Гриф парил в восходящих потоках, всматриваясь в сухую, пыльную землю внизу. Ничего не шевелилось на горных склонах, прибитое невыносимой полуденной жарой. Гриф покружил еще немного, спустился, устроился поудобнее на ветке высохшего дерева, переступив несколько раз когтистыми лапами. Ему было неловко - привязанный к лапе шар дергался, колыхался под ветерком, рвался вверх. Гриф злобно клюнул веревку, дернул ее раз, другой. Растительное волокно, сплетенное небрежно, не выдержало, распалось на части. Освобожденный шар взметнулся в прозрачную небесную голубизну. Гриф проводил его взглядом, хрипло крикнул вслед, сунул голову под крыло и задремал, забыв уже о своем странном приключении.
В деревушке, раскинувшейся вдоль неширокой, быстрой речки, мальчишка, строящий игрушечную плотину, внезапно замер, уставившись из-под руки в небо. От изумления рот его раскрылся, округляясь. Вверху летел плавно шар, смахивающий на аэростат, но со странно неровными боками. Он снижался постепенно, покачиваясь, налетел на куст шиповника, запутался, замер. Мальчишка, помедлив немного, побежал к шару со всех ног. Он дернул за обрывок веревки, вытаскивая находку из куста. Оболочка шара смялась, сдулась морщинисто - остры колючки шиповника, нелегко выпускают добычу, а внутри перекатывалось что-то, похожее на ощупь на цилиндр, шуршало. Мальчишка разорвал остатки шара, вытряхнул плотно свернутый рулон бумаги. В голове его закрутились вмиг все читанные истории о кораблях, потерявшихся в море, о крушениях, о бутылках с записками, прыгающих по волнам. Он никогда не видел моря. Мальчишка еще покрутил с сомнением сверток, пожал плечами, развернул его, выпрямляя смятую бумагу на колене, склонился низко, водя пальцем по листу, разбирая кривые, налезающие друг на друга буквы. "Привет из Кугитанг-Тау!" - прочел он первую строчку и ахнул. В пещерах Паленой горы нет никого, кроме призраков, ревностно охраняющих сокровища. Так кто же тогда мог написать оттуда? Мальчишка вновь скорчился над записками, высунув язык от усердия, начал читать...
* * *
Все началось глупо, как и любое приключение.
Тогда я торговал дисками на Горбушке. Нет, раньше-то я был инженером, но все эти перестроечные дела выключили меня из общего потока людей с дипломом, безденежье надоело, и я решил попробовать себя в бизнесе. Но так как ничего не знал о торговле, то и оказался за прилавком на рынке, перебирая надоевшие уже диски и улыбаясь мертвенным оскалом ленивым покупателям. Сначала люди меня развлекали. Но только сначала. Довольно быстро я понял, что совершенно не приспособлен к торговле. Мне бы с машинами работать, железяки рассматривать, в конструкторском бюро сидеть, водя карандашом по листу бумаги. А продавать хоть диски, хоть памперсы - нет, это не для меня. Не умею я с людьми разговаривать.
- Мне бы что-нибудь из Бетховена, - манерно отводя в сторону мизинец, украшенный витым колечком, говорила дама, претендующая на интеллигентность в десятом поколении. - Люблю, знаете ли, классическую музыку...
- Это сейчас редкость, - соглашался я. - Нынче больше стиль "бум-бум" народ предпочитает.
И доставал диск Бетховена из коробки, впихивал его в старенький проигрыватель, нажимал на кнопку. Над Горбушкой разносились плавно первые такты "Лунной".
- Вот, послушайте, - улыбался я тонко даме, - роскошное исполнение, Эмиль Гилельс, старая запись, - а ей явно по барабану было, что Гилельс, что Вася Пупкин из ближайшей подворотни, она и фамилии такой не слышала, но кивала с умным видом, и тогда я добавлял: - Обратите внимание, как он исполняет аллегро в этой сонате. Это ведь "Апассионата", ее еще Ленин любил.
Потом ставил "Патетическую", утверждая, что это - "Лунная", а дама все кивала, соглашаясь с любым моим бредом. Я ставил "Вальс цветов" и спрашивал: слышит ли она, как шикарно звучит орган в этой фуге Баха, а дама улыбалась с видом превосходства, крутя на мизинце колечко.
- Ладно, девушка, - устав издеваться, я выключал проигрыватель, бережно засовывал диск в коробку. - Идите, подучите историю музыки. На портрет Бетховена посмотрите в конце концов. А за диском придете, когда различать сонаты научитесь.
- Хам! - взвизгивала дама, и золотое колечко на ее мизинце поблескивало возмущенно. Я только улыбался.
Приходили и клиенты другого типа - здоровые мужички с грязью под ногтями и толстыми шеями. Они гордо скрипели кожаными куртками и требовали "чего-нить для души".
- Парень, ты это... Шуфутинского дай! - говорил один такой здоровяк, вертя сарделькообразными пальцами. - А еще этого... ну, знаешь: "... и не хлещи коня, ему же больно-оооо!", - потенциальный покупатель изображал физиономию Винокура на концерте по случаю дня работника психоневрологической промышленности. - Еще вот это: "... у нас кладут асфальт местами и немного, чтоб каждый оккупант на подступах застрял...". А еще про рыбалку, ну классная песня! "... со дна достал живого партизана..."! Это ж надо такое придумать! Люблю, понимаешь, рыбалку, - в глазах его светился восторг и какая-то удивительная детскость. - Знаешь, чего надо?
- Знаю, - мрачно кивал я. - Высоцкого тебе надо.
Очень хотелось съездить диском поперек раскормленной, красной и блестящей рожи. Можно, конечно, было и его отправить подучить бардов, но... кулак - чисто пивная кружка. Этот хамом называть не станет. Засветит промеж глаз, так и самому можно забыть где Бетховен, а где Моцарт на скрипке.
Как-то подошли две бабенки. Ну, чистый Чехов: одна маленькая, тощенькая, щечки впалые до серости, ладошки сухие, а вторая - дебелая баба, румянец во всю щеку, не то что коня, слона завалить может.
- Фаллоимитаторы есть? - густым басом спросила дебелая, оглядывая меня по-хозяйски. Я чуть не присел за прилавком, настолько уверенный у нее был взгляд.
- Чего? - переспросил, не поняв сразу. - Диски у меня тут, девушки.
Тощая рвалась уйти, но подруга держала ее за руку крепко, наваливалась грудью на мой столик, сметая в сторону коробки с дисками.
- Член искусственный, неужто непонятно? - вздохнула дебелая, глядя на меня зазывно выпученными глазами. - Ну, давай быстренько. Нам ребятки вона в том киоске сказали, что у тебя - лучшее качество.
Я оглянулся в указанном направлении и скрипнул зубами: невдалеке покатывались со смеху торговцы интимными принадлежностями.
- Есть у меня, - прошептал я, склоняясь через прилавок к бабе и подмигивая ей игриво. - Но вот беда, девушки, товар - только для тех, кто имеет прописку в Иваново.
- Это почему так? - вскинулась тощенькая, и в глазах ее вспыхнул праведный огонь оскорбленной добродетели. Куда только скромность пропала?
- Потому, что Иваново - город невест, - отрезал я и отвернулся. - Идите, девушки, идите. К тем мальчикам, что вас ко мне отправили. У них - на любой вкус и размер все имеется. Со специальными ароматизаторами, создающими абсолютно достоверный эффект присутствия мужика из горячего цеха. Причем, прописка роли не играет.
Дебелая подергала меня за рукав.
- Слышь, парень, я хоть в Иваново пропишусь, если качество подходящее...
Тьфу ты! Вот ведь дура, прости Господи.
Так что не удивительно, что в скором времени вся эта горбушечная торговля встала мне поперек горла здоровенной рыбьей костью. Но я все равно каждый день тащился на рынок. Другой-то работы не было, а бомжевать не хотелось. И так квартира в развале, а в холодильнике - сиротливая пачка пельменей, слипшихся от тоски по другим продуктам.
Может, будь я не один, сложилось бы все иначе. Но с личной жизнью у меня не получилось. Знаете, классическая история неразделенной любви. Она жила в соседнем подъезде, и мы ходили в один детский садик, сидели рядом на горшках и отнимали друг у друга игрушки. Я еще от ползунков был уверен, что именно она будет моей женой. Носил за ней портфель в школу, таскал подснежники и сирень, кормил мороженым и катал на каруселях в парке, просаживая все карманные деньги. Однако, я оказался для нее недостаточно романтичен.
- Ты прагматик, - заявила моя милая, когда я, заикаясь и потея, сообщил ей о своих чувствах и детских мечтаниях. - А у меня душа поет, понимаешь? Крылья развернуть хочется...
Со мной, как я догадался, крылья ее не разворачивались. Они развернулись с потенциальным лауреатом Пулитцеровской премии - выпускником журфака из далекой глубинки, сотрудником газеты "Коровий шлях" или что-то в этом роде. Теперь они жили всемером - родители, дети и двоюродная сестра - в двухкомнатной хрущевке, ругались по вечерам и иногда били тарелки. Иногда мне интересно: не сыплются ли из ее крыльев перья, траченные молью?
Вот так я и жил. С пельменями и дисками, с холодной квартирой, одинокой подушкой и работой, которая мне решительно не нравилась. Жил, пока не пришел ко мне за дисками Толик Сергеев - шапочное знакомство еще со студенческих времен. Он был геологом, я - физиком, но иногда встречались на междусобойчиках. Кажется, одна из девиц с моего потока крутила с ним роман. А, может, он был чьим-то приятелем - я не помнил.
- Привет, - сказал Толик, всей своей массой - не менее ста десяти килограмм - на мой хлипкий столик, уставленный коробками с дисками. - Тебя-то я и искал.
- Думаешь музычку со скидкой прикупить? - понимающе кивнул я. - Ну, по старому знакомству могу устроить. Только ручки со стола убери. Видишь - качается уже, аки осинка на ветру.
- Не, - замотал лохматой головой он. - Не хочу я ничего со скидкой. Говорю же - тебя искал. Дело есть.
Дело... Давненько мне не предлагали никакого дела. Максимум - пиратские копии. Выгодно, конечно, но возни столько, что не хочется и связываться. Тем более, что своих денег для такого дельца у меня не водилось, а брать у кого-то - так это за шорох орехов работать. Только время тратить, да силы. Но у Толика в глазах был такой блеск, что я ни мгновения не думал, будто его предложение из той же бизнес-серии. Нет, на уме у него было что-то другое.
- Деньги нужны? - перегибаясь ко мне и подмигивая поинтересовался Сергеев, и я вздохнул разочарованно. Ошибся. Толик туда же тянет.
- Всегда нужны, - пожал я плечами. - Только вкладывать мне нечего. Если хочешь предложить, чтоб я что-то дал, а взамен, мол, двести процентов прибыли, то сразу скажу - нет.
- Еще чего! - черные брови его сошлись хмуро на переносице. - Ты на этом рынке вовсе одурел вконец. Ладно, давай-ка, собирайся и пошли отсюда. Поговорим.
Вот тут я почувствовал, что впереди меня ожидает что-то необычное. Не знаю уж отчего, но Толик показался вдруг вестником перемен, чуть не крыльями наделенным. Я собрался за пять минут, побросал диски в сумку, а столик так и оставил стоять под тентом. Ощущение, что больше никогда я не увижу Горбушку, стало необычайно сильным, и я даже вздрогнул, обернулся, посмотрел на сиротливо полощущийся полосатый тент, на обшарпанный столик и неожиданно для себя помахал им рукой.
- Ты что это? - удивился Сергеев, глянув на меня искоса.
- Со старыми приятелями прощаюсь, - неопределенно ответил я. Ну, не объяснять же, в самом-то деле, что мне на какой-то момент стало жалко и столика, и тента. Они выглядели такими одинокими, брошенными, как игрушка, забытая под дождем в песочнице.
Потом мы долго сидели в ближайшей пивнушке, ели слишком соленый, прогорклый арахис, запивали пивом.
- Золото, - шептал Толик, наклоняясь ко мне и лихорадочно блестя глазами. - Слышь, Сашка, не надоело тебе на рынке мозги парить? Молчи, вижу, что надоело. Да деться тебе некуда. Вот и мне тоже. А как быть? Нет, не говори ничего, сначала послушай!
Он рассказывал небывалые вещи. Говорил о самородном золоте, которое валяется под ногами кусками размером с хороший кулак.
- Помнишь истории про Аляску? Клондайк... Мол, там целые горы золота были. Так я тебе скажу - фигня все это. По сравнению с тем местом, которое я знаю, все эти клондайки, кейптауны, кимберлитовые россыпи и прочая дребедень - всего лишь пыль под ногами. Песчинка в Сахаре. Понял?
Толик утверждал, что знает, где находятся легендарные сокровища Офира, золотой страны.
- Нет, ну не Офир, конечно, - тут же поправился он, отхлебнув еще пива и сморщившись. - Но сокровища и в самом деле есть. Точно тебе говорю.
Толик пошарил в кармане, бросил на стол что-то, напоминающее наконечник копья. Я покрутил это нечто в руках, укололся об отточенное острие.
- Блин, Сергеев, эта игрушка из золота! - мои глаза распахнулись от изумления, рот раскрылся.
Толик тут же убрал наконечник в карман.
- Пещера есть, - зашептал он, отодвинув кружку. Пиво качнулось, выплеснулось, оставляя на столике липкую лужицу. Толик не заметил, оперся локтем, рукав рубашки немедленно пропитался пивом. - Понимаешь, Сашка, пещера. Через нее - проход в то самое место.
- С чего это ты взял? - я недоверчиво дернул бровью. - Если и было когда-то что-то подобное, так давно уже растащили.
- Местные туда не ходят. Считается - злое место, обиталище духов. Там, знаешь ли, и Александр Македонский побывал, и Чингиз-хан... Да только ленивого там не было! В пещере - горы черепов, скелеты. Конечно, местные боятся. Легенды столетиями складывались. Теперь же многого не помнят, только и знают, что нельзя туда ходить. Кто пойдет - погибнет.
- Да уж... как в сказке! - засмеялся я, но в смехе звучала неуверенность. Наконечник копья был совершенно реальным и золотым. - Слушай, а с чего ты взял, что местные не правы? Может, там и в самом деле какая пакость есть. Ну, мало ли, подземные газы, еще что-нибудь.
- Подземные газы? Без сомнения. Видишь ли, Сашка. Был я там. Спускался в эту пещеру. Далеко, правда, не пошел. Именно из-за газа. Хорошо, что не с фонариком пробирался, факел зажег. А он возьми да и потухни. И голова кружилась. Потом, кстати, дня три отлеживался. Мигрень приключилась, прямо как у Тургеневской барышни. Думал - отвалится башка на фиг.
- А наконечник ты там нашел?
- В точности, - Толик похлопал рукой по карману и победно ухмыльнулся. Видно, на лице у меня было огромными буквами написано, что я прямо-таки жажду ввязаться в авантюру с поисками золота.
Нет, на золото как раз мне было плевать. Но приключения! Конечно, это звучит совершенно глупо, но как надоела мне каждодневная Горбушка, покупатели, скользящие по мне презрительным взглядом, как по клопу на чистой простыне, пельмени в морозилке... Я мечтал о сказке, и эту сказку мне только что принесли на тарелочке.
- Слушай, Сергеев, а как это дело с точки зрения уголовного кодекса? - поинтересовался я. - Знаешь, я ведь как тот сын турецко-подданного, свято чту законодательство.
- Да брось, Сашка! - Толик отмахнулся, разбрызгивая пивные капли с мокрого рукава. - Фигня это все. Законодательство... А что мы нарушим? Слазим в пещеру, а если что найдем, так всегда ж можем заявить, что отыскали давно зарытый клад. Что, кстати, чистая правда. Двадцать пять процентов наших. Чисто, красиво, и спать можем спокойно.
Он уже все продумал. Правда, мне казалось, что ни о каком кладе никто заявлять не будет, но добрые намерения тоже что-нибудь да значат.
- Завтра, - заметив мой изумленный взгляд, Сергеев расхохотался. - А ты как думал? Долгие проводы - лишние слезы. Да и не успеешь разболтать никому, куда и зачем собрался.
Что-то жесткое появилось в складке у его губ, сузились глаза, нахмурились брови. Мне стало неуютно, словно холодный ветер подул в спину. Но - приключение! Возможность избавиться от опостылевшей жизни, сменить ее на что-то потрясающе интересное... Я с детства мечтал о необычайном и просто не мог отказаться, когда мечта сама пришла ко мне.
- Значит, завтра, - пожал я плечами, изображая равнодушие. - Где встречаемся?
Толик хлопнул меня ладонью по плечу так, что я чуть не ушел по уши в стул.
- Так и знал, что ты согласишься! А нам физик ко двору будет. Мало ли что...
* * *
- Бессмертным хранителем сокровищ является огромный змей, - говорил чабан монотонным голосом. Палка, на которую он опирался, торчала высоко над его головой и казалась похожей на ту самую гадину, о которой шла речь. - Даже небеса меняют свой цвет, когда змей выползает из пещеры...
Старик рассказывал древнюю легенду, и бороденка его тряслась, будто он боялся собственных слов. Я лежал, закинув руки за голову, любовался неправдоподобно высоким небом, усеянным звездами. Млечный Путь представлялся сияющей дорогой, уводящей в вечность. Никогда не приходилось мне видеть подобной красоты. Я сорвал мак, черно-бархатный в ночной темноте, поднес его к лицу, погладил щеку нежными, трепетными лепестками. Толик хорошо выбрал время, чтобы ехать в Туркмению. Летом здесь будет удушающая жара, и камни на горных склонах будут лопаться к вечеру, будто пролежали весь день в костре. Ручьи, что сейчас наполняют священное озеро, пересохнут, и в руслах их будут ползать пауки и змеи. Теперь же там, где через несколько месяцев будет лишь пыль и камни, раскинулся цветочный ковер. Тюльпаны и маки колеблются под тихим, ласковым ветерком. Пряный аромат трав кружит голову. Мне хотелось лежать так вечно, смотреть на небо, не подсвеченное уличными фонарями, слушать шелест трав и вдыхать запах цветов. Москва показалась далеким, не существующим городом. Сказкой, рассказанной на ночь.
- ... а вход в пещеру охраняет огромный воин, облаченный в черные доспехи, - донесся сквозь сладкую дремоту до меня голос чабана. Старик сидел у костра, ссутулившись, и палка по-прежнему торчала высоко над его головой, зажатая коленями. Я прислушался. - Была у одного хана красавица-дочь. И посватался к ней могучий батыр, влюбившийся без памяти в черные очи девушки. Хан потребовал, чтобы батыр принес ему сокровища Кугитанг-Тау, Паленой горы...
Я вновь перестал слушать. К тому же, по дороге к заветному месту, мы уже наслушались такого количества преданий, что хватило бы на неплохую книгу. Что-то вроде: "Эпос Туркмении". Или "Народные туркменские сказки". Красиво, конечно, но совершенно бесполезно. Все эти истории об огнедышащих драконах, призрачных воинах с магическими мечами, змеях, обвивающихся вокруг куч золотых монет, не могли нам указать верного пути к нашей цели. Зато неплохо развлекали по дороге.
Я повернулся на бок, опираясь на локоть, всмотрелся в темноту, озаряемую алым пламенем костра. Вот рядом с чабаном сидит Толик, смотрит старику чуть не в рот, кивает понимающе после каждого слова. Удивительно, но Толик слушал каждую историю о Кугитанг-Тау так, словно это были не сказки, а достовернейший путеводитель. Путеводитель бы ему не помешал. Не найдем сказочные сокровища - Толику туго придется. Вляпался он под долги, братишки счетчик включили, каждый день щелкает. Они это нейтрально называют процентами за пользование деньгами. А для Толика эти проценты означают одно: квартиру придется продать. Где самому жить - он не очень беспокоится, а вот родителей жалко. Неподалеку от Толика развалился, подсунув под голову рюкзак, Виктор Лещинский - биолог, большая умница, мог быть чуть не Нобелевским лауреатом, но потерял работу, жена от него сбежала, прихватив сына, и Виктор запил по-черному. Когда Сергеев его отыскал, он бомжевал, ночевал в подвалах, выпрашивал в метро рубль на опохмелку. И давали, глядя в его чистые, зеленоватые глаза. Выглядит Лещинский будто обладатель голубой крови: тонкий, белокурый, щеки ввалившиеся, и в глазах какая-то неистребимая интеллигентность. А ведь мать его - уборщица, отец - сантехник. Интеллигентности в них ни на грош. К колену Виктора прислонилась единственная женщина в нашей компании: Анечка Белинская, геолог, как и Толик. Не знаю, какая история притаилась за вечно печальными Анечкиными глазами, но что-то в ее жизни было неправильно. Да, собственно, иначе она не оказалась бы здесь. Вот, сидит, встряхивает рыжими, стрижеными кудрями, запускает в них пальцы, дергает, смотрит задумчиво. Но готов спорить на стакан водки, что старика она не слышит, думает о чем-то своем, а взгляд уперся в костер, словно прыгающий огонь как-то отвечает ее мыслям. Рядом со мной спит, похрапывая сладко, единственный в нашей компании спелеолог - Максим Кулагин. Здоровенный мужик, под два метра ростом, весь заросший черной шерстью. В темноте смахивает на медведя, по ошибке наделенного членораздельной речью. У него, единственного из нас, никаких неприятностей и проблем в жизни не было. Он просто хотел увидеть Кугитанг-Тау.
- Ребята, вы не понимаете, - говорил Кулагин, прикладывая ладони к груди. Заглядывал каждому в глаза проникновенно. - Ведь пещерке-то сто шестьдесят тысяч лет. Состарилась она уже. Пещеры тоже стареют, как и люди. Правда, куда как медленнее. Но еще немного, и спуск туда станет невозможным. А я увидеть хочу. Понимаете?
Я понимал. Мне тоже хотелось увидеть. Узнать, почувствовать что-то, выходящее за рамки обыденности каждодневной жизни. Я искал чудо.
- Ну и как, добыл батыр себе невесту? - резкий голос Толика прервал мои размышления. - Убил он воина, что вход в пещеру охранял? - Сергеев наклонился к чабану, положил ему руку на колено, смотрел на старика с напряжением, словно от ответа зависела его жизнь. - А, дедушка? Что там было-то?
- Невесту добыл, - кивнул чабан. - Только не знаю, был ли он в Кугитанг-Тау, - старик рассмеялся сухо, дробно. - Может, он хану свои сокровища принес, кто его знает. Ведь из пещеры до сих пор никто не возвращался. А те, кто вернулись, все равно толком ничего рассказать не могут.
- Это почему? - вздернула тонкие бровки Анечка. - Языка, что ли, у них нету?
- Язык есть, - вновь рассмеялся чабан. - Да только разум не выдерживает. Вон, в тридцатые годы геолог один по пещере лазил. С проводником из нашей деревни полез туда. А как только спустились, так сразу кинулся на них громадный воин, руку с мечом уже поднял, ударить собирался.
- И что? - Анечка нервно облизнула губы, приподнялась, постукивая пальчиками по колену Лещинского.
- А не знаю, - равнодушно пожал плечами старик. - Сбежали как-то. Сами не помнили как. Вернулись не в себе. Омаркул, проводник-то, вскоре помер. Перед смертью все кричал, плакал, рассказывал всякое. Волосы дыбом вставали, крики его слушать. А геолог, что с ним был, в больницу попал. Там до старости и дожил. С ложечки, рассказывают, его кормили. Трясся, от любого шороха вздрагивал, да темноты не переносил.
- Откуда вы знаете? - недоверчиво нахмурилась Анечка.
- Так ведь я их видел. Мальчишкой тогда был, конечно. Но не в пеленках же. Соображал, что к чему. А еще не так давно ганг появился. Это клещ такой, кровавый. В пещерной пыли живет. Никого не щадит, ни людей, ни животных. Язвы от укусов появляются страшные, черные, не заживают. И укушенный умирает долго, мучительно. У нас болезнь от ганга черной чумой называют. В плохое место вы собрались. Не ходили бы, не стоит того золото.
Лещинский успокаивающе погладил Анечку по плечу, шепнул ей что-то. Она дернула плечом, но сердитый блеск в глазах пропал, вновь прислонилась к колену Виктора, уставилась в костер. Похоже, у них роман намечается. А жаль. Я уж было вздумал за ней поухаживать. Симпатичная женщина. И потом, мне всегда нравились рыжеволосые. Есть в них что-то такое... солнечное.
- За вами ирбис идет, - неожиданно сказал чабан. - Барс по-вашему. Я следы видел.
- Ну, если дойдет, то будет у Анечки шубка из барса, - рассмеялся Лещинский. Он сжал Анечкину руку, и я отвел глаза. Да, этой рыжеволосой мне не видать.
- Зря смеетесь, - укоризненно покачал головой старик. - Этот ирбис - не обычный зверь. Это дух Кугитанг-Тау. Гора недовольна, что вы в пещеру идти хотите, сокровища отнять. Вот и послала охотника, чтоб вас остановить.
- Ну, это вряд ли, чтоб остановил, - Толик подвинул ближе к себе ружье, погладил приклад. - Но спасибо за предупреждение.
Чабан глянул на него внимательно, пожал плечами.
- Мое дело - сказать... - и вновь завел историю о чудесах и опасностях горной пещеры.
Я задремал под монотонный говор старика. Снились мне горные склоны, по которым текли прозрачные, кристально-чистые ручьи, барс, разевающий зубастую пасть. Когда зверь прыгнул, выставляя вперед когтистые лапы, я закричал и проснулся. Ночное небо казалось опрокинутой чашей, на дне которой поблескивает серебряная пыль. Чабан все так же сидел у гаснущего костра, опираясь на длинную палку. Он поднял голову, взглянул на меня.
- Не сказки это, парень, - сказал внятно. - Не сказки. Про змею запомни, что вход в Кугитанг-Тау охраняет. Не забудь про змею, парень. С воином ты справишься.
Я улыбнулся, роняя голову на свернутую куртку. Надо же, и в сон старик влез. Небесная чаша закружилась перед глазами, рассыпая серебряные блестки. Морда барса мелькнула и пропала, и я увидел широкий луг, усеянный цветами, по которому бежала моя давняя любовь, раскинув руки. Она бежала ко мне. Я громко засмеялся и бросил в нее алый тюльпан.
Глава вторая. Город мертвых
Наутро, увидав вокруг стоянки следы крупной кошки, Толик нахмурился и пошел шептаться с чабаном. Он оглядывался, дергал плечом, и все склонялся к уху чабана, втолковывая ему что-то. Наконец, улыбнулся довольно.
- Пошли, ребятки, - заявил он нам гордо, поддергивая рюкзак повыше. - Купим то, что надо. Арслан рассказал, где достать.
- А что надо-то? - не понял я. С моей точки зрения у нас было все. Даже чуть лишнего. Но я не спелеолог, мало ли...
- Оружие, - подмигнул мне Сергеев. - Или ты думаешь, что мы с этой пукалкой, - он встряхнул у меня перед носом дробовик, - против барса что сделаем? Да сожрет киска любого, даже не чихнет при этом.
Я только затылок почесал. Но мысль показалась здравой.
Оружие покупали в ближайшем поселке. Это была почти что детективная история, и мне было бы смешно, если бы все не происходило на самом деле.
На небольшом базарчике, вольготно раскинувшемся на окраине поселка, Толик подошел к торговцу дынями. Я брел следом, изображая охрану. В темных очках, бейсболке, сдвинутой на брови, затертых джинсах и майке с обрезанными рукавами я и в самом деле производил угрожающее впечатление.
- Глянь только, какие дыни! - воскликнул продавец, поднося Толику чуть не к носу здоровенную желтую дыню, оплетенную сухой, жильчатой сеткой. - Сладкие! Язык проглотишь. Сахара не надо. Сама - как сахар!
- Гандым? - строго спросил Сергеев, отводя в сторону дыню. Я вздохнул - дыня показалась мне весьма привлекательной, захотелось вонзить зубы в упругую, сочную мякоть, почувствовать, как течет по подбородку липкий, сладкий сок. - Меня Арслан прислал.
- Сладкие дыни! - продолжал завывать торговец. - Попробуй кусочек! Сейчас отрежу, погоди... - он повернулся в сторону, но Толик, протянув длинную руку, ухватил его за плечо, рванул к себе.
- Какие к... матери дыни?! - рявкнул он. - Я ж говорю, Арслан меня прислал. По делу. Сам знаешь, по какому делу присылают.
- Придурок! - зашипел продавец, выворачиваясь из цепких рук Сергеева. - Идиот! Дыню возьми. Пробуй. Да морду сделай, что вкусно. И козлу своему дай, - он кивнул в мою сторону, и я с трудом подавил желание съездить его по морде. С оттяжкой, чтоб запомнил надолго. Но в его словах был смысл, и я, вместо оплеухи, потянулся за дынным ломтиком, сняв очки и изобразив на лице живейшее удовольствие. Толик, чуть подрастеряв апломб, тоже взял кусочек дыни, сунул в рот.
- Гандым, дело есть, - сказал Сергеев уже менее уверенно. - Долго дыню жрать придется?
- Пока я не увижу, что все спокойно, - ответил торговец, и немедленно сунул Толику под нос еще одну дыню. - Ай, посмотри сюда! Видишь - сок прямо через кожуру проступает. А кожура-то какая! Тоненькая, как кожа на личике твоей девушки!
- Хороши твои дыни, - буркнул Сергеев. Я усмехнулся - у Толика была аллергия на дыни и арбузы. - Так что о деле?
- Эх ты, сопляк, - сплюнул торговец. - Кто ж на базаре о деле говорит? На базаре покупают да продают. А о деле - это приходи вечерком на склады. Там и разговор будет.
- На какие еще склады? - Сергеев так изумился, что съел еще кусочек дыни. Поперхнулся соком, закашлялся. Глаза его выпучились на покрасневшем лице, по щекам потекли слезы.
- Совсем дурак, - сделал вывод Гандым, посмотрел на Толика презрительно и протянул мне увесистый ломоть дыни. - Ты слушай, - обратился он ко мне.
Через минуту мы уже знали, где расположены таинственные склады, как найти там вечером Гандыма, и уходили с базарчика, таща в каждой руке по авоське с дынями.
- Товар берите, - напутствовал нас торговец, запихивая в сетки здоровенные, продолговатые, как дирижабли, дыни. - А то и так народ косится: стоите, болтаете, не покупаете ничего. А мне здесь жить.
- Зар-ррраза! - ругался Толик, пиная носком кроссовки особо крупную дыню. - Ну, не могу я их есть! Смотреть даже не могу на эту гадость!
- Да ладно, - утешал я его. - Совсем дешевые дыни. На московском рынке с руками бы оторвали. А сейчас особенно. Весна. Авитаминоз. Хорошие дыни.
- Тьфу! - и Толик изощренно выматерился, подробно описав интимные отношения Гандыма с его ближайшими родственниками и всей живностью округи. Я только хмыкнул, запоминая особо хитрые пассажи.
- Слушай, Сергеев, а на какие шиши мы все это купим? - полюбопытствовал я, прикинув, сколько может стоить оружие. - У меня лично в кармане - вошь на аркане. На Горбушке, знаешь ли, не разгуляешься особо.
- За это не переживай, - хлопнул меня по плечу Толик. - Мои кредиторы, видишь ли, решили широкий жест сделать. Профинансировали нашу экспедицию по первому разряду. И эти расходы учли.
- Отдавать, небось, с процентами придется, - хмыкнул я.
- Не без того, - согласился Толик. - Но ты сам подумай, куда мы с дробовиком? Прав чабан был. Мало ли, зверюга какая... А если двуногая?
От этих слов враз навалились воспоминания, и тихая, пыльная улочка туркменского поселка мигнула в моих глазах, белое солнце Афганистана выплыло на небо, вытоптанная чахлая трава засерела по обочинам дороги. А посреди улицы возник мальчишка, совсем сопляк, лет десяти, смуглый до черноты. Он шел, покачиваясь из стороны в сторону, удерживая сведенными судорогой руками вываливающиеся из разорванного живота внутренности. Кишки его, склизкие, серовато-сизые, тянулись следом, пачкаясь в пыли... "Для чего мы пишем кровью на песке... - мягко запел бард, и этот ласковый голос показался страшнее, чем умирающий мальчишка. - Наши письма не нужны природе...".
- Двуногие - всего хуже, - тихо сказал я, ударив себя костяшками пальцев по лбу. В голове зазвенело, но афганское солнце пропало, улочка опять стала обычной, сонной, плывущей в жарком мареве. - Да, Толик, о двуногих в первую очередь думать надо...
- То-то же, - ухмыльнулся, довольный моей реакцией Сергеев. Он, не служивший ни одного дня, так и не понял, что за кошмар увидел я на тихой улице поселка. - Тут, Сашок, война неподалеку. И оружие дешевое, конечно. Так что особо не потратимся. Спонсорские деньги беречь нужно, ты ж понимаешь... - и он долго еще разорялся по поводу долгов, в которые пришлось влезть ради этой экспедиции. Я почти что не слушал. В моих ушах сухо барабанили автоматные очереди, грохотали взрывы, но все перекрывал тонкий, жалобный плач пацаненка, подстреленного по ошибке.
Вечером пришли на склад. Низкое, мрачное, рассыпающееся от старости строение не внушало мне доверия, и я озирался сторожко. Заметив угрюмую фигуру, прислонившуюся в темном углу к кирпичной стене, шагнул вперед, отодвигая Толика в сторону. Рука сама нашарила в кармане складной нож. Но прячущийся мужичок неожиданно шагнул к нам.
- Кто такие? - спросил строго, и я заметил у него беретту, засунутую за пояс. - К кому пришли?
- Да нам бы Гандыма, - высунувшись из-за моей спины, сказал Сергеев. - Мы к нему по делу. Ждет он нас.
Мужичок кивнул важно, вновь растворился в вечерних тенях. Двери перед нами распахнулись.
- Ох, ни фига ж себе! - присвистнул я, увидав разложенное на полу оружие. - Это что, все покупать будем?
- Два ствола выбирай, - прошипел Толик. - Надо бы, конечно, побольше, но денег не так много. Так что смотри внимательно, чтоб не наколоться.
- Ты меня что, в качестве эксперта по оружию притащил? - сообразил я. - Ладно, сейчас посмотрим...
Старый, раздолбанный "калашников" сразу зацепился за мой взгляд. Опять вспыхнуло белое афганское солнце, заныл пацан с разорванным животом...
- "Калаш" взять надо, - сказал я, поглаживая складной металлический приклад. - Хоть и старенький, но хорош...
Перебирая винтовки и карабины, наткнулся на СКС-45, новенький, еще в смазке.
- И вот эту ляльку, - поднял я карабин. - Как раз будет в комплект. Для них патроны одни и те же подходят. Кстати, патроны взять надо.
- Сколько? - подскочил ко мне Гандым. Он видно воспринял меня, как главного, подсовывал оружие, нахваливал, как дыни на рынке. Крутил перед носом пистолеты, предлагал выстрелить.
- Цинк... полтора, - прикинув, сколько может понадобиться патронов, ответил я. - Да, в самый раз будет. Тысяча - не много, но и не мало.
- Ты, парень, похоже, дело понимаешь, - уважительно кивнул мне Гандым. - Вот, смотри сюда. Только для тебя отдаю. Хорошая вещь! - и протянул мне автоматный рожок с патронами. Я глянул, и лицо мое вытянулось. С трудом сохранил вежливую улыбку. Патроны были разрывными.
- Да, может пригодиться, - я сунул рожок в сумку. - А стоит-то сколько это счастье?
- Тебе бесплатно отдаю. Подарок от фирмы, - Гандым ухмыльнулся, демонстрируя почернелые зубы. - Тут такого добра много.
- Это да... - афганское солнце укололо в сердце, а в ушах тонко заныл подстреленный мальчонка. Я скрипнул зубами. Много такого добра... Эх, люди... Как там писал кто-то: сколько человека ни учи, он все равно изобретет лук и стрелы. Вот уж где правда. А жаль.
Сергеев только кивал с умным видом. Я покосился на него, усмехнулся незаметно. Ладно, кивай, парень. Интересно, а стрелять-то ты умеешь? А то как бы неловкости не вышло...
* * *
Барс шел за нами. Я отыскал его следы поверх наших. Было похоже, что зверь специально оставил свою метку, чтоб мы знали - идет охота.
- Эй! Кис-кис-кис! - закричал я в каньон. - Иди сюда, шерстяной! Молочка дам!
Дно каньона зашевелилось, задвигались блекло-зеленые ветви кустарников: мой крик встревожил обитателей каньона. Змеи с шипением расползались в стороны, взлетали горные куропатки, разбегались дикобразы. Барса не было. Его след оборвался на краю каньона и пропал, словно зверь растворился в воздухе.
- Кис-кис-кис! - крикнул я еще раз, вслушиваясь в эхо. На мгновение мне показалось, что я уловил отзвуки гневного рычания, но тут же все смолкло.
- Сашка, хватит дурака валять! - окликнул меня Сергеев. - Пошли, до спуска уже недалеко.
- Так ведь барс, - пожал я плечами. - Ты представь только, что мы спускаемся, а сверху котик прыгает. Удовольствие может быть куда как ниже канализационной трубы.
Анечка испуганно вскрикнула, и Лещинский тут же приобнял ее за плечи, наградив меня недружелюбным взглядом.
- Нет там никакого барса, - заявил он. - Не бойся, Анюта. Тут вовсе никакой живности нет, кроме змей.
Как ни странно, но змей Анечка не боялась совершенно.
- Так ведь следы, Виктор, - растерялся я. - Ты ж сам видел...
- Не было никаких следов! - твердо сказал Лещинский, продолжая прижимать к себе Анечку. - Ну, чабан что-то ляпнул, так ему в радость нас испугать. Сам понимаешь, сидит бабай деревенский, а тут городские ребята понаехали, да еще и столичные. Дай пугану. А мы и рады.
Он так рьяно отстаивал эту версию, что я мог бы ему поверить. Мог бы, если бы не видел собственными глазами здоровенные кошачьи следы.
- Ладно, как скажете, - я передвинул "калаш" поудобнее. Если охота им головы в песок прятать, страусов из себя изображать, так я не особо против. Но сам буду настороже.
- А вот чего ковбой боится, так это ж ясно всем! - заорал дурашливо Лещинский, пританцовывая на месте. - Смит-вессону не сравниться с нашим АКМ!
Анечка засмеялась, захлопала в ладоши, страх окончательно исчез из ее глаз.
- Ну и чудненько, - кивнул я. - Действительно ведь не сравниться!
Мы шли по краю каньона, иногда заглядывая вниз. Змеи шипели, поднимая плоские головы из травы, провожали нас холодными, злобными взглядами.
- Если карте верить, то уже почти дошли, - сообщил Толик, складывая затертый листок. - Сегодня спускаться не будем.
- Это почему? - Максим возмущенно взмахнул рукой. - До заката времени еще о-ей!
- А лагерь устроить? Снаряжение подготовить? На это времени не нужно? - поинтересовался Сергеев ехидно. - Тебе лишь бы в пещеру залезть, а там - хоть и не рассветай.
- В пещерах не рассветает, - сказал Максим, вздыхая. - Ты, Толик, прав, конечно, на все сто. Просто я так ждал эту пещеру. Мечтал о ней. Мне даже снилось...
- Что тебе снилось? - Анечка подошла к Кулагину, взяла его за руку. Глаза ее светились любопытством. Я тоже шагнул ближе. Снам и предчувствиям я доверял.
- Ну, пещера снилась, - Максим смущенно пожал плечами. - Будто иду я по ней, а из-за поворота барс выходит мне навстречу. Клыки скалит, рычит, лапой меня в грудь толкает. Во сне он был совсем не злой... - спелеолог улыбнулся извиняющеся. Мол, простите, ребята, сам понимаю, что фигня, но это ж сон. - А я барса в сторону отодвинул и дальше пошел. А там красота такая! Камни разноцветные в стенах сверкают, я к ним факел подношу, а мне в глаза свет брызжет, будто стою посреди радуги. Сталактиты, сталагмиты разные - от прозрачных до черных, как колонны, свод подпирающие. Озеро подземное, черное, будто смоляное, а по поверхности мелкие, тягучие такие волны идут. И вокруг озера растут белые цветы. Пахнут - обалдеть можно!
Я подумал, что Максим спал носом в кусте маков, но промолчал, лишь подтолкнул его локтем в бок.
- А дальше что было-то?
- Дальше? - Кулагин развел руками. - Дальше сталактит свалился, и я ничего не помню.
- Очень информативно, - констатировал Толик. - К вашему сведению, господа сновидцы, мы уже пришли. Давайте-ка стоянкой заниматься. Нам тут долгонько торчать.
Я глянул в темный провал пещеры, виднеющийся в скалах над головой, - мрачно, и ощущается опасность, будто волнами накатывающая из глубин.
- Макс, а там как? - спросил я спелеолога отчего-то шепотом. - Много народу внизу гибнет?
- Ты хоть раз спускался? - он посмотрел на меня цепко, оценивающе. Я впервые увидел такой взгляд у всегда добродушного Максима. Да, не дурак и не тюфяк. С ним можно, как говорится, и в разведку.
- Нет, никогда, - признался я честно.
- Значит, тут я один с подземным опытом, - хохотнул Максим. - Но ничего, ты, как я погляжу, парень крепкий. Так что не переживай.
У меня по спине пробежал холодок. Каньон показался мне узкой трубой, высокие стены давили. Желтые скалы были испрещены, словно мозаичной картиной, разноцветными вкраплениями. Вы когда-нибудь видели, как пузырится на сковороде тонкий блин? Было очень похоже, что такой блин подпрыгивал на кипящем жиру тысячелетия назад, гигантский, каменный блин. И там, где лопались пузыри, возникали из глубины скал цветные камни: серые диориты, зеленые диабары, мрачно-черные базальты и габорро. Зрелище было незабываемым.
- Красиво, правда? - спросил Максим, хлопнув меня по плечу. - Но это здесь, наверху. Внизу красота совсем другая. Совсем. Ну да завтра сам увидишь.
Засыпая этой ночью, я слышал рычание крупного зверя неподалеку. И было в этом звуке неясное предупреждение. Оскаленная грозно морда барса преследовала меня во сне.
* * *
Вновь дно каньона внизу. Я вижу палатки нашего лагеря, суетящуюся у костра Анечку. За ней, как привязанный, ходит Лещинский, таскает ведра с водой. Все кажется неправдоподобно маленьким, словно смотришь в перевернутую подзорную трубу. Все тело болит - подъем к пещере оказался утомительным.
- Ты ж, вроде, спортсмен, - ухмыльнулся Сергеев, услышав мое усталое сопение.
- Так спорт - это не ползанье по горам. Альпинизмом сроду не занимался, - огрызнулся я. Вот ведь, привязался на мою голову. Сам сопит, как два паровоза, выползающих из депо, а туда же - носом ткнуть, что у другого не лучше.
- Ладно, привыкнешь, не бери в голову! - подмигнул мне Максим. - В первый раз всем так.
Я пожал плечами. Привыкну, куда ж денусь. Сам ввязался в эту экспедицию, никто на аркане не тянул. Так что придется соответствовать. Я позавидовал спелеологу: вот кто дышал спокойно и легко, будто всего лишь прогулялся до соседнего магазина за кефиром.
Потянуло сладковато-гнилостным, трупным запахом, и я вздрогнул. Что там Толик говорил про военные действия? Неужто и сюда добрались? Но нет - увидел валяющийся труп архара. Длинные рога загибались причудливо. На туше сидела пара грифов. Птицы взмахивали крыльями, вскрикивали хриплыми голосами. Я бросил в падальщиков камень. Грифы лениво расправили крылья, взлетели, поплыли в прозрачном небе, двигаясь кругами. Наблюдали. Ну, конечно, мы уйдем, а они вернутся. Что ж поделать, круговорот пищи в природе.
- Спокойно спи, закрывши рот, и ветер внутрь тебя не попадет. Тобою кто-нибудь замажет щели, чтоб червяки чего-нибудь не съели, - задумчиво процитировал я О"Генри. Мертвый архар лежал, откинув рогатую голову. На горле его видна была рваная рана. Такое не заработаешь, свалившись с уступа. Это, скорее всего, наш барсик. Я коснулся ладонью прохладного автоматного приклада.
- Ты чего это? - Сергеев покосился на меня. - Стихи какие-то читаешь.
- Да так, вид тут замечательный, - отозвался я, взваливая на плечо моток веревки. - Вот и приходит в голову всякое.
- Ну-ну...
Ну не ну, а смотреть надо внимательнее. Котик-то памятку прямо у пещеры оставил, будто знал, что мы туда пойдем. Странный зверь, чтоб не сказать больше. Что там чабан говорил... Будто бы и не зверь это вовсе, а дух пещерный, посланный, чтоб остановить не званных гостей. Что ж, посмотрим, как у него это получится. Мы тоже не портянкой закусываем.
- Пошли, - скомандовал Максим, делая первый шаг в сторону черной пасти. - Хватит трепаться.
И мы послушно потянулись вслед за ним.
Каменные своды нависли над головой, приходилось идти чуть не гусиным шагом, согнувшись в три погибели. Каски ударялись о потолок лаза, черные потеки мумие прилипали к рукам.
- Впереди попросторнее будет, - сказал негромко Кулагин. Скрючившись, он шел так же быстро, как по ровной дороге.
- Ты откуда знаешь, - прохрипел я.
- Чувствую...
Спорить я не стал. В конце концов, именно он - спелеолог, действительно должен чуять пещеры.
Мелкая, бурая пыль была всюду, забивалась в рот, в нос, сушила горло, глаза слезились.
- Это здесь откуда? - с трудом выговорил Сергеев, мучительно долго чихая. - Вроде ж, закрытое место. Или засыпал кто вход?
- Да нет, - пренебрежительно отозвался Максим. Он будто не замечал пыли, от которой резало глаза. - Ветры. Тут, Толик, ветры постоянно дуют, вот и занесло. Дальше полегче будет.
И действительно, вскоре, протиснувшись в дыру, в которую, на первый взгляд, не пролезла бы и упитанная мышь, мы оказались в просторной галерее. Я облегченно вздохнул. Вот уж не предполагал, что страдаю клаустрофобией.
- Идем осторожно, - предупредил Максим. - Тут всякое может быть. Так что ступайте ровненько за мной. Чтоб ни шага в сторону.
Я согласно мотнул головой.
Максим зажег факел.
- Фонаря мало, что ли? - удивился я, поправляя налобный фонарик, надежно закрепленный на каске. - Как по мне, так достаточно.
- А если газ? Всяко бывает, пещера ведь. Представь, что попадем в карман с газом. Фонарь как горел, так и гореть будет, только уже над твоим трупом.
- А из-за факела и рвануть может, - нахмурился я.
- Не боись, Сашок, я не в первый раз замужем, - засмеялся спелеолог. - Прорвемся.
Муторное предчувствие сжало мне горло. Извивы каменной галереи показались мрачными, таинственными, и казалось, что заперли нас здесь на веки вечные.
Максим бодро зашагал вперед. Мы шли следом, буквально дыша ему в затылок. Что-то хрустнуло, треснуло у него под ногами, и спелеолог резко отскочил в сторону. Я прыгнул в другую, подхватывая под локоть запнувшегося Толика. Перед нами стремительно расширялся провал, чернильно-темный, как зрачок хищника. Ловушка ринулась к нам. Я бросился обратно по галерее, таща за собой перепуганного Толика. Максим даже не ахнул, шагнул аккуратно в сторону, замер у стены. Громадный колодец распахнулся перед нами.
- Во, блин, лялька! - восхищенно сказал спелеолог. - Гляньте, ребята, че будет! - он осторожно покатил булыжник по краю карниза. Миг - и камень исчез в клубах пыли. Когда разошлось пылевое облако, мы увидели, что карниз исчез, а снизу донесся тяжкий гул. - Обвал, ребята, - пояснил Максим. - Тут, понимаете, дело такое: колодец. Похоже, река была. А теперь такыр по краям спекся, сверху пыль, крошево каменное насыпалось. Ловушка в чистом виде. Один шаг не туда, и привет родственникам.
Сергеев, заглянув в черный провал, прерывисто вздохнул.
Мы обнесли веревками колодец-ловушку, чтоб не свалиться в него ненароком на обратном пути.
Пыль зашевелилась под ногами, задвигались камни. Я наклонился, освещая дергающуюся поверхность, и тут же отпрянул: множество полупрозрачных клещей лезло из пыли. Я выхватил факел из рук Максима, ткнул в шевелящуюся массу. Бесполезно. Все больше и больше клещей ползло к нам. От их укусов появлялись сине-багровые пятна, опухали руки и ноги.
- М-мммать! - Максим быстро закреплял веревки на краю провала. - Это ж тот самый паскудный ганг, о котором чабан болтал. Вот уж без чего я мог обойтись спокойно.
Клещи не успокаивались, бросались на огонь факела, горели, потрескивая и чадя кислой вонью. Но их было столь много, что невозможно было избежать укусов. У меня распухло левое колено, болело просто зверски.
- Не удивительно, что их чумой прозвали, - я подал Максиму легкую металлическую лестницу. - Слушай, а нафига мы в колодец этот полезем?
- Все самое интересное - там, - уверенно ответил Калугин, сбрасывая лестницу вниз. - Вон у Толика спроси.
Я повернулся к Сергееву, вопросительно поднимая бровь.
- А сверху ничего хорошего нет? - удивился я. - Ты наконечник что, внизу нашел?
- Да нет... - Толик смущенно сморгнул. - Я, честно говоря, вовсе в пещеру не лазил. Тут экспедиция была, так мальчишка один у них на подхвате бегал, ну вот и...
- Что-оо? - я выкатил глаза и чуть не упал, споткнувшись больной ногой о камень. - Так ты с чужих слов все? И нас сюда притащил, не зная толком, что здесь и как?
- У меня карта... - Толик отвел взгляд. - Ну и вообще, мы ведь уже тут.
- Это точно. Мы уже тут.
Внезапная слабость навалилась на меня, в глазах заплясали прозрачные точки, ноги стали ватными. Я прислонился к стене. Все представлялось неправильным. Приключение, которого я так жаждал, продавая диски на Горбушке, оказалось обманом. Но ведь наконечник действительно был золотым!
- Ну, вниз, значит - вниз, - обреченно вздохнул я.
- Да не переживай так, Сашок, - усмехнулся Максим, обвязываясь тонкой, прочной веревкой. - У меня на эти дела чутье. Точно тебе говорю: внизу все отыщем, что хотим.
- И много ты уже нашел? Слушай, Макс, помнишь, как говорят: если ты такой умный, то почему такой бедный?
- А трачу быстро, - заулыбался спелеолог совсем уж солнечно. На щеке его пристраивался клещ, и Максим легко смахнул его ладонью. - Потребности у меня, Сашок. Вот деньги и не задерживаются.
- Понятно, - я сердито сплюнул в шевелящуюся, полную гангом пыль. - Ладно, чего уж там. Пошли, ребята.