Более того, в основе производства лежали рутинные навыки, владение
которыми передавалось каждому новому поколению от родителей.
Этот факт не должен укрыться от нас за тем обстоятельством, что моде-
ли и образцы, которым следовали мастеровые, достигли высокой степени
эстетического развития, поскольку он указывает на разительный контраст
между тогдашними и современными условиями производства.
Сегодня метод работы представляет собой результат непрерывного применения на-
уки на практике. Изобретения, сами также являющиеся результатом практи-
ческих приложений науки, регулярно сотрясают безмятежное русло тех спо-
собов производства, которым свойственны рутина и опора на прошлое.
== Давайте в этой теме оценим ориентировочно количество "станков новейшей конструкции" на всех заводах Британии за 1850 -1930 годы, и за 1950 -2030 годы... Насколько вероятно, что после 1930 года количество "новейших станков" стремительно падало? Новые станки старой конструкции это уже не "станки новейшей конструкции".
Ещё интереснее было бы по этим параметрам сравнить ситуацию в России за 1935 -1960 годы и за 1961-1985 годы...
Насколько вероятно, что ограбление станочного парка разгромленной Германии Советским Союзом оказалось главной причиной стремительного старения советского станочного парка? ==
Современные древним грекам условия в некоторой степени оправдывали их,
когда они разделяли виды деятельности на те, в которых участвует рацио-
нальная интуиция или наука, и те, которые являются воплощением ирраци-
онально-рутинного. Но в наше время подобные взгляды были бы непрости-
тельны. Сегодня естественные науки куда более тесно вплетены в ход наше-
го производства, в то время как в реализации наших политических и обще-
ственных задач нет ничего, хотя бы отдаленно напоминающего науку.
Поэтому проблема, состоящая в том, чтобы продвигаться вперед, а не
скатываться назад, равнозначна проблеме либерализации нашего техничес-
кого и профессионального образования. Средний работник знает немного
или не знает ничего о результатах научных процессов, используемых в
той работе, которую он выполняет. Он и сам часто воспринимает свои дей-
ствия как рутинные и механические. В этом смысле диагноз, который кри-
тики ставят современному профессиональному образованию, в очень мно-
гих случаях оказывается верным.
Но их реакционная терапия включает в
себя утверждение принципа, который к современной системе как раз не под-
ходит. Вместо того чтобы думать об образовании, которое привьет каждому
идущему в школу понимание научных основ производственных процессов,
238
они готовы возводить еще более строгие границы между учениками, полу-
чающими профессиональную подготовку и по воле других лишающимися
собственной воли, с одной стороны, и значительно меньшим числом лю-
дей, имеющих полное право на гуманитарное образование, - с другой, в
общем по аналогии с образцом, представленным в греческой философской литературе.
Истинно либеральному и раскрепощающему образованию се-
годня следовало бы не иметь ничего общего с практикой изоляции профес-
сионального обучения на любом его уровне от непрерывного, преемствен-
ного образования в социальном, моральном и научном контекстах, в кото-
рых должны править бал мудро выпестованные профессии и призвания.
== Да что конкретно должны будут "производить" умничающие якобы "гуманитарии"?! Разве они после обучения не должны в быту от всех отличаться как отличались приглашаемые на балы у губернатора в 1860 году от не приглашаемых? ==
Если не признать, что базой для материалов и методов образования, пе-
ред которым стоит такая задача, служит осмысленный отбор и упорядоче-
ние всего, что является в настоящее время вызревающим и жизненно важ-
ным, а также твердый отказ от того, что уже сослужило свою службу в соот-
ветствующую эпоху, то перед нами откроется прямая дорога к увековече-
нию заблуждений и конфликтов мира, в котором мы сегодня живем.
Проявив разумную решимость сделать образование таким, каким оно способно
быть, мы могли бы обрести и доверие, и мудрость, оправдывающую это доверие.
Положение не окажется лучшим и в том случае, если мы обратимся к
средневековой версии греческой теории либерального образования.
Бездна, пролегавшая между слугой и землевладельцем, в Средние века была слиш-
ком незыблемой, чтобы привлекать к себе внимание даже наиболее либе-
рально ориентированных философов. Она воспринималась как само собой
разумеющееся, как нечто "природное". Вдобавок к этому в средневековом
обществе отсутствовал и институт политического гражданства и какая-либо
общественная жизнь, в которой люди реализовывали бы свои гражданские
права, превыше всего почитавшиеся в городе-государстве Афинах.
И хотя в те времена обильно использовались слова, заимствованные из греческих
философских дискуссий о гуманитарных профессиях и образовании, их
значения не имели ничего общего со значениями данных слов в контексте
афинского бытия.
Важнейшим социальным институтом являлась церковь, а
не город-государство. Вследствие этого на смену контрасту между свобод-
ным человеком и ремесленником как лейтмотиву греческих философских
трудов в средневековой мысли пришел контраст между святым отцом и мирянином.
Слово "клерикал" стало привычным нашему слуху в качестве
ключевого понятия средневековой культуры точно так же, как слово "граж-
данин" звучит для нас как ключевое понятие афинской жизни.
В результате, если мы возьмем образовательную философию, стано-
вится понятным, почему современное реакционное направление в этой об-
ласти гораздо ближе к средневековой модели, нежели к греческой. Деятель-
ность свободных граждан Афин непосредственно касалась проблем и задач
гражданского общества, в рамках которого теократическим интересам и ре-
лигиозным формальностям отводилась роль систематических, но производ-
ных элементов в жизни светской и отнюдь не вечной общины. Более того,
239
как учил Аристотель, даже свободная политическая жизнь не была совер-
шенно свободной от примеси практического. Абсолютно свободной могла
считаться лишь жизнь, посвященная изучению науки и философии. К тому
же сердцем древнегреческой философии являлась природа, а не что-либо
сверхприродное.
Для греческого ученого-философа источником истины служило перво-
начальное восприятие природы-пусть не чувствами, а "разумом". Рукопи-
си, доставшиеся от прошлого, использовались им как основания для пред-
положений, как материал для старта альтернативных возможностей. Они
никогда не признавались абсолютно авторитетными. Одной из запретных
вещей было попустительство тому, чтобы между его восприятием фактов и
самими фактами природы вставали мнения других людей.
В средневековой
же культуре все, что было высказано когда-либо ранее, записано и передано
лингвистическими средствами от поколения к поколению, становилось по
истине конечным авторитетом. Достаточно вспомнить о роли столь важно-
го источника, который известен нам как Священное Писание. Я вовсе не
отрицаю того, что оно дало величайший простор для проявления интеллек-
туальной проницательности и оттачивания умов.
Но эти умы нацеливались
на изучение, истолкование, приспособление и организацию письменных ис-
точников - передаваемых посредством языка фрагментов прежних зна-
ний. Постепенно эти писания заняли место, принадлежавшее в греческой
философии и науке самой природе. Теперь они задавали мир как объект исследования.
Тем не менее в условиях, характерных для Европы того периода, подоб-
ная зависимость от письмен как средств связи с прошлыми знаниями была
практической необходимостью. Быть либеральным одновременно означает
быть освободителем, вызывать раскрепощение человеческого потенциала.
Неспособность признать данный факт есть начало одной из величайших
ошибок наших неосхоластов*, полагающих, будто предмет либерального
образования неизменяем по сути.
Лингвистические навыки и письменные
свидетельства прошлого осуществили в Средние века такую освободитель-
ную миссию, которая ничему иному была не по силам.. Ведь вся Северная
Европа в те времена только выходила из состояния варварства. В историчес-
ком смысле практически невозможно указать, какому еще наставлению или
ориентиру могло бы следовать это движение, кроме знакомства с плодами
неизмеримо более высокой культуры, развившейся за много столетий до
подъема государств средиземноморского бассейна.
Язык, письменность были
единственными средствами контакта с этими плодами, а духовенство пред-
ставляло собой единственный класс, владеющий всем лингвистическим ар-
сеналом и имеющий моральный авторитет для того, чтобы сделать эти пло-
ды центральным предметом образования.
Со времен Средневековья социальные и культурные условия претерпе-
ли колоссальные, революционные изменения. По духу мы сегодня ближе к
культуре античности, чем к культуре Средних веков.
Колоссальность этих
изменений в том, что вместо рабства в основу организации общественных
240
отношений легла свобода, и с известной долей истины можно считать, что
эти изменения отвечают принципам, учрежденным в Афинах. Авторы прин-
ципов не могли тогда осознавать их значение до конца в силу давления,
вполне реально оказываемого социальными институтами. Поэтому истори-
ческая неточность является выдающейся отличительной чертой тех крити-
ков, которые настаивают на возврате к идеям антично-средневекового пери-
ода, считая идеи этих двух эпох одинаковыми на том основании, что фило-
софы Средневековья использовали кое-какие вербальные формулировки,
предложенные философами более ранней эпохи.
Язык по-прежнему имеет фундаментальное значение в образовании.
Общение-это черта, несомненно отличающая человека от других созда-
ний; это условие, без которого не существовало бы никакой культуры.
== Вопрос -каковы будут через 200 лет последствия молодёжной языковой бытовой уродливой субкультуры начавшейся после 1946 года? ==