- Ваше императорское Величество. Я ничтожный, слабый, плохой человек, пишу русскому Императору и советую ему, что ему делать в самых сложных, трудных обстоятельствах, которые когда либо бывали... Отца Вашего, царя русского, сделавшего много добра и всегда желавшего добра людям, доброго человека, бесчеловечно изувечили и убили во имя какого-то блага всего человечества. Вы стали на его место и перед Вами те враги, которые для того мнимого общего блага, которого они ищут, должны желать убить и Вас. Более ужасного положения, чем Ваше, нельзя себе представить... Знаю, как далек тот мир, в котором мы живем, от тех божеских истин, которые даны Христом...
Знаю, что я, ничтожный, дрянной человек, в искушениях в тысячу раз слабейших, чем те, что обрушились на Вас, дерзок и безумен, требуя от Вас той силы духа, которая не имеет примеров, требуя воздаяния врагам Вашим добра за зло... Но истина всегда истина. Будут два пути, два совета Вам: путь подавления зла злом и путь либерального послабления - оба испытанные и ни к чему не приводящие пути... но есть еще новый путь - путь христианского исполнения воли Божией... Государь! Вступите на этот путь... "Любите врагов своих"... ("Письмо Александру III").
-Горы книг написаны Марксами, Жоресами, Каутскими и другими теоретиками о том, каким должно быть человеческое общество... О том же, как устранить главную, ближайшую, основную причину зла - насилие, совершаемое рабочими над самими собой, не только никто не говорит, но, напротив, все допускают необходимость того самого насилия, от которого и происходит порабощение... ("К революционеру").
-Вступать русскому народу на путь, по которому шли западные народы, значит сознательно совершать насилия, т.е. грабить, жечь, взрывать, убивать, вести междоусобную войну... Заблуждение это стоит во всей основе всей неурядицы, как прошедшей, так и современной и даже будущей жизни христианских народов... Люди так привыкли к единственному средству воздействия на людей - принуждению, что не видят противоречия, которое заключается в мысли осуществления равенства, братства посредством насилия, - не видят того, что равенство по существу своему отрицает власть и подчинение, что свобода не совместима с принуждением и не может быть братства между повелевающим и подчиняющимся. От этого все ужасы террора. То противоречие, которое так ярко и грубо выразилось в большой французской революции, таким же осталось и теперь... И оно проявляется в представлении самых передовых социалистов, революционеров...
-Посредством убийства осуществлять идеалы человеческого блага!
-Французская большая революция была тем enfant terrible[26], который в самой наивной форме выказал всю нелепость того противоречия, в котором бился тогда, бьется и теперь человек: "Свобода, братство, равенство - или смерть!"
-Во Франции, Испании, в Южной Америке, теперь в России устраивались и устраиваются революции, но удаются или не удаются революции, после революций, как отогнанная волна возвращается то же и то же положение, иногда даже и хуже прежнего... Меняются формы, но сущность отношений людей не меняется... ("Единое на потребу").
-Людям большой французской революции, желавшим достигнуть равенства, можно было заблуждаться, когда они думали, что равенство достигается насилием, хотя должно было быть очевидным, что равенство не может быть достигнуто насилием, так как насилие есть само по себе самое резкое проявление неравенства. Свобода же, составляющая главную цель теперешней революции, уже ни в коем случае не может быть достигнута насилием. А между тем теперь люди, производящие революцию в России, думают, что, проделав все то, что происходило в европейских революциях, с торжественными похоронными шествиями, разрушением тюрем, с блестящими речами, учредительными собраниями и т.п., они достигнут благой цели!..
-Кромвель, величайший лицемер и злодей, казнит такого же лицемера Карла I и безжалостно губит миллионы жизней и уничтожает ту самую свободу, за которую он будто бы боролся...
-Казнят Людовика, и тотчас же Мараты и Робеспьеры захватывают машину и творят еще большие преступления и тотчас же губят не только людей, но и истины, провозглашенные людьми того времени...
-И потому говорите о своих интересах, а не о народе, не лгите, говоря о нем. Боритесь с правительством, если вы не можете удержаться от этого, но знайте, что вы боретесь для себя, а не для народа, и что в этой насильственной борьбе не только нет ничего благородного и хорошего, но что борьба есть очень глупое и вредное и, главное, безнравственное дело...
-Чтобы положение людей стало лучше, надо чтобы сами люди стали лучше...
-При революциях нравственность общественная все более и более понижается, и героями времени становятся самые безнравственные люди...
-Постарайтесь как можно меньше пользоваться трудами народа и, если не помогать ему, то по крайней мере не путать, не мутить его...
-Люди же, борющиеся теперь в России против правительства, - либеральные земцы, врачи, адвокаты, писатели, студенты и несколько тысяч оторванных от народа спропагандированных рабочих, - называя и считая себя представителями народа, не имеют на это звание никакого права...Люди эти представляют правительству во имя народа требования свободы печати, свободы совести, свободы собраний, отделения церкви от государства, представительства и т.п.
А спросите народ, сто миллионов крестьян о том, что они думают об этих требованиях: для них эти требования не представляют никакого интереса. Либеральные и революционные деятели, составляющие программы требований народа, не имеют никакого права считать себя представителями народа: они представляют только самих себя... (из разных статей).
Нужно это напоминание еще и потому, что часто теперь защищают даже его именем эти дни, и я боюсь, что нынче многие из тех, о которых он говорит в этих отрывках, будут его именем кощунствовать, будут повторять только то из его писаний, что им выгодно и что, будучи выхвачено из этих писаний, зло искажает их. Повторяю: это уже делается, уже не раз делалось: это делается - и это всего ужаснее - даже теми окровавленными с ног до головы, еще не бывалыми в мире злодеями, кои царят уже два года в России именем русского народа и громче всех на всю вселенную кричат о благе человеческом.
Заметки (об И. Ф. Наживине)*
Был и, слава Богу, еще есть, не убит, не замучен, не умер от разрыва сердца, от скорби, от боли за свою родину и от стыда быть человеком талантливый и умный русский писатель, то есть писатель редкий, ибо талант и ум вещи вообще редкие, писатель, не погубивший ни своего ума, ни своего таланта среди всяческой мерзости, которая так пышно цвела в русской литературе за последние десятилетия,- Ив. Ф. Наживин.
Был и есть он крестьянин по рождению, прошел все, что полагается пройти, чтобы стать на уровне своего времени в смысле образования и развития, жил долго в Европе, был и толстовцем и левым, возвратился затем на родину, прожил целых два года в революции в среде своих кровных односельчан и той интеллигенции, к которой он принадлежал по умственным и духовным интересам, много видел, много страдал, много думал и многое переоценил за это время, и подвел некий итог всего этого,- написал замечательную книжку "Что же нам делать?", драгоценную по своей искренности, по своему таланту и, главное, по документальности, по наблюдению и изображению той подлинной, а не выдуманной русской жизни, чувства, ощущения, да даже и простого знания которой так недоставало нам всегда и, что всего ужаснее, так недостает и теперь.
И вот этого человека за эту книжку начинают зло, грубо, самым непристойным образом травить.
По какой причине?
А по той простой причине, что он посмел сказать кое-что не так, как это полагается по канону левых.
Но начать глумиться над этим выдающимся русским человеком и писателем, начать всячески поносить его по левогазетному шаблону, называть его душу "лысой душой" - не пойму, в чем соль этой дурной выдумки! - "маленькой, сморщенной душой, опустошенной душой напуганного и кающегося интеллигента", - точно и впрямь нечего нам было пугаться среди всех адовых зверств и мерзостей нашей революции и так-таки решительно не в чем каяться! - говорить, что он "льет демократические слезы в жилет городового в трепетной лирике полицейского участка", что он "человек легкий, ибо в толстовцах служил", и вновь и вновь повторять, что у него "запуганная, сморщенная и воистину лысая душа", и всячески допекать его тем, что он несколько раз переменил свои убеждения, свои взгляды, - хотя позора тут нет решительно никакого, ибо этому были, как известно, подвержены многие великие и величайшие люди, ибо только дураки и тупицы, по слову Толстого, костенеют, не меняются, не растут с годами и с опытом,- и безбожно врать на него, на каждом шагу искажая его книжку, - поступать, одним словом, так, как поступил с Наживиным в позавчерашнем номере "Современного слова" Василевский (He-Буква), и величать Наживина "этим господином", как величает его Б. Мире кий во вчерашнем номере того же "Современного слова" в статейке, уже во второй раз повторяющей угрозу не пустить нас в Москву, если мы не скажем пароль, требуемый от нас Б. Мирским, - все это есть величайшая грубость по отношению ко всей современной русской литературе.
Повторяю: можно соглашаться или не соглашаться с Наживиным, можно спорить с ним, опровергать его, сожалеть, что он больше не социалист, не революционер, а конституционный монархист, как он стал теперь открыто называть себя, можно пожать плечами, что он полагает, что следует объявить евреев иностранными подданными,- если только точно, что он полагает это, - но так непристойно травить его, как начало "Современное слово", кидаться с такой яростью затыкать рот большому русскому человеку и писателю, - недопустимо, непозволительно и уж во всяком случае "нелиберально".