После завтрака еще до утреннего развода наша рота ушла в свой учебный класс на урок по мерам безопасности. Меры безопасности, которые нам следует соблюдать при работах, сегодня до нас доводил командир роты старший лейтенант Коротаев. Мы сели за парты и ротный, встав перед нами как школьный учитель, довел до нас обычные приевшиеся фразы об осторожности и аккуратности. После чего Коротаев принялся обсуждать насущные дела нашей роты. До меня, в частности, старший лейтенант довел, что я назначен инструктором по вождению молодому солдату рядовому Качетко. Вследствие чего мне нужно подготовить для начала один из КРАЗов, которые прикреплены к нашей роте, к тому, чтобы на нем можно было ездить. Так как вся наша техника старая, да еще и стоит все время на открытой стоянке, ее нужно было сначала подремонтировать, перед тем как использовать. Ремонтировать машину сейчас - зимой пренеприятная история. Целый день возиться с машиной на морозе мне что-то не очень-то хотелось. Но служба есть служба, от нее никуда не денешься - не спрячешься под одеяло, не уйдешь, обидевшись, домой, потому что обязательно вернут и накажут. И вообще за неподчинение приказу могут посадить и посадят - другим в назидание.
Однако не все так плохо, поразмыслив, решил я. Меня снимут с наряда в караул, который зимой превращается для солдат, несущих там службу, в настоящую пытку. А как еще назвать стояние на вышке в тридцатиградусный мороз? И вот мне дают возможность передохнуть, так что надо радоваться. И я возрадовался. Еще больше подняла мне настроение мысль, что меня пока вообще не будут ставить в наряды, ведь приказ подготовить молодых водителей изначально исходил от командира части. Так что я практически в шоколаде. Я повеселел.
После завтрака мы пошли в парк готовить машину. В помощь мне дали Маркидяева, Качетко и двух тувинцев - Ламну и Самбына. На счет тувинцев я не обрадовался, потому что из них помощники никудышние. Это еще те водители-вредители, но так как они числились у нас в роте шоферами, то нужно было делиться опытом и с ними. Обрадовался я тому, что мне дали в помощь Маркидяева. Мы с ним уже много раз чинили наши КРАЗы, так что понимали друг друга с полуслова. Долго не раскачиваясь, мы приступили к ремонту машины. Старались подготовить машину добросовестно при этом объясняли молодым, что делаем. За работой незаметно пролетел целый день.
На следующий день Маркидяев добился от ротного, чтобы нас отпустили в парк сразу же после завтрака. У Маркидяева пошли напряги в роте с сослуживцами нашего призыва, и он в последнее время чурался солдатского коллектива нашей роты. Я был не против сразу же после завтрака пойти в парк, потому что так мы могли не присутствовать на утреннем разводе бригады. Во время этого развода приходится стоять на плацу минут сорок в ожидании, когда командир бригады наговорится с офицерами. В тридцатиградусный мороз стоять неподвижно на плацу занятие не из приятных.
Сразу после завтрака я, Маркидяев и Качетко надели на себя ватные штаны, валенки, бушлаты и меховые варежки. Таким образом, основательно утеплившись, мы отправились в парк к машине, которую нам нужно было подготовить к вождению.
В парке, чтобы греться, мы сразу же набрали ведро солярки, бросили туда ненужную тряпку и подожгли ее. Получился костер, возле которого мы периодически грелись. Рядовому Качетко сегодня что-то неинтересно было возиться с машиной, и он расположился рядом с импровизированным костром. Мне Качетко почти что не был нужен, так как в ремонте машины он вообще ничего не понимал. Качетко сел на пустую канистру прямо перед ведром с горящей солярой, да так, что дым от костра летел ему прямо в лицо. Протянув к ведру замерзшие руки, Качетко не отрывая глаз, уставился на огонь. Дым, летящий в лицо, не смущал солдата, и он жадно грелся, отрываясь от тепла лишь для того, чтобы выполнить то или иное наше поручение. Качетко был среднего роста и худощавого телосложения. Он утверждал, что на гражданке занимался боксом и как-то я даже попытался с ним спарринговать. В боксе он был явно слаб и умел лишь стоять в стойке и немного двигаться. Я быстро потерял к нему интерес как к боксеру, потому что он не был боксером. Качетко был родом из небольшого поселка городского типа и умственное развитие у него было, как у деревенского. Не смотря на это, мне он немного нравился своей душевной простотой. Он был хорошим товарищем солдатам его духовского призыва, но я чувствовал, что, когда начнется борьба за власть среди солдат нашей роты его призыва, Качетко не поздоровится, и вряд ли кто-нибудь придет ему на помощь.
Я примостился в кабине КРАЗа и щелкал тумблерами котла-подогревателя, который чинил Маркидяев. Котел никак не хотел работать, что бы Маркидяев с ним не делал. Замерзнув, я вылез из кабины, и пошел погреться к костру. Подойдя поближе к ведру с огнем, я взглянул на Качетко. Не сдержавшись я захохотал. Копоть от сгоревшей солярки покрыла всего Качетко с ног до головы. Его лицо стало черным, как у шахтера или кочегара. Несбритые волосики на лице покрылись мелкими-мелкими частичками гари и стали черными. Все лицо солдата было в копоти, особенно подбородок и открытая шея, куда забивался дым. Белели лишь зубы и белки глаз. Шапка, бушлат, ватные штаны - все почернело. И, смешно так получилось - спереди, куда попадал дым, все было черным, а сзади все осталось чистым. Качетко стал как клоун или даже шут с двумя образами - грязным и чистым. Смотришь на него сзади, вроде приличный солдат, а стоит ему повернуться к тебе передом и перед тобой уже грязнуля-бомж, только что вылезший из колодца теплотрассы, где он грелся возле костра.
Да уж, ну и работника мне дали, сквозь смех подумал я. Считай, ничего еще не делал, а уже вымазался как последний бомж. Итак, у водителей нашей роты дурная слава грязнуль, так теперь еще и Качетко добавит дегтя в нашу бочку. Немного успокоившись от смеха, я опять взглянул на грязного солдата и снова не сдержавшись, расхохотался, схватившись за живот и согнувшись пополам. Качетко стыдливо отвел глаза в сторону, не понимая, почему я так развеселился, но догадываясь, что из-за него. Своего поста перед ведром с соляркой он покидать не собирался и продолжал греться, вытянув руки к костру. Опять немного успокоившись, я подошел максимально близко, чтобы еще лучше разглядеть неряшливого бойца. Чтобы не показаться нескромным, я стал расспрашивать Качетко о его гражданской жизни, о его личной жизни, а сам еле сдерживался, чтобы опять не расхохотаться и не сложиться пополам. Так весело в армии мне не было уже давно.
Маркидяев выглянул из под ремонтируемой машины, и поинтересовался, что это я там так заливаюсь. Я показал ему на Качетко.
- Ах, это, - не засмеялся Маркидяев, видимо, заметив еще раньше меня, во что превратился Качетко.
- Сергей, а у меня лицо чистое? - спросил Маркидяев и принялся вытирать свое лицо, которое было абсолютно чистым.
- У тебя чистое лицо, - успокоил я приятеля. - Не три.
- Точно чистое, - не поверил Маркидяев и продолжил тереть свое лицо.
- Да точно чистое, - уверил его я.
Но Маркидяев продолжил тереть свое лицо, боясь, хоть каплю, быть похожим на Качетко. А Качетко по прежнему грелся возле ведра и казалось, что ему все по барабану. Я с Маркидяевым стал обсуждать поломку в котле-подогревателе машины. Мы немного зашли в тупик, но еще оставались варианты, почему котел мог не работать. Тема нашего разговора незаметно перешла к Качетко. Я заметил Маркидяеву, что этот грязнуля здорово позабавит всю казарму, если его привести туда таким грязным. Смеху, конечно, будет выше крыши, но и пятно может лечь на нашу роту. Потом я шутливо предположил, что Качетко самостоятельно, наверное, ничего предпринимать и не будет. Вполне возможно, что он зайдет в казарму и расположение нашей роты таким грязным и будет вести себя, как ни в чем не бывало. Чтобы проверить мое предположение, я предложил Маркидяеву ничего не предпринимать в связи с грязью Качетко.
В обед мы пошли в казарму. Качетко видел, что его солдатская одежда стала черной спереди, мы сказали ему, что у него и лицо черное, но он ничего предпринимать не стал. Мало того, что солдат нашел грязь там, где ее нет, так он еще и грязным как чушка пошел к своим сослуживцам, товарищам.
В казарме с Качетко все смеялись и ухахатывались. В его сторону тыкали пальцем и, видя его, солдаты хватались за животы от смеха. Наконец-то Качетко проняло. Он спрятался от всех и поспешил переодеться в чистую одежду. Затем он ушел мыться в умывальник. Я тоже пошел помыться после парка. В умывальнике я наблюдаю такой диалог.
- Качетко, ты же грязный! - Заявляет солдат одного с Качетко призыва. - Вымойся!
- Да я уже вымылся, - отвечает Качетко.
- Но ты все равно грязный!
- Да что мне теперь целый день мыться?! - И оставаясь грязным, Качетко клянчит у кого-то сигаретку, идет к окну и начинает делать жадные затяжки. Похоже, больше он отмываться не будет. Наверное, думает, что и так сойдет, все равно после обеда снова идти в парк к ведру с соляркой. Этому солдату невдомек, что однажды прослыв чушкой, потом ввек не отмоешься от этого позорного звания...