Треклятый олень мотал рогатой головой, молча двигал челюстями, жуя свой мох, или, как его, ягель, вроде бы. Я, нахмурившись, спросила:
- Куда шарики дел, бандит рогатый?
Яркие звезды на тёмном, почти черном небе всё время качались, скрипел снег, шурша, падали снежинки, олень-вредина рысцой или трусцой, как у них - не знаю, бежал за мной, а я медленно уплывала в это самое тёмное небо. Тихо шурша, скользили по снегу полозья, слышались чьи-то приглушенные голоса, но у меня не было сил повернуть голову, чтобы понять, где я. Резкой звенящей нотой разорвал тишину высокий женский крик, и всё исчезло.
Сознание возвращалось медленно, принеся тошноту и головную боль. Со страхом раскрыла глаза: в полутьме разглядела какой-то конусный потолок, господи, вигвам индейский, что ли? Скосила глаза влево: укутанная пёстрым одеялом лежала рядом какая-то баба с длинными черными косами, справа горел огонь в печи, наподобие некой буржуйки, но, если честно, это я так предположила - буржуек в жизни не видала никогда. Дым из печи уходил куда-то в небо, оттуда чувствовался лёгкий морозец, хотя в этом вигваме, или ой, чуме? Яранге? Было довольно тепло.
С каких это пор я сплю с чужими бабами? Меня ещё больше затошнило и, медленно поднявшись на четвереньки, я поползла наружу вдохнуть свежего воздуха и сразу захлебнулась от морозного, обжигающего лёгкие, ветра. Боже мой, где это я?
Заснеженные деревья, лыжня с широкими полосами, сани, фырканье животных и их специфический запах - где-то они здесь, рядом, и тишина, такая холодная гулкая тишина, что слышно, как падает снег.
Трясясь от холода, я поползла обратно в чум. Баба уже возилась у печи, лихо орудуя кастрюлями, чугунками и ухватом.
- Сюнай-Сале!* - улыбнулась мне во все зубы.
Я тоже приветливо, по-голливудски оскалилась и пожала плечами, вот чего она хочет?
- Торова. Сяйдава теда*, - жуть какая-то, о господи, куда я попала, на каком это языке? Ни японский, вроде бы, может, правда, индейцы? Ага, племени апачи. Раздумывая, я осторожно приняла у женщины чашку с горячим чаем. То ли с молоком, то ли с жиром. Боязливо пригубила. Брр... но кушать очень хочется.
Откинулся полог, и вместе с лавиной холодного воздуха в чум зашел мужик - не очень высокий, тепло одетый, весь в мехах. Живут же люди...
Они общались с бабой, не обращая на меня внимания, я же не понимала в их речи ни слова! Сплошные "мань-хань-тань".
Таак. Займёмся лучше воспоминаниями. Первое - где я и как сюда попала? Нет, самое первое, это то, что мама моя всё же была права - доченька у неё та ещё авантюристка.
Какого лешего и куда я примчалась на оленях утром ранним? Вот теперь сижу в этом дурацком шалаше, тьфу, чуме. Кстати, а где же Макс? Обещал жениться, колечко недавно подарил.
- Скажите, пожалуйста, где я? - мужик с бабой уставились на меня, как на инопланетянку, что-то залопотали по-своему.
В общем, толку от них никакого. Хорошо, что при мне оказалась сумка с мобильником, кошельком, косметичкой, двумя прокладками и пачкой освежающих салфеток - ура! Я тут же занялась своей помятой рожей, а потом нашла ёлочную игрушку - маленький золотой шарик. На глаза навернулись слёзы.
Месяц назад Максим спросил меня, хитро улыбаясь:
- Вика, чего бы ты хотела на Новый год?
Я, сидевшая ВКонтакте, зацепила глазом картинку с оленями, на рогах которых переливались яркими красками ёлочные шары, и сдуру ляпнула:
- Деда Мороза и Снегурочку.
- Экстриму захотелось?
Мы посмеялись. Всё это было забыто после жарких поцелуев и крепких объятий. А в конце декабря Максим обрадовал:
- Милая, мы едем с тобой к Деду Морозу!
Я аж подскочила:
- В Лапландию? Или в Верхний Волочков?
- Верхний Устюг, - строго поправил Макс. Я взвизгнула и кинулась ему на шею. Ну, да, вот такая я дурочка - других на юга тянет, живот и спинку греть на пляжах Пхукета или Хургады, а мне, правда-правда, по душе вот такие приключения. Да и по принципу - с милым рай повсюду! Чтоб необычно, весело и запомнилось надолго.
Ага, запомнится, куда уж там. Верхний Устюг неожиданно сменился Салехардом. Так, стоп. Салехард - это где? Ямал. Значит, эти двое - ямальцы, как их там... Ненцы? Путём жестов и жутких вращений глазами, удалось выяснить, что звать их Нойко и Сывне, моё Виктория для них было ужасом, я стала Фикне, ну и фиг с ними, то есть со мной.
Греясь у печки, осоловело наблюдала, как Сывне колдует над обедом. В какой-то момент глаза закрылись, я задремала. Мне снился Макс верхом на олене, играющий елочными шарами.
Блин, занесла же девушку нелёгкая, точнее, наоборот, легкомысленная натура, вволю посмеялась надо мной. Мобильник был здесь бесполезной игрушкой, я попыталась знаками объяснить хозяйке, что мне надо бы позвонить:
- Сывне, телефон, интернет есть?
А ведь поняла, головой яростно замотала, руками замахала, залопотала что-то на своём языке.
Удивительно, но приглашение поесть я сразу поняла. Может, желудок подсказал? Сывне орудовала шумовкой, вытаскивая из кастрюли пельмени. В голове сразу зашебуршал старый анекдот о том, как народы Севера жуют мясо на пельмени, представляете, каково мне было это глотать?
На счастье, сидела я недалеко от мусорного ведра, в котором с облегчением заметила упаковку с ласкающей сердце надписью "Пельмени сибирские". Ура - цивилизации! Пусть не домашние, но зато мясо не б.у. Поев, Нойко свалил куда-то на лыжах, сказав Сывне что-то явно нечленораздельное.
Так, а где удобства? Вспомнив детство, недвусмысленно изобразила нужную позу. Сывне махнула рукой на выход и подала мне нечто типа длинного шеста, потрясла им, добавив:
- Тым-та*.
Тымта, значит? На морозе? Брр...
Ну, в общем, всё же я решила разведать, что там и где, и шест прихватила - видимо, придётся шариться по сугробам.
Невдалеке от нашего стоял ещё один чум, а чуть подальше - ещё. Где-то фыркали олени, я, трясясь от холода, сделала свои дела между двух сугробов, в завершение рухнув рожей в снег от сильного толчка в задницу. Блин! Сука-олень подкрался незаметно и испугал насмерть. Забывши шест, я, визжа, кинулась к чуму, но запнулась об очередной сугроб и застыла как вкопанная.
Из снега торчала настоящая рука.
- Ааа, - громко заорала я и, захлебнувшись от холодного воздуха, кинулась в чум, жестами позвала с собой Сывне. Та схватила торчащую руку и потянула, перед нами оказался настоящий человеческий труп. Женский. С разбитой головой и заледеневшей кровью, от которого тошнотворно пахло дорогущими духами.
Меня сразу скрутило, вывернуло, в общем, я ткнулась мордой в снег и так и застыла на четвереньках, краем глаза созерцая труп, на котором были надеты модные высокие сапоги и дорогая шубка.
Сывне развернулась, выдернула из снега шест, рявкнула на оленей и поползла в чум. Как? Ей по фигу? Ой, а вдруг они того, человеков едят? И меня откормят пельменями, и того, в расход? А в снегу у них типа морозильника?
В общем, надо бежать. Всё мне тут понятно. Девушка я не из робкого десятка, хотя и блондинка, но не совсем дура.
Я вспомнила, я всё вспомнила! Накануне отъезда случайно слышала разговор Макса по телефону и из обрывков фраз поняла, что у него какие-то финансовые проблемы. Ну вот, наверное, поэтому мы не в Лапландии, а в этом чуме. В Салехарде.
Неужели Макс продал меня каннибалам?
Таак. В аэропорту нас встретил мужик с красиво поставленным голосом на синем "Фольксвагене". Всю дорогу они трепались на неинтересные для меня темы. Потом нас поселили в гостиницу, мы поужинали и хорошо выспались. А на следующий день Макс устроил романтический вечер: заказал в номер ёлочку, мы украсили её заранее припасенными шарами. Любимый с изящным поклоном подарил мне шикарный позолоченный шарик - сделанную по заказу изящную ёлочную игрушку. Благодарно улыбаясь, я спрятала шарик в косметичку.
Горели свечи, наполняя номер ароматами пачули, корицы и иланг-иланга. Темнеет здесь очень рано - можно сказать, дня почти нет, но город за окнами светился иллюминацией, как новогодняя ёлка. Я надела красивое бархатное платье-хамелеон. Макс колдовал у маленького, уставленного вкусными закусками столика, открывая бутылку любимого мной "Ламбруско", мы пили шипучее вино, целовались и говорили друг другу разные приятные глупости. Макс включил музыку, потянул меня танцевать.
С вежливым стуком в номер зашла горничная, что-то сказала, переставив с привезенного столика две порции горячего, прикрытые блестящими крышками, спрятала в кармашек передничка протянутые Максом чаевые и смылась, тихо прикрыв дверь.
Потанцевав, мы снова выпили, съели по кусочку рыбки.
Медленно поплыла по потолку люстра, поехал сервировочный столик, Максов стало двое или трое, что-то пискнув, я по стеночке заползла в ванную, падая, успела опрокинуть на себя зубные щетки и прочую мелочь.
Ну, а потом надо мной склонился северный олень...
Мило улыбаясь Сывне, я старалась не показать противную дрожь, сидела, сжав застучавшие зубы. Мужик не появлялся. Это пока вселяло надежду - вряд ли Сывне будет сама меня разделывать.
Чтобы не терять время зря, решила внимательно изучить диспозицию. В одном из углов чума я разглядела лыжи, правда, палок не увидела, два мотка верёвок, пластиковые бутылки, интересно, зачем они их собирают? А! Кровь, наверное, разливают, ооой, мама.
Надо бежать! Если уж суждено погибнуть, умру в тайге, но свободной женщиной. От мысли, что меня могут растерзать хищники, стало не по себе, но и ждать, когда сожрут эти двое, тоже не хотелось. Кстати, кто в тундрах водится? Медведи, лисы, волки? Росомахи? Рыси? Песцы? Шубы ходячие...
Вечером Сывне чуть приглушила огонь в печи и завозилась в углу, что-то шепча. Ой, господи, староверы они, что ли? Легла и быстро засопела, заснула.
Я тихо встала, осторожно её потрогала. Странно, почему меня не связали, уверены, что не сбегу? Ага, обломаются.
Тихонько прокравшись в другой угол, прихватила моток верёвок и быстро связала руки Сывне, загнув их за спину, та заворочалась, заворчала, я замерла, но сон, видать, был очень крепок, теперь кляп, ага, вот эта тряпица пойдет. Сывне проснулась, задёргалась, недоуменно вытаращив на меня глаза, я погрозила ей пальцем:
- Тихо! А то! - что будет, не стала пояснять. Просто сняла с бабы обувь, переоделась, брезгливо морщась, к горлу подступила тошнота, но куда деваться?
Взяла лыжи и вышла из чума. Светила луна, и снег ослеплял даже при таком тусклом свете.
Как, блин, крепить эти сраные лыжи? Помучившись, замотала крепления, ой, мама, как я поеду без палок? Залезла в чум, слямзила уже знакомый шест, перекрестилась и тронулась в путь, покосившись на лежавший невдалеке женский труп. Застывшее кукольное личико, тёмные сосульки промороженных волос. Брр...
Очень скоро выбилась из сил, вывалявшись в снегу, наверное, раз сто. Кстати, куда ведет эта лыжня? Неважно - другого пути просто не было. Ну, не на Северный же Полюс! Я молила бога, чтобы не встретить Нойко.
Деревья отбрасывали причудливые тени, стояла тишина, и звук движущихся лыж слышен был далеко. Что-то всполыхнуло в небе, и я невольно остановилась и замерла - передо мной переливалось всеми красками зелени полярное сияние. Словно лазерное шоу, высоко в небе танцевала офигенная мозаика.
Увлёкшись, не сразу поняла, что лес ожил звуками: фырканье, уханье и ещё что-то. Поёжившись, кинулась бежать дальше, тут разглядела впереди быстро приближающийся силуэт. Огромная тварь неслась мне навстречу, внушая животный страх. Неужели меня все же сожрут, о, господи. Заорав от страха, дёрнулась, ноги подкосились, и я покатилась кувырком под горку.
И снова плыло высоко небо, качались звёзды, надо мной склонилась голова оленя. Спросить, куда дел рога, не смогла - язык не ворочался, но передвигаться таким образом было много лучше, чем на лыжах.
Разбудили меня незнакомые голоса. В чуме были посторонние люди. Один, с полосочкой смешных рыжих усов, подошел ко мне и представился:
- Оперуполномоченный Олег Бакланов.
Ах, какой проникновенный голос! Я кивнула, не зная, радоваться или плакать. Опер с каким-то садистским удовольствием поведал мне, что я, оказывается, пыталась скрыться с места преступления! Ну, ни фига себе поворотики.
- За что вы убили Алевтину Казанцеву?
- Кого? - изумлённо спросила я.
- Вы не знаете, кого убили? - мент смотрел, как на дебилку. Ну, щас покажу тебе настоящую блондинку.
- Не знаю! - я ласково улыбнулась. Господи, боже мой, и когда это я успела-то?
Тот вздохнул и сунул мне под нос фото того самого трупа, что валялся возле чума.
- А это не я! Это Сывне и Нойко, - и проникновенно зашептала, - они людоеды.
Опер отшатнулся от меня, как от зачумленной, и рявкнул:
- Хватит дурочку строить! Вот протокол осмотра места происшествия. Рядом с трупом найдено орудие убийства, между прочим, на нем ваши отпечатки!
- На чём?
- На ноже, которым вы убили гражданку Казанцеву.
- А зачем мне её убивать?
- Вот это я и хотел у вас спросить. Зачем?
Я пожала плечам. Мало того что незачем, так я, вообще, никакой Казанцевой Алевтины не знаю. Хотя, возможно, где-то я её и видела. На всякий случай перебрала приятельниц - мало ли, может, у кого платье новое, жених притыренный или отпадные брюлики появились? Или похудеть удалось килограммов на цать? Тогда, в натуре, можно и шлёпнуть в порыве непроходящей зависти. А так - на фига бы? Кстати, на покойнице очень красивая надета шубка...
Опер хмыкнул и велел собираться. Сравнив навскидку его комплекцию со своей, решила не спорить - пришлёпнет, как муху. Мы вышли из чума, я направилась было к ближайшим саням, но тут Нойко преградил путь, махнув рукой на вторые сани:
- Не хан!*
Ой, мамочки, подумаешь, не хан, ладно, поплелась туда, чинно уселась. Подбежала Сывне, заботливо укутала меня цветастым одеялом. Мужики расселись, и олени помчали нас, не знаю куда. Наверное, в тюрьму. Интересно, она тоже в чуме?
Оказалось - в районное отделение. Там, снявши полушубок и включив чайник, Бакланов предложил мне сесть и с ходу начал привязываться:
- Гражданка Макарова, где ваш мобильный телефон?
- Вот, хотите позвонить? - я достала мобильник, протянула сыщику, - ой, а он у меня разрядился давно.
Тот глянул на меня, как на дуру, порылся в шкафу, подключил мобилку к розетке. Ага, очень просто, надо же. Пока опер неуклюже тыкал толстыми пальцами по малюсеньким клавишам моего дурацкого телефончика, я думала, как тесен и непрочен мир - ментовский зарядник был тоже перемотан изолентой, как и мой родной. Видать, качество хреновое. Но вот зачем я, дура, взяла с собой именно это старье?
- Виктория Васильевна, - оживился опер, уставившись в экран, - как вы объясните вот это:
В списке контактов отыскалась строка: "Казанцева Алла'" Я вытаращила шары. Странно, может, когда-нибудь мы контактировали, допустим, при покупке мною косметики, заказе пиццы или роллов? Но обычно я такие номера не храню.
- Не знаю. Не помню.
- Так не знаете или не помните?
- Послушайте, я же сказала, что не знаю эту даму! Лучше помогите отыскать моего друга. Его зовут Макс, Максим Замараев, мы вместе приехали.
В это время менту позвонили, и он, глубокомысленно кивая, победно воззрился на меня, а закончив разговор, застучал пальцами по столу.
Ночь провела в какой-то камере, досыта наревелась и ничего не придумала путного. Вдобавок выглядела как чучело - спасаясь от семейки каннибалов, умудрилась потерять косметичку и сейчас маялась без помады, без зеркала, без туши... и, вообще, без всего нужного. Жутко хотелось в душ, да ещё и шарик потерялся. Свернувшись клубочком на жёстких нарах, я тихо заскулила.
Плохо мне стало, если честно. Ведь я ж не помню ничего, и, как знать, может и правда, совершила убийство в состоянии нестояния?
Стоп. Но кто же довёл меня до такого свинства? Получается, кому-то страшно мешала эта баба, а меня выбрали козой отпущения?
Наутро за мной заявился Бакланов. В голове моей зрел адский план. Щас я ему такую овцу покажу!
Попросилась в туалет, он хмыкнул, помотав головой. Наглая рожа, а если я здесь сейчас описаюсь? А, дошло! Отправил со мной за компанию какого-то мента. Пошли мы, не торопясь, по коридорчику, тут я и саданула тому промеж ног. Вежливо так, но с размаху. Мент скрючился, я же рванула бегом на другой этаж, а там - залетела в мужской туалет и закрылась, морщась от брезгливости.
Вряд ли опер будет искать порядочную девушку в мужском сортире.
Быстро переодела шубу на левую сторону - изящная сиреневая подкладка запросто сойдет за верх пуховика. Замотала волосы в пучок, нацепила очки для умного вида. А потом чинно проплыла мимо летящего навстречу Бакланова. О, как он мчался! Ха-ха-ха! Олимпийские чемпионы отдыхают!
Выйдя неспешно на улицу, подцепила тоскующую у обочины иномарку, уговорив водителя подкинуть меня до гостиницы. Ключей на ресепшене не оказалось.
Поднялась на лифте, осторожно открыла дверь номера...
У любимого выпала из рук бутылка минералки. Вот так удивлённо, как на явление Христа народу, на меня ещё никто не смотрел. Я широко улыбнулась, но не спешила кидаться в его объятия. Что-то остановило. Ёлка! На нашей ёлочке, на самом видном месте переливался маленький золотой шарик, тот самый, что я потеряла в тундре.
Я ошеломленно сделала несколько шагов и присела на кровать. Макс потянулся с поцелуем. Я сердито отстранилась.
- Викусь, где ты была?
Ну, я ему сказала, где. Грубо, но очень внятно. Я вдруг поняла, что Макс сам был там, в тундре, в чуме этом сраном! Точно, это он отдал ментам мой зарядник. Ну, конечно же! И это он убил ту бабу, а меня решил подставить. Но за что? Зачем? Кто такая эта Кравченко?
Похоже, у меня башню клинит.
Я встала и решительно начала собирать свои вещи. По лицу любимого пробегала радуга - он краснел, синел, зеленел. А мне как-то стало фиолетово. Зачем, для кого весь этот спектакль?
- Викусь, не уходи, я тебе сейчас всё объясню.
- Кончай батон крошить!- я сердито развернулась и уплыла в ванную. Вода текла на плечи, а я сидела и ревела, не отвечая на вопли Макса.
- Вика! Открой. Сейчас же! - Макс стучал в дверь, - ну, пожалуйста.
Я, наверное, дурочка. Слабовольная и малахольная. Бархатный голос любимого обволакивал и в то же время превращал меня в ледышку под струями горячего душа. Я никак не могла понять, кому и зачем понадобилось сыграть с нами такую злую шутку. Бесконечно прокручивая все недавние события, пыталась хоть за что-то зацепиться, что-то смутное крутилось в голове, но никак не формировалось в нормальную мысль.
Вот гнида эта покойница! И где же я её видела?!
В номере послышались голоса, я выперлась из ванной, успев на ходу причесаться и подкрасить губы. Блин! Аж зубами заскрипела - в кресле сидел разыскавший нас Бакланов. Без рыжих усов. Я уселась, закинув ногу на ногу, нахмурилась, как нахохленный воробей, и ждала, пока горничная разливала по чашкам горячий кофе.
Макс достал портмоне, мелькнули визитки, и я охнула. Только сейчас до меня дошло, что Бакланов с ним заодно! Ну, конечно - откуда он мог знать моё имя? Ведь документов у меня с собой в чуме не было!
Эти двое пили кофе и как-то гаденько улыбались. А мне реально стало страшно, аж руки вспотели, а по ногам побежали мурашки. Я медленно начала вставать, раздумывая, как бы сбежать невредимой от этих бандитов.
Бакланов внезапно оживился:
- Виктория, эээ, Васильевна, у меня к вам ещё несколько вопросов...
По телеку шли новости, какая-то дебильная овца брала интервью у покупателей местного супермаркета, где бродили толпы зевак. Злая, как тысяча чертей, я равнодушно скользнула взглядом по экрану и офигела...
Так вот, значит, как?! Одарив обоих лучезарной улыбкой, заявила:
- Я не одета! - скинула тапочки и, прошлёпав босиком к шкафу, раскрыла его и капризно протянула:
- Маакс, а что я надену?
У того челюсть отвисла. Нет, правда, что я надеть должна? Они впились взглядами в пустой шкаф.
В супермаркет я вошла царственной походкой и включила овцу. Что ж, будем мерить всё подряд, назло всем козлам! После шестого дурацкого наряда я вылезла из примерочной для отбора других, не менее дурацких, столкнулась с продавцом, которая поправляла воротник шубки на манекене, и бросилась к Максу с криком:
- Ааа, покойница ожила!
Продавщица побледнела и махом исчезла в подсобке.
Ну, конечно! Рожа один в один! Кукольное личико... Я не знала, то ли мне плакать, то ли смеяться. Наклонив патлатую голову на меня безучастно взирал манекен.
- Макс. Макс! Объяснись! Какого чёрта?!
- Вика, ну ты же сама хотела экстрима, вот я и придумал весь этот ералаш.
- А у нас скоро Новый год. Седьмого января, оставайтесь, - примирительно предложил Бакланов.
Макс улетел, а я осталась. Гулять - так гулять! Встречу Рождество на Северном полярном круге!
В этот раз оленей заменил "Фольксваген".
Я смущённо извинилась перед Сывне, она, улыбаясь, накормила нас строганиной и супом из оленины, Нойко научил меня кататься без палок на широких ненецких лыжах, а ещё мне довелось увидеть мамонтёнка Любу и побывать в Канось-Пухоре* на празднике Едэй по*, послушать легенды про Нумгэнбоя* и про Синх Сэхерева*.
Прощаясь, Ямал Ири*, загадочно улыбаясь, передал мне маленькую бархатную коробочку. Внутри лежал золотой шарик, а под ним записка от Макса: "Люблю, жду возвращения".
Может, я дура, но...
В аэропорт меня отвёз Бакланов. Я обещала пригласить его на нашу свадьбу. Правда, пока не знаю куда. Хочется чего-то необычайного.
* Сюнай-Сале (это и далее - ненецкий) - добро пожаловать, торова - здравствуй, сяйдава теда - давай пить чай, тымта - олень, не хан - женские сани.
Канось-Пухор - село Горнозаводское.
Едэй по и Ямал Ири - ненецкие Новый Год и Дед Мороз, Нумгэнбой, Синх Сэхерев - мифологические фольклорные персонажи.