- Зачем разумным существам управляемый термоядерный синтез. И вообще, зачем неисчерпаемый источник энергии! Да, да, не удивляйтесь, я ставлю вопрос именно так: "зачем"?
В это воскресенье мы собрались у Виктора на традиционную чашку чая, поговорить "за жизнь". Мы - это несколько старых друзей. Нас объединяет любовь к активному туризму, желательно самодеятельному и некоторые из нас работают в одном институте. А работаем мы, - кто над диссертацией, а кто-то просто "балуется" пером. Обычная встреча старых друзей, которым есть о чем поговорить, обсудить события недели, наметить планы на предстоящее лето, да и просто поболтать в кругу понимающих тебя людей.
Из творческой командировки на Север, вернулся Гринвич - человек-гора, человек-легенда, известный в городе культурист, и блестящий ученый-металлург. Его рассказ о том далеком, суровом и зовущем крае был "гвоздем программы". Гринвич говорил много и интересно - это он может. Постепенно разговор перешел от научной темы на походную. Север, и всё, что там, за Уралом, давно интересовало моих товарищей.
Александр Васильевич, наш главный идейный вдохновитель, поделился своей давней мечтой сплавиться по Нижней Тунгуске. Коснулся трудностей заброски и не обошел вниманием знаменитый метеорит, - собирается сделать радиальный выход и своими глазами увидеть следы падения. Кто-то завел речь о самом метеорите, гипотезах о его происхождении, загадках. Так слово за словом разговор зашел о внеземных цивилизациях, о всяких пришельцах. Одни ссылались на научные авторитеты, другие - на писателей фантастов. Говорили и о цивилизациях, которые освоили термоядерный синтез, гравитацию, пространство и время. О том, как могут выглядеть эти разумные существа. И вот этот внешний вид наших братьев по разуму неожиданно стал камнем преткновения. Мнения разошлись. От гуманоидов до разумной плесени, мыслящего океана и кристаллов...
И вот в разгар этой дискуссии, Голубоглазый Комадор, так называем мы нашего друга за цвет глаз, черты характера, и врожденную дикцию, задал свой вопрос,- "Зачем?.."
Сначала послышалось полу - очевидное, полу - банальное: "Как зачем?!", но потом наступила пауза. Так часто бывает: интуитивно, мы, казалось бы, прекрасно понимаем, что подразумевается под тем или иным понятием, но стоит только попробовать дать точное определение словами и предложениями того, о чем идет речь, как возникают затруднения. Вы замечали, что эти "Зачем" и "Почему" часто загоняют нас в тупик. Когда со своим "Почему" пристает ребенок, мы умиляемся, чувствуем собственное превосходство, называем ребенка "Почемучкой", а потом, не найдя слов, гладим по головке и глубокомысленно отвечаем: "Вырастешь-поймешь". С детьми проще - их вопросы имеют, если сюда подходит это понятие, экстенсивный характер: познание идет в ширину. Что видит о том и спрашивает. "Почему кошка черная?" и через секунду: "Зачем трамваю колеса".
У взрослого человека это "зачем" и "почему" принимает интенсивный характер, если хотите, назовем это глубиной. Вот прекрасный пример, классика.
- На чем держится Земля?- Такой же фундаментальный ответ: - Земля покоится на спинах трех слонов. Очень много лет назад любопытство человека на этом и ограничивалось. Но со временем человек "копнул" глубже, и многовековой диалог сегодня можно записать примерно так:
- А на чем стоят слоны?
- Слоны стоят на черепахе.
- А на чем стоит черепаха?
- Черепаха лежит на трех китах.
А где плавают киты?
Киты плавают в океане-море.
Если человек интересовался, где же плещется это море-океан, его объявляли еретиком и сжигали на костре, на центральной площади при большом скоплении таких же любопытных, но молчаливых собратьев. Сравнительно недавно те времена стали называть мрачным средневековьем, а любознайки стали получать Нобелевские премии.
Да, что там далеко ходить, - возьмите рубеж веков - кризис естествознания. Казалось всё - мир познан,- атом мельчайшая частица вещества. Опять "копнули". И теперь каждый школьник знает, что познание бесконечно, и даже я, технарь, откровенно скажу, не знаю, как называется та частица, которую сегодня собираются изучать физики.
- А вам не кажется, - продолжал Комадор, - что для каждого конкретно взятого разумного существа, особи, если хотите, неисчерпаемое количество энергии нужно только затем, чтобы иметь теплое, уютное жильё, иметь возможность перемещаться в пространстве, иметь все возможные средства к жизни как материальные, так и духовные, иметь, наконец, возможность согреть чашку чая и поговорить в кругу друзей о том, зачем нужно человечеству это море энергии!
Комадор, перевел дыхание от длинной и утомительной для него речи...
- Задавая себе эти бесконечные "Зачем" и "Почему" мы приходим к выводу, что изначальной причиной успехов цивилизации и разума было простое желание человека согреться. Вспомните нашего далекого предка. Жизнь "взяла его за горло": мало того, что давно не ел, промок и замерз, так еще и ледник надвигается. Многие живые существа смалодушничали, предали жизнь - взяли и повымирали, а другие пошли на сделку - обросли шерстью или сбежали в теплые края. И только человек проявил волю, задумался, взял сначала себя в руки, а затем этими же руками взялся за палку. А после удара молнии, которая зажгла какое-то дерево и человеческую мысль, сунул нашу палку в огонь, чтобы не погас огонек-то. Только тем и спасся от ледника. А потом пошло и поехало - пошли в дело сначала чужие шкуры и пещеры, потом научился строить свои шалаши, замки, дворцы и многоквартирные дома. Вместо дров пустил в дело уголь, нефть, электричество, ядерную энергию, а теперь вот "присматривается" к термоядерному синтезу. Ну, а под "шумок" открыл всевозможные законы природы, изучил математику, движение небесных тел, создал барокко, сюрреализм и балет "Красный мак". Но за всей этой суетой не заметил, что ледник давно отступил, и забыл, с чего началась вся эта канитель, называемая цивилизацией.
Конечное, я говорю все со свойственной мне манере полу шутки, но с одним вы не сможете не согласится, - приблизиться к горящему дереву, испытывать потребность в тепле, получать от этого удовольствие, а затем и поддерживать огонь могло только теплокровное существо! А теперь добавьте сюда, что способностью наломать дров и начертать физические формулы обладает механическая система известная как обыкновенный человеческий скелет! Ну, скажите, с какой это стати кристаллическая глыба заинтересуется гравитацией или художественной гимнастикой? Я уверен, что носителем разума и цивилизации, в том понимании, как это объясняет "энциклопедический словарь" может быть только существо, материальная форма которого идентична нам с вами, и тоже любящее попить чаю с бубликами, как наш друг Виктор, - закончил говорить Комадор.
Некоторое время все молчали. Потом заговорил Гринвич.
Я согласен с Комадором. Более того, если не надоел вам Севером, позволю себе рассказать еще один случай из моей командировки, случай о котором я молчал, молчал потому, что слишком он невероятный.
Гринвич замолчал, оценивая нашу реакцию и как бы выжиданием спрашивая у нас разрешение на продолжение рассказа. Мы молча ждали.
Итак, место действия - окрестности замечательного города Нерюнгри. Север... со временем появиться еще много научных работ по социологии Севера! - Гринвич задумался, и на его лице отразилась сложная гамма чувств, которые вызывает это непростое понятие "Север". Я хорошо знаю Гринвича и уверен, что еще не раз в самых, порой неожиданных аспектах он будет возвращаться к этому емкому понятию.
Я провел кучу исследований и собрал прекрасный фактический материал, состоящий из обломков деталей самосвалов, которые сломались при пятидесятиградусном морозе. Настолько прекрасный, что потом долго объяснялся в Чульманском аэропорту, зачем везу с собой груду металлолома. Работал я в службе диагностики и надежности АТА - автобазы технологического автотранспорта с одним товарищем, которого в дальнейшем будем называть просто Николаем. Этот человек, казалось, знал все не только о ста восьмидесятитонных самосвалах существующих в мире, но и об окрестностях Нерюнгри. По нашим понятиям "окрестности" - это поверхность Земли ограниченная радиусом километров в двести. И вот узнав, что я люблю походить с рюкзаком, Николай предложил прогуляться к подножию одного из гольцов где-то в верховьях Иенгры, где у него имелся хатон. "Хатон" - наверное, от слова "хата" - этакая избушка без курьих ножек. Голец - по нашим понятиям довольно высокая гора или сопка, на вершине которой, ничего не растет - голая, а Иенгра, это река, приток Тимптона, кстати говоря, прекрасная "тройка" для байдарок.
Мы оказались легкими на подъём и, экипировавшись из, казалось, бесконечных запасов Николая, в ближайшую же субботу двинулись в путь. Николай предварительно договорился со своими друзьями-оленеводами из тамошнего совхоза, и они обещали часть пути "подбросить" на упряжках. В начале декабря снега мало, да и морозов настоящих еще не было, - всё предвещало интересную, с элементами северной романтики, прогулку.
До одноименного села Иенгра ехали на автобусе. В большом, красивом, красном "Икарусе" точно таком же, какие развозят авиапассажиров из центрального аэропорта Москвы. Была прекрасная погода - немного ниже двадцати, воздух при такой температуре еще прозрачный и насколько хватало глаз, вокруг простирались заснеженные сопки на фоне ослепительно-голубого неба. Навстречу нам проносились яркие, красивые стремительные автомобили. Настроение приподнятое и не верилось, что находимся почти за восемь тысяч километров от своих друзей, а унты на ногах кажутся театральным реквизитом. У моста через Иенгру нас ожидал знакомый Николая. Пока мы выходили из автобуса все пассажиры прильнули к окнам и с любопытством разглядывали настоящих северных оленей. Я и сам видел их впервые и в этот момент, рядом с "Икарусом" две упряжки казались экзотикой как те олени, что катают посетителей на ВДНХ.
Сильно уставшие, поздно вечером добрались до хатона. Мы были тепло одеты, да и под рюкзаками сильно прогрелись, но на лицо были похожи на классических Дедов Морозов: на шапках, воротнике, бровях, щеках и ресницах - везде, за что только можно зацепиться, всё было покрыто слоем изморози, переходящей в сосульки. - Мороз крепчает,- констатировал Николай. Описать словами окружающую нас природу, наверное, не смогу, да, и, думаю, не имеет смысла. Сошлюсь разве что на Джека Лондона: помните: Белое Безмолвие!.. Хорошо запомнилась только эта картина, она и сейчас буквально стоит перед глазами: белый склон сопки, усыпанный, голыми и от этого жалкими, черными, словно съёжившимися от мороза стволами лиственниц.
Хатон оказался совсем маленькой избушкой, в которой, однако, имелась и "буржуйка", и лежанка и стол. Николай привычно занялся хозяйством, и не прошло и часа, как стало тепло, а в котелке забулькала гречневая каша с тушенкой. Разомлев от тепла, я задремал на лежанке и очнулся когда Николай начал нехитрую сервировку стола. Он попросил меня занести охапку дров, и, накинув полушубок, я выскочил из хатона.
То, что я увидел, что почувствовал совершенно невозможно передать словами. Какое подобрать сравнение? Какой-нибудь киношный спецэффект с перемещением в пространстве? Представьте себе, что вы вышли в открытый космос. Вверху надо мной было черное небо, даже не могу сказать были ли звезды, а, внизу закрывая и пряча в себя всё, простирался туман. Помните, как выглядит ночное небо из иллюминатора самолета. Примерно так же выглядело то, что окружало меня, только вы находитесь не за стеклом иллюминатора в уютном салоне, а один на один с пространством, вечностью. И тишина, - Гринвич улыбнулся, невольно цитируя известную реплику из "Неуловимых", - абсолютная, звенящая, наводящая ужас тишина. Её даже волки боятся. Не помню, сколько я простоял пораженный этой картиной, но хорошо запомнился предательский холодок, подкрадывающийся откуда-то со спины и заставивший меня действовать.
Гринвич замолчал. Плечи его передернулись, как у человека, которому неожиданно плеснули холодной воды за шиворот. Мы, слушатели, дружно отхлебнули остывший уже чай.
Схватив охапку дров, как ужаленный, и едва переводя дыхание я заскочил в хатон.
- За тобой что, черти гнались? - спросил Николай.
- Черти нет, но показалось, что побывал в космосе без скафандра, - отвечал я.
- Вот и ты заметил! - почему-то обрадовался Николай, - Ты знаешь, мне всегда казалось, что здесь на Севере, мы находимся ближе к Вселенной, чем там, на "материке". Это, наверное, от мороза. Вот ты летел к нам на самолете. Помнишь, стюардесса говорила: "Полет проходит на высоте девять тысяч метров, температура за бортом минус пятьдесят". Мы сейчас на земле, но температура та же! Понимаешь, от этого мороза атмосфера как бы сжалась, сжалось всё: и деревья, и воздух, съёжились, как спирт в термометре. Сжалось настолько, что местами обнажилась земля, и мы непосредственно соприкасаемся с межзвездным пространством... Принято считать, что там, в межзвездном пространстве - холод, как говорятся, космический. Так, в этом смысле, мы сейчас значительно ближе к космосу, чем любой житель тропиков.
Да, кстати о температуре. Виктор, ты смотрел утром какая температура на улице. Говоришь, что-то около нуля? Ага, здесь, на "материке" зимой мы привычно отыскиваем показания термометра где-то в средней части термометра. А там, на Севере, смотришь сразу в самую нижнюю часть, туда, где уже и шкала кончается. При случае, нарочно, подойди и посмотри...
- Если бы я был инопланетянином, то, наверное, место для приземления выбрал бы где-то здесь, на Севере. Думаю, неспроста Тунгусский метеорит, или что там было на самом деле, упал в зоне вечной мерзлоты! - неожиданно сказал Николай.
Замечу, что продолжали мы разговор уже за столом, аппетитно уплетая замечательную кашу. Я слушал Николая и сам себе улыбался, поражаясь тому, как порой могут совпадать мысли разных людей.
Хорошо помню вечер, даже не вечер, а то эмоциональное состояние, в котором находился. Мало того, что я был за многие тысячи километров от дома, так в течение одного дня совершил путешествие из современного города в первозданную глушь, к основам бытия. "Икарус", солнце, мороз, олени, тропа и тяжесть рюкзака... Сильная, но я бы сказал, приятная, здоровая усталость, уют в тесном хатоне, таком же какие строили первопроходцы далекой Сибири и, ни одной души, по крайней мере, в сотне километров от нас. Пьем чай с карамелью, захваченной еще в Москве, рассуждаем обо всем на свете, никуда не спешим, а за "бортом" ниже пятидесяти. Хорошо и в тоже время жутко, - одни во всей Вселенной...
Гринвич задумался...
- А теперь подошли к самому невероятному. Мой дальнейший рассказ может показаться кому-то выдумкой людей, которые утверждают, что собственными глазами видели Лох-Несское чудовище. Но я не буду клясться, и призывать в свидетели всех святых. Но это было. Хотите, верьте, хотите, нет. Более того, скажу, что когда мы с Николаем начали укладываться спать, нами владело сонно-умиротворенное состояние, которое испытывают люди после удачно проведенного дня и плотного ужина, поэтому я и сам порой не верю в происшедшее. Может быть, я все же уже спал?
Дверь распахнулась, впуская клубы пара туманом расползающегося по полу, а затем и человека, который появился как Старик Хоттабыч из тающего тумана. Человек как человек. Мы даже не удивились. Одет, так же как и мы: полушубок, лохматая собачья папка, на ногах унты. Так же покрыт слоем изморози. Что только сразу бросилось в глаза и выпадало из общей картины, так это тонкие, черные, хорошей работы перчатки на руках и портфель-дипломат, нашего, Северодонецкого производства. Понимаете, не ходят в перчатках при пятидесятиградусном морозе! И в тайгу с дипломатом не ходят. Но тогда мы не обратили на это внимание. Ну, пришел человек, интеллигентно так извинился за столь поздний визит. Понятно, устал, замерз. Мы предложили ему чай, достали консервы. Пришелец сказал, что возвращается из командировки, что постарается нас не стеснить, и что рано утром уйдет. Жаль, что мы уже практически спали, а то я бы непременно спросил, куда это он возвращается! Но настроения продолжать беседу не было, мы улеглись потеснее, оставив местечко для гостя, попросили плотней закрыть дверь, и уснули как убитые, оставив все разговоры на утро.
Утром пришельца не было. Ничто в хатоне не напоминало о том, что вечером здесь был третий человек. Ничто. И, пожалуй, я бы принял всё за сон, но мы тщательно осмотрели следы вокруг хатона. Вот два следа - это шли мы, вот третий, к хатону. Вот один след от хатона. Мы пошли по следу. Через час поднялись на вершину. Одни камни и немного снега - сказано голец. Ландшафт лунный, даже жутко. Нашли место, где пришелец останавливался. Николай, бывалый охотник, без труда читал следы. На этом месте человек, видимо, чего-то ждал, при этом ставил дипломат на снег. Я хорошо видел перед собой этот отпечаток - такой аккуратный прямоугольник, даже заклепки на кранце дипломата видны. Но обратного следа не было! Мы тщательно всё вокруг осмотрели. Никаких следов...
Да, руки! Руки этого человека. Понимаете, какие-то не такие как у нас. Нет, внешне сильно похожи: пальцы, ладонь, запястье. Но в целом, какие-то ... более совершенные, если хотите. В движениях незнакомца была какая-то завершенность, утонченность, логика. Ничего лишнего. Опять же с чем сравнить? Рука Паганини? Лучше скажем так: рука нашего пришельца отличалась от моей, как автомобиль начала века отличается от современного. Если говорить по научному, то за тысячелетия трудовая деятельность превратила лапу нашего далекого предка в человеческую руку. Рукой мы можем сделать все, и процесс совершенствования руки продолжается. Так вот, у нашего гостя были руки человека будущего!
Вот, пожалуй, и вся история...
Да, уже в Нерюнгри мы узнали, что в ту ночь видели редкое для здешних мест Северное сияние.