Давыдов и прочие чинят поклонение новой мысли. Говорят
мои мысли, а хоть бы кто вспомнил обо мне. Перед
диспутом Чивилев сказал мне, что распущен слух о намерении
моем восстать на Соловьева, могут студенты быть
подговоренными. Ах, подлецы какие! Я сказал несколько
слов в похвалу. Строганов осмелился выговаривать мне,
зачем я мало возражал и не сказал ему мнения ни об
диссертации, ни об лекции, которого он у меня не спрашивал.
Как будто радуются и торжествуют мое поражение.
Несчастные! Что я вам сделал, кроме пользы!≫
Защита прошла красиво. Мнение Погодина о неверности
теории ≪старых≫ и ≪новых≫ городов никто не поддержал.
Официальный оппонент Грановский хвалил,
равно как и Бодянский, Кавелин, Калачов, Давыдов.
Превозносили до небес. Уколол Шевырев -зачем не
упомянут Карамзин, чьи плодотворные мысли остается
лишь подбирать и развивать. Возражение не дельное,
и ≪диспут кончился со славою для меня≫.
В декабре у Погодина был Соловьев, привез подарочные
экземпляры диссертации, -не огрубел еще молодой
человек, есть чувство. Но хорошо так поступать со старым
профессором, с учителем? Задал вопрос и услышал
дерзость: ≪Вы прежде скажите мне, что дурного сделал
я в отношении к вам?≫ Что дурного?! Всего не перечтешь,
под руку попались соловьевские книжки: ≪Вы мне привезли
экземпляр своей диссертации без всякой надписи,
тогда как я видел, что другим вы надписали, -какому-
нибудь Ефремову, и тому надписали≫. В Ефремове Погодин
ошибся, тот не сторонний Соловьеву человек, но
добрый приятель, да и мыслят они сходно. Сергей возразил:
≪Но видели ли вы экемпляры моей диссертации
у членов факультета? Ни у одного из них вы не найдете
с надписью, ибо надписывать я имел право только тем,
кому дарил, кому мог дать и не дать, тогда как лицам
официальным, каковы члены факультета, я обязан был
дать экземпляр; они получили экземпляры, так сказать,
казенные, а не от меня в дар; вас я причисляю также
к лицам официальным, ибо вы были экзаменатором; но
скажу прямо: конечно, вы получили бы экземпляр с надписью
очень для вас лестною, если бы не так поступили
со мной, если бы черная кошка между нас не пробежала≫.
Не черная кошка -кафедра в Московском университете,
его, погодинская кафедра. Недавно из Парижа,
а никакой учтивости, не выучился уважать старших:
≪А это хорошо -начать первую лекцию и не сказать
ни слова обо мне, вашем предшественнике?≫ -≪Решительно
в голову не пришло≫, -отвечал Соловьев.
На излете ссоры Погодин упомянул почтенного Михаила
Васильевича, который, как отец и священник, должен
был бы наставлять сына. Соловьев только что получил
первое жалованье, более года он жил на средства
родителей, деньги, потребные для печатания диссертации,
занял у Строганова, еще были траты на мундир, на книги.
Спасибо Строганову -предложил давать уроки его сы-
164
!≫ну, готовившемуся в университет; Погодин и не поинтересовался,
откуда брались деньги, а берется поучать семью
Соловьевых: ≪Что касается до моего отца, то, конечно, он
сердился на вас гораздо больше, чем я сам: старик
дождался единственного сына из-за границы, открылась
возможность, чтоб этот сын остался при нем в Москве,
на почетном и обеспечивающем месте, и вдруг он слышит
-вы, старый и не нуждающийся больше ни в каком
месте человек, перебиваете место у его сына!≫
С тем и расстались. Погодина утешил Уваров, не
утвердивший Соловьева в адъюнктах. Строгановский подопечный
сделался ≪исполняющим должность≫. Канцелярские
тонкости, но Соловьев переживал: ≪Это была
первая неудача по службе, начало держания меня в черном
теле≫.
== Двадцать раз подумаешь, нужна ли тебе такая занимательная и дипломатическая жизнь в университете... И если умные люди находят себе человеческие условия жизни подальше от университета, то кто же набивается в университеты на места беспокойные, но денежные? Или тупые граммофоны или подлецы? И какой бабой с рынка несёт из мужика: "мне последнему принёс... не надписал... обо мне не сказал..." ==
В новом, 1846 году Погодин издал книгу ≪Историкокритические
отрывки), по-своему замечательную, в которой
собраны работы разных лет, лучшее, что дали уваровские
≪православие, самодержавие и народность≫
в исторической литературе. В книгу вошли две свежие,
прошлогодние статьи, обе принципиальные, где доставалось
и западным историкам, и своим, доморощенным
сочинителям. Одна, ≪Параллель русской истории с историей
западных европейских государств, относительно начала",
утверждала незыблемое николаевское: ≪Западу на
Востоке быть нельзя, и солнце не может закатываться
там, где оно восходит≫. Даже изящно!
Там, на Западе, было завоевание, зло которого неизлечимо:
≪Завоевание, разделение, феодализм, города
с средним сословием, ненависть, борьба, освобождение
городов, -это первая трагедия европейской трилогии.
Единодержавие, аристократия, борьба среднего сословия,
революция -это вторая. Уложение, борьба низших классов...
будущее в руце божией≫. На Востоке, в русской
истории, нет ни завоевания, ни его следствий: разделения
сословий, феодализма, среднего сословия, рабства, ненависти,
гордости, борьбы. Не будет и революции, ≪славяне
были и есть народ тихий, спокойный, терпеливый≫, изначально
безусловно покорный: ≪Поляне платили дань ко-
зарам, пришел Аскольд -стали платить ему, пришел
Олег -точно также≫.
Погодинские параллели заставили нарушить молчание
самого Петра Киреевского, который написал и напечатал
статью ≪О древней русской истории≫, где началу покорности
противопоставил ≪большое взаимное сочувствие,
165
выходящее из единства быта≫. Славянофилы, которых
многие, вроде Герцена, смешивали с постоянными сотрудниками
≪Москвитянина≫, спешили отмежеваться от Погодина.
Еще больнее Погодин задел западников.
Редактор ≪Московских ведомостей≫ Евгений Корш поместил
неосторожную заметку ≪Бретань и ее жители≫,
где снисходительно заметил: ≪Средний век не существовал
для нашей Руси, потому что и Русь не существовала
для него≫. Страна без истории? С этим не могли согласиться
ни Погодин, ни Иван Киреевский, ни Соловьев.
Собственно говоря, Корш хотел воспеть Петра I, благодаря
которому русские ≪решительно распростились с своею
неподвижной стариною, с безвыходным застоем кошихин-
ской эпохи≫ и пошли путем обновленной жизни и многосторонней
деятельности. Бретань, конечно, была поводом
высказать западнический взгляд на русское будущее:
≪Как бы ни было невежество упрямо и грубо, всепобеждающая
сила цивилизации рано или поздно одолеет его.
Бретани предстоит эта участь в скором времени: железные
дороги необходимо разольют в ней свет образованности≫.
== Какие жутко образованные люди живут по России в поселках у железных дорог, если живут там больше 70 лет? Какая дикость царит в деревнях России если до железной дороги больше 25 километров? Да?! ==
Погодин подготовил ответ. События происходили в феврале
-марте 1845 года, он тогда хлопотал о возвращении
в университет, ездил к Строганову, унижался без успеха,
≪Москвитянин≫ уступил Ивану Киреевскому, который
успешно обновил ≪напитанный Погодиным≫ журнал.
Статья ≪За русскую старину≫ вышла хлесткая. Помог, как
ни странно, Гришка Кошихин (Котошихин), подьячий
Посольского приказа, при царе Алексее Михайловиче бежавший
за рубеж и казненный там за убийство. От Ко-
тошихина осталось сочинение, нелестное для русских.
Буйный подьячий рисовал их косными, невежественными,
лживыми, чванливыми, бессовестными. ≪Кошихинские
времена≫ -своего рода символ бессмысленного покоя.
Или, как у Корша, застоя.
Для начала Погодин ≪довел до сведения≫ автора заметки
о Бретани, что на Руси, разумеется, не было
Парижа, но была Москва; не было западных средних
веков, но были восточные, русские.
Московский профессор верен себе: в николаевской
России ≪занимается заря новой эры≫. И какое
удачное получилось в статье завершение: ≪Избави нас
боже от застоя кошихинской эпохи, но и сохраните нас,
166
высшие силы, от кошихинского прогресса -прогресса
Кошихина, который изменил своему отечеству, отрекся
от своей веры, переменил свое имя, отказался от своего
семейства, бросил своих детей, женился на двух женах,
и кончил свою несчастную жизнь от руки тех же иноплеменников,
достойно наказанный за свое легкомысленное
и опрометчивое отступничество!≫
До конца жизни Михаил Петрович гордился статьей
≪За русскую старину≫, при случае читал гостям, своему