Вспоминая тот день в офисе, когда начальница потеряла бумагу, обвинила во всем Вику, наорала на неё и потребовала извинений, Вика испытывала такое унижение, что дыхание замирало. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой ничтожной. Она пыталась оправдаться и найти хоть какой-то выход. Всё было бесполезно. Слезы набухли в глазах, голос не слушался, руки дрожали. Половина офиса смотрела на неё с сочувствием, другая половина - насмешливо. Анна Викторовна вопила, что не может её больше видеть и бесконечно повторяла: "Полная идиотка! Полная идиотка!" Вике казалось, что начальница испытывала настоящее удовольствие, в то время как она сама пылала от обиды. Кадровик в тот же день велела ей написать заявление.
Вику выгнали (это, кажется, уже стало закономерностью), хотя она была совершенно не виновата в произошедшем. Не потеря работы была ужасной (Вика была счастлива покинуть печальное заведение, а заодно и рабовладелицу в синем костюме). Страшно было, что уволили её одним днем и не заплатили положенных денег. Ни копейки. Что могло быть хуже для человека, который ел два огурца в день, и кофе считал полдником? Уж не говоря про то, что все две недели она тратилась на транспорт, ежедневно мыла голову, старалась? На душе тяжелым камнем повис страх. Где раздобыть денег? Где найти работу? Как избавиться от пытки тревогой и одиночеством?
Понуро опустив голову, Вика брела домой: опустошенная, раздавленная, убитая. Сколько ещё она сможет занимать у Ольги? На асфальте лежали листья: бурые, зеленые, жёлтые. Тоска, съедавшая её две недели назад, навалилась с новой силой. Ей никогда (никогда!) не выбраться из бездны! Навстречу попался высокий парень, он на ходу жевал чебурек и восхитительный запах распространялся, кажется, на всю улицу. Вика несколько секунд пристально смотрела на его рот, пока не опомнилась и не приказала себе отвести взгляд. Потом она непроизвольно заметила девочку с грушей. "Прекрати!" - рассердилась сама на себя и уставилась в высь, не разрешая слезам брызнуть из глаз. Рваные белые облака старались закрыть небо, оно, сопротивляясь, несмело проглядывало сквозь маленькие щёлочки.
"Тебе надо всего лишь выжить, - мысленно сказала Вика самой себе. - Нет суперзадачи быть успешной. Или счастливой. Весёлой, юморной, первой, беспечной. Просто выжить. Прожить сегодняшний день и завтрашний. Больше ничего. Только существовать. Сейчас ты дойдешь до дома, ляжешь в кровать и будешь лежать. Больше ничего".
Вика повернула за угол и очутилась на узкой улице. Мальчик лет трех шел с мамой и старшей сестрой, видимо, из детского сада. На нем была цветастая тоненькая шапочка и зелёная курточка, коричневые вельветовые штанишки ловко заправлены в резиновые сапоги. Женщина с девочкой прошли вперед, а малыш остановился у бордюра и радостно завизжал, глядя на маленькую лужу. С восторгом опустил в неё ногу. Вода не закрыла и сантиметра подошвы - такой неглубокий собрался водостой. Это не уменьшило счастья проказника, от удовольствия он завизжал снова, раскрыл пошире глаза, опустил вторую ногу, потоптался и побежал догонять родных. Вика вздрогнула.
У неё никогда не будет такого малыша. Не будет детской коляски, мокрых пеленок, заливистого смеха, уютного счастья. В прежние, канувшие в прошлое дни, жизнь была полна и разнообразна. У юной Вики было множество приятных хлопот: тусовки, учеба, парни, машины. Теперь же течение жизни удивительно упростилась. Теперь важно было только иметь достаточно пищи, чтобы не умереть с голоду, да крышу над головой, которая не слишком бы сильно протекала.
Да, ещё тепла очень хотелось. Лето закончилось, березы пожелтели, высокая трава побурела. Клены и вишни стояли красные, на смородиновых кустах листья свернулись в серо-зеленую массу. Ночи стали ледяными, а дни всё больше ветреными и промозглыми. Вика с содроганием думала: "если в этом году она так мерзла в жару, что же будет зимой?" Зачем спрашивается, она возилась с печью, если до скончания веков ей не раздобыть дров? Может быть, пока не выпал снег, надо начать таскать вязанки из леса?
Назавтра она как раз всерьез раздумывала над проблемой самостоятельной заготовки дров, когда весёлый голос подруги ворвался с телефонным звонком и предложил помощь. Нет, не дрова носить - одолжить. Вика не смогла устоять и согласилась с настойчивыми требованиями Оли. Даже не проси Ольга напористо, Вика взяла бы деньги. Она и так уже заняла семь тысяч, когда меняла фамилию. Теперь же добавила к займу ещё четыре, в полной мере осознавая, что значит быть в долгах, как в шелках. Вечером Ольга приехала с гостинцами и терпеливо выслушала Викино слезливое негодование по поводу нечестных работодателей и злобных начальниц. Они шептались до полуночи, и, как Вике не хотелось произнести имя Ярослава, она смогла сдержаться.
Третьего октября она получила паспорт, который превратил её заново в Белову. Настроение не поднялось. Какая разница Белова или Выгорская, если нет прописки и работы нет? Она написала в интернете объявления, что может рисовать портреты, рекламные буклеты, иллюстрации, но звонков не последовало. Поиск работы все-таки оставался самой насущной проблемой.
После позорного ухода собраться было очень сложно. Каждый день Вика стояла перед зеркалом, принуждая себя расправить плечи. На глаза набегали слёзы, но она не позволяла им пролиться. Будь она проклята, если сдастся!
Она ходила на собеседования, механически отвечала на письма, как сомнамбула говорила по телефону, хотя и старалась вложить в голос уверенность и оптимизм. Приклеивала улыбку, делала умное лицо, согласно кивала и рассказывала о навыках - теперь ведь у неё был опыт работы. Впрочем, какие нужны навыки, чтобы быть секретарем? Симпатичная мордашка - чтобы не отпугнуть клиента, уши и язык - чтобы на телефон ответить, пальцы - чтобы электронную почту проверить. Даже второклашка справился бы с таким. Были бы начальники адекватными, не орали бы по любому поводу - дела бы шли проворнее и легче.
Вика мучилась: сколько ещё пройдет времени, прежде чем она устроится куда бы то ни было? Заплатят ли ей на этот раз?
Странно, хотя у неё почти и не было надежды, сейчас с поиском работы повезло быстрее. Минуло всего несколько дней, и она опять занимала должность секретаря в одном из филиалов крупного автомобильного холдинга. Была той девочкой, которая приветливо улыбалась и здоровалась с каждым вошедшим в двери. Работы Вика не боялась, страшилась только злобных руководителей. Она старалась держаться уверенной, но снова вливаться в коллектив, видеть пренебрежительные взгляды старых работников, слышать "новенькая" было неприятно. Она и так чувствовала себя обезьянкой, сидящей в клетке на входе в зоопарк.
К счастью, здесь Вика адаптировалась быстрее. Ребята в новой конторе были не такие уж и страшные, наоборот, весёлые и дружные. Марина, с которой Вика работала в паре, все объясняла "от" и "до". Да, стиль руководства тоже был авторитарным: менеджеры выстраивались по струночке, стоило директору выйти в торговый зал, не терпелось никаких возражений, с работы пораньше никого не отпускали, не разрешалось принимать решения, бумага не подписывалась, пока не доходила до самого верха. Это было плохо: напоминало прежний офис, но к счастью, её непосредственная начальница была молодой и адекватной.
Хоть зарплату обещали мизерную, Вика была счастлива, когда впервые получила её. Наконец-то! Её первый самостоятельный заработок! Она уже и не рассчитывала на него! Теперь она могла регулярно кушать, купить дрова, мыло, порошок и ещё кучу всего!
Вика вернула Ольге часть денег. Как ни торопилась она расквитаться с долгом, не могла это сделать в одночасье. Полученное она разложила по маленьким кучкам: на отопление, транспорт, питание. Жизнь была прекрасной! Она заработала первую зарплату! Ура! На радостях поддалась на Ольгины уговоры пойти со школьными подружками в кафе.
Зря она это сделала.
Повсюду её встречали блестящие от любопытства глаза.
Все судачили о ней, Вика это понимала. Казалось, она стала самым занимательным предметом разговоров. Не только друзья, одноклассники, бывшие однокурсники обсуждали её, но и, она чувствовала это спиной, их родственники, знакомые и другие люди, которых она вообще не знала. Одни толковали, другие слушали с любопытством. Множество девчат, парней, женщин и мужчин, самых равнодушных и недалеких, не пропускали случая полюбопытствовать.
Каждая реплика "что с тобой?", "что произошло?", "почему такая грустная?" "всё нормально?" пронзала сердце и отдавалась болью в горле. Голос превратился в скрипучее колесо. Она старательно отвечала на вопросы о работе, житье-бытье, чувствуя, как грудь разрывается от боли.
Из девчачьего круга выделились сочувствующие, которые не пропустили случая пожалеть её и тем самым убить двух зайцев: узнать подробности и посыпать солью раны. Некоторые говорили с жаром, осуждая её бывшего мужа, другие украдкой крутили пальцем у виска, виня во всем её саму. Вике хотелось забиться в уголок не покидать его никогда. Она и не представляла, как жестоки друзья. Хорошо, что она жила теперь далеко. Может быть, это и правильно, что он оставил её ни с чем.
Вика сгорала от стыда! Она стыдилась своей бедности, стыдилась, что вынуждена всячески изворачиваться, жить в нужде и работать. Пока девчонки трещали, обсуждая сумочки, ребят и прошедшие каникулы, Вика сидела тихо и размышляла о том, что её ждет работа, вода в колодце, стирка в корыте. Она стала слишком далека от студенчества и беззаботности.
Она смотрела на подружек и думала: "Не зря говорят: щебечут, как птицы". Разговор был настолько радостным, чирикающим, что напоминал весеннюю суету желтопузых синиц. Ей уже никогда не быть такой: не шелестеть беззаботно, не мечтать о парнях - принцах. Не думать, что в её жизни все возможно. Не получать деньги на карманные расходы от родителей, просто потому, что ты родная дочь и тебя безраздельно любят, лелеют. Ей никогда не быть прежней. Принца своего она уже встретила. Замок построила.
Кстати, замок, был стар и дряхл. "Но у многих и того не имелось", - строго напомнила себе Вика. Ей повезло, что у неё было жилище. Как Ольга разведала у Андрея, Ярослав предполагал, что она будет жить у кого-нибудь из друзей. Он планировал оставить её на улице. Вику передернуло. Почему после всего того, что он сотворил с ней, она сразу не стала его ненавидеть? Почему при каждом удобном случае, сердце вспыхивало надеждой? Вика закрыла глаза. Что он интересно сейчас делал?
Может быть он извиниться? Не оттого, что чувствует себя виноватым. Нет. Просто для того, чтобы она могла отпустить свою боль и жить дальше.
- Хочешь уехать? - нагнулась к ней Ольга, Вика подняла веки и кивнула. Ей здесь было не место.
Пока Денис вёз их по ночному шоссе, Вика перебирала в голове сегодняшние разговоры и вопросы. Ко всем горестям вечера прибавились потраченные на кофе семьсот двадцать рублей, о которых она ужасно пожалела, когда пришлось расплачиваться. Бедность и вынужденное скупердяйство причиняли ей стыд. Впрочем, что она могла поделать?
Мелькали за окном огни, проносились дома, мосты, перекрестки. Денис накрыл Ольгину ладонь рукой, и она улыбнулась ему. Из динамиков лилась медленная музыка, чей-то знакомый голос пел: "Ты первый, кто меня с небес столкнул на скалы. Видишь, что со мною стало? Выжила, но пуста...". Вика отвернулась, чувствуя, как медленно по щеке скатилась холодная капля.
"Выжить, - напомнила она себе, - ты просто должна выжить".
На первый заработок, сразу после выплаты половины долга Ольге и злополучного посещения кафе, Вика купила дров. Наконец-то она могла немного согреться! Когда в первый раз она посмотрела, сколько стоят березовые поленья, её чуть Кондратий не хватил. Кубометр дров от полутора до двух с половиной тысяч! Это просто неслыханно! "Кубометра хватит дней на шесть? - спросила она себя, - может быть восемь?" Это пять с половиной тысяч в месяц на отопление!
Ещё шесть тысяч съедал транспорт. Вика принялась ходить пешком вместо езды на троллейбусе, но от электрички отказаться не могла. Если на своей станции она тайными ходами запрыгивала на платформу, то на вокзале у неё такой возможности не было. Да и скакать в юбке было нереально. Пришлось купить проездной - две с половиной тысячи. Как она не экономила, на еду уходило пять тысяч в месяц. Постоянными гостями на столе стали овсянка на воде и макароны. Сладости не покупала ни в каком виде. Безумно скучала по фруктам и овощам, но позволяла себе не больше яблока в день.
На декоративную косметику не тратилась, но без шампуня ведь не останешься? Она даже подумала подстричь волосы - как-то читала, что на короткие уходит гораздо меньше моющего средства. Но решиться на это было выше её сил. Просто купила наидешевейший шампунь и ополаскиватель. Воду Вика носила из колодца, для мытья головы она подходила прекрасно - локоны блестели и легко расчесывались. Мыло, порошок - стирка проходила вручную. С содроганием Вика представляла, что ей никогда не вернуть всего, что она у Ольги заняла. А ещё надо было платить за свет, хотелось деньги на телефон положить. Про походы по магазинам, покупку одежды, красок - даже не мечтала. Как она могла быть такой расточительной прежде? Её белье стоило порой раза в четыре больше, чем нынешняя зарплата. Не дай Бог заболеть - денег на лекарства не было. А ей просто необходимо было купить новую обувь. Высоченные каблуки, которые она так любила, подходили только для машины. В электричках, где приходилось стоять по сорок минут, на скользких дорогах и заледенелых улицах они превратились в орудие пытки.
Надвигалась зима: приближалась неумолимо, как тяжелые снежные тучи, как северный ветер. Дни стали короткими, а ночи бесконечными. Вика затемно выходила из дома и брела до станции под проливным дождем, пронизывающим ветром или холодным листопадом. Она всё ждала, когда же сонное отупение покинет её, случится чудо, и она превратится в прежнюю, самоуверенную Вику.
Этого не происходило. Наоборот, общая нервозность только повергала в омут отчаяния. Конец года был ознаменован падением курса рубля, ожиданиями дефолта, лихорадочными попытками горожан скупить всё что можно и нельзя, ростом напряжения: люди на улицах и в транспорте превратились во взрывоопасных монстров. Вику не отпускало беспокойство, хотя на работе она, кажется, была на хорошем счету.
Если изначально её приняли на ставку секретаря, то уже в ноябре - повысили. В первые дни в её задачи входило встречать покупателей в салоне (здесь их называли - гости), улыбаться, здороваться и отвечать на телефонные звонки. Наипростейшая скучная работа, но именно за неё платили деньги, поэтому Вика не снимала улыбку с лица никогда. Она оставалась неизменно приветливой, дружелюбной и старалась решать все проблемы, с которыми могли столкнуться клиенты. Её новой начальнице Пудовкиной Наталье Николаевне, главному офис-менеджеру (что за смешное название должности?!), это, видимо, понравилось, и уже через месяц она порекомендовала её в приемную директора, когда с его секретарем вышел то ли конфликт, то ли недопонимание, о котором все шушукались по закоулкам, но обсуждать не разрешалось. Вика и знать не хотела, что произошло. Ей до чертиков надоели сплетни.
На новом месте работа была ещё проще. По прошлому опыту Вика знала, что самое главное - это слушать руководителя, соглашаться, немедленно исполнять и соблюдать субординацию.
Её шеф, Игорь Евгеньевич Кох, был высок, худ и нескладен. Обладал грозным взглядом, но не был лишен чувства юмора и толики доброты. Он неизменно звал её Викулей, засыпал работой, просил прийти пораньше, а уйти попозже. Однако хвалил за хорошо проделанную работу, отдавал понятные распоряжения и, что самое главное, ни разу не наорал и не задержал зарплату. Вика это очень ценила, поэтому с готовностью исполняла все поручения.
В середине месяца в салоне стали поговаривать о сокращениях и о снижении расходов на персонал. Вика стала экономить на отоплении и уменьшила вечерние порции, откладывая немного денег про запас.
Семнадцатого ноября выпал снег, белый покров спрятал грязь и вроде бы создал впечатление обновления. Вот только в душе и мозгах Вики ничего не изменилось. "Что нужно тебе для счастья?" - спрашивала она себя и не хотела слышать ответ. Апатия накрыла сонным одеялом, замедлила движения. Приближался новый год и Викино двадцатилетие. Она ничего от них не ждала. Ела, спала, ходила на работу. Очень редко рисовала.
"Выжить". Неужели одно единственное слово превратилось в девиз всей жизни?
День Викиного двадцатилетия приходился на вторник. Кроме общей паршивости, она могла вспомнить о нём только спазмы в животе, которые мучили её и в офисе, и в пути, и дома. Месячные. Вечером приехала Ольга, они вставили в допотопный видеомагнитофон "Служебный роман". Завернулись в пледы и одеяла, пригрелись у печки. Пили горячее какао и откусывали колбасный сыр прямо от одного куска.
А потом случилась корпоративная вечеринка. И всё стало еще хуже.
Вика бы с удовольствием пропустила это мероприятие, но оно было бесчеловечной "обязаловкой". Тащиться куда-то после работы, улыбаться, веселиться, пить шампанское, наряжаться - Вика совсем не хотела. А потом ещё возвращаться домой ночью, озираясь в страхе встретить каких-нибудь проходимцев, пряча колени и щёки от укусов мороза. Что могло быть отвратительнее? Кроме того, праздник должен был состояться тридцатого декабря, а тридцать первого предстоял трудовой день. Конечно, это бесило! Но работа была работой. Она была нужна Вике неимоверно: регулярная зарплата давала возможность не пойти по миру, поэтому Вика прикусила язык и засунула приглашение в сумочку.
Собираясь и настраивая себя, Вика решила, что не задержится дольше обязательной официальной части, если, конечно, не возникнет веских на то оснований. "Многообещающего флирта, например", - усмехнулась сама над собой и фыркнула. Ребята из салона обращали на неё внимание, Вика это видела, но до сих пор ни один ей не приглянулся. Сердце безмолвствовало.
Вика вздохнула и натянула платье. Оно было из старых запасов. Помнится, когда купила его - понравился глубокий вырез. Потом, правда, одела всего раз, так как черный цвет казался слишком мрачным для веселых дозамужних тусовок. Гладкий бархат подчеркивал талию, облегал бедра и нежно струился до колен. Маленькие рукавчики прикрывали плечи. Пройма очень красиво обрисовывала грудь, открывая ее почти до сосочков. Сейчас это казалось некоторым перегибом, но другого варианта не было. Из всех нарядов только это платье более-менее подходило: цвет, длина, закрытые плечи. Она сумеет поставить на место нахалов, посмевших разглядывать её декольте.
Чтобы отвлечь внимание от груди, Вика украсила пробор стеклянной капелькой насыщенного синего цвета, делающий её похожей на восточную принцессу, ярко накрасила глаза и пробежалась блеском по губам. Убрала волосы в изысканный узел, расчесав их на прямой пробор. Что ж, получилось очень мило. Она прекрасна, но холодна и одинока, подобно Памиру.
Вечеринка проходила в огромном пространстве бывшего игорного клуба, а ныне - развлекательном комплексе в самом центре города. На роскошном банкете - наглядном символе демонстрации могущества и успеха компании - присутствовали работники из всех салонов. Вика подумала, что все здесь устроено намеренно, чтобы показать работникам и гостям, что ни топающий по стране кризис, ни западные санкции не страшны крепкому бизнесу.
Зал был оформлен красиво, но на вкус Вики вычурно.
С блеском и роскошью убранства соперничали ослепительные драгоценности бухгалтеров, вечерние платья консультанток, профессиональные улыбки продажников и безупречные костюмы руководителей. Смех и разговор не прерывался, даже когда работники замирали, позируя фотографам.
Вечер состоял из двух частей: скромного фуршета в ожидании сбора приглашенных и самого банкета, назначенного на семь вечера и безусловного для посещения всеми сотрудниками. Вика постаралась прийти к самому началу официальной, второй части, чтобы не утомлять себя долгим общением ("Ну какая из нее собеседница"?). Предъявила приглашение, отметила у охраны присутствие, проскользнула через полупустой уже холл, вошла в зал, улыбнулась девчонкам из отдела снабжения и двинулась к столу номер девять, отмеченному в её карточке.
Водитель Игоря Евгеньевича - Володя, скромный парень лет двадцати трех, держал для неё место рядом с собой. Не то, чтобы за время Викиной работы они сдружились, нет. Но Володя так часто просиживал рядом с ней в ожидании начальства, что невольно они привыкли друг к другу. Ясноглазый, со светлым чубчиком, в неизменно белой рубашке, Володя любил молчать и не мешал ей. Он и выглядел моложе Вики, и частенько спрашивал у неё, что и как ему делать. "Где только шеф раздобыл его?" - в очередной раз спросила себя Вика, поблагодарив за отодвинутый стул. Он кинул непроизвольный взгляд на её вырез, и только потом на глаза. Еле заметно покраснел. Вика улыбнулась и заговорщически подмигнула:
- Сегодня ты должен быть моим кавалером. Я женщина - которую каждый хочет потрогать, а ты - мужчина который якобы может это сделать, - шепнула она, наклонившись к самому его уху, и позволяя уткнуться глазами туда, куда он хотел, - иначе акулы сожрут нас.
- Хорошо, - сказал он, и Вике захотелось погладить его по белой шевелюре. Она сдержалась. Повернулась и поздоровалась с коллегами, разделявшими с ними стол. Слева от неё сидела начальница, за ней девочки с ресепшена и бухгалтерия - всего десть человек. Все из их салона. "Что ж, посмотрим, как это будет", - Вика глянула на часы. Ровно семь. Шоу началось. Ведущий вышел на сцену, поприветствовал, пошутил. Официанты стали предлагать напитки.
Вика рассеяно обвела скучающим взором окружающее пространство. Есть она не хотела, выпивать - тоже. В зале было около тридцати столов: мужчины и женщины поднимали бокалы, улыбались, стучали приборами. Шоумен говорил скороговоркой, искрил легкими шутками. Вика не особо прислушивалась, пока он не произнес слова, заставившие ее замереть:
- ... акционера Выгорского Ярослава Викторовича! - Все захлопали, и Вика изумленно проследила, как её бывший муж идет к сцене.
Аура искушенности окружала его, выделяя из толпы. Высокий, крепкий, грациозный. Властный.
Безупречный черный костюм, белоснежная рубашка, запонки. Внутри неё всё задрожало. Он был такой красивый! Ещё красивее, чем в её снах. Она так соскучилась по нему! Желание предстать перед ним, оказаться в ощутимой близости, пронзило её с невероятной силой. Вика загорелась мукой поймать на себе рыжий взгляд, встать и крикнуть: "Я здесь!" Она знала, каково это, быть любимой им. Просыпаться в его объятиях, смеяться, глядя в прищуренные глаза, терять сознание от поцелуев, делить наслаждение.
Стоп! Что это она размечталась? Совсем с катушек слетела от вида мерзавца? Он здесь скорее для того, чтобы её опозорить, а не для воссоединения. С каких пор Ярослав перестал быть символом жестокости? Кровь прилила к лицу. Дыхание замерло. Что он здесь делал? Почему? Ужас обуял Вику. Уж не по его ли указке её взяли на работу? Какие козни он строил на этот раз? Не может же быть простым совпадением, что она принята секретарем в фирму, где он акционер! Или может? Если он усечет, что она работает в его компании, не видать ей годовой премии как своих ушей. Знал ли Выгорский про нее? Почему она ни разу не слышала, что он имел отношение к салону? Не видел ли он её случайно? Голова Вики закружилась. Все планы, которые она так тщательно строила последний месяц, промелькнули перед глазами: машина в кредит, отопление в доме, водопровод.
Выгорский поздравил собравшихся, лицо его светилось: Ярослав действительно желал этим людям счастья. Вике хотелось стать невидимкой. Она вспомнила его глаза, когда он сказал про развод. Сглотнула. Неперивариваемое чувство страха кирпичом провалилось в желудок. Вряд ли сегодня она сможет что-то съесть. Её затрясло. Украдкой Вика посмотрела на руки - пальцы дрожали. Как же она хотела заплакать. Как же она хотела ненавидеть его! Как она хотела встать и уйти. Надо было срочно успокоиться. Главное - держать себя в руках. Здесь так много народу, что он и не заметит её присутствия. Вика опустила веки. Посмотрела на часы - когда закончатся выступления, так называемая официальная часть, - она сможет покинуть зал. До тех пор она не оторвется от стула, и глаз не поднимет от тарелки. Будет есть, пить, улыбаться, но не даст ему узнать, что она поблизости.
Чтобы немного успокоить нервы и унять чувство тревоги - отхлебнула большой глоток из стакана. Жидкость, скользнув в желудок, не заполнила пустоты в груди.
Вика глянула на сцену. Ярослав заканчивал речь. Он обвел приветственным жестом собравшихся, поблагодарил за отличную работу в уходящем году, объявил, что завтра нерабочий день. Его глаза скользнули по собравшимся и встретились с её. Нет, ни на секунду взгляд не задержался, ни единый нерв не дернулся на его лице, но Вика поняла, что он уже знал, что она в зале. Он был прекрасно осведомлен, где она. Ей даже показалось, что нежность промелькнула в его взгляде. Какая же она дура! Сколько ещё она будет надеяться? Когда перестанет грезить наяву? Когда поймет, что ей не на что рассчитывать?
Ярослав медленно и небрежно спустился со сцены. Она краем глаза посмотрела: он сидел за столом с руководством компании, в глубине зала.
Вика замерла: ни жива - ни мертва. Что это? Шутка Вселенной? Или происки одного единственного человека? Как ей дальше себя вести?
Для выступления стали выходить поочередно руководители салонов: поздравлять, желать собравшимся всяческих благ.
Она отлепила язык от неба и прохрипела в ухо Наталье Николаевне:
- Выгорский, он что - акционер?
- Да. Ты разве не знаешь? - не прекращая жевать, удивилась начальница.
- Нет, - устало сказала Вика, - впервые слышу.
- Его отец стоял у истока создания первого салона. Ярослав Викторович уже после его смерти создал сеть.
- Он что, всем управляет?
- Нет. Он уже лет... несколько... назад назначил директоров. Сам остается только акционером. Конечно, в какой-то мере он контролирует деятельность. Я точно не знаю. На корпоративы он всегда приезжает. Традиционно.
Хорошо. А то уж она подумала, что он здесь из-за неё. Не то, чтобы попросить прощения. Вышвырнуть. Напряженность в мышцах ослабла. Минуты шли, люди кругом веселились, Вика механически улыбалась, кивая коллегам. Мужчины (да и женщины порой) бросали взгляды на её декольте. Ей было всё равно. Что за дикари? Гордо задрав подбородок, Вика сохраняла внешнюю доброжелательность - она знала, что все будут пялиться. Спина - палка, плечи назад. Ни капли сожаления, что у неё такой вызывающий наряд.
После поздравлений руководства показали ролик о новинках в мире автомобилестроения, потом говорил кто-то ещё, потом самодеятельность - работники пели и показывали сценки. Всё это усугублялось постоянными предложениями официантов каких-нибудь яств, отведать которые Вика была не в состоянии. Наталья Николаевна с удивлением смотрела на неё. Володя пошутил по поводу узкого платья. Она улыбнулась обоим, но сама мечтала сползти под стол. Вика чувствовала, что щёки горели. Она нестерпимо хотела превратиться в невидимку, испариться, исчезнуть с лица земли. Когда это кончится? Когда настанет время уйти? Она устало потерла лоб, чувствуя, как виски сжимает обруч.
На сцену вышли цыгане. Виртуозно-красивая солистка затянула романс, другая подхватила и они спустились в зал. Музыка и песня с каждой нотой набирали темп, а девушки принялись зазывать в хоровод. Наталья Николаевна встала и что было силы потянула её за собой. "Только этого для общего балагана не хватало!" - простонала Вика. Но как она не сопротивлялась - очутилась в длинной цепочке дрыгающихся тел. Любители цыганских развлечений змейкой обходили столы, завлекая всё больше людей. Крепкие руки сжимали Викины ладони. К счастью, проходя мимо столика Ярослава, она оказалась спиной к нему. Хотя Вика смотрела совсем в другую сторону, она точно знала, в какой именно момент была рядом с ним.
Пусть в пляске участвовала далеко не одна она, она чувствовала себя дешевой танцовщицей, выставленной перед богатым купцом. Она не смела поднять глаза от пола, чтобы проверить, смотрит ли он в её сторону. Ноги подкашивались, а руки не хотели слушаться. Всё тело от макушки до пят задеревенело, только сердце, всё ещё живое, словно бы в насмешку, бухало часто и громко.