Аннотация: Разбившись на группы, они окружали дома, отмеченные крестом, швыряли в окна горшки с горящим маслом, а выбегающих в ужасе людей забивали цепами и мотыгами
38
В городке Канопль - самом южном форпосте владений Гуриев - не было случайных людей. Никто по доброй воле, без причины, не приезжал сюда жить.
Так было с царским наместником - друнгарием Лазарем Сторуким. В молодости он был умелым поединщиком ("сторукий"), в зрелых годах - успешным стратигом, но неудачливым царедворцем.
По закону, в день приезда Кай навестил наместника на его вилле среди холмов, куда не задували пустынные ветра. Кривобокий, высохший от возраста и походных лишений Сторукий с ревностью рассмотрел юное лицо жреца.
- Что, в твои годы мир уже отплевался от тебя?
С того дня они не виделись до самых Христианских Погромов.
39
Неслучаен в Канопле был и новый ментор Кая - Дициан, когда-то - знаменитый и любимый в Доосе проповедник и первый соперник Никифора Каматира на кресло понтифекса. Подкарауленный неизвестными и ослепленный железной спицей, более он не мог претендовать на кресло Светозарного. И предпочел покинуть священный город, укрыться на самой границе Мертвых Песков, всего в двух сотнях стадиев от Мизы, продолжая служить и врачевать Словом.
Сухие его пыльцы ощупали лицо Кая, а губы брезгливо вздрогнули:
Получивший свои три луны Кай помогал Дициану вести службу в храме, больше похожем на хлев, с земляным полом, выстланным соломой. После службы, им приносили немощных, которых они лечили - Словом или искусством, которым старик, несмотря на увечье, владел в совершенстве. Он безошибочно определял недуг по одному описанию, и Кай здесь был его глазами. Впрочем, это никак не сказывалось на обращении Дициана с учеником, которого старик презирал и ущерблял в любую возможность, подозревая в нем шпиона понтифекса.
В новую луну Кай помогал ментору подняться на Башню Вознесения, вместе с назначенной Светозарному жертвой. А потом, по положению тела на плитах площади и рисунку крови, помогал толковать, принята ли жертва и удачны ли будут дни. Подниматься Дициану становилось все труднее, и все чаще Кай делал это один.
Красивого и сладкоречивого жреца полюбили в городе. Слухи о нём распространились и за стены Канопля, привлекая набожных, отчаявшихся и просто любопытных. Жрец находил верные слова для любого из них, но лишь для одной нашел улыбку:
- Бо!
41
На старом муле вместе с двумя узлами пожитков, Лиллит привезла и вести из Дооса.
Она рассказывала: в назначенный жрецами день, царственный Даулет Гурий выехал из дворца в золотой колеснице под защитой сверкающих щитов спафариев. Гвардия окружала колесницу со всех сторон, длинными копьями принуждая жителей Дооса простираться у дороги, не смея поднять голову, пока не осядет царственная пыль.
Колесница выехала за город, на высокий берег священной реки До. Вода в реке была низка в этот год, суля голод. От того люди плакали, со страхом и надеждой вглядываясь в своего владыку, сошедшего на берег, чтобы излить семя в красные воды До, сотворив их плодоносными.
Царь успел лишь сбросить одежды, оставшись в золотой маске, когда был настигнут одним из своих спафариев, успевшим дважды погрузить свой меч в Даулета, прежде чем сам был убит.
42
Спешно вернувшийся из Дооса Праксис - шпион и, как говаривали, ублюдок Сторукого - также докладывал наместнику: Даулет умер той же ночью, не назвав наследника. Магистр Келей, зять царя, осыпав золотом спафариев, назвал себя регентом при юном принце Дорегае Гурии, но народ не захотел его. Город ждал смута. Тогда власть взял понтифекс Никифор Каматир, призывая расправиться с христианами. Келей же бежал.
Лазарь схватил шпиона за руку:
- Бежал? Но куда?
- Точно не знает никто. Но мудрейшие смотрят на юг.
Старик озадаченно замигал.
- На юг? На нас? Он здесь?
- Еще дальше на юг, наместник. Я говорю об Эфкратисе, - закончил Праксис, уже не рассчитывая на сообразительность вероятного отца. - Обвинив самого Каматира в убийстве Даулета за симпатии к крестопоклонникам, Келей явно рассчитывает на их помощь и поддержку в своих притязаниях на трон. А главным образом - на помощь царя Эзефа из христианского Эфкратиса.
Сторукий тяжело поднялся с кресла, протянув внезапно озябшие руки к жаровне.
Верно, не зря все это время он смотрел на христиан Канопля сквозь пальцы. На сей раз чутье не подвело его. Оно же вернет его в золотую орбиту Пирамиды.
43
Большая беда, как бывает, началась с малого.
Двое мальчишек пришли в христианский квартал и вырезали срамное на поклонном кипарисовом кресте у молельни. Их видели и узнали. Одного подкараулили и забили камнями, второй нашел спасение в храме, ибо знал, что старый жрец спасает всех.
Дициан и Кай вышли к людям, где их окружили. Христиане боялись Слова, оттого жрецам завязали рты. Их пинали ногами, в них плевали и поносили. Христиане кричали сжечь храм вместе с осквернителем креста, жрецов же подняли на Башню Вознесения и сбросили вниз, как делали они с другими.
44
Тем вечером во всем городе горело множество огней. На площади же перед храмом было светло как днем и многолюдно, как в торговый день.
Забравшись на телегу, говорил молотобоец Хуго, потрясая пудовыми кулаками:
- Крестоносцы платят колдовским серебром и забирают лучший металл с плавилен, нам же оставляют шлак! Очесом и опивками мы пашем, снимаем и режем хлеб!
Люди возглашали:
- Резать их такими ножами!
Говорил торговец тканями Еримил, взмахивая мерной палкой:
- Их ткани из гнилого семени продаются втридешево, хотя не стоят ничего! Честному же торговцу, приходится сжигать пропавшее!
Люди выли:
- Сжечь из самих!
Кричали и так:
- Они отравляют воду в колодцах и насылают болезни!
- Их жены блудливы!
- Они убивают наших детей!
- Они убили нашего жреца!
В ту минуту среди людей появился молодой жрец, поддерживаемый девушкой. Лицо его было в крови. Сироты заплакали от жалости. А после взялись за оружие.
45
Те из христиан, у кого были родные или знакомые среди собиравшихся у храма, пытались покинуть стены Канопля еще до заката. Стража охотно брала щедрый откупной - деньгами, товарами, прелестями - выводила за ворота и за ними резала всех без разбора, сваливая тела под стеной. Сегодня - они знали - простится все.
В городе сироты действовали слаженно, словно готовились к делу много дней. Разбившись на группы, они окружали дома, отмеченные крестом, швыряли в окна горшки с горящим маслом, а выбегающих в ужасе людей забивали цепами и мотыгами, не щадя и ядовитый приплод.
Сироты проявили в ту ночь немалую изобретательность: христиан прибивали гвоздями к стенам собственных домов, подвешивали вниз головой над огнем и крестили четвертованием. Лишь недостаток времени и общее изнеможение на исходе ночи могли подарить легкую и быструю смерть от камня или ножа.
На рассвете, когда темно-розовые, словно напитанные кровью, солнечные лучи коснулись Башни Вознесения, за городские стены потянулись телеги, груженые телами.
46
Впавший в ужас наместник послал за жрецом. Тот же прислал вместо себя наглую девку, передавшую следующее:
- По слову Отринувшего: прольется ядовитая кровь по земле и разразится дикий плач христианских матерей, потерявших надежду. Поднявшие руку на глас Светозарного потеряют головы, дома их покроют пески. Тебе же, друнгарий, выбирать: стать мечом Небесного либо напоить его своей кровью.
Сторукий велел бросить девку в яму, а за жрецом отправил десять копьеносцев. Он напрасно прождал до вечера - не вернулись даже копьеносцы.
47
Наутро Сторукий поступил умней: одного надежного человека он направил в Доос, а второго - Фемидия - к жрецу.
Фемидий, получивший право говорить с Каем наедине, начал с осторожных слов:
- Как может наместник закрыть глаза на убийства без закона, если он сам закон?
- Есть закон выше законов наместника, - холодно ответил Кай.
- Твой закон, жрец? Кто поддержит его?
- Поезжай за стены города. Все несогласные лежат там. Спроси у них.
Фемидий, опасаясь за свою жизнь, спросил о другом:
- Разве не мог ты остановить беззаконие Словом? Но позволил христианам бить себя, чтобы другие видели это и ожесточались за тебя. Разве не на тебе их кровь?
Кай коснулся своего лица.
- Мое лицо в крови, но это моя кровь.
И снова хитрый Фемидий заговорил об ином:
- Знай же: в резне, вместе с жителями Канопля, погибло и много людей из Эфкратиса и Мизы. И если до царя Эзефа эта весть дойдет не скоро, то деспот Кербер, как говорят, жаждет мести и крови сирот.
- Миза не станет вмешиваться, - отозвался Кай. - Миза - не христианский город.
- Но в ней проживает много христиан, больше, чем даже в Доосе. Многие из них богаты и влиятельны. Многие из них потеряли родственников и друзей в эти дни. Как поступить наместнику, если придут к нему и потребуют выдать убийц?
- Также как он поступал в эти дни - сидеть в своем доме и не показывать носа.
Побледневший Фемидий поднялся, положив руку на рукоять меча. Он был послом наместника, не привыкший глотать оскорбления.
- Друнгарий укажет на мятежников, которых назовешь ты, - прошипел он. - Тебя же не тронут. После этого ты навсегда покинешь город, и тебя не станут преследовать. Так будет.
48
Появившееся под стенами мизанское войско было небольшим - не больше двух сотен, но то были тяжело и хорошо вооруженные катафрактарии в кожаных доспехах, с длинными копьями и тяжелыми кривыми мечами.
Их предводитель, назвавшийся комитом Иакинфом, возвестил под воротами выдать зачинщиков погрома и дал на это срок до утра. Остаток дня и всю ночь слуги всадников погребали сваленные у стен тела христиан и тех кого, за них приняли.
К Каю привели человека, который сказал ему:
- Я могу сделать так, чтобы мизанские кони обезумели. Твое же воины сделают остальное.
Кай приблизил этого человека, чтобы он рассказал все. Когда между ними не осталось никого, Праксис выдернул нож из широкого рукава и ударил жреца, метя в горло. Но Фемидий, стоявший подле и узнавший шпиона, заслонил собой Кая.
49
Покинутый слугами, Сторукий замерзал один в огромном пустом доме среди холмов. Он не нашел дров, поэтому сжигал в очаге все, что находил: деревянные гребни и ковши с кухни, драгоценные свитки и полированные ларцы из черного дерева, но холод, угнездившийся в старых костях, не уходил из его тела.
В середине ночи, проведенной наместником в тревоге и страхе, в его доме появился какой-то человек. Черная тень беззвучно поднялась по мраморным ступеням и проникла в покои, впустив холод пустыни. Сторукий потянулся к мечу, но тот со звоном упал на плиты, отлетев в темноту, недосягаемую для света очага. Друнгарий упал на колени, пытаясь отыскать меч.
- Позволь я помогу, наместник, - сказала тень, помогая ему встать.
Сторукий почувствовал, как из глаз его потекли слезы.
- Найди дрова, - распорядился тот, украдкой вытирая глаза. - Я никак не могу согреться...
- Позволь, я пододвину тебя ближе к огню.
Шпион подвинул кресло, встав за спиной друнгария. Тот протянул руки к очагу, довольно щурясь.
- Что же, ты убил его? - спросил он, глядя в огонь.
- Да.
- Надеюсь, он очень страдал. Как это произошло?
- Я удавил его своим поясом.
Наместник сухо засмеялся. Смех перешел в хрип, когда шпион набросил Сторукому на шею веревочный пояс, уперев колено ему в затылок. Старик с вывалившимся лиловым языком, сопротивлялся недолго - сил в сотне его рук уже не было. Праксис подтащил тело к очагу и перевалил через решетку, в огонь, наблюдая, как вспыхивают и съеживаются на углях редкие седые пряди и занимается удушливым пламенем одежда с пурпурной каймой.
50
Среди трупов христиан и тех, кого за них приняли, катафрактарии нашли молодую девушку. Она спаслась лишь тем, что лежала как мертвая, накрытая изрубленными телами родителей и сестер. От страха и горя у нее отнялся язык, и на все вопросы она только мычала в ответ, что нравилось воинам, поделивших ее между собой.
С девы отмыли кровь и дали одежду. В знак траура она остригла себе волосы овечьими ножницами.
Ее назвали Мелиссой, что значит "пчела", ибо она была покорна и трудолюбива.
51
Комит Иакинф встречал Кая в своем шатре перед воротами Канопля. Увидев жреца, Мелисса замычала из своего угла по-животному.
- Тебя узнали, - удовлетворенно сказал Иакинф. - Вижу, ты прибыл один, жрец? Это кстати.
По одному движению его бровей, двое воинов у входа, бросили жреца на землю и проткнули копьями. Он извивался под ударами, как змея, взвизгивая и пытаясь уползти наружу. Рука его коснулась обжигающего песка за пределами тени шатра и замерла.
Шестеро воинов подняли истекающее кровью тело на копья, вынеся к воротам, Иакинф же объявил:
- Выдайте мне остальных убийц, либо я войду в ваш город и возьму их сам.
52
Первые знаки беды Башар Краснобородый, прибывший из Дооса с сотней всадников, отметил еще в десятке стадиев от Канопля - в песках они нашли тела троих катафрактариев. Узнать их можно было лишь по мизанскому чепраку на павшем коне - воины были без доспехов, без оружия, в праздничных одеждах, утыканные стрелами, словно ежи.
Непогребенные тела мизанцев встречали их далее по всему пути - у дороги, в распахнутых настежь воротах, брошенных городской стражей, частью примкнувшей к мятежникам, частью сбежавшей. Даже на улицах и на Площади Вознесения перед храмом. Здесь же, окруженного толпой, Башар нашел Кая.
53
Осмотревшись в Канопле и узнав судьбу Лазаря Сторукого, Краснобородый благоразумно утаил гневное письмо понтифекса. Он утвердился в своей осмотрительности, когда заметил под восседающим жрецом золотое кресло наместника. За креслом стояла закутанная в хиджаб женщина - единственная, кто осмеливался стоять к Каю так близко.
Тот тепло улыбнулся Башару:
- На тебе пояс кентарха, Краснобородый? Ты получил место, достойное тебя.
Башар не поклонился, как ожидал Кай.
- Как и ты, - хрипло отозвался кентарх. - Значит, теперь люди Канопля слушают тебя?
- Они слушают лишь Светозарного.
- Который говорит через тебя. Он приказал лишить христиан крова и крови. Что Отринувший повелит делать дальше?
Кай поглядел на кентарха исподлобья.
- Разве не так же поступает мой учитель и понтифекс в Доосе? -
- Понтифекс - глас и десница Дорегая Гурия, и волен поступать со своими подданными сообразно государственной нужде. Как может он судить людей, не принадлежащих ему? Людей Кербера из Мизы, который придет в эту землю, и на этот раз войском много большим.
- Не придет.
- Так сказал Небесный?
Кай поднялся и медленно приблизился к кентарху. Обрядовый шлем на его голове был начищен до такого ослепительного блеска, что жрецу было больно смотреть в глаза.
- Говорю: мы придем в его землю.
54
Катафрактарии вошли в покорившийся город, потерявший наместника и жрецов. Им поднесли дары и выдали убийц, которым Иакинф здесь же назначал расправу, а головы указал вывесить над городскими воротами.
Мизанцы открыли вино и взяли себе женщин. На Площади Вознесения они низвергли деревянную, покрытую позолотой, статую Светозарного, распилив ее, развели костры и жарили, предлагая всем, ягнятину на скверном огне, чадящим черным удушливым дымом. Немногие изменники приняли угощение. Один же из них пришел к комиту, сказав, что поднятый на копья жрец - не жрец, а лишь убийца наместника Праксис, ставший Каю верным псом.
Покорившийся город восстал: поднесенное вино оказалось отравленным; разделившие с катафрактариями ложе женщины рубили их собственными мечами; слуги бросались на воинов с ножами; оставшихся на Площади Вознесения воинов били палками, тесня в огонь.
Укрывшегося в храме Иакинфа схватили. Спасенная сирота Милисса вдруг обрела речь и указала мятежникам на комита.
Немногие смогли пробраться по улицам и выйти за ворота. Их выследили.
Так рассказывал сам Иакинф сидящему перед ним Краснобородому. Комит был грязен и вонял бойней. Черными пальцами он ел жидкую просяную кашу из деревянной плошки, вытирая их о порванную одежду со следами засохшей крови.
Кентарх яростно скреб травленную хной бороду.
- Значит, - сказал он, - все твои воины мертвы?
- Все, - с просветленным лицом ответил комит. - Я сам убил четверых.
- Почему тебе оставили жизнь?
- Так повелел святейший.
Краснобородый угрожающе приблизил лицо.
- Он не святейший. Так мы называем только понтифекса.
- Как же мне называть его? Все так говорят.
55
Сжегши запоздалое и уже опасное письмо понтифекса, Башар написал ему сам, отправив послание прирученным соколом.
Письмо излагало канопльский бунт и предостерегало: разгневанные христиане сбросили Дициана и Кая с Башни Вознесения. Высота же старой канопльской башни была невелика. Нередки случаи, когда человек, назначенный в жертву Светозарному, возносился не сразу. Было и такое, что Светозарный не забирал жертву, и тогда жрец шилом протыкал ей сердце.
Кай, счастливо павший на Дициана, не сломал даже пальца, но, очевидно, ударился головой и повредился умом. Люди же Канопля, опьяненные кровью христиан, слушают его, веря, что сам Светозарный вошел в жреца, чтобы спасти его. И истребят любого, кто посмеет коснуться его.
Через несколько дней Краснобородый получил ответ: оставаться в Канопле и обо все сообщать в Доос.
Башар угадал хитрые мысли понтифекса: если канопльцы устоят перед Кербером, первосвященник сумеет обуздать жреца. Если же будет верх Мизы, всегда можно назвать Кая мятежником.
56
Не было ни дня, чтобы понтифекс не пожалел о своем решении отослать Краснобородого - преданного, опытного, надежного Краснобородого - в Канопль.
Кентарх остался подле жреца, и скоро к Доосу покатились удивительные вести: внезапная и жестокая песчаная буря разметала войско Кербера по пустыне, вооруженные же кое-как и наспех обученные пешему строю канопльские мятежники сделали остальное. Также говорили, что сироты Мизы сами открыли ворота города перед "святейшим" Каем, а самого деспота зарезал кто-то из своих комитов.
Жалеть стало недосуг в те дни, что Никифор провел у постели умирающего (болен? отравлен?) юного царя Дорегая, слыша волнение черни и чувствуя, что город, который он взял, было, за глотку, снова выплывает из его рук.
Едва же дух последнего из Гуриев вознесся к Светозарному в жертвенном огне, как в дельте До появились крестоносные паруса Эфкратиса.
В городе укрепились слухи о магистре Келее, вернувшимся забрать причитающееся, разделив его с царем Эзефом.
57
С кораблей без отдыха стреляли огненными ядрами, и в Доосе начались пожары. Предатели и перебежчики, не таясь, при свете дня вырезали защитников у ворот. Дважды покушались на самого понтифекса, истребив половину его охраны. Старший жрец Гетиорх, одним стимулом - палкой погонщика - задержал у дверей понтифекса четверых убийц с мечами и умер на руках Каматира.
По приказу первосвященника на тушение пожаров отправили женщин и детей, разделив их на отряды и назначив каждому свой участок, за которым следовало смотреть. Защитникам стен более не разрешалось ходить по одному. Предателей ловили и бросали со стен. Сам понтифекс более не покидал храма, выставив сильную охрану. Некий Лукас, один из недавних птенцов Аристарха из Арфонеса, придумал полезное: он вышел на реку на рыбачьей лодке, взяв с собой несколько горшков с черным маслом, и смог поджечь один из христианских кораблей. От него занялся еще один. Через две ночи, таких лодок на реку вышло больше десятка, и в огне погибла почти половина флота Эфкратиса.
В городе меж тем говорили уже не о Келее, а о несметном войске канопльского жреца, взявшего Мизу и стремительно приближающимся на помощь Доосу. Узнали о нем и эфкраты: тем же утром они подняли паруса и исчезли из дельты.
Келей с горсткой спафариев предпринял последний отчаянный штурм, но был отброшен воодушевленными защитниками. Снова идти на смерть спафарии не пожелали, и принесли понтифексу голову мятежного магистра.
58
Народ Дооса встречал своего спасителя у ворот города. Иные бросали ему под ноги одежды и пальмовые ветви, плакали от радости и кричали, называя "святейшим", "насылающим бури". Были и такие, что возглашали жреца "Светозарным" и прочие святотатства.
Краснобородый, знавший, что Кай сам отбирал и отправлял загодя в город таких людей, безучастно ехал следом за жрецом, следя лишь за тем, чтобы никто не приближался к нему чересчур близко.
В темных храмовых переходах они не сразу нашли место, где затаился понтифекс. Когда же нашли, то Кай - Башар ясно прочел это на его лице - усилием заставил себя узнать учителя в растрепанном старике с загнанным взглядом, все эти тревожные дни не расстававшимся с кувшином.
Окруженный воинами, понтифекс вспомнил о сане и, пошатнувшись, по-отечески раскрыл объятия.
Губы Кая брезгливо дернулись.
59
В храме, почти заброшенном на время осады, снова закипела жизнь, загорелось множество огней. Но сегодня там не было простого люда, а были люди особые.
Войдя в святилище и протолкнувшись через цепь оптиматов, Каматир пробрался к возвышению, где стояло золоченое кресло Светозарного из дерева нун. Кай, развалившись, сидел в кресле, по-хозяйски закинув ногу на поручень. За его спиной по правую руку стояла какая-то девка, всюду его сопровождавшая. Перед возвышением выстроились военачальники сирот, отличившиеся в походе на Мизу. Жрецы под пение хора вынесли шлем Отринувшего, и воины присягали на нем Каю.
Кто-то крепко взял Каматира за предплечье, и по кислому дыханию Никифор быстрее догадался, чем увидел, кто именно.
- Я провожу тебя в твои покои, - прохрипел Краснобородый.
60
С высоты балкона, укрывшись в гуще карликовых пальм и лимонных деревьев, Никифор с отвращением рассматривал грязный, воспрянувший из смерти, но весь ею пропахший, город, уже не принадлежавший ему.
- Верно, я должен быть тебе благодарен, - говорил за его спиной Кай. - Ты сохранил мне жизнь. Учил меня. Дал время и случай вспомнить себя.
Никифор закрыл глаза. В висках стучала кровь. И крики сирот в храме, взывающие к этому выкидышу, этому выблядку, называя его "Светозарным". Каматир сжал зубы, чтобы не зарычать.
- Ты единственный, - говорил Кай, - кто сразу увидел во мне свет. Раньше, чем даже я сам. Воистину, сам Небесный указал тебе.
Никифор издал странный звук, который Кай принял за сдавленный смешок. Но, так как, старик по-прежнему стоял спиной к нему, он не мог быть уверен.
- Ты, и верно, оставил свой разум на канопльских камнях, - сказал Каматир и обернулся. Он посмотрел на появившегося за спиной Кая Башара и чуть наклонил голову. Кентарх положил ладонь на рукоять меча, но остался на месте.
- Убей! - истерично выкрикнул Никифор.
Кай не обернулся.
- Я умею быть благодарным, хоть на мою любовь ты и ответил пренебрежением, - сказал он. - Небесный же говорит во мне: довольно тебе страданий.
Краснобородый обогнул фигуру Кая и шагнул к смертельно побледневшему Никифору. Он перевалил почти не сопротивляющегося старика через ограждение балкона, держа головой вниз, и отпустил.