Проблема учебных перегрузок и неверного понимания целей образова-
ния, выливающихся в весьма поверхностную ученость, сегодня является
одной из самых насущных. Это негативная сторона, относительно которой
согласны между собой критики обоих направлений - прогрессивного и
реакционного. Оба настаивают на том, что в образовании нет единой цели, а
есть распыленность и путаница.
Насколько я способен понять, в надежде
добиться вожделенной унификации нам остается уповать только на уже пред-
ложенный выше путь. Естественным центром, объединяющим моментом
для различных учебных дисциплин является их социальный источник и
функция. Любая иная схема унификации и согласования кажется мне искус-
ственной и обреченной исключительно на временный успех.
Прогрессив-
ное образование достигло той черты, на которой ему пора оглядеться в по-
исках путеводного начала, могущего придать связность и направление всем
его усилиям. Я убежден, что оно найдет его именно здесь, а упор на соци-
альные науки как отдельную ветвь исследований в результате способен только
умножить присущий сегодня знанию дисперсный и невнятный характер.
266
И это отнюдь не ввиду маловажности социальных наук, а, напротив, ввиду
столь огромной их важности, что именно им надлежит задавать направле-
ние и порядок всем отраслям исследований.
В заключение хочу сказать, что, по моему глубокому убеждению, из всего
вышеизложенного, несомненно, следуют выводы, касающиеся так
называемого идеологического внушения, или, если предпочитаете, препода-
вания, нацеленного на подготовку иных социальных порядков.
Общественные
познания как изолированный процесс имеют тенденцию превращаться либо в
накопление комплексов особой фактической информации, либо в руках
наиболее рьяных педагогов они становятся инструментами идеологического
внушения, то есть пропаганды специфических общественных целей,
принимаемых, возможно, и с воодушевлением, но тем не менее самым
догматическим образом.
Молодые люди, которых научили во всякой сфере
познания искать социальные значения, окажутся достаточно образованными
также и для того, чтобы видеть корни современного зла. Несомненная мощь
всего изученного ими снабдит их новыми возможностями и средствами для их
осуществления. Идеологией они напитаются в более глубоком смысле этого
слова, то есть таким образом, что идеи не будут навязаны им.
6. Изменяется ли человеческая природа?
Я пришел к выводу, что те, кто по-разному отвечает на вопрос, вынесен-
ный в название данной статьи, просто говорят о различных вещах.
Однако это мое суждение-слишком легкий способ выхода из проблемы, чтобы
быть удовлетворительным. Ведь проблема реальна, и поскольку данный воп-
рос имеет практическое, а не просто академическое значение, то правильный
ответ, на мой взгляд, заключается в том, что человеческая природа действительно
изменяется.
== Социальная человеческая природа изменяется. Но есть ещё повседневно бытовая природа. Про "естественную" (тело и психика) обсуждать нет смысла?
Но в Советском Союзе пытались создавать изображение "новой социальной природы населения" организуя то ежегодные "демонстрации" типа "прогулка по улице стада местной толпы", то "митинг в каждом цехе завода по поводу ххххх (например похороны фюрера Брежнева...), то непонятное сборище толпы на лекции "народного университета культуры" (куда привезли "посмотреть на население" сразу три автобуса иностранных журналисто и туристов...)... Какое отношение это имело к "социальной природе"?! ==
Под практической частью я разумею вопрос о том, случались ли когда-
либо или нет, и если да, то могут ли случаться и впредь, важные, почти
фундаментальные изменения в образе человеческой веры и действия. Но
чтобы осветить этот вопрос в надлежащей ему перспективе, мы сначала дол-
жны определить, в каком смысле человеческая природа не изменяется.
Не думаю, что можно указать на какие-либо перемены во врожденных потреб-
ностях человека с тех пор, как человек стал человеком, или какие-либо сви-
детельства того, что они еще изменятся за долгую жизнь человека на земле.
Под "потребностями" я имею в виду существенные запросы, которые
свойственны людям в силу их конституции. Потребность в еде и питье,
потребность движения, например, являются столь неотъемлемой частью на-
шего существа, что мы не можем даже помыслить себе такие условия, при
которых бы они вдруг исчезли. Есть и другие явления, не столь физического
порядка, которые мне кажутся также глубоко укорененными в человеческой
природе. В качестве примера приведу нужду в некотором роде товарищества;
потребность выплескивать энергию, прилагать свои силы к измене-
267
нию ближайших условий; потребность в сотрудничестве с одними и в со-
перничестве с другими себе подобными - для взаимопомощи и борьбы
соответственно; потребность в своего рода эстетическом самовыражении и
удовлетворении; потребность вести и быть ведомым и прочие.
Не так уж важно, насколько хорошо подобраны эти отдельные примеры;
гораздо важнее признание того факта, что есть тенденции, являющиеся столь
интегральной частью человеческой природы, что она перестала бы быть та-
ковой в случае их изменения. Эти тенденции принято называть инстинктами.
Сегодня психологи более осторожны в употреблении данного слова, чем
прежде. Но, каким бы словом ни именовались такие тенденции, это имеет
куда меньше значения, чем непосредственный факт, что у человеческой при-
роды есть своя собственная конституция.
После признания того обстоятельства, что в структуре человеческой
природы есть нечто неизменное, мы не застрахованы от дальнейшего невер-
ного шага - им может оказаться ошибочный вывод, который мы делаем
из этого утверждения. Мы можем предположить, будто проявления этих по-
требностей носят также неизменный характер. Мы можем предположить,
будто подобные проявления, уже привычные нам, естественны и столь же
постоянны, как нужды, лежащие в их основе.
Потребность в пище так настоятельна, что людей, которые упорно отка-
зываются питаться, мы называем душевнобольными. Но то, какая пища для
нас желанна и какую мы потребляем, обусловлено сложившимися привыч-
ками, на которые влияет как физическая среда, так и социальная норма. Для
современных, цивилизованных людей употребление в пищу человеческой
плоти-вещь совершенно противоестественная, хотя когда-то на земле жили
люди, которым это казалось нормальным, так как позволялось обществом и
даже вызывало большое уважение.
== Откуда узнали, что когда-то людоед вызывал "большое уважение"? Уже некоторые соплеменники не могли есть человечину? Или ещё не могли?
Порой мы слышим вполне достоверные
истории, которые, рассчитывая на поддержку аудитории, рассказывают люди,
однажды отвергшие аппетитную и полезную пищу из-за того, что были к
ней непривычны; незнакомая пища показалась им столь "противоестествен-
ной", что они предпочли остаться голодными, нежели съесть ее.
Аристотель, говоря, что рабство существует от природы, выступал от
лица всего современного ему общественного порядка, но в не меньшей мере
выражал и свое личное убеждение. Всякие попытки ликвидировать рабство
в обществе он счел бы пустым и наивным старанием изменить человечес-
кую природу в той части, в которой она как раз наиболее неизменна. В при-
роде человека, согласно ему, укоренено не только желание властвовать. Бы-
вает, что люди рождаются со столь глубоко рабской натурой, что освобож-
дение их от рабства было бы равнозначно насилию над их человеческой природой.
Утверждение о том, что человеческую природу нельзя изменить, мы слы-
шим всякий раз, когда назревает необходимость таких социальных перемен,
как реформы и усовершенствование наличных условий. Оно звучит всякий
раз, когда предполагаемые изменения институтов или условий резко кон-
трастируют с их образом в настоящем. Если бы консерватор был более мудр,
268
он в большинстве случаев аргументировал бы свои протесты не постоян-
ством человеческой природы, а инерцией обычаев; тем, какое сопротивле-
ние начинают оказывать переменам устоявшиеся привычки, едва они устоялись.
Трудно разучивать со старой собакой новые трюки, - еще сложнее
учить общество принятию традиций, совершенно обратных тем, которые
господствовали в течение столь долгого времени. Подобного рода консерва-
тизму не мешало бы стать рассудительней и требовать от жаждущих пере-
мен не только того, чтобы они умерили свои темпы, но и спрашивать с них,
каким образом перемены, которых они хотят, можно произвести с минималь-
ными потрясениями и расстройствами.
Тем не менее некоторые социальные изменения действительно должны
вызывать протест на том основании, что они противоречат самой челове-
ческой природе. Скажем, виды на общество, обходящееся без пищи и воды,
относятся к примерам подобного рода. Это и предложения создать коммуны
без всякого брака и сожительства, доказавшие свою способность существо-
вать в течение некоторого времени. Но они были так мало согласны с приро-
дой человека, что продержались недолго. Вот практически и все случаи
когда общественным изменениям можно сопротивляться на том основании,
что человеческую природу изменить невозможно.
Возьмем для примера институт войны, один из старейших, наиболее
чтимых обществом исторических институтов. Стремлениям устроить проч-
ный мир зачастую противятся по той причине, что человек по природе сво-
ей животное сражающееся и что эта сторона его натуры неизменна. В пользу
такого воззрения говорят все случаи неуспеха движений за мир в прошлом.
Однако на самом деле война - такое же общественное порождение, как
институт домашних рабов, который представлялся неизменным фактом ан-
тичным мыслителям.
Я уже сказал, что воинственность, на мой взгляд, является составляю-
щей человеческой природы. Но еще я говорил, что проявления таких врож-
денных элементов подвержены изменениям, поскольку на них влияют обы-
чаи и традиции.