Василенко Анастасия Олеговна : другие произведения.

Любовь из под холодильника

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    про психбольницу

Любовь из-под холодильника

-Вас очень не хватало на вчерашнем митинге. Супруг не пустил? - шеф разливал из кофейника традиционный утренний кофе. Этот момент был самым спокойным в течение всего рабочего дня. После короткой планёрки врачи и психолог отделения - всего четверо - пили кофе, собственноручно сваренный шефом, и болтали.

- Ну и как там, в политической жизни бывших советских диссидентов? Что-то теплится? Или зло наконец победило? - продолжила привычную игру Ольга.

- Что ж вы, Ольга Валентиновна, никому пардону не даёте? Диссидентство - оно в душе, а не на митингах. Кто вчера принимал Волобуева?

- Это я, - подала голос молоденькая докторша Инна Викторовна, - а что интересует?

- Это не меня интересует, - шеф расхаживал туда-сюда по маленькой ординаторской. Огромный, своими большими ногами он вызывал в старом паркете стоны и вздохи, даже стены как будто чуть прогибались в стороны от его движения.

- Это не меня интересует, а руководство.

- Ой, наше руководство чем-то заинтересовалось! Ну, где-то волки сдохли.

- Зря вы, Ольга Валентиновна. Наше чуткое руководство очень живо заинтересовалось Волобуевым. Он письма написал министру обороны и президенту. А если человек так вот запросто пишет президенту, он может, безусловно, заинтересовать даже наше руководство, - внушал шеф.

- Так что конкретно их интересует? - не вытерпела Инна.

- Ну, в первую очередь руководство желает знать, не напишет ли он снова. Ну и так, по мелочи: чем болеет, как лечим.

Инна покопалась в стопке потрёпанных медицинских карт и, вытянув из кучи новенькую, самую тонкую, раскрыла её на столе между кружками с кофе:

- Он ветеран боевых действий, афганец. Это вторая госпитализация. Первая была, когда он устроил пикет на площади, митинговал и подрался с полицией, которая его с площади выпихивала. Это было... м... вот, два года назад в Москве. Он тогда там жил. Говорит, что переехал из-за политических преследований. Но на самом деле его с жильём обманули. Кому-то он его то ли подарил, то ли ещё что. Сейчас его внук забрал к себе.

- Бедный ветеран! Уже и помитинговать нельзя! За что воевал?! Чего он требовал-то? - вступилась за пациента психолог Элина Вениаминовна. Она часто была настроена гуманистически. Но врачи уже унеслись в негуманистическую клиническую сферу.

- Бредовой? - напряглась Ольга.

- Паранойяльный. Сутяга. Он сейчас одновременно несколько судов ведёт как истец. С соседями в основном. - Инна ещё что-то прочла в медкарте и добавила: - У него сердце больное - ишемическая болезнь. А ещё аденома простаты.

- Это будет особенно интересно руководству! - пошутил шеф. И в дверь постучали.

- Рано! Будет обход. Идите в палату! - шеф пытался предотвратить вторжение, но пожилой мужчина настойчиво влезал в чудесный утренний кофейный рай, окончательно утверждая рабочий день.

- Виноват! - по-военному сказал он. - Хотел бы обратиться к старшему по званию.

- Слушаю! - задорно подхватил шеф военный тон.

- Я Волобуев Максим Иванович. Вчера совершенно незаконно меня поместили в это учреждение. Я хотел бы заявить официальный протест. Обратиться с воззванием!

- Обращайтесь! - разрешил заведующий.

- Согласно Основному Закону Российской Федерации, каждый человек имеет право на свободу передвижения. Я тут нахожусь против моей воли и хочу немедленно уйти, - лицо пациента стало розоветь и мускулы на скулах обрели суровый военный рельеф.

- Каким же ветром вас, уважаемый, занесло к нам?

- Сюда меня доставили люди, переодетые в медицинскую одежду. Но я прекрасно понимаю, в каком ведомстве они состоят на службе. Я даже с пониманием отношусь к их радению. Они выполняют приказы, они всего лишь пешки. Другие люди, совсем другие люди отдают эти приказы! - бравый старик закашлялся, покраснел до опасной всякими инсультами бордовости и не смог продолжать.

- Давайте-ка так, Максим Иванович, - сверяя имя и отчество по бумагам заговорил шеф, - такой серьёзный разговор нельзя начинать на голодный желудок. Как говорится, в баньке попарить, накормить, спать уложить, а там и спрашивать. Идите умойтесь, потом в столовую, а то завтрак пропустите.

Вояка отдышался, держась за грудь и кивая головой, пошёл, провожаемый тревожными взглядами.

- Инна Викторовна, давайте-ка пациенту сделаем ЭКГ Cito! и терапевта вызовем. Узнайте, анализы утром взяли? А то вечно пробирок на новеньких не хватает, - последние слова шеф говорил, уже выходя из кабинета, окончательно унося с собой запах кофе и беззаботность утра.

Письмо, адресованное министру и президенту, было отксерокопировано и приложено к истории болезни Волобуева. Инна никак не могла выбрать время и прочитать его днём. Дела не позволяли отвлечься. К тому же сердце старого вояки оказалось намного старее его самого, а душа оставалась мятежно молодой и рьяной. Такое сочетание сильно затрудняло обследование. Медсестру, снимавшую кардиограмму, Максим Иванович погладил по бедру, на что молоденькая девушка отреагировала нетолерантно - наорала. С обследования ветеран вернулся расстроенный, красный, со слезами и тяжёлой одышкой.

Кабинет ЭКГ был этажом ниже, и пришлось подниматься по лестнице. Сопровождающая санитарочка практически принесла Максима Ивановича на себе. Когда кардиограмму расшифровали и пациента осмотрел терапевт, отставник уже несколько пришёл в себя и вновь поднял вопрос о попрании своих конституционных прав. Он громогласно заявил о том, что ни минуты не сомневается, что находится в "спецдурдоме для политических". Своё требование "отпустить!" подкрепил матерными словами и стулом, которым запустил в Инну Викторовну. К счастью, стул был громоздким и, зацепившись в полёте ножками за шкаф, упал, не достигнув цели.

После этой выходки смутьяна спеленали белой рубашкой с длиннющими рукавами и укололи. Теперь он смирно лежал и похрапывал на койке, как гигантский младенец с красным сморщенным лицом. По накладной смирительная рубашка называлась "свивальник". Инна вспомнила, как они с Ольгой хохотали, когда узнали это новое слово. Улыбнулась, по-матерински поправила одеяло Волобуева. "Теперь до завтра с ним поговорить не удастся", - вздохнула она.

Потом пришёл внук. Молодой парень в несвежем спортивном костюме и огромных, когда-то белых кроссовках развалился на стуле и пошло заулыбался:

- Чё?! Деду подфартило, чё ли?! Такая кисуля его лечить будет. А ты прикольная.

- Сядьте прилично! - гаркнула на него Ольга, увидев, что Инна не справляется с наглым родственничком. - Разговор серьёзный! Ваш дед крайне тяжёлый. Утром был сердечный приступ.

- Да ладно вам, ну извините. Он меня уже достал, блин! Каждый день из ментовки его забирать приходится. По ночам уходит на свои баррикады, и ищи его потом. Хоть привязывай, как барана!

В общем, ничего толкового он сообщить не мог. Видел деда только последний месяц, да и то по вечерам или в полиции. Не знал, чту больной ел, как спал, какие принимал лекарства. "Короче, совсем зря время потратила", - сокрушалась про себя Инна, предоставив Ольге выпроваживать наглого парня.

Рабочий день закончился. Инна пошла домой. В грохочущем троллейбусе она раскрыла листы, пачкающие пальцы тонером из старенького ксерокса, и прочла:

Министру обороны и Верховному главнокомандующему вооружёнными силами Российской Федерации, Президенту РФ.

Я, Волобуев М. И., полковник в отставке, предлагаю следующее.

Учитывая сложную обстановку на границах России, участившиеся провокации со стороны предполагаемого внешнего противника и возрастание террористической активности внутри страны, необходима реформа вооружённых сил и сил МВД. Для этого предлагаю назначить меня заместителем главнокомандующего по этим направлениям, для чего перечислить на мой банковский счёт 400 миллиардов рублей. Эта сумма должна быть использована приобретение поездов для размещения мобильных ракетно-зенитных комплексов и заработную плату для меня и моей охраны. Поезда предлагаю запустить для патрулирования по основным железнодорожным магистралям.

Дополнительно прошу выделить 800 миллиардов рублей для постройки субмарин на ядерном топливе и усилить ими Черноморский и Северный флоты (по 5 субмарин в каждый). Оставшуюся от постройки сумму в полмиллиарда рублей прошу потратить на переоборудование моей московской квартиры. То есть на то, чтобы очистить её от подслушивающих устройств и оборудовать устройствами охраны и слежения за неприятелем (шпионским контингентом).

Моего соседа Понкратова В. А. прошу изолировать в местах лишения свободы за саботаж моей деятельности. Более 3 лет назад гражданин Понкратов В. А., будучи завербованным иностранными разведслужбами (ЦРУ и МИ-6), воздействовал на мой организм. С помощью электронного оборудования, произведённого в США, менял электрические поля в моём теле и мозге, что приводило к неожиданным физиологическим эффектам. Офицерская честь не позволяет мне подробно описывать их в официальном обращении. В июле прошлого года Понкратов усыпил меня газом, который он распылял через вентиляцию, и его подельники, проникнув в мою квартиру, произвели надо мной медицинское вмешательство, внедрив мне устройства (чипы) в межрёберные промежутки. В настоящее время часть этих устройств я успешно извлёк, но несколько ещё работают, продолжая причинять мне беспокойство и мешая моей служебной деятельности на благо России. Дополнительно сообщу, что, опасаясь новых акций со стороны Понкратова, я предпринял активные действия оборонительного характера. А именно: изолировав Понкратова в его квартире, лишив его средств коммуникации (обрезав телефонный провод), поджёг его квартиру и был вынужден бежать в свою южную резиденцию, где нахожусь по настоящее время. Денежные средства можно перевести на расчётный счёт...

Дальше шли ряды цифр и букв банковских реквизитов, адреса квартир в Москве и "южной резиденции".

"Вот откуда эти странные симметричные шрамы на рёбрах, - вспомнила Инна. - Бедный Понкратов! Интересно, он жив вообще?"

Утренняя пятиминутка оказалась весёлой. Отработавшая ночную смену медсестра Алёна доложила, что Волобуев проснулся около трёх ночи. Какое-то время уныло бродил по коридору, приходя в себя. А часов с пяти, уже совсем бодрый, стал настойчиво предлагать сестричке руку и сердце, обещая, что буквально на днях получит "должность в Кремле и достойное денежное довольствие".

- Он сказал, что ему никак не победить врагов государства без надёжной боевой подруги, - хохотала Алёна, подкрепляя слова колыханием объёмистого бюста под напряжённо натянутой бязью халатика.

- Настоящий офицер! - восхитился шеф. - Давайте-ка его сегодня посмотрим консилиумом. Вы не возражаете, Элина Вениаминовна?

- Возражаю, конечно. Нельзя так. Мне надо его протестировать, побеседовать. Он ещё острый.

- Ладно, обсудим позже, - шеф оборвал разговор, который Элина сворачивала на избитую тему. Разные темпы обследования и ведения пациентов врачами и психологом вечно приводили к обидам Элины. Больные выписывались как раз тогда, когда их состояние позволяло качественно провести психологическую диагностику и начать психотерапию.

- Поступления были? - продолжал заведующий.

- Да, Марк Евгеньевич. Привезли женщину. В ужасном состоянии. Вся избитая, грязная. В приёмном её вымыть не смогли. Не далась. Мы пока тоже не мыли. Её уже под утро привезли. Там такой запах, что в палату мы её не положили. В коридоре она. На кушетке. Сейчас дневная смена пришла, Жанна Анатольевна помоет её.

- А что с ней?

- Выпивающая.

- А полиция была? Кто её избил?

- Нет, там другое. Она была пьяной и уронила на себя холодильник. Дочь её под холодильником нашла в луже мочи и крови.

- Невролог смотрел?

- Ага, сказал, ЧМТ нету.

- Какого чёрта! - злился шеф. - Опять к нам! Чего они не везут в наркологию таких?!

Пятиминутка закончилась, но кофе не состоялся. Всех напугала новая пациентка. Пошли смотреть на её травмы. Вокруг кушетки разливалось невыносимое амбре. Взлохмаченное существо без возраста сидело на застеленном зелёной клеёнкой матрасе. Вместо лица мерцал фиолетово-сине-чёрный овал с красными прорезями глаз. Существо заулыбалось распухшими губами в кровяных корках:

- Доктор!

- Что ж вы, голубушка, так себя запустили?! Сейчас гигиенический душ и обработка. Вот доктор Ольга Валентиновна вас после душа осмотрит. Ходить можете?

Существо подобострастно осклабилось и сделало попытку встать. Но тут же пошатнулось, упав на белоснежный халат шефа и заляпав его кровяными пятнышками. Шеф усадил её на место.

- Жанна Анатольевна! - громко позвал он санитарку. - Стульчик ей в душ поставьте, - и, брезгливо снимая халат, ушёл в процедурную, где долго недовольно бурчал, отмывая руки от запаха женщины из-под холодильника.

Пока пациенты завтракали, пьянчугу, обиженную холодильником, мыли, а шефа позвали на совещание руководства, возникла ещё одна проблема. Одна из пациенток не могла найти свои вещи:

- Что же это такое? У меня джинсы были новые, дорогие! Пропали. Трусики не могу найти! И ещё лифчик, пижаму. Вчера вечером всё на месте было! - немолодую пациентку трясло от возмущения. Она демонстрировала в вытянутых руках полупустую сумку: - У вас тут воруют!

- Сейчас разберёмся, - Ольга уныло, предвкушая нудные претензии и жалобы, пошла в сестринскую.

- Девочки, не знаете, кто мог вещи Кузяковой взять?

Медсестра Карина пожала плечами, всем видом показывая, что заниматься этим вопросом не станет. Ольга про себя обругала её за равнодушие: "Господи, зачем мы её взяли? Лентяйка. И таблетки опять напутала", - и, уже выходя в коридор, столкнулась с Ниной Павловной. Кузякова, семенящая следом с пустой сумкой, врезалась ей в спину.

- Вы на Грегориади посмотрите, это она у всех вещи забирает, - помогла Нина Павловна. "Золотой человек! Только такая уже старенькая. Боже мой, кто работать будет, когда и Нина Павловна на пенсию решит пойти?!" - благодарно вздохнула Ольга.

- Спасибо, как я сама не подумала? Пойдёмте, - позвала она с собой на досмотр Кузякову.

Они прошли в палату для самых тяжёлых. Когда шеф стал шефом отделения, он тут же поменял нумерацию палат так, чтобы самая тяжёлая была номером шесть, как в рассказе Чехова. Эстет.

Пациентка Грегориади страдала болезнью Альцгеймера. Она уже года три практически жила в шестой палате. Иногда родные забирали её домой, но там слабоумная женщина творила что попало, превращая в свалку вещей любую комнату, выкидывая одежду и продукты в окошко, забывая закрыть воду и так далее. Через несколько недель измученная родня привозила несчастную назад.

Ольга подошла к старушке:

- Мария, вы меня помните?

Мария посмотрела ошалелым взглядом и заулыбалась.

- Можно я ваши вещи посмотрю? Что это на вас надето? Давайте снимать. Сегодня не холодно. Зачем вы две кофты надели? И обе не ваши.

Когда сняли верхний слой: кофту и спортивные мужские брюки, - под ними оказались искомые трусики и лифчик поверх пропавших джинсов и футболки, надетой в один рукав и собранной на шее в смешное жабо. Вокруг собрались владельцы потерянных вещей в надежде найти и свои. Остальные просто смеялись. Грегориади нравилось, что все веселятся, и она тоже смеялась и неуклюже помогала снимать барахлишко. Нина Павловна пришла помогать. Она помнила, какие вещи чьи, и подзывала пациентов на раздачу найденной одежды. Всего с Марии сняли пять слоёв, оставив её в цветастой женской пижамке, скорее всего тоже чужой, но, так как на пижаму никто не претендовал и она была последним слоем, покрывающим иссушенное Альцгеймером тело, её снимать не стали.

- Это безобразие! - почти плакала Кузякова. - Значит, она заходила ночью к нам в палату? Я теперь спать не смогу.

- Безобразие, - согласилась Ольга, - но по ночам у нас положена одна санитарка на шестьдесят коек. Сами понимаете, не уследишь. Это после оптимизирующей реформы здравоохранения такой штат. Раньше было по две санитарки. Одна полы моет, одна за больными следит. И то рук не хватало. Так что все претензии к мудрому министерству.

Кузякова, причитая, складывала пожитки. Оставленная без внимания Грегориади снова бессмысленно бродила по отделению, нацеливаясь на чьё-то барахлишко.

Алкоголицу звали Любовью. Любовь Алексеевна Данилова. Теперь она пахла вполне прилично, но выглядела даже хуже. Её постепенно накрывало похмелье. Под лиловым слоем кровоподтёков она побледнела. Руки дрожали. Взгляд тревожно шарил по стенам. Ольга взяла листок чистой бумаги, смяла его в комок, снова расправила и показала мятый листок Любови Алексеевне:

- Что здесь нарисовано?

Данилова взяла непослушными пальцами листок, и он мелко задрожал. Брови на фиолетовом овале полезли вверх:

- Это лицо... ну или какая-то морда.

- Сможете обвести ручкой? - Ольга подала ручку, и Любовь Алексеевна начала старательно выводить какие-то линии. Пыхтя и приговаривая, что она совсем не художник и рисует плохо, намалевала что-то нераспознаваемое.

- Это лицо? - уточнила доктор.

- Это морда. Страшная! - Любовь Алексеевна затряслась сильнее: - Что-то мне плохо. Можно я лягу?

Медсестра проводила шатающуюся и хватающуюся за стены женщину в палату. А Ольга пошла докладывать Марку Евгеньевичу.

- Тест Рейхардта положительный у Даниловой. Вегетативные расстройства усиливаются. Сейчас температуру померим, но уже горячая. И так ясно: будет психоз.

- Беда не приходит одна. Это точно не от гематом интоксикация?

- Не точно, но какая разница, отчего интоксикация - от белой горячки или от распадающейся под кожей крови? Реланиум надо заказать.

- Давайте, заказывайте, - и шеф уже отвлёкся, забыл про Ольгу. Своих дел по горло.

Заказывать реланиум было раздражающей процедурой. Когда-то этот мягкий, действенный, нетоксичный транквилизатор использовали широко даже для грудных детей. Он был незаменим во многих случаях и оставался незаменимым сейчас. Во всяком случае не было такого же хорошего лекарства для лечения белой горячки - смертельно опасного, между прочим, осложнения алкогольной абстиненции.

Но потом в высоких кабинетах решили, что наркоманам слишком легко его доставать, и ввели некоторые ограничения. Реланиум стали отпускать по рецепту. В больницах стали вести отдельный журнал по учёту ампул и таблеток. Если что-то в журнале не сходилось, ответственного (обычно старшую медсестру) наказывали и пугали наркоконтролем. На Ольгином веку страшный наркоконтроль так и не пришёл, но нервы многих старших медсестёр сдали, заставив уволиться.

Через несколько лет учёт реланиума ещё ужесточили. Теперь он отпускался только по специальным номерным (учётным) рецептам. А хранить и транспортировать ставший вдруг наркотическим безобидный транквилизатор можно теперь только в сейфе и под охраной. Под эту лавочку кто-то сильно разбогател. Во всей больнице, в каждом отделении установили металлические двери - на процедурный кабинет и кабинет для хранения лекарств. Приобрели сейфы - стационарные и переносные. Завели ещё несколько журналов учёта с прошитыми и пронумерованными страницами.

А самым необыкновенным было то, что даже для транспорта одной ампулы теперь был нужен охранник. Медсестра несёт ампулу в переносном сейфе, а за ней следует крепыш в форме. Ольга думала, что стоимость ампулы где-то рубля три, а транспортировка и другие затраты на её обслуживание не поддавались исчислению, особенно если учесть затраты нервные. Использованные ампулы строго сдавались "под подпись" всевозможным начальникоам от старшей медсестры до заместителя главного врача. В медкарту подшивалось подписанное больным согласие на использование страшного препарата.

Несмотря на такие препоны, наркоманов меньше не стало. Просто теперь они используют более токсичные таблетки и быстрее помирают. Наверно, таков и был великий замысел по борьбе с наркоманией. Этот нелёгкий путь прошли многие эффективные недорогие лекарства, а некоторые из них навсегда исчезли из врачебного арсенала и жили теперь только в ностальгических рассказах: "А помните коаксил? Шикарный был препарат, помогал даже безнадёжным".

"Надеюсь, несчастная Любовь Алексеевна почувствует себя лучше от вложения столь колоссальной энергии в её здоровье", - пошутила про себя Ольга, а вслух сказала:

- Карина опять в журналах с реланиумом всё напутает, - ругнулась и заранее разозлилась на Карину, потому что злиться на реального человека приятнее, чем на непобедимый мировой идиотизм.

История полковника в отставке Волобуева за следующую неделю развернулась другим боком. Оказалось, что наглый внучок и есть тот человек, который хочет завладеть московской квартирой, по соседству со шпионом Понкратовым. Он несколько раз приходил в отделение с адвокатом и пытался получить подпись несговорчивого деда на документе дарения. Инна Викторовна узнала об этом случайно от санитарочки, наблюдающей за свиданиями родных. За родственниками сумасшедших наблюдение требовалось не менее пристальное, чем за больными. Сердобольные мамаши и папаши не только приносили больным слегка протухшие пирожки и чебуреки, но могли передать и ножик. "Чтобы порезать колбаску", как невинно сообщила одна родительница. Приносили лекарства, которые посоветовала соседка по даче, бритвенные станки, вязальные спицы, крупные денежные суммы и алкоголь. А уж получить подпись на какой-нибудь доверенности - это традиция.

Слава богу, дед ничего подписывать не стал. Он боялся, что Понкратов мог быть ещё на свободе и навредить любимому внуку. Инна распорядилась свидания запретить. Конечно, вскоре внук пришёл на приём к врачу с адвокатом.

- Вы бы видели, во что он эту квартиру превратил! - усердствовал парень. - Там помойка! Вот, я фото сделал - это кухня у него. Смотрите.

- Это не причина лишать пенсионера дорогостоящей квартиры, - гневно излагала Инна.

- Тогда мы вынуждены будем подать заявление в суд, чтобы лишить Максима Ивановича дееспособности, - лениво сообщил адвокат. Адвокат был вялый и худой. Было очень заметно, что он не надеется много заработать на этом деле и что внук с его психованным дедом ему надоели.

- Это право родственника. Но пока Максим Иванович - мой пациент, никаких бумаг он подписывать не будет!

- А можно его выписать на денёк, а потом опять положить? - предложил гениальную схему внук.

Инна встала, указала рукой на дверь, и дельцы пошагали вон.

Несмотря на эту небольшую победу, вопрос решился быстро и просто. Впрочем, как и всегда. Шефу позвонило руководство и распорядилось выписать Волобуева на выходные для решения социальных вопросов, после чего принять обратно.

Максим Иванович тем временем поправлялся. Он уже не задыхался, его кардиограмма тоже была в норме. Острота и напряжённость бредовых переживаний снизились. Максим Иванович уже не кидался стульями, а смачно, со знанием дела рассказывал о предстоящей военной реформе, которая будет проведена под его руководством. Его часто показывали студентам, с которыми он подолгу дискутировал, всегда выходя победителем в этих горячих патриотических спорах.

- Марк Евгеньевич, давайте к вашим студентам опять Волобуева посадим. Пусть он их займёт на часик, а вы мою Рузанову посмотрите. Я в диагнозе не уверена, - клянчила частенько Ольга.

- Они его уже дважды смотрели, - отвечал шеф. - Он их уже в курсанты зачислил в прошлый раз. А что с диагнозом? С вашим-то безошибочным гениальным чутьём! Рузанова должна быть счастлива, что вы её удостоили хоть какого-то диагноза. Ей в больнице вообще делать нечего! - с издёвкой отмахивался шеф.

Мозг Максима Ивановича, несколько освободившийся от государственных тревог, стал замечать простую жизнь. Максим Иванович подружился с Любовью Алексеевной Даниловой. Любовь Алексеевна за прошедшее время преобразилась. Пережив несколько дней в галлюцинаторном горячечном угаре, она становилась день ото дня всё интеллигентнее, умнее и обходительнее. Синяки сошли, и из-под них появилось красивое моложавое лицо. Никаких психических нарушений не отмечалось, и вскоре весь персонал отделения стал полагаться на неё во всех делах как на своего человека. Она трогательно ухаживала за Грегориади. Приводила на инъекции больных из палат в процедурку. Помогала носить бельё в прачечную, раздавать еду в буфетной, кормила с ложки тяжёлых и опекала подростка из детдома. Но её забота о Максиме Ивановиче была такой нежной, что в отделении их уже считали парой и умилялись, если заставали вдвоём.

- Надо же! Вот так случай свёл её с полковником! - восторгалась наивная медсестра Алёна.

- Холодильник её свёл, - отрезала циничная Ольга.

А парочка расцветала, не замечая пересудов.

- Вот это я понимаю, психотерапия и реабилитация, - подкалывал шеф психолога Элину за утренним кофе, - психоанализ отдыхает.

Элина злилась и много рассуждала о "психотической любви двух людей с психотическим уровнем организации, которая возможна только в нездоровой, психотической больничной атмосфере".

- Это вы от зависти, - шеф буквально ходил по краю, ведь Элина была одинока. Иногда такие пикировки заканчивались смертельной обидой и несколькими днями выразительного психологического молчания. Но в этот раз Ольга пожалела Элину и вступилась:

- Марк Евгеньевич, вот не нужно свою привычку завидовать чужому счастью приписывать Элине Вениаминовне. Нам всем абсолютно понятно, что вы стараетесь зачесть их любовную эйфорию на счет своего терапевтического успеха.

Впрочем, эти разговоры были бесконечными, к взаимному удовольствию. Инна никогда в них не участвовала, но любила наблюдать за тем, как шеф с наслаждением провоцирует Элину, а та с удовольствием обижается. "Вот уж где "психотическая любовь"", - как-то сказала про них Ольга.

Данилова отметила свой пятьдесят девятый день рождения примерно через месяц после поступления в больницу. Неизвестно как, но афганец достал где-то бутылку армянского коньяка, чтобы поздравить свою подругу. Распечатать подарок парочка не успела. Соседки Даниловой по палате донесли, и Ольга сунула изъятую бутылку в свой шкаф. Поступив на лечение почти одновременно, счастливая пара прожила в отделении два месяца, когда благоденствие их внезапно кончилось. Внук после соответствующих указаний шефу сверху забрал деда для помещения его в интернат. Всё случилось буднично и бесповоротно. Любовь Алексеевна вроде бы особенно не отреагировала на его отъезд.

Через пару дней она подошла к Ольге и спросила о выписке:

- Спасибо вам, но я тут просто место занимаю. Пора домой.

- Все сотрудники на меня обидятся, если я вас выпишу! Вы очень нам помогаете, спасибо. Ну что ж, собирайтесь. Я дочери вашей позвоню, расскажу о выписке и рекомендациях. Так положено.

Любовь Алексеевна взглянула на шкаф и вся как-то напряглась.

- А можно... ну... забрать?..

- Что? - не поняла Ольга.

- Ну... корень зла, - Данилова качнула красивой головой в сторону шкафа.

- А, это? Нет, извините. Вам нельзя, Любовь Алексеевна! Вы чуть не умерли! Забыли уже? Идите собирайтесь.

Вечером того же дня, когда Ольга была дома и уже легла спать, зазвонил телефон. В трубке раздался пьяный развязный голос.

- Вы кто? - поморщилась Ольга.

- Данилова. Любовь Алексеевна. Я хотела... От всего сердца... Я вас так уважаю...


 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"