В художественной мастерской (к роману "Эмоции Льва")
- Лев, я хотела бы написать твой портрет.- сказала Бернарда.
Взгляд ее при этом был несколько загадочным. Веселые огоньки заплясали в карих, как ночь, глазах. Я почувствовал, что где то кроется подвох.
- И?- спросил я.
- Знаешь, портрет законника это интересно, но...у меня есть другая мысль. Мы с тобой имеем довольно близкое общение и я, хотела бы, написать твой портрет для себя. Иногда одиночество захлестывает с ног до головы. В такие минуты я могла бы любоваться твоим телом. Закрыв глаза ощущать твое тепло и поверить в твою близость. В общем, я хочу написать тебя в стиле ню.
Я был озадачен. Ведь прежде я никогда не выступал в роли натурщика, да еще и в таком неоднозначном стиле. Но Бернарда взяла меня за руку и, посмотрев в мои глаза, мягко сказала:
- Милый, я не прошу у тебя верности или серьезных отношений. Это не надо ни мне, ни тебе. Но я хочу, что бы каждая деталь наших непродолжительных встреч, была запечатлена на холсте и обрела форму. Я тебе помогу. Ну же, решайся.
- Ладно. - согласился я, ощущая легкое волнение.
- Ну и отлично. Тебе надо подготовиться. Пошли, я покажу тебе мастерскую.
Мы поднялись на второй этаж и, миновав комнату Бернарды, подошли к массивной двери из светлого дерева. Она была украшена резьбой с изображением мифических героев и сцен любви.
Предо мной открылась слишком просторная комната и слово "скромная" наименее всего подходило к ее характеристике. Стены были цвета слоновой кости. Их украшала живописная роспись в стиле "а секко". На ней были изображены прекрасные нимфы и сатиры, сказочные деревья и животные. Все было пристойно, но с намеком. Огромные витражные окна довершали фантастическую картину, придавая комнате вид ожившей сказки.
Свет был мягкий и лился из золотых канделябров, расставленных с величайшей точностью, и фокусировавших акцент на определенных деталях интерьера. Вдоль стен были расположены разнообразные предметы мебели. В основном это были изящные стулья и столики, на которых красовались вазы со свежими цветами и фруктами, использовавшимися не только для эстетического наслаждения и выполнения художественных работ, но и для чувственного восприятия.
Массивное бюро находилось в углу, и служило, для хранения художественного материала и инвентаря. Картины были сложены пачками и стояли просто на полу. Ощущался сильный запах масляных красок.
Мольберт занимал почетное место в центре комнаты. Так же, в центре находилась софа, обитая темно красным бархатом с золотыми узорами. Н а спинке софы небрежно лежала парчовая накидка.
- Как тебе? - спросила Бернарда.
- У меня нет слов, что бы выразить свое восхищение.
- Лев, я вижу, ты немного смущаешься. Давай ты примешь ванну, а я составлю тебе компанию. А затем займемся работой.
Бернарда прошла к противоположной стене, и как оказалось, под росписью маскировалась дверь в смежную комнату. Я последовал за девушкой. За дверью была ванная комната. Она также была выдержана в светлых тонах, облицована розовым мрамором с белыми прожилками. В центре находилась великолепная круглая ванна, к которой вели небольшие ступеньки. Над ней клубился пар от теплой воды, а пузырьки пены сверкали разноцветными бликами. Огромные зеркала отражали предметы. Повсюду так же были расставлены вазы со свежими цветами. Освещение было мягким и теплым, располагало к определенному настрою. Откуда-то лилась нежная музыка.
Бернарда подошла ко мне сзади и обняла. Ее нежное дыхание щекотало мою шею. Пальцы слегка касались плеч, а затем опустились вдоль спины.
- Лев, я выйду, чтобы принести нам шампанское, а ты располагайся. - прошептала Бернарда, мягкой походкой кошки покинув комнату.
Я выбрал профиль "обнаженный" и погрузился в теплую и ароматную воду. Через несколько минут в комнату вошла Бернарда, неся поднос с бокалами и ведерком, в котором покоилась бутылка игристого напитка. Волосы девушки были распущены и мягкими светлыми волнами спускались на грудь, слегка прикрывая розовые круги сосков. Кожа мерцала благодаря мягкому освещению. Тонкая талия плавно переходила в округлые бедра. Светлый пушок покрывал треугольник между стройными, длинными ногами. Груди слегка колыхались во время движения.
Бернарда подошла, и налив в бокал шампанское, протянула мне. Ее изящные руки были словно выточены. Движения были плавны и ненавязчивы. Пригубив из своего бокала, она села на край ванны, опустив ноги в воду и начала круговыми движениями массировать мои плечи и шею. Ее груди слегка касались моей кожи. Мое тело мгновенно отреагировало на эти прикосновения. Я повернулся и начал целовать ее бедра, а затем, поднимаясь все выше и выше, ощутил, ни с чем несравнимый, аромат женщины. Тело Бернарды было гибким и податливым. Наши движения становились все более импульсивными, а образы, отражавшиеся в зеркалах, все сильнее разжигали огонь страсти. Достигнув вершин наслаждения, мы трепетали в экстазе. Наши тела, расщепившись на атомы, слились воедино. Реальность, исказившись, переходила в мир иллюзий. Время остановилось и только наши горячие дыхания отмеряли ход жизни.
Позже мы лежали в воде и ощущали как волны блаженства, одна за другой, накатывают на наши обессиленные тела.
- Лев, мне с тобой очень хорошо и если бы не мой еще юный, по магическим меркам, возраст, а так же благородное происхождение, мысли о совместном будущем не давали бы мне покоя. Я хочу написать тебя, запечатлеть твой образ, живой и настоящий.
- Бернарда, ты самая ошеломительная женщина, которую я встречал. Твое искусство не оставляет сомнений, поэтому я с удовольствием помогу реализовать твою идею.
Накинув на обнаженное тело лишь фартук, Бернарда подошла к мольберту. Грациозно указав на софу, пригласила меня присесть.
- Я думаю, ты будешь лежать на софе, слегка облокотившись и как бы в ожидании, что я к тебе присоединюсь. А для того, что бы обстановка была наиболее приближенная к реальности и более интимная, я тоже не буду одеваться.
В мастерской было тепло и уютно. Бернарда помогла мне принять необходимую позу. Мое тело было словно наэлектризовано. Художница, подойдя к мольберту, взяла кисть и начала творить. Ее кисть двигалась мягко и плавно, а ее взгляд, был поддернут влажным блеском. Иногда она подходила ближе, иногда, наоборот, отдалялась. А я лежал и наблюдал за ней. Когда она наклонялась, чтобы взять со стола краску или кисть, моему взору открывались нежные глубины, на которых еще сохранились следы нашей близости. Обстановка в мастерской была интимная и очень личная, и лишь присутствие мольберта указывало на то, что творчество тесно переплетается с искусством любви.