Голос. Он всегда приходил неожиданно. Обычно ночью. Вздрагивал густотой тьмы, формируясь во что-то неведомое, мрачное, разделяясь и заполняя своим присутствием всю комнату. Это не были тени или видения. Оскар знал это. От галлюцинаций можно отмахнуться, игнорировать, убить их, в конце концов, препаратами и терапией. Здесь же все было реальным, таким же, как и он сам. Он не мог этому сопротивляться. Не мог игнорировать. Они владели его телом, его разумом. Они могли заставить его умереть и родиться заново. Он был в их власти.
Мойрам. Так они называли себя, хотя таким существам навряд ли нужны были имена. Оскар узнал о них, когда был еще подростком. Они пришли к нему ночью, забрав вместе с его девственностью его неведение. Они были похожи на женщин, но Оскар знал, что это не так. Женщин рождают женщины. Они растут, созревают и стареют, а не складываются в эротические образы из сгустка теней в углах комнаты.
Лахезис. Так звали одну из них. Она была первой. Ее внешность напоминала Оскару о девочке, в которую он был влюблен. Эта любовь умерла, утонув в объятиях мойрам. Все умирало. Менялось. Каждая ночь, проведенная с этим любвеобильным существом, забирала что-то из прошлого, обедняя воспоминания. Лахезис высасывала из Оскара все, что казалось ему когда-то важным, все его представления о жизни и целях. Иногда, оставаясь один, Оскар пытался вспомнить эти страстные ночи, но не мог. Не хотел. Лахезис забирала у него даже этот незначительный интерес к прошлому, оставляя лишь страх перед настоящим.
Клото. Она пришла следом за Лахезис. Сменила ее в теплой постели Оскара. Ее образ был таким же пустым, как и его цели. Ничего конкретного, просто женщина, с характерными для этого пола чертами. Прошлое не интересовало ее. Она пела Оскару любовную песню о настоящем. В ее объятиях Оскар увидел себя, увидел свой страх. Клото разделила с ним свою плоть и свои мысли. Мысли о настоящем. В них не было ни счастья, ни страха. Лишь только пустота, впитавшая в себя момент между прошлым и будущим. Каждую ночь Оскар узнавал что-то новое и каждое утро забывал об этом. Это был подарок Лахезис, спасавший его от безумия. Мир был прекрасен и ужасен одновременно. Грязь и красота, возведенные в абсолют, промелькнувшие перед глазами за короткое мгновение настоящего. Девственницы и шлюхи, наркоманы и праведники, маньяки и священники, матери, продающие своих новорожденных детей и заботливые родители, неверные супруги и добропорядочные семьи, сыновья, насилующие своих матерей и внуки, заботливо оберегающие старость близких. Были и другие видения, суть которых Оскар так и не смог понять. Слишком ужасные или слишком прекрасные в своей сути. Они то мелькали перед глазами уродливостью форм и извращенностью действий, то грели сознание божественной красотой, умиляя недосягаемой глубиной чистейших поступков. Из всего этого Оскар вынес одно. Ужас и красота - нераздельны. Одно не может существовать без другого. Добро и зло. Любовь и ненависть. Свет и тьма. Оскар больше не испытывал страха. Его страх был ничтожным в сравнении с тем, что он видел. Не мог он испытывать и счастья. Он видел его в абсолюте и абсолют этот был недосягаем. Он мог быть лишь никем. Пустотой в нулевой точке столкновений красоты и ужаса. Вот чего добивалась Клото. Вот зачем она приходила к нему столько ночей подряд.
Атропос. Она стала третьей любовницей Оскара. Или любовником? А может, просто никем? Для него уже не было разницы. Она легла в его постель. Прикоснулась к его остывающей плоти. К его пустоте. Оскар чувствовал, как его тело начинает распадаться под тяжестью этих прикосновений, таять, подобно снегу, сжатому в теплых ладонях, вытекая меж пальцев отведенным ему временем. Минуты, часы, дни, месяцы, годы. Он был слишком опустошен, чтобы бояться. Он видел слишком многое, чтобы о чем-то думать. Он мог лишь таять и распадаться, наблюдая, как его тело теряет свои формы. Отведенное ему время заканчивалось. Пустота. Ее становилось все больше. Теперь он ощущал ее физически. Она текла внутри него, выедая его кровь, его внутренности. Он уже не чувствовал, как Атропос ласкает его тело. Не видел ее. Не слышал ее нежных слов. Он просто плыл, как плывет ребенок в утробе своей матери. Жизнь завершалась, и ее волны прибивали его к берегу, с которого все началось. К пустоте и теплым водам, ласкающим тело. Они были его частью, а он был частью их. Последняя ночь в объятьях Атропос, когда понятие ночи перестает существовать. Когда все превращается в пустоту, которая и есть то важное, из чего состоит вся жизнь. Пустота и покой, медленно вращающиеся в замысловатом водовороте, уходящим в никуда, и Оскар был частью этого водоворота, мельчайшей каплей, нераздельно связанной с огромной массой вращающейся воды, которая несла его вниз, на самое дно. Осознание этого принесло тревогу. Следом за ней пришли сомнения и страхи. А в момент, когда он достиг самого дна, пришла боль. Она выдавила из его горла крик, который заставил его вновь ощутить свое тело. Отделить себя от окружавшей его пустоты. "Вода, - подумал Оскар. - Это всего лишь вода". Густая, как кровь и такая же теплая. Она обжигала его тело, заставляла плыть. Она вернула ему забытый смысл, забытые чувства. Пространство. Осознание этого появилось так внезапно, что Оскар снова закричал. Под его ногами было дно. Он шел по нему. Карабкался на берег, жадно хватая ртом воздух. Он снова мог чувствовать, он снова мог мыслить. Ради этого стоило бороться.
Оскар выбрался на берег и устало повалился на спину. Земля под ним была теплой и сухой, как сморщенная кожа настырного долгожителя. Оскар заставил себя открыть глаза. Небо. Оно застыло где-то высоко вверху - изъеденный студень, проткнутый вилкой во многих местах, ожидающий трапезы кого-то более великого, чем он сам. Небольшое, уродливое существо, ткнулось своим мокрым носом Оскару в плечо. Его шершавый язык, высунулся между небольших обломанных зубов и принялся вылизывать кожу Оскара. Существу нравился запах, нравился вкус этой свежей плоти. Оскар вскрикнул, чувствуя, как зубы существа впиваются в его плечо. Вскочив на ноги, он оторвал его от своего тела и, бросив себе под ноги, растоптал.
- Ийсы, - услышал он тихий голос за своей спиной, обернулся. - Ты убил одного из них, - пояснила ему девочка.
Ей было лет шесть-семь, не больше. Оскар торопливо сел на землю, желая скрыть от нее свою наготу.
- Не бойся, - сказала она, пододвигаясь ближе. - Я не причиню тебе вреда.
- Кто ты? - Оскар старался не замечать ее наготы.
- Меня зовут Гес.
- Что это за место, Гес?
- Аид.
- Аид?
- Тебе нужно было плыть на остров, - она указала рукой куда-то за его спину.
Оскар обернулся, но не увидел ничего, кроме густой темной воды, из которой недавно выбрался с таким трудом.
- У тебя еще есть время, чтобы попытаться исправить свою ошибку.
- Ну, уж нет. Я больше не войду в эту воду.
- Здесь тебе будет еще хуже.
- Здесь?
- Скоро они узнают о тебе.
- Ты это о ком?
- О тех, кто бродит здесь в поисках таких, как ты.
- Тогда нам нужно уходить отсюда.
- Меня они не тронут.
- Почему?
- Потому что я - Гес.
- Не говори глупостей. Ты всего лишь маленькая девочка.
- Но не такая, как ты. - Она поднялась на ноги. Ее нагота совершенно не смущала ее. - Вставай. Я попытаюсь тебя спрятать.
Не дожидаясь ответа, Гес развернулась и зашагала прочь. Оскар пошел следом.
- Тс! - цыкнула она на него, когда они укрылись в тени небольшого каменного свода.
Откуда-то изнутри дул теплый ветер, но Оскар не мог разглядеть насколько глубоко уходит под землю утопающий в темноте тоннель.
- Они рядом, - услышал он шепот Гес и проследил за ее взглядом.
Сначала он увидел только лишь тени. Они сновали вдоль берега, окружив место, где еще совсем недавно находились они с Гес.
- Кто они?
- Тс! - снова цыкнула на него Гес. - Если они услышат тебя, я не смогу уже ничем помочь.
Оскар замолчал. Тени продолжали кружить вдоль берега, но теперь они уже не казались ему столь эластичными, как прежде. Они сгущались, обретали форму, словно его глаза, привыкали к этим созданиям, учились их видеть. Оскар начинал различать их тела. Они не были людьми. Люди не могут быть такими уродливыми. Он видел, как один из них сожрал животное, укусившее его. Ийс. Кажется, так называла его Гес.
- Теперь они не остановятся, - шепнула она. - Теперь они знают вкус твоей крови.
Оскар потер укушенное ийсом плечо. Оставленная рана все еще кровоточила. Тварь, сожравшая ийса, принюхивалась, словно чувствовала его кровотечение. Оскар зажал рану рукой.
- Это тебе не поможет, - сказала Гес.
Она велела ему встать на колени, и когда он это сделал, зажала рану своими губами. Оскар поморщился, чувствуя, как впивается она в его плоть, как высасывает из него кровь, но сейчас не это было главным. Уродливая тварь, продолжая принюхиваться, приближалась к ним. Она была так близко, что Оскар мог разглядеть застрявшую между ее зубов шерсть ийса. Неожиданно тварь хищно оскалилась и громко срыгнула. Из ее рта вытекла слюна. Тварь жадно сглотнула и снова подавилась отрыжкой. Ее лапы с силой ударили себя в живот. В глазах отразилась боль. Разинув рот, тварь попыталась взвыть, но ее острые зубы, усеивавшие полость рта, давно искромсали язык, поэтому из горла вырвался только лишь хрип. Схватившись за живот, тварь принялась разрывать его своими когтями. Из открытой раны хлынула густая слизь. Ее вонь заполнила воздух, выдавив из глаз Оскара слезы. В разорванном желудке виднелось изуродованное тело ийса. Оно двигалось, выворачиваясь наизнанку. Его внутренности, словно сорные растения, пускали свои корни в тело уродливой твари, сожравшей его. Это уже не был ийс. Это был цветок. Много цветов, прораставших в живой плоти. Обезумев от боли, тварь продолжала вырывать их из своего тела, до тех пор, пока не упала на землю. Ее предсмертные судороги быстро стихли, а цветы все продолжали расти. Они распускались сочными бутонами, и Оскар в ужасе понимал, что эти бутоны разговаривают между собой. Он попытался разобрать, о чем они говорят. Сначала это были буквы, затем отдельные слога. Когда слога начали неловко складываться в слова, Оскар услышал крик. Дикий, истошный. Крик заставил его перестать слушать бормотания распустившихся цветов и устремить взгляд туда, где находились оставшиеся твари. Сейчас, среди чужого для Оскара мира, услышанный им крик был слишком родным. Так могут кричать только люди. Оскар впился глазами в кромку воды. Обнаженная женщина, окруженная уродливыми тварями, металась вдоль берега. Ее спасала только лишь близость воды. Твари боялись этих вод, сторонились их, но и женщина боялась их не меньше. Наконец, одна из тварей, схватила ее за волосы и потащила вглубь берега. Они не спешили забрать ее жизнь. Они издевались над ней. Клацали возле ее лица своими уродливыми пастями, царапали когтями кожу.
- Мы должны ей помочь, - прошептал Оскар.
- Ей уже не помочь, - сказала Гес, на мгновение отрывая свои губы от его плеча.
- Но мы должны!
Оскар попытался подняться на ноги, но его тело не слушалось. Только сейчас он почувствовал, как немота, распространившаяся от его плеча, парализовала все его тело. Он был беспомощен даже перед Гес, продолжавшей сосать его кровь. Он мог только смотреть, как уродливые твари терзают свою добычу. Крик женщины врезался в его сознание беспощадной болью. Цветы, выросшие из брюха мертвой твари, о чем-то оживленно говорили. Оскару показалось, что они обсуждают его. Сравнивают с той женщиной. Он посмотрел на них. Посмотрел на их цветущие бутоны. Нет. Они обсуждали не его. Они обсуждали несуразную птицу, клюющую тело твари из которой они выросли. Ее клюв жадно отрывал куски зловонной плоти, проглатывая их. Оскар видел, как они проходят сквозь ее горло, как раздувается ее живот, и как вылезает из -под ее обтрепанного хвоста помет. Оскар снова посмотрел на женщину. Зажатая между их телами она уже не кричала. "Надеюсь, твари уже убили ее", - подумал Оскар.
- Они не едят падаль, - услышал он голос Гес. - Они разорвут ее, когда она будет еще жива. - Гес вытерла окровавленные губы. - Грилы слишком нетерпеливы.
В подтверждение ее слов, одна из тварей оторвала женщине руку. Это послужило знаком и всем остальным. Одно мгновение и от человеческого тела не осталось ровным счетом ничего.
- Это не самая страшная смерть. - Гес смотрела на распустившиеся цветы возле грота. - Они прощаются с тобой.
- Что? - Оскар удивленно уставился на кивающие бутоны.
Несуразная птица глотала их вместе с кусками мяса. Закончив с трапезой, она улетела, оставив в память о себе лишь несколько ровных горок помета. Внутри одной из них что-то шевелилось, росло. Оно выбралось наружу, и Оскар узнал под слоем грязи ийса. Он огляделся и испуганно побежал прочь. Оскар молча смотрел ему в след.
- Удивительно, правда? - спросила его Гес. - Жизнь умирает и снова рождается на твоих глазах.
- Я не знаю.
Оскар, наконец-то, смог подняться с колен. Его плечо болело. Там, где Гес касалась его губами, отсутствовал внушительный кусок плоти.
- Что ты сделала? - спросил он ее.
- Немного поела, - она облизнула свои губы.
- Ты сосала мою кровь?
- Я могла бы высосать твой мозг, если бы захотела.
- Не говори так.
- Почему?
- Потому что ты ребенок.
- А ты забавный, - Губы Гес дрогнули в жалком подобие улыбки. - Неужели ты еще не понял, где находишься?
- Нет, но я знаю, что нам нужно уходить отсюда. У тебя есть родители или родственники?
- Как и у всех.
- Тогда я отведу тебя к ним.
- Зачем?
- Чтобы они заботились о тебе.
- Аид дал мне достаточно сил, чтобы я могла заботиться о себе сама.
- Аид не сможет заменить тебе родителей.
- Он и есть мой родитель.
- Не говори ерунды. Ты же сама сказала, что это всего лишь место.
- Место, которое рождает нас всех.
- Я не был здесь рожден.
- Поэтому, ты не такой, как мы. Тебе никогда не понять красоты Аида.
- Ты считаешь, что здесь есть красота?
- Так же, как ты считаешь, что здесь ее нет.
- Я видел, что грилы сделали с женщиной. Ты считаешь, что это красота?
- Да. Что может быть лучше быстрой смерти? - Гес вышла из убежища. - Благодари мойрам, что ты встретил меня, а не моего брата. Случись наоборот, думаю, ты бы позавидовал участи той женщины.
- У тебя есть брат?
- Да, но тебе не нужно с ним встречаться. Он моя противоположность.
- Как грилы?
- Как я. - Гес взяла Оскара за руку. - Пойдем, я отведу тебя к мертвому озеру. Может быть, тебя все еще примут на остров. Хотя ты видел слишком многое, чтобы забыть... Но ты должен попробовать! - она потянула его за собой.
- Я не могу, - сказал Оскар, глядя на темную густую воду озера. Она напоминала ему кровь женщины, которую растерзали на его глазах.
- Ты должен, - Гес отпустила его руку. - Ты мне нравишься. Не хочу, чтобы с тобой случилось то же, что с той женщиной.
- А ты?
- Мое место здесь, - она подтолкнула его. - Иди же, а я попрошу Люция зажечь для тебя звезду!
- Кто такой Люций?
- Поверь мне, тебе лучше этого не знать.
Оскар вошел в теплую воду. Она окутала его слишком быстро, утянула на дно, не дав возможности проститься с Гес, да он уже и не хотел. Он уже не помнил ее. Не помнил ничего. Он снова был тем ребенком, что беззаботно кувыркается в теплой материнской утробе. Часть чего-то большего, и большее, как часть его самого. Что могло быть прекрасней?
Оскар открыл глаза, все еще чувствуя цепкие лапы вновь подхватившего его водоворота. Вращение медленно прекращалось, позволяя ему различать окружавшие его предметы. Его комната, погруженная в полумрак, кровать, простыни, одеяло, теплое женское тело. Как ее звали? Атропос? Нет. Она не похожа на нее. У этой женщины есть лицо, какая-то внешность, Атропос же была безликой и бесполой.
- Клото, - прошептал Оскар.
Ее любовная песня слагалась о настоящем. Он помнил это. Он притянул ее к себе, желая поймать своими губами ее губы, желая разглядеть получше ее лицо - сделать то, чего он не осмелился сделать в прошлый раз. Она послушно склонилась к нему. Заглянула в глаза. Ее дыхание прикоснулось к его коже. Ее пальцы запутались в его волосах. Оскар чувствовал ее нежность. Чувствовал гармонию, которая воцарилась в это мгновение между ним и Клото. И он хотел удержать его, не дать Клото уйти. Он прижал ее горячее тело к себе. Сдавил в своих объятиях. Он встретит с ней рассвет. Он не отпустит ее. Он будет помнить о ней всегда... Помнить... Это слово прокатилось по стенкам его сознания отголоском чего-то далекого. Слабым дуновением ветра, эхом, прилетевшим из его прошлого. Он вспомнил девочку, в которую был когда-то влюблен. Вспомнил ее лицо. Ее глаза. Оскар чувствовал, как уходит Клото. Размыкает его объятия, покидает его постель. Он уже не жалел. Теперь он помнил. Воспоминания согревали его тело. Они проносились перед глазами многообразием лиц и голосов, среди которых он различал и себя самого. Они были сильнее, чем тело Клото. У них было определенное лицо. Лицо той девочки. Лицо забытой любви. Оно нависло над ним. Оно смотрело в его глаза своими глазами. Оно заставляло его забыть обо всем, кроме себя. Вычеркнуть из памяти все недавние воспоминания. Оставить лишь то, что поистине греет.
Когда Оскар начал засыпать, сменившая Клото Лахезис, высвободилась из его крепких объятий. Его первая и его последняя любовница. Одна из трех, изменивших его жизнь. Она вернула ему все, что они когда-то забрали, и забрала все, что они когда-то дали. Остались лишь перемены. Перемены, которые родились в этой безумной круговерти обменов прошлым, настоящим, будущим. Они засели где-то глубоко внутри. Прогрызли сознание, добравшись до его сердцевины и там пустили корни. Теперь они будут расти. За годом год. Жизнь Оскара уже не станет прежней. Мир всегда будет казаться ему другим - разрозненным, менее целостным, чем он есть на самом деле, разбитым на мелкие эпизоды счастья и горести, которые перестанут иметь для Оскара значение. Он станет глубокой рекой, среди множества окруживших его ручьев. Сила, исток которой берет свое начало здесь, в этой комнате, в объятьях мойрам. Река, направление которой, как бы сильно она не петляла и не извивалась уже предрешено. Мойрам сплели ее путь, так же, как путь многих других. Еще одна нить на бескрайнем ковре жизни. Еще один узор, как составляющая одного огромного изощренного рисунка, в который вплетены все: люди, ангелы, демоны, даже боги. Судьба, которая едина для всех в своей неизъяснимости, в своем рисунке, черты которого можно увидеть, лишь обернувшись назад, вспоминая свое прошлое, ужаснуться или порадоваться, а затем снова продолжить вплетать свою тонкую нить в этот безбрежный ковер жизни, добавляя в него свои штрихи.