Неровные всполохи освещали широкий тронный зал королевского дворца Латтрана. В центре, вдоль двух рядов деревянных колонн, соединенных арками, и поддерживающих верхние галереи и перекрытия свода, протянулись длинные массивные столы, деревянный пол под которыми устлан коврами. Основной свет давал выложенный из камня длинный очаг. Воздух над огнем подергивался маревом, уплывал под потолок и растворялся в прохладном сумраке.
Языки пламени плясали на поленьях, играя причудливыми узорами там, куда не могли дотянуться. Беспорядочное движение заставляло гербовые знамена, закрепленные у капителей, слегка колыхаться, от чего кони, изображенные на них, словно оживали: мчались куда-то по травяному зеленому морю, перебирая ногами, с развевающейся по ветру золотой гривой.
По залу разливался аромат запеченного на углях мяса и светлого эля - для более крепких напитков время было не подходящим. Слуги сновали из зала на кухню, куда спускалась лестница, что виднелась в левом углу, и спешно возвращались обратно. Каждый занимался своим делом: одни убирали опустевшие блюда и приносили новые, другие следили за кубками гостей, подливая эль, когда кубки начинали пустеть.
Мужчины за столами неторопливо ели и потягивали эль, вполголоса переговариваясь между собой. И, казалось, совершенно увлечены этим занятием - именно так подумал бы любой несведущий. Вот только, отороченные мехами кожаные жилеты выдавали умелых воинов. На жестко выделанной коже поблескивали стальные пластины, а запястья покрывали боевые наручи. И мечи удобно расположились на поясах.
Взгляды настороженно косились то в глубину зала, где у каменной стены на возвышении находился резной трон, то в сторону выхода, где у ступеней возвышались четыре воина в черных доспехах и таких же черных плащах, с изображением воющего на серебристую луну черного волка. Все сидящие за столами готовы были вскочить со своих мест в любой момент. И в любой момент на помощь пришли бы еще два десятка стражников облаченных в кольчуги и зеленые туники, что замерли в тени за колоннами, по обе стены тронного зала.
- Эта война длится уже не одно десятилетие. Она истощает наш мир, наши народы. В ней не будет ни победителей, ни проигравших.
Наследник Инген Летар стоял перед ступенями, ведущими к трону. Стоял гордо, не гнул спину, выпрямившись во всю высоту своего исполинского роста. Даже одежды не могли скрыть могучего телосложения. Пластины широкой груди равномерно вздымались, натягивая шнуровку жилета на боках так, что, казалось, вдохни он поглубже, и с треском лопнут. Черная шерстяная рубаха бугрилась скрытыми под ней мышцами, что оплетали предплечья и тянулись к запястьям, которые, в свою очередь, оканчивались широкими ладонями - такую сожми в кулак и можно коней подковывать.
Приятное моложавое лицо без единого шрама вполне могло принадлежать мужчине, не так давно пересекшему грань юности и не успевшему поучаствовать ни в одном сражении. Полные, четко очерченные, плотно сжатые губы, словно кровь на снегу, выделялись на светлой коже. От крыльев прямого носа, вокруг рта расходились тонкие складки, очерчивая щеки и зарываясь в густой бороде, что обрамляла челюсть и на подбородке сплеталась в "косичку", перетянутую серебристой лентой. Хищный взгляд цвет глубоких вод цепко взирал из-под хмурых бровей, но паутинка мелких складок в уголках глаз, свидетельствовала, что наследнику не чужда улыбка.
Иссиня-черные волосы Ингена, собранные неизменной серебристой лентой в "хвост" на затылке, ниспадали на такой же непроницаемо-черный плащ, покрывающий плечи. Да и кожаный доспех его был под стать - словно сама Истинная Ночь не пожалела на него тьмы. И лишь на стали наплечников одиноко ютились языки пламени, резвящегося в двух, расположенных по бокам от трона, железных очагах. Да серебристо-черный мех снежной лисы, которым был оторочен воротник жилета, искрился от их огненного танца.
Сверкающий стальной шлем безмятежно покоился на сгибе левой руки.
- Эту войну начали не мы, - продолжал наследник. - Но мы хотим ее закончить.
Он обращался к восседающему на троне мужчине средних лет. Тот сидел, подавшись вперед и опершись правым локтем на подлокотник; кулак упирался в гладко выбритый подбородок, скрывая губы. Вязаная белая рубаха облепила руки, будто сплетенные из мощных корней тысячелетнего дуба, из которого вырезан трон, и плечи, широкие, словно просторы равнин, которыми правил. Темные волосы обрамляли овал лица, брови слегка сдвинулись к переносице, а льдистые печальные глаза выдавали присутствие "древней крови", текущей в жилах. Не по годам мудрый взгляд, не отрываясь наблюдал за наследником Летар, а на лице читалась задумчивая сосредоточенность.
Король Латтрана Эйнар Анвер не отводил глаз, слушая Ингена, но до сих пор не проронил ни звука.
Наследник Летар не прятал слов, его мягкий баритон разносился по всему залу: он прибыл говорить с королем, и говорил, как подобает мужчине.
- Мой король, мой отец, желает встретиться для заключения мира, - черная борода наследника двигалась в такт его словам. - Как бы мы не любили сражаться, и что бы ни было в прошлом, наши народы могут жить рядом. Эту войну пора прекратить.
В зале, за спиной наследника, раздались недовольные шепоты: воины за столами слышали каждое слово, и ни одно из них не пришлось им по вкусу.
Король молчал.
Наконец складки на его лбу несколько разгладились. Кулак оторвался от подбородка, соединился с ладонью левой руки, опертой на подлокотник трона, и губы шевельнулись.
- Почему волк? - тихо произнес он, вопросительно изогнув брови.
Вопрос несколько ошеломил Ингена. Он был готов ко многому: к отказу, даже к нападению...
- Я знаю, что символизирует волк, - добавил король, глазами улыбнувшись тому, что смог удивить собеседника. - Но что он значит для вас? - он указал правой ладонью на Ингена, а затем на его воинов, неподвижно замерших у входа.
- Волк - это защитник леса. Волк - это семья и преданность, забота о близких, - слегка прищурившись, ответил Инген. - А что для вас значат кони? - он кивком указал на золотисто-зеленые гербовые знамена Латтрана, висящие на стене, по обе стороны трона.
- Кони... - король глянул через плечо. - Кони - это наши равнины, - его лицо вновь повернулось к наследнику Летар. - Это свобода и независимость.
Глаза Ингена изучали короля. Тот чего-то ждал - тонкие губы сжаты, лицо совершенно спокойно и бесстрастно, и лишь брови все еще вопросительно приподняты. Сейчас слово явно было за наследником, и он начинал понимать, что за Слово это должно быть.
- Волки не охотятся на равнинах, - рассудительно произнес он, склонив голову на бок. - Без нужды.
Губы короля, растянулись в улыбке, обнажая ровные белые зубы, в уголках глаз образовались морщинки, брови выпрямились.
- А кони без нужды не ходят в лес, - он поднялся, протягивая Ингену руку. - Я встречусь с вашим отцом.
Ладонь наследника "замком" легла на запястье короля; недовольный ропот за столами перерос в возмущенный гул, раздались удары кубками по столам.
- Мой король! - один из воинов с шумом поднялся. - Вы серьезно обдумываете мир с Перворожденными?! Разве за это сражались и умирали наши отцы и братья?!
Послышались одобрительные возгласы, но тотчас умолкли, стоило королю обратить свой взор в их сторону.
- А разве для этого ты растишь своих детей, Орэм? - брови Эйнара гневно нахмурились. - Чтобы самому вручить их Богам?
Король спустился с возвышения и вышел вперед; ножны бряцнули по бедру. Могучая фигура возвышалась перед столами - Эйнар лишь чуть-чуть уступал Ингену в росте.
- А ты, Фрэйн? - он повернул голову к привставшему слева воину, который так и замер под его взглядом: полусогнутым, не успев распрямиться. - Разве такой судьбы для тебя желал твой отец?
Король, вскинув подбородок, поочередно обводил глазами каждого из собравшихся.
- Или может вы запамятовали, как погиб мой отец, ваш король? Или, как погиб мой брат? И откуда у меня это? - он ткнул пальцем в шрам на левой щеке, тянущийся от глаза до уголка губ, а голос возвысился и стал холодным, зазвенел, словно сталь на морозе. - Хоть кто-нибудь из вас помнит, за что мы сражаемся? - тишину в зале нарушало только потрескивание дерева в очагах. - А как началась война?
Голубой лед его глаз скользил с одного воина на другого, и каждый опускал или отворачивал голову, втягивая ее в плечи, не желая оказаться на острие этих двух, играющих искрами, льдин.
Фрэйн, с шумом выдохнув, так и не распрямившись, опустился на стул; ни единого слова не слетело с его губ, все они комом застыли в горле.
Орэм же стоял поникнув, и глядя в пустоту перед собой, мысли в его голове боролись одна с другой. Пожилой воин многих друзей потерял на этой войне, но никогда раньше не смотрел на нее под этим углом. На его лице отражалось противостояние, что развернулось сейчас у него внутри. Ему казалось, он предает их память, предает их самих.
- Что?! Никто?! - в возникшей тишине - даже слуги перестали сновать между столами - голос короля гремел, как гром, и эхом раскатывался под сводами зала. - А, может, вы усомнились в моей храбрости? Или в моем праве принимать подобные решения? - руки Эйнара, перекатываясь буграми, скрестились на груди. - В таком случае, каждый может оспорить это право. Я чту Старый Закон.
Краем глаза Инген заметил, как подобрались и насторожились стражи за колоннами, при последних словах короля. Еле слышно зашелестели кольчуги, мечи шаркнули по защитным кольцам ножен - звук был настолько тихим, что терялся среди постреливаний ярящегося в очагах пламени. Но Инген слышал его отчетливо.
- Я... не хочу... держать факел над телами своих детей, - покачав головой, растерянно вымолвил Орэм, медленно опускаясь на место.
И впервые, за все время, проведенное в тронном зале, наследник Летар не увидел на лицах собравшихся открытой вражды и неприязни. Сейчас каждый думал не о тех, кого потерял, а о тех, кого мог сохранить.
Король Эйнар удовлетворенно повернулся к Ингену.
- Я скорблю по вашему отцу и брату, - произнес наследник так, чтобы его слова не достигли чужих ушей.
- Не стоит, - покачал головой Эйнар. - Они храбро сражались за то, во что верили, и погибли, чтобы у нас было то, что мы имеем.
***
Массивные городские ворота захлопнулись за спинами наследника Летар и его воинов, раздался металлический скрежет опускаемых герс.
День уже близился к закату, когда они выехали за ворота Латтрана. Серый сумрачный свет уступал место всепоглощающей тьме. Дневные птицы и зверье затихали, передавая всю власть созданиям ночи. Пять вороных коней неспешно несли своих всадников по равнине Делрен на восток, к реке Хегур; копыта монотонно отстукивали по сухой земле.
Инген ехал первым. Следом, по двое, двигались: Детсем и Арнгур, Тобот и Ромар - воины Темной Стражи. Любой житель Ардегралетта прекрасно знал гербы с воющим на серебристую луну черным волком, украшающие плащи и попоны коней - гербы Королевского Дома Перворожденных. Кроме королевских особ, лишь воины Темной Стражи имели право носить их. И лишь безумный решился бы напасть на пятерых воинов в таких плащах, не имея хотя бы пятикратного превосходства. Темная Стража набиралась из выпускников Мор де Аесир - лучшей школы меча всего Серого Мира.
Но в этот поздний час, дорога была пуста.
С удалением от Латтрана, возделанные поля все реже мелькали по сторонам, уступая место зеленому покрывалу равнины. Все реже попадались хижины, и реже мелькали огоньки масляных ламп, зажженных над крыльцами. Каждый шаг приближал путников к реке, летний воздух наполнялся прохладой. Горячее дыхание вырывалось из груди и влагой оседало на бородах и меховых воротниках.
К перекрестку у Хегур всадники подъехали, когда свет уже окончательно померк. Черные жилеты и плащи цвета ночи полностью растворились в темноте - даже серебристая оторочка и сталь шлемов и наплечников терялись во мраке. Это был тот момент, когда Дневное Солнце уже скрылось за горизонтом, а Ночное еще не вступило в свои права. В этой кромешной тьме Истинной Ночи прекрасно виднелся восточный небосклон: костры двух армий, стоящих лагерем недалеко от гор Стенсваар, окрашивали его в багрово-алый цвет...
Еще несколько лет назад в Сером Мире не стихали битвы. Каждый день гибли и Смертные, и Перворожденные. Гибли десятками и сотнями. Инген и сам участвовал в тех битвах, на границе Латтрана и владений Дома Летар, недалеко от западного берега озера Ривален. Но после смерти короля Даргуна и его старшего сына Эфидара, все резко изменилось.
Долгая война еще не закончилась, и войска Смертных никуда не делись, но теперь они просто стояли у границ своих владений, не переходя их. Перворожденные же и до этого не предпринимали наступательных действий, лишь ревностно охраняя свои земли.
И вот - на всех рубежах наступило неожиданное затишье. Воинства стояли в трех тысячах шагов друг против друга, но ничего не происходило. Сталь не приветствовала восход своей звонкой песней, как бывало прежде. Ночь не озаряли вспышки кострищ. Молчали боевые рога.
Тогда-то Дарс Летар, король Перворожденных, и собрал Большой Круг и впервые, за долгие годы, вновь поднял вопрос о мире.
- Никому не нужная война, - тихо произнес Инген, придержав коня и вглядываясь вдаль.
Воды Спокойной реки, как иной раз называли Хегур, медленно бежали по своему руслу, совершенно неслышимые в ночи. Легкий ветерок трепал траву, заставляя шелестеть, и шепот неторопливо окружал всадников, подкрадываясь со всех сторон.
- Ваш отец правильно решил, - отозвался Арнгур. - Давно пора прекратить это.
Где-то вдали ухнула сова, словно оповещая, что ночные охотники проснулись от дневного сна, и горе всем, не успевшим укрыться.
- Смертные не были готовы к миру, - ответил наследник. - По крайней мере, до короля Эйнара. До Содевея...
Инген цокнул языком и повернул вороного на юг к Спящей горе.
Щелкнули кремни. Зашумели два запаленных факела, немного рассеяв тьму, окружившую воинов, и черные попоны блеснули серебристой каймой. Глазам Перворожденных это больше мешало, делая ночь за островком света более густой. Но кони - не Перворожденные, их глаза не видят в темноте.
Наследник пустил вороного рысью, давая возможность немного размяться на ровном утоптанном тракте. Воздух дунул в лицо, подхватил ткань плащей, заставляя их развиваться, пламя факелов затрепетало; и тени окружающего пейзажа стали меняться заметно быстрей. На восточном берегу Хегур вскоре замелькали деревья, и с каждым шагом их стена становилась все плотней.
Время близилось к полуночи.
Ехали молча, то переводя коней на шаг, то давая волю самим выбирать темп. Тьма немного отступила, когда из-за Стальных гор на западе взошло Ночное Солнце, разливая по округе мягкий ровный свет, и судя по очертаниям гор, граница была уже недалеко.
Но не успели путники проехать и сотни шагов, как в лесу, на другом берегу реки, раздался шум. Кони недовольно зафыркали, захрапели, сбивая шаг, и всадники тронули поводья, притормаживая их.
Тракт в этом месте подходил близко к берегу, а русло сужалось до нескольких шагов. На другом берегу, за небольшой поляной, темнела густая стена деревьев; запах смолы и хвои разносился окрест. Халадесир, которую чаще называли Спящей горой, исполинской тенью нависала на юго-востоке, заполонив горизонт. Другую половину небосклона, на юго-западе, закрыли Низкие Ущелья, острыми каменистыми пиками вгрызаясь в темно-серое небо.
Шум в лесу повторился. Хрустело, будто кто-то продирался сквозь чащу, нисколько не жалея себя. Треск нарастал и приближался; Перворожденные натянули поводья, остановили коней. И в то же мгновение ночную тишину пронзил наполненный ужасом вопль, потонувший в последовавшем за ним яростном реве, какой мог издать загнанный обезумевший бер. Но рев отличался.
Кони тихо заржали и пугливо попятились.
На противоположном берегу реки из леса выскочили двое Смертных. Изодранная одежда болталась лохмотьями, руки покрывали ссадины и царапины, на рубахах проступила кровь - Инген дернул носом, почуяв приторно-сладкий запах; лица Темных Стражей напряглись.
Рев повторился ближе. До чуткого слуха Перворожденных донеслись хлопанья крыльев, шорохи, треск - все живое разбегалось, стремясь забиться по норам. Кони все больше нервничали, переминались с ноги на ногу, непрерывно дергая ушами.
- На помощь! - завопили Смертные в один голос, заметив свет факелов и бросаясь к реке.
Из-за деревьев вслед за ними стремительно метнулась черная тень, мгновенно настигнув последнего. Огромная лапа с острыми, как кинжалы, когтями ударила Смертного в спину - он не издал ни звука, отлетев в сторону и безжизненным рухнув в реку. Второго Зверь настиг у кромки воды. Одним единственным прыжком преодолев разделявшее расстояние, он обрушился беглецу на спину, вонзая когти в мягкую податливую плоть. Смертный взвыл, но вопль тут же сменился хрипом: лапа Зверя сдавила шею. И резкий рывок оборвал страдания вместе с головой; из горла Зверя вырвалось довольное урчание.
Хищник, сгорбившись, нависал над бездыханным телом, опершись на переднюю лапу, но, судя по всему, передвигался он, по большей части, на двух задних. Последние, в свою очередь, подобно волчьим, имели два сустава, направленные в противоположные стороны. Узкий таз переходил в поясницу практически ровно, но над животом раздавалась мощная грудь, выпирали ребра. Плечи бугрились мускулами, продолжаясь длинными, массивными лапами, каждая из которых оканчивалась острыми когтями.
Зверь был здоровее бера, но поджар, как волк; и голова походила на волчью, разве что морда чуть короче. Иссиня-черная шерсть, что покрывала тело с головы до пят, подрагивала на загривке.
Две стрелы уже находились в воздухе, когда Зверь обратил свой взор на Перворожденных.
Инген на мгновение поймал взгляд, непроницаемо черных глаз. Они казались пустыми глазницами, если бы не свет Ночного Солнца, блеснувший, когда хищник, угрожающе зарычав, мотнул головой.
Розовый язык Зверя, словно проверяя остроту, коснулся клыка. Левая передняя лапа поднялась, прикрывая морду; стрелы ударили почти одновременно: одна - в поднятое запястье, другая - в правое плечо. Зверь раздраженно фыркнул - стрелы лишь тупо ткнулись, словно на излете, не причинив ему вреда, и отскочили от жесткой шерсти.
Перемахнув через реку со скоростью пикирующего на добычу ястреба, Зверь оскалил окровавленную пасть, вновь обнажив клыки, и прижав уши, исторг из груди громогласный рев.
Кони в страхе взбрыкнули. Вороной Ингена встал на дыбы, меся копытами пустой воздух, и наследник, потеряв равновесие, кувырнулся через круп, лишь благодаря своей реакции и выучке, приземлившись на колено. Клинок сверкнул в правой руке, а левая отстегнула ножны, и те глухо бряцнули о землю.
Тобот и Ромар, кое-как справившись с конями, отбросив бесполезные луки, выскочили из-за спины Ингена с копьями наперевес. Детсем и Арнгур последовали за ними, обнажая мечи; факелы упали на землю, взметнув россыпи искр.
Зверь бросился Стражам навстречу, взвился в воздух. Копья ударили в грудь, покрытую густой шерстью, древки с хрустом лопнули мелкой щепой. Двух первых Перворожденных Зверь за горло вырвал из седел; кровь плеснула на лапы. И еще в прыжке швырнул окровавленные тела воинов в двух других; кони, потеряв наездников, обезумев метнулись в стороны.
Все произошло настолько стремительно, что Детсем и Арнгур лишь натянули поводья, в попытке повернуть вороных, когда их выбило из седел уже безжизненными телами в черных доспехах.
А Зверь, не теряя времени, метнулся к наследнику.
Реакция Перворожденного, твердо стоящего на ногах, вновь не подвела, Инген успел уклониться. Несмотря на то, что Зверь превосходил на две головы, взбрыкнувший конь оказал услугу: скорость Перворожденного ничто не ограничивало. Все чувства Ингена обострились, сосредоточившись на схватке. Он не смотрел по сторонам: сейчас не важно, живы его воины или нет. Сейчас нужно сражаться!
Выпускник Мор де Аесир нырнул вниз и влево, уходя с линии атаки, и когтистая лапа рассекла пустой воздух над головой. Меч снизу рубанул Зверя по предплечью, ближе к торсу, рассек мышцы, и из раны хлынула кровь. Хищник взвыл от охватившей его боли, лапа обмякла.
Покрытый с ног до головы жесткой шерстью, от которой еще недавно отскочили стрелы, он оказался уязвим для более низкого, но не менее быстрого Перворожденного: шерсть не везде была непробиваемой. Инген понял это в тот же момент, когда Зверь ударил другой лапой. Когти неслись в лицо.
Еще один нырок вниз и уход в сторону - сталь ударила хищника в живот, но шерсть защитила, лезвие прошлось, словно по камню. Наследник атаковал снова, движение слилось с предыдущим, острие целило в шею.
Зверь отступил, подставляя под удар локоть. Меч плашмя скользнул по предплечью, и тут же, когтистая лапа развернулась и перехватила клинок, вцепившись чуть выше крестовины. Хищник дернул на себя, и Инген, влекомый силой рывка и скоростью выпада, оказался в полушаге от окровавленной морды. И единственное, что успел сделать, это выставить вперед плечо, прикрыв шею.
Клыки сомкнулись и заскрежетали по металлу наплечника, сминая сталь, боль окатила обжигающей волной - если бы не наплечник, челюсти Зверя с легкостью могли бы перекусить кости.
Инстинкты, которые Перворожденные так умело контролировали на протяжении многих тысячелетий, прорвались наружу. Ярость застила разум Ингена, кровавая пелена упала на глаза, изо рта вырвался дикий шипящий рык, в ночной тьме сверкнули клыки. И зубы впились в открытую шею Зверя, рванули, разрывая плоть и жилы. Хищник взревел, челюсть разжалась, и в этот момент, два меча, подоспевших Детсема и Арнгура, ударили Зверя в коленные суставы, разрезая мышцы.
Хищник, как подрубленный, рухнул на колени, хватка ослабла, выпуская клинок наследника. И Инген коротким замахом толкнул острие снизу вверх, в горло, и на этот раз удар достиг цели. Сталь вошла под самую челюсть, пробив гортань. Теплая кровь брызнула в лицо, хлынула по клинку, по эфесу, по рукам. Под ногами быстро образовывалась лужа, не успевая впитываться в землю.
Инген выдернул меч, и Зверь упал на переднюю лапу; вторая висела безжизненной плетью. Из горла хищника вырывались булькающие хрипы, кровь заливала шерсть на груди, хлестала на траву, и в темноте казалась черной смолой.
Обсидиановые глаза поднялись на Ингена.
Залитое кровью лицо наследника искажала ярость, глаза пылали холодным синим пламенем, белые клыки торчали из оскаленного рта; кровь струилась по подбородку, по бороде - серебристая лента, окрасилась в черный; нагрудник блестел там, где на него попала "багряная жидкость".
Меч Ингена поднялся вновь, и ухмыляющийся оскал навсегда застыл на губах Зверя. Голова упала на землю, в лужу собственной крови, и ее накрыло, рухнувшее следом, мертвое тело.
И внезапно навалилась усталость, какой Инген не испытывал никогда прежде. Из него словно выпили все силы. Ноги подогнулись, и он пошатнулся, опершись на меч, чтобы не упасть. В висках стучало, сладкий запах крови забивал ноздри, мутя сознание. Мир "поплыл".
- Мой эрфинг, вы ранены... - Детсем поспешил поддержать его.
Инген покосился на плечо. Наплечник смят, кожа жилета прокушена, а шерстяная рубаха набухла от крови и противно липла к коже. Шевельнул рукой, и плечо отозвалось острой болью, словно жилы тянули из него раскаленными кузнечными клещами.
Он опустился на землю, вытер меч о траву, и убрал в ножны, так и лежащие рядом с начала схватки. Оставшийся факел полыхнул последний раз, и навалилась тьма забвения, окутав Ингена непроницаемым саваном.