ПОДПИСЬ НЕРАЗБОРЧИВА

Ищи мой след в руинах вечера
и на страницах жёлтой библии,
я в этом мире лишь наречие,
осечка плазмоганов киборгов.

И ни Отечества, ни отчества,
и ни прощенья, ни прощания,
я тот, чья подпись неразборчива,
я - дымка смерти в завещании.

Мой смех звучит в венерском кратере,
под небом рухнувшей империи,
я - щупальца возмездий Кракена,
я - ветер над канадской прерией.

Ты видел тень мою игривую
в простуженных глазах прохожего,
ты чувствовал своими фибрами
раскрепощённость непохожего.

Я был порой твоим изгнанием,
но чаще всё же откровением,
я был порою наказанием,
но чаще всё же преступлением.

На панцире дорожном инеем
блестит последнее пророчество,
живи, не раскрывая имени,
ты тот, чья подпись неразборчива.

КОНКИСТА

Опадают с деревьев листья,
нервным смехом наполнен воздух,
умирает твоя конкиста,
в обезумевших хлябях Босха.

Тонут пламенные штандарты
бунтаря и ландскнехта Крузо,
исчезают на старых картах
всемогущие аркебузы.

Не играют с мятежным ветром
серебристые казолеты,
ты уже далеко не Гектор,
пыль изношенного штиблета.

Настоящий аделантадо
жить не в силах без авантюры
и не сдал б капитана Блада
ради жарких блудниц и зюйда

безпробудной портовой шайке
за сундук кардинала Спада.
Хромоногий, скупой идальго,
это вовсе не Эльдорадо.

Умирает твоя конкиста
в закоснелости изменений,
а подвыпившие нацистки,
лаской топчут ростки сомнений.

РИГГЕР

Обесточен и стерилен,
спаян верою кадил
город клонов и рептилий,
где сегодня ты один.

В мышьяковом переулке,
на цианистом мосту
истребили всех гуцулок
и другую дурноту.

Всех повесили смутьянов
на проспекте красных звёзд,
расстреляли всех шаманов
вместе с птицей Алконост.

Обывательской ватаги
диссидентский мыслеряд
ликвидировал газваген
силой новых октябрят.

Только ты один остался,
и запрятанный дневник,
в этом застеклённом царстве
Валака и Дамы Пик.

Только ты один способен
выкрасть чёрный гримуар
из когтей живых надгробий,
обратив в пыль тот грааль.

Город - дьявол, город - триггер,
квинтэссенция тоски
ждёт тебя, берсеркер Риггер,
ждёт карающей руки,

обезглавленных пентаклей
и разрубленных котурн.
Славься, северный Геракл!
Славься твой победный штурм!

БЕРЛИН И МОРДОР

А я иду, шагаю по Берлину
в парадной форме, празднуя победу,
в Шпре плещутся счастливые дельфины
и в свастиках моё родное небо.

Мой фюрер победил проклятый Мордор,
мне фрейлины бросаются на шею,
а я иду задумчиво и гордо
по солнечной тиргартенской аллее.

Я бил агрессора под Дюссельдорфом,
горел мой "Тигр" в мюнхенской блокаде,
но я не дал остервенелым оркам
могучей дойчландской земли ни пяди.

Моя дивизия железным вихрем
врывалась в минареты Саурона,
и если бы не мой товарищ Фридрих,
я был бы уничтожен орчьим сбродом.

Но росчерк мой на изенгардском камне
свидетельством отмщения и славы,
расскажет неродившимся о главном,
чем заплатить пришлось за жизнь державы.

Пустеют Брандебургские ворота,
и гаснут фонари вокруг Рейхстага,
Берлин уходит в сладкую дремоту,
а мне мерещатся всё Луртц и Гаага...

MEINE EHRE HEIßT TREUE

Я лежу на земле,
истекающий кровью,
молодой Ахиллес,
Meine Ehre heißt Treue!

На холодном снегу
вместе с кучкой героев
я не сдался врагу,
Meine Ehre heißt Treue!

Знаю я, обернусь
для потомков изгоем,
но того не страшусь,
Meine Ehre heißt Treue!

Я сражался за свет,
выжигая дурное,
хочешь верь, хочешь нет,
Meine Ehre heißt Treue!

Всё рассудят года,
что добро, а что злое,
моя совесть чиста,
Meine Ehre heißt Treue!

По весне праха горсть
станет мягкой травою,
приходи ко мне, гость,
Meine Ehre heißt Treue!

Я смотрю в небеса,
я прощаюсь с любовью,
вечность мною горда,
Meine Ehre heißt Treue!

НЕ ПОДАВАЙ РУКИ РАБУ

Бывает, голову подняв,
ты смотришь в синеву простора,
того понять не в силах раб,
пленённый мысленным надзором,
как в плавном танце облаков
ликуют северные духи,
раб жив лишь бирками духов,
лишённый зрения и слуха.

Бывает, колыбели трав
тебя качают на рассвете,
того понять не в силах раб,
запуганный тугою плетью,
как мягкой паутиной снов
мир Прави двигает пределы,
раб жив лишь дымом шашлыков
и краткой негой виноделов.

Бывает, солнце, засияв,
игриво катится в ладони,
того понять не в силах раб,
блюдущий мерзкие законы,
как луч, вознесшийся над тьмой,
становится оплотом жизни,
раб с детства вскормлен был тюрьмой,
ему свобода ненавистна,

ему сырых подвалов смрад
дороже тихой благодати,
его не изменить, он раб,
и смерть над ним не жаждет власти.
Он всё отдал за пустоту,
и взорит бездна в его очи,
не подавай руки рабу,
пускай он сам себя прикончит.

АЗ БУКИ ВЕДИ НЕ ГЛАГОЛЬ ДОБРО

Аз Буки Веди НЕ Глаголь Добро,
не те пошли сегодня летописцы,
сломалось настоящего перо,
увязнувши в чернилах экстремистских.

И расплодились сразу стукачи,
мерзавцы, подлецы, подонки, трусы,
предатели и неопалачи,
бездушных кукол безымянный мусор.

И человек со стержнем и душой
стал вдруг изгоем в этом дивном мире,
за свет идей над каменной стеной,
за то, что не надел ошейник с гирей.

Темницы, травли, ненависть, вражда
за мужество позиции, за совесть,
и гвозди от распятого Христа
для узника, позволившего вольность.

Аз Буки Веди НЕ Глаголь Добро,
и не метай пред свиньями свой бисер,
считай патроны, скромный мизантроп,
быку дозволено, сказал Юпитер.