? Ночью мне опять снится ангел на колонне, он бесконечно долго смотрит на меня, улыбаясь каменными губами, и, когда он подмигивает, я просыпаюсь.
Утренние занятия опять безжалостно прогуляны, потому что в 8:55 в небольшой церквушке неподалеку, под звон колоколов мы в платках покупаем свечи. Начинается служба, и Катя нагуглившись по дороге, просвещает меня: тема этой службы - сошествие Святого Духа на апостолов. Ну хоть бы и сошествие. Мы мнемся в притворе, верующие собираются в средней части храма, на амвоне я вижу священника. Слово "амвон" Катюха тоже нагуглила, как и то, что женщинам на него заходить не стоит. Катя идет прямиком к Богородице, в попытке успеть до начала службы, одну за другой быстро ставит три свечки, неумело крестясь. Следую за ней, священник начинает читать, у меня минута, я явно мешаю и поэтому тороплюсь, ретируюсь, так и не успев подумать или попросить.
- За что свечки ставила? - спрашиваю Катю, когда мы почти входим в здание института.
- Нуу первую, чтобы сдать матан. - честно отвечает она.
- Как креативно!
- А вторую... Ты знаешь, этот Глеб такой ничего. Симпатичный. Ну и было бы здорово...
- Это проще простого! Не надо было свечку тратить. Восхитись его термодинамикой 1948 года! - Катя, отхохотавшись, серьезно добавляет: - Ну а третью, чтобы ты разобралась с этим со всем. И успокоилось наконец. Ну, а ты? Что попросила?
- Ничего
- Как ничего? Ты не успела?
- Я ничего не просила сейчас и тогда тоже, Катя. Я просто очень сильно захотела. Разлюбить. И сейчас я хочу, чтобы он нашелся. И чтобы все у него было хорошо. Я очень-очень сильно-сильно этого хочу. И чтобы те мои слова, чтобы их не было.
В институте нас ждет неприятный разговор с куратором группы по поводу прогулов и напоминание, что через две недели коллоквиум и аж три контрольные. А еще мы на карандаше в деканате. Следующие четырнадцать дней мы сама дисциплина, ночные бдения за домашкой отвлекают и успокаивают. В одно из воскресений Глеб ведет Катю в святая святых - на книжный развал, где окончательно завоевывает ее сердце, купив ей томик стихов Пушкина дореволюционного издания. В общем, они встречаются теперь. Меня на развал за компанию позвали тоже, к слову. Но у меня были другие планы.
Опять не парк. У склепа толпится группка экскурсантов, слушают про Шехтеля, Петрова-Водкина и исполнение желаний. Стены обновили, они густо покрашены, так густо, что исчезли не только надписи, но даже царапины. И моя тоже. Иду назад и шепчу про себя, как хочу, чтобы никакого урона, чтобы он был жив-здоров. Проходя мимо ангела, отмахиваюсь, пусть подмигивает сколько хочет. Мое желание никто не остановит, я буду желать свое желание, где хочу, и ничего мне не надо, чтобы его хотеть.
Выхожу с коллоквиума, результаты будут вечером. Катюня строчит, что заняла нам самый лучший столик в кафе напротив, туда же должен и Глеб подойти. Народу битком. Я мнусь у кассы, жду свой капучино. Кто-то из-за спины заказывает американо. Прямо мне под нос кассир сует терминал, чья-то рука тянется из-за моего плеча, прикладывает карту. От нечего делать читаю на карте имя. Шок. Читаю еще раз. Stanislav Krasnozhenov. Выдох без вздоха, и я оглядываюсь. Передо мной Стас. Невидящим взглядом мажет по мне. Никаких следов узнавания. Вежливо улыбается мне, заметив мой интерес, и снова переключается на кассира. А я? Я улыбаюсь. Меня накрывает волной облечения и радости.
На ватных ногах иду к Кате, стараясь не разлить свой кофе и не уронить булочку. Она усиленно машет, пытается перекричать шум, тыча куда-то пальцем! Параллельно к ней идет Глеб, мы подходим к Кате одновременно. Глеб клюет ее в щеку, кладет рядом с ее ногой рюкзак, суетливо подтаскивает к нам два пустых стула. Плюхнувших на один, громко говорит куда-то за мое плечо:
- Стас, иди сюда! Я нашел стулья! Знакомься, это моя Катя, а это Влада. Девочки, это Стас, мой новый сосед!
- Привет, - в один голос произносим мы с Катей, завороженно переглядываемся.
- Влада, скажи мне, ты знала, что Стас к нам переведется? Вы знакомы, что ли? Мистика какая-то. Никогда не догадаешься, Стас! Недавно Влада искала у меня некого не существующего соседа по имени Стас, а потом переводишься ты!
- Мне просто сон дурацкий приснился! Серьезно!
- Ничего себе совпадение! - улыбается Стас. Катя сжимает мою руку под столом, наклоняется и шепчет в ухо: "Слава богу! Это чудо!"
- Ну это же хорошо, что сон сбылся? - спрашивает Стас.