Книга была толстой. Неимоверно толстой. Огромный фолиант, обтянутый мягкой, чуть потертой кожей. Углы Книги были обиты медью, позеленевшей от времени. Он сидел за столом, направив свет лампы на древний переплет, и благоговейно смотрел на Книгу.
Легендарная Книга Судеб лежала на обычном письменном столе в самой обычной квартире. Ему даже стало немного странно, и он оглянулся, чтобы убедиться, что вокруг - привычная комната, заставленная старой мебелью. Он даже почти готов был увидеть высокие, уходящие под потолок шкафы; дубовые балки, закопченные от пламени камина, перекрестившиеся над головой; колбы, наполненные булькающей разноцветной жидкостью. Мутные от пыли подвески на люстре жалобно звякнули, подтверждая обыкновенность квартиры. Настольная лампа отбрасывала конус мягкого желтого света на черный переплет. Эта желтизна казалась такой домашней, такой уютной по сравнению с черной кожей, которая, мнилось, съедала свет. "Интересно, действительно ли это человеческая кожа?" - мелькнула отстраненная мысль. Он погладил кончиками пальцев Книгу, пытаясь найти в себе отвращение. И не нашел. Никаких отрицательных эмоций Книга не вызывала, даже если и в самом деле была затянута в человеческую кожу. Он считал, Книга не виновата. Ведь что она из себя представляет? Всего лишь собрание знаний, сведений. Может быть, если бы он увидел того, кто содрал кожу с молодой девушки (почему-то он был уверен, что это кожа именно молодой девушки), то испытал бы приступ тошноты при взгляде на этого человека. Хотя он уже не был уверен, что способен теперь на подобные эмоции. Слишком многое пришлось узнать и перенести, прежде чем Книга оказалась на его столе. Он прикрыл глаза, пытаясь представить того, кто написал Книгу. Под прикрытыми веками кружилась серая муть, словно предрассветный осенний туман. Он подумал, что глаза человека были такого же мутного серого цвета. Если, конечно, это был человек...
Сколько сил он потратил на то, чтобы найти эту Книгу! Бесконечные исследования, бесчисленные экспедиции, даже просто собирание легенд и слухов... Он постоянно чувствовал себя как в лихорадке, совершенно больным. Что-то подталкивало его, направляло и не давало уклониться от неведомой цели. Он так и не женился, хотя когда-то давно мечтал о семье. Эта мечта тихо умерла, оставив после себя только пыль и старые пожелтевшие фотографии, как умерли и другие его мечты. "Сначала ты сделаешь то, что должен, - шептали странные голоса. - Награда будет потом. Сначала сделай, ты не пожалеешь об этом...". Женщины, которым он объяснял, что не может жениться по той причине, что слышит неведомые голоса, предрекающие браку несчастливое завершение, советовали обратиться к психиатру. Он оскорблялся и уходил, бормоча о том, что его никто не понимает и не желает понять. К психиатру не шел, может быть, потому, что боялся услышать какой-либо хитроумный диагноз. Он даже представлял себе этого доктора, в белом, похрустывающем на сгибах халате и небольших очках в тонкой золотой оправе. "Ну, что же вы, Николай Павлович? - сочувственно вопрошал воображаемый эскулап. - Нельзя так перенапрягаться. Это у вас просто мания уже какая-то развилась...". И далее следовала длиннющая фраза на латыни, призванная обозначить название неведомой мании. Он не хотел видеть врачей и считал себя абсолютно здоровым. Голоса, нашептывающие разнообразные советы, соглашались с тем, что врачи ему не нужны. Зато ему нужно было другое. Он обращался к экстрасенсам, которые понимающе качали головами и утверждали, что эти голоса - вполне реальны, а вовсе не плод его воображения. Его учили читать тексты, которые вроде бы могли воздействовать на людей и события. Заклинания... Каждый день он смотрел на восход солнца и читал какой-либо текст, раскачиваясь и постанывая, чувствуя, что просто отрывается от земли и взлетает куда-то. Он зажигал по ночам свечи, составляя из них магический круг, поворачивал внутри круга хрустальный шар на специальной подставке и водил ладонями вокруг прохладного стекла, пытаясь разглядеть будущее. Он видел неясные фигуры, обступающие его, и надевал белый балахон неофита, чтобы они знали, зачем он вторгся в эту область знаний. Он научился заговаривать травы и читать звезды. И все это - ради того, чтобы найти Книгу, взять ее в руки, почувствовать хрупкость высохших страниц. Он уже не думал об обещанной награде, а лишь о самой Книге, которая представлялась теперь самой сутью его жизни. Он сменил белый балахон неофита на черное одеяние посвященного, и алая полоса украсила его одежду.
И вот, в заброшенном давно святилище древнего божества он увидел описанный многажды алтарь. Странно было, что все те, кто описал его так точно, никогда не видели это помещение. Каким же образом они могли представить его так ясно, словно бывали в нем неоднократно? Он не знал. И ворон, распростерший крылья над жертвенным камнем, сверкающий рубинами глаз в свете фонарей, бессчетные годы не представал ни перед чьими глазами. Каким гениальным скульптором нужно было быть, чтобы изваять эту птицу! Он восхищался неведомым древним талантом, который сумел вложить в изваяние весь темный ужас своей души, страх перед древним богом. Казалось, что алые глаза ворона смотрят прямо на незваных гостей. Драгоценные камни переливались, светясь изнутри множеством граней. Он помнил, что в те времена не был известен такой способ огранки, но вот они - два огромных рубина, и неизвестно, смогли бы лучшие ювелиры современности огранить их искуснее...
2
- Николай Палыч, посмотрите, этого же не может быть! - Юрочка кричал шепотом. Странно, конечно, как можно шепотом изобразить восхищенный вопль, но Юрочка с этим справился.
Николай поморщился. Эти студенты-энтузиасты, что бы ни увидели, сразу делают большие глаза. Хотя в данном случае, конечно, было на что посмотреть. Но зачем же так явно привлекать внимание проводников? Вон они как уставились сразу. Здоровенные мужики, волосатые, как снежный человек в зимние морозы.
- Ну что там, Юрочка? - Николай усмехнулся про себя, произнося имя студента. Парень никак не соответствовал своему ласкательному прозвищу. Больше всего он был похож на борца-тяжелоатлета, со своими мощными плечами и чуть скошенным лбом, отчего глаза его, небесной голубизны, казались утопленными глубоко в череп. Ежик темных волос дополнял общую картину весьма гармонично. Юрочкой этого бугая прозвали однокурсники, и он охотно отзывался на это имечко, не замечая скрытой в нем иронии.
- Да вы только посмотрите, Николай Палыч, это же "звездчатая" огранка! Шестиугольник видите? И примыкающие к нему шесть треугольников. Классическая "звездчатая" огранка! - Юрочка захлебывался от восторга, тыча похожим на перетянутую сардельку пальцем в глаза каменного ворона.
- Вижу. - Николай решил быть построже, чтобы немного остудить неумеренный восторг юноши. - Ну и что? Разве это причина, чтобы так кричать? Ты поаккуратнее, Юрочка, неровён час, рухнет тут что-нибудь в этой пещере, потом не выберемся обратно.
- Я же тихонечко, Николай Палыч! - обиделся студент. - Просто это - "звездчатая" огранка!
- Ну и? - Николай все еще не понимал, к чему клонит Юрочка и что его так взволновало.
- Да ведь так гранят алмазы! - Юрочка округлил свои наивные голубые глаза. - Алмазы, Николай Палыч. А тут-то - рубины!
Николай краем глаза уловил шевеление около входа в пещеру. Ну конечно, гориллы-проводники сразу же среагировали на слово "рубины". Да и то: каждый глаз этого ворона - размером с хороший кулак. Ничего себе камушки! Тут и не такие, как эти двое, зашевелятся. Черт, ну что же Юрочка так кричит? Хочет, чтобы по голове стукнули? Так никто потом и следов не найдет в этой глухомани. Местные только рукой махнут и прикинутся валенками от природы. Типа - не знали, не видели, не привлекались. Да и предупреждали они, чтоб не совались сюда городские. Вроде как злое место. Еще в давние времена считалось злым. Вот только эти гамадрилы согласились дорогу показать, да и то - клад их заинтересовал. Зачем им клад, скажите на милость? Все равно пропьют. Да пусть их. Если тут есть какие-то драгоценные побрякушки, так пускай хоть все вынесут. Ему-то, Николаю, кроме Книги - ничего не нужно. Он всмотрелся в глаза жутковатой каменной птицы. Действительно, алмазная огранка на рубинах. Весьма странно. Тем более - в этом месте. Почему "звездчатая"? Почему не кабошон? Считается, что именно кабошоны сосредотачивают в себе свет, способствуя концентрации духовных сил. Все камни, относящиеся к разнообразным древним культам, найденные до сих пор, были огранены именно в форму кабошона. Выпуклость на плоском основании. А тут... Непонятно. "А может быть, все дело именно в том, что кабошон сосредотачивает свет?" - мысль Николаю категорически не понравилась. Ему показалось, что из-за спины протянулась длинная рука с неправдоподобно гибкими пальцами, указующими куда-то вперед, то ли на алтарь, то ли за него.
- Юрий, - противным менторским тоном проскрипел он. - Я очень бы вас попросил, - Николай сделал нажим на "вас", с удовлетворением наблюдая, что парень начал краснеть. - Так вот, очень бы попросил, чтобы вы некоторое время придержали свои восторги при себе.
- Да, Николай Палыч. - Юрочка уткнулся взглядом в каменный пол пещеры. - Хорошо, Николай Палыч. Я понял.
- Вот и замечательно! - Николай позволил себе легкую улыбку. - Надеюсь, что мы действительно поняли друг друга.
Ворон наблюдал. Именно так. Мертвые каменные глаза, казалось, следили за каждым движением людей. Юрочка, похоже, не чувствовал ничего, суетливо передвигался по пещере, осторожно дотрагивался до саркофагов, стирал слой пыли с древних рун кончиками пальцев. Николай же не мог оторвать глаз от рубинов. "Рубин - символ власти и могущества. Камень мощи и пламени. Придает обладателю силу льва, бесстрашие орла и мудрость змеи. Рубин не следует показывать детям и буйволам: ребенок может испугаться его яркого цвета, а буйвол - разъяриться", - строки из какого-то старинного трактата о камнях вспыли в памяти, вызывая легкий зуд в макушке. Николай улыбнулся ворону, и ему показалось, что птица чуть прикрыла глаза в знак согласия.
И тогда он сдвинул жертвенный алтарь одним легким движением руки, не успев даже удивиться, как это получилось. Юрочка глухо ахнул, когда крышки саркофагов лопнули с адским шумом в ограниченном пространстве пещеры. Каменные осколки брызнули во все стороны. Один просвистел около щеки Николая, сильно оцарапав кожу. Однако он даже не поморщился, просто не почувствовал боли, хотя кровь сразу потекла, тяжелыми каплями падая на воротник рубашки. Двое проводников синхронно шагнули вперед, жадно вытягивая шеи. Николай чуть повернул голову, отметив тусклый мягкий блеск золота, заревом поднявшийся над разверстыми саркофагами. Там не было мумий, как он думал сначала. Только драгоценности. Все пять саркофагов были забиты доверху. Николай присмотрелся. Да это же не просто украшения! Каждый предмет предназначался в глубокой древности для отправления культовых обрядов. Они считались магическими. Он закусил губу, думая о том, что такой клад жаль отдавать безмозглым проводникам. Это ж не деньги, это гораздо, гораздо больше...
Юрочка вытащил широкий браслет и любовался игрой света на его изгибах. Браслет был выполнен в виде кобры, распустившей капюшон. Тонкие золотые зубы отсвечивали в разверстой пасти, крошечный раздвоенный язычок словно двигался. Николай в очередной раз поразился искусству древних художников. Змея выглядела живой, только была сделана из золота. Ее изогнутое туловище покрывали мелкие чешуйки, и казалось, что это не произведение неведомого мастера, а реальная кобра. Только маленькая и золотая. Николай вспомнил сказку о Митридате. "Действительно, если бы неудачливый царь коснулся гадины своей рукой, то вполне мог бы получиться такой браслет", - улыбнулся он. Мрачные черные глаза на сморщенной желтой металлической морде казались злыми. "Обсидиан принадлежит земле, физическому, прошлому, воплощению личного эго", - все тот же трактат о камнях продолжал перелистываться в мозгу Николая. Юрочка рассмеялся, разбивая стройное течение мысли, и начал надевать браслет на руку. Николай не видел, что произошло, только резко сверкнуло золото и мелькнула глубокая ночная чернота обсидиана. Юрочка неожиданно тонко вскрикнул, роняя украшение. По обнаженной руке стекали две струйки крови - из ранок, оставленных чем-то вроде зубов. Он зашатался, хватаясь за горло, захрипел, лицо потемнело, на губах выступила пена. Юрочка упал...
3
Николай встряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Но перед глазами продолжали мелькать картины давно прошедшего дня. Юрочка, лежащий на гладко отшлифованных плитах черного мрамора, скрученный судорогой, в позе эмбриона, мертвый. Двое проводников, быстро набивающих рюкзаки драгоценностями, нервно оглядываясь на Юрочку. И он сам, стоящий у древнего алтаря, жадно прижимая к груди Книгу, глядящий неотрывно в рубиновые глаза каменного ворона... Жуткая смерть студента никого особо не испугала: решили, что браслет был отравлен особо сильным и стойким ядом...
Николай еще раз прикоснулся ладонями к черному переплету, бережно передвинул книгу на середину стола. Жертвенным костяным ножом безжалостно вырезал на мягкой столешнице пентаграмму, заключая в нее Книгу. Установил в углах звезды тонкие черные свечи, вытопленные из человеческого жира. Как он их сделал, где узнал секрет изготовления, Николай даже не хотел вспоминать. Память об этом была надежно заперта на задворках сознания. Осмотрев стол, сверив пентаграмму и расположение свеч со схемой, Николай выключил настольную лампу. Комната нырнула в темноту, словно глубоководная рыба. Он установил еще четыре свечи, аккуратно располагая их квадратом вокруг пентаграммы. В темноте было сложно ориентироваться, и Николай несколько раз ударился об острые углы полок, выстраивая квадрат из свечей на полу. "Интересно, почему полки всегда такие жесткие?" - усмехнулся он, потирая ушибленное бедро.
Зажигая свечи, Николай заметил, что Книга начала светиться своим собственным светом, который напоминал болотные огоньки, заманивающие путника к вурдалакам. Он кивнул головой, зная, что так все и должно быть. Тени, столь часто приходившие к магическому кругу, кляксами темноты зависли у стола в ожидании. Когда все свечи были зажжены, Книга уже переливалась призрачно-голубым мертвым блеском. Николай заговорил, выплевывая из себя слова древнего языка, произнося заклинание, которое должно было открыть для него легендарную Книгу Судеб. Он прикрыл глаза, монотонно и тщательно выговаривая каждое слово, то повышая, то понижая голос, покачивая головой в такт музыке текста. По комнате пронесся порыв ветра, шевельнув оконные занавески, принося с собой запах мертвечины. Николай заговорил быстрее, стараясь сдержать торжествующую улыбку и выбросить все мысли из головы. Все шло, как нужно.
Книга вспыхнула так ярко, что он вынужден был закрыть глаза. Беззвучный гром сотряс все его тело. Книга начала раскрываться сама, с тихим шелестом перелистывая страницы. Николай жадно приник к столу, вглядываясь в мелькание хрупких листов. Он даже не заметил, что пересек границу внутреннего круга свечей. Пламя взлетело вверх, жадно съедая черный жир. Книга открылась.
Он наклонился над ней, вчитываясь в единственную строчку, темнеющую кровяным цветом на желтоватой странице. Буквы плыли, как и горящие свечи, изменяясь и корчась, расплавляясь и сворачиваясь неведомыми иероглифами. Николай щурился, пытаясь разобрать слова. Неожиданно буквы сложились в знакомую комбинацию, и он громко, нараспев, стал читать:
- "Книга Судеб никогда не была написана. Существует только та судьба, которую ты создал себе сам". - Николай побледнел, прочтя банальные, общеизвестные слова. Каменный ворон с рубиновыми глазами клюнул в сердце. - Только та судьба, которую ты создал себе... - прошептал он, падая. Книга захлопнулась с громким стуком. Черные свечи погасли, и комната окончательно погрузилась во тьму.
* * *
Участковый инспектор милиции, которого наутро вызвали соседи, встревоженные шумом и криками, привел с собой слесаря. Когда замок, наконец, удалось открыть, вошедшие застыли в недоумении и растерянности. Квартира была пуста. Не в том смысле, что хозяин отсутствовал, а в том, что в помещении не было абсолютно ничего. Только голые стены, покрытые плотной черной пленкой, молчаливо напоминали участковому и соседям о том, что, хотя у них, стен, и есть уши, но языка явно нет, и потому никто в силах поведать, что здесь произошло.
Возможно, что-то могли бы рассказать жители маленькой таежной деревушки, которые были разбужены карканьем ворон и видели, как над лесом пролетел огромный ворон с алыми горящими глазами, что-то сжимая в когтях. Из когтей выпал пожелтевший книжный лист и рассыпался пылью, не долетев до земли. Деревенские крестились, с опаской глядя вслед громадной черной птице, улетавшей к Проклятому Святилищу. Да, они могли бы кое-что рассказать и объяснить, но их никто никогда не спрашивал.