Коридор осветил первый луч солнца, пробившийся сквозь слегка потертые шторы, давно уже выгоревшие со стороны окна. Мирабель Роуз закончила готовить завтрак: тосты, бекон и омлет, - и начала расставлять на небольшом квадратном столе приборы и тарелки с горячей едой. У нее еще оставалась в запасе пара минут, чтобы прибрать за собой на кухне, раззанавесить окно и протереть стекло и подоконник. Мягкий солнечный свет заполнил гостиную комнату, придавая полированной мебели медно-золотистый оттенок.
Её опекун не был слишком строг к ней, но имел пунктик насчет чистоты: нигде не должно быть и пылинки. Девушка звала его Профессором. И не только потому, что мужчина преподавал в школе. Однажды он поймал её на воровстве своего бумажника и вместо того, чтобы сдать полиции, взял к себе в качестве кухарки и горничной на "перевоспитание". Несмотря на то, что первые пару месяцев показались ей сущим адом, ведь ни готовить, ни убираться девушка толком не умела, такой вариант ей понравился гораздо больше, чем жить со своими родителями. Довольно часто девушку постигали неудачи в её работе, но Профессор ни разу не поднял на неё ни руку, ни голос. В отличие от её биологических родителей, этот мужчина оказался на удивление заботливым и терпеливым. Хотя в момент, когда он схватил её руку тогда на улице, и она посмотрела ему в глаза, девушку обуял неведомый страх. Было в них нечто жуткое, холодное. Лишь спустя время Роуз узнала больше о своем новом опекуне.
Последним штрихом во всех приготовлениях являлась музыка. Профессор любил классическую музыку. Поэтому во время завтрака, обеда и ужина она включала одну из множества коллекций, которые мужчина собирал вот уже почти сорок лет. Сама она в ней до сих пор не разбиралась и путала композиторов. Но ей это и не требовалось. Эта музыка все равно Роуз не нравилась, а слушать её приходилось лишь во время приемов пищи с Профессором. Мужчина называл это временным бунтарством, которое пройдет, когда она станет немного старше.
Едва Мирабель поправила положение приборов на столе, как с характерным скрипом открылась дверь спальни наверху и послышались шаги на лестнице. Мужчина был среднего роста, крепкого телосложения, с растрепанными почти черными волосами. Вполне среднестатистическая внешность в данном регионе страны. Сев за стол, он подвернул рукава своей светло-зеленой, почти салатового цвета, рубашки и принялся за еду, не произнеся ни слова. Так уж завелось в этом доме: утреннюю трапезу ничто не должно нарушать. Сама же Роуз завтракала чуть в стороне зоны видимости Профессора. Она не заботилась ни о том, как разложена её еда, ни о том, как некультурно она её поглощает. Пока она не научится есть правильно, доступ к общему столу ей закрыт. Но она к этому и не стремилась, чувствуя себя смущенной, сидя за одним столом с Профессором.
Как только мужчина закончил, он сложил посуду в раковину, поблагодарил девушку и поцеловал её в лоб. Аккуратно сложив приготовленный пиджак на подлокотнике старинного кресла, он достал из шкатулки на верхней полке ключ и открыл дверь подвала. В эту часть дома у Роуз не было права входить. "Надеюсь, это никогда не понадобится", - однажды сказал ей Профессор. Несмотря на свою сверхлюбопытную натуру, она ни разу даже не попыталась нарушить запреты этого места. Уважение и признательность к этому мужчине были достаточно велики. А пока девушка мыла посуду, Профессор спустился вниз, заперев за собой дверь.
Слабо освещенная лестница заканчивалась еще одной дверью. Но эта была сделана не из прочного дерева, а из толстого слоя закаленной стали. И вела в полностью перестроенное своими руками помещение. Ключ от этой двери мужчина всегда держал при себе: под кожей за левым ухом. Из-за быстрой регенерации, правда, приходилось каждый раз надрезать себе кожу, но по той же причине у него не оставалось шрама. Как только щелкнул замок, автоматически включился свет, открывая взору белоснежное просторное помещение, часть которого была отделена тонкими стенками, выполняющими роль отдельной комнаты. Литой пол становился ниже к центру комнаты, где находился слив, но невооруженным глазом это было бы сложно заметить. Всё вокруг: столы, стеллаж и полки, - было отполировано и держалось в строжайшей чистоте. Нарушала эту идеальную умиротворяющую взор мужчины картину только девушка, прикрепленная прямо над сливом веревками и карабинами к потолку, стенам и полу, представая в виде звезды.
Из одежды на ней было только нижнее бельё красного цвета с зеленой вышивкой. Едва включился свет, девушка очнулась и попыталась закричать. Если б не тряпичный кляп у неё во рту, комната заполнилась бы криками ужаса, сменяющимися гневными ругательствами, а потом и отчаянием, мольбами и просьбами. Мужчина не любил лишний шум. К тому же столь неприятный. Хотя стойкость этой девушки по сравнению с другими поражала его и питала надежду на то, что именно с ней все получится.
А пока торопиться не было особых причин: свободного времени оставалось еще часа три, а прочное крепление не позволяло объекту ни вырваться, ни чересчур сильно навредить себе. Хотя последнее уже слабо волновало на данной стадии исследования. Но лишний раз наводить порядок и чистоту - значит потратить попусту время, которое можно провести с большей пользой. Если у мужчины впереди была почти что вечность, то о его подопечной такого сказать было нельзя. Если и есть свободное время, его всегда можно провести с большей пользой, чем очищать оковы от крови.
Вот уже три недели девушке каждый день приходилось наблюдать, как её похититель аккуратно снимает рубашку и брюки, бережно вешает их на вешалки за дверью и надевает белоснежный халат с пластиковым фартуком, резиновые перчатки и прозрачные очки, плотно прилегающие к лицу. Вот только инструменты на столике были не для разделки мяса, как себе представила девушка после первого пробуждения в этом помещении, а хирургические. Каждый день мужчина сначала приготавливал какой-то раствор в прозрачной цилиндрической ёмкости в отделенной тонкой стенкой комнате. Каждый день он бережно ставил его на ближайший к ней стол. Каждый день он выдвигал ящик из соседнего стола, заполненного пронумерованными ампулами, и брал следующую. На сегодняшней значился номер "21".
Протерев все инструменты, он заполнил два шприца сперва прозрачным содержимым из ёмкости, а потом и из ампулы и разложил всё необходимое на передвижном столике, покрытым сверху зелёным бархатом. Кричать уже не было сил, но полный ужаса взгляд говорил о многом. Девушка прекрасно знала, что может ждать её сегодня. Ведь в те часы, когда она оставалась совсем одна в этом помещении без света, все мысли были только о том, что с ней было и что будет дальше. Уже после первой недели девушка поняла, что ничего другого её и не ждет. О попытке сбежать не могло быть и речи. Хотелось лишь одного - чтобы этот кошмар, кажущийся уже бесконечным, наконец-то закончился.
Процедура всегда была одна и та жа. Сначала мужчина брал у неё кровь и помечал пробирку, указывая дату и время. Затем следовал укол из первого заготовленного шприца. Когда вещество попадало в кровь, всё тело охватывал жуткий холод, сменяющийся ощущением, что всю кровь в сосудах заменили кислотой. К этому невозможно привыкнуть. Когда состояние и чувства приходят в норму, начинается следующий этап. В прошлый раз он сделал глубокий надрез на левом бедре и аккуратно вырезал мышцу. Хотя ткани там и затянулись ещё вчера так, что даже шрама не осталось. На этот раз он нацелился на глаза. Боль была не такая сильная, как от препарата, но сдерживать крик девушка не могла, едва мужчина к ней притронулся. Едва заметив в его руке своё глазное яблоко, девушка потеряла сознание.
Когда она очнулась, то снова уже могла видеть. Она не знала, сколько времени тратит на восстановление тканей её организм, ведь часов в помещении не было. Мужчина стоял к девушке спиной и передвигал банки на полках, размещенных прямо перед её взором. Возможно, это было сделано специально, но знать наверняка не хотелось. Хватало и того, что каждый день, когда включался свет, ей приходилось смотреть на себя же, расставленную по частям. Куски кожи с разных частей тела, мышцы рук и ноги, пальцы, а теперь ещё и только что вырезанные глаза смотрели на неё. Сил не оставалось даже на то, чтобы плакать. Последовали второй сбор крови и очередная порция препарата, как напоминание о том, что этот ад никогда не закончится.
А пока девушка снова кричала от боли, мужчина унес шприц в комнату на обработку. Пока она была без сознания после процедуры, он уже привёл в порядок свои инструменты, очищая их до блеска, смыл немногочисленную кровь на полу и протер лицо девушки. Его работа здесь на сегодня окончена. Мужчина так же не спеша переоделся, закинув грязный фартук и перчатки в приготовленный таз, а халат оставив на двери. Дверь закрылась, свет выключился. И девушка в очередной раз осталась наедине со своим ужасом, который ждал её завтра, и вечным напоминанием о нём в банках перед ней, которые даже во сне не давали покоя.