Моление, рассмотренное само в себе, есть собеседование с Богом, и, в то же время, некоторое внутреннее постижение, которому соответствует подобное же наитие во внутреннейшую перцепцию, или же разумение ума человеческого, и, таким образом, происходит определённое открытие внутренних (начал) у человека к Богу, но это происходит не всегда одинаково, и зависит от состояния ума человеческого, соответственно сути самого предмета моления. Если человек молится из любви и веры, и предмет его молитвы - исключительно понятия небесные и духовные, то моление исполняемо бывает тогда определённым непосредственным откровением, проявляющим себя затем неким внутренним побуждением в уме молящегося, относящимся у того к надежде, утешению, или же ко внутреннему услаждению ума его.

Всякий раз, когда молился я Молитвою Господней, я совершенно ясно ощущал возвышение собственное к Господу, которое чувствовалось тогда как некое притяжение внутренних моих начал к Нему, и, в то же самое время, идеи ума моего открываемы бывали, чем совершаемо было сообщение их с определёнными сообществами в небе; и я отмечал, между тем, что тогда присутствовало непосредственное наитие Господне в каждую наималейшую частность молитвы моей, и, таким образом, во всякую идею ума моего, порождаемую там предметами мышления, к молитве этой относящимися. Наитие это осуществляем было с невыразимым разнообразием, из чего следует, что оно всякий раз отличалось от бывавшего ранее, из чего с очевидностью заключить можно, насколько бесконечно разнообразие предметов, в молитве этой заключённое, а также и то, что Господь присущ во всякой, даже наималейшей частности разнообразия этого. (Э. Сведенборг "Тайны небесные" н. 2535, 6476)

Текст статьи:

И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим. (Матф. 6; 12)

Всякий раз, когда уста наши произносят слова эти, принадлежащие, в Слове Нового Завета, Молитве Господней, или же той молитве, возносить которую заповедано было нам Самим Господом, в бытность Его во плоти на земле нашей, и о которой, в Небесном Учении Веры сказано, что: Когда произносима бывает Молитва Господня, обнимающая собою совершенно всё, относящееся к духовным и небесным (началам), то и в наималейшую частность молитвы этой впечатлено может быть такое множество понятий, которое и небеса, даже все вместе взятые, вместить были бы не в состоянии, (Э. Сведенборг "Духовный Дневник" н. 1790), так вот, всякий раз, произнося эти слова Молитвы Господней, мы думаем, прежде всего, о прегрешениях жизни нашей, о том зле, о тех грехах, о тех преступлениях, которые совершили и совершаем мы в жизни своей против заповедей Господнего Слова.

При этом, редко кто бывает настолько просветлён в своём понимании истинного значения слов "прегрешение против Господа", дабы ужасаться не за своё личное благополучие, вечное или земное, которое он ставит, конечно, под удар совершая зло и нарушая заповеди Слова, а думать, прежде всего, о вреде благополучию ближнего своего, которое он, вольно или невольно, нанёс тому своими поступками, или, тем более, о том ущербе, который он причинил своим непослушанием заповедям Святому Господнему Порядку и Его Царствию, то есть, говоря по большому счёту, Самому Господу. Человек, по самой сути бытия своего, по самому качеству господствующей любви своей, и определяющего побуждения сознания своего склонен, прежде всего, думать о себе самом, и лишь тогда, когда дух его возрождаем и восстанавливаем Господом, начинает он постепенно выходить из такого врождённого состояния жизни своей, и начинает думать более о принадлежащем Господу и ближнему, нежели чем об относящемся к его личному благополучию.

Как бы то ни было, но Господь, по милосердию Своему, не отказывает в Своей благодати, и не оставляет помощью Своей ни единому человеку, если только тот склонен обращаться к Нему за помощью этой. Поэтому-то и Господня молитва, которая, в полноте и силе высшего своего восприятия, превосходит по глубине истин туда впечатлённых даже все небеса Господни, она, молитва эта, по милосердию Господнему заключена была, в понятиях своих материальных и буквальных, в такие обороты учения, которые могут быть доступны пониманию, и послужить с пользой к наставлению даже человеку едва только вступившему ещё в самый внешний круг Церкви Господней. Первый смысл учения, заключённый в словах этих, помогает обрести благодать Господнего Всепрощения даже и тому, чьи идеи веры не подымаются выше самого примитивного страха Божьего и почти животной боязни исключительно за своё личное благополучие.

В первом своём, или же самом буквальном значении, эти слова Господней Молитвы заключают самую высшую суть учения о прощении грехов, принадлежавшей первой, или же примитивной Господней церкви на земле нашей. И суть учения этого заключалась, прежде всего, в том что дабы получить помощь Господню в избавлении от возмездия за свои собственные прегрешения против ближнего, и, тем более, против заповедей Господнего Слова, человек должен был очистить свой собственный ум от желания требовать возмездия другим, тем более возмездия за зло, причинённое его собственной природной жизни.

Слово Нового Завета буквально переполнено подобными местами:

Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших. (Мф. 6; 14-15)

И когда стоите на молитве, прощайте, если что имеете на кого, дабы и Отец ваш Небесный простил вам согрешения ваши. Если же не прощаете, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших. (Мк. 11; 25-26)

Для более подробного разъяснения вопроса там же был представлен и ряд притч, где, под образами различных должников и заимодавцев, растолковывается, так сказать, на пальцах, та идея, что человек, который не щадит и не прощает, не должен и сам ожидать милости или пощады.

Слово Господне, ориентируясь здесь прежде всего на сознание человека почти природного, и вводя его в духовные действия, впечатляемые в его внешнюю жизнь посредством его отнюдь не духовных к этому побуждений, делает это с определённым дальним прицелом, а именно с намерением отучить его сначала от действий, а потом и от намерений, присущих в нём дьявольским чувствам ненависти, мстительности и жестокости, которых он сам в себе пока ещё не замечает, а если и замечает, то отнюдь их не стремится в себе искоренять. Не то чтобы само внешнее воздержание от подобных действий гарантировало бы с определённостью искоренение в нём всех этих дьявольских зол в будущем, но без такого воздержания, пусть и совершаемого изначально по совершенно мирским мотивам, это искоренение для него было бы совершенно исключено в любом случае.

В том же самом Слове Нового Завета, однако же, уже даны были Господом, даже в его буквальном смысле, и более духовные истины, откуда, по некотором размышлении, и при наличии, разумеется просветления Господнего, можно было вывести и гораздо более внутреннюю идею о сути Господнего Всепрощения. Уже там было сказано, что ни Господь никого не судит, ни даже Отец а что суд и осуждение совершаемы Словом Господним, то есть Божественной Истиной (Иоан. 5; 22. 12; 47, 48). Но так как Господь и есть это самое Слово, то отсюда очевидно, что и не Слово само судит, а суд совершаем ЧЕРЕЗ Слово. Это ЧЕРЕЗ - весьма и весьма существенная тонкость, суть которой, кстати, в Новом Завете так и не была раскрыта, ибо для того, чтобы изъяснить её, Господу пришлось бы уже говорить не только о мiрском, но уже и о небесном, а именно - о своём царствии в мiре духовном, чего Он, по причине неспособности вместить истины подобные людьми первой христианской церкви, предпочитал тогда не делать.

Когда в Слове Нового Завета говорится: Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить (Мф. 7; 1,2), то там отнюдь не разъясняется, однако же, а кто именно будет мерить. Учитывая вышесказанное можно понять, разумеется, что если не Сам Господь Бог, то кто-либо другой, и, скорее всего, разумеется не Его ангелы. Методом исключения место остаётся вакантным лишь для дьяволов и демонов, которые, однако же, как также следует из вышесказанного, будут судить отнюдь не по собственному произволу, а по суду, отмеряемому Словом, или же Святыми Законами Божественной Истины. Такая цепь умозаключений и привела, кстати к общераспространенной схеме преисподней, где дьяволы карают грешников, и карают, при этом, не как попало, но строго согласно табели о прегрешениях последних, и в согласии с тяжестью прегрешений этих.

Отсюда уже недалеко до вывода, что наказанию за грехи подвергаются те, от кого Господь отступил своей защитой и покровительством, до тех же, кого Господь защищает, демоны просто не могут добраться, и оставляют их в покое.

В принципе, при здравом походе, и наличии Господнего просветления, из Слова Нового Завета совершенно очевидно и то, что прощение грехов и их забвение Господом наступает тогда лишь, когда человек от них сам отворачивается, и перестаёт их не только творить, но и желать. Из чего неизбежен тот вывод, что Господь вообще не помнит человеку никаких грехов (и уж, тем более, не мстит ему за них), но освобождает его от последствий возмездия, несомого ему демонами ада, лишь за те его грехи от которых человек отрёкся, и которых он уже совершать более не желает.

Вышеприведенный вывод заключает в себе учение, относительно прощения грехов, которое принадлежало Слову Господнего Нового Завета, и созданной вокруг этого завета Господом Своей первой, или же Примитивной Христианской Церкви. Если бы церковь эта смогла устоять в этом учении, то вопрос спасения душ в ней не стоял бы в её последние времена так остро, и не возникла бы никогда такая ситуация в Господней Церкви, когда нечестия и мерзости её членов превзошли нечестия и мерзости даже народов диких и языческих.

Как бы там ни было, но после Нового Пришествия Господа, совершённого им в Слове Своего Небесного Учения, нам открыта была, Словом этим, возможность гораздо более глубокого, внутреннего и духовного понимания учения о прощении Господом грехов человеческих, чем это доступно было людям до Второго Господнего Пришествия. Слово Третьего Господнего Завета прежде всего меняет саму концепцию моления об отпущении грехов, не отменяя, при этом, собственно самого моления.

О бессмысленности человеческого моления об отпущении грехов Небесное Учение говорит следующее:

Есть две причины тому, что не нужно молиться об отпущении грехов. Первая состоит в том, что грехи не отменяются, а изгоняются; и это происходит тогда, когда человек постоянно воздерживается от них и вступает в новую жизнь. Ибо вокруг каждого зла клубком обвиваются бесчисленные вожделения, которые удаляются не разом, а одно за другим, по мере того, как человек даёт себя преобразовывать и возрождать. Вторая причина состоит в том, что Господь, сама милость, прощает всякому его грехи, и ни одного из них не вменяет человеку. Ведь Господь говорит: "Они не знают, что делают". Но это не означает, что грехи упразднены; ибо, когда Пётр спросил, сколько раз ему прощать прегрешения брату своему, неужели до семи раз, Господь ответил: "Говорю тебе, не до семи раз, а до семидесяти раз по семь. (Матф. 18; 21, 22)." Чего же тогда не сделает Сам Господь? (Э. Сведенборг "Истанная Христианская Религия" н. 539)

Здесь, в этом Слове, вышеупомянутое учение старой церкви получает совершенно новое развитие, и концепция, заключённая даже в смысле буквальном Третьего Завета, уже радикальнейшим образом отличается от той, которая была дана человечеству в смысле буквы Господней Молитвы Нового Завета. Обращение тут уже идёт исключительно к рациональной части природного сознания человеческого, и понятие "грех" переводится из разряда атрибута вины (и связанного с этим атрибутом понятия возмездия) в атрибут, обозначающий скорее род некоей смертельной духовной болезни, где "вина" лежит скорее в нежелании от неё лечиться, пока есть такая возможность, чем в собственно преступном намерении (которое также превращается лишь в фазу, или же неотъемлемый этап этой духовной болезни).

Поэтому и в отношении моления Небесное учение веры говорит, что:

Молиться нужно о том, чтобы Господь был милостив и даровал силы сопротивляться злу, в котором ты раскаялся, и наделил влечением и склонностью делать добро, поскольку человек без Него не может делать ничего. (Э. Сведенборг "Истанная Христианская Религия" н. 539)

Как видим, здесь акцент сделан не на моление об отпущении, но на собственно исповедь, которая, при этом, также понимается тут скорее как некое самоисследование, с целью определения точного медицинского диагноза и назначения соответствующего лечения, чем старохристианское повинное биение себя в грудь. Ибо:

Исповедаться нужно в том, что видишь, осознаёшь и признаёшь своё зло, и находишь себя жалким грешником. Нет необходимости перечислять свои грехи перед Господом и молить о прощении их. Не нужно же перечислять свои грехи, потому, что уже исследовал их и видел их в себе; следовательно, они уже показаны Господу, раз показаны самому себе. Кроме того, Господь ведёт человека в его исследовании себя, открывает ему его грехи и вызывает в нём сожаление о них наряду с усилиями воздержаться от них и начать новую жизнь. (Э. Сведенборг "Истанная Христианская Религия" н. 539)

В свете истин о духовном порядке вселенной, которые даны нам Господом в Его Новом Откровении, вышеизложенная концепция веры старой христианской церкви не только подтверждаема и существенно дополняема. Она, в свете этих истин, приобретает совершенно новое, неожиданное звучание, и, прежде всего, находит для себя однозначное и совершенно строгое логическое обоснование. Мы видим, через призму этого нового Откровения Господнего, не только то, что такое учение есть единственно возможным истолкованием подлинного порядка вещей касательно прощения грехов человеческих, но мы получаем также возможность понять и ПОЧЕМУ учение это есть единственно возможным описанием такого порядка вещей.

Само наличие наказания как такового в новом Учении Веры сразу же переводится из категории пусть и мучительного, но справедливого Господнего воздаяния грешникам, в категорию неизбежного медицинского средства, которым Господь грешников этих лечит от их греховных вожделений. Лечит же Он их от вожделений этих потому лишь, что опять же, по милосердию Своему, печётся об их же духовном благополучии.

Ибо грешники тоже создания Божьи (в той их части, которая не относится собственно к греху), и созданы они, понятно, поэтому строго в соответствии с Божественным Порядком. Та же их часть, которая из порядка этого вышла, и которая и называется в них грехом, покушается, прежде всего, разрушить именно ту их часть, которая из порядка ещё не вышла, и если ей это удастся, то грешник тогда погибнет целиком и полностью. Так вот, дабы предотвратить эту его полную гибель Господь и попускает ему наказание всякий раз, когда в нём просыпается желание впасть в грех, или же раковая опухоль хаоса и беспорядка начинает переполнять и поедать его сознание.

Из чего следует, что Господь, попущением наказания грешнику (или же, если хотите, незабвением ему его прегрешений) как раз его от прегрешений этих и лечит, единственно доступным для такого лечения образом, ибо человек ЛЮБЯЩИЙ грех весьма напоминает собой мазохиста, который получает наслаждение разрушая, калеча и убивая себя самого. И как невозможно отучить природного мазохиста от его болезненных удовольствий естественным путём, а можно лишь спасти его путём лишения всякой свободы телодвижений (скажем - связав его), так и духовных мазохистов, которых не удалось избавить от их болезненной привязанности в мiре (где это только и возможно было), приходиться Господу "связывать" целую вечность тем единственным вервием, которое в мiре духовным для этой цели применено быть может - а именно страхом внешних наказаний.

Приблизительно на таком же принципе, кстати, построена и мiрская уголовно-процессуальная система, только здесь она спасает от грешников не божественный порядок внутри их самих, а внешний божественный порядок мiра, крайней степенью которого является общественное и моральное законодательства. Причём, как мы видим, здесь внутренняя и внешняя части этой системы составляют, через соответствия, некое единое целое, или же являются двумя составляющими - природной и духовной, единого Божественного инструмента, которым Господь поддерживает и утверждает свой Божественный Порядок как на земле, так и на небе.

Исходя из этого и смысл увязки прощения прегрешений человеку Господом с его собственным прощением прегрешений против него лично другими, в свете нового Господнего Откровения предстаёт в совершенно ином свете.

В первом, или же буквальном своём смысле, нам указуется Господом, что всякое злопамятство есть величайший грех, таящий в себе самые всевозможные роды мстительности, ненависти и жестокости по отношению к ближнему, которые, даже если они и не проявляются для нас в мiре, могут вспыхнуть безумием в духе нашем в другой жизни, и, тем самым, подвергнуть духовное благополучие наше смертельной опасности вечной погибели. В смысле же более внутреннем, слова эти говорят нам о том, что мы не должны надеваться своими познаниями истин духовных, почёрпнутных нами из Слова, но относить всё исключительно на счёт Премудрости Господней в нас, и уничижать себя, и своё понимание истин этих перед необъятностью Божественной Премудрости, заключённой в них. В смысле же ещё более высоком, слова эти учат нас возвышать понимание своё над видимостями, присущими понятию личности, и взирать на любые проявления многообразия личностей в мiре как лишь на проявления многообразия служений Господних, который Единый есть Личность и жизнь всякого Своего служения, проявляющегося, в многообразии других Его служений, видимостью сотворённой личности, или же видимостью обитателя Творения Его.

Исходя из вышесказанного показаться может, что, в свете этого нового Небесного Учения Веры, слова из Господней Молитвы "и прости нам долги наши", совершенно утратили всякое своё значение, и могут быть абсолютно безболезненно вычеркнуты из молитвенной практики Новой Господней Церкви. Но подобная точка зрения была бы, однако же, очень большим заблуждением, ибо новое Откровение Господне изменило лишь наше понимание этой фразы из Святого Писания, но не только не отменило сам сосуд этот, в котором прежнее, ныне уже отвергнутое понимание заключалось, а наоборот, исполнило его гораздо более святым и небесным пониманием, отчего он, сосуд этот, воссиял светом гораздо большим и куда как более духовным, по сравнению с прежним его в Церкви Господней сиянием. Ибо, как сказано было в начале этой проповеди, в каждую наималейшую частность молитвы этой впечатлено может быть такое множество понятий, которое и небеса, даже все вместе взятые, вместить были бы не в состоянии.

Васильев А.В.