К призрачному счастию под руководством КПСС мы тянулись постоянно. На каждом заметном доме неоновыми огнями сиял призыв "Коммунизм - светлое будущее человечества". Мы пытались найти ростки коммунизма в каждом сегодняшнем дне, за каждым поворотом, у каждого пивного ларька. Мешали пиво с водкой, называли плодовую брагу "мартини", запихивали сигареты "Ява" в потёртые пачки из-под "Мальборо", купленные по случаю у "фарцы", но мало что помогало. По загадочному стечению обстоятельств пока самое лучшее приходилось тащить из-за "бугра". Лучшие машины, лучшая одежда, лучшие кинофильмы. Улицы советских городов пугали лагерной казёнщиной, а люди в свои норы упрямо тащили мебель из ГДР, Польши, Румынии и создавали зону импортного уюта, как в иностранном кинофильме. Привычнее для них было бы распить бутылку в сквере, парадной или из-под полы в общественной столовой, но хотелось как иностранцы, посидеть с девушкой в баре.
На киноэкране мы подглядывали, как они там живут и всё с них слизывали - джинсы, платья, дома, машины, самолёты. Бунтующие интеллектуалы призывали к отказу от материализации счастья, к проведению "пикников на обочине", к путешествию в "Зону" в сопровождении "Сталкера". Но народ упрямо тянулся к капиталистическому уюту в ресторанах.
В начале семидесятых ушлые комсомольцы открыли новое кафе "Сонеты" на Караванной улице, недалеко от Манежной площади и Дома кино. Кафе неуютное, узкое и длинное, как тюремный коридор, но с баром. Все стиляги и мажоры кинулись в эту прозападную зону сидеть на торчках и пить алкогольную мешанину под названием коктейль. С барменом Валеркой Прокофьевым мы как-то быстро сошлись. Он уважал меня за спортивные успехи и просил научить его приёмчику карате. Тогда это было дико модно. Я долго отнекивался, но когда он предложил мне за полтинник /это половина моей месячной стипендии аспиранта/ два раза в неделю тренировать их группу по утрам на Зимнем стадионе я сломался. Видимо неплохо зарабатывал бармен, если готов был выложить такие деньжищи за приёмчик магической самозащиты.
По утрам во вторник и в пятницу я проводил часовую тренировку по основам карате на пустом стадионе для шести человек /Матвиенко, Руденко, Прокофьев, Храбров, Добриков и Петрик/, заставлял их передвигаться в экзотических стойках, делать "железные" блоки от ударов и махать ногами выше головы. Они были в восторге. А потом попарившись в сауне, мы завтракали в "Сонетах" и сидели в баре, создавали себе Зону нездешней роскоши.
Валера Матвиенко однажды предложил мне зайти с ним в Елисеевский гастроном и купить для семьи деликатесов. Он работал там грузчиком и был в почёте у директора. Жил Валера с родственниками на проспекте Дыбенко, а вечером шёл в "Кулёк" на занятия. Он хотел стать режиссёром массовых зрелищ. И стал.
Главной идеей его дипломной работы была постановка "Лебединого озера" на стрелке Невы со стаей лебедей из фанеры. Сильное, должно быть, зрелище.
Когда Валера устроился на работу в Ленконцерт у меня появилась новая халтура. На всех праздниках я придумывал для его представлений какие-нибудь незамысловатые шутихи и трюки и зарабатывал свою копеечку. Мне трудно было оценить его красоту, как мужчины, но Валерка не вылезал из Мюзик-холла. За ним тянулся и я, осторожно обмакивая свои чистые лапки в порочное зелье разврата. Как у них на Западе у нас не получалось. Квартирный вопрос нас сильно мучал. Но мы наслаждались и этим. Спасала наша творческая дружба на почве карате с директором Зимнего стадиона Витей Руденко. Ильюша Резник не даст соврать, но наши оргии в бане восстановительного центра спортсменов давали фору фонтану Треви из "Сладкой жизни", а иногда превосходили и "Сатирикон" вожделенного Федерико Феллини.
В реальной действительности советские бабы, опаздывая на работу, носились за автобусами, обнажали голубые фланелевые штаны, падая на остановках, и ни о каком сексе, засыпая вповалку в одной комнате с родителями, не думали. Но детей упрямо продолжали рожать. Может они беременели от кинофильмов с Жаном Полем Бельмондо? Вот чудовища!
В январе 1980 года Валерик стал для всей нашей компании Мега звездой и Дедом Морозом. После очередной тренировки, расслабившись в парной, он как бы невзначай предложил всей честной компании поехать в Москву на концерт Бонни-М. У нас отвалились нижние челюсти. Что такое для советского человека тех "застойных" лет была музыка Бонни-М никому не объяснить. А главное, увидеть живьём западных поп-звёзд. Никто не верил в реальность происходящего. Но когда мы заполнили своими телами в праздничных костюмах весь вагон "Красной стрелы", то для успокоения нервов начали судорожно поглощать закупленный в дорогу коньяк. Валера, грезивший о неземной роскоши, как белый человек поселился с солисткой Мюзик-холла в номере люкс гостиницы "Будапешт", а мы толпой "венгерских цыган" сидели в баре, пили кофе с коньяком и слушали тапёра. Пока Валера трахал сладкоголосую певицу с низким контральто, я решил пройтись со своей женой по заснеженной Москве. В районе концертного зала "Россия" ощущался нездоровый ажиотаж. Без конца подбегали мажоры и предлагали за лишний билетик на концерт до полутора сотен рубликов. Такого табоша при цене билета в три рубля я ещё не видывал. В кассе концертного зала было пусто и окошечки перетягивал плакат "Все билеты проданы". Возле окошка администратора толпились космонавты, депутаты Верховного Совета, герои Советского Союза и другие категории льготных граждан, включая инвалидов Великой Отечественной войны и персональных пенсионеров партии и правительства. Директор зала Пётр Шаболтай в сильном возбуждении пытался всех образумить, объяснял, что всю бронь забрали в ЦК КПСС.
После сытного обеда с большим количеством алкоголя наша компания, подскальзываясь и спотыкаясь на сугробах, преодолев три милицейских кордона, важно прошествовали на шестнадцатый ряд партера и удобно рассевшись в бархатных бордовых креслах, мирно уснула. Не спал только я. Я ждал чуда.
Оркестр грохнул в барабаны так, что проснулась вся наша тургруппа, но взглянув окрест залитыми глазами, тут же полегла на плечи друг друга. Когда вылетел чертоподобный Бобби Фаррел и завинтил ногами, а босоногая Лиз Митчелл полезла по коленям чиновников, опрометчиво рассевшихся в первых рядах с постными рожами, по залу прокатился глухой ропот смертельного ужаса. За такие фривольности всех чинуш завтра могли уволить с хлебных мест. Ритмичный грохот и вой мулаток не пробудили моих товарищей, но завели зал так, что все стали танцевать в проходах. Шабаш длился до полуночи. В поезд мы грузили наши тела молча. В купе все захрапели, не делясь впечатлениями. Я смотрел на рой снежинок за окном и не мог уснуть. Я побывал за гранью дозволенного.
Комсомольские дружки уговорили Валю Матвиенко и Валерика назначили главным режиссёром во Дворец молодёжи. Директорствовал там Игорь Добросердов и они начали искать новые формы работы с молодёжью. Поселили на чердаке в Доме Славу Полунина с "Лицедеями", устраивали концерты джаза и рок-групп "Аквариум" и Валеры Леонтьева. Попросили меня пригласить на встречу со зрителями моих друзей Никиту Михалкова с "Роднёй" и Андрея Тарковского со "Сталкером". Оба сильно нуждались в деньгах и клюнули на запредельный для тех времён гонорар в семьдесят пять рублей. С Никитой всё прошло гладко, а на Тарковском Валерик сломался. Он нуждался в жилплощади и начал копить на кооперативную квартиру. После просмотра "Сталкера" и встречи со зрителями Валерик отозвал в сторонку Тарковского и, извиняясь, сообщил ему, что может заплатить только полтинник. Тарковский взорвался, как нитроглицерин. Он и так был унижен и раздавлен чиновниками, переснимал "Сталкер", нищенствовал без работы и двадцатка для него много значила. Но важнее для него был обман.
Я пытался исправить ситуацию и доплатить свои деньги, но было поздно. Вскоре Андрей Тарковский уехал из СССР, снимал фильмы на Западе, да там и умер. Получилось, что с Тарковским я разругался из-за Валерика навсегда.
Горбачёвская перестройка распахнула Валерику ворота в мир чистогана и наживы. Друзья из комсомола потащили его за собой в Интурист. Интурист - это организация иностранного туризма в СССР. Это гостиницы, питание, сувениры и...вотчина Валерика -культурная программа. Но и пацаны не бросили Валеру в бидэ. И престарелый Фека, и Малышев, и лица кавказской национальности его не оставляли без присмотра.
За шелестом зелени, цветение и плоды. Валерик купил квартиру на канале Грибоедова, "Волгу" и организовал кооператив "Инкультцентр". Через кооператив было выгоднее проводить развлечения для клиентов Интуриста из разных стран. Мы с радостью работали на его мероприятиях и в Царском селе, устраивая "Русские зимы", и в кемпинге Ольгино, и с провинциальным шиком устраивали балы в Юсуповском дворце, балет и оперу с артистами кордебалета в театре Эрмитажа. Цены на мероприятия Валерик вздувал по масштабам мировой славы именитых заведений. Моржа шла огромная. Вот только рассчитываться с сослуживцами Валерик не любил. Считал, что потереться возле иностранцев уже большая награда для лохов. И каких только уловок он не придумывал, чтобы не расплатиться наличными. За полцены от гонорара по обмену с партнёрами Живо, Бут и Медиони и мог отвезти всех сотрудников на корпоратив на Гаваи, но выдать зарплату наличманом - никогда. Только Ванечка Саутов брал его железными клещами за горло и не позволял увильнуть от расплаты. Пока Валерик не внесёт весь бюджет за вечеринку - в тронный зал ни ногой.
После обслуживания киногруппы Тедда Тёрнера и приёма в Павловске тысячи молодых американцев летом 1993 года мы два раза приезжали к Валерику за гонораром и возвращались "не солоно хлебавши". А ехать было не близко. К тому времени Валерик уже прикупил дом во Всеволожске, на берегу озера. На третий раз его личный шофёр Коля нажрался для храбрости и, когда услышал о переносе выплат на другой раз, бросился на Валерика с кулаками. Мы с Витей, который стал хроническим Петром Великим в постановках Валерика и с ролью Императора Всеросссийского сросся всей кожей, не разнимали их до тех пор, пока не отвели свои кровожадные души струями истекающей из узурпатора крови.
Ближе к Играм Доброй Воли Валерик позвонил мне дрожащим голосом и попросил приехать. Мне казалось, что мы были друзьями, поддерживали друг друга в трудную минуту добрым словом и даже так нужными иногда деньгами. Мы запросто могли уехать вдвоём в Выборг и покататься на лыжах в Монрепо, часами бродить по заливу в Курорте или париться с незнакомыми певичками, деля их поровну. В этот раз он был до смерти перепуган и ждал ареста .Он взял сто тысяч долларов наличными от западного партнёра и боялся, что на него стукнули. Мы судорожно перебирали варианты сокрытия нетрудовых доходов и слушали по телеку угрожающие вести о чемоданах с компроматом у Руцкого и его кровожадных планах по отношению к барыгам и дельцам. От напряжения не смыкались очи. И вдруг выступил Анатолий Собчак с пламенной революционной речью, обнадёжил начинающих спекулянтов, что фашизм не пройдёт и призвал народ на баррикады. Ельцин стрелял по депутатам-руцкистам из танков в центре Москвы. Правду удалось отстоять. Нашу правду. Мы, хлопнув по стакану, спокойно легли спать. Утро вечера мудренее.
Пришла та жизнь, о которой мы всю свою жизнь только и мечтали. Доллары принимали даже в гастрономе. Валерик купил мерседес, плазму и джакузи. А потом и виллу на Кипре. Своё пятидесятилетие Валерик шумно отпраздновал в Юсуповском дворце. А мог бы и в тронном зале Екатерининского в Царском селе у своего друга по комсомолу Вани Саутова. Ваня теперь там был козырным, вместо царя. Но Валера решил, что в Юсуповском как-то уютнее, по-домашнему. Было много гостей, бывших комсомольцев. И я там был, вино пил, по усам текло, а в рот не попало. Не заплатив мне за полгода работы в "Конгресс и инсентив центре", он скрылся в тумане моря голубом. В России после горбачёвской перестройки полным ходом шла бандитская перестрелка. От пуль лучше всего было скрываться за границей. Хотя особо "одарённых" и там разыскивали с винтами. От наших общих друзей, пытавшихся Валерика найти на Кипре и вернуть долги, я слышал, что он водил их по своему поместью и рассказывал о путях поиска истинного счастья, убеждал, что за деньги счастья не купишь. Но обещал, что в другой раз может и получится. Сталкер "а ля Тарковский".