Аннотация: Рассказ о жертве бездушной медицинской бюрократии.
Врачебная комиссия
В больничном коридоре собралась толпа. Блёклые мужчины неопределённого возраста с серыми лицами, спелёнатые то ли простынями, то ли смирительными рубахами, топтались возле стен. Каждого сопровождал санитар с лицом противоположного румяно-бордового цвета. Косьянов уже знал, что небритые связанные мужчины -это принудчики. Принудчики -это такие психи, которые не просто лечатся в психушке, а лечатся по приговору суда. Они совершили преступление, но так как они психи, то их отправляют не в тюрьму, а лечиться. Лица у них серые от постоянного пребывания в помещении, курения и употребления чифира. Других развлечений всё равно нет. Всё это Косьянову рассказал сосед по палате Анатолич. Он лечился в психушке пару раз в год уже пятнадцать лет и всё про всех знал. Когда-то он был милиционером, и его подстрелили. Ранили в голову. Молодой сержант Анатолич не вспомнил ничего из своей прошлой жизни. Его теперешняя жизнь начиналась примерно через год после ранения, в этой вот психиатрической больнице. Поначалу он ещё был сильно болен. Случались судороги, страшно раскалывалась голова, по ночам он в беспамятстве чудил. Иногда чудил сильно. Например, однажды утром ему рассказали, что он ночью выгнал всех больных из палаты, забаррикадировал койками выход и так в засаде ждал нападения бандитов. На просьбы персонала выйти кричал матом, что всех, мол, сук, перестреляет. Анатолич о ночных приключениях ничего не помнил, а рассказывая эти истории новичкам, от души смеялся. Потом ему полегчало, и его стали госпитализировать как ветерана, с почестями, "покапаться" дважды в год в открытые отделения. На правах старожила он называл медсестёр на "ты", угощал их шоколадками, помогал с мелким ремонтом или отнести что-нибудь тяжёлое.
В больнице ему нравилось больше, чем дома. Жил он со старой, но властной матерью, которая отбирала пенсию Анатолича и постоянно на него ворчала. Когда Анатолич в больнице пришёл в себя, он не вспомнил, что женат, что у него растёт дочка. Зато хорошо помнил мать и её тяжёлую руку. Так что для него было как-то естественно вернуться домой, к маме, словно он просто припозднился из школы. Иногда мать приходила в больницу навестить его. Она строго отчитывала санитарок за грязь, отбирала у Анатолича сигареты, если он не успевал их спрятать в вещах соседей, и шла на беседу с доктором. После таких бесед доктор Наталья Сергеевна приходила в палату, присаживалась на край койки Анатолича, и между ними возникало такое тоскливое родство, от которого у Косьянова появлялся ком в горле, и он уходил на улицу курить спасённые от материнского шмона сигареты. Когда он возвращался, Анатолич лежал лицом к стене, поджав ноги, тихо-тихо.
Косьянов улыбнулся, с нежностью вспоминая, как грусть, ненадолго поселившаяся в палате после визита родительницы, постепенно уходила и вновь воцарялась обстановка подростковой дружбы против родителей и медсестёр, как в летнем лагере. Глядя на вишнёвые морды санитаров, охраняющих принудчиков, Косьянов вспомнил объяснение Анатолича: "У них морды красные от стыда за низкооплачиваемую работу и от постоянной борьбы за своё утраченное достоинство".
Коридор, где Косьянов ожидал вызова на врачебную комиссию, был весь в движении. Кроме принудчиков и их санитаров стояли ещё полные рыхлые женщины. Парочка из них плакала, парочка вздыхала. Одна постоянно спрашивала у Косьянова:
- Скажите, страшно там? Я боюсь!
Косьянов пожимал плечом и норовил отодвинуться. Но сзади стояла девочка-подросток с исполосованными шрамами руками и дырами от тоннелей в ушах. На лице её было несколько татуировок в виде символов, из которых для Косьянова был понятен только один - обглоданный рыбий скелет. Девочка пугала Косьянова больше, чем врачебная комиссия. И вообще по сравнению с этими психами он чувствовал себя не просто здоровым, а сверхчеловеком. Так что будущий вердикт врачебной комиссии был для него ясен: психически здоров. Как же иначе?
После всех принудчиков и рыдающих дам наконец пригласили и его. Косьянов зашёл в кабинет и устало плюхнулся на стул. Ноги уже гудели после коридорного ожидания. Перед ним сидели пятеро в халатах. Докторша Наталья Сергеевна затараторила:
- Косьянов Дмитрий Андреевич, двадцать восемь лет. Образование среднеспециальное. Работает на овощебазе водителем. Поступил на обследование, так как ему было отказано в выдаче разрешения на вождение автомобиля, так как он был уволен из армии на основании решения ВВК Љ ...в связи с диагнозом "расстройство личности неустойчивого типа". Поступил 16 июля, прошёл психологическое тестирование, электроэнцефалограмму, осмотр невролога и терапевта. Патологии не обнаружено. В отделении поведение без нарушений.
- Спасибо, Наталья Сергеевна, - сказала сидящая посередине ярко накрашенная женщина с крупными перстнями на сухих пальцах. Она глядела на Косьянова поверх очков.
-Я председатель комиссии. Дмитрий Андреевич, скажите, вы знаете, зачем вас сюда пригласили?
Косьянов немного опешил. Было непонятно, это проверка или Председательша не слушала доклад. Он покраснел, закашлялся и каким-то жалким писклявым голосом сказал:
-Понятно. Тогда расскажите, что случилось во время службы? Почему вас комиссовали?
Косьянов понимал, что придётся об этом говорить, но всё равно оказался не готов. Лицо пылало, голос не слушался, и к горлу подступили какие-то спазмы. Уткнувши взгляд в пол, он молча сопел.
-Ну, смелее, -унизительно ободряла другая доктор, справа от первой.
-Так. Молодой человек! Соберитесь уже, -раздражённо вмешался пожилой, уставшего вида, врач из-за женских спин,-времени мало, работы много. Что там произошло? Вы же хотите дальше работать на этой, как там?..
-На овощебазе, -подсказала Наталья Сергеевна.
Косьянову полегчало немного от мужского прагматизма, и он, вздохнув, начал осиплым непонятным голосом:
-Я руку порезал. Не выдержал. Дедовщина там была.
-А что тогда случилось? -помогала Правая доктор.
Косьянов поднял глаза на комиссию. Председательша, прикрывая перстнями рот и наполовину отвернувшись, гневно шипела в телефон:
- Я на комиссии. Понятно. Обязательно. Ну что ж, следовало ожидать.
Косьянову вдруг стало интересно, о чём разговор. Только бы уйти от допроса. Но телефонный разговор оборвался. И пристальное внимание снова пригвоздило Косьянова, как мотылька булавкой.
-Наталья Сергеевна, дайте-ка заключение психолога, -попросил Старый доктор.-Ну, вот! Психолог указывает на слабость волевых механизмов и высокий нейротизм. Вы, любезный, расскажите нам, как живётся после службы в вооружённых силах?
-Работаю. Семья у меня. Две дочки. Отец с матерью - инвалиды. Я единственный кормилец. Мне нельзя без прав.
-Это понятно. А как насчёт алкоголя? -не унимался Старый.
Косьянов начинал слегка заводиться.
-Я характеристику с работы принёс. У меня замечаний нет. Медконтроль прохожу каждое утро.
-Зависимости нет, -робко вставила Наталья Сергеевна.
-Понимаю ваше участие в судьбе красивого молодого человека, -ехидничал Старый, - но не может же психопатическая реакция проявиться только раз. Было и ещё наверняка! И нам нельзя идти на поводу у симпатий. Включайте ваш профессионализм уже, -и, обернувшись к председателю, продолжил: - Вы считаете, он компенсирован?
-Вербализация низковата, -влезла молчавшая до этого полная блондинка в коротком халатике, обтянувшем округлости.
-Ну, скажем, в его профессии вербализация большого значения не имеет. Зато важно держать себя в руках и быть внимательным. А мы видим, что стрессоустойчивость оставляет желать лучшего. Проба Шульте выполнена плохо.
-Павел Кириллович, уровень его адаптации хороший, ну, может, стресс на момент инцидента был слишком сильный. Дедовщина всё-таки. Дмитрий Андреевич, расскажите подробно, что произошло?-распухала добротой Круглая.
Косьянов вспомнил, как проснулся от струи горячей мочи, льющейся на лицо. Как до крови на костяшках измолотил сослуживцев, устроивших эту гнусность. И как потом, уже днём, его запугивал капитан, что доведёт дело до трибунала, так как у одного из побитых лопнула барабанная перепонка. У самого Косьянова был сломан нос, но тогда он этого ещё не знал. Руку он порезал осколком стеклянной бутылки через пару дней, когда посидел на гауптвахте и прошёл ещё через пару бесед с капитаном. Сейчас было даже смешно вспоминать. Но тогда жизнь показалась конченой, а достоинство - растоптанным. Непонятно было, как можно после этого вернуться в казарму или домой, к невесте. Оклик председателя заставил очнуться.
-Да, сейчас. Я там подрался. Не я первый начал. Капитан сказал, будет трибунал.
-Так вы испугались? -подсказывала Председательша.
-Нет. Просто унизительно.
-Ну а с женой? -допрашивал Старый.
-Что с женой? -не понял Косьянов.
-С женой позволяете себе грубости, агрессию?
-Нет.
-Понятно. Вот в карте есть указание на черепно-мозговую травму. По срокам уже после армии. Тоже драка?
-Нет. Я разгружался. На меня ящик упал, -у Косьянова уже ломило всё тело и крутило живот. Хотелось выбежать за дверь или провалиться сквозь землю.
-У меня ещё два пациента. Не успеем! Давайте поскорее, -просящим голоском тихонько заныла Круглая.
Председательша вздохнула. Скрестила пальцы, выставляя сверкающие камни почти к лицу Косьянова, и голосом ведущего детской передачи начала:
-Дорогой Дмитрий Андреевич, поймите нас правильно. Мы всей душой болеем за ваше профессиональное будущее. Но у нас нет оснований сомневаться в том диагнозе, который наши коллеги определили вам в прошлом. Даже если учесть длительность прошедшего срока и перемены, произошедшие в вашем характере. Ведь, согласитесь, все люди немного меняются с годами. Но те особенности, которые не позволили вам тогда, в армии, преодолеть стресс, и сегодня обнаруживают себя. По крайней мере в специальных исследованиях. Мы не имеем права брать на себя ответственность за безопасность вашей работы при таких нарушениях.
Косьянов тупо таращился, стараясь расшифровывать в голове поток слов. Но слова, как бусины с порванной нити, прыгали и разбегались, пропадали под стульями и в щелях дощатого пола.
-Причём тут безопасность? Я же работаю. Восемь лет. Ни одного замечания, даже в аварии не попадал. Другие попадали, а я нет. Какие нарушения?
-Мы очень рады, что вы не попадали в аварии. Это прекрасно. Это говорит о том, что вы сможете, если очень постараетесь, найти себя на новом, более интересном поприще.
-Я в селе живу. У нас работы и так нет. Без прав я останусь без копейки! Что не так-то? Что я, псих, что ли?
-Не горячитесь, Дмитрий Андреевич. Задача комиссии в сохранении и ваших гражданских прав, и вашего здоровья. А вот нюансы психических отклонений в вашей эмоционально-волевой сфере, о которых мы уже говорили сегодня, вам разъяснит Наталья Сергеевна в отделении. Всего вам доброго.
-Подождите, -тупил Косьянов,- так не дадите разрешения? Как же...
-Решение принято, вы можете его опротестовать в судебном порядке! -холодно отчеканила Председательша.
В отделение, где обследовался Косьянов, они понуро брели с Натальей Сергеевной через летний больничный сад. Стояла такая прекрасная погода, что это показалось насмешкой. Косьянову чудилось, что он должен куда-то уйти из этой хорошей погоды в плохую. Как будто для тех, у кого есть диагноз, должна быть и собственная, нездоровая погода. А в нормальном мире места для себя он больше не ощущал.
-Что теперь делать? -спросил он Наталью Сергеевну.
Он спросил не про водительские права и не про справки, а про то, что теперь, сию минуту, надо делать. Он плохо понимал и совсем не ощущал себя самостоятельным. "Наверное, я и правда болен. Как Анатолич, когда он не знал, что всю ночь просидел на баррикадах из коек. Так и я. Чего-то не понимаю сам про себя". Ему стало страшно и тоскливо. Лезли в голову мысли, что он может быть опасен для детей. "Спросил, бью ли я жену. Неужели в дурацких тестах так видно?"
-Завтра я вас выпишу, -тихо сказала Наталья Сергеевна.
Они уже пришли в свой корпус. Анатолич курил у порога и улыбался, как радушный хозяин, поджидая родню.
-Ну чё, Косьяныч? -и протянул другу сигарету.
Доктор пошла внутрь, и они остались вдвоём в уюте своего взаимного сочувствия.
-Анатолич, тут можно водки где-нибудь достать?
-Понятно. Не дали, значит, разрешение?
Косьянов помотал отяжелевшей головой.
-Пошли. Там магазин есть. Ну ты не горюй. Психи -они тоже люди. Им тоже водки иногда выпить надо.
Косьянов кивнул ещё осторожней, потому что голова и правда сильно болела. Врач смотрела на расплывшийся на скуле синяк и разбитую губу.
-Подрались?
-Немножко.
-Не тошнит?
-Чуть-чуть.
-Ну что ж вы так расстроились? Ну, вчера отказали -в следующий раз разрешат. Приезжайте через полгода. Председатель будет другой, а та в отпуск уйдёт. Попробуем. Только не напивайтесь больше.
-Спасибо, Наталья Сергеевна. Я лучше взятку кому-нибудь дам. Куплю эту справку. Мне на базе говорили, даже фамилию врача дали. Сразу надо было. Хотел поступить правильно. По-честному, блин.
-Ну, может, и правда. Быстрее купить. И нервов меньше. Вы на комиссию не сердитесь. Они просто перестраховываются. Боятся. Это я вас успела узнать, понять, что вы хороший человек. Это моя вина. Надо было отстаивать.
-Да всё равно бы не дали. Этот Старый сразу настроен был. Но вы мне правду только скажите. Псих я?
Наталья Сергеевна засмеялась.
- Идите уже, а то, боюсь, отделение в запой уйдёт, если я вас не выгоню.