С детства я рос без отца. Он оставил нас с мамой, когда мне было три года. И вот с трех лет я всегда чего-то был лишен, потому как алименты отец практически не платил. Его мать, моя бабушка иногда подбрасывала денег и помогала, чем могла. Но не это главное, а суть в том, что я всегда чувствовал себя каким-то обделенным. Обделенным какой-то игрушкой, конфетами, фруктами и так далее. Помню, когда мне было лет пять, мама пошла в гости к подруге, у которой сыну тоже было пять лет. У него были такие красивые солдатики, что я не удержался и украл у него парочку. Дома тайком от мамы я ими игрался, а когда она приходила с работы, то я их прятал, потому что боялся, что мама догадается о моем воровстве и будет стыдить и ругать. Однажды мальчик, хозяин солдатиков, пришел с родителями к нам в гости. Я страшно перепугался того, что он обнаружит у меня своих солдатиков и обвинит меня в воровстве. Все то время, что он был у нас в гостях на съемной квартире, я нервничал и был как на иголках. Я вспоминаю еще случаи, когда в детстве до школы я со своими друзьями, такими же, как и я безотцовщиной, воровали с деревьев, стоящих в чужом дворе яблоки, груши, виноград. Было здорово есть вкусные фрукты на халяву, и я по своему малолетству еще не совсем понимал, что делаю что-то неправильное. Хотя сейчас мне неприятно об этом вспоминать. Позже уже учась в школе, я со своим верным другом однажды своровал мелочь с прилавка магазина, пока продавщица отошла от прилавка. В другой раз обворовал приятеля моего друга, украв у него какие-то игрушки. И были еще какие-то моменты воровства, которые еще долго можно перечислять, но все это однажды прекратилось в моей жизни. А дело было так. В один прекрасный летний солнечный день мой верный друг, который часто меня подбивал на воровство, пришел ко мне в гости и рассказал, что с другим своим приятелем - нашим общим знакомым, они украли из гастронома сладкий крем, продававшийся тогда в бумажных пакетах. Мы часто покупали этот крем, нашкуляв у прохожих мелочь, но вот друг рассказал, что его очень просто можно было украсть. Я не хотел воровать, но друг взял меня на слабо, рассказав, что тот другой его друг не побоялся. А так как я ревновал его к тому нашему приятелю, то и согласился. И вот мы зашли в гастроном. Пройдя мимо кассы с продавщицей, мы сразу же направились к прилавку с кремом. План был такой. Пока друг смотрит за продавщицей, я быстренько засовываю крем себе в брюки, а потом мы быстренько выходим из гастронома. И вот в тот момент, когда я стал засовывать к себе в брюки пакет с кремом, к нам подошла другая продавщица. Друг не успел меня предупредить, и я попался. Продавщица схватила мою руку, вытащила из брюк крем и стала позорить меня на весь магазин. Я не знал куда деваться. Вдруг в магазине есть кто-то из знакомых моей мамы, и они меня узнают - это же какой позор! Продавщица с позором выгнала нас из магазина. Когда мы отбежали от магазина на приличное расстояние и остались одни, друг мой стал винить продавщицу в наших злоключениях, но я его не слушал. Мне было ужасно стыдно, и я поклялся себе, что никогда больше ничего не украду.
Прошли годы. Я почти сдержал свое слово, сорвавшись несколько раз по мелочи. И, тем не менее, не воровать стало нормой жизни для меня, но вот я попал в армию...
Когда нас, молодое пополнение, перевели из карантина в батальоны, старослужащие сразу же стали забирать у нас наши деньги, часы, красивые ручки и другие мелочи, которые попадались им на глаза. Самые наглые требовали, чтобы мы выворачивали карманы, и поделать с этим мы ничего не могли - со многими вещами пришлось расстаться. Но я догадался спрятать свои деньги в носовом платке, который положил в целофанновый пакет рядом с мылом, зубной щеткой и зубной пастой. Таким образом, мне удалось сохранить свои деньги до отбоя. Но утром на подъеме, заглянув в свою тумбочку, я обнаружил, что у меня ночью украли все, что было в тумбочке - и деньги, и зубную пасту, и зубную щетку, и платок, и тетрадку с конвертами, чудом уцелела лишь простенькая авторучка. Так я впервые столкнулся с армейским воровством. Впоследствии чего только не воровали у меня в части...
В армейской бане, когда все с себя снимаешь и голым идешь мыться, оставляя все свои вещи и одежду в раздевалке, после помывки я обнаруживал, что у меня пропали то портянки, то трусы, то майка, то ремень. У товарищей в бане помимо всего этого воровали сапоги, шапки, вытаскивали деньги из карманов, часы и другие полезные вещи. В казарме у меня постоянно пропадали полотенца и простыни. Ночью, когда свое обмундирование складываешь на табуретке возле кровати, когда уснешь, его, несомненно, кто-нибудь проверит на наличие денег, сигарет и ценных вещей. Поэтому на ночь все прячут свои вещи под подушку.
Воруют все: иголки, нитки, "рыльно-мыльные" принадлежности, то есть мыло и зубную щетку с пастой, помазки и бритвенные станки, какими бы старыми они не были, ремни, шапки, кепки, сапоги, тапочки. И за все казенные вещи, украденные у меня, я был в ответе. Командир батальона, командир роты, сержант - все дергали меня за исчезнувшую вещь. Сержант требовал, чтобы я "делал" или, еще слово, "рожал" украденную у меня вещь. Как говорят в армии, на гражданке рожают женщины, а в армии рожают духи. Я, надеюсь, вы поняли, что от меня требовали. От меня требовали, чтобы я тоже своровал, как своровали у меня. То есть меня намеренно толкали на то, чтобы я стал вором. Причем требовали не только сержанты и старослужащие, но и офицеры. Правда, офицеры не прямо требовали и приказывали, но довольно ясно намекали, что было бы лучше для меня, если бы я украл. Я возмущался, взывал к их разуму, напоминал им, что воровать плохо. Некоторые офицеры соглашались со мной, но никто из сержантов и старослужащих не хотел меня слушать. Я почти выстоял. Почти ни разу я не украл у товарищей ни простыни, ни наволочки, ни полотенца, ни мыла, ни зубной щетки, ни ремня, однажды исчезнувшего у меня в самый неподходящий момент перед общебатальонным осмотром внешнего вида солдат. Вы спросите, что я делал, если отказывался воровать? Да, выкручивался, как мог. Пропавшие "мыльно-рыльные" принадлежности, простыни, полотенца привозил из увольнения из дома. Просил родителей, чтобы они привезли мне пропавшую вещь. В крайнем случае, выпрашивал на время у друзей. Пропавший тогда ремень перед самым осмотром собрал из всякого старья, потом же выменял нормальный ремень у сослуживца. Но не всегда все получалось так гладко и часто мне сильно попадало, особенно от сержанта, который просто бесился, когда у меня что-то пропадало, и я не крал у других. Лишь однажды в бане я украл портянки у соседа, обнаружив, что мои портянки украли. После этого случая я долго мучился и ругал себя, но расскажи я о своих переживаниях товарищам, меня бы просто подняли на смех. Потому что все уже так привыкли воровать друг у друга, что я со своими переживаниями в их глазах выглядел просто идиотом.
Как морально армия калечит людей! Ведь не все до армии воровали, но, попав сюда, многие не смогли противостоять обстоятельствам и не воровать. Что будет с ними после армии, ведь воровать для них стало привычным делом? Постоянно слышишь, как кто-то из солдат хвалится украденной из расположения соседней роты или батальона вещью. Часто я спрашивал, не стыдно ли тебе, что ты украл и в ответ слышал одни и те же фразы, типа, надо было прятать, надо было смотреть, нечего "тормозить" и так далее. Бойтесь люди! Бойтесь солдат! Не оставляйте без присмотра ценные вещи и деньги, когда рядом солдаты, иначе горько об этом пожалеете.
Отслужив год-полтора, у солдат появляется некоторая свобода действий. Им доверяют командиры, вследствие чего особо уже не контролируют на работах, да и сами бойцы находят время и место, чтобы расслабиться или прокрутить какие-то свои делишки.
Как-то раз мой сослуживец Маркидяев завел со мной разговор о том, что наш бокс НЗ (неприкосновенный запас), в котором стоят рядами КАМАЗы, УРАЛы и КРАЗы, как нечего делать, можно обокрасть. Я не придал значения этому разговору, но Маркидяев все чаще и чаще возвращался к этой теме в разговорах со мной, благо нас как водителей часто ставили вместе работать с машинами.
Однажды, когда у меня было плохое настроение и мне хотелось есть, а денег в карманах не было ни копейки, что в армии, в общем-то, обычное дело, Маркидяев стал вслух обдумывать возможности обогащения в армии. Рядом с нами в парке никого не было, и я тоже включился в размышления приятеля. Я старался придумать какой-нибудь честный путь к деньгам, но Маркидяев только и твердил, что в армии можно лишь украсть. И тут же сходу он выложил мне неплохой план по добыче и продаже бензина с закрепленного за нашей ротой бокса НЗ. Маркидяев уже пробил, что бензобаки некоторых машин заправлены топливом и остается только взять канистры, и, незаметно проникнув в склад, слить это топливо. Потом канистры нужно было спрятать и продать при удобном случае бензин через дежурного тягачиста нашего знакомого Гляделкина. План был неплох, без особого риска и напряжения его можно было осуществить в два счета. И я согласился помочь Маркидяеву. Вечное безденежье и нехватка еды доконали меня. Как в армии хочется сладкого! На гражданке почему-то так сладкого не хочется. Или, может, просто не замечаешь на гражданке, как часто ешь сладкое, но в армии, где сладкого в столовой не подают, за сникерс, кажется, готов и родину продать. Я продумал план Маркидяева до мелочей, чтобы не попасться, но в последний момент спохватился. Что я делаю? Зачем мне это надо? И я решился бросить эту затею. Маркидяеву я ничего не сказал, но дело незаметно для приятеля застопорил.
В другой раз, когда мы с утра пришли работать в бокс к своим машинам, Маркидяев с таинственным видом выложил мне, что его друг-земляк с другого батальона нашел покупателя на ТНВД (топливный насос высокого давления). Нам этот приятель предлагает 500 тысяч рублей за то, чтобы мы сняли ТНВД с какой-нибудь машины из бокса НЗ. На этих машинах все равно непонятно когда будут ездить, так что пропажу не сразу и заметят. Пятьсот тысяч рублей!!! И это в то время, когда нам в армии платили в месяц по 12-14 тысяч рублей, а сникерс стоил где-то 4-5 тысяч. В армии в кармане у меня самое большее было 40 тысяч рублей, а тут - 500 тысяч рублей! Тогда мне эти деньги показались фантастической суммой. Это постоянно питаясь марсами и сникерсами из армейского магазина, мы могли бы не нуждаться в сладком до самого дембеля, до которого оставалось полгода. А украсть ТНВД из бокса НЗ было вполне реально и, в общем-то, без особого риска. Этот бокс с вышки ближайшего поста не просматривался, а одних нас офицеры оставляли довольно часто. Согласившись помочь Маркидяеву, я стал продумывать вместе с ним детали. Украсть почему-то надо было сегодня же, поэтому мы почти сразу же и приступили, благо в боксе были одни. Я встал смотреть за паливом, то есть по-старомодному за шухером, а Маркидяев попытался пролезть под закрытыми на замок воротами бокса НЗ. Пока я наблюдал за обстановкой, я одумался...
Сначала я решил отказаться от денег, а потом решил и вовсе пресечь воровство. Маркидяев с первого раза не пролез под воротами и поэтому переоделся в другую одежду менее объемную. Со второй попытки он опять не попал в бокс, выбрав не самое удачное место под воротами. Я заметил, где Маркидяев мог бы просочиться под воротами, но промолчал, надеясь на то, что у приятеля ничего не получится. И у него действительно ничего не вышло. Третью попытку Маркидяеву я не дал, обманув его, сказав, что к нам вроде кто-то идет, а потом обстоятельства сами помогли мне и попытка воровства захлебнулась. Этот второй случай, когда я почти согласился на воровство, чуть было не сделал из меня вора и это хорошо, что не сделал. Но ведь будет и третий, и четвертый раз. Выдержу ли я? А вдруг искушение будет настолько сильным, что я не смогу ему противостоять?
Когда моя служба подошла к концу, от нашего командира роты я узнал, что возбудили уголовное дело против солдата моего призыва из нашей роты рядового Швеца. Он что-то украл из бокса НЗ, и теперь им занималась военная прокуратура. Вскрылись все обстоятельства его воровства, и наказания ему было не избежать. Как хорошо, что я все же выстоял и не украл, а то бы для меня армейский ужас так и не закончился с уходом на дембель.