Аннотация: Печь, высотой в два роста человека, вольготно расположилась в середине дома и подпирала крышу, словно широкая четырехугольная колонна.
Мой прадед Николай Егорович, контуженный еще в Первую Мировую, воевавший в Гражданскую красным партизаном, к началу Великой Отечественной был уже совсем больным, и умер в 1942 году.
Его старшие дети - дочь военфельдшер и сын артиллерист - с первых месяцев войны находились на фронте. Средняя дочь, учащаяся ФЗУ, совсем молоденькой встала у тяжелого станка на заводе. Так моя прабабка Наталья Харитоновна осталась одна с младшей дочерью на руках в старом доме, построенном прадедом своими руками.
Дом Николай построил на родине моей прабабки в деревне под Оренбургом. Откуда родом был сам мой прадед, никому он о том не сказал. Однако дом он построил по-особому, никто в тех краях так не строил.
Земляным полом здесь никого не удивишь. И стены, как стены, и крыша, как крыша... Но строить дом прадед начинал с кладки печи. Огромных размеров на каменном основании росла печка ввысь, тщательно укрываемая от дождей навесом из досок. Вся деревня сбегалась посмотреть на чудачество контуженного Николая. Наталью сердобольные бабки даже жалели - мало того, что сирота, с детства в батраках горбилась, так теперь у неё муж непутевый оказался.
Печь, высотой в два роста человека, вольготно расположилась в середине дома и подпирала крышу, словно широкая четырехугольная колонна. Стены шли вокруг этой колонны. Тепло печи сохранялось надолго, пироги и каши в ней получались пышные и душистые. Наверное, поэтому деревенские бабки сменили гнев на милость, и Николай стал своим в деревне.
Внешность у прадеда тоже была примечательная - монгольские скулы, узкие глаза, и при этом светлые, почти белые волосы, глаза небесно-голубого цвета. "Он или с юга, или с севера", - авторитетно говорили старожилы.
Когда Николай Егорович умер, его хоронили всей деревней. Много в деревенских домах осталось сделанного моим прадедом - он был знатным плотником и столяром, и всегда брался за работу, если просили. И печи в деревне перекладывал. Правда, сколько ни просили его деревенские, и даже люди из других мест приезжали, чтобы он выложил им печь такую, как у себя, отказывался Николай, обычные печи ставил.
Тяжело пришлось Наталье одной с подрастающей девочкой на руках. Ждала она писем с фронта от старших детей, ждала весточек из города от средней дочери, болело за них сердце. Кормилась Наталья с огорода, корова еще при муже померла. Но раньше Николаю всегда за работу деревенские то молока, то яйца, то мяса приносили. А теперь и мужа не было, и всем трудно стало, женщины, старики и даже дети старались фронту помочь, о себе не думая.
Когда совсем тоскливо стало Наталье, положила она свои натруженные руки с выступающими суставами на стол, уткнулась в руки лицом и зарыдала. Испуганная дочка кинулась к матери, пытаясь укрыть своим телом. "Мама, мама, у нас еще картоха осталась, в печке теплая стоит. Мама, мама, не надо, я сейчас на стол ее." Девочка, оглядываясь на мать, уже сняла заслонку с устья, уже схватила ухват, подтянула чугунок к себе. На шестке же сняла с чугунка крышку и ахнула. Вместо привычных желтых кругляшей картошки в чугунке исходила маслом каша с мясом. А в горниле виднелись еще какие-то горшки. "Мама! " - испугалась дочь.
Так каждый день кормила печь Наталью и ее дочку. Стали они и деревенским помогать, говорили тем, мол, средненькая из города присылает. Сначала не верили, но еды было много и взять ее мать с дочерью не могли больше нигде. "Дай Бог здоровья вашей Верке! " - еще издалека стали привечать Наталью.
После войны Наталья Харитоновна осталась в доме жить одна. Дети кто где осели по всему Союзу. Но на день рождения матери приезжали, рассаживались вдоль печи за широким столом и угощались всем, что печка пошлет.
Сначала о том, как они выжили в войну, Наталья рассказала Вере, средненькой. Та в очередной приезд удивилась, за что же деревенские от всей души благодарят ее. Потом уже и старшим рассказали. Дети Наталье долго не верили - тяжелые дни кончились, и печь как до войны готовила только то, что в нее ставили. Но на день рожденья Натальи Харитоновны в печи опять нашли угощения. И так повторялось каждый год до кончины моей прабабки.
Я прабабушку помню смутно, она умерла, когда я еще в детский сад ходила. Помню ее добрые глаза и мягкие сморщенные руки. Помню ее колыбельную. Моченные яблоки на маленьком телевизоре, а перед экраном - лупа. Большая корзина маленьких пирожков, стоящая в сенях и прикрытая белой салфеткой...
Дом со временем совсем обветшал, обвалился. Только печная колонна торчала посреди руин. Никто из моих родственников больше никогда не приезжал в деревню, которая и сама почти опустела.
А несколько лет назад я получила е-мейл от своего троюродного брата Георгия, которого никогда не видела и который в свое время нашел меня через интернет. Он писал, что занимаясь генеалогическими изысканиями съездил в ту самую деревню под Оренбургом. Нашел место разрушенного "родового гнезда", решил строить на этом месте новый дом. Для начала привез бригаду для разборки руин. Дело шло споро, пока не дошло до странной колонны, напоминающей печку.
Колонну пытались снести при помощи кувалды. Печь не поддавалась. Пытались сдернуть ее трактором. Ничего не получилось. Пригнали экскаватор с клин-бабой. Под многочисленными целенаправленными ударами печка не устояла и стала обрушиваться. И тут раздался протяжный крик погибающего живого существа. Этот крик перекрыл все звуки - голоса копошащихся людей, шум работающего механизма... Все застыли от ужаса. Никто не понимал, откуда этот крик. К счастью, крик продолжался недолго. После него люди еще какое-то время боялись пошевелиться.
Георгий свернул все работы по строительству задуманного дома. Долго не мог прийти в себя. Всё вспоминал, как однажды в его детстве бабушка под видом сказки рассказала историю печки, построенную контуженным Николаем. Георгий не мог поверить, что эта сказка не просто фантазия. Хотя нечеловеческий крик до сих пор не уходит из его памяти, как бы ему того не хотелось.
После этого письма Георгий перестал отвечать на мои е-мейлы. Надеюсь, у него просто пропал интерес к генеалогическим изысканиям и в остальном с ним всё хорошо. Хочу в это верить.