Часть 81. "Ой вы, гости-господа. Долго ль ездили...?"
Глава 441
"Приятно осознавать, что друзья всегда придут тебе на выручку. Причём, чем больше выручка - тем больше придёт".
В то лето 1165 года от Рождества Христова стремительный рост моей "выручки" приводил к быстрому росту числа "друзей". Одновременно многократно умножались недруги. Те, кто приходил... Одни - получали от меня помощь. Другие - смерть.
В этом году я решил - "кровь из носу!" - не пропустить покос. Я уже объяснял - люблю это дело. Бросил город на "совет приказных голов": пусть сами малость попробуют - враз все нестыковки вылезут, и сбежал за Волгу.
Не зря мозги корячил и курочил! Табель о рангах! Вау! Система приказов! Вау-вау! Экселенцы, итить их всех ять! Вот пусть разбираются.
Красота! Есть на кого заботы-печали скинуть. По закону! Согласно служебным обязанностям и должностным инструкциям!
Напротив Стрелки и выше... там такие места! Косьба - как песня!
Кос-литовок у нас уже немало. А вот косить ими умеют только мои пердуновские. Да и то не все. Лесовики - те вообще любую косу первый раз видят.
Набрали ватажок в сотню душ и погнали. Учить косить.
Нужны запасы кормов. Повторять прошлую зиму, в которую мы вошли практически только с веточным кормом, да с отнятым у Яксерго... не хочу.
Ещё оттенок: люди сильно переживают из-за недостатка скотины. Но если Воевода сам, личным примером, в первом ряду... косой машет - значит "худОба" будет.
С видкеля... хрен знает. Но... "Зверь Лютый" же! Он, конечно, псих. Но не дурак же! Выгрызет... мабуть... гдесь-то...
У народа должна быть надежда. Её надо... э-э-э... возбуждать. А в возбУжденном состоянии - применять. К пользе.
Как говаривал царь Соломон:
"Всему свой час и время всякому делу под небесами: время родиться и время умирать. Время разрушать и время строить. Время разбрасывать камни и время складывать камни. Время молчать и время говорить".
От себя дополню Соломона: есть время покоса. И пошли они все нафиг!
Для меня, как и для множества моих людей, это - не суждение, а чувство. Не пользы ради, не корысти для, а - должно быть.
Поэтому, рядами и колоннами, маши, вали, суши и стогуй.
Увы, "откосить" по-настоящему у меня не получилось.
Дней пять я наслаждался. Присматривался к людям, к травостою, к местности. Присматривался к самому себе. Суетня и умствования последних месяцев не лучшим образом сказались на состоянии личного, горячо любимого, организма. Надо на всё "забить" и восстанавливать форму. А то кому я тут нужен буду, больной и слабый?
"Куда ж ты со слабыми руками замуж собралась?" - русское народное недоумение.
А с вялой печенью и каменистыми почками в русские реформаторы - и вовсе "не".
На пятый день к вечеру прибежал вестовой.
Они каждый день ко мне прибегают. С разными скандальными донесениями от моих "приказных голов". Я их стандартно посылаю:
--
Не могут головы по-умному договориться? - Стало быть, не те головы в приказы поставлены. Могу и снять. Думайте.
Тут была короткая записка от Гапы:
"Сигналили: в Балахну пришёл караван. Тверские. Встали миром. Четыре лодии и барка. Полста воев. Нурманы. Княгиня. Слуги. Колотило спрашивает: чего делать?".
Колотило - мой тиун в Балахне. Очень не хотел в начальники идти. Но альтернативой была ледяная могила в заснеженном лесу на лесоповале. Ничего мужик, крутится, явных глупостей не лепит. Правда, чуть в сторону - пугается.
Каковы намерения прибывшей группы? Как их встречать-привечать?
С учётом того, что после игр с Лазарем и смерти Любавы у меня на слово "нурманы" шерсть на загривке дыбом встаёт... Хотя, конечно, какая у меня шерсть? - Все фолликулы сдохли при вляпе вместе с кожей.
--
"Ласточку" - к берегу. Сбегаю-гляну.
С ветром не очень получилось, но часов через восемь мы вышли к Балахне.
К моему удивлению - пожарища не было.
Не тот нурман пошёл, не тот. Тихий какой-то, миролюбивый. Пожаробезопасный.
Раннее утро, солнышко ещё не встало, над рекой туман поднимается. В тумане смутно видны мостки, густо обсаженные местными и пришедшими лодками. Барка причаленная. Со сходнями. На берегу - штабеля брёвен, штабель кирпича, стружки, щепки, запах смолы, свежего дерева, с берега дымком тянет. Дальше от берега, на невысоком косогоре - само селение. Закрытые и незакрытые крышами новые срубы, двухэтажный, на высоком подклете, дом тиуна, церковка-однодневка воровского попа с уже почерневшим деревянным крестом.
Тишина. Птички петь только собираются. Попробует своё чик-чирик или ути-ути и замолкает. Слушает - отзовётся кто или ещё рано.
Отсендиный Дик ловко убрал паруса, поднял шверцы, и "Ласточка", бесшумно, как привидение, скользнула к берегу. Даже караульщики, которые должны, по идее, быть на пристани, не проснулись.
Ну и ладно, бить в тулумбасы по случаю явления "Воеводы Всеволжского" - у нас не принято. Проверили снарягу, спрыгнули на бережок, пошли искать.
Информацию, конечно. А не приключений, как вы подумали.
"Выйдy ночью в поле с конем, Hочкой темной тихо пойдем...".
Не с конём, не в поле, не ночью, а так - похоже.
В одном из первых же дворов, явно только что построенных - ворота ещё не навешены, нужник не поставлен, хотя яма уже выкопана - обнаружили девку. Коммунистку, наверное: "от каждого по способностям, каждому по потребностям".
Вообще, в каждом бесплатном сортире каждый человек с нормальным пищеварением - становится коммунистом. А вот в платном... появляется персонаж с неестественными потребностями. Который превращает установку в средство производства. Производят там разное. В том числе и прибавочную стоимость. А мы всё прибавляем и прибавляем. Причём - добровольно. А некоторые - и с песнями.
Потребности у девки были... естественные. Курт подошёл к ней поздороваться.
Хорошо, что она уже сидела... И яма... обустроена.
Пока лёгкие пощёчины приводил сопливку в чувство - распахнулась дверь избы. Немолодая невысокая женщина, простоволосая, в одной сорочке, вылетела оттуда. Подхватив по дороге полено, кинулась ко мне, во весь голос, без пауз и знаков препинания, нелицеприятно упоминая мою матушку, бабушку и прочую родню с нелитературными прогнозами моего ближайшего, весьма сексуально-апокалиптического, будущего.
Про пост-апокалипсис - читал и неоднократно. А вот про секс-апокалипсис... Только слышал. В рамках родненького фольклора и такового же образа жизни.
***
- Советский Союз - самая большая страна в мире!
- Ага. И чём он накрылся?
***
--
Оп-па! Сухан, отставить. Эт хорошо, что ты в одной срачице. А то и не узнал бы. Здоровья тебе, боярыня Рада. А это, стало быть, дочка твоя?
Догонялки-догонялочки. С историей, памятью, отношениями...
Рада, моя знакомая по Тверским похождениям. Мать моего Лазаря, с которой я когда-то...
--
Вот и свиделись. Помнится обещался я, что Лазарь твой из похода живым вернётся. Сказано - сделано. А ты меня - поленом привечаешь.
Потрясение Рады от неожиданной встречи со мной было немногим меньше, чем волнение её дочки при знакомстве с Куртом. Она схватилась за сердце. Обнаружила, что сердце на месте, а вот одежда - нет. Ойкнула, прихватила совсем осовевшую дочку и убежала в избу. Там сразу начался женский крик на несколько голосов.
Я уж собрался поискать ещё кого-нибудь. Более... информационно-емкого. Но тут с крылечка спустилась молодая женщина в обнимку с жбанчиком:
--
А не желает ли господин Воевода Всеволжский со товарищи - пивка испить?
И вдруг спросила:
--
Ты меня не узнаешь? Я же - Рыкса. Мы ж с тобой... ты ж у меня в усадьбе живал, в Тверь возил. Неужто запамятовал?
Ещё одна... догонялка. С Верхней Волги. Там, где я по пути от Зубца к Твери, попал в воровской притон на месте боярской усадьбы. Где зарезал атамана шишей Ярёму Зуба. Где провёл пол-зимы, спасая от татей, волков, холодов, одиночества и бескормицы вот эту... кашубку из Гданьска. Которую в половодье ухитрился притащить в Тверь. Где она начала рожать на городской дороге прямо мне в руки.
--
Не мудрено не узнать, Рыкса. Ишь как похорошела. Тогда-то вовсе замученная была. А ныне-то... раскрасавица. Как сыны-то? Здоровы ли?
Рыкса раскраснелась от комплимента, присела, почти не чинясь, на бревно рядом со мной, приняла кружку пива. И принялась рассказывать.
Людей своих я разослал, не смущаемая посторонними взглядами, польщенная моим доброжелательным вниманием, она сообщила мне множество подробностей. О сынах, о Твери, о брошенной и отчего-то сгоревшей усадьбе, о нынешних делах. Даже и об "интересном положении" своей хозяйки - вдовствующей княгини Самборины Собеславовны.
Как была болтушкой - так и осталась.
***
Напомню: в Поморье, между устьями Вислы и Одера, живут разные славянские племена. Часть из них называют кашубами. Часть этого народа - заборяки. Из которых Рыкса и происходит. С полвека назад короли Польши присоединили их земли к своему королевству.
Первый князь Гданьска Самбор, дед Самборины, признал власть Пястов и принёс оммаж. Его сын, Собеслав, чувствуя ослабление Польского королевства, искал союзников и выдал дочку за любимого племянника Полоцкого князя Рогволда - Володшу. Володша с братом "проспали" свой удел - Изяславль, самого Рогволда полочане из Полоцка выгнали.
Союз Гданьск-Полоцк распался, но княжна, ставшая княгиней, так замужем и осталась. И, вместе с мужем, перебралась под власть Боголюбского в Тверь.
Её муж пошёл в Бряхимовский поход. На его беду, с одной из Тверских хоругвей шёл попаданец. В моём лице. Моя реакция на некоторые... вольности его дружинников - вызвала его раздражение. Отчего по его приказу вот на этом месте, на Стрелке, была зверски убита Любава.
Моя Любава.
Столкновение двух гоноров - моего и его - привели к смерти моей... "подорожника для души".
Я этого не стерпел. И зарезал Володшу у Янина. Публично. Спровоцировав, на пиру по случаю взятия городка, его атаку на меня упоминанием интимных подробностей о его жене Самборине. Выболтанных мне как раз Рыксой. Что-то там о родинках православным крестом вблизи "потаёнки". После чего ухитрился "выскочить из-под топора" Боголюбского, получить "ссылку с высылкой" - вот эту Стрелку.
***
Со времени моего знакомства с "заборячкой" прошло едва ли полтора года. Но сколько всего вместилось в это время! Живу - как по раскалённой плите босиком: то - подпрыг, то - подскок. Только б не завалиться...
Я слушал трёп девушки, вспоминал свои тогдашние душевные "Буридановы" муки, судорожный поиск способа выскочить из-под "асфальта на темечке". Какой я тогда был глупый! Я ж на ней жениться всерьёз собирался! К Володше в службу пойти! Как всё неожиданно, непредвиденно повернулось...
"Будь готов! - Всегда готов!" - правило не только советского пионера или секс-гиганта, но и попандопулы. Я оказался готов к "основанию Всеволжска". Ну, относительно...
Она "молотила" о своём, я думал о своём. Слова об "интересном положении" вдовы-княгини дошли с задержкой. Но - дошли до сознания. Я уже целенаправленно повёл беседу.
Если пропустить её эмоции, кто во что был одет, кто как на кого глянул, и что она по этому поводу сказала подругам, а те ей на это ответили... то вырисовывается такая последовательность событий.
В середине прошлого лета я убил под Янином Володшу. К концу лета княжеская дружина, состоящая в немалой части из "нурманов" - наёмников-норвежцев под командой "суки белесой" - ярла Сигурда, привезла гроб с телом покойного в Тверь. Покойника отрыдали, отпели и закопали. Стали жить-поживать да соображать - как жить дальше.
Тут Боголюбский прислал боярина. Поставил наместника в Тверь.
***
Я уже говорил: в маленьких русских городках главные терема - служебное жильё.
Княжеский или наместников, посадников двор - место исполнения властных функций. Здесь принимают послов, правят суд, проводят смотры, казнят, объявляют указы... Два других места, где возможно исполнение частично сходных публичных действий - торг и паперть. У каждого места - своя специфика. Например, "заклич" - объявление о розыске пропавшего холопа - делается обязательно на торгу.
После смерти или иного удаления прежнего градоначальника - терем надо освободить. Потому что в этом месте будет жить и править новый градоначальник.
***
"Освободите ведомственное жильё" - Самборине было предложено съехать со двора. Куда?
Боголюбский не неволил, но настоятельно советовал пойти в монастырь. А малолетнего княжича - отправить к Полоцкой родне мужа.
Монастырь Самборину пугал. Вариант с "рогволдами" - страшил. Возвращение в Гданьск к батюшке - не радовало: князь Собеслав с годами становился всё злее и бестолковее.
Все пути были плохи.
Новый наместник настаивал. Сперва вежливо, "по чести". После - всё жёстче. Тут пошли дожди, уйти из Твери стало невозможно до весны. Всевозможные ущемления наместника становились всё грубее. И Самборина - "вдовица сирая, беззащитная", нашла решение: обратилась за помощью к нурманам Сигурда. Которые на том же дворе и жили. И тоже должны были куда-то съехать.
Их положение было несколько лучше: их готовы были принять в Суздальские гридни. Но - на общих основаниях. Не как отдельную боевую единицу, а "россыпью", что, в силу их "чужести", гарантировало самые опасные задания, конфликты с "соратниками" и скорую смерть. Да и жалование у Володши они получали побольше.
Главное: прежний статус исключительности, безнаказанности, близости к власти - терялся. А без службы, без "кормильца" - князя, который подати собирает и дружину кормит - они прожить не могли.
Русские князья в эту эпоху, хотя и меньше, чем прежде, физически кормят своих гридней. Со своего стола, из своей поварни. Казарменное положение - "all inclusive". Денежное довольствие - так, "приварок".
Котлы, игравшие роль знамён у османских янычар, вполне уместны в этом качестве и в русских дружинах.
Сигурд, подобно Самборине, мучился проблемой выбора: то ли идти под Боголюбского, то ли уходить? Если уходить, то куда и когда?
Они нашли друг друга.
Когда нурманы начали вступаться за княгининых слуг, наместник возмутился, кликнул своих гридней... и понял, что вовсе не факт, что он останется главным на пепелище. "Пепелище" - потому, что при столкновении с таким отрядом внутри города, Тверь будет наверняка сожжена.
Наместник получил от княгини и Сигурда клятвенные обещания уйти, как только лёд с рек сойдёт. И стал вести себя сдержаннее. Самборина подкидывала потребное нурманам из запасов покойного мужа, нурманы - её охраняли.
Сигурд постоянно общался с Самбориной и, как здесь говорят, "они слюбились". Сигурд был немолод, некрасив, но умён и опытен. И достаточно успешен. В некоторых аспектах.
"Мелкий клоп - злее кусает" - русская народная...
А если не только "кусает", но и защищает...
Вполне по царю Соломону:
"Вдвоем быть лучше, чем одному, ибо, если упадут, друг друга поднимут, но горе, если один упадет, а, чтоб поднять его, нет другого, да и если двое лежат - тепло им, одному же как согреться?".
Очень точное наблюдение: "тепло им". К началу половодья она поняла, что беременна.
Это радовало Сигурда, укрепляло их связь. И обрубало планы по путешествию к Полоцкой родне, которой она была не нужна. Или - в Гданьск, где - аналогично. Вот такая, "брюхатая", "вдова бесчестная" - она не была нужна никому. Кроме Сигурда.
Позвали Раду. Но боярыня-акушерка напрочь отказалась. "Извержение плода из чрева" не только статья в "Русской Правде" с вирой в три гривны, но и грех божеский.
Сошёл лёд на Волге, под непрерывные напоминания и понукания наместника начали собирать караван для переезда. Говорили: в Гданьск.
"В родительский дом, к началу начал".
Больше деваться-то некуда. И тут кто-то, Рыкса честь идеи приписывала себе, хотя я очень сомневаюсь, произнёс:
--
А не отсидеться ли нам у "Зверя Лютого"? На "Не-Руси"?
Все сразу возмутились:
--
Ах, ах! Нет, нет! Как же можно?! Он же убил Володшу! Он же княгиню вдовой сделал!
Ночью, в постели, ласково улыбаясь утомлённому Сигурду, Самборина сказала:
--
А может и хорошо... Что овдовела. Мне с Володшей так сладко никогда...
Сигурд поплямкал, подумал. Вспомнил наш давнишний разговор в Янине.
Мы говорили о другом - об обычном найме дружины, но... а почему бы не совместить? Слухи о Всеволжске ходили разные... А там может получиться так, что доведётся и свой городок основать. Или - чужой прибрать.
Основать свой дом. Владетельный. Наследник уже вон... И - убраться с Руси. От лишних глаз и языков.
Для нурманского ярла - очень не новая идея. Уже лет триста сходные предводители сходных отрядов приходят в самые разные места от Гренландии до Сицилии, Верхнего Дона, Куры... захватывают местные поселения или основывают свои. И живут своим прежним скандинавским укладом, постепенно ассимилируясь.
Они долго собирались. Пока из Суздаля не пришла полусотня гридней в помощь наместнику. Потом, вывалившись в Волгу, отстаивались у Мологи.
Местные начали переживать: что так долго делает такой большой воинский караван в их городе? Нурманы вели себя... "вольно". Аборигены отвечали тем же. После особо крупной драки с убитыми, Сигурд решился - разбив напоследок несколько лабазов, караван пошёл вниз по реке.
И вот они здесь.
Рада, за время нашей беседы с Рыксой, успела надеть парадное платье, сгонять дочку в дом тиуна, сама туда сбегать и вернуться. Теперь, важно поклонясь, передала мне:
--
Госпожа княгиня Самборина Собеславовна изволит пригласить тебя, Воеводу Всеволжского, в свои покои для беседы.
Резко шикнула на заболтавшуюся Рыксу, и пошла вперед, показывая дорогу.
Посреди наполненного болтающимися без дела людьми, перекопанного, неустроенного двора стоял ошалевший ещё с вчера Колотило без шапки. Какой-то прыщ спесивого вида, облокотившийся задом на пустую телегу без передних колёс, надменно ему выговаривал:
--
А коли ты, червь навозный, нынче же не поставишь беседку, где княгиня со служанками еёными могли бы от солнца укрыться и красу свою белую сберечь, то я тебя, пёсий хвост, велю драть плетьми.
Увидев меня, Колотило отключился от выслушивания ценных указаний и красочных обещаний, и тоскливо уставился на меня. Ожидая то ли казней за общую разруху, то ли спасения от внезапной напасти - высокородных гостей.
"Спесивец", уловив взгляд тиуна, обернулся ко мне и, презрительно оглядев с ног до головы, поинтересовался у Рады:
--
Это что за образина?
Надо ли объяснять, что видок у меня... хоть и не простой, но - простецкий? Шапчонка примятая, косыночка беленькая, кафтанчик штопаный, штаны посконные, сапоги стоптанные, морда загорелая, ручки мозолистые. Мужик с покоса пришёл, не с перформанса.
Что в кафтане - панцирь, а на спине - "огрызки"... И не сильно видно, и понимать надо. Ни - злата-серебра, ни - изумрудов-яхонтов, ни - шелков-паволок. Что я - лошадь цыганская, чтобы цацками позвякивать?
"Взгляни, взгляни в глаза мои суровые. Быть может видишь их в последний раз".
Как и всё остальное в подлунном мире.
Но это надо знать - куда смотреть.
Рада открыла, было, рот, дабы представить меня официально, однако я и сам озаботился:
Курт несколько приотстал, с интересом обнюхивая редкие вкопанные столбы ещё не поставленного забора. Потрусил к моему собеседнику, вызывая волну опасливых шепотков в полном народу дворе. Мягким лёгким рывком поднялся на задние лапы, положив передние на плечи замершего "выговаривателя". Чуть прижал к телеге. И, внимательно заглядывая сверху в стремительно бледнеющее запрокинутое лицо, в недавно столь наглые глаза "столба обещающего"... пометил.
Хотя, кажется, нужды уже не было - пошло... самообслуживание.
Народ во дворе начал быстрёхонько-тихохонько перемещаться ближе к дому. Зато из подклета резво нарисовалось несколько нурманов. С мечами наголо, но без особого энтузиазма. Насчёт "поближе познакомиться".
--
Рада, ты иди. Мне надо с тиуном перемолвится.
Я уселся на брёвна, оставшиеся во дворе. Колотило пытался встать передо мной "по-смердячему" - со снятой шапкой в руках. Пришлось похлопать ладонью по бревну рядом и прямо приказать:
--
Сесть. Рядом. Шапку надеть. Сопли подобрать. Говорить по делу. Ну, как тут?
Равнодушно разглядывая новоприбывших, я слушал сперва ноющий, но дальше всё более уверенный отчёт тиуна.
Лес на выбранной площадке уже сведён, раскорчёвка преимущественно закончена, селение отстроено наполовину. Первые трубы в соляной горизонт уже вбиты. Рассол можно брать самотёком - только заглушки сними. Полным ходом идёт кладка четырёх печей под привезённые из Боголюбова Николаем салги (большие котлы для варки соли). Поставлены первые бадьи. Оборудована первая (общая) пристань и начаты работы по второй (соляной), поставлены общинные амбары и амбары под готовый товар, вырыты дренажные канавы. Амбары надо крыть черепицей, всё есть, но не успевает по людям. Жильё есть, но мало. Заборов нет - нет времени. И тд., и тп.
Запас топлива маловат, но постоянно ловят деревья, которые несёт или в половодье снесла на берега и отмели Волга. Ниже селения целый завал на берегу. Команда инвалидов их ковыряет. Как со стройкой чуть раскидаются - начнут интенсивно колоть.
Я внимательно слушал, доброжелательно интересовался подробностями. Последний вопрос уже при прибежавшей снова звать меня, приплясывающей от нетерпения, Раде:
--
Находники нынешние... Ты им сам дом свой отдал? - Правильно. Какое-нибудь безобразие в селение творили? Спать попадали? И впредь чтоб так было. Мирно.
В горнице в красном углу сидела княгиня. Рядом торчал Сигурд. И ещё куча народу. Служанки, четверо нурманов в бронях и с мечами, штатские в шубах и кафтанах, двое духовных в чёрном...
Что-то "Годунов" вспомнился:
"Царевич я. Довольно, стыдно мне Пред гордою полячкой унижаться".
Я не - царевич, мне - не стыдно, она - не полячка, унижаться - не собираюсь. А так - всё в точности.
Снова, уж в который раз, здешний этикет загадывал мне загадки. Как приветствовать эту женщину? Вдову убитого мною врага, княгиню, беглянку, "бесчестную жонку"...
Шапку долой, неглубокий поклон:
--
Здрава будь Самборина Собеславовна. Хорошо ли добирались?
Титул - пропустил. Но - с отчеством. Нет кучи "завитушек" в словах, поклон... равного. Но не наглый. Не "честь" в полный профиль, но и не "бесчестие" с целью оскорбить.
Она напряжённо разглядывала меня в полутьме помещения.
--
Так вот ты какой... Мужа моего погубитель. Зверь Лютый.
Сигурд нервничал и непрерывно жевал губы.
Княгиня оценивающе рассматривала меня. Вспомнилось, как когда-то в Киеве, так же, прицениваясь, смотрела на меня боярыня Степанида свет Слудовна. У меня в тот раз случилась... эрекция. Прям под светлы очи. Ну и потом... всякое чего. Я-то тогда думал, по глупости да незнанию, что у боярыни интерес ко мне... ниже пояса. "Вибратор самоходный". А оказалось-то... умственный интерес был.
Царь Соломон:
"Что золотое кольцо в носу у свиньи, то женщина красивая и безрассудная".
Тут ветхозаветный случай? Так-то она ничего, миленькая... Бедняга Сигурд - с таким-то колечком...
Наши переглядывания обеспокоили Сигурда:
--
Э... Господин воевода. При нашем расставании говорил ты, чтобы приходил я к тебе со своим людьми. В войско наняться. Вот, как и обещал.
И Сигурд кивнул в сторону вставших у стены нурманов.
--
Здрав будь Сигурд. С приехалом. Помню я наши разговоры. Не расскажешь ли - что, к чему, сколько. И - почём.
Сигурд кивнул, начал, было, излагать, но я его остановил:
--
Тесновато тут. Да и душновато. Пойдём-ка лучше на воздух. А то давай повеселимся - на лодочке моей покатаемся.
--
Экая глупость - нурманского ярла лодочкой прельщать! Будто он лодеек не видывал!
Какой-то дядя бородатый из штатских не по делу влезает. Видать, не понравился я ему.
Гонорится? - Спешиваем.
--
Бьюсь об заклад на ста гривнах, что такой - не видывал. По рукам?
Дядя ещё и не понял толком, как я хлопнул его по ладони, махнул рукой Сигурду и выскочил во двор.
Опять в казну копеечка. Вернусь - снова Николашку подколю.
Если вернусь.
Как-то мне... тревожно. Когда вокруг эти белесые каланчи с железом в руках - промеж себя негромко на своём... спроке спикают. В смысле: размовляют. Или правильнее - шпрехают?
Толпа повалила следом. Своих двоих на берегу оставил, Сухана с Салманом и Сигурда с парой его людей - на борт. "Ласточку" от мостков отпихнули, Дик поднял паруса.
Тут-то они и ахнули.
Пока швертбот стоит у берега - видна только ненормально длинная мачта да гики торчат. А вот когда паруса крыльями встали... Да когда она пошла по речной волне, уваливаясь под ветер...
У нурманов - глаза заблестели, сумрачное напряжённое выражение на лицах сменилось восторженными улыбками.
"А ветер как гикнет, как мимо просвищет, Как двинет барашком под звонкое днище, Чтоб гвозди звенели, чтоб мачта гудела: Доброе дело! Хорошее дело!".
Парни - морские разбойники, пираты. С малолетства. Толк в "гудении мачты" - понимают.
Нурманы - совсем не русские бояре. Разбираются в снастях, в парусном вооружении, в обводах и конструкции корпуса. Они в этом жили. Годами, с детства. Они тоже, как Боголюбский, только значительно сильнее, дуреют от отсутствия рулевого весла. Но делают это сильно профессиональнее. Не взгляд любопытствующего пассажира со стороны - личная память. Память рук, спины. Память с младенчества, с песен, которые им пели в колыбели:
"Руны волн ты ведай, коль вызволить хочешь, Парусных коней из пены, Нарежь их на реи, на руль и штевень И выжги на веслах огнем. При быстром прибое, при бурных волнах Без горя войдешь ты в гавань".
Им "руны волн" - как "отче наш" - "от зубов отскакивает". Они знают - "как должно быть". И, видя, что "как не должно" - есть, да ещё и работает... просто хмелеют от "невозможного", от новизны.
Улыбаются, переглядываются, даже - дышат иначе. Полнее, глубже. Глаза не прищурены - распахнуты. Пытаются сразу охватить всё, "съесть" взглядом. Когда лодочка поднимается на волне - и сами привстают, тянутся вверх.
Сживаются.
С корабликом, с волной, с ветром...
Я ещё ничего не сделал, не сказал, а эти парни - уже мне рады. Просто потому, что напомнил.
Об их детстве, о море, о ветре, о парусах.
О родном.
Мелочь, конечно. Ежели что - порубают меня в капусту ничтоже сумняшись. Но ежели - нет, то - воздержатся. С взаимной приязнью.
Первым очухался Сигурд:
--
Кто построил тебе такое... такой корабль?
--
Я, мои люди. Здесь, на Стрелке.
--
Покажешь?
--
Нет. Ты не принёс мне присягу.
Всё, восторг прикосновения к невиданному, к чуду - закончился. Пошла повседневная мерзость мелкой торговлишки. "Ловля блох" в сиюминутном понимании выгоды.
--
Я готов наняться со своими людьми к тебе на службу.
--
Я рад. Но каждый человек будет нанят или нет - сам.
--
Нет. Мы - одна семья.
--
На Стрелке есть семья. Моя. Мой народ. Или вы войдёте в мою семью. Каждый - сам. Или... Двум семьям не ужиться в одной избушке.
Эта тема висит надо мной "дамокловым мечом". Почему и придумал "этногенез перемешиванием". Почему старательно "рассыпаю" любые общины, общности, которые приходят ко мне.
Вот пример: у Сигурда - полсотни очень хороших бойцов. У меня - чуть больше. Если они обживутся во Всеволжске и решат меня сковырнуть... Внезапно, выбрав подходящий момент...
Я могу поставить вышки на сотни вёрст. Которые донесут весть о приближении вражеского отряда. Но у меня нет надёжных средств, которые заблаговременно предупредили бы меня о переходе вот такой группы - в состояние "враг". Внешний враг куда менее опасен, чем враг внутренний. Организованный, спаянный, профессиональный.
Как я понимаю, Боголюбский поэтому же требовал "россыпи" отряда нурманов. Кипчаки, служащие ему, связаны с ним кровным родством. Нанимать же чужаков "стаей" можно только на короткое время и на конкретную работу.
--
Нам нужно три месяца. Чтобы Самборина... э... княгиня... э... отдохнула. Потом мы уйдём к её отцу в Гданьск.
--
Сигурд, не надо меня обманывать. Полгода. Чтобы она родила. Я знаю. Подумай чуть дальше. Ты не потащишь её с новорожденным младенцем в дорогу сразу. Дорога - длинна и тяжела. Не надо обманывать себя и меня - вы не уйдёте до весны.
--
Фаен! Дорлиг. (Чёрт! Плохо) Очен-но. Я думал... Вернуть её к её отцу. С сыном. Княжичем, рюриковичем. Ценное приобретение для Собеслава. Внук. Думал наняться к нему. Стать важным человеком. При дворе князя кашубов. Нужно время и место. Чтобы переждать.
Глава 442
Умный мужик. О другом естественном варианте, об основании "своего дома" на моих или соседних землях - даже не говорит. Пусти его, и через полгода у него будет свой городок.
"Земля-то здесь обильна. Порядка только нет".
"Порядок" он наведёт. Даже какой-нибудь местный "Гостомысл" не сильно нужен.
Будет "володеть и княжить". С моей номинальной властью или без - мелкие подробности.
"Нет ли водицы напиться? А то так кушать хочется, что и переночевать негде" - старинная солдатская присказка.
Об этом - ни слова.
Вот если бы я попросил помощи, предложил решить мои проблемы его воинами. Своих воров погонять, чужих пощупать... Торг - "анти-шахматы": кто начинает - проигрывает. 60% - выигрыши белыми в серьёзных турнирах. В торговле - примерно так же, только наоборот.
Извини Сигурд - "госто-мыслить" я не буду. Я лучше - просто малость по-мыслю.
Сигурд смотрел в одну точку, погружённый в свои мысли.
"Ласточка" сменила галс, гик стакселя пошёл с одной стороны судна на другую. Я успел среагировать на предупредительный крик нашего двух-вихрового матроса, Сигурд пропустил возглас, получил по лицу этим бревном и улетел за борт. Только тапочки мелькнули!
Про свою "реакцию хамелеона", но не языком - я уже...
Успел-таки - поймал собеседника за пятку. Как, блин, того Ахиллеса в Стиксе прополаскивали!
Подскочили парни, вытащили.
Мы сидели на носу, остальные были на корме или в середине судна. Разговора нашего никто не слышал, и нурманы решили, что это я его... Схватились за оружие. Салман с Суханом - аналогично.