Вей Алекс : другие произведения.

Империя кровавого заката. Грани власти. Глава 13

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  9 лет назад... Ольмика.
   Второй час Петроний не находил себе места. Мерял шагами гостиную, смотрел в окно, сидел в кресле, сверля взглядом идущую наверх лестницу. Периодически он повторял про себя молитвы. Обычно лекарь осматривал больного не более получаса, но старый халифатец Мархуд оказался особенно дотошен. Хорошо бы ещё, если дотошность пойдет впрок. Петроний уже послал за Жрецом, но хотелось надеяться на лучшее.
   Когда студиозус Гортензий Ирский прямо в Академии потерял сознание, Петроний не смог остаться в стороне. Судя по виду, Ирский попал в беду. После двухнедельного отсутствия обычно аккуратный Гортензий пришел в растрепавшейся грязной одежде, без окуляров и подавал признаки тяжелейшей лихорадки. Рассудив, что помощь целителя лучше, нежели лечение в лекарском доме при Академии, Петроний решил отвезти его в свой особняк.
   В средствах Петроний не нуждался, поэтому пригласил высшего мага жизни. Тот поставил перед фактом - по воле Мироздания несчастный болен с рождения, в таком случае целитель не может ни вылечить, ни даже облегчить муки. Посоветовав позвать Жреца, маг взял полагающуюся плату за беспокойство и удалился. Петроний решил повременить с Жрецом и пригласил самых авторитетных магистров лекарского искусства Академии Мудрости. Те после осмотра выложили список недугов и выказали соболезнования. Больной уже на смертном одре, единственное, что они могут - облегчить агонию. Магистры дали зелья и тоже посоветовали звать Жреца.
   Будучи ревностным последователем Ордена Света, Петроний собрался пригласить Жреца справить отходную молитву, но служанка Лейла посоветовала обратится к Мархуду. В свое время у ее семьи не было средств не то что на целителя, но даже на лекаря, а халифатец спас ее отравившегося брата. Петроний не жаловал халифатцев, Мархуд был не известен в рядах уважаемых лекарей, но рассудив, что следует попробовать все возможности, согласился. Жреца он, разумеется, тоже позвал. В итоге Петроний уже второй час маялся в ожидании, мысленно проклиная суровую родню умирающего студиозуса. Зачем отправлять учиться столь больного отпрыска?
   Вообще-то, этот вопрос у него возник, еще когда он впервые узрел у него приступ удушья. Тот случился в Академии, причем юноша разрыдался. Тогда Петроний с удивлением узнал, одетый в крайне скромную одежду, худой и мертвецки бледный студиозус - оказывается из герцогского рода Ирских. Даже тонкими чертами лица тот не походил родню. Пожалуй, это было единственное сравнение в его пользу, да и то, все портили окуляры. Обычно их надевали при чтении или письме старики, коим уже не мог помочь целитель. Некоторые дурно видели с рождения, но таких Петроний знал двоих и ходили они все равно без окуляров. Гортензию не повезло даже с этим. Впрочем, трудно было сказать, с чем ему повезло. Даже с родом не посчастливилось.
   Родись он не в Ирии, к нему отнеслись бы более милосердно. Удивительно, что не утопили, как обычно поступают ирийцы с больными детьми. Повезло, не иначе. Но разве не жестоко посылать в Академию человека, не способного там учиться? Лектории проходили от рассвета до заката, при том, еще желательно изучать трактаты самостоятельно. "Ирские, что с них взять", - решил тогда Петроний, заодно рассудив, тот не закончит даже общие лектории, которые занимали четыре года. Сейчас Петроний только убедился, насколько был прав.
   Впрочем, если бы не он, учеба Ирского закончилась бы толком не начавшись. Поначалу на заморыша махнули рукой. Гортензий с одинаковым безразличием соглашался с насмешками задир, и отвергал любую помощь более сердобольных соучеников. Приходил он в лучшем случае через день, да и то, на один лекторий. Общаться он не рвался и его сочли скучным дураком. Так продолжалось до первых диспутов по истечении трех месяцев. Денимар по скудоумию опозорился и решил отыграться на оппоненте, коим не повезло стать Ирскому. Оказалось, помимо "Да, и что дальше?" и "Благодарю, не стоит беспокойств", тот знает еще много слов. Кое в чем Гортензию повезло, тот оказался довольно умным.
   Драки в стенах академии были запрещены. Сразу не выгонят, но высекут, а потом придется мыть полы несколько дней. Но Денимар не дотерпел до вечера, избрав для разборок отхожее место. Ирскому повезло, Петроний проходя мимо, заметил странную слежку. Он обладал непререкаемым авторитетом среди студиозусов, но предпочитал учиться, а не влезать в глупые дрязги, однако терпеть не мог, когда глумятся над слабыми. Денимар привлек двоих прихвостней из простолюдинов, чтобы те держали дверь. Петроний обладал даром земли, а в отхожем месте было пыльно. Лаосский уже успел довести беднягу до приступа и слез. В итоге зачинщик отделался сломанной челюстью и отбитыми ребрами, а дружки его позорно сбежали.
   После того, как Гортензий принял зелье и пришел в себя, Петроний предложил немедленно пойти в магистрат и сдать зачинщиков непотребства. Ирский поблагодарил и ответил отказом, мол не юная леди - жаловаться, разберется. Петроний рассудил, тот пытается сохранить остатки достоинства. Все же благородного происхождения. К тому же, он мог попросту бояться, что Денимар его потом убьет. Уверив, что любой благородный человек не прошел бы мимо неравной драки, Петроний не стал настаивать на жалобе. Сам разберется, имея ввиду, разумеется не Ирского.
   Конечно, по-хорошему, Гортензию не место в Академии. Но деваться тоже некуда. Можно только представить, как разозлится его небогатая семья, если отпрыск вернется домой не окончив учебу. Золото ведь уплачено. Если учесть, как там относятся к мужчинам, не способным воевать и охотится, его там ждет нерадостное будущее. Стараниями Петрония впредь Гортензия не трогали. Мало того, Денимар внезапно сам ушел из Академии. Не иначе, испугался. Другое дело, не прошло и месяца, как Гортензий доучился почти до смерти...
   Наконец, Петроний услышал шаги. Мархуд неспешно следовал вниз. С больным остался его помощник-ученик. Когда старик спустился, Петроний предложил ему присесть в кресло и перешел к делу.
  - Господин Петроний, к сожалению, дело худо. У больного тяжелая грудная лихорадка, горловая жаба и сильный жар с бредом. Будь он изначально здоров, я бы мог поклясться, знаю способ излечения. Однако, помимо оных недугов, больной страдает удушьем, малокровием, грудной жабой, желудочной лихорадкой и проявляет все признаки приступа костной лихорадки. Отдельно эти недуги мучительны но не смертельны. Но вместе сильно усугубляют, - подобострастно распинался лекарь почти без акцента.
  - Мархуд, мне бы хотелось узнать, вы можете его вылечить? - поторопил его Петроний.
  - Господин Петроний, я готов приложить все усилия, но должен предупредить, что не могу поклясться. Но ежели все пойдет хорошо, на это нужно время. Два или три месяца. Может, дольше. И, увы, нужны дорогостоящие зелья, - обеспокоенно заметил он.
  - Сколько нужно золота? - поинтересовался он.
   Когда Мархуд осторожно назвал примерную сумму, а именно, десять золотых, Петроний едва не рассмеялся. Один магистр за первый визит и то взял больше, не говоря уже о высшем целителе. Другое дело, судя по напряженному виду, лекарь полагает, что уже завысил требования.
  - Средства не проблема. Значит, десять золотых. Если вылечите, я дам в три раза больше, - заявил Петроний.
   Они условились на счет времени пребывания лекаря в особняке. Петроний поручил служанке Лейле помогать в лечении и заботиться о больном, пока лекарь будет отсутствовать. Мархуд отправился за нужными зельями. К этому времени прибыл Жрец. Все-таки риск слишком велик. Нельзя Гортензию позволить умереть без отходной молитвы. Книга Мироздания гласит, оная дает возможность при малых грехах миновать Бездну. Ирский и так при жизни намучился, грех лишать его возможности поскорее переродиться...
   Отходная молитва оказалась лишней. Через неделю бреда Гортензий пришел в себя. Петроний, впрочем, этого не видел, как и не видел его потом. Лектории начинались за четыре часа до полудня и продолжались минимум до заката. Когда он уходил и возвращался, Гортензий спал. Служанке Петроний велел получше следить за больным, а за лекаря вовсе не беспокоился. Мархуд за тридцать золотых и возможность служить столь высокородному господину в лепешку расшибется...
   Сегодня Петроний после лекториев отправился на заседание ученого клуба студиозусов. Туда принимали после третьего года обучения, но совет оценил его ум и рвение, приняв его после двух месяцев. Он не пропускал ни одного заседания. Сегодняшняя тема была особенно злободневной: "Последствия роспуска Инквизиции для будущего науки". Прошел почти месяц как отравлен Император Александр. Перед смертью он подписал указ о роспуске Инквизиции. Учитывая, что Талерман разгромили немногим раньше, а Ольмика особенно пострадала от Ордена Проклятого, город в ужасе. В Академии тоже все на ушах. На заседании присутствовали магистры, все пришли к единому мнению: роспуск Инквизиции несет опасность для науки. Было решено написать обращение регенту Фердинанду с просьбой отменить указ. Петроний искренне подписался.
   Вернулся он за два часа до полуночи. Распорядитель сообщил, несмотря на столь позднее время, его ждет Мархуд. Петроний, предполагая, что его ждут нехорошие новости, поспешил в гостиную. Лекарь практически засыпал, но только его увидел, оживился и встал, раскланявшись в приветственном жесте. Они присели и вскоре Петроний узнал причину визита. Сегодня утром Гортензий попросил опиумный отвар. Причем, с искренним аргументом, он всю жизнь его принимал и без него не сможет.
   Слово за слово и выяснилось, как его лечили в Ирии, лучше бы вовсе оставили в покое. Делали все старательно, но редко - правильно. Получалось, в лучшем случае, попусту, в худшем - во вред. Впрочем, все это меркло с главным открытием: по предписанию знахарки Гортензия с пяти лет потчевали опиумом. Сначала в малых количествах, потом все больше, и разумеется, постоянно. Ни на какое лечение это давно не тянуло. Причем, чтобы избавиться уже от последствий опиума в виде рассеянности, ему приходилось принимать больше уже других зелий.
   По словам лекаря, больной понятия не имел, что опиум так часто и в таких количествах используется как зелье удовольствия и приводит к зависимости. Предписали его для облегчения костной лихорадки. Ирский всегда знал, именно про это зелье лучше не забывать. Без него он ощущал боль и крайнее бессилие, что вполне ожидаемо при зависимости. Другое дело, и так не особенно здоровый Гортензий медленно травился. Петроний не поверил бы, сочтя все отговорками, если бы не знал, в Ирии опиум как зелье не популярен, там предпочитают грибы. К тому же ирийцы известны своей дремучестью. Нормального лекаря там днем с огнем не сыскать, особенно в глуши.
  - Мархуд, благодарю, что рассказал мне. Я озабочусь, чтобы опиум не попал больному в руки до полного излечения. От зависимости, в том числе, - решительно поставил перед фактом Петроний.
  - Господин, простите, что смею перечить, но проблема сложнее. Больной сам отказывается принимать опиум. Уверяет, готов мучиться, но...
   Петроний перебил его.
  - Тогда в чем проблема? Вы полагаете, он может передумать? Уверяю, я не пойду на поводу, - стоял на своем он.
  - Разумеется, но в этом и проблема. Господин, поймите правильно, больной принимал опиум больше десяти лет. Я честно не могу обещать, что он сможет жить без него. Особенно сейчас. Муки зависимых не смертельны, но сейчас они могут добить его, - увещевал лекарь.
   Петроний задумался. Он негативно относился к зельям удовольствия, полагая их орудием Проклятого, с тех пор, как однажды он увидел муки зависимого от опиума друга. Тот по слабости духа увлекся картами и гранулами. Когда отец запер того и вынудил бросить, Петроний увидел жалкого трясущегося человека, едва не плача умоляющего принести ему гранулы. Но если вынудить Гортензия бросить немедленно, не убьет ли его это? Он ведь собрался помочь, а не убить. Мелькнула мысль, позвать нескольких магистров лекарского искусства, но тут же Петроний ее отмел. Если в Академии узнают про его зависимость, это могут неправильно истолковать. Да и Мархуд, ежели смог привести больного в сознание, наверняка, не глупее магистров и знает, что говорит.
  - Если вы полагаете, что это необходимо, тогда я готов дать разрешение давать ему опиум. Но только до момента излечения от лихорадки. Потом я лично озабочусь, чтобы он бросил, и это не обсуждается, - заявил Петроний.
  - Как скажите. Но есть проблема, больной сам отказывается принимать его. Я пытался убедить, пояснял последствия. Тщетно. С вашего позволения я могу подсунуть ему зелье, только боюсь, он поймет. Господин понимает в зельях, многое определяет на вкус. Я сам изумился, - Мархуд развел руками.
   Петроний предложил лекарю дождаться утра и уже вместе поговорить с Гортензием. Придется прийти в Академию к полудню...
  - Нет. Я же сказал, - неожиданно жестко прохрипел Ирский, после того как выслушал уговоры лекаря. Доселе безжизненный полуслепой взгляд сверкнул неожиданной злостью.
  - Господин, вы неделю лежали в бреду и едва не умерли. По вам уже справили отходную молитву, - с большим чем обычно акцентом выпалил Хамид.
  - Ну я же просил, - вознегодовал Петроний. Он не хотел, чтобы Гортензий знал про это.
   Старик принялся просить прощения, Ирский тем временем ухмыльнулся.
  - В седьмой раз. И не надоело, - сыронизировал он.
  - Тем более. Ежели вы столь больны, на сей раз вы можете не выдержать, - настаивал Хамид.
  - Семнадцать лет ирийского лечения, из них двенадцать лет с опиумом выдержал, а отказ от яда - не переживу? Вы точно лекарь? Ежели вы полагаете, что я скончаюсь от боли, так припомните список недугов. Весьма опрометчиво полагать слабаком того, кто пережил семь отходных, - возразил Гортензий и закашлялся, скорчившись от боли.
  Лекарь хмыкнул и задумался.
  - Пожалуй, стоит прислушаться, - явно засомневался лекарь.
  - Гортензий, ты обязательно бросишь потом. Я помогу тебе. Но сейчас ты можешь умереть, - все же решил вмешаться Петроний, не заметив, как перешел "на ты".
  - Я благодарен за помощь, но я не хочу потворствовать Проклятому в его искушениях. Я не смогу молиться Мирозданию, зная, что грешу из страха перед смертью, - поставил перед фактом Ирский.
   В этот момент Петроний понял, что спорить не вправе. Столько рьяное желание отказаться от искушения Проклятого даже несмотря на угрозу смерти угодно Мирозданию. Он попросил Мархуда подождать в гостиной. Прежде чем отправится в Академию, Петроний решил побеседовать с Гортензием. Он ведь толком не знаком с ним. Доселе Ирский хоть и виделся ему старательным студиозусом, не интересовал его как собеседник. Он вступился за него в Академии и теперь спас жизнь только из милосердия. Но после столь решительного отказа от опиума, Ирский невольно заинтересовал его.
  - Благодарю вас за поддержку моего решения, - уже более мягким тоном заявил Гортензий, закрыв глаза. Было заметно, эта беседа вымотала его.
  - Я не могу перечить угодным Мирозданию стремлениям, - уверил Петроний и тут же добавил, - Я бы предпочел общаться "на ты".
  - Если тебе угодно, - он открыл глаза и перевел на него взгляд, - Пока ты не ушел, я бы хотел принести извинения за доставленное беспокойство. Пусть ты просто пожалел убогого, но я себя к ним не отношу. По сему, в долгу не останусь, - решительно заявил он.
  - Не стоит думать об этом. Ты ничего не должен. Помог я не из жалости, а как благородному герцогскому отпрыску, оказавшемуся в беде. Знатные господа на то и зовутся благородными, что в отличии от черни, готовой за монету перегрызть ближнему глотку, всегда подадут руку помощи человеку своего круга, - уверил Петроний, несколько слукавив.
   Помог он из милосердия, однако из того же милосердия он решил не задевать достоинство Ирского.
  - Благодарю, однако в вопросе долгов я не беру свои слова обратно, - заявил Гортензий, даже несколько повысив голос и в итоге закашлялся. Лицо его вновь перекосило от боли.
   Когда тот вздохнул спокойно, Петроний решил перевести тему. Он собирался с ним беседовать не о долгах. Для начала он осведомился, что с ним произошло. Выяснилось, его выгнали из гостиного дома за неуплату, и после ночевок на улице он заболел лихорадкой. Почему тот не воспользовался происхождением и не взял займ у ростовщиков, Петроний спрашивать не стал. Мало ли, может бедняга и так весь в долгах. Тем более, Гортензию было явно неприятно говорить о произошедшем.
  - Тебе нравится в Академии? - поинтересовался Петроний, сменив тему.
  - Нет. Но это не суть. Мне нужно закончить общие лектории.
  - Отец велел? - сочувственно уточнил он.
  - Сам решил.
  - Сам? - изумился Петроний.
   Тот лишь молча кивнул. До Петрония вдруг дошло, все вполне логично. Даже объяснений не надо. Куда ему еще идти? В Ирии с их нравами, наверняка, смотрели как на отброс. В Храм? Служба Мирозданию не легка, оттуда ему прямая дорога в дом для убогих. Служить писарем или счетоводом грамотного благородного взяли бы и без Академии, будь тот хоть вполовину крепче. Остается Академия Мудрости...
   Повисло молчание. Дабы тот не смущался, Петроний решил рассказать о себе.
  - Меня, наоборот, отец отправил. Я сначала вообще не хотел. Отец с малолетства к воинскому делу меня готовил, наставников нанимал и вдруг ошарашил - пойдешь учиться в Академию Мудрости. Сказал, войны нет, границу караулить дело неблагодарное, лучше учись. Я о подвигах помышлял, но с моим отцом спорить без толку. Но теперь я даже благодарен ему. Я после общих лекториев намерен учиться на магистра по теологии. Хочу заниматься ученым делом и наставлять в Академии, - рассказал Петроний и тут же поинтересовался, - Ты уже задумывался, где хочешь служить?
  - В императорском дворце. Канцлером, - совершенно серьезно заявил Гортензий.
   Петроний в недоумении уставился на Ирского. Он так шутит? Или у него бред? Тот, заметив замешательство, улыбнулся.
  - Шучу. Не сразу, конечно. Сначала пойду младшим летописцем. Мой двоюродный дед первый летописец. Мне, главное, попасть во дворец. Там разберусь, - говоря это, он перестал хрипеть, а взгляд его загорелся.
   Петроний, разумеется, разубеждать его не стал. Он только сильнее пожалел его. Наивный мечтатель, верящий в сказки. Он бы еще императором стать надумал. Это почти одно и тоже. Ему бы хоть Академию закончить. Доучился уже, хотя и так треть лекториев пропустил...
  ****
  "Знал бы, каким мудаком окажется, удавил", - мысленно вознегодовал Петроний, отмахнувшись от невольно всплывших воспоминаний.
   Причиной тому стали расспросы Эрики. На прогулке по императорском саду Императрица внезапно решила спросить про их знакомство с Гортензием. Разумеется, не она первая. С того дня, как стало известно о небывалой победе в безнадежном сражении, придворные достали его разговорами о новоявленном герое. Причем, только те успокаивались, приходила новая весть из Арриенбена и все начиналось по новой. Каждый считал своим долгом упомянуть про их дружбу и выказать восхищение героизмом его милости.
   Гений, разбивший в десятки раз преобладающие силы врага и взявший без боя Арриенбен. Герой, не убоявшийся исчадий Бездны, лично возглавивший преследование и лишивший головы командира врагов - Модеста. Бесстрастный борец за порядок, жестко расправившийся с мятежниками - сжег храм со спрятавшимися фанатикам, велел провести по улице голыми знатных предателей. Не пожалел даже тещу. Щедрый и милосердный господин - в честь победы раздал казну горожанам. Не поленился - бросал монеты лично. Человек великой выдержки - пока не добился победы, скрывал ранение, не подавал виду и лишь исполнив долг, позволил себе слабость. Самоотверженный в службе - несмотря на ранение, выступил от имени Императрицы в договоре с генералом Маркусом и взялся за налаживание торговли с западом...
   Порой Петронию начинало казаться, отныне для придворных он только друг "гения войны". Ирония судьбы, не иначе. В Академии Мудрости тот был прежде всего "заносчивым другом Петрония Мириамского". Гортензия такое мнение ничуть не смущало. Сейчас Петронию тоже было плевать на эту "перемену местами". Учитывая, какого лопуха он из себя строит, все идет по плану. Тем не менее, слушать эти славословия было мерзко.
   Петроний не желал смерти Модеста, как не хотел смерти Армины. Другое дело, он ничего не смог сделать. Не успел, ошибся, струсил, уже не суть. По иронии судьбы, тот, кто обязан ему жизнью, лично убил брата, смешав его имя с грязью. Отныне, как минимум для всей столицы, Модест и все Воины Света - лицемерные изверги, которые прикрываясь Мирозданием бесчинствуют, не брезгуя темной магией и даже некромантией. Халлар теперь тоже на их счету. А когда все гвардейцы вернутся и лично расскажут об увиденном, сомнений ни у кого не останется. Отец не верил, но восхищался гениальной идеей Гверидиола. Петроний тоже не верил, но восхищаться не получалось.
   Он понимал, это была битва, а Модест - мятежник. Дурно ославить врага - выгодно для Империи. Гортензий все сделал правильно, за что снискал заслуженную славу и признание. Все это можно было счесть стечением обстоятельств, однако, помимо прочего, Петроний доподлинно знал, свою дорогу к вершине Гортензий проложил лицемерием и подлостью, в пути переступив через родство и дружбу. Граф оказался хитрым интриганом, а он, друг - одной из ступеней на пути к вершине. Почуяв выгоду, тот поспешил подобраться к Эрике, на него же попросту махнул. Наивно считать, будто тот не понимал, насколько интересы и принципы бешеной ведьмы противоречат его, якобы друга, стремлениям...
   Тем не менее, приходилось лицемерить. После гибели Армины Петроний пришел к выводу, единственное, что ему остается, это доиграть роль. Он будет молчать и лгать, а когда получит власть - искупит свои грехи перед Мирозданием наведением праведного порядка. По сему, тайно скорбя, Петроний вынужден был слушать оды герою и не забывать расхваливать в ответ. Иной раз едва поворачивался язык.
   Факт победы бесспорен, но методы борьбы за порядок и щедрость больше напоминали произвол. Зачем казну разбрасывать? Из тщеславия, разумеется. Плевать, что конец зимы. Не говоря уже о том, зачем жечь Храм. Видите ли его захватили маги-фанатики. Вот и выманил бы их, раз такой умный. Никогда на войне собственные святыни антарийцы не жгли. Но зачем церемониться? Гверидиол знает, что победителей не судят. Про них складывают баллады. С этим тоже подоспели. Причем, не только придворные поэты. Принцесса Айрин взялась за сонеты, а Феодор пообещал устроить театральное представление...
   Доселе Эрика одна из немногих не донимала его вопросами про героя, даже когда он сам, играя роль преданного друга, интересовался его здоровьем после ранения. Но, видимо, убедившись, что проблемы Империи с ним обсуждать без толку, а рассказы про Ольмику надоели, она решила вспомнить про графа. Петроний не собирался лгать. Правда уместна с точки зрения его планов: втереться в доверие, якобы проявив откровенность и заодно выставить себя милосердным лопухом. Тем более, чего греха таить, он ведь был таким раньше. Милосердным, впрочем, он считал себя до сих пор, но лопухом быть точно перестал.
   Гортензий не хотел, чтобы всплыли сведения про опиум, о чем попросил, едва Петроний прибыл ко двору. Он болтуном не был, и в итоге пообещал, что вовсе не станет упоминать их историю знакомства. Дабы ненароком не всплыло. Но как лгать Императрице, еще и будущей супруге? Разумеется, Петроний с прискорбием заметил, что вынужден выдать тайну. Эрика настояла, мол все останется между ними. Действительно, гвардейцев по ее желанию он вынужден был отпустить, а сама Императрица на территории дворца игнорировала охрану. Петроний с удовольствием выложил все как есть. Про опиум рассказывать было особенно приятно.
   С некоторых пор известно, Эрика весьма категорична к подобным развлечениям. Неделю назад Императрица издала указ о запрете ряда зелий удовольствия и ужесточила наказания за их приготовление и продажу. Неожиданно, учитывая связь ее союзника Игрока с распространением подобных зелий. Так отчего бы не зародить сомнения, а не принимает ли граф зелья удовольствия сейчас? Тот при одном упоминании приходит в ярость, однако мнение, что бросить оные навсегда весьма сложно, секретом не является. Тут еще поступки Гверидиола вроде разбросанной казны к месту...
   Пока Петроний рассказывал, периодически отвечая на уточняющие вопросы, они миновали Триумфальную аллею и как раз свернули на дорогу, ведущую к водопаду.
  - Охренеть. Вот что значит, глупых лекаришек слушать. Подумать только, опиумом чуть не отравили. Не зря я зелья раньше выливала. Вовремя поняла, дрянь суют. Небось, как бросил, сразу жизнь и наладилась, - с негодованием прокомментировала Эрика.
   Про то, как она вылила все зелья, а потом "послала лекарей", Ее Величество успела похвастаться во время их ужина еще перед помолвкой. Причем, с таким посылом, будто так должен делать каждый. Лекарей, закончивших Академию, она считала дураками. Согласиться с таким бредом язык не повернулся. У них даже случился спор. Петроний предположил, если у нее обошлось, наверняка, она и больна толком не была. Панику из-за ее титула навели. Но есть опасные недуги, если так поступить - можно умереть. Ответ Ее Величества поразил: "Чем постоянно пить отраву идиотов и жить не пойми как, лучше сразу сдохнуть". Дальше спорить Петроний просто не увидел смысла. Ссориться с ней в его планы не входило, а что ведьма крайне жестока и так понятно.
   Но теперь он счел, нашелся неплохой и уместный повод вернуться к этому вопросу. Пусть устыдится. Конечно, Эрика частично права. Гортензий как опиум забросил, несколько месяцев мертвеца напоминал, но потом немного в себя пришел. Окуляры выбросил, приноровился подниматься по ступенькам без отдыха, со стороны от здорового стало не отличить. Но к лекарям этот упырь ещё долго ходил. Даже сам лекарское искусство изучать начал. "Чтобы еще раз не отравили"...
  - Не совсем, к сожалению. Как минимум, удушье не от опиума, и увы, обойтись без зелий, как и совсем излечить оное нельзя. Даже Альберт вам это скажет, - уверил Петроний, не забыв сослаться на Клеонского, коего Эрика считает "не самым плохим лекарем" и добавил, - Между прочим, по вашим же словам, сказанным однажды на ужине, графу тоже лучше умереть.
  - В смысле, - она повернулась к нему и удивленно вскинула брови.
  - Ни в коем случае не говорю это в укор, не подумайте. Но вы утверждали, чем жить и пить зелья дурацких лекарей, лучше умереть. Признаться, меня весьма покоробили эти слова. Я бы никогда не пожелал смерти другу. Но учитывая, что обещал хранить его тайну, вынужден был промолчать, - с прискорбием объяснился Петроний.
   Пьет ли сейчас этот мудак зелья, Петроний понятия не имел. Тот утверждал, что нет. Но это неважно. Главное, в свое время он без них бы загнулся.
  - Неуместный пример, - Эрика ухмыльнулась, - Помимо прочего, я ещё утверждала "жить не пойми как". Друг твой вроде не жалуется, а чего он там пьет, его личное дело. Ты видишь разницу между жизнью и медленным подыханием в постели? - резко спросила она.
  - Разумеется, я вижу разницу. Но раз пошла такая беседа и я уже проявил откровенность, продолжу. Согласившись с вами, я должен согласиться с отцом и братьями Гортензия, не раз утверждавшими, что зря его не утопили. Они тоже считали, чем так жить - лучше умереть, - увещевал Петроний, выдав еще одну тайну.
   Это граф ему не доверял. Как оказалось, "болтун" Гортензий многое не рассказывал, в том числе про жизнь в Ирии. Зато пьяный Пионий весьма откровенно рассказал, за что захотел прикончить братца. Разумеется, не за это, но факт был упомянут.
   Императрица остановилась и зло глянула на него. Казалось, она готова выхватить меч и снести ему голову. Петроний понял, кажется, он перегнул палку и разозлил ведьму. Как не душил он свое желание воззвать к морали, порой оно вылезало в самый неподходящий момент. С Эрикой, похоже, на мораль даже намекать нельзя.
  - Ваше Величество, если я вас чем-то смутил, прошу прощения. Разумеется, вы имеете право на свое мнение, а я не смею поучать вас. Просто когда речь идет о близких, я порой не сдержан в дружеских побуждениях и милосердии, - виновато объяснился он.
  - Пустое, - подчеркнуто спокойно заметила Эрика, достала самокрутку, подожгла ее, закурила и они вновь последовали вперед, - Петроний, я не сержусь за твои слова. Пожалуй, я признаю их справедливыми и оправданными. Но тебе будет полезно знать, я ненавижу, когда мне читают морали. В другой раз постарайся выражаться иначе, - она улыбнулась.
  - Еще раз прошу прощения, - бросил он.
   Эрика затянулась дурманом, выдохнула.
  - Раз уж пошла об этом речь. Ты считаешь себя милосердным?
  - Я стремлюсь быть милосердным по мере своих возможностей. Я полагаю это важной для себя добродетелью, - уверил Петроний.
  - Скажи, а что для тебя значит милосердие?
  - Бескорыстная помощь нуждающимся из сострадания, - кратко пояснил он.
  - Я признаю, что далека от милосердия, но ты утверждаешь, что стремишься к этой добродетели. В столице приюты для убогих переполнены, по улицам бродят толпы голодных людей. Вместо того, чтобы обратить внимание на обделенных, ты устраиваешь пустые споры. Не сказала бы, что его милость нынче нуждаются. Странное у тебя милосердие, - отчитала его она.
  "Вот гадюка, слова ей не скажи", - про себя вознегодовал он, стараясь не выказать негодования. В который раз Петроний пришел к выводу, пока он власть не получил, взывать к морали точно нельзя. Довольно трудно держать себя в руках, когда ведьма смеет поучать милосердию.
  - Ваше Величество, возможно, я погорячился. Но уверяю, мое милосердие на этом не заканчивается. Я по мере возможностей помогаю нуждающимся. Просто делаю это в тайне, ибо чужд тщеславия, а еще..., - он демонстративно осекся, но все же продолжил, - Отец, увы, не поддерживает моего рвения и запрещает мне тратить на это даже свое довольствие, - на сей раз Петроний почти не лгал.
   Почему почти? Доселе отец был против, однако не так давно велел ему поднять в беседе с Эрикой вопрос милосердия, и попробовать напроситься отвечать за помощь нуждающимся. Вот и повод...
  - Насколько я знаю, Валенсий сам не гнушается благотворительности, - заинтересовалась Эрика.
  - Ваше Величество, я не должен роптать на отца, простите, - он якобы замялся.
   Императрица докурила, недовольно вздохнув, выбросила окурок прямо на дорогу и вдруг улыбнулась, повернувшись к нему.
  - Я, помимо прочего, правитель и желаю услышать честный ответ.
  - Его Светлость полагают, мне следует интересоваться другими вопросами, а не тратить время на чернь. Мириамским и так служат люди, которые от имени рода обеспечивают нам должную репутацию, - объяснил Петроний.
  - Странно. Молва, что сам отпрыск снисходит к милосердию, была бы полезна для репутации рода, - прокомментировала она.
   Ее слова весьма покоробили. Ничего святого. Не зря Книга Мироздания гласит, что служитель Проклятого снисходит свершать благо лишь по злым умыслам. В данном случае, милосердие для Эрики всего лишь выгода.
  - Его Светлость, увы, иного мнения, - отговорился Петроний.
   - Петроний, я смотрю, тебе это нравится. Заняться тебе тоже нечем. Хочешь, я назначу тебя ответственным за благотворительность от имени короны? - предложила она.
  "Так сразу?" - недоумевал он, не ожидая такого поворота.
  - Ваше Величество, я очень рад за такое доверие и такую возможность, но что скажут Его Светлость? - спросил Петроний, продолжая играть отведенную роль.
  - Это мои проблемы. Скажу одно, из-за этого он свадьбу точно не отменит, - самодовольно заявила Императрица.
  - Благодарю, Ваше Величество, - Петроний улыбнулся и демонстративно поник.
   Они свернули с мощеной камнями дороги на тропу.
  - Вот и довольно глупых споров. Странно получается, проблем по горло, а правители спорят о лекарях и милосердии.
  - Правители? - изумился Петроний.
   Он уже ничего не понимал. Она точно издевается. Сначала отчитала, потом резко поддержала, теперь это...
  - А чего ты удивляешься? Ты будущий император, вообще-то. Свадьба дело времени. Так вот, забавно, как мы уподобляемся Альберту и Феодору, - с иронией бросила она, вспомнив про уже набивший всем оскомину спор двух герцогов.
   Клеонский с Тильским, стоило им увидеться, начинали живо спорить, что важнее открыть: академию наук или искусств. Учитывая, что в Империи есть уже Академия Мудрости, где учат всему, и, вообще, других проблем хватает, Петроний полагал, не правы оба. Но с некоторых пор его роль предполагала интересоваться спором и обсуждать с герцогами этот вздор, пытаясь помирить их.
  - Господа, на самом деле, пекутся о будущем Империи. Но я полагаю они зря ссорятся, они оба правы, - слукавил Петроний.
  - Если бы они еще не только болтали. Феодор хоть набрал помощников, те хлопочут, а у Клеонского конь не валялся. Устав все пишет по обучению лекарей. Я думала, леди Герра поможет, но теперь у нее своя забота: академия благородных леди. Пусть пока не до науки, но в будущем встанет вопрос, - отметила она.
   Петроний подчеркнуто оживился и принялся выказывать идеи по поводу академии. Отец напутствовал, да и в его планы входило предстать заинтересованным в этом. Другое дело, он выказывал не свои мысли, а лишь перефразировал бред четы Клеонских, с которым ему тоже пришлось немало пообщаться. Путь к власти тернист и опасен. Опасен, как минимум, для рассудка. Разговаривать с Альбертом больше четверти часа то еще испытание. Императрица выслушала его и отметила, что теперь она может не беспокоиться о будущем науки, явно намекая на его грядущий вклад. Петроний рассудил, она конечно странно себя ведет, но все идет по плану.
   В дальнейшем Эрика решила обсудить ситуацию с волнениями ремесленников. Те давно недовольны, однако боялись аркадийцев и их магическую охрану. Иноземцы покинули город, вскоре выяснилось, что запрещать мануфактуры никто не будет и начались волнения: погромы и попытки поджогов мануфактур. Охрана едва справляется, работа по большей части встала. Стражники с трудом поддерживают порядок, городская темница переполнена пойманными бунтовщиками.
   Почему так сложилось, Петроний прекрасно понимал. Товар у ремесленников дороже, хотя и качеством лучше, но обнищавшей черни все равно. Мало того, от мастеров массово сбегают ученики и уходят подмастерья. Вернуть силком ученика мастер не имел права, еще Миранда указ издала. Новые ученики не приходят, ибо не хотят десяток лет работать за еду и сносить побои. Ремесленные традиции предполагают ученичество от пяти до десяти лет. Мастер кормит ученика, но обращается с ним как взбредет, повезет как с отпрыском, не повезет - как с рабом.
   На мануфактурах работать надо с утра до ночи, а платят медяки, зато почти сразу как нанялся. Да и ума большого там не надо. Еще аркадийцы, коим и принадлежали мануфактуры, завели весьма странный порядок. В Империи физические наказания нерадивых слуг и работников считались само собой разумеющимися. Аркадийцы побои не жаловали, ежели работник первым дебош не учиняет, бить не полагалось. Гортензий тоже этот подход перенял и даже объяснил, в чем суть. Дурно работал или опоздал, по первой урезали плату, ежели упорствовал - прогоняли и брали другого. Иные видели это и уже не наглели. Монеты на жизнь нужны, работают и не капризничают. Стоит ли удивляться, чернь все чаще смотрит в сторону мануфактур.
   Другое дело, ремесленникам это невыгодно. Попытки решить проблему пока ни к чему не привели. Идти на уступки Императрица не намерена. Мануфактуры выгоднее, за ними будущее. Но если ремесленников не успокоить, грянет война. Подати им снизили, как только могли. Бесполезно. Разрешили им самим мануфактуры открывать. Не рвутся. Неделю назад упразднили закон Миранды о позволении покинуть ученичество. Пока никак не повлияло. Вчера в который раз во дворец приглашали на переговоры глав гильдий. Те уверили, что желают все решить мирно, однако не в силах удержать недовольных. Лгут, разумеется. В силах ли они удержать, неизвестно, но то, что за поджогом стоят как минимум двое, это факт...
  - ...В темницу их бросить, опять же, война начнется. Фанатики и так половину столицы разнесли. Как думаешь, чего делать? - с интересом спросила Эрика.
  - Перенести мануфактуры за город. Конечно, это затраты, но если столицу разнесут, хуже будет, - Петроний, как обычно, высказал мнение отца, с которым на этот раз и сам был согласен. Редкий случай.
  - Ты всегда согласен с отцом?
  - Почти. Но... у меня еще идея. В любом случае придется ждать Гортензия. Может, он разберется? Там же теперь ему все принадлежит, - предложил Петроний, дабы окончательно убедить Эрику, про серьезные вопросы он даже думать не желает и только раз спихнуть.
   - Сейчас ты прав, придется ждать Гверидиола, - согласилась она.
   Они все же дошли до водопада. Место навеяло на воспоминания. Невольно вспомнилась Армина... Не зря Петроний не хотел идти сюда с Эрикой. Другое дело, та настояла. В итоге он едва отделался от мучительных укоров совести. Не только из-за Армины. Когда он ее вспоминал, как никогда ощущал себя погрязшим в грехе трусливым лжецом. Настроение было испорчено. Говорить ему не хотелось, однако Императрица сочла нужным обсудить ещё и воинские проблемы.
   Как уже было известно, после первой попытки переправы фанатики простояли у реки неделю и отправились на юг. Войско под командованием Виктора - тоже. Другое дело, подошло еще одно войско Воинов Света. Надежда была на подкрепление из Тилии, однако прибыла всего тысяча. Фанатики попали в засаду, понесли потери, но в итоге наемники разбежались, а Воины Света уже взяли две крепости и теперь осаждают Кальмибен. При этом, Кальские псы уже отправились вниз по реке прямиком к Дармбену. Получается, пока все толкутся на юге, фанатики вовсю хозяйничают на востоке...
   На сей раз Петроний даже не сожалел, что когда речь идет о войне, приходится только отговариваться и поддакивать. Сейчас даже вникать не хотелось... Императрица в итоге убедилась, это обсуждать с ним без толку, и ему пришлось выслушивать очередной рассказ про ее жизнь в Небельхафте. Тоже ничего хорошего, учитывая содержание. На сей раз она поведала про испытание по-талермански. Ловила по лесу смертника. Помимо прочего, тогда она получила шрам от рогопса, а потом выколола ему глаза и сбежала. Голову смертнику она таки отрубила, а пока несла, перепугала половину округи...
  - ...крестьяне, узрев такое, даже слушать не стали, с воплями убежали, - Эрика рассмеялась, - Понять можно, любой бы обгадился. Один корзинку обронил, я подобрала. Положила туда голову, чтобы не видна была...
   Они уже беседовали наедине в четвертый раз. Три дня назад сразу по истечении траура произошла их помолвка. Рассказы, от которых еще месяц назад у него бы волосы дыбом встали, как ни странно, теперь даже не удивляли. Он смирился, чтобы достичь цели, ему предстоит жениться на бешеной ведьме. А что рассказы? Императрица уже поведала, как с гвардейцами ловила разбойников. Он бы скорее удивился, расскажи она про увлечение вышиванием. Главное, если Эрика ему это рассказывает, значит все идет по плану. Придет время и она заплатит за грехи. Единственное, до сих пор беспокоило, его будущую супругу назвать женщиной язык не поворачивается. Наследника ветром не надует...
  - Какого демона ты напросился? Ты будущий Император или кто? В жрецы надумал? Отлучу от рода, пойдешь в храм! - негодовал отец на весь кабинет.
  - Ваша Светлость, Ее Величество приказали, я не мог возразить, - проблеял Петроний.
  - А стоило! Но ты, поди, все уши ей своей благотворительностью прожужжал. Тебя ни хрена не волнует, кроме голодранцев! Тьфу! - почти рычал он, едва не рвя на себе волосы.
  - Отец, хотите, я откажусь, - подобострастно уточнил Петроний.
  - Куда теперь отказываться? Ты что, девица на выданье, соглашаться, а потом отказываться? Нет уж, корми своих голодранцев, - он тяжело вздохнул, - Проклятье, я так до свадьбы не доживу. С отпрыском идиотом. Иди прочь, видеть тебя не могу, - канцлер присел за стол и ухватился за голову.
   Петроний откланялся и подчеркнуто понурый, поплелся прочь. Очередное представление закончено. Оставалось надеяться, его узрели соглядатаи Эрики...
   ****
   В комнате царил полумрак. За небольшим столом собрались Петроний с отцом, леди Герра Клеонская и барон Рикиний Аренский. Ждали только Императрицу. Она даже на лично назначенную тайную встречу опаздывала. Причем, наверняка, нарочно. Едва ли Эрика подобно леди не успевала сделать прическу или одеться.
  - Кириан просто безумец! Но ежели маркграф его брат, в чем я сомневаюсь, он решил таким грязным образом свести с ним счеты. А может он вовсе в заговоре с фанатиками! - вознегодовала леди Герра, едва успев присесть.
  - Ваша Светлость, вы говорите о человеке, верно служившем мне десяток лет, - жестко уверял канцлер, - Я лично беседовал с ним. Кир не похож на безумца. Трудно поверить, что в вашем особняке творились подобные мерзости...
  - Именно, что в моем доме якобы творились немыслимые злодеяния! В тот момент, когда мы с Альбертом находились там. По-вашему, я была слепа или быть может, принимала участие? Затронута честь Клеонских! - продолжала негодовать леди.
  - Да, и моя честь тоже, - вклинился Аренский, - Он упоминал мое имя. Будто я такое творил! Да что бы я пил кровь?! Все знают, я от капли теряю сознание! - он манерно схватился за сердце, - Мне от одной мысли дурно!
  - Приберегите лицедейство для театра Феодора. Ему пригодится ваш талант. Господин Аренский, вы представляете Игрока и мне прекрасно известна его связь с темной магией. Думаю, вы все понимаете. Да, я готов мириться с этим. Сейчас речь не о том, что было на самом деле. Скандал несет реальную опасность для порядка в Империи. Вместо того, чтобы отпираться, следует решить, как это замять, - увещевал отец.
  - Ваша Светлость, разумеется, это следует замять. Тем не менее, я не намерена признавать то, к чему Клеонские не имеют отношения, - не унималась леди Герра.
  - Ваша Светлость, магия иллюзии страшная сила, она способна обмануть всякого, - увещевал канцлер.
  - Что вы предлагаете? - с претензией спросила Герра.
  - Да, мне тоже любопытно, - процедил Аренский.
  - Для начала дождаться Ее Величество. Я не хочу повторяться и уж тем более не хочу предпринимать попытки решать за спиной правителя, - поставил перед фактом он.
   Леди Герра недовольно вздохнула. Аренский намотал на палец локон. Канцлер закурил. В комнате повисло молчание. После небольшой перепалки каждый молча ждал Эрику, наверняка, думая о своих проблемах. Рикиний опасается негодования Игрока. Леди Герра нервно теребила кольцо на пальце, не иначе, в ужасе пыталась представить, что подобное, действительно, творилось. Петроний верил ей, вряд ли она знала, что происходит. Канцлер курил, напустив безразличный вид. Для него уже все решено, роли расписаны, финал известен. Отец уже дал Петронию напутствия, что и в каком случае он должен сказать. Эти требования ему не понравились. Но иначе никак...
   Скандал, связанный с Карлом Велльским, грянул как гром среди ясного неба. Маркграф, доставший наглостью весь дворец, ко всеобщему облегчению уже почти две недели отсутствовал. Выполнял поручения Эрики. Однако вчера по дворцу поползли связанные с ним жуткие слухи. Быстро выяснилось, источником оных стал внезапно объявившийся Кириан Ритский.
   Бывший командир Императорской гвардии еще позавчера пытался обратиться к Герцогу Мириамскому. Во дворец его не пустили, но канцлеру передали. Отец к тому времени рассудил, что Ритский ударился в пьянство и самовольно покинул службу. Кириана видели пьяным его люди. Канцлер был слишком занят, вот и отмахнулся, пусть катится. Не добравшись до Герцога, Кириан отправился за справедливостью сначала к имперскому судье Изумрудной округи, потом пошел к Жрецу Храма Святого Сиола, сейчас формально высшего среди столичных жрецов. Побеседовав с ними, вечером барон явился в Честь Империи, где коротали вечера придворные господа. Учитывая, что Велльского не проклял только ленивый, господа охотно прислушались к обвинению.
   Стоит ли удивляться, уже на следующий день грянул грандиозный скандал. Канцлер отменил свои планы и велел привести Кириана. Если верить словам Ритского, маркграф Карл Велльский является его младшим братом. Отчий дом тот покинул не очень мирно. Убил их брата Пэриана, а Кириана ранил, изуродовав лицо. Карл объявлен преступником и до сих пор не пойман. Но даже это не самое главное. Барон утверждал, что Карл похитил его и держал в подвале особняка Клеонских. Там он его пытал и заставил стать свидетелем справления ритуала службы Проклятому с человеческим жертвоприношением и питьем крови. Сбежал он чудом, воспользовавшись ошибкой караулящих его ведьм.
   Все жрецы на ушах, придворные, тоже. В городе зреет паника. Скандал затмил даже всеобщую тревогу из-за войны. Одно дело болтовня или даже далекий Халлар, а здесь человеческие жертвоприношения в сердце столицы. Императрица сначала отказывалась комментировать случившееся, потом вовсе отбыла из дворца, и в итоге назначила тайный совет.
   Поначалу Петроний был в шоке. Он всякое ожидал, но чтобы "такое"... Человеческие жертвоприношения... Немыслимое безумие. Ложь? Происки врагов? Отец так не думал, уверил, в словах Кира нет противоречий. Тем более, по его данным, в доме Клеонских и впрямь творилось неладное, видели много странных людей. В какой-то момент Петроний испытал ужас. С каким же демоном он имеет дело. Мелькнула мысль, послать все, присоединиться к Воинам Света. Но с другой стороны, тогда выходит, все напрасно? Напрасно погибли Армина и Модест, а он свершил сотни грехов? Ради чего? Отец тоже ясно дал понять, не отступится. Стало быть, уйдет он, супругом демона станет Клавдий. Совсем еще юный мальчишка... Петроний задушил приступ малодушия, решив, что пойдет до конца...
   Тишину прервал скрип двери. Явилась Императрица. Заперев засов, она сухо поприветствовала присутствующих. Судя по выражению лица, Эрика пришла поставить всех перед фактом. Отец так и предполагал. Он уже говорил с ней про эту ситуацию. Толком ничего не решили, но для него все понятно. Для Петрония, впрочем, тоже.
  - Итак, господа и леди, все вы осведомлены. Есть серьезный скандал, который затрагивает меня и вас, не побоюсь этого сказать, самых влиятельных людей Империи. Валенсий и Петроний, пусть вы не входите в число обвиняемых, однако учитывая факт помолвки и союза, в случае проблем, мы испачкаемся все. Вы согласны?
  - Да, Ваше Величество, - сухо ответил отец. Петроний только кивнул.
  - По сему, публичные разбирательства пройдут по заранее установленному плану. Будет публичный суд. Состоится он через три дня. В тот же день, что и над Мирандой. Карл Велльский представит ответное обвинение в клевете...
  - Ваше Величество, - вклинился отец.
  - Дослушай сначала! - повысила голос Императрица и уже спокойно продолжила, - Далее, подобное обвинение поддерживают Клеонские, ибо затронута их честь.
   Леди Герра, силясь не высказаться, довольно закивала.
  - Барон Аренский также присоединиться к обвинению.
  - С удовольствием! - выпалил тот, но замолчал под тяжелым взглядом Эрики.
   Она осмотрела всех и продолжила:
  - Я обвиню Ритского в заговоре с фанатиками. Двух свидетелей в виде стражника и пойманного святоши я обеспечу. Кириан будет казнен за клевету и предательство, - поставила перед фактом она.
  Барон Аренский демонстративно захлопал в ладоши.
  - Справедливое решение, Ваше Величество, Клеонские никогда не забудут вашу милость, - едва не плача, выпалила леди Герра.
  - Ваше Величество, я не согласен! - вспылил канцлер, - Кириан мой человек, он верно служил мне. Я прекрасно понимаю, что здесь происходит. Я готов ради нашего союза закрыть глаза на многое, но это уже слишком! - он стукнул кулаком по столу.
  - Что ты предлагаешь? - Эрика зло прищурилась.
  - Я предлагаю публично судить маркграфа. Да, он ваш человек, но если на то пошло и вам плевать на понятия морали и справедливости, поговорим на вашем языке. Велльский своей наглостью и вопиющей беспечностью навлек на вас тень. Думаю, за это он заслужил топор палача, - жестко заявил Валенсий и бросил взгляд на леди Герру, - Дабы отстраниться, Клеонские пусть выступят с обвинением за использование их особняка, - он посмотрел на барона, - И вы не беспокойтесь. Вы и Игрок, не пострадаете. Я даю слово, Кириан заберет свои слова обратно на счет вас прямо на суде, узрев воочию, - напирал отец.
  - А если не заберет! - капризно выпалил Рикиний.
  - Довольно препирательств, - процедила Императрица, - Как я поняла, Валенсий, ты поверил Кириану. Не ожидала, - разочарованно произнесла она и недовольно вздохнула, - Я не отрицаю, что использую услуги магов иллюзии. Это один из пунктов моего договора с Игроком. Но ты что, веришь, будто я такая идиотка, организовала шабаш в особняке Клеонских?! - разразилась гневом она.
  - Игрок по вашему тоже болван, ежели допустил подобное? - вклинился Аренский.
  - Пусть не вы, а обнаглевший маркграф Велльский, - сурово бросил отец.
  - А я, значит, не знала? Или закрыла на это глаза? Я, значит, не могу поставить на место приближенного? Допустим. Но куда, по-твоему смотрел Игрок? Он тоже дурак? Не много ли дураков на одну вашу, без сомнения, светлую голову? - вопрошала Эрика.
  - Ваше Величество, не нужно передергивать факты. Я уже понял, вы это умеете, - раздраженно заявил канцлер.
  - Я не передергиваю факты, а говорю истину. Но если ты желаешь, можем поговорить более откровенно. Хочешь знать, как было на самом деле?
  - Готов выслушать, - с одолжением заявил отец.
  - Карл, действительно, брат Кириана. Только в этом его вина и проклятие. Я опущу момент, каково маркграфу жилось в отчем доме. Вы спросите у Кириана про пристань, не поленитесь! Но сейчас это к делу отношения не имеет. Якобы убийство брата и ранение Кириана больше десятка лет назад обычная самозащита от пьяных ублюдков. Тогда еще юный Карл попросту испугался и бежал. Разумеется, Кириан все обставил как ему выгодно. В итоге, опасаясь мести, ваш верный человек исчез, едва узнал брата. Кстати, Карл искал его, а когда нашел выпивающим в Нижней округе, решил махнуть рукой. Мироздание ему судья, а нынче не до старых счетов. В этом была его ошибка!
  - Какая слезливая история. Предположим, я поверил. По-вашему, это оправдывает жертвоприношения почти под стенами дворца? - вспылил канцлер.
  - Не было никаких жертвоприношений! Ваш якобы верный человек наслушался вздора, который рассказывают про меня, и решил таким глупым образом спасти свое положение. Его трусливый побег стоил ему карьеры. Идти ему некуда, он даже родовой особняк продал. Другое дело, надо быть болваном, чтобы так поступить. Этим самым он затронул мое имя, род Клеонских, барона Аренского, Игрока и всполошил всю столицу. Только за это его следует казнить! Если вы не верите мне, считаете дурой, задумайтесь хоть на миг. Как леди Герра могла не узнать о непотребстве, если я присутствовала в том особняке, а рядом со мной не действует никакая магия? Как?
   Петроний слушал и все больше терялся в догадках. Пусть Императрица ведьма, но ведь, действительно, в ее словах есть смысл. Изначально отец был уверен, Кириан говорит правду, однако он собрался пожертвовать им ради цели. Симпатии к Ритскому Петроний не испытывал, но эта идея ему не нравилась. Только кто его спрашивал? Отец велел ему поддержать Эрику в назревающем конфликте. Но теперь Петроний не знал, придется ли вообще вмешиваться. Неужели отец выставит себя дураком, только бы не менять план?
   Устроить подобное в особняке посреди Изумрудной округи не просто немыслимая наглость, это полнейшая глупость. Как и приплетать трусливого неженку Аренского, теряющего сознание от вида крови. Кириан вполне мог солгать. Он никогда не отличался особым умом, просто четко выполнял обязанности, однако в остальном был крайне ограничен и, признаться, этим бесил самого Петрония. Помимо прочего, Кириан отличался жестокостью, мог совершенно спокойно забить ногами кинувшегося к ногам нищего. Отцу было плевать, ведь Кириан суровый командир, верен, обеспечивает хорошую охрану. Но нетрудно представить, этот человек мог наплести и не такой вздор.
  - Я не удивлюсь, если окажется, что Клеонские все знали, - процедил отец.
  - Ваша Светлость! Как вы смеете в таком подозревать нас! - выпалила оскорбленная леди Герра с трудом сдерживая слезы.
  - А я, значит, пил кровь?! Может, я еще младенцев поедаю?! - тоном оскорбленной невинности вспылил Аренский
  - Валенсий, не знаю, что на это сказать. Я считала тебя умным человеком, а тебя обвел вокруг пальца безмозглый пьяница! - бросила Эрика.
  - Ваше Величество, я попрошу вас не бросаться такими выражениями, - бросил отец таким тоном, что Петроний понял, тот намерен играть до конца.
   Другое дело, что теперь говорить? Речь ведь шла о том, что он поддержит мнение Эрики, якобы пожертвовать Кирианом выгоднее...
  - Я говорю как есть. Понимаю, неприятно признавать свою ошибку, но я вправе так выражаться. Подобным подозрением ты оскорбил меня и моих союзников, - сурово негодовала Императрица.
  - Ваше Величество, стало быть, вы не намерены признавать вину Карла Велльского? - сухо спросил канцлер и бросил взгляд на Петрония.
  - Я не стану признавать клевету в сторону своих союзников, -поставила перед фактом Эрика.
   Петроний понял, пришел его черед сказать слово.
  - Ваша Светлость, я понимаю, Кириан верно служил нашему роду, но сейчас Ее Величество, действительно, правы. Разве ваши люди не видели Ритского пьяным в Нижней округе, когда он якобы находился в плену? - неловко заметил он.
  - Закрой рот, у тебя никто ничего не спрашивал! - зло выпалил Герцог.
   Как и договаривались, Петроний резко встал.
  - Ваше Величество, прошу позволения покинуть совет, - дрожащим голосом попросил он.
  - Сядь, я не позволял тебе идти! - зло вспылил отец.
  - Если мое мнение все равно не имеет значение, что мне здесь делать? - вспылил теперь уже Петроний.
  - Господа, успокойтесь, - призвал Аренский.
   Императрица молчала, будто ждала развития конфликта.
  - Я сказал, сядь, - повторил требование отец.
  - Довольно! Я что, дитя малое, так позорить меня? Ежели я приглашен на совет, я вправе выказать свое мнение. Не моя вина в том, что вы не желаете смотреть правде в глаза. Пусть Кириан верно служил, но в своей глупости подставил достойных людей, - он обратил взор на Эрику, - Простите, Ваше Величество.
  - Пустое. Сядь, пожалуйста. Твое мнение тоже важно, - заметила Императрица.
   Повисло молчание, в воздухе ощущалось напряжение. Тишину прервал канцлер.
  - Хорошо, Ваше Величество, господа и леди, я готов пойти на ваши условия. Но у меня тоже условия. Во-первых, я требую, чтобы маркграф Карл Велльский впредь не состоял на службе при дворе, - выдавил из себя Валенсий.
  - Я согласна с этим. Полагаю, после такого сам Карл не захочет продолжать службу. К тому же, так скандал скорее забудется, - поставила перед фактом Эрика и уточнила, - Ты сказал, во-первых. Что дальше?
  - Вы можете сколько угодно отрицать случившееся. Можете заговаривать зубы придворным. Можете объявить себя святой перед чернью. Но со мной такая игра не пройдет. Я знаю, вы не брезгуете средствами, поэтому мне нужны гарантии безопасности для моего рода. Мое условие - оставить традиционную процедуру избрания Верховного Жреца Ордена Света, - поставил перед фактом отец.
  - С чего ты взял, что я решу ее изменить? - Эрика ухмыльнулась.
  - Мало ли, - отмахнулся канцлер, не вдаваясь в подробности.
   Отец начал подозревать неладное, когда вновь поползли слухи о якобы святости и особом предназначении Эрики Сиол. Он предположил, она может попытаться взять на себя назначение Верховного Жреца, тем самым не дав ему поставить Орден Света под контроль. Пожалуй, в этом смысле скандал с Велльским оказался ему на руку.
  - Я даю слово, что не буду менять процедуру и Священный Собор состоится по старому канону, - с улыбкой уверила она...
   Когда все закончилось, недовольный отец велел ему идти в покои. Петроний полагал, это часть игры. Но едва они оказались в покоях, он разразился гневом.
  - Какого демона ты сейчас влез?! Ты понимаешь, что выставил меня идиотом?
  - Но вы же сами велели поддержать её мнение! Что я должен был делать? - вознегодовал недоумевающий Петроний.
  - Поддержать отца, твою мать!
   Петроний не нашел слов. Тот что, издевается?
  - Придурок, мы говорили о ситуации, когда она не будет отпираться. Но ситуация изменилась, неужели трудно было понять? - сквозь зубы процедил отец.
  - Я все понял. Только я тоже не ожидал, что после выказанных аргументов вы решите продолжить игру, - честно заявил Петроний.
  - Так ты что, поверил её словам? - зло процедил отец, ещё сильнее переменившись в лице.
  - Ну... Я не знаю, - замялся он, не ожидая такой реакции.
   Герцог разразился негодованием, граничащим с яростью. Как всегда, он идиот и болван. По своему скудоумию выставил его идиотом. Мало того, сам думать не способен, еще и отца держит за дурака. То, что Императрица устроила представление, якобы очевидно. Леди Герра та еще стерва, все она знает, не зря она с Велльским на короткой ноге. Как не зря Альберта не пригласили. Занемог тот не от переживаний, а потому что "идиот и мог взболтнуть лишнее". Императрица - хитрая змея, неожиданно решила вывернуться и выгородить своего прихвостня. Но его не проведешь...
   Петроний слушал и мысленно негодовал. Во-первых, к чему эта тирада? Отец и так собирался пожертвовать Кирианом. Решил выторговать Орден Света. От грязи так проще отмыться. Заодно, решил воспользоваться случаем и подтолкнуть заключение его мнимого союза с Эрикой. Императрица должна убедиться в их разногласиях. Все получилось по его плану. Что не так?
   Не хочется признавать, что чурбан Кириан смог навешать ему лапши на уши? Видимо. Отец ненавидит даже вспоминать случаи, когда он остался в дураках. Вот и сейчас беситься, а зло на нем срывает. Как всегда. На Модесте он тоже срывал зло, когда Александр забраковал его как жениха для Адрианы. Что же, пусть. Пусть этот маразматик считает его болваном. Он еще сочтется...
  - Думаешь, я не знаю, как можно извратить любые сведения? Я сам так сотни раз делал. В делах меня ни один аркадиец не смог обмануть. Зато я умудрялся. Я тебя зря, выходит, годами поучал? Купился как баран! - негодовал уже остывший Герцог, нервно куря.
  - Простите отец, я зря прислушался к этому вздору, - потупив взгляд, пробубнил Петроний.
  - Эх, еще бы ты не просто соглашался. Смотрю я на тебя и понять не могу, ты вообще способен думать? Сам, без отца? Мы имеем дело с опасными людьми, ставка в этой игре - жизнь. Даром, что мой отпрыск, ты Эрике даже не ровня. Без меня, ведьма тебя в два счета вокруг пальца обведет, - сокрушался отец, нервно куря дурман.
  - Пожалуй, вы правы. Оттого я не перечу вам, но стараюсь учиться по мере разумения, - выдавил из себя Петроний, хотя признаться, хотелось удавить его.
   И вроде бы все по плану, отец тоже должен считать его болваном. Но ведь для этого стараться не надо, он так всегда считал. Тешило одно, придет время и Его Светлость сильно разочаруются.
  - Старайся, - Герцог тяжело вздохнул и сухо добавил, - Ступай к Ее Величеству. План, надеюсь, повторять не надо...
   ****
   В огромном судебном зале дворца было не протолкнуться. Присутствовать на заседании могли все желающие. Разумеется, это касалось по большей части вхожих во дворец придворных, однако помимо них были приглашены жрецы, столичные имперские судьи и делегации от гильдий купцов и ремесленников. Судьей как полагается выступал канцлер. Он сидел во главе длинного стола. Отдельно справа восседала Императрица. Петроний сидел впереди между Аврелием Лемским и Феодором Тильским.
   Первым судили маркграфа Карла Велльского. Сначала по праву обвинителя дали слово барону Кириану Ритскому. Он поклялся на Книге Мироздания и говорил уже, наверное, полчаса. Барон, видимо, решил, что если расскажет про брата больше сведений, у него будет больше шансов. Хотя, быть может, он так надеялся вывести маркграфа из себя, заставив себя выдать. Велльский намеревался отпираться от всех обвинений.
  - ...Он был столь невыносим, что даже в Обители блаженных в Халларе с ним не совладали. Его выгнали из приюта для безумцев. За то, что отрекся от Мироздания! В одиннадцать лет...!
   Толпа вновь зашумела. Канцлер застучал судейским молотом, потребовав тишины. Пока Кириан говорил, выставляя себя едва ли не святым, а Карла - Проклятым во плоти, толпа то и дело начинала поднимать шум, переговариваясь. Герцогу не раз приходилось призывать к порядку.
  - ...а когда ему было тринадцать, он впервые попытался убить меня и Пэра. Выманил нас на пристань, натравил головорезов, а сам исчез. Мы чудом сбежали. Он выкрутился, обставил так, будто бандиты его ограбили. Сказался пострадавшим. Отец ему поверил. Он стал хитрее, вдруг начал посещать Храм...
   Когда речь зашла о пристани, Петроний едва удержался от ухмылки. Эрика по секрету ему рассказала, что на пристани Кириан попытался убить Карла, но тот чудом выжил. Петроний, разумеется, сразу не поверил, потому прямо спросил у Кириана про этот момент. Ритский не ожидал вопроса, глаза его забегали, в итоге он весьма нервно отговорился, что его брат все придумал. Что придумал? Петроний просто спросил, что там случилось. Зато ему все стало понятно. Пусть Велльский мерзкий тип, но Кириан ничуть не лучше. И сейчас он лжет.
   Карл Велльский не реагировал даже на оскорбительные обвинения. Он стоял с безразличным видом уставившись вперед. Правда, держался он как побитый пес и выглядел явно не здраво: бледный, похудевший, под глазами синяки, руки едва подрагивают, еще и снова прихрамывал. Петронию оставалось только удивляться и немного злорадствовать. Раньше наглый Велльский едва ли напоминал человека, который станет убиваться от переживаний. Но ему поделом...
  - Господин Карл, что вы можете сказать на эти обвинения, - задал вопрос канцлер, когда Ритский, наконец, закончил.
   Сначала маркграф безразлично поклялся на Книге Мироздания и лишь потом ответил.
  - Мне нечего сказать. Я не знаком с этим человеком...
  - Лжец! Не смей перед ликом Мироздания корчить из себя идиота большего, чем ты есть! - выпалил Кириан.
   Петроний заметил, как маркграф стиснул зубы и закрыл глаза. Но если не знать истины, данный жест можно истолковать как угодно.
  - Барон, вам уже дали слово, соблюдайте порядок! - велел канцлер и обратился к Карлу, - Мы вас слушаем.
  - Я готов еще раз повторить, что не знаю этого человека. Обвинения лишены оснований. Я обвиняю барона Кириана Ритского в клевете и требую справедливости. Свидетелей этих голословных обвинений нет, поэтому я обращаюсь с просьбой о суде поединком, - сухо поставил перед фактом Карл.
  - Лжец! Он лжец! Пусть покажет левую руку! Там шрам отречения от Мироздания! - выпалил Кириан.
   Канцлер вновь призвал к порядку, пригрозив выдворением из зала. Тем временем Карл молча стянул перчатку и показал свою левую ладонь. На ней не было ничего кроме небольшого шрама у большого пальца.
  - Он убрал его! Выродок лживый! Убрал!
  - Шрам нельзя убрать, ежели он был столько лет. Это вам скажет любой целитель! Я предупредил! Выведете его, - приказал Валенсий.
   Велльский натянул перчатку. Негодующего Кириана под всеобщий шум вывели. Канцлер отметил, что пока рано принимать решение о поединке, ибо есть еще обвинители. Дальше суд пошел своим чередом. Герцогиня Герра Клеонская вышла и обвинила Кириана в клевете на их род, отметив, что из-за этого скандала ее дражайший супруг занемог от переживаний. Потом вышел барон Аренский и так же обвинил его в клевете. Причем устроил почти настоящую истерику. После этого взяла слово Императрица и объявила, что городская стража подтвердила ее личные подозрения в связи Кириана с Воинами Света. На сей раз "нашлись" свидетели.
   Первым вышел раненый городской стражник. Голова перемотана, еще и с костылем. Ряженый, разумеется. Впрочем, поклясться на Книге Мироздания, как и Велльскому, это ему не помешало. Когда свидетель отчитался, следом в зал завели еще одного ряженого, жестоко избитого коротко стриженного мужчину. Его заставили поклясться на Книге Мироздания и велели говорить правду. Тот, разумеется, во всем "признался"...
   Суд оставил у Петрония довольно мерзкое впечатление. Будто все устроил Феодор с балаганщиками, которых тот притащил во дворец "организовать представление". Причем Тильский и балаганщики ни сном ни духом, сами в это все верят. Пожалуй, они могли бы поучится... Мало того, Карл солгал под клятвой, ещё и эти ряженые... Пусть Ритский свершил клевету, но претензий Клеонских и Аренского было достаточно, чтобы судить его без таких мерзостей. В конце концов, можно было назначить суд поединком. Даже Карл, явно более искусный воин чем Кириан, сам его требовал. Но в итоге суд превратили в балаганное представление, а клятву на Книге Мироздания - в лицедейскую игру. А все зачем? Маркграф не захотел ворошить прошлое, а ведьма захотела приплести Обитель Второго Пришествия...
   Канцлер объявил приговор. За предательство Кириан лишался титула и будет казнен как простолюдин - через повешенье. Маркграф Велльский был, разумеется, оправдан, однако судя по его реакции, выглядел разочарованным. Наверняка, надеялся на поединок. Карл сухо поблагодарил, откланялся и покинул зал. Канцлер объявил два часа отдыха и пригласил публику на суд над вдовствующей Императрицей Мирандой Клеонской Алмир...
   На суд над Мирандой собралась та же публика. После вступительной речи канцлера Эрика лично выказала обвинения. Миранда обвинялась в попытке отравления Императора Фердинанда, попытке убийства и подмене наследницы. Петроний отметил, это были не все преступления Миранды. Как минимум, со слов Эрики в личной беседе та успела натворить на десяток топоров палачей, не говоря уже о поводах запереть ее в женской обители. Нежелание Эрики ворошить былое он еще мог понять. Смысл, если свидетелей нет, а поводов казнить и так хватает? Однако умолчание многочисленных измен Миранды, чему кстати есть свидетели, весьма настораживало. Получается, Императрица подобное преступлением не считает?
   Подсудимая едва ли напоминала блистательную леди, коей она была когда-то. Замученная, постаревшая, волосы с проседью зачесаны назад. Одета она была в темное закрытое платье, которое скорее подошло бы вдове бедного барона, а не Императора. Миранде было всего тридцать четыре года, но выглядела она, будто перешагнула пятый десяток. Причем, постарела она буквально за каких-то полгода. Единственное, что осталось от прошлой Миранды, это великолепная осанка.
   - Итак, Ваше Величество, что вы можете сказать в свое оправдание? - осведомился канцлер.
   - Леди и господа, прежде, я хочу попросить прощения у каждого из вас и у всей Империи. Я была плохим правителем, не вынесла бремени власти, в чем грешна пред Мирозданием и провинилась перед каждым подданным. Многие беды в Империи на моей совести. Да, я виновата! Я виновата в доверчивости, на которую не имела права. Я не ведала, что делается за моей спиной! Я полностью доверяла Верховному Магу Тадеусу. Я виновата в своей наивности, ибо представить не могла, что Тадеус таким ужасным образом вогнал Фердинанда в болезнь. Впервые я усомнилась, когда едва узнала прибывшую наследницу, - она замолчала, достала платок, смахнула выступившую слезу.
  "Точно, не суд, а театральное представление", - подумалось Петронию. Не зря Тильский где-то вычитал умное, по его мнению, аркадийское изречение, с которым потом носился весь день: Весь мир театр, а люди в нем лицедеи. Вроде вздор, но если глянуть на происходящее, не такой уж вздор. Он и сам не без греха...
   Публика в тишине затаив дыхание, ждала продолжения. Миранда вновь взяла слово:
  - Простите. Когда мне открылась правда, я попыталась остановить Тадеуса, но... очнулась в темнице. Оказалось, я месяцы была в безумии. Возможно, я не выдержала и спятила от ужаса и отчаяния. Возможно, этот предатель обратился к тьме, дабы вынудить меня молчать. Увы, это останется тайной. Я не считаю это оправданием своей вины. Я согрешила, свернув с Пути Света и обратившись к неверной молитве, оттого виновата вдвойне. Я готова сложить голову, дабы предстать пред судом Мироздания. Прошу лишь милости для моего сына Леона. Не наказывайте его за мои грехи, - Миранда говорила так, что Петроний едва не поверил.
   Кабы не знал он доподлинно, что Миранда имеет отношение к подмене Эрики Арминой, быть может, он бы задумался. Но здесь все слишком очевидно. Таирская гадюка пришла в себя и она будет изворачиваться до последнего. Но это ее последнее представление. Место гадюки уже заняла другая змея, еще более хищная, изворотливая и злобная. Не зря матушка называла дворец "змеиным кублом".
   Когда Миранда закончила свое представление, толпа зашумела. Канцлер стукнул молотком и взял слово. Заявив, что все сообщники и свидетели по вине Тадеуса мертвы, он назначил Священный Суд и снова стукнул молотком.
  - Я желаю сказать слово, - вклинилась Эрика.
   Петроний с интересом уставился на нее. Императрица выступала против Священного Суда, однако канцлер намеревался проигнорировать ее требование. Решил показать, что не намерен во всем плясать под ее дудку. Тем не менее, он в беседе сначала с Карлом Велльским, а потом с Эрикой, пообещал, что найдет свидетелей. Сейчас Петроний предположил, что Императрица будет настаивать на суде поединком. Другое дело, защитника для Миранды все равно не найдется...
  - Итак, господа и леди, я услышала господина канцлера. Действительно, пожар в темнице лишил нас возможности провести судебное разбирательство. Мы можем счесть это частью плана Тадеуса или случайностью. Однако, столь странное стечение обстоятельств едва ли имело место быть в истории. Десятки сообщников, столько же свидетелей, все погибли. Я узрела в этом знак Мироздания, пожелавшего даровать преступнице шанс искупить свои грехи при жизни. По сему, пользуясь своим правом, я объявляю помилование вдовствующей Императрицы Миранды Кленской Алмир с дальнейшем препровождении ее в обитель. Она будет пострижена в послушницы и получит возможность искупить грехи службой Мирозданию, - закончив, она довольно улыбнулась.
   Шокированный Петроний посмотрел на отца. Канцлер едва скрывал недоумение. Действительно, чего от ведьмы никто не ожидал, так это помилования врага. Миранда едва ли опасна, ее как правителя не проклял только дурак, но какой смысл в милосердии? Неужели Эрика так не хотела Священного Суда, что даже согласилась оставить жизнь человеку, пытавшемуся ее убить?
   Миранду увели, заседание объявили закрытым. Господа и леди, переговариваясь, медленно покинули зал. Императрица покинула его в числе первых. Отец сурово велел ему идти в покои, единственное освященное место, где их никто не услышит. Там он разразился гневом. Обвинял, будто бы он убедил Эрику отправить Миранду в послушницы, чем поставил его в глупое положение.
   Петроний даже не пытался этого делать. Он полагал, Миранда заслужила казнь хотя бы за то, что сделала с Фердинандом и Арминой. К тому же преступница предала клятвы Мирозданию, свернув с Пути Света и обратившись к аркадийскому культу. Поэтому обвинения отца весьма задевали. Казалось, тот ищет поводы прицепиться.
  - Я не делал этого, клянусь Мирозданием. Она сама так решила! - уже повышенным тоном увещевал он, ходя взад вперед по комнате.
  - Сама? Да она чужда милосердия. Ты молодец, смог повлиять на ведьму, но этим ты опять меня подставил, щенок неблагодарный!
   Петроний остановился. Это невыносимо. Еще немного и он его просто убьет.
  - Давайте пойдем и спросим у нее. Зачем она это сделала? Мне тоже интересно, - процедил он.
  - Пошли, - прорычал отец.
   Эрика находилась в своем кабинете. Им не повезло, она в этот момент принимала Кадмиэля Де Стенка. Посол, после того, как выдал Тадеуса и Миранду, а так же вернул сбежавшего Леона, теперь каждую неделю сюда ходит. Причем, неизвестно, чего они там обсуждают. Отец тоже беседовал с Послом и негодовал, у того с Императрицей появились тайны. Петроний не спрашивал у нее, все равно правду не скажет. Он полагал, Эрика спуталась с аркадийцами. Одно отличие, раньше Тадеус ходил на ковер в Посольство, теперь всё наоборот.
   Уже было объявлено, что взятые займы будут возвращены, а купцы будут торговать на одних условиях с местными. Конечно, раньше аркадийцы вовсе подати не платили, но по-хорошему, их нужно гнать. После всего то? Но делать этого никто не собирается. Напротив, Эрика с Послом едва ли не союзники. Не зря она не стала ждать Гверидиола. Собрала писарей и назначила над ними главным отпрыска Посла Тинатиэля.
  - Ваша Светлость, быть может, ее помиловали по договору с аркадийским послом? - тихо предположил Петроний, пока они ждали в гостевом зале.
  - Не мели чушь, - шикнул канцлер и снова повисло молчание.
   Ждать пришлось почти полчаса. Петроний уже привык, вечно приходиться то отца ждать, теперь Эрику, а вот канцлера это раздражало. Герцог едва скрывал негодование. Что же, пускай побесится. Лично у него все идет по плану...
   После того, как он поругался с отцом из-за скандала с Велльским, Императрица вынудила его "признаться", что он давно недоволен Герцогом. Петроний заявил, ему никогда не хотелось быть при дворе, однако ничего сделать он не может. Самое ужасное для него, если отец отлучит от рода. Эрика настояла перейти "на ты" и пообещала, что после свадьбы все изменится. Если ему интересно развитие науки и благотворительность, тем он и будет заниматься. Петроний мысленно ликовал, после свадьбы, действительно, все изменится. Не сразу, а когда родиться наследник, но ему не привыкать ждать. Все идет по плану. Еще бы отец так не донимал...
  Наконец, Кадмиэль покинул кабинет. Эрика велела их позвать.
  - Ваше Величество, вы это сделали мне на зло? - спросил канцлер, не успев даже присесть.
  - Нет, - невозмутимо ответила она с улыбкой.
  - Тогда зачем? - отец зло покосился на Петрония и все же присел.
  - Я сразу собиралась ее помиловать и отправить в Храм.
  - Зачем тогда велели искать свидетелей? - вознегодовал канцлер.
  - А зачем вы пообещали мне найти их, а сами назначили Священный Суд? - парировала она.
  - Я первым спросил, - процедил отец.
  - А у меня титул выше, - она подмигнула и улыбнулась.
  - Я счел более разумным в нынешней ситуации назначить Священный Суд. Это пошло бы на пользу репутации Ордена Света. Как судья, я имел права его назначить и не хотел попусту спорить, - едва скрывая раздражение, объяснился канцлер.
  - Я, как Императрица, имела право ее помиловать, и тоже не хотела попусту спорить. Мы во многом похожи, не находишь? Просто так вышло, последнее слово за мной, - самодовольно заявила она и более серьезно добавила, - Я хотела ее помиловать после выступлений свидетелей. Так я бы показала себя более милосердной. Из-за тебя мне пришлось на ходу придумывать новую речь.
   Петроний не питал к Императрице симпатии, но сейчас не отказал себе в удовольствии мысленно позлорадствовать. Впрочем, не долго, он бы предпочел поставить отца на место сам. Да и ведьму, тоже.
  - У вас неплохо получилось. Значит, вы проявили милосердие, чтобы улучшить репутацию? - осведомился канцлер.
  - Милосердие? Ты уверен? - она вдруг рассмеялась.
  - Вы оставили ей жизнь, - в недоумении бросил отец.
  - Да разве это жизнь? Она будет помнить, кем была и как жила, но будет спать на твердой лежанке, полдня молиться, жрать пареную репу, носить лохмотья, своими руками драить алтари и выгребать дерьмо из под грязных нищих. И так изо дня в день, пока не загнется или не полезет в петлю. Валенсий, смерть слишком простое наказание для человека, изгадившего мне всю юность при дворе, попытавшегося меня убить, а потом еще подсунувшего вместо меня самозванку, - Эрика говорила это спокойно и с улыбкой, но с такой жестокостью в голосе, что даже взяла оторопь.
  - Сурово, - отец закивал.
  - Именно. Ещё и репутацию улучшила. А что смерть? Есть человек - нет человека. Пустое, - подчеркнуто доброжелательно пояснила она.
   Впрочем, этот доброжелательный тон учитывая суть сказанного звучал куда зловещее, чем угрозы повышенным тоном.
  - Действительно. Могли бы сказать, что настолько ее ненавидите. Я бы понял, - уверил Герцог.
  - Вряд ли, если до сих пор не поняли. А я, как и вы, не собиралась попусту спорить. Есть еще вопросы? - жестко спросила она.
  - Нет, Ваше Величество, у меня никаких вопросов, - ответил отец...
   До покоев они дошли молча. Петроний вспоминал слова Императрицы и в который раз приходили на ум слова из Книги Мироздания. Служитель Проклятого снисходит свершать благо лишь по злым умыслам...
  - Я же говорил, что не при делах, - не удержался от злорадства Петроний, когда они вошли.
  - Понял уже. Она будто мысли читает и знает, до какого предела может обнаглеть, - процедил он.
  "Ты же сам ей обнаглеть и позволил", - едва не вырвалось у Петрония.
  - Что вы намерены предпринять? - осведомился он.
  - Она знает, пока речь идет о браке, мы никуда не денемся. Остается хитрить.
  - Это мы и так делаем, - бросил Петроний.
  - Священной воды осталось на месяц и я не знаю, сможем ли мы ее достать, - напомнил отец и присел за стол.
   Действительно, с чем нынче проблема, так это со священной водой. Источник у Порога Мироздания и округа заняты фанатиками. Почти все столичные запасы при храмах израсходованы во время освящения дворца, остальное обчистили фанатики. В столице нынче воду днем с огнем не сыскать, по всей Империи стоит она целое состояние. В свете происходящего ее продают единицы, предпочитая припрятать.
  - Значит, через месяц мы не сможет так вольготно обсуждать планы, - отметил Петроний, мысленно радуясь. Меньше придется слушать претензии, а он и сам разберется.
  - Надеюсь, это удастся решить. Но на всякий случай стоит спешить. Ты должен успеть окончательно втереться к ней в доверие.
  - Постараюсь, - уверил он, присел напротив и дабы не выслушивать очередные напутствия, решил перевести тему, - Есть какие-то новости с личностью Игрока?
  - Нет. Игрок, а точнее, люди, скрывающиеся под этим именем, весьма хитры. Они поняли всё и толкают по ложному следу. Я решил, пока оставить попытки и затаится. Что с зельем? - поинтересовался отец.
  - Бесполезно. Алхимик оказался лжецом. Служанка просто заснула. Можете проверить, - заявил Петроний.
  - Толку проверять. Я тебе верю, - канцлер тяжело вздохнул.
  - Что делать с алхимиком? - уточнил Петроний.
  - Как обычно, что я делаю с лжецами, - отмахнулся он и потянулся за дурманом.
  "Все идет по плану, отец", - мысленно порадовался он.
   Если на счет Игрока Петроний был не против узнать правду, сам факт наличия такого зелья с некоторых пор стал вызывать беспокойство. Петроний давно слышал про "талерманский эликсир правды", но это больше походило на легенды. Чаще это называли темной магией. Все изменилось с возвращением Эрики. Отец, услышав про зелье от шпионов, подслушавших пьяных наемников, сопоставил это со службой Эрике талерманца и вознамерился найти рецепт. Для этой цели он не побрезговал устроить в особняке Мириамских алхимическую комнату.
   Петронию была неприятна сама идея. Алхимики, по его мнению, заслуживали на виселицу. Но с отцом спорить без толку. Тот велел ему помогать, времени наведываться в особняк у него больше. Поначалу он помогал без рвения, однако после пожара и гибели Армины, когда он четко осознал, что ненавидит Герцога Мириамского, Петроний понял, что не может допустить попадание зелья в руки отца. Герцог ведь и его напоить может. И тогда конец...
   Алхимики в большинстве своем даже не брались. Правда, один, в итоге, нашелся. Но к этому времени Петроний уже все контролировал. На всякий случай он подменил флаконы, хотя отец и так ему доверяет. Вот и зароет "лжеца" в землю прямо на заднем дворе. В случае алхимиков, Петроний полагал такой исход справедливым. Сделанное зелье он на всякий случай припрятал. Как уверял алхимик, хранить его можно пару месяцев. Да, это грех, однако он уже погряз во лжи и лицемерии, которые сможет искупить лишь дойдя до цели...
  - К демонам это проклятое зелье. Без него все понятно. Вероятно, его вовсе не существует. Или это темная магия, с которой пока связываться я не намерен, - заговорщицки заметил отец, прервав молчание и тут же предупредил, - Но это не значит, что можно брать в рот не пойми что, прежде не дав отведать слуге. С Эрикой и ее прихвостнями вовсе пить не стоит. Мало ли. Если она догадается про твою игру, ты узнаешь об этом слишком поздно.
  - Не узнает, я уж постараюсь, - уверил он, про себя добавив, - "Вы все узнаете слишком поздно"
   Избежать опостылевших напутствий, увы, не удалось. Отец в который раз затянул излюбленную песню. Герцог постоянно возмущался, он слишком мало общается с Ее Величеством. Пару раз в неделю, это не дело. Якобы, они еще недостаточно сблизились, чтобы перейти к мнимому союзу против него. Петроний только недоумевал. Сначала отец потребовал выставить себя перед Императрицей болваном и лопухом, а теперь недоволен, что та не рвется с ним беседовать. Логично, ведьма убедилась, он идиот, на кой тратить на него время.
   После их якобы доверительной беседы. Императрица дала ему понять, занимайся благотворительностью, обсуждай с Клеонским академию, будут проблемы - обращайся, но попусту отвлекать ее не надо. Петрония это более чем устраивало. Эрика все правильно поняла, опасности в нем не видит, вот и прекрасно. Беседовать с ней, постоянно душа негодование, никакого удовольствия. Он попытался объяснить отцу, что заинтересовать ее можно, только перейдя к следующей ступени плана - он должен якобы донести на него. Герцог уверил еще рано, доносить нечего и будто с цепи сорвался. Поставил перед фактом: не можешь повод найти, он сам найдет.
   Вчера отец отправлял его в который раз справиться о здоровье графа Гверидиола. Тот ведь был ранен, а он же друг. На сей раз он велел ему обратиться к Ее Величеству с хлопотами по поводу принца Леона. Якобы, он переживает за юнца. Петроний грешным делом подумал, если так пойдет дальше, однажды он просто придет к Императрице с жалобой, что канцлер его заставляет отвлекать ее. Впрочем, тут же он эту мысль отбросил.
  "Позорище, так заигрался в лопуха, что уже начинаю мыслить подобающе", - укорил сам себя он, рассудив, уж лучше беспокоится за Леона и Гортензия. Тот якобы друг, а за принца, действительно, побеспокоиться стоило. Мальчик в шоке, с того дня как вернулся сидит в покоях. На суд он, разумеется, идти отказался...
   Обеспокоиться судьбой принца Леона все же пришлось. Причем, обеспокоился весь дворец, включая гвардию. Пока шел суд, принц исчез. Напутствия отца в итоге не имели смысла, и, вообще, лишний раз общаться с Эрикой желания не было. Петроний предпочел вместе с гвардейцами отправиться искать мальчишку...
   Несмотря на все старания, найти Леона не удалось ни в тот день, ни на второй, ни на третий. Где только не искали. Несколько раз прочесали всю дворцовую территорию, в том числе постройки для челяди, подвал, даже подземелье. Допрашивали челядь. Грешили на аркадийцев. Посол едва в ногах не валялся, уверяя, что не виноват, сам пригласил в Посольство и подключил своих людей к поискам. Подняли тревогу на всю столицу, назначили награду тем, кто найдет. Стражники и неравнодушные люди приводили похожих мальчишек, но увы, принца среди них не было...
   Всеобщая истерия немного улеглась только на четвертый день. Поиски никто не оставил, но всех отвлекла казнь Кириана и выпуск Имперской Правды. В последние три дня все печатные мастерские работали сутки напролет. Причем Эрика привлекла даже те, что были при храмах. Напечатать успели восемь сотен штук. Имперскую Правду разнесли по управам, имперским судам, раздали богатым купцам. Так же ее разослали герцогам и графам, не забыв отправить на передовую. Первый выпуск был безвозмездный, однако в конце была приписка со стоимостью в дальнейшем. Печатать собирались раз в месяц.
   В итоге при дворе оставили всего три десятка. Господа и леди едва не передрались, так рвались прочесть. Иные организовали публичные чтения. Петронию достался личный выпуск Имперской Правды. Сразу после казни он уединился за чтением. Получившаяся писанина мало напоминала летопись. Похоже, Эрика лично сказала, о чем и как там писать. В Имперской Правде этой самой правды было не намного больше, чем чести - в трактире Честь Империи.
   На первой странице красовалась новость о принятии титула Эрикой Адрианой Сиол Клеонской. Все бы ничего, кабы не краткое обращение Императрицы. Не знай он что за ведьма она, прослезился бы... Потом пошли указы. Под каждым краткий комментарий якобы от имени Ее Величества. Упростили церемонии? "Пришло время умерить самолюбие и отринуть мишуру церемонных условностей, дабы не отвлекать благородных господ от службы на благо Империи". Указ о снижении податей до десятины? "..дабы облегчить подданным жизнь в непростое время". Повысили жалование стражникам? " ...оценить мужество и самоотверженность на рискованной службе". Указ о запрете проповедей? "Не ведающие истины лжецы и лицемеры не должны возмущать порядок, прикрываясь именем Мироздания". И все в таком духе...
   За указами последовали сведения о последних событиях. Разумеется, сначала поведали о победах на передовой. Сообщили, что "доподлинно известно", виновники погрома Халлара - Воины Света. И в дальнейшем всем обвинялись Воины Света. В крайнем случае, Тадеус. Аркадийцы даже не упоминались. Попытка переворота? Похищение Леона? Фанатики... Пожар во дворце? Маг. Рассказали про суд и приговоры. Даже сообщили, в какую обитель отправили Миранду.
   Императрица, желая насладиться поверженным врагом, решила оставить ее в столице. В Эрхабене были две женских обители. Обитель Святой Альвы в Изумрудной округе, куда обычно уходили послушницами знатные леди. При ней была школа для девочек. Попасть туда было не так просто. В Обитель Надежды в Зеленой округе, почти на границе с "клоакой" - Нижней округой, попасть было, наоборот, просто. Туда, правда, шли те, у кого другой надежды не оставалось. Эта обитель была намного больше, и помимо прочего, включала в себя самый большой приют для убогих столицы.
   Миранду отправили в Обитель Надежды. Причем, как и обещала Императрица, на правах рядовой послушницы. Эрика лично озаботилась, дабы за Мирандой не просто присматривали, но и относились "как подобает". То бишь, вынуждали делать всю положенную работу, в том числе ухаживать за больными, а ежели та станет проявлять норов - наказывали по всем правилам. Какие там правила и наказания, не слышал только глухой. В Эрхабене матушки пугали непослушных дочерей Обителью Надежды. Впрочем, Миранду при дворе никто не жалел. Напротив, многие, не забывая восхищаться милосердием Ее Величества, полагали, что та легко отделалась. Петроний, вспоминая слова Эрики, понимал, едва ли...
   Дочитав, Петроний хотел сжечь эту мерзость, но в итоге рассудил, пока оставит. Он решил сходить в зимний сад и послушать, что болтают господа и леди. Для большинства служба закончилась, наверняка, там теперь толпа. Действительно, в зимнем саду собралась, наверное, треть дворца. Причем, одни занимались чтением Имперской Правды, другие - как ему показалось, обсуждением оной. Петроний, как обычно, присоединился к Феодору Тильскому и Альберту Клеонскому. С некоторых пор они для него, якобы, самые желаемые собеседники. Как всегда, они спорили. Стоило герцогам оказаться в одном месте, они начинали спорить. И не надоело же...
  - Погодите вы с ученым делом. Ученые книги и так печатают. При Академии! - негодовал Феодор.
  - Они печатают вздор, а не ученые книги, - Альберт снова затянул свою песню про то, как в Академии Мудрости ущемляют истинную науку.
   Когда Петроний подошел, тот прервался. Слово за слово и выяснилось, что послужило предметом спора. Они обсуждали указ Императрицы "О поощрении печатного ремесла".
  - Согласитесь, прекрасный указ! Сколько великолепных трактатов приходилось делать на писцовых дворах! Прекрасно, что предписания не запрещают печатать поэмы, баллады, житейские и любовные сочинения, - увещевал Феодор.
  - Все это бумагомарательство. Нужно печатать ученые труды! Лекарские трактаты в том числе! Толку от сентиментальной чуши? - возразил Альберт.
  - Говоря так, вы уподобляетесь дремучим глупцам вроде Дармигория. Он так тоже говорил...!
   Петроний, якобы желая помирить, уверил, что печатать можно все и спорить тут не стоит, но герцоги угомонились ненадолго. В итоге, обсудив с ними полную чушь, Петроний нашел повод побеседовать с Эрикой. Якобы он впечатлен своевременным указом. Заодно хоть узнает, чем та руководствовалась в этом напрочь дурацком решении...
   В Империи печатные мастерские появились при Диметре Мирном ещё вначале его правления. Тот увидел их в Антанаре, куда идея пришла из Аркадии. Поначалу мастерские состояли только при Императоре. Орден Света не поддержал нововведение, но в итоге через пару десятков лет жрецы поняли, что ничего дурного в этом нет и получили право на свои мастерские. Также печатные мастерские были организованы в открытой тем же Диметром Академии Мудрости.
   Так и повелось. При храмах печатали Книгу Мироздания, Предания, сборники молитв и трактаты религиозного толка. Императорскими типографиями ведал Верховный летописец, он и давал позволение на печать тех или иных трактатов. Обычно это были трактаты по истории, изредка героические баллады. Академия владела немалым количеством мастерских и печатала ученые трактаты. Открывать свои мастерские больше никто не мог, за попытки наказывали каторгой. Сочинения иного толка считались бумагомарательством. Впрочем, добродетельные сентиментальные сочинения и поэзию не запрещали. Сочинители несли их в писцовые дворы, коих до сих пор хватало. Дармигорий полагал, что либо менять нельзя. Петроний был согласен с ним.
   Императрица не просто позволила открывать печатные мастерские и мануфактуры кому ни попадя, так ещё пошлины на открытие оных отменила. Установила малые подати на прибыль. Посулила беспроцентный имперский займ на обустройство как самих печатных мастерских, так и мануфактур для изготовления приспособлений для печати. Чтобы открывали их, да побольше. Зачем? Видимо, чтобы всякий вздор печатали вроде сентиментальных сочинений, которые отвлекают юных леди от благонравных трактатов...
   Ему повезло, Эрика коротала время в кабинете. Причем, в кои-то веки одна, даже ждать не пришлось. Императрица велела его сразу впустить. Когда он вошел, застал ее пьющей вино и курящей дурман. Она сидела на диване, рядом лежала Имперская правда. Присев, Петроний, как полагается, отказался от вина, похвалил Имперскую правду и потом перешел к ее указу.
  - Прекрасный указ. Я, признаться, не ожидал, - отметил Петроний, даже почти не солгав.
  - Я тоже не ожидала, что даже Имперскую правду напечатать негде. Удалось склепать только половину, - отметила она.
  - Так ты больше планировала? - удивился он в недоумении. Это же и так много.
  - Конечно. Причем, на первый раз. Вот, в Аркадии, Королевская Весть по десять тысяч штук делается. И то, не хватает. Но там все грамотные, нам пока хватит двух тысяч, - заявила она.
  - Тогда понятно, - Петроний закивал.
   Понятно, ведьме негде свою ложь печатать. Другое дело, кому оно надо. Это сегодня чуть не передрались, ибо узрели нечто новое. Потом на растопку пойдет...
  - Именно. Меня этот вопрос раньше не интересовал. Я так себе книгочей. Да и не до этого было. А тут всплыло. Бред какой-то. При таких возможностях половина книг выходит в рукописях. Я и подумала, пусть печатают. Мне не жалко, а для ученого дела польза. Ну, и как говорит Феодор, для искусства, - пояснила она и затянулась дурманом.
  - Действительно. Но это весьма смелый шаг, - заметил он.
  - В чем тут смелость? Даже придворные не осудят. После того, как им не хватило Имперской правды. Леди вон радуются, надеются, будет больше любовных книг. Орден Света нынче слаб, жрецы рта открыть не посмеют.
  - Я не об этом. Запрещали ведь оттого, чтобы не печатали вредные трактаты, - подметил Петроний.
  - А предписания на что? Запрещено печатать любые религиозные сочинения. Этим пусть Орден Света ведает и в свою очередь не лезет в мастерские. Запрещено печатать трактаты, порочащие меня и сановников. Ладно болтают, но нечего бумагу марать, - она ухмыльнулась, - На счет остального, мне плевать. Пусть хоть описания оргий печатают. Глядишь, грамотных прибавится, - Императрица рассмеялась и затянулась дурманом.
  - Действительно, - пришлось согласится Петронию.
   Особенно с тем, что начнут печатать описания оргий. Оное всегда было под запретом, даже для писцовых дворов, но теперь, ежели Ее Величеству все равно, а запретила Ордену Света она лезть, начнут.
  - Многие запреты, на самом деле, не имеют смысла. Страх многим затмевает разум, а иным вовсе заменяет его, - глубокомысленно изрекла Эрика.
  - Граф Гверидиол поделился мнением? - спросил он, вспомнив, что в Академии тот часто так говорил.
  - Он тоже так считает? Не удивлена. Но и без него поняла. Для того, чтобы разносить вздор, книги не нужны. При неграмотной то черни. Вон, культы как множатся, - она хитро улыбнулась.
  - Я тоже такого мнения и рад, что ты решилась на такой важный для будущего Империи шаг, - выдавил из себя Петроний. А что еще остается? Спорить пока не время...
  ****
   Когда Эрика передала ему приглашение прийти в покои, Петроний несколько озадачился. Ничего такого он даже не подумал. Для Ее Величества оное в порядке вещей. Обычно незамужняя леди не принимала мужчин наедине, но Эрика еще до того как надеть корону, успела побеседовать почти со всеми более менее влиятельными мужчинами. Если дело касалось приближенных, в собственных покоях.
   По сему сначала Петроний обрадовался Эрика пригласила его в святая святых, это говорит о доверии с ее стороны. Другое дело, отец, даром что якобы не верит в существование зелья, строго настрого запретил ходить к ней. В кабинет - пожалуйста, в сад или еще куда - тоже, а вот в покои нельзя. Велел отговариваться, что не желает ее компрометировать. Глупое оправдание, если подумать, Ее Величество скомпрометированы уже давно. Впрочем, он же, якобы, болван.
   "Пойду - отец отчитает. Не пойду - Эрика вовсе рукой махнет, и все равно отец отчитает. Возможность такую упустил...", - Петроний поразмыслил и решил сходить. У него свои планы, а отец все равно будет недоволен. Тем более, повод сейчас в отличии от иных, более чем уместный. Приезд делегации из Ирии.
   Сразу после инцидента с Дармигорием в Аданабен был отправлен гонец с вестью о произошедшем и сопутствующим приказом Герцогу явиться в кратчайший возможный срок. Разумеется, формальность. Все знают, крайне престарелый Борисей пребывает в маразме. Все решает первый наследник, чуть менее престарелый Феофаний. Но в любом случае, церемонии позволяли в случае болезни или же занятости Герцога, например, на войне, направить доверенного представителя.
   Ирских представлял сорокалетний Вахнутий - отпрыск Феофания, ныне стоящий восьмым в порядке наследования. Один вид этого бородатого здоровяка с шрамом на половину лица вызывал оторопь не только у юных леди. Дармигорий, которого тоже побаивались, и рядом с ним не стоял. Выбор на него пал неслучайно, помимо прочего планировалось обсуждение сбора ирийского ополчения, а Вахнутий в звании маршала возглавлял оное на войне с Хамоном. Правда, в столице им были весьма недовольны как командиром, но Ирские во главе с Феофанием были иного мнения на его счет.
   В составе делегации, помимо гвардии, было еще девять человек. Двое графов, остальные из рода Ирских, коих на самом деле больше сотни, если не две. Самое забавное, среди них были отец и брат Гортензия. Помимо разбирательств по поводу инцидента с Дармигорием и обсуждения текущих вопросов, Ирские прибыли с требованием позволить им наказать оскорбившего их род Гортензия. Петроний, как, верный друг, не смог остаться в стороне.
  - Прости, что побеспокоил тебя. Возможно, не стоило приглашать сюда? Я мог бы подождать, - после приветствий уверил Петроний, переступая порог покоев Ее Величества.
  - Иногда я предпочитаю обсуждать проблемы здесь, - она подошла к столу и присела, - Присаживайся.
   Петроний присел напротив нее и мельком осмотрелся. Огромная гостиная мало отличалась от подобных комнат во дворце. Разве только накурено сильнее, и то, учитывая, что теперь везде курить позволено, а желающих все больше, это дело времени.
  - Как я поняла, ты пришел из-за Ирских, - спокойно заметила она.
  - Именно. Эрика, ты ведь не позволишь им? - с подчеркнутым волнением спросил Петроний.
  - Что не позволю?
  - Ирские собираются запороть Гортензия на позорном столбе! - вознегодовал Петроний, хотя на самом деле был бы не против такого финала для "друга".
  -Ты как себе это представляешь? Он граф метрополии, владелец огромного состояния и признанный герой Империи. Какой столб? Ирские принесут ему извинения за оскорбления Дармигория, выкажут сожаление, что он теперь не принадлежит к их роду, и уверят - для них честь, что в нем течет их кровь, - совершенно серьезно заявила она.
  - Но как? Как ты их заставишь? - недоумевал Петроний, вспоминая лица прибывших Ирских, только заходила речь о графе. Если Загромий и гвардейцы остыли, прибывшие Ирские были настроены решительно.
  - Хочешь посмотреть? - Эрика зловеще улыбнулась.
  - Что посмотреть? - Петроний уже представил жестокие пытки всей делегации. Едва ли иным способом их можно заставить.
  - Через три часа будет совет. Я их уговорю, - уверила Императрица.
  - Но это невозможно, - на сей раз Петроний был искренен.
   Канцлер с трудом убедил Вахнутия извиниться перед Эрикой за Дармигория. Вчера три часа разговаривал. Но там, действительно, старик перегнул палку. Ладно еще, отговорить их цепляться к Гверидиолу, но извиняться... А если они развернутся и отрекутся от короны?
  - Невозможно ходить по потолку, а это всего лишь временные трудности, - самодовольна заявила она.
  - Я надеюсь. Все же ты лучше знаешь, - согласился он и чтобы дальше не спорить с ней, решил перевести тему в обычное для себя русло, - Но меня еще беспокоит, что прибыли отец и брат Гортензия. Маурий говорил, что хочет вызвать его на поединок. Вахнутий настаивает на позорном столбе, мол поединка тот не заслужил, но в случае отмены наказания...
   Эрика перебила его:
  - Поединки не запрещены. Это уже личное, - отмахнулась она.
  - Я просто подумал, он и так после ранения, а отказать не сможет, - Петроний продолжил строить из себя заботливого друга.
  - Ну и что же ты предлагаешь? Запретить им? На каком основании? Нет основания. Совсем поединки запретить? Вообще-то я поощряю воинские идеалы, это будет странно. Или, может, мне вместо него на поединок выйти? Знаешь, мне нетрудно, только боюсь, его милость не оценят. Мне он ничего плохого пока не сделал, чтобы я его так опозорила. Давай лучше ты, раз так переживаешь. Или самому страшно? - издевательски бросила она.
  - Нет, не страшно, но ты права, его милость не оценят даже подобное беспокойство, не говоря уже про дело, - объяснился Петроний.
   Не хватало еще драться с Маурием из-за этого мудака. Петроний полагал себя не худшим фехтовальщиком, но в случае старшего брата Гортензия шанс у него весьма сомнительный. При том, действительно, если даже победит, Гверидиол спасибо не скажет.
  - Тогда какого хрена ты ведешь себя как нянька? - возмутилась Императрица.
  - Я просто волнуюсь...
  - Ладно, скажу тебе, а то уже извелся, поди. Через день спрашиваешь, - раздраженно бросила Эрика и глубоко вздохнула, - Не ранен он. Просто схватил лихорадку. Про ранение сразу слух пошел, не стали опровергать. Все нормально. Спи спокойно.
  - И что, ему сих пор дурно? А что за лихорадка у него? - спросил Петроний, якобы переживая.
   На самом деле, просто стало любопытно, есть ли повод позлорадствовать. Уж не довоевался ли наш герой? После пары недель похода на месяц слег.
  - Обыкновенная лихорадка, - отмахнулась Императрица.
  - Точно? Все же задержался так надолго.
  Эрика закатила глаза и глубоко вздохнула.
  - Дела у его милости. Успешно наводит порядок в графстве. Озаботился торговлей. Караваны в столицу так быстро пошли, думаешь, просто так? - недовольно вопрошала она, уже не скрывая раздражения.
  - Надеюсь, так оно и есть. Не пойми неправильно, с его то здоровьем всякое может быть. Сколько уже отходных справляли. Я же рассказывал. Оттого я и волновался, - объяснился он.
   Очень уж Эрика взбесилась. Не хватало, чтобы она догадалась, будто он лицемерит и злорадствует.
  - Петроний, ежели так беспокоишься, съездил бы к нему. Отец не отпускает, я бы тебя послала туда. Вот скажи прямо, чего ты добиваешься от меня, постоянно цепляясь с Гверидиолом?
  - Отец ехать не велел, не обессудь. Но я ничего не добиваюсь, просто беспокоюсь и хочу ему добра, - уверил Петроний, понимая, что таки перегнул палку и достал Императрицу с графом. По вине отца, в том числе.
   - Добра? Выложил мне личные тайны, изо дня в день нудишь, чтобы я его пожалела. Во-первых, мне безразлично. Запомни раз и навсегда, жалеть я не умею. Никого. Я правитель, а не нянька. Во-вторых, ты, друг вроде, прежде чем так делать, хоть раз головой подумал, оно ему, давно уже зрелому человеку, надо? Скажет ли спасибо, если узнает? - с претензией вопрошала она.
  - Нет, разумеется. Но ты ведь не расскажешь? Я же не со зла. Он и скрывает оттого, что напрасно стыдиться, - отговорился Петроний.
   Он и сам был уже не рад. Не хватало разругаться с Императрицей из-за Гверидиола. Было бы из-за кого. Причем, непонятно, почему ведьма так взъелась. Неужели он где-то прокололся и она подозревает неладное?
  - Скрывает значит, а ты все равно болтаешь? Лезешь, куда не просят. Еще и за спиной. Где тут, блядь, добро? - отчитывала его Императрица.
   Петроний уже ничего не понимал. Разумеется, он бы предпочел удавить Гверидиола, однако вел себя он так, как бы поступал, будь искренен в дружбе. Ведьма же все перекрутила. Точно издевается.
  - Я всего лишь проявлял дружескую заботу, - пояснил он, стараясь не выказать негодования.
  - У меня за такую заботу один якобы друг однажды зубов не досчитался. Знай я тогда, чем эта "забота" вызвана, головы бы лишился. Но не суть. Ты вроде как искренен в своих намерениях. Только смысл один. Причем, самое гадство, делаешь все за спиной, - увещевала Эрика.
  - Так за спиной, чтобы не оскорбить, - уверил Петроний, мысленно пытаясь предположить, чего она вообще взъелась.
  - Лучше бы прямо лез. Мерзко, но хоть послать можно. Прикрываясь заботой, ты по-тихому лезешь в чужую жизнь. Тебя послушать, его милости не то что войско, любое дело серьезнее кабинетной возни доверять рискованно. Хорошо, я сужу по делам. Но будь скудоумнее, задумалась бы. Своей заботой ты мог испортить другу жизнь. Где тут добро?
  - Но прежде я бы мог спасти жизнь, - возразил Петроний.
  - Забавная логика. Испорчу ка я человеку жизнь, чтобы спасти ее. С такими друзьями врагов не надо. С какого перепоя ты вообще решил, что дружба оправдывает право распоряжаться чужой жизнью? Чтобы тебе скучно не было? Это не добро, а самолюбие, - не унималась она.
   Петроний попросту не знал, что ответить. Ругаться с ней никак нельзя, но согласиться язык не поворачивался. Он только таращил на нее глаза, пытаясь не выказать негодование. Речь уже шла не о графе, а о принципах, которые Петроний полагал добродетелями.
  - Почему ты так решила? - спросил Петроний первое, что пришло в голову.
  - Да так, успели достать добрые и заботливые, но кладущие на мою волю. Лезли, а самим плевать, чего я хочу. Даже слушать не желали. От обнаглевших доброжелателей защитить себя порой сложнее, чем от толпы врагов. Попробуй возроптать, и все вокруг тебя сочтут неблагодарным чудовищем, плюнувшим в ответ на добро, а милосердного доброжелателя - пострадавшим. Начнут взывать к совести, глядеть с укором. Выбор невелик, сдаться на милость добродетели или стать признанным чудовищем.
   Петроний слушал, и у него едва волосы дыбом не вставали. Что она вообще несет? Она, похоже, заметила замешательство.
  - Объясню доходчивее. Тогда я только приехала в Небельхафт. Добрая и милосердная леди Беатрис имела свое мнение на счет моей жизни. У меня были свои планы. Ей я мешать не собиралась. Разговоры оказались бесполезны. Я хитростью заставила ее признать мое право жить как хочу. Вся знать Клеонии сочла, одним только этим я глумлюсь над несчастной леди. Неважно, что я не просила ни добра, ни милосердия, а просто хотела, чтобы меня оставили в покое. Пришлось заставить этих идиотов замолчать. Разумеется, меня тогда не проклял только ленивый. А я решила, раз так, буду соответствовать званию. Я отплатила леди Беатрис и всем дуракам той же монетой. Чтобы не зря ненавидели. Я ни о чем не жалею. Принять её добро, значило отказаться от права распоряжаться собственной жизнью. Но остановись леди Беатрис вовремя со своим непрошеным добром, жила бы спокойнее, - она под конец улыбнулась.
   Рассказ поверг Петрония в ещё большее недоумение. Где это видано, чтобы юные леди, да и юнцы тоже, двенадцати лет от роду сами распоряжались своей жизнью? У бродяг малолетних? Зато стало понятно, почему Эрика так ведет себя. Воспитания не было. По сути, малолетняя избалованная принцесса воспользовалась титулом и творила что взбредет.
  - Наверное, мне трудно понять. Возможно, дело в твоей былой болезни, - отговорился он, не зная, как ещё это комментировать.
  - Похоже, ты меня, действительно, не понял. Думаешь, по другим поводам не лезли? Таких поводов много, под видом добра и заботы навязывать свою волю. Давай лучше поговорим о тебе. Ты вроде болен ничем не был. Отец ведь желал тебе добра? Сначала не спросив, отправил в Академию. Как он оправдывал это? Заботой?
   Петроний ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Так и было. И он тогда ему верил.
  - Ты нашел себя там, а он вдруг велел тебе ему помогать. Жизни научить хотел. Добра хотел. Да?
   Он снова кивнул. Именно так отец говорил. И он ему верил.
  - Ты почти привык, лишь изредка вспоминал Академию. Но потом он притащил тебя во дворец и велел жениться на мне. Добра хотел. Корону сулил. Так ведь?
   Петроний снова согласился. Действительно...
  - Стоит тебе возроптать, он тут же вменяет неблагодарность. Он же добра хочет. Как я вижу, ты не очень доволен. Разве не так? - жестко вопрошала она, глядя в глаза.
   Петронию вновь ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Все так. И он снова поверил. Сейчас он был уверен, отец думал только о себе, но... Эрика говорила так, что возразить было нечего. В голову закрались сомнения. А что, если она права?
  - Разве это не хуже, чем обычный приказ на службе? - продолжила Эрика, - Там хоть все понятно. А так, сначала под видом заботы растопчут твою волю, а потом еще ждут за это благодарность. Сколько раз твой отец, оправдываясь добром, плевал на твои желания?
  - Много, - растерянно произнес он.
  - Чем ты тогда лучше? Отец твой хоть прямо велит. А ты, полагая что делаешь добро, подло вмешиваешься в чужую жизнь. Чем это лучше? - вопрошала она.
  "Ничем? Нет, не может быть..." - в какой-то момент Петрония вдруг осенило. Всё вздор. Это... Ведьма сейчас пытается разрушить его идеалы и растоптать его веру...
  - Непрошенное добро - то же самое, что я велю натереть свои сапоги, но вместо монеты потребую поблагодарить меня, - увещевала Эрика.
   Петроний слушал, и его все сильнее обуревало негодование. Демон сейчас пытался завладеть его душой, буквально влезая в голову. Эрика будто дергала его мысли, не давая даже найти аргументы... Только... не дождется. Он... Он обманет демона. Обманет, чтобы исчадие Бездны замолчало. И впредь уже не лезло. Петроний нервно закивал.
  - Так ведь оно и есть. Я был ужасным человеком... Но я не имел злого умысла, - прошептал он.
  - Не суть. Многие не видят злого умысла, предаваясь самообману. Леди Беатрис не имела злого умысла. Она так и не признала, что на деле думала лишь о себе. Приятно ощущать себя хорошим и милосердным, - пояснила она.
  - Скажи, в чем же истинная добродетель? В... безразличии? - почти шепотом вопрошал Петроний и поднял взгляд, якобы ожидая ответа.
  - Даже безразличие большая добродетель, чем навязанное добро. Хочешь сделать добро, помоги человеку в его желаниях. Не можешь или не хочешь? Уйди и не мешай. Называть добром иное - лицемерие, - увещевала Императрица.
   Петронию снова пришлось согласиться. Пусть демон верит, что смог обратить его душу. Суть он понял, демонская мораль отвратительна по своей сути. Безразличие для нее добродетель, забота - самолюбие, смерть - пустое...
   Он вздохнул спокойно, лишь когда покинул "обитель зла". Едва Петроний скрылся в своих покоях, на лбу выступили испарины пота. Он влетел в спальню, встал на колени перед комнатным алтарем и схватив статуэтку с символом Мироздания, принялся читать молитву.
  - Священное Мироздание, сотворившее все сущее, дай мне силы не свернуть с дороги Света. Дай мне силы не поддаться искушениям Проклятого...
   Петроний молился полчаса, прочел все известные ему молитвы. Немного придя в себя он встал, присел на кровать. Вытер платком взмокший лоб и ухватился за голову.
  "Теперь я всё понял. Понял, что это было. Понял, кто они такие", - в полной уверенности осознал он.
   У него не осталось сомнений, Гортензий и Эрика не просто поклоняются Проклятому, они его посланники. Люди, на которых не действует магия, и есть на самом деле истинные демоны. Доселе он сомневался, ведь на демонов обычно действует священная вода. Этим любая магия нипочем. Но все оказалось просто. Действует вода на тех, кто просто продал душу и служит Проклятому, а это именно настоящие демоны. Прямо из Бездны. Как вселились - магия влиять перестала. А добродетели для них - нечто вроде священной воды. Беснуются. Даже ненависть им в большую радость.
   Не зря бесновалась Эрика с малолетства. Злило демона, что не дают верховодить, зато добродетели вокруг проявляют, наставлять пытаются. Фердинанд был мягким, но чтящим Свет человеком, пытался увещевать дочь. Гортензию матушка тоже прививала уважение к заповедям, тот их даже наизусть успел выучить. Как недавно выяснилось, матушку тот возненавидел. Он и ему рассказывал, как лет с десяти пришел к выводу что писания нелогичны, следовательно - молиться без толку. Он ещё и доказать свое мнение попытался, но потом умолк. Видать, понял, вера его крепка, затаился и стал действовать хитрее.
   Сейчас его душу пытался поработить уже другой демон. Не вышло, вера его крепка. Но зато понятно, почему Лемский, который поначалу едва скрывал к Эрике неприязнь, внезапно изменил свое мнение. Аврелий с присущим ему рвением воспылал верностью к Императрице. Они теперь проводят время в беседах, Лемский бывает на тренировках ее гвардии. Но самое странное, Герцог начал с удовольствием выполнять ненавистные обязанности гардеробмейстера. Причем, лучше бы вовсе не брался.
   В деле гардероба Лемский явно не поднаторел, поэтому по своему скудоумию с отмашки Эрики занялся более привычным делом. Аврелий повел себя, как подобает бравому командиру в захваченном замке врага - скомандовал заняться мародерством. Вся его деятельность заключалась в ревизии императорских гардеробных. Сначала он заставил портных распотрошить наряды Миранды: содрать и описать все ценное. Ещё можно понять, Миранда преступница, но Лемский пошел дальше. Он взялся за гардероб покойных Альдо и даже Фердинанда. Тогда еще месячный траур не закончился, при том, имущество умерших не принято тревожить еще год после смерти. Имущество членов императорской семьи вовсе либо передавалось по наследству, те же драгоценности, либо покоилось в гардеробных. Это, впрочем, не помешало Герцогу отдать приказ взяться за гардероб Александра, Василины, Диметра и вообще, за "всё, что никем не пользуется".
   Раньше Петроний уважал Лемского, считая его одним из немногих нормальных людей при дворе. Аврелий ходил к алтарю, раз в неделю посещал Храм, каждый месяц исповедовался у Жреца, и вообще, показывал себя принципиальным и честным человеком. Петроний поначалу счел, тот просто выполняет приказы Императрицы. Деваться некуда, а затеять мятеж ему не позволит честь. Но Аврелий проявлял такое рвение, что у Петрония закрались сомнения. Теперь было понятно, Аврелий попал под влияние демона. Герцог пляшет под ее дудку и свято верит, что прав. Дело ведь не в гардеробе и войне. Завещание покойного это святое, а потрошить личные вещи не выждав года, это грех. Но Лемский будто спятил...
   Да что там, даже отец едва держится. Сначала Эрика заставила Герцога пойти на уступки и вручить ей корону. Канцлер все чаще соглашается с ней, а в его голосе, даже когда он проклинает ее, слышится не презрение, а восхищение. Гортензия отец тоже восхваляет, напутствуя брать пример с "умного друга". Забыл, как раньше называл его дураком. Увы, вера отца никогда не была крепка, он безразличен к истине. Не ровен час, какой-то из демонов завладеет его душей и окончательно обратит в свою истину.
   Петроний вдруг поймал себя на мысли, эти демоны при всех различиях по сути мыслят одинаково. У них особая демонская мораль. Истина, к которой призывает Мироздание, их всегда приводит в бешенство. Не зря тот же Гортензий от любого добра всегда бесновался и норовил все низвести до платы золотом. Мало того, демон хитростью вынудил его вести себя и порой мыслить вопреки заповедям.
  "Как же я раньше не понял? Не рассмотрел посланника Проклятого?", - сам себе изумлялся Петроний, вспоминая прошлое...
  ****
  9 лет назад...
   Когда Петроний услышал смешки и комментарии, а следом увидел Гортензия, он весьма удивился. Во время его болезни они почти не общались. Петроний был занят в Академии. Ирский пробыл у него всего месяц и внезапно сбежал даже не долечившись. Оставил лишь записку с благодарностью и обещанием вернуть долг. Петроний подумал, тот просто захотел опиум. Пытался его искать, посылал людей. Искали по всем опиумным притонам и приютам для убогих. Не нашли. Полтора месяца от него было ни слуху ни духу. Петроний уже думал, тот или загнулся или вернулся в Ирию. Как ему рассказал один из магистров, еще перед болезнью Ирского искала матушка. И вот, явился.
   Одет он был скромно, но прилично, правда, без окуляров. Выглядел будто мертвец, шел прихрамывая на обе ноги, однако на любителя опиума был не похож. Петроний бросил взгляд на особо рьяных болтунов. Те ожидаемо замолчали, а он направился к Ирскому.
  - Ты меня изрядно напугал. Где тебя носило? - спросил Петроний после приветствий.
  - Я же оставил записку. Приходил в себя. Что делать, я понял. Встать мог, решил, впредь сам разберусь. Приношу извинения за беспокойство. Теперь о долге. Вот, - едва заметно улыбаясь, он протянул свиток, - Пятьдесят золотых. Достаточно?
  - Гортензий, ты в своем уме? - вознегодовал он и не взял свиток.
  - Мало? Возьми пока это и скажи, сколько я еще должен. Через полгода я все достану.
  - Вообще-то ты ничего не должен, - вспылил Петроний и заметив, что тот едва держится на ногах, добавил, - Пошли присядем, до лекториев еще почти полчаса.
  - Скамьи заняты, постою. По поводу долга, пусть для тебя это мелочи, но я для себя считаю важным отдавать долги, - настаивал он.
  - Именно, для меня это мелочи, а тебе ещё жить на что-то надо. Ты и так, поди, взял займ у ростовщиков.
  - Не важно. Я разберусь, на что мне жить. В милосердии не нуждаюсь. Если тебе эти средства не нужны, отдай, действительно, обделенным. Даже далеко идти не придется. Здесь вокруг полно юнцов, жалующихся на недостаток средств, - с высокомерной иронией бросил Гортензий.
  - Прекрати. Я тебе уже объяснял, никакое это не милосердие, а просто помощь одного знатного господина другому, - пояснил Петроний, надеясь, хоть так вынудить того отвязаться с долгом.
   Ясное дело, ирийское воспитание наложило отпечаток и вылилось в бессмысленную браваду. Другое дело, оная ничего кроме жалости не вызывает.
  - Я все равно отдам долг, - бросил тот и неспешно пошел к стене.
   Петроний пошел следом за ним. Можно ведь не только о долгах поговорить. Да и не общается с ним больше никто. Ирский оперся спиной о стену и безразлично уставился вперед.
  - Если тебе нужны окуляры, я знаю.., - заметил было Петроний, но тот его перебил.
  - Благодарю, не нужны. Точнее, есть. Все из-за той мерзости. Трактат, конечно, не прочту, но ходить могу без них, - безразлично отмахнулся тот, даже не взглянув на него.
  - Проклятье, стена же холодная, тебе нельзя. Пошли присядешь, эти постоят, - обеспокоенно бросил Петроний.
  - Понимаешь, мне сидеть совсем больно, мучиться буду. На лекториях придется. Уж не обессудить, можно с твоего позволения хоть сейчас этого не делать? - подчеркнуто небрежно отмахнулся Ирский.
  "Ну и хрен с тобой", - рассудил Петроний и решил рассказать тому о проходивших лекториях в Академии...
   На следующий день Гортензий не пришел. Петроний счел, тот заболел и даже поехал в гостиный двор, где тот остановился. Но там о юнце не слышали. Солгал... Явился Ирский только через пару недель. Такой же бледный и замученный. Снова пытался всучить долг. Петроний не взял, правда, с Ирским удалось даже нормально поговорить. Единственное, тот заявил, где остановился не скажет, ибо в гости никого не зовет. Не поспоришь.
   В дальнейшем тот являлся в Академию от силы пару раз в неделю. Первое время казалось, цель у него одна - сунуть долг. Как только не убеждал, единственное, на колени не падал. После десятка попыток Ирский, наконец, угомонился. За три месяца Петроний и не заметил, как они сдружились. С Гортензием оказалось довольно интересно общаться. Он был весьма начитан и выказывал довольно необычное мнение на счет многих вопросов. Но особенно он любил обсуждать разные способы заработка. Иногда столь мудреные, что больше походили на непонятные сказки. Особенно, в плане предполагаемой прибыли. Но все равно, это было интереснее, чем болтовня других соучеников о трактирах и борделях. Оные Петрония вовсе не интересовали.
   Единственное, что вызывало недоумение, Гортензий не воспринимал добрых намерений. Он весьма пренебрежительно отвечал на любые попытки побеспокоится за него. Притом, поводов хватало. Несколько приступов удушья чего стоили. Проще сказать, что у несчастного не болело. Еще Мархуд предупредил, приступ костной лихорадки может длиться до полугода, особенно в случае измученного болезнями слабого тела. Гортензий не жаловался, но походка выдавала больные колени и спину. Он даже сидеть долго не мог, мучился. Прибавить к этому последствия отказа от опиума, не сладко пришлось.
   Конечно, его выдержка внушала уважение. На последних диспутах несмотря на пропуски Ириский не блистал, но и не опозорился. Однако Петронию странно было смотреть, как своим безразличием и высокомерием друг настраивает людей против себя. Кроме него, конечно. С ним Гортензий просто мрачно отшучивался. До сегодняшнего дня. Дернуло его заступиться за него, когда Аникий Рамонский в споре перешел на довольно неприятные оскорбления с угрозами. Причем, там изначально было понятно, Аникия интересовал не Гортензий.
   Ирского никто не трогал, предпочитая игнорировать. Насмешки Гортензию были безразличны. С улыбкой соглашался. "Да. И что дальше?", и так на все претензии. Никакого интереса глумиться. Как и беспокоиться. Пожалуй, если кто и лез к Гортензию, так это с целью позлить именно его. После последних диспутов у Петрония появились недоброжелатели, один из которых был Аникий.
   Графский отпрыск из метрополии отличался заносчивостью. Отец его служит при дворе казначеем, так еще и родственник одного из магистров. Имея немалое содержание, вместо учебы Аникий предпочитал трактиры и бордели и постоянно бахвалился, что будет служить только в императорском дворце. К неблагородным студиозусам он относился с презрением, будто те его прислуга. Причем, нашлось достаточно таких, кто за монету а то и просто так бегали на побегушках. Мало того, Аникий не следил за языком и отличался крайней подлостью. Довел двоих не угодивших студиозусов до бешенства, дабы те прямо в Академии набросились на него. Этому здоровяку хоть бы хны, тем более прихлебатели тут же оттащили. Зато нормальных юнцов высекли, еще и вынудили драить полы и чистить отхожее место.
   Петроний с ним и его братией не общался, те его тоже стороной обходили, а при нем никого не трогали. Но когда Аникий достался ему в качестве оппонента на диспуте по теологии, Петроний с удовольствием опозорил его и с той поры стал личным врагом. Аникий решил действовать тем же способом. Пытался довести до бешенства. Ничего у него не вышло, Петроний отмахивался от недоумка. И вот он решил действовать вовсе подло, через Гортензия.
   Довести Ирского оказалось трудной задачей даже для поднаторевшего в этом деле Аникия. Тот едва волосы на себе не рвал от бешенства, оскорбляя и угрожая улыбающемуся Гортензию. Еще немного и тот готов был броситься с кулаками. Ясное дело, Петроний встрял. Аникий в итоге замолчал, пригрозил проблемами и ушел с двумя приятелями. Другое дело, Гортензий тоже взъелся.
  - Не надо лезть в мои разговоры. Никогда, - процедил он, отведя его в сторону.
  - Вообще-то он угрожал тебе, - возразил Петроний.
  - Это мои проблемы. Еще раз полезешь, я перестану считать тебя другом. Я не шучу, - жестко процедил он.
   Петроний от недоумения спорить не стал. Тем более уже подошло время лектория, пришел магистр. Он так и не понял, чего тот взъелся. Причем, на него сильнее, чем даже на задиру Аникия.
   Несмотря на то, что после должен был начаться ещё один лекторий, Ирский как обычно ушел. Тот не посещал больше одного лектория. Оно и понятно, даже эти три часа ему в тягость. На диспуты, правда, тот ходил все три недели подряд, но с каждым днем выглядел более жутко. Музыку и пение Ирский вовсе игнорировал. Обычно Петроний ничего не пропускал, но сейчас решил все же поговорить с другом, а один лекторий по пению можно и пропустить.
  - Почему ты ведешь себя странно? - прямо спросил он, едва они после лекториев вышли на улицу.
  - Разве? - недоумевал тот.
  - Что я дурного сделал? Любой друг так бы поступил, - негодовал он.
  - Я просто не люблю, когда лезут в мои разговоры, - отмахнулся он и поспешил спустится.
  - Это был уже не разговор. Тем более, целью этого придурка был я, как ты не понимаешь?
  - Понимаю. Но ведь прицепился он ко мне. Значит, это мои разборки.
  - Еще немного и он бы на тебя набросился, - вспылил Петроний.
  - Он бы потом сильно пожалел об этом.
  - Да он бы тебя успел искалечить. Тебе жить надоело?
  - Я сам разберусь со своей жизнью, - огрызнулся он.
  - Ну да, как же, - скептически процедил Петроний.
  - Наверное, никак. Знаешь, на самом деле я давно хочу сдохнуть. Не получается, все отходные впустую. Сам в петлю полезть не решаюсь. Наконец, нашелся храбрец, а тут ты. Только не пойти бы тебе, - безразлично съязвил Гортензий и ускорил шаг.
  - Ты вообще нормальный? - вознегодовал Петроний.
  - Нет, конечно. Не видно что ли? - отмахнулся он, они вышли на площадь.
  - Прекрати говорить со мной как с врагом, коими ты считаешь всю Академию.
  - Тоже мне, враги, - бросил Гортензий, не сбавляя шага по направлению к ближайшей улице.
  - Что это за капризы? Ведешь себя как обиженная юная леди, - возмутился Петроний.
   Тот резко остановился и развернулся. Петронию поначалу показалось, если бы тот мог, наверное бы ударил. Впрочем, тот улыбался.
  - Ах вот оно что. А я то думаю, чего ты так со мной носишься. Ты прости, я не по этой части. Так что лучше оставь меня в покое, - с ухмылкой заметил он.
  - Гортензий, говори свои колкости другим. Но я тебя уже знаю. Хочешь оскорбить меня, чтобы я счел тебя неблагодарным высокомерным мудаком. Давай, говори что хочешь. Только я не стану оскорбляться. Я знаю тебя как достойного человека, один этот демонов долг чего стоит. И я, действительно не понимаю, почему ты странно ведешь себя.
   Ирский в растерянности уставился на него, не зная куда себя деть. Казалось, его сейчас хватит приступ. Не успел Петроний подумать об этом, как оно случилось. Он подскочил к другу, оттащил его на обочину и взял у того котомку, дабы помочь найти нужное зелье. В сумерках отыскать его было сложно. По лицу Ирского уже покатились слезы. Петроний уже знал, это не истерика, просто болезнь. Но это значит, приступ серьезный. Все же найдя зелье и дав его Гортензию, он принялся ждать, пока тот придет в себя. Причем, он ничего уже не понимал. Обычно приступы у него случались из-за переутомления или спешки. Словами до приступа Ирского довести не могли никакие задиры, того же Аникия самого едва приступ не хватил. А он ведь плохого ничего не сказал.
  - Ладно, раз на то пошло, скажу. Все равно не отстанешь. Но пообещай мне забрать долг, - процедил Гортензий, едва вздохнул спокойно.
   Петроний согласился. Во-первых, вдруг того опять приступ хватит. Во-вторых, хотелось услышать, в чем дело. Про заработок, поди выдумок больше, но в конце концов, если нужна будет помощь, поможет. Петроний предложил поговорить в его повозке. Та уже ждет.
  - Я сейчас буду говорить столь откровенно, как никогда этого не делал. Будь добр, не воспринимай это как нытье. По-другому, я не смогу объяснить свою дальнейшую просьбу, - предупредил Ирский уже в повозке.
  - Путь даже это будет нытье, оного я от тебя никогда не слышал. Один раз можно, - уверил он.
  - Еще раз говорю, я не намерен ныть. Просто скажу как есть. Ладно?
  Петроний кивнул.
   Ты, как и все, наверное, счел, что мне безразлична моя ущербность?
  - А разве нет? - удивился Петроний. Тот не выказывал смущения, на все насмешки и даже оскорбления взирал с высокомерным безразличием. Отмахивался как от дураков.
   - Увы. Свое отношение я полагаю куда большей слабостью чем сам факт. Лично я себя убогим не считаю. Помимо тела есть ещё воля и разум. С этим у меня получше чем у многих. А стенать из-за того, что изменить нет возможности - последнее дело. Но, увы, не плевать. Почему, не важно. Я и так много сказал. Тем не менее, я никогда и никому не намерен показывать эту слабость. Но мне не нравится, когда меня тыкают носом в ущербность. Как со злым умыслом так и с добрым. Поэтому я постараюсь сделать все, чтобы этого никто не делал. Пусть у меня не будет друзей. Тебе я сказал, потому что верю, ты этим не воспользуешься, - он замолчал.
  - Нет конечно, - растерянно произнес Петроний, в ужасе осознавая, в какой Бездне тот на самом деле живет. Оттого и нет у него больше веры Книге Мироздания. До чего Ирские человека довели.
  - Больше я поднимать эту тему не намерен. Надеюсь, ты действительно являешься другом, и примешь во внимание мою просьбу. Долг забери. Не смей выказывай жалость. Беспокойся молча, чтобы я этого не видел и не знал. Не лезь в мои проблемы, когда я не прошу. Защищать меня в Академии не надо. Никогда. Не убьют. Духу не хватит. Тот же Аникий мужчина одно название...
  - Но если тот случайно убьет, - все же возразил Петроний.
  - Я, конечно, бесполезен драке, но не настолько развалина, чтобы безоружный студиозус прикончил меня парой пинков. Пусть позорят себя истерикой, кидаясь на сомнительного противника. Потом я разберусь. Как могу, но сам. Поверь, куда лучше просто получить по ребрам, - поставил перед фактом он.
  - Хорошо. Ладно, - согласился Петроний.
  - Прекрасно. Не знаю понял ли ты, но если проигнорируешь мою дружескую просьбу, я оставляю за собой право считать это предательством. С того мига можешь считать меня врагом, - совершенно серьезно бросил он.
   Долг пришлось взять, обещал ведь. Просьбу Петроний не совсем понял. Тот порой за зря надумывал, никто ему ничего не намекал. Однако во внимание взял. Он был наслышан об ирийских нравах. Там если не можешь воевать и охотиться, даже мужчиной называться не подобает. Жаловаться у них тоже не в чести. Не иначе, довели до паранойи. По сему, Петроний старался не задевать. Да и не хотелось стать врагами, у того и так ни одного друга, а с Гортензием, действительно, было куда интереснее, чем даже с иными старшими студиозусами.
   Поначалу не вмешиваться было трудно и даже порой стыдно. Если он и помогал, только по-тихому, например с магистрами. Те были недовольны, что тот редко посещает лектории. Но так не всегда получалось. Особенно со студиозусами. Большинство Гортензия не трогали, тем более зная, чей тот друг. Аникий, как ни странно, вскоре покинул Академию. Правда, сам Ирский как с цепи сорвался. В беседах откровенно издевался, выставляя собеседников дураками, чем выводил из себя и разумеется удостаивался оскорблений. Единственное, он предупредил, если ему так стыдно стоять в стороне, лучше сразу уходить. Одно хорошо, тот все равно редко приходил в Академию. У него, действительно, появились дела в порту. Какие, Петроний толком не понял. Гортензий занимался какими-то посредническими сделками, используя высокое происхождение.
   Так длилось до летних диспутов по итогам года. Но в первый же день пропустивший почти все лектории Ирский откровенно опозорил всех доставшихся ему оппонентов. Каких только оскорблений и угроз тот не наслушался. Гортензий держался так, будто слышит жужжание мух, еще и умудрялся издеваться. Трудно не проникнуться уважением, особенно зная, что тому не плевать. Но смотреть молча или уходить было мерзко и перед другими стыдно, ибо к тому моменту их все считали друзьями. На Петрония и так смотрели косо, уже пошли разговоры "друг одно название. Но он ведь пообещал. В итоге Ирский довел одного студиозуса до бешенства, и тот набросился на него прямо в холле Академии. Хорошо хоть не при нём, а дебошира быстро оттащили. Впрочем, самое странное началось потом.
   Ирский не жаловался, но студиозус на следующий день в Академию не пришел. Поползли жутковатые слухи, мол за выскочкой стоят опасные люди. Говорили про какую-то банду ирийских головорезов, которую возглавляет его кузен. Тем временем, друг не угомонился, продолжил умничать и позорить оппонентов. Ясное дело, отдельные юнцы слухам не поверили и взъелись. Гортензий обычно нанимал повозку, или его подвозил Петроний, но на сей раз принципиально пошел домой пешком. И это при слухах о готовящемся "разговоре" с ним. Ещё и уверил, что разберется. Разумеется, Петроний счел, это уже слишком и пошел следом...
   Началось всё в безлюдном переулке, в четверти часа ходьбы от Академии. Гортензий будто специально решил пройтись по самым тихим местам. Семеро студиозусов вынырнули из-за угла, но Петроний даже подумать ничего не успел, как Ирский протянул руки, что-то грохнуло. Два раза. Вопли, крик, топот вперемешку с руганью. Он в недоумении присмотрелся. В пелене дыма он увидел Гортензия и двух валяющихся и пытающихся отползти студиозусов. Ирский спрятал какие-то странные штуки за пояс и подошел к юнцам ближе. Что он им говорил, Петроний не слышал. Беседовал он, наверное, полчаса, после чего развернулся и пошел обратно.
   Петроний притаился в зазоре между домами, не зная, что и думать. Неужели Ирский с горя обратился к темной магии?
  - Ты хреново шпионишь. В другой раз не пытайся, - проходя мимо бросил Ирский не поворачивая головы.
  - Что это было? - настороженно спросил он, поравнявшись с Гортензием.
  - Я же сказал, разберусь. Надеюсь, это был последний раз, когда ты проигнорировал мою просьбу, - безразлично заметил он.
  - Но как ты это сделал? Ты же не маг. Что это такое? - посыпал вопросами Петроний, подозревая самое худшее.
   Гортензий, разумеется, по секрету рассказал, у аркадийцев появилось новое оружие - артиллиарель. Такие себе огненные самострелы. Обычно оные более крупных размеров, но это для войны, а есть и поменьше. Называется - пистоль. Для войны они тоже годятся, главное целиться туда, где доспехи не прикрывают. Но для личного пользования тоже неплохо. С пяти шагов можно убить, с десяти - ранить. Можно распугать не только толпу студиозусов, но и людей опаснее. Достаточно подстрелить одного. Особенно здесь. В Империи про это не знают даже те, кто, по идее, должен, не говоря уже о большинстве простых смертных.
  - Делать здесь такое не умеют. Зная наши нравы, сами точно не научатся. Вон, всех умных студиозусов из Академии гонят, якобы за алхимию. Толку, что инквизицию распустили. Дойдет тоже не скоро, сами аркадийцы здесь это не продают. Себе дороже. После талерманской резни люди тут напуганы. Думаю, когда дойдет - это объявят очередным изобретением Проклятого и запретят, - рассказывал Гортензий уже в повозке.
  - А ты уверен, что это точно не темная магия? - уточнил изумленный Петроний.
  - Я тебя умоляю. Тебе ли не знать, что для магии никакие приспособления не нужны. Страх многим затмевает разум, а кому-то вовсе заменяет. Грех этим не воспользоваться. В плане защиты лучше арбалета. Из одного можно выстрелить три раза. Я взял сразу два. Вдруг один не сработает. Это бывает. Но вообще, забавная игрушка, - он достал один пистоль и показал.
  - Да уж, игрушка. Ты говоришь, можно убить. Не боишься, что убьешь случайно?
  - Лучше я, чем меня. Но вообще нет. Пока все живы, хотя уже третий раз пригодилось.
  - Но как ты узнал? Где взял? Говоришь, про это никто не ведает здесь.
  - Аркадийцы ведают. В порту много их купцов. Мне повезло, скажем так. В монету обошлось, но того стоит, - с ухмылкой бросил Ирский.
  - Но если про сегодняшнее доложат? Инквизицию только недавно распустили, поговаривают о восстановлении. У тебя могут быть проблемы, - спохватился Петроний.
  - Не доложат. Никто не хочет проблем. А я умею убеждать недоумков, будто бы способен устроить им проблемы, которые они никогда не решат. Думаешь, Гастоний просто так побежал роняя сапоги? - осведомился Гортензий.
  - Так это не слухи? - Петроний удивлялся все сильнее.
  - Я был не против, чтобы они поползли. Раз уж начали, Денимар тоже моя работа.
  - В смысле?
  - Ну, не только моя, ещё пары человек, которым я заплатил. Кстати, когда шел наш разговор, Денимар очень удачно обгадился. Потом его накормили дерьмом. Не надо было угрожать мне таким. И бить не стоило. Потом я уговорил его молча проваливать из Ольмики, - с невинной улыбкой похвастался Гортений.
  - Аникий тоже твоя работа? - спросил ошарашенный Петроний, все еще не веря своим ушам.
  - Чья ещё... Не надо было делать из меня разменную монету. Правда, он о моем участии не знает. Многовато связей, решил не рисковать. Но согласись, ему не место в Академии?
   Петроний не знал, что и думать. По сути, Ирский поступал весьма неоднозначно. Ладно Денимар. Аникий, ещё куда ни шло. Но тот сам спровоцировал Гастония. Но с другой стороны, кто того заставлял распускать руки..? Друг отметил его замешательство.
  - Осуждаешь? Только не я это начал. Я просто хотел спокойно закончить Академию. Старался, надеялся хорошо проявить себя на диспутах. Денимар оказался дураком, я ведь даже не пытался его подставить. Он решил, что я не должен умничать. Денимар сам подал идею, просто я решил поступить умнее. Поначалу было страшно, но выбор был невелик. Можно было согласится, прятаться за чью то спину или рискнуть. Сначала я просто хотел напугать, чтобы впредь не лез, а когда тот обгадился от страха, я пошел дальше. Подумал, в Академии не место идиоту, смеющему угрожать мне только потому, что я умнее, - пояснил он.
  - Действительно, - согласился Петроний и все же уточнил, - Когда ты решил пойти ещё дальше?
  - В тот же день. Подумалось, отчего бы не сделать так, чтобы ни у кого не возникало желания угрожать мне. Просто из-за того дерьма план пришлось отложить. К тому же, нужны были средства. Можешь меня осуждать. Только сам подумай, разве я виноват, что кто-то глупее и не может оппонировать мне на диспуте? Тоже самое, если я пойду в бойцовую яму и стану возмущаться, что мне наваляли. Кто хочет махать кулаками, пусть идет в бойцовые ямы, а здесь обитель знаний, - увещевал друг.
  - Ты не подумай, я тебя не осуждаю. Ты правильно сделал. Я просто в шоке. Не ожидал от тебя, - заявил Петроний, теперь уже уверенный в правоте друга.
  - Я знаю. Как знал, что ты попрешься за мной. Но теперь ты понял, что я в защите не нуждаюсь? - уточнил он.
  - Понял. Кто бы от тебя Академию защитил, - сыронизировал Петроний.
  - Не стоит беспокойств. Мне плевать на Академию. Меня интересует Империя и должность канцлера, - Ирский подмигнул.
  "Возможно, ты им даже станешь", - подумалось Петронию.
   На диспутах Гортензия тогда не проклял, наверное, один Петроний. Чего тот кому наговорил, он так и не рассказал, но впредь с ним не связывались. Петроний же окончательно счел всех соучеников дураками, и помимо Гортензия, предпочел общество старших студиозусов...
  ****
   Петроний вспоминал и осознавал, что произошло на самом деле. Гортензий, как и подобает демонам, не воспринимал добродетели. С опытом демоны приноравливаются не бесноваться, даже пользоваться начинают, но поначалу стараются оградить себя. Действовал он по демонской логике, как в свое время Эрика. Чтобы не бесноваться, он решил заставить себя ненавидеть. Вынудив ненавидеть, демон потом запугал всех, чтобы не мешали.
   Его же оставил при себе из выгоды, все же отпрыск Герцога. Просто вынудил вести себя как тому надо. Тут не ирийское, а демонское воспитание. На добро отвечать злом. Не зря от Гортензия пострадали самые близкие. Беседа с выпившим Пионием открыла ему глаза на многое. Петроний сам решил осведомиться о его претензиях к близнецу. Поначалу он только недоумевал, теперь все сложилось в общую картину.
   Демон весьма по-скотски обошелся со своей семьей. Особенно с матушкой, благодаря которой его не утопили. Леди Кларисс уговорила супруга отдать ее приданое на учебу, но вместо Академии решила отправить отпрыска в метрополию к тетушке. Гортензий согласился, но в пути выкрал свиток на получение золота и сбежал. Ещё и лошадь увел. По факту, он ослушался и опустился до воровства, но это не помешало ему возненавидеть матушку. Она писала - писем не читал, приезжала - он спрятался. За что взъелся? Она ведь добра желала. Он приперся в Академию в жутком состоянии. Это потом, как опиум бросил, постепенно в себя пришел, одно удушье осталось. Ну сделал как хотел, никто его уже не трогал, бросать учебу не требовал. За что родную матушку так люто ненавидеть? У демона своя правда.
  "Повод для ненависти подойдет любой, поводов для прощения - не существует", - отметил про себя Петроний.
   Его отцу тоже досталось. Через три года Гортензий явился домой и швырнул отцу долг за академию и прочие "издержки". Подробный список составил. Этим демон жестоко оскорбил Гамидия как отца и как ирийца. В Ирии не уважают ростовщиков, а Гортензий ещё и проценты высчитал. Пионий признавал, отец порой сокрушался, лучше бы утопил его. Но не в лицо, а за глаза. Причем, выродка Гамидий не трогал, не бил, тратил немало средств на лекарей, знахарей и зелья. Разумеется, отец не взял золото, хотел даже поколотить. Не вышло, Гортензий привез магов охранников. Уходя, демон пригрозил, если от него отрекутся и испортят карьеру, он вернется и сравняет с землей все имение. И ведь, наверняка, не шутил...
   Петроний невольно вспомнил улыбчивого юношу, коим тот стал к тому времени. Гортензий уже не бесновался, на диспутах перестал всех позорить. Напротив, он весьма добродушно любезничал со студиозусами в свои редкие визиты в Академию. Он уже разжился золотом и давал в долг под малый процент. А перед той поездкой в Ирию Гортензий позвал всех соучеников в трактир отметить за его счет окончание диспутов. Там он вдруг простил всем долги. Само добродушие. Петроний тогда полагал, это он благотворно повлиял на друга. И вот, нате...
  "Истинный лик демона, чья улыбка всего лишь маска" - лишь уверился Петроний.
   Леди Кларисс тогда едва удар не хватил, но именно она уговорила супруга ничего не предпринимать. К счастью для всех. Демон бы озверел. Однако Гортензий все равно не желал видеть матушку до собственной свадьбы. Причем, оттуда он прогнал ее на второй день. За что, Пионий не знал. Даже после такого матушка просила Пиония не трогать ублюдка. Очень уж любила его. Вскоре ее хватил удар, а через год она умерла. Только получив весть о ее смерти, Пионий решил расквитаться с неблагодарным выродком. Тот даже не знал о смерти матушки. Не получилось. Демон успел отрастить клыки.
   Пострадала от демона не только семья. Та же супруга Мария сколько от него натерпелась? В благодарность за искреннюю любовь. Теперь пойдет в Храм. Что же, не худшая участь. Летописцу сильнее перепало. Оказалось, Гортензий лгал, там все было иначе. Дармигорий никогда не брал не воевавших родственников, но Гортензию сделал исключение благодаря окончанию Академии. Служил тот прескверно, зато хорошо точил лясы с придворными. Ни одного званого ужина не пропустил. Поручения выскочке не нравились, "имперскую правду" ему подавай. Когда Дармигорий запретил торговать летописью, Гортензий разразился оскорблениями, попытался подраться. Ясное дело, огреб. И затаил злобу. Причем на весь род.
  "Злить демона - себе дороже. Они становятся сильнее в своей злобе и коварстве", - однозначно рассудил Петроний.
   Не зря их так просто не изведешь, хотя Мироздание лишило демонов возможности обратиться к целителям. Эрику сколько убить хотели, бесполезно. Не допустить жизнь Гортензия само Мироздание попыталось, предначертав родиться больным выродком в Ирии, где таковых топят. А сколько травили по глупости, взять тот же опиум. Ничего, жив, и даже неплохо себя чувствует. По демонам хоть сотни отходных молитв справь - все впустую. Сам Проклятый не желает забирать своих посланников обратно в Бездну. Не за тем он их послал, чтобы они вернулись, не выполнив предназначение: разрушить мораль и устои, растоптать заповеди и, быть может, даже свершить Пришествие. Петроний, подумав об этом, вздрогнул. Вспомнилось известное пророчество Обители Второго Пришествия.
   "Когда ложь станет истиной, грешники назовутся святыми, брат пойдет на брата, а сын на отца, начнется война всех против всех. В час, когда реки окрасятся в цвет крови, Проклятый отворит врата и явится, дабы повергнуть Миорию в Бездну..."
   "О Мироздание... Значит, вот оно что!" - осенило вдруг Петрония.
   Не зря Императрица так ополчилась на безобидных блаженных людей. И Гортензий тоже симпатии к Обители никогда не питал. Утверждал, что их воззрения при распространении весьма дурно скажутся на состоянии казны и войска. На деле же, это страх перед правдой...
   Ложь уже успели объявить истиной, взять хотя бы признание ведьм светлыми магами... Императрица уже распустила слух, будто она святая... Брат уже пошел на брата, сын на отца..., видимо, тоже. Война разгорается. С иноземцами, Воинами Света... Зреют бунты. Осталось только...
  "Кто-то должен их остановить. Я и так достаточно времени плясал под дудку демона", - осенило вдруг Петрония.
   Он использует открывшуюся ему истину, чтобы обмануть демонов и повергнуть их в Бездну. Он уже солгал Эрике, и впредь постарается, чтобы она верила, будто он принял ее демонскую мораль. Отец ведь наставлял его брать пример с этих демонов. Что же, возьмет...
  "Демонов можно победить только их оружием - хитростью и лицемерием".
   Петроний вдруг осознал, что больше не испытывает мук совести, которые его доселе посещали, когда он вынужден был лицемерить и лгать. Он лжет демонам и их свите, дабы не допустить Пришествия Проклятого и свершить воцарение заповедей Мироздания в будущем...
  ****
   Изначально Петрония не приглашали на совет, но Императрица в итоге настояла на его присутствии. Решила показать, как заставит Ирских унизить собственный род. В том, что это невозможно, он уже сомневался. Демон даже его вынудила усомниться в собственных принципах. Он устоял, ибо вера его крепка. Но устоит ли Вахнутий?
   Совет проходил в Зале Мудрости. Императрица облюбовала этот зал и проводила в нем все малые заседания. Помимо него, Ее Величества и Вахнутия, присутствовали герцоги Мириамский, Лемский, Тильский и барон Аренский. Без его отца представить любой совет трудно. С Лемским все понятно. Он служит демонам. Гортензия он считает героем. При этом Аврелий весьма неплохо ладит с Ирскими, а с Вахнутием вовсе на короткой ноге. Они вместе воевали с Хамонским Магистратом. Но зачем сюда позвали раздражающего Ирских мужеложца Аренского и глупого обжору Тильского, оставалось только догадываться.
   Барон выглядел сегодня особенно мерзко: нацепил шелковую розовую тогу, по сути платье, завил волосы и обвешался жемчугами. Феодор недалеко ушел, даром, что едва в дверь проходит, нарядился в замысловатый сюртук с рюшами и огромным жабо. Уж лучше бы Императрица Клеонских позвала, те хоть с виду на шутов не похожи. Но, видимо, еще одни демоны, скрывающиеся под именем "Игрок" настояли на присутствии своих шутов.
   Петронию после попытки Эрики забрать его душу поначалу не хотелось здесь присутствовать. Но прятаться тоже не дело. Он ведь собрался пойти против демонов. Теперь же ему стало любопытно, как демон будет выгораживать своего "родственника". Вахнутий никак не походил на лопуха. Даже внешне сразу было понятно, тот не лыком шит, держал себя так, будто ощущал хозяином положения. Судя по презрительному взгляду, он едва сдерживался, чтобы не плюнуть в Феодора и Рикиния.
   Поначалу все шло спокойно. После того, как было прояснено произошедшее при дворе, Вахнутий от имени рода принес Эрике извинения за слова Дармигория, уверив, что согласен с исходом и претензий не имеет. Императрица предложила начать обсуждение ситуации на передовой, однако Вахнутий ожидаемо попросил позволения поднять волнующий Ирских вопрос. Речь пошла о Гортензии. Тот публично отрекся от рода, чем уже оскорбил Ирских, не говоря уже о том, как он назвал их стадом баранов.
  - ... Закон Антарийской Империи ничего не утверждает по такому случаю, что лишь подтверждает немыслимость оного. Для всех Ирских было удивительным узнать, что человек, публично поправший основополагающие традиции Империи, а именно, поднявший руку на старшего и отрекшийся от рода, получил титул и прочие милости, - наконец, закончил тот.
  - Я ожидала этот вопрос. Буду откровенна. С моей стороны это было весьма скоропалительное решение. Дармигорий своим неуважением и наглостью, что вы сами признаете, разозлил меня. Приняв титул, я на миг потеряла голову. Разумеется, это недопустимо для правителя, но я никоим образом не хотела выказать этим неуважением к Ирским в целом. Однако ты сам понимаешь, дело сделано. Просто так отобрать данный титул еще большее самодурство, - пояснила Эрика с улыбкой.
  - Ваше Величество, мы не смеем ждать от вас подобное решение, но на родовом совете мы пришли к мнению, что не готовы закрыть глаза на такой плевок со стороны Гортензия, - с этими словами он встал и протянул Императрице свиток, - Род Ирских просит, дабы нам не препятствовали в родовом суде над ним.
  - Господин Вахнутий, Гортензий не принадлежит вашему роду, - вклинился Петроний. Пришлось. Отец велел ему вступиться за Гверидиола.
  - Господин Петроний, если бы мы отлучили его от рода, действительно, мы бы не имели права судить. Относительно иного случая никакого закона на момент свершения оскорбления не было. Стало быть, несмотря на титул графа метрополии, он до сих пор принадлежит к нашему роду. Значит, мы вправе наказать его! - сурово поставил перед фактом Вахнутий и присел.
  - Вахнутий прав. Мы не должны ссориться с целым родом из-за одного человека! - манерно вклинился Аренский.
   Феодор закивал. Ирский зло глянул на барона, однако не нашелся что ответить. Тот вроде его поддержал. Тут вклинился Лемский.
  - Этот человек имеет немалые заслуги перед Империей! Пока он рисковал жизнью, вы прятались во дворце! - выпалил он.
  - Господа, нынче не время для личных ссор, - заметил канцлер, памятуя о не самых лучших отношениях между Лемским и Аренским. Аврелий терпеть не мог барона.
   Слово взяла Императрица.
  - Действительно. Не время. Вахнутий, скажи, что для Ирских значит воинский подвиг?
  - То, к чему должен стремится каждый мужчина, ежели ему довелось встать на защиту Империи. Но причем здесь это? - недоумевал тот.
  - Именно. Именно за это я уважаю Ирских. Две мои бабки были из этого великого рода. Как правителю мне близки эти принципы. Прискорбно, что эта истина теперь понятна не каждому антарийцу. Благородные господа не желают нести воинскую службу, откупаясь наемниками. Оттого и проиграны две войны, а Империю едва не продали иноземцам, что нигде окромя Ирии и Лема не в чести доблесть и жажда подвига. Так вот, я намерена возродить воинские традиции. Как в былое время, когда воинская служба была величайшей честью. Что ты на это скажешь, Вахнутий?
  - Ваше Величество, я и весь род Ирских готовы всесторонне поддержать и словом и делом оное стремление! - довольно выпалил тот, уже и забыв про Гортензия.
  - Прекрасно. Как я уже говорила, нынче знать далека от понятий доблести и чести. Запретить господам посылать наемников, я, увы, не могу. К сожалению, это была ошибка Александра, который после долгого мира предпочел пойти легким путем. Сейчас, когда творится смута, не время пугать подданных. Но я полагаю, что во благо цели следует публично оказывать героям всесторонние почести. Ежели все узреют, сколь почетен подвиг, это станет началом возрождения воинских идеалов. Вы согласны?
  - Да, Ваше Величество, непременно. У меня есть предложение, позволите?
   Эрика кивнула. Петроний глянул на отца. Тот был невозмутим. Сам он только недоумевал. Ну перевела она тему, а дальше что? Они же не забудут...
  - Ваше Величество, нам следует чаще устраивать воинские парады. Не только в столице, но и в иных городах. Фердинанд не жаловал эту традицию, но еще при Александре воинов провожали всем городом. Ежели хоть часть возвращалась с победой, встречали с цветами и музыкой. В Ирии до сей поры так! - оживленно вещал Вахнутий
  - Всецело поддерживаю! - вклинился Лемский, - При Александре парады на всю столицу гремели. Мне повезло застать и даже принять участие. Я еще юнцом был. Моя первая война. Таир взяли, вернулись с победой! Как сейчас помню!
  - Хорошая идея. Я в свое время ни на одном параде шествовал. Ничто так не поднимает воинский дух, - согласился канцлер.
  - Господа, кому это вообще надо? Не лучше ли устроить пир и просто накормить воинов и горожан?! - вклинился Феодор.
  - Действительно, эти парады никому не нужны! Люди устали от войны! - вторил ему Аренский, накрутив локон на палец.
   Только Вахнутий и Аврелий зло посмотрели на них, как слово вновь взяла Эрика.
  - Помолчите, ежели не понимаете, о чем тут речь! - резко бросила она в сторону Аренского и Тильского и обратила взор на Вахнутия, - Мне нравится твоя идея. Стало быть, скоро в столице пройдет парад. Однако, по такому случаю вернемся к Гортензию. Он в качестве генерала выиграл битву, достойную войти в историю и потом взял Арриенбен. Именно ему предстоит возглавить процессию. При этом, он отправился на передовую, будучи высшим сановником, чем подал хороший пример благородным господам. Вы, Ирские, которые всегда отстаивали воинские идеалы, полагаете, что мне, вместо того, чтобы оказать почести, следует позволить вам осудить героя?
   Вахнутий задумался и даже немного растерялся. Все же воинские идеалы для Ирских далеко не на последнем месте. Петроний, наконец, начал понимать, к чему ведет Эрика.
  - Ваше Величество, я понимаю. Разумеется, это прекрасный пример, а победа - повод для воинского парада. Но, тем не менее, Гортензий оскорбил наш род. Публично, - он пытался говорить жестко, но явно сомневался.
  - Ваше Величество, я вот согласен с Вахнутием. Причем тут воинские идеалы, если Гортензий оскорбил род? Я бы тоже не потерпел! - с капризными нотами влез Аренский.
  - Ваша милость, помолчали бы! - снова не удержался Лемский.
  - Ваша Светлость, я представляю тут Игрока, так что это вы следите за языком! Помните, кто будет оплачивать ваши воинские идеалы и дурацкие парады! - разгорячился Аренский.
  - Дурацкий вид у вас, а не парады, - процедил Ирский.
  - Барон, соблюдайте приличия, - бросил канцлер.
  - Рикиний, - жестко одернула его Эрика, - Это ты не следишь за языком. Довольно. Покинь зал. Немедленно, - зло бросила она.
  - Игрок будет недоволен, - Аренский манерно встал.
  - С Игроком я поговорю потом. Вон! - потребовала она.
  - Итак, продолжим, - бросила она, когда Аренский покинул зал, - Я уважаю ваш род и не хотела бы ссориться из-за одного человека. Не стань Гортензий героем чье имя на устах, я бы не пыталась вас убедить. Но если я выполню вашу просьбу, как после такого поступка я смогу надеяться, что господа обратятся к истине? Значит, подвиг не стоит ничего, если даже Ирские не принимают оный в расчет? Только что вы от имени рода уверяли, будто готовы словом и делом способствовать возрождению воинских идеалов. Вы уверены в своих словах?
  - Я всего лишь выполняю требование родового совета, - едва не оправдывался Вахнутий.
  - Принимая решение, знал ли совет о том, что Гортензий свершит подвиг? Ведомы ли совету мои благородные стремления? - жестко вопрошала она.
  - Нет, разумеется, у нас нет провидцев...
  - Стало быть, вы, вместо того, чтобы уведомить род в этих обстоятельствах, полагаете правильным осудить подавшего прекрасный пример героя из-за родовых недомолвок?
  - Я бы не назвал это недомолвками, - неуверенно возразил Вахнутий.
  - Господа, я полагаю, совет окончен. Все свободны. Я желаю поговорить с Вахнутием наедине, - поставила перед фактом она.
   Что Императрица наговорила Вахнутию, одному Проклятому известно. Вряд ли от ее болтовни был толк, все же Вахнутий не лопух. Он скорее продажный увалень. Разумеется, он согласился. Ещё бы, Эрика вспомнила не только про воинские идеалы, но и про охоту, которую не жаловали ни Фердинанд ни Миранда. Ведомство со всеми полагающимися должностями она пожаловала Ирским. Самому Вахнутию она пожаловала должность верховного егерьмейстера. Быстро тот забыл про войну и свои воинские порывы.
   Делегаты, как и следовало ожидать, тоже не роптали. Слово старшего для Ирских не пустой звук. Особенно, когда тот пристроил их на теплые места. Всем желающим перепала должность, еще и другим осталось. Помимо егерьмейстера и его помощников ещё несколько десятков человек будут при деле: псари, ловчие, сокольники. Только Гамидий и Маурий, отец и брат Гортензия, остались недовольными...
   Зато доволен был отец, который сам не жаловал Ирских. Поначалу, он, разумеется, негодовал, что Императрица хитрая стерва, но делал это таким тоном, будто восхищается. На его слова, что Императрица просто купила Вахнутия, Герцог обозвал его дураком и вновь разразился гневом.
   Оказывается, Императрица пожаловала Ирским ведомство, чтобы успокоить и держать врагов ближе. Возглавить его она уговорила Вахнутия, чтобы тот не возглавил Ирийское ополчение. Он храбрый воин, но как стратег бездарен, зато самомнения выше крыши. В должности егерьмейстера от него меньше вреда. Теперь можно надеяться - Ирские выдвинут человека поумнее. Но ежели не сложится, в любом случае новый человек хоть не будет считать себя "опытным маршалом".
   Но это еще ладно, демон вполне мог решить несколько проблем сразу. Отец пошел дальше в своих претензиях. По мнению Герцога, он даже не понял, как Ее Величество мастерски заморочила голову Вахнутию. Ирский, оказывается, еще на совете был готов. Императрица запудрила ему мозги аргументами, а присутствие и комментарии Аренского и Феодора его дожали. Как их дурацкие комментарии вообще могли повлиять? Вахнутия от одного их вида воротит. При том, шуты поддерживали его мнение. Петроний это уточнять не стал, солгав что понял. Он, действительно, всё понял. Демон поработила душу отца...
   ****
   Петроний еще раз посмотрел на раскинувшийся внизу город. Отсюда до сих пор отчетливо виднелись следы пожаров, хотя с той поры прошло уже почти два месяца. Окинув взглядом длинную дорогу от ворот до дворца, вдоль которой уже столпились люди, он укутался в плащ, вышел из-за бойницы и направился к смотрящему в обратную сторону Аврелию Лемскому. Кроме них и караулящих вдали гвардейцев рядом никого не было. Петроний глянул вниз. Процессия приближалась. С высоты городской стены подымающиеся на холм повозки и всадники напоминали муравьев.
  - Скоро пора спускаться, - бросил он, не поворачивая головы.
  - Еще полчаса с учетом долгих сборов Тильского. Но вы, ежели хотите, идите. Я присоединюсь, когда потребуется, - отговорился Лемский.
   Аврелий не желал находится в скучном для себя обществе церемониймейстеров Феодора Тильского и Антония Нидемиол, а так же четверых леди: Герцогини Герры Клеонской, Изольды, Эстель и Кальварии. Тем более, к холоду Аврелий был привычен.
  - Пожалуй, я предпочту составить вам компанию, - бросил он, съежился от порыва холодного ветра и попытался плотнее укутаться в плащ.
   Не помогло. Третий день стояла солнечная погода, предвещая скорое начало весны, однако холодный ветер даже внизу пробирал до костей, что уж говорить о такой высоте. Но Петроний предпочел потерпеть холод, а не выслушивать болтовню Феодора о предстоящем пире. Одно радовало, хоть дождя нет. Не хватало еще мокнуть, пересекая почти весь город. При том, что его в принципе не радовало предстоящее мероприятие.
   Молчание продлилось недолго. Аврелий ожидаемо стал рассуждать по поводу сложившегося положения на передовой. Герцог и раньше кроме воинских дел, казалось, ничем не интересовался, а теперь будто помешался. Он либо обсуждал текущую обстановку, либо вспоминал, как и где воевал, либо же вовсе молчал. Слушая Аврелия, Петроний, как полагается, строил из себя скучающего идиота. На самом деле, его не меньше чем Лемского интересовал этот вопрос.
   Обстановка на восточном фронте сложилась лучше, чем ожидали. Тревога по поводу осады Кальмибена оказалась преждевременной. Маршал Виктор обманным маневром запутал врагов. К Дармбену отправилась лишь малая часть наемников, мало того, подкрепление из Тилии пришло куда большим числом. Виктор умудрился выиграть битву почти без потерь. Устроил фанатикам ловушку, вырезав их в якобы сдавшемся городе. Война по-талермански...
   Наведя порядок в округе, маршал приказал переправляться через реку и следовать на юг в сторону Хайримского ущелья. Если верить его словам, Виктор вознамерился обойти окопавшегося противника с тыла. Пока новостей от него никаких, зато известно, что напротив Хайримского ущелья сейчас окопались немалые силы Воинов Света. Они бы уже подошли к Дармбену, однако со стороны метрополии разбили лагерь Кальские псы. Пока никто не решился первым начать наступление.
   Предугадать исход грядущей битвы не представлялось возможным. Силы были бы равны, если бы четверти Кальских псов не приходилось держать оборону тракта от взъевшихся халифатцев. Все из-за странной ситуации вокруг Дармбена. Сейчас город под контролем Империи, но еще недавно там творилось демоны знает что.
   Как недавно выяснилось, по большей части аваргийское ополчение оказалось не полностью разгромлено, а ушло в горы. Дабы вернуть свою вотчину, то бишь Дармбенское графство, взявший на себя командование майсум Фахим пошел на довольно рискованный шаг: решил стравить врагов между собой. С частью сауров он якобы преклонился эмиру. Чего они там намутили, неизвестно, но в итоге халифатцы, которых изначально интересовали только Порты, пошли на занятый фанатиками Дармбен.
   Меньшая часть имперцев засели в городе, большая - в засаде у ближайшего ущелья. Когда дело почти подошло к победе одной из сторон, а именно халифатцев, ополчение начало наступление. Город взяли, но сами аваргийцы передрались между собой. Часть вдруг решили выступить на стороне эмира. Дармбен остался за Империей, но защищать позиции сил почти не осталось. Халифатцы же сочли делом чести взять город, причем, убить не только Фахима, но и всех сауров. Тем пришлось спасаться глубоко в горах.
   Когда Кальские псы приплыли туда, крепость уже почти неделю осаждали войска эмира. Генерал Маркус не стал церемониться, силы были на его стороне. Врагу не поздоровилось, но держащий Еземир эмир Кархиган, похоже, разозлился не на шутку. Теперь, помимо одних "воинов света", нужно еще защищать Дармбенское графство от других. По иронии судьбы халифатские воины тоже именуют себя "воинами света".
   По сути, Аваргия это отдельная проблема. Сейчас можно говорить лишь о том, что война проиграна. Горские народы пока держатся, только отдельные селения преклонились. Но тем проще, халифатцы в горах почти слепые. Зато городская знать, не говоря уже про чернь, кто не сбежал, уже начали "правильно" молиться Оракулу и велели своим женам и дочерям прикрыть лица. Те, впрочем, и сами не против, никому не хочется попасть в рабство.
   Делегаты от беженцев из Аваргии уже обращались к Императрице, но кроме как помочь с едой и жильем беженцам, что-либо предпринять нет возможностей. Имперским войскам, по большей части с западного ополчения, пока остается держать оборону на трактах, дабы халифатцы не лезли дальше. Уже есть сведения о грабежах и даже похищении девиц со стороны просочившихся иноземцев...
   Впрочем, сейчас главный вопрос, который интересовал всех, от Императрицы до полотера - кто победит в намечающейся битве у Хайримского ущелья. Победа позволит Империи перейти из обороны в наступление, а метрополии - продолжать налаживать торговлю и не сорвать посевную. Поражение будет иметь довольно серьезные последствия...
  - Если маршал Виктор приведет войско, мы без сомнения победим, - бросил Петроний, когда Лемский наконец, закончил свои размышления по поводу будущего, если битва будет проиграна.
  - Ваша Светлость, именно - "если". Маршал уже показал себя непредсказуемым человеком. Доложил одно - сделал по-другому. Это позволило ему победить, но что, если сейчас его войско направилось не к ущелью? Фанатики в лучшем положении, и, в отличии от наемников, умереть не боятся, - со знанием дела пояснил Аврелий.
   Петроний хотел было выказать свое мнение, однако вовремя вспомнил, сильно умничать не стоит. Он же, якобы, не особо интересуется и не разбирается в воинских делах...
  - Все-таки зря покойный Фахим стравил всех. Дождись он помощи, эмир бы не взбесился. Тогда бы не пришлось надеяться на маршала Виктора, сил Кальских псов хватило бы, - Петроний нарочно выказал не особенно глубокую мысль.
  - Кабы да кабы, Петроний, - он удивленно вскинул брови, - Тогда часть Кальских псов могли быть втянуты в осаду Дармбена.
  - Ну хоть саурам бы жилось спокойнее, - возразил он.
  - В рабстве или, как у фанатиков называется, в искуплении? Генерал Фахим не мог знать, что прибудет войско, как не был полностью осведомлен в ситуации. Столице тогда было не до них. Фанатики жгли саурские деревни, сотни людей успели отправить в свое рабство и останавливаться не собирались. Он должен был сидеть сложа руки, зная, что творят враги?
  - Вы правы, не должен был, - Петроний кивнул и добавил, - Не повезло саурам. Сначала фанатики, теперь халифатцы донимают.
  - По сему, теперь именно сауры наши главные союзники в Аваргии. Если я не ошибаюсь, их там пятая часть. Насколько я знаю горцев, они люди вспыльчивые, сначала делают, потом думают, а за свой род и соплеменников готовы умереть, как халифатцы - за Оракул, а фанатики - за Мироздание. В этом плане Фахим поступил не как горец, а как верный Империи воин. Сауры тоже поклоняются Оракулу, ему было проще перейти на сторону эмира. Однако он этого не сделал. Признаться, мне бы хотелось побеседовать с этим человеком. Надеюсь, жизнь сведет, - заявил Герцог.
   "Если и сведет, то не скоро. И то, если живыми останетесь", - подумалось Петронию.
   Гардеробную Аврелий распотрошил, половину портных разогнал за попытку воровства, парад подготовил и теперь довольный собой, готовился к отбытию на передовую. Эрика назначила его маршалом уже собравшегося лемского ополчения. Через три дня он уедет. Но в ближайшее время Аврелию не придется воевать на юге. Лемское ополчение вместе с кирийцами и кметийцами будут наступать на занятое фанатиками Преквистское Герцогство с севера...
  - Пожалуй, теперь пора, - невозмутимо бросил Аврелий.
   Петроний мысленно обрадовался. Он уже околел, а еще устал делать вид, как ему не интересны рассуждения о войне. Впрочем, только он подумал о предстоящем, настроение снова испортилось. Оказывать почести демону за убийство его брата в том числе, приятного мало. Но выхода нет, врага можно победить лишь его оружием...
   Прежде чем спуститься к воротам, они заглянули в комнату караульных, где обосновались церемониймейстеры и леди. Оттуда звучал смех. Подумалось, если их не отвлечь, они так просидят до вечера. Камин натоплен, вино принесли, еще и Феодор про театр рассказывает.
  -... я бы хотела сыграть Мартиэль. Ваша Светлость, вы ведь похлопочите! Петь ведь там не надо! - напрашивалась Эстель, надув свои алые губы.
  - Непременно, я ведь обещал! - уверил Феодор.
   Про желание наставницы придворных леди податься в лицедейки знал уже весь дворец. Эстель пыталась напроситься в грядущее представление. Причем, ее устраивала только главная роль. Императрица похлопотала. Увы, единственная главная женская роль предусматривала пение, а Эстель это делала отвратительно. Это не помешало ей пожаловаться Эрике, причем так, что Ее Величество сама пришла разбираться. Впрочем, когда Императрица лично услышала, как поет Эстель, все встало на свои места...
   Феодор ответить не успел. Петроний сухо объявил, что пора встречать победителей. Леди Герра с Изольдой молча встали, а вот Эстэль и Кальвария подскочили, будто ошпаренные.
  - Ну наконец-то, дорогой кузен. Я так заждалась увидеть нашего героя, - выпалила Кальвария.
  - Моя милая, не будьте такой наивной, - ласково бросила Эстель и хихикнула.
   Глаза кузины блестели. Все с ней понятно. Петроний слышал ее разговор с Эстель, с которой та, к его сожалению, весьма сдружилась. Глупая Кальвария уже нафантазировала, как Гортензий "отправит в обитель толстуху, родившую ему больного недоноска" и женится на ней. Такие фантазии теперь посещали не одну девицу на выданье, причем отдельные юные леди уже успели побывать в его постели. Наивно полагать, что Гверидиол хранил верность Марии. При том, девицам было плевать, как тот обращался с супругой. Во всем винили "толстую дуру".
   Разумеется, Гортензий избавится от Марии, однако у этих глупышек нет шансов. Демон посматривает на Айрин. Логично, та отличается титулом и красотой. Еще и ведьма. Вполне подходящая партия для демона. Пожалуй, на данный момент Петроний был рад подобному выбору Гортензия. Главное, чтобы не лез в постель к Эрике. При желании с него станется, совращать он умеет, демоны и так спелись, а ему придется терпеть позор и унижение, ибо отступить он уже не может...
   Наконец, все собрались и процессия последовала вниз, где их уже ждали гвардейцы. Перед Петронием следовали Эстель и Кальвария. Леди были одеты весьма откровенно. Кальвария по настоянию канцлера выглядела относительно прилично, зато наставница придворных леди после окончания траура все больше походила на шлюху. Пример с нее взяла не только его кузина и придворные леди, но и остальные девицы. Нынче при дворе в моде обнажающее плечи глубокое декольте, огромные серьги, алые губы и почти распущенные локоны. Наблюдая, как дворец превращается в еще одну Честь Империи, Петроний пока мог только мысленно сокрушаться. Одно хорошо, леди пока не взяли пример с Эрики...
   В сопровождении гвардейцев процессия вышла через открытые ворота. Петроний присмотрелся. Впереди он увидел больше десятка повозок, позади которых ждали около трех сотен всадников. Спешившийся гвардеец открыл двери самой богатой из повозок. Генерал спешно направился к ним. С ним следовали четверо гвардейцев и его адъютант - смуглый халифатец Ник. Тот еще со времен Ольмики служил ему как пес. Теперь все было понятно, наверняка, Гортензий владеет его душей.
   Единственный из всех, граф нарядился в светскую одежду. От скромности герой точно не умрет. Один темно зеленый плащ из вышитой парчи с отделкой из платины чего стоил.
  "И здесь ты себе не изменил, пафосный мудак", - про себя выругался Петроний, отметив пристрастие графа к показной роскоши.
   В Ольмике Гортензий выглядел крайне скромно только первый год. Разжившись средствами, Гортензий поспешил это продемонстрировать гардеробом, а следом личной повозкой. Со временем повозки становились все богаче, а лошади породистее. К последнему году Гортензий утратил здравый смысл, подъехал на диспуты в роскошной крытой повозке, запряженной сразу четырьмя лошадьми, ещё и в сопровождении четырех конных охранников. Из них - двое магов. В Академии испугались, что прибыли из императорского дворца. В такой повозке даже верховные магистры не ездили.
   Подавляющая часть студиозусов ходили пешком. Богатые, в том числе. Они просто селились ближе. Петроний использовал повозку, однако он жил далеко, идти больше часа. Отец купил ему особняк в богатой, но далекой от Академии округе. Но и у него повозка была намного скромнее. Гортензий тогда жил неподалеку, четверть часа ходьбы, дольше запрягать. Но даже из дома он так ездил.
  "Я вынужден поддерживать статус в рядах дельцов. Буду ездить на телеге или ходить пешком - мне не будут доверять", - с прискорбием уверял Гортензий, подкрепляя кучей аргументов и не забывая негодовать, что ради дела порой приходится "думать о всяких мелочах".
   Тот ещё вздор. Ездил бы так к своим дельцам, на кой перед всей Академией выпендриваться? Но Петроний тогда поверил. Ежели друг средства на такую повозку заработал, так, наверное, есть смысл. Демон умеет заболтать...
   При дворе Гортензий себе не изменил. К повозкам у него особое пристрастие. Еще в бытность казначеем те не уступали императорским. Лошади - только самые породистые. При том, любителем лошадей его никак не назовешь. Верхом ездил в крайнем случае. Лишний раз в конюшню войти брезговал. Одежду демон предпочитал из самых дорогих тканей и со сложной отделкой. Его панталоны из черного креонского шелка после вынужденной "прогулки" весь дворец обсуждал. Из такой ткани шили рубахи для пиров. Самое мерзкое, этот пафосный мудак обставлял все так, будто и не думает об этом вовсе. На все вопросы о гардеробе отмахивался, всем своим видом показывая, как его "не заботят подобные мелочи". Все вопросы к его портным, конюхам... Те просто служат хорошо... Так он выглядел ещё более пафосно, и это, в отличии от Академии, при дворе оценили. Только не жалующие выпендреж Ирские негодовали.
  "Как я раньше не замечал. Купился на демонскую болтовню", - оставалось только сокрушаться Петронию.
   Когда граф приблизился, стало заметно, тот весьма бледен, под глазами синие круги. Мало того, отощал. Слегка вьющиеся волосы он оставил распущенными, причем те сейчас непривычно сильно прикрывали лицо. Взгляд его был усталым, будто бы пустым, что, впрочем, резко контрастировало с улыбкой.
  - Ваша милость, генерал Гортензий Гверидиол, позвольте от лица Императрицы.., - по всем церемониям обратился Петроний, но граф сам его перебил.
  - Петроний, господа и леди, всех приветствую. Но, быть может, оставим церемонии. Все почти свои. Я рад вас видеть живыми. Надеюсь, и вы меня тоже, - заявил он, разумеется, улыбаясь.
   Все по отдельности поприветствовали его. Особенно старалась Кальвария. Перекинувшись парой фраз о положении в Арриенбене и столице, выяснилось, что генерал ни с ном ни духом о параде. Все делали в спешке, очень уж резко Гверидиол решил вернутся. Как только получил весть о приезде Ирских, он тут же оставил все дела и велел собираться в дорогу. Хорошо хоть гонца послал с предупреждением.
   Довольный Лемский обрадовал Гортензия новостью. По приказу Императрицы пройдет парад. Пленников нужно провести в цепях по городу, возглавлять процессию должен генерал, следом сотники. Сопровождать его предписано самому Аврелию и Петронию. Они, следом церемониймейстеры, их помощники гвардейцы, а позади процессии - девицы в повозках, будут бросать горожанам монеты в честь победы.
  - Проклятье, - едва слышно прошептал Гортензий, резко прекратив улыбаться.
  - Если вы в недобром здравии, можете ехать в открытой повозке, а не верхом, - предложил Феодор.
  - Ваша Милость, быть может отправимся вместе?! Моя повозка весьма удобна!- Расплылась в улыбке Кальвария.
  - Благодарю, но не стоит беспокойств. Просто ни к чему такая честь. Это была обычная битва, - ответил тот, едва скрывая негодование.
   Не знал бы Петроний, каков тот лицемер, поверил бы. На деле же, тот нагло напрашивается на похвалу.
  - Ваша милость, это была не просто битва, - вклинился Аврелий, - Вы победили в сражении противника, превосходящего в десятки раз. Вся столица воодушевлена вашим подвигом.
  - Его Светлость правы, - подключился Феодор, - Победив, вы спасли Эрхабен от голодной смерти! - разумеется, Тильский упомянул самый животрепещущий для него момент.
  - Во дворце только о вас и говорят. Все ждут, чтобы оказать почести. В вашу честь уже устраивают представления и слагают песни. Столица должна увидеть своего героя! - выпалила Кальвария.
   Гверидиол растерянно уставился безжизненным взглядом, будто и впрямь в крайнем смятении. Петроний напомнил себе, демоны хитры и лицемерны. Оставалось только поражаться такой искусной игре. И брать пример...
  - Вы подали пример многим господам, уже за это вам следует оказать честь, - отметила леди Герра.
  - Благодарю. Ежели так, думаю, стоит начать выполнять приказ, - с улыбкой заявил Гортензий и обратился к сотникам с распоряжениями.
   Кальвария и Эстель не упустили случая и принялись расспрашивать графа, не забывая расхваливать. Гортензий, казалось, не знал куда деться, и только привели лошадь, вскочил на нее и сбежал с отговоркой, что "необходимо поторопить всех с формированием строя". Когда все было почти подготовлено, и они уже оба были верхом, Петроний, наконец, получил возможность перекинуться с ним словом.
  - Странно видеть тебя столь смущенным, - не удержался от комментария он.
  - Дело не в смущении. Ты забыл, как я отношусь к подобным фанфарам? - заметил граф.
   Действительно, Гортензий всегда утверждал, что воинские идеалы это сказки для баранов. Чтобы они лучше проливали кровь за интересы Императора и дворцовой свиты. Лично он собирался быть в рядах последней. Петроний не спорил, полагая, он говорит это, чтобы не признавать себя позором рода. Но теперь то что?
  - Я думал, ты изменил свое мнение. Вон как на подвиги потянуло.
  - С какой стати мне становиться дураком? Когда я шел на это, думал про свои интересы. Можно и повоевать, если больше некому. Стратегией дело не ограничилось, пришлось ещё и геройствовать. Но это для дела, а не ради славы, - небрежно заявил он.
  - Узнаю старого друга. Я уже всякое подумал. Но раз уж стал героем, наслаждайся лаврами, - отмахнулся Петроний, рассудив, что, видимо, воевать демону не понравилось. Во дворце удобнее и сытнее. Вот и затянул старую песню.
  - Я прекрасно понимаю, зачем Ее Величество это затеяла и приму участие в представлении, но предпочел бы поскорее явиться во дворец. Меня заждались, - теперь уже мрачно уверил граф.
  "Не терпится получить награды от Императрицы, извинения от Ирских и послушать сонеты принцессы Айрин" - рассудил Петроний.
  - Ты знаешь, что Гамидий и Маурий не согласны с решением Вахнутия?
  - Думаешь, отчего я так спешил? Точно не на парад. Раз уж пошла речь, пойдешь моим свидетелем на поединок? - с довольной улыбкой попросил он.
  - Но вы ещё даже не условились, - удивился Петроний рвению графа. Хотя, что взять с демона.
  - Я все решил. Если он меня не вызовет, заставлю, - зловеще процедил Гортензий.
  - Ты, я смотрю, отошел от ранения, - отметил Петроний. Он не собирался рассказывать, что знает правду.
  - Пустое, - отмахнулся граф.
  - Как хоть ранили? Все цело? - с иронией спросил он.
  - Все что надо, в порядке. По голове немного настучали. Уже все нормально, - с ухмылкой отмахнулся Гортензий.
  - По голове, говоришь? А я то думал, чего ты погнал по улицам голую тёщу и лично разбросал всю казну. Видать, сильно настучали, - сыронизировал Петроний.
  - Тёща давно достала. Орала громко. Ещё и голова болела. Не сдержался, - он усмехнулся и вмиг посерьезнел, - Монеты я разбросал, чтобы горожане возлюбили нового господина. С казной все хорошо. Я знал, что делал...
   Когда они выехали на улицу, помимо криков горожан, послышались звуки барабанов и труб. Парад решили провести с размахом.
  - Еще и музыканты.., - жалобно сморщившись процедил граф, однако звуки музыки заглушили его.
   Для героев горожане принесли цветы, для предателей - камни. Несмотря на то, что угроза голода миновала, гнилые овощи пока не залеживались. Правда, командир городской стражи докладывал, некоторые горожане пытаются принести дерьмо, дабы бросать его в пленников. Но так как оных сразу поведут в тронный зал, было предписано не допускать источников зловоний и во всеуслышание запрещено. Хотите позабавиться - бросайте камни.
   Действо весьма нервировало Петрония. От звуков парадного марша, криков и славословий вскоре заболела голова. Цветы так и летели в лицо. Горожане, похоже, опустошили все оранжереи и оборвали домашние клумбы. Оставалось надеяться, что никто не перепутает, в кого бросать цветами, а в кого - камнями. Мало того, какое-то время приходилось бросать монеты, за которые люди потом еще и дрались.
   Не милосердие а издевательство. Все равно монеты подберут самые сильные или проворные. Они и так могут заработать. Но, действительно, нуждающиеся едва ли смогут отвоевать хотя бы медяк. Разве не лучше жертвовать приютам для убогих? И ведь не было раньше такой традиции - на воинском параде монеты разбрасывать. На свадьбах бросали, да и то, немного, но причем тут парад? Но Императрица решила взять пример с поступка генерала в Арриенбене, сочтя это полезным.
  "Демонам лишь бы поиздеваться над людьми", - только и оставалось сделать вывод ему.
   Гортензий, проклятый тщеславный демон, даром поначалу скромничал, вошел во вкус. Как и предполагал Петроний, наигравшись в смущение и небрежность, герой решил насладится триумфом. Гверидиол улыбался так довольно, что Петронию хотелось разукрасить его морду...
   Миновав город, они прошли через парадные дворцовые ворота. На аллее их встречали гвардейцы. Во дворце - тоже. В заполненный придворными тронный зал первыми вошли генерал в сопровождении встретившей его свиты, следом сотники и десяток гвардейцев ввели закованных в цепи избитых пленников. Леди Сельмы среди них не было. Та не выдержала позора и умерла после позорной "прогулки".
   Господа и леди разразились славословиями, казалось, еще громче чем горожане. Пока шли до трона, Петроний с трудом сдерживался, чтобы не заткнуть уши. Наконец, когда герой предстал перед Ее Величеством, все затихли.
   Императрица поздравила его с победой и наградила золотым лавровым венком. За битву с фанатиками она жаловала ему высшую награду - Императорский орден Святого Сиола. За героизм в освобождении столицы - орден Героя Антарийской Империи. Потом Эрика объявила, что за особые заслуги ему полностью прощен имперский займ. Следом пришла очередь именного меча с ножнами. Под конец еще и бывший особняк Тадеуса подарила. У него и так есть свой особняк, теперь ему принадлежат два особняка Ардминиолов. Зачем Гверидиолу четвертый особняк в Изумрудной округе?
   Петроний смотрел на это и пытался предположить, что возомнит себе этот демон после стольких почестей. Эрика и помешанные на воинских традициях Ирские и Лемский явно перестарались. Это ведь только начало. Еще и пир предусмотрен, на котором Феодор представит наскоро организованное представление в честь героя, а певцы и поэты посвятят баллады и оды. В свое время, а у Ирских до сих пор, так было принято чествовать отличившихся на войне. Судя по реакции, Гверидиола все устраивало. Зачем только скромничал? Взгляд, правда, не изменился, но это, видимо, последствия лихорадки.
  - Ваше Величество, благодарю. Не думал, что заслужил такую честь, и оттого мне особенно лестно. В свою очередь, я передаю предателей на ваш суд. Благодарю за честь служить Антарийской Империи и вам лично, - уверил он и преклонил голову.
   На этом все не закончилось. Скорее только началось. Чем дальше в лес - тем больше дров. Вахнутий во всеуслышание заявил, что хочет обратится к генералу.
  - Ваша Милость, от имени рода по праву представителя я приношу извинения за несправедливую дерзость Дармигория. Мы сожалеем, что недомолвки привели к тому, что столь достойный человек отрекся от рода. Несмотря на этот прискорбный факт, мы гордится, что в вас течет наша кровь и предлагаем забыть былые обиды! - заявил Ирский.
   Граф, судя по выражению лица, растерялся. Будто бы не ожидал такого счастья. Хотя Петроний и сам не ожидал. Было понятно, что Ирские готовы извиниться и пойти на мировую, но про публичные извинения речи не шло.
  - Благодарю. Я принимаю извинения и готов забыть о былых недомолвках, -предельно учтиво ответил граф и обратился к Императрице, - Ваше Величество, позволите обратиться к присутствующим?
   Разумеется, ему позволили.
  - Господа и леди, признаться, столь теплая встреча изумила и смутила меня. Все же, я не считаю, что заслужил столь громкие славословия. Эта победа не столько моя заслуга, это заслуга всех тех, кто поправ страх перед преобладающими силами врага, пошли на смерть во благо Империи! Многие выжили, иные пали на поле брани, но каждый из них не меньший герой, чем я. Пожалуй, даже больший, ведь я могу не опасаться магии, чего нельзя сказать про остальных. Они встретились с тьмой, лицемерно зовущей себя светом, но не убоялись и не бежали, а приняли бой. Так почтим и восславим каждого из тех, кто проливал кровь за будущее Империи!
   Петроний слушал и с трудом душил подступающую злость. Вот уж кто от скромности не умрет. Зато теперь и так восхищенные люди начнут молиться на этого демона. Граф это понимает. В чем демон поднаторел, так это в болтовне. Где, кому, когда, что и как сказать, дабы получить желаемое, он еще в Академии научился. Ему там голову почти заморочил. Не зря в свое время демон оценил "черную риторику". Ещё и его заинтересовать пытался. Точно душу поработить хотел...
   Петроний уже второй год учился в Академии и, как обычно, принимал участие в ученом клубе. Очередное заседание было посвящено аркадийскому трактату по риторике - "Воин слова". Студиозусы перевели его и напечатали десяток книг для дальнейшего изучения. Трактат являл собой свод практических советов по риторике для так называемых "публичных защитников". Некий Лемирнеэль наставлял, как достичь цели в публичном обращении и судебном споре.
   В числе пожелавших принять участие в изучении был Петроний. Написан трактат был непонятно, а приведенные примеры оказались столь далеки от реалий Империи, что воспринимались как странные сказки. Суд по-аркадийски, как понял Петроний, происходил по большей части при помощи диспута. Публичный защитник это мастер спора, которого нанимали люди, сами в этом деле не поднаторевшие. Причем, без болтовни суд можно проиграть, даже если прав.
   Уже в начале прочтения трактат показался Петронию аморальным и призывающим к греху. Его возмутил пример, как некий публичный защитник при помощи лжи и лицемерия помог избежать злодею наказания. Причем, этот деятель не осуждался, а подавался в пример. Петроний, наступив себе на горло, осилил трактат, и лишь укоренился в своем мнении. Наверняка, в насквозь прогнившей Аркадии подобное непотребство в порядке вещей. Там без лицемерной болтовни в Совете Благородных ни одно решение не принимается, суд вовсе одно название. Но в Империи такого бардака нет. Поэтому нести истину принято без лицемерных уловок, а опираясь на священные писания, как и поучает имперская риторика.
   Дернуло Петрония поделиться мнением с Гортензием. Оказалось, тот уже читал этот и другие трактаты по риторике, причем на акадийском. Мало того, признался, что многое там почерпнул. Под конец он мило улыбнулся и в шутку предложил "сжечь его за это на костре". Стоило сжечь этого демона или, как минимум, задуматься, что добродетельный человек таким не заинтересуется. Но Гортензий не просто убедил его, что ничего плохого в аркадийской риторике нет, но и доказал, что разбираться в ней должен каждый человек, жаждущий нести истину и защитить себя от лжи. Петроний тогда прислушался и осрамился перед магистрами.
   Мнение ученого клуба разделилось. Петроний и несколько студиозусов выступали за то, что трактат можно использовать во благо, например, чтобы донести истину глупцу. Отдельные студиозусы уверяли - написанное в принципе бесполезно для Империи, ибо предназначено для Аркадии. Впрочем, большая часть были иного мнения, утверждая, что трактат вреден ибо призывает к греху. Всех рассудили магистры. Ими был вынесен приговор - трактат названный ими как "Черная риторика" оскорбляет заповеди Мироздания, по сему подлежит запрету и уничтожению. Все книги, как переводы так и оригинал сожгли в присутствии Жреца.
   Тогда Петроний весьма негодовал. Причем, на магистров, а не на кого следует, то бишь на демона. Гортензий лишь пожал плечами, обозвал магистров болванами, еще раз отметив, отчего он не посещает лектории. "Выслушивать дичь" он не собирается, а что хотят услышать эти узколобые идиоты, он знает и скажет им. Демон уже тогда считал себя умнее магистров. Нет бы задуматься, но Петроний наивно полагал это отговорками. Сначала думал, тот просто не в состоянии часто посещать. Потом - занят делами. На деле, тот и впрямь мнил себя не пойми кем.
   Тогда же друг посоветовал ему все же поинтересоваться аркадийской риторикой глубже, чтобы "в другой раз его мнение поддержали". Петроний попробовал, но к счастью рассудил, ему это не пригодится. Он и так в истине разберется. Чтобы ее донести, нужна не риторика, а быть магистром. Для этого нужно закончить Академию, причем не так, как Гортензий, которому лишь бы получить свидетельство и поскорее отправится во дворец. А он все лектории посещает, зачем ему аркадийская риторика? Вот станет магистром, тогда он изменит порядки в Академии. Например, сделает ее более открытой к новым знаниям и не станет выгонять слишком любознательных студиозусов. К слову, оной ерунды он тоже от демона набрался...
   Публике понравилась речь генерала. После славословий Императрица велела всем затихнуть и объявила, что церемония награждения остальных героев состоится завтра в полдень на гвардейском дворе. Затем она пригласила всех на пир, который состоится через два часа, объявила окончание церемонии и покинула тронный зал через задний ход. Пленников повели в темницу, господа и леди начали потихоньку расходиться.
  - Пошли, самое время условиться, - мрачно бросил Гортензий. Венок он снимать не спешил.
  - Может, лучше завтра? - засомневался Петроний.
   Граф был неумолим. Нужно все решить поскорее. Точно демон. Уже извинились перед ним, почести оказали, но нет, продолжает бесноваться. Другое дело, непонятно, на что он рассчитывает. Петроний задумывался, но не спрашивал. Не в его интересах взывать демона к благоразумию.
   Найти Гамидия и Маурия оказалось не так просто. Те спешили покинуть зал. Небось тошно смотреть, а выхода не было. Приказ Императрицы. Многим не терпелось перекинуться фразами хоть с кем-то из героев, а лучше - с виновником торжества. Гортензий, впрочем, проявил присущее демону рвение и мужественно отговариваясь от славословий, настиг родню почти у выхода из тронного зала.
  - Мои приветствия. Отец, Маурий, сколько лет сколько зим. Как же я рад вас видеть, - довольно бросил он, улыбаясь так, будто и впрямь рад. Куда только спрятал злобу, лицемер проклятый.
  - После всего, что ты натворил, еще смеешь обращаться к нам? - процедил Гамидий, сжав кулаки.
  - А что я натворил? - будто бы удивился тот, невинно улыбаясь.
   Гамидий и Маурий сжали зубы, желваки их напряглись. Они оба покраснели от злости и казалось, готовы разорвать Гверидиола голыми руками. Идущие поодаль господа и леди остановились и притихли, ожидая развязки. Не найдя слов, Маурий споро стянув перчатку, бросил ее в лицо графа.
   - Выбирай условия, - сквозь зуды процедил он.
  - Маурий, ты в своем уме? Отец, в чем дело? Вахнутий от имени рода предложил мировую. Конфликт разрешили, - недоумевал он Гверидиол. Разумеется, на публику.
  - Плевать на Вахнутия, он продал честь рода. Мы с этим не согласны! - процедил Гамидий.
  - Ты отказываешься? - зло вопрошал Маурий.
  - Вынужден принять вызов, - подчеркнуто обреченно бросил он и заговорил жестче, - Послезавтра в шесть после полудня. В малом фехтовальном зале. Публика не нужна. Только мы, судья и свидетели. Оружие по свободному выбору. До первой крови.
   Граф объявил Петрония своим свидетелем и под перешептывания сочувствующей публики спешно удалился. Петроний, откланявшись, также пошел прочь. Он был весьма удивлен. Демон, похоже, и впрямь спятил. Ладно, до первой крови. Это на публику, первая кровь часто бывает последней. Но свободный выбор оружия...
   По сути, с чем придешь, с тем и дерись. Это допускалось, но такое условие на его памяти никто не ставил. Слишком большой риск. Противник вправе принести арбалет или помимо основного оружия вооружиться метательными ножами. Маурий, конечно, вряд ли возьмет арбалет, в Ирии он считается оружием для девиц, но прихватить двуручный меч или боевой топор, это запросто. В таком случае у Гортензия шансов почти нет. Самоубийство. Впрочем, тут же его осенило, хитрый демон, вероятно, сам решит использовать арбалет...
   Пир, как и парад, устроили по всем правилам чествования воинов. Столы накрыли в самом большой трапезной. Пригласили не только придворных, но и всех героев, на сей раз всех участников битвы. Петроний не застал, но отец рассказывал, как при Александре бывало. Герцог гордился, как в свое время возглавлял парадные процессии, а в его честь поднимали кубки на пирах. Другое дело, Александр не оценил, ограничившись парадами, наградами и славословиями, а Валенсий стал относится к воинским идеалам более скептически. Хотя, до цинизма Гортензия, в чью честь теперь поднимают кубки, даже отцу было далеко. Впрочем, оный не мешал герою греться в лучах славы.
  "А что делать? Не отказываться же. Люди старались", - перед самим пиром подчеркнуто обреченно заявил тот.
   Столы в зале расставили нетрадиционным образом. Обычно императорский стол находился на возвышении у стены посередине огромного прямоугольного зала. Напротив было место для музыкантов. Параллельно с обоих сторон устанавливали нужное количество длинных столов, за которыми рассаживали гостей исходя из титула. Посередине оставалось место для танцев. На сей раз по предложению Феодора из-за театрального представления все сделали иначе.
   Сбоку на возвышении установили сцену, рядом с ней расположили музыкантов. Оставив место для танцев, напротив сцены поставили императорский и по обе стороны - два стола для герцогов и высших сановников. Они были заняты лишь с одной стороны. Остальные столы были установлены так, чтобы никто не сидел спиной к сцене. Те, что посередине и вдали зала - перпендикулярно. Те, что вблизи и сбоку - под углом.
   Все бы ничего, только правитель и сановники сидели ко всем спиной. Разумеется, гвардейцы следили, дабы никто не покусился на жизнь высшей знати. Петроний понимал, так сделали, чтобы всем было видно. Но зачем вообще показывать театр на пиру? Нельзя было показать отдельно? Как минимум, он бы нашел повод не смотреть эту мерзость...
   Происходящее и без театра казалось Петронию тошнотворным. Певцы спели балладу, поэт зачитал оды. Ясное дело, в чью честь. Принцесса Айрин и та снизошла, сыграла на арфе исполнив сонеты, за что удостоилась от героя цветка и поцелуя в руку. В перерывах господа поднимали кубки, выказывая, по сути, одни и те же славословия.
   Сидеть Петронию пришлось за главным императорским столом между двумя демонами. Справа была Эрика, слева Гортензий. Императрица хоть молчала, зато виновник торжества не забывал шепотом негодовать, как "не знает куда деться". Еще и лицемерно иронизировал, что "ежели бы ведал, чем обернется - сдох бы поле брани". Слушать это было более мерзко, чем даже оды.
   За Гортензием расположился Герцог Мириамский, который, к удовольствию Петрония, иногда отвлекал Гверидиола от лицемерного негодования. За Эрикой сидели ее придворные леди Эстель и Ева. Придворные леди они были - одно название, Эрика почти не пользовалась их услугами, но на пиру решила соблюсти традицию. За ними были места принцессы Айрин и ее придворной леди Алурии. Принцесса, как полагается, носила траур - то бишь закрытое темное платье и скромную прическу, а вот Алурия недалеко ушла от Эстель и Евы.
   Красное платье, кружева на рукавах, глубокое декольте, локоны и красные губы... Все бы ничего, так теперь при дворе каждая вторая леди расхаживает, но Петроний помнил Алурию как кроткую религиозную девушку. До того, как прибыла Армина, она ему даже приглянулась. Теперь юную леди не узнать. К Алтарю не ходит, ведет себя развязно. Ведьма явно дурно повлияла на нее. Похоже, не зря Айрин быстро нашла общий язык с Императрицей.
   Девицы, помимо выступлений, обсуждали наряды, украшения и будущее театра в Империи. Точнее, было слышно только Айрин, Алурию и Эстель. Ева предпочитала молча цедить вино, Кальвария только поддакивала, ибо была явно не в духе. Убедилась, что герой смотрит только на принцессу, причем та, учитывая исполненный сонет, отвечает взаимностью. С ведьмой Кальварии не тягаться. Впрочем, Петроний был только рад. Кузина хоть и глупая, но незачем ей связываться с демоном.
   Феодор при помощи Айрин постарался на славу. Одни декорации чего стоят. Целые картины придворные художники нарисовали. Наряды под стать. Не чета городским балаганам, которые становятся все популярнее. И вроде все хорошо, если бы не смысл. Петроний даже смотреть это не хотел, но повода уйти не было...
   Началось все невинно. Графская дочь Анетта из Арриенбена и императорский гвардеец Дариан любят друг друга. Свадьба назначена. Они поют песню о любви и расстаются за месяц до свадьбы. Занавес закрылся и вперед вышел рассказчик - "старик" с лютней.
  - Ах, какая любовь! - с придыханием произнесла Эстель.
  - Чудесная песня, - вторила ей Алурия.
  - Говорила же, поменьше о любви. Все равно сопли развел, - прокомментировала Эрика.
  - По моему недурно. Леди довольны, - возразил отец.
   Занавес открылся и началось самое мерзкое. Злобный колдун Модест в окружении трех десятков "рогатых демонов" поет о жажде власти. В конце в стихотворной форме уверяет, что знает как победить: нужно притвориться святыми. Он и демоны снимают рога, скидывают черные мантии и в оставаясь в белых мантиях зловеще поют. Суть песни: чем больше жечь девиц и отбирать у знати добра - тем скорее дураки поверят в их святость.
   Занавес закрылся. Вышел старик с лютней. Императрица и канцлер казалось, едва сдерживалась, чтобы не засмеяться. Петронию безумно хотелось уйти, но деваться некуда, его уход истолкуют странно. Демоны могут догадаться о его сочувствии Модесту.
  "Демонов можно победить лишь их оружием - хитростью и лицемерием", - мысленно произнес он.
   Представление продолжилось. В Арриенбене власть захватывают фанатики во главе с бароном Вальгамом. Злодей убивает отца и матушку Анетты и требует ее руки. Анетта отказывается, заявляя, что скорее умрет. Вальгам угрожает сжечь ее на костре и отправляет в темницу. Девушка в одиночестве поет о Дариане, своей скорбной доле и в конце молит Мироздание о спасении. Занавес закрылся. В который раз вышел старик с лютней. Петроний заметил, как Алурия и Кальвария пустили слезу, тут же изящно смахнув ее платком.
  - Вот ведь изверг. Ну ничего, Дариан с генералом ему дадут жару, - прокомментировала Эстель.
  - Это я задам жару Феодору. Развел тут сопли, - съязвила Эрика.
  - Зато злодей забавный. Дальше вам точно должно понравится, - уверил канцлер.
   Занавес открылся. На заднем плане картина дворцовой стены. Гвардеец Дариан, еще не отошедший от ранения в боях с фанатиками, узнав о вестях и просит генерала Гверидиола взять его освобождать Арриенбен. Генерал сомневается, готов ли тот к войне, но тот пафосно уверяет:
  - Ждать и прятаться для меня страдание, мне сил прибавит Мироздание! Не жаль пролить мне свою кровь, За Империю, честь и любовь!
   Выходят около десятка воинов в алых мантиях и вместе поют эти же строки. Занавес закрывается и снова выходит рассказчик...
  - Здесь получше, но опять без любви не обошлись, - отметила Императрица.
  "Точно демон, даже от упоминания любви беснуется", - про себя подметил Петроний.
  - Могли бы без меня обойтись, - страдальчески процедил Гортензий.
  - Как же без вас то? Вам что не рассказали, представление именно вам посвящено? - с иронией бросил Валенсий.
  - Я думал мне, но не про... меня же, - растерянно пробурчал граф, вытаращив глаза на открывающийся занавес.
   Снова перед публикой предстал Модест в компании свиты. За их спинами якобы "горели" три костра. Они маршировали на месте и пели о том, как много женщин сожгли, людей в рабство увели, добра у знати отобрали. Периодически они уверяли, как хорошо они обманули всех и назвались святыми. Музыка замолкает и Модест обращается к воинству: Арриенбен уже сдался, едва про них услышав. Все злобно радуются и начинают петь, как хорошо называть себя святыми...
   Эрика и отец улыбались. Гортензий так и сидел в недоумении. Петроний прилагал все усилия, чтобы не выдать негодование...
   В этот момент музыка меняется и на сцену выходят пятеро воинов в алых плащах во главе с генералом. Фанатики перестают петь и освобождают им часть сцены. Гортензий и Модест обмениваются стихотворными фразами. Причем, генерал говорит пафосно и красиво, а злодей - грубо и попусту, постоянно выходя из себя и угрожая.
  - Проклятье, за что мне это все? Вроде герой, а будто наказали, - шепотом бросил Гортензий ему на ухо и ухватился за голову, будто бы не знал, куда себя деть.
   Петроний только кивнул. Всё его самообладание ушло на то, чтобы не врезать лицемеру... Ему ведь лестно и приятно. Корчит из себя скромного. Тьфу... Да если бы он знал, каково играть в безразличие, глядя, как восхваляют демона, одновременно обливая грязью брата...
  "Демонов можно победить только их оружием...", - будто молитву про себя повторил Петроний.
   На сцене начинается битва. Все под музыку. Фанатики теснят гвардейцев, те едва отбиваются. Казалось бы все потеряно. Но тут с другой стороны сцены выскакивает Дариан, за ним еще четверо воинов и маг огня. Занавес. Снова рассказчик читает пафосные речи...
   Гортензий схватил бутыль вина, налил себе кубок и осушил залпом. Потом налил еще и снова выпил залпом. Налил третий, но залпом пить не стал, только пригубив. Петроний тоже хотел выпить, однако понимал, тогда точно не сдержится. Он и так взирал на все сквозь пелену гнева.
  - Вот это уже нормальное представление. Так бы всегда, - высказалась Эрика.
  - Да, но леди будет скучно, - отметил отец.
   Когда рассказчик закончил вещать, занавес открылся. Вальгам в окружении трех костров с привязанными девушками угрожает Анетте и "поджигает" при ней девушек. Барон обещает, если она не согласится, ее ждет такая же судьба. Девушка клянет его палачом и снова отказывает. Вальгам дает ей три дня на раздумья. Анетту уводят, а барон под вой "горящих" девиц поет, как хорошо быть "воином света" и как он рад, что в городе воцарился порядок: сожгли все трактиры, запретили вино и даже торговлю. Занавес...
  - Правда же! Мы как прибыли, десятки пепелищ застали. Двух девиц прямо с костра сняли. Лавки разгромлены, трактиры пожгли. Месяц разгребал после этого упырья, - прокомментировал Гортензий, успевший к этому времени выпить целую бутыль вина.
   Эрика с отцом дружно обхаяли фанатиков. Девицы посокрушались "кошмаром" и пожалели Анетту. Рассказчик закончил пафосную речь, зазвучала музыка. Занавес открылся.
   Маг огнем бьет фанатиков. Те срывают белые мантии и надевают рога. Битва продолжается, "рогатые" побеждают количеством. Но тут генерал, разумеется, рискуя жизнью, прорывается к Модесту и вступает с ним в поединок. Остальные застывают на месте.
   Идет наполовину словесный поединок. Модест выставлен злобным бешеным дураком. Правда, генерал не лучше, тот показан пафосным болтуном. Хотя, правильно, он и есть пафосный болтун... Разумеется, побеждает генерал, отрубая голову. Часть демонов падают, остальные бегут, но их настигают гвардейцы. Враги побеждены, Гортензий толкает речь о необходимости скорее спасти Арриенбен. Все поют песню о готовности воевать за Империю. Занавес закрывается и выходит рассказчик...
  - Я не похож. Лицедей ростом маловат. А еще, когда я рубил ему голову, то не болтал. Все было молча и быстро, - прокомментировал Гверидиол.
   Петроний закрыл глаза, повторив про себя, что демона можно победить лишь его оружием.
  - Если все сделать по правде, будет скучно, - отметил канцлер.
  - Точно. Людям нужны хлеб и зрелища, - отметил Гортензий, добавив, - Аркадийская мудрость.
  - Вот-вот, не зря представление во многом заслуга принцессы Айрин. Она даже пару песен сочинила, - заметила Императрица.
  Гортензий довольно улыбнулся и покосился на принцессу, встретившись с ней взглядом...
   Занавес открылся. К костру привязана Анетта. Рядом стоит Вальгам с факелом. Вокруг пятеро мужчин в белых мантиях. С двух сторон жмутся запуганные "горожане". Вальгам угрожает, в последний раз требуя ответа. Анетта поет песню, что предпочтет умереть, нежели выйти замуж за труса и палача. Барон злобно хохочет и поджигает костер. Юная леди поет, как готова к смерти, но просит у Мироздания спасти Дариана и Империю от тьмы. Горожане в ужасе взирают на казнь.
  - Сейчас генерал им задаст! - не удержалась от комментария Эстель.
  - Тсс, потом поговоришь, - одернула ее Эрика.
   Огонь почти настигает Анетту, но на сцену выбегают гвардейцы во главе с Гортензием и Дарианом. Фанатиков убивают, барон бежит. Дариан снимает Анетту с костра. Горожане ликуют. На сцену притаскивают барона Вальгама. Он кидается в ноги и рыдает прося милосердия. Уверят, что ни в чем не виноват, его заставили. Генерал произносит пафосную речь и приговаривает его к смерти. Дариан рубит голову злодею. Занавес закрывается и выходит рассказчик...
  - Прекрасное представление. Любовь восторжествовала, - бросила Эстель.
  - В жизни так не бывает, - сквозь слезы произнесла Кальвария.
  - Я все же верю, что бывает, - улыбаясь, мечтательно возразила Айрин и демонстративно бросила взгляд на графа.
  - Нет, не бывает. Я то знаю, - разочарованно пролепетала уже изрядно захмелевшая Ева.
  - А почему голым его не провели? Было бы забавно, - заметил граф и отпил из кубка.
  - Действительно, - согласилась Эрика.
  - Вообще недурно, - авторитетно заявил Гортензий, - Правильно, что я там нигде не пою. Все знают, я не умею, - он рассмеялся и обратится к Петронию, - Помнишь, как я в Академии музыку и пение проклинал. Одной мздой только и спасался. На хер вообще оно надо было? И еще эта, живопись. Лучше бы иноземные языки наставляли. Один древний учили, хотя на нем все равно никто не говорит. Правильно Альберт утверждает, наука отдельно, искусство отдельно!
  - Да, точно, - отмахнулся Петроний, делая вид, что всецело увлечен пафосными речами "старика", и мысленно повторяя свою "молитву".
  "Демонов можно победить лишь их оружием - хитростью и лицемерием..."
   Занавес открылся. Все в сборе. В руках у каждого цветы. Поют песню о победе, любви к Империи и светлом будущем. Когда они закончили, зал взорвался славословиями. Похоже, были довольны все, кроме него. Петроний тоже хлопал, но думал он лишь об одном, хоть бы этот демон граф Гортензий Гверидиол сдох на поединке....
  ****
   Как Гверидиол уговорил стать судьей Эрику, Петроний понятия не имел. Точно спелись демоны пока героев награждали. Потом они что-то обсуждали, после чего Гортензий покинул дворец, якобы решать проблемы в ремесленной округе. Больше при дворе он не показывался...
   Маурий и его свидетель, коим стал отец, уже ждали в зале. Петроний решил подождать Гортензия и Эрику в холле. Несмотря на то, что публику на поединок не звали, поодаль собрались десятки неравнодушных. По большей части леди. Ясное дело, неравнодушных к Гортензию. Все кляли "подлого завистника". Маурию может кто и сочувствовал из Ирских, но слово старшего в роду им важнее. Вахнутию передали слова Гамидия и тот был весьма недоволен.
   Супруги Гортензия не было ни в тронном зале, ни на пиру. Сюда Мария тоже не пришла. Нынче она в особняке. Одни говорят, та охладела к супругу после инцидента с голой Сельмой. Другие - та возится с больным ребенком. Впрочем, демону плевать и на Марию и на ребенка. Когда Петроний попытался заговорить об этом, тот лишь попросил не портить ему настроение. Зато в числе переживающих оказалась принцесса Айрин. Петроний после представления пробыл недолго, но слышал, граф не отходил от нее и в итоге ушел с ней в сад.
   Айрин, едва завидев его, в сопровождении Алурии тут же бросилась к нему.
  - Ваша Светлость, какое оружие выбрали его милость, - тихо спросила она после приветствий.
  - Я не знаю, Ваше Высочество. Его милость сказали, что решат потом, - честно ответил Петроний.
   Тот, действительно, молчал. В отличии от брата, который не скрывал, что явится с двуручным мечом. Слово свое Маурий сдержал.
  - Надеюсь, он выберет арбалет, - отметила Айрин, сжав губы, дабы скрыть волнение.
  - Я тоже надеюсь, - согласился он, мысленно добавив, - "он выберет что угодно, но только не арбалет и сдохнет".
   Гверидиол себе не изменил, пришел на поединок в обычном придворном костюме. Никакой защиты, ни хрена, хотя в фехтовальный клуб он являлся в адекватном одеянии. Видать, так приходить именно на поединки он полагал более пафосным. Единственное, что удивило, это выбор оружия. Полуторный меч и кинжал. Точно спятил. Что же, к лучшему...
   Едва узрев графа, Айрин кинулась к нему. Остальные леди только с завистью поглядывали, похоже, проклиная ведьму. Принцессу побаивались, особенно с тех пор, как та нашла общий язык с Эрикой. Петроний остановился поодаль и уже потирал руки. Гверидиол терпеть не может, когда за него беспокоятся. Пусть Айрин испортит ему настроение...
  - Ваша милость, я пришла напомнить о вашем обещании завтрашней прогулки по Императорскому саду. Вы должны не просто победить, но и остаться целым и невредимым, - с улыбкой заявила она, будто и не было никакого волнения.
  - Я никогда не остаюсь в долгу. Неужели вы сомневались? - парировал граф уже на аркадийском.
   Петроний достаточно хорошо знал аркадийский. Отец заставил выучить, ещё когда он помогал ему в делах.
  - Не будь он вашим братом, я не посмела бы усомнится, - принцесса ответила на родном языке, - Герой, обезглавивший самого Модеста, едва ли уступит трусу, который провоевал столько лет и не снискал ни награды ни славы. Не удивлюсь, если он прятался в кустах. Я опасаюсь иного. Вы, как безусловно благородный человек, попытаетесь проявить милосердие к брату. Но поверьте, Маурий прежде всего бесчестный человек, который из зависти не побрезгует пролить родную кровь. Пообещайте мне, что будете безжалостны! - с улыбкой попросила она.
   Гортензий с удовольствием пообещал. Они продолжили разговор. Петроний больше не вслушивался в эту пафосную идиллию, отойдя подальше. И так все ясно. Ведьма знает, как обращаться с демонами. Другое дело, тому это вряд ли поможет. Граф от почестей так зазнался, что потерял чувство реальности.
   При должной сноровке с полуторным мечом и кинжалом победить вооруженного двуручным мечом противника вполне реально. Но когда противник шире почти вдвое, выше на полголовы, а этим самым двуручным мечом махал в несколько раз дольше, чем ты в принципе в руках оружие держал, это самоубийство. Даже для демона. Тело то у него человеческое, причем не самое крепкое. Как минимум, не ровня брату.
   Чтобы не твердила Айрин, Маурий опытный воин. Всю хамонскую войну прошел, до этого брал Таир. То, что он выжил, уже о чем-то говорит и плевать на награды. Они достаются хитрецам, а не героям. Если бы граф выбрал полуторный меч и кинжал как общее условие, мог бы еще попытаться взять большей сноровкой в непривычном для противника виде фехтования. Теперь его попросту разрубят к демонам. К ним ему и дорога...
   Эрика пришла вовремя. Весьма редкий случай. Она и отвлекла Гверидиола от воркования с Айрин. Они вошли в зал, где уже заждались Маурий и Гамидий. Императрица тянуть не собиралась и после приветствия дала слово Маурию, дабы тот выказал претензии.
  - Тебя стоило утопить как выродка еще в младенчестве. Отец проявил милосердие. Тебя стоило прикончить как морального урода еще шесть лет назад. Матушка упросила проявить милосердие. Перечислить все причины, по которым ты заслужил смерть займет слишком много времени. Будем считать, мне достаточно твоего отречения и оскорблений в сторону рода, - зло процедил Маурий.
  - Итак, Гортензий. Есть что сказать в оправдание? - с иронией спросила Императрица.
   Тот кивнул и бросил взгляд на противника.
  - Маурий, четырнадцать лет назад ты заявил, скорее Бездна разверзнется, чем род будет гордиться выродком. Помнишь, что я ответил? - тихо но вкрадчиво спросил он, глядя в глаза брату.
  "Ты бы еще Первое Пришествие вспомнил",- про себя вознегодовал Петроний, изумляясь злопамятности графа, - "Точно демон. Другое дело, сегодня ты отправишься домой. В Бездну"
  - К чему эти сопли? Думаешь, я пожалею тебя? - огрызнулся Маурий.
  - Ладно, напомню. Я поклялся, ты увидишь как это случится, а потом - умрешь. Тебе было смешно. А я не шутил, - он улыбнулся, - Рад, что ты сам пришел. Увидел? Теперь пришло время умереть. Хватит болтовни. Начнем, - поставил перед фактом Гверидиол, бросив взгляд на Эрику.
  "На сей раз никакой пафос тебя не спасет", - про себя злорадствовал Петроний.
   Эрика объявила начала поединка. Маурий с размаху рубанул, граф парировал удар своим куда более легким мечом, но ожидаемо не выдержав напора опустил его. Если бы Гверидиол резко не ушел в сторону, поединок бы закончился. Хотя, он все равно закончился... Гортензий всадил в горло противника кинжал. Маурий захрипел, выронил меч, ухватился за горло и с грохотом упал.
  "Точно демон...", - изумился Петроний, в который раз укорив себя за беспечность. Сколько раз он недооценивал демона? Почти всегда. Пора заканчивать с этой дурной привычкой...
   До Петрония вдруг дошло, демон знал, что делал. Граф не собирался отбивать удар, нарочно опустив меч, чем с ходу загнал противника в ловушку. В чем демону не откажешь, так это в уме и умении просчитывать на несколько шагов вперед. Причем, всё выглядит красиво. Победил на честном поединке заведомо более сильного противника. В самом начале и одним ударом. Первая кровь стала последней. Выдающийся фехтовальщик, ни дать ни взять. На деле - жест убийцы.
   Петроний подошел к мертвецу. Гортензий так и стоял на месте, почему-то закрыв глаза.
  - Итак, граф Гортензий Гверидиол победил в честном поединке. Свидетели, вы согласны? - Эрика окинула всех взглядом.
  - Да, - бросил Петроний| про себя добавив, - "Демонов можно победить только их оружием..."
   Гамидий поднял налившиеся кровью глаза.
  - Будь проклят тот миг, когда я послушал твою мать и не утопил тебя, - прорычал он, стиснув кулаки.
   Петроний глянул на встрепенувшегося Гортензия. Зрачки его расширились от злости, и серые глаза теперь казались черными.
  - А вот и надо было утопить. Почему не утопил? - спокойно, но при этом издевательски вопрошал граф.
   Гамидий вытаращил глаза на графа, не находя, что ответить. Тот продолжил.
  - Давай, расскажи. Ну же, почему? Чего молчишь? Что ж ты не утопил урода? Духу не хватило? На бабские сопли повелся? Утопить струсил, еще и признать это духу не хватает? Если так, то ты трус и слабак вдвойне, - насмешливо процедил граф.
   Императрица молча наблюдала. Гамидий будто застыл, не находя слов. Петроний сам был в недоумении. Что за бред тот несет? Гверидиол продолжил:
  - В этом, - он указал на мертвого брата, - виноват один человек. Ты. Получай, что заслужил. Маурий всего лишь подражал своему трусливому отцу. Я ему обещал за это смерть. Слово свое сдержал, - он зло улыбнулся, - Получай свой долг...
  - Довольно, - бросил Петроний, шагнув к графу, но тот лишь отмахнулся.
  - Нет, не довольно. Утопить у него духу не хватило, удавить по тихому - тоже. Надо же любимой супруге игрушку оставить. Зато издеваться ничто не мешало. Пришла моя очередь...
  - Да кто издевался над тобой, ублюдок? Пальцем не прикоснулись! - зло заорал Гамидий.
   Повисло молчание. Петроний уже не рискуя вмешиваться бросил взгляд на Императрицу, надеясь, что она прекратит это безумие. Но Эрика с невозмутимой ухмылкой наблюдала за происходящим. Тем временем, граф направился к отцу, по пути будто нарочно переступив через мертвого брата.
  - Не издевался? - он подошел к нему совсем близко и тихо, но крайне зловеще продолжил, - Ах, пальцем не прикоснулись. Да лучше б ты бил, чем при любом поводе твердил, как зря не утопил выродка. Утопить струсил, зато глумиться над тем, кто ничем ответить не может, много смелости не надо. Я хотел отдать долг золотом. Ты не взял. Пришлось отдать кровью. Живи и мучайся, зная, что ты во всем виноват. Мог утопить, все бы сложилось иначе. Но.., - в этот момент граф вдруг замолчал, потому что Гамидий с грохотом свалился на пол.
   Воцарилась тишина. Гортензий уставился на валяющегося отца. Первой встрепенулась Эрика. Она подошла к Гамидию, присела, пощупала шею.
  - Мертв. Удар хватил, наверное, - встав, будничным тоном бросила она.
  - И здесь он струсил. В Бездну смылся, - безразлично произнес Гортензий.
  - Хочешь, вернем? - с улыбкой спросила Эрика, подмигнув.
  "Демоны еще и глумятся", - изумился Петроний.
  - Не стоит. В Бездну былое, - тихо ответил граф.
  "Глумятся ли?", - вдруг усомнился он, осознав, что Гортензий ответил серьезно.
   Снова повисло молчание. Петроний глянул на мертвого Гамидия. Потом на Маурия, из чьего горла уже натекла лужа крови. Следом - на ухмыляющуюся Императрицу и безразличного Гверидиола. В какой-то момент стало жутко. Захотелось прочесть молитву, но Эрика отвлекла, предложив объявить о конце поединка...
  ****
   Петроний в сопровождении гвардейцев возвращался из приюта для убогих. От имени короны им была организована раздача каши для голодающих. Проезжая мимо рынка, он услышал проповедь и решил остановиться поодаль, чтобы понаблюдать за происходящим. Наверняка, проповедник недавно в столице.
   - ...Но прежде, чем окутает Миорию тьма, явится Мессия - будет течь в нем кровь Посланников Мироздания. Мессия, живущий по священным заповедям и далекий от греховных помыслов в своем смирении зло низвергнет добром, ненависть развеет любовью, корысть и стяжательство повергнет милосердием. Проклятый в бессилии возвратится в Бездну и воцариться Свет! - вещал бедно одетый старик посреди рынка.
   Вокруг проповедника обступило три человека - две старухи и голодранец мальчишка. Люди только замедляли ход, иногда поворачивали голову, но вскоре отворачивались и ускорялись. Знают, что ежели стоять, можно огрести, а то и в темницу попасть.
   Стражники в своем рвении старались сверх меры, побивая не только проповедников, но и всех, кто слушал. Дорожат местом, без сомнения теплым. Работы нынче в столице немного, платят жалкие медяки, а стражникам Императрица повысила жалование. Те и стараются, тем более, поймать проповедника или юродивого всяко проще, чем вора или бандита. По сути, стараниями Эрики, стража теперь выполняла обязанности инквизиции.
   Петронию опасаться было нечего. Ему стражники ничего не скажут. Напротив, как увидят, будут стараться особенно хорошо выполнять приказ Императрицы: Не допускать проповедей на улицах, возмутителей порядка и сочувствующих отправлять в темницу, потом на каторгу, а всех зевак разгонять.
  - Ждите и живите в добродетели, ибо лишь не познав грех..., - в этот момент проповедь таки прервали.
   Старик успел только возвестить о пророчестве, как набежало, наверное, с десяток стражников. Трое свалили его и отвесили пинков. Мальчишка убежал, а вот старухи взялись за символы Мироздания и принялись причитать. Начали останавливаться зеваки, узнать, что стряслось.
  - Расходимся, чего встали! Лживые проповеди запрещены законом! Для молитв есть алтари и храмы! - обратился к толпе подбежавший в числе последних бородатый коренастый стражник.
  - Шевелитесь, а то с ним в темницу потопаете! - вторил ему тощий юнец в болтающихся доспехах.
   Люди поняли в чем дело и потопали от греха подальше. Стражник, похоже десятник, заметив Петрония, переменился в лице и велел скрутить медленно идущих прочь причитающих старух. Те ведь сочувствующие. Петроний, понимая, это уже слишком, припустил коня к ним. Впрочем, стражник сам уже направился к нему. Остальные тоже обратили взор и тут же преклонили головы.
  - Ваша Светлость, мое почтение, - рыжий здоровяк с красным лицом преклонил голову, - Вот, поймали возмутителей порядка.
  - Назовись?- велел Петроний.
  - Десятник восьмой сотни Жак, Ваша Светлость, - отчитался тот.
  - Жак, старух отпусти. И так всю темницу бесполезным сбродом забили. Чего они там навредят? Только харчи казенные переведут. Положено на каторгу гнать, эти не дойдут, в темнице сдохнут. Дрова на погребение со своего жалования покупать будешь? - сурово отчитал его Петроний.
  - Простите, Ваша Светлость. Просто был приказ, вот я и это... Впредь не повториться, - оправдывался стражник.
  - Вот вот, нечего темницу забивать не пойми кем. Нам тут в столице мор не нужен. Свободен, - отмахнулся Петроний.
   Увы, по-другому помочь людям он никак не мог. За ним могут следить, а он якобы обратился к демонской истине Ее Величества. Если по такому мотиву помиловать человека, Императрица поймет и даже одобрит. Но попробуй скажи, что бедным старухам и так жить немного осталось... То, что сам факт издевательств над несчастными обманутыми людьми его возмущает, об этом говорить вовсе нельзя. Толку все равно не будет, а демонов можно повергнуть только их оружием - хитростью и лицемерием.
   Петроний считал, пророчество Обители истинно лишь в первой части. На счет Мессии, они во многом ошибаются. Не зря обратившийся к службе Проклятому Тадеус тайно поддерживал Обитель. Ему было выгодно, чтобы чтящие Мироздание праведники не оказывали сопротивления. Но маг, несмотря на свою хитрость, проиграл демону, который в своем презрении к Свету не готов мириться даже с каплей истины. Воины Света ближе к истине, ибо понимают, нельзя повергнуть демона одними любовью и милосердием. Однако и они обречены. Нельзя повергнуть демонов одной лишь силой, ведь их главное оружие это хитрость и лицемерие.
   Если и дано кому спасти Миорию от Пришествия Проклятого, так это ему. Неслучайно его друг, а теперь и будущая супруга - демоны. Оба пытались завладеть его душей, но не смогли. В его жилах тоже течет кровь Посланников Мироздания. Ведь именно от них пошли все маги.
   "В смирении я буду взирать на тьму, дабы в судный час обратить в Бездну демонов и воцарился Свет", - подумал он и на душе стало спокойно.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"