Вика намеренно изматывала себя, чтобы вечером свалиться без сил в холодную постель и уснуть. Даже сил топить печь не оставляла. Вечно красные глаза, готовые выплеснуть слезы при любой возможности, раздражали, так же как и леденящий холод, и никак не желающая наступать весна. Попытки делать что бы то ни было проваливались. Она очень старалась вникнуть в Ольгины проблемы, запомнить всё, что подруга ей говорила, но частенько ловила себя на полетах разума далеких от теперешнего момента. На работе всё сыпалось из рук, и Вика сама себе напоминала сомнамбулу. Нейроны мозга, подобно запруженным улицам мегаполиса, не пропускали текущие мысли, так как на каждом бульваре, транспортной развязке, проезжей части стояли дорожные знаки, которые путали всё движение. Они голосили: "Осторожно, у тебя может быть будет ребенок!"
Игорь Евгеньевич обращал внимание на её рассеянность, говорил строго "Я тебя не узнаю". Вика бледнела, извинялась, давала слово, что больше такого не повториться, но что она могла сделать? Она уговаривала себя, ругала, называла дурочкой, махала рукой, ждала месячных со дня на день, снова уговаривала, но пульс в висках не прекращался. Борьба со страхом беременности и одновременно надеждой отнимала те немногие силы, которые у неё еще были. Вика каждый день велела себе прекратить думать и мечтать о ребенке, пока однажды вечером, засыпая, не услышала слова, произнесенные собственными губами помимо воли: "У меня будет ребенок". От удивления Вика открыла глаза и стала бодрой, как хоккеист, ожидающий выхода на лед.
Да что же это такое происходило? Что с ней?
Заснуть нормально она так и не смогла, лишь под утро провалилась ненадолго в туман беспамятства.
На следующий день не выдержала и потратила деньги, приготовленные для обеда, на тест.
Подтверждение того, что она в положении заставило её просто обезуметь. У неё под сердцем новая жизнь! Новая жизнь, которую она не в силах обеспечить. Она сама ребенок и у неё будет ребенок! Ей самой нужна забота и помощь! Никто не поможет ей. Никто не позаботится. Одно дело знать или смотреть в кино, читать в книгах о девушках, которые рожали детей, не будучи замужем. Совсем другое, когда это касается тебя. Когда тебе самой и твоему ребенку суждено быть мишенью пересудов. Как она может дать жизнь новому человеку, чему будет его учить, если сама жизнь ненавидит? Если сама каждый день думает о том, как перерезать себе вены, но остается трусихой, чтобы сделать это? Она не видит будущего и смысла жизни. Что ждет её за восходом завтрашнего дня? Новые предательства? Злость? Безжалостный мир? Бесперспективная работа? Сидение в офисе от темна до темна? Презрение людей? Зачем её ребенку это невыносимое бремя?
Разве не достаточно того, что Ярослав развёлся с ней, использовал? Бросил? Почему она была такой дурой? Почему так беспечно вела себя? Будь он неладен, что так с ней поступил! Проклятие ей самой, что такое позволила. Она должна была подумать! Должна была побеспокоиться! Сколько раз она удивлялась, возмущалась, что люди не позаботились о предохранении? Сейчас какой контрацепции только не было: до, во время и после, для мужчин, для женщин. Она сама называла таких неумех "дурами". Каков итог?
Как же было больно...
Не потому, что она забеременела от бывшего мужа, который не любил её. Нет - от сознания того, что она неспособна на простые, нежные, доверительные отношения, которые так легко завязывают другие девушки. Классическая семья, брак - неужели она навсегда лишена этого? Вика попыталась взять себя в руки, но она слишком устала за это долгое время от изнуряющего холода, боли, утратила все надежды, чтобы сделать это. Как она прокормит ребенка, когда самой есть нечего? Как будет его в садик водить? В школу? Как будет работать? Что будет делать? Что могла дать она ребенку, если сама не видела света? Вся её жизнь была чередой бесконечных потерь. Родители, бабушка, дед, надругательство Выгорского. Что хорошего принесла ей жизнь?
Да, воспоминания детства веяли любовью, только они остались так далеко, были так надежно скрыты завесой времени, что она почти не верила, что когда-то была их участницей.
Впереди Вика видела только пустоту и отчаяние. Холодная работа, никаких перспектив на образование. Грустная зрелость, безнадежная старость. Она встречала таких людей на улицах, в магазинах, в транспорте: пустые озлобленные лица. Звери, огрызающиеся друг на друга, торопящиеся домой, чтобы там вылить раздражение на близких, испугать окриками детей и животных. Человечество, спешащее за чем-то неуловимым, чего невозможно достигнуть, забывшее радость и смех, стареющее раньше зрелости, разлагающееся раньше смерти. Что даст она своему ребенку в этом озлобленном мире? Капельку раздражения? Немного усталости? Зачем её ребенку все это? Должна ли она рожать его?
Она даже не могла обрадоваться беременности. За это тоже презирала себя. Собственные растерянность и никчемность усугубляли боль. Она увязла: увязла глубоко и надолго. Она тонула в болоте и топила ещё не рожденное существо.
На следующий день на работе в поисковике Вика спросила, не поздно ли на её сроке сделать аборт? Три месяца. Поздно, и было поздно ещё месяц назад.
Тогда же она решила, что ей придется сказать Ярославу. Любой отец, так же как и мать, имел право знать, что у него должен родиться ребенок. Хотел он или нет участвовать в его жизни - это другой вопрос. Решался ли сделать ребенку больно - это тоже из той оперы. Соизволит сгноить их - так тому и быть. Родитель - урок для ребенка, ребенок - урок для родителя. За молчание ей никто потом спасибо не скажет. Это точно.
Маленькая часть её, та часть, которая была "влюбленной Викой" до того, как рассудок успел сказать "стоп", живо нарисовала в воображении его счастливые глаза. Тут же Вика отругала себя. Хватит! Не стоило обманывать себя. Он не станет радоваться. Если уж она, со своей рассудительностью и милосердием, осенью допустила мысль шантажировать его ребенком, что ожидать от Выгорского? Может ли он отнять у нее малыша? Бесспорно. При его-то средствах. Захочет ли отнять? Вполне возможно. Хотя бы для того, чтобы наказать её. Вика вспомнила истории про бывших супругов, похищающих собственных детей и исчезающих с ними на многие годы. Да, конечно, она рисковала. Своим спокойствием и спокойствием малыша. Но утаить было выше её сил. Объединит ли их ребенок? Нет. Наивно думать иначе.
Вика положила руку на живот, погладила сквозь кофту. Тринадцать недель никак не были заметны. Может быть, Ярослав будет милостив и даст ей денег на содержание? Может быть, захочет откупиться от них? Это было бы здорово. Она, ребенок и не надо трястись за будущее. Можно спокойно уйти в декретный отпуск. В очередной раз она остановила себя: "Прекрати быть дурой! Ничего он тебе не даст".
О, почему она не могла жить без мыслей о нем? Забыть его. Эта безумная любовь наполняла каждую частичку души. Что станет с ней, если она не выбросит его из сердца? Целый год она не смотрела ни на одного мужчину. Не целовалась, не мечтала, даже не заинтересовалась. Горевала и томилась, когда, казалось бы, должна была броситься в водоворот страстей.
Несколько дней Вика размышляла, взвешивала, пробовала на вкус эту необходимость сообщить о малыше. Смотрела на трясущиеся пальцы, вспоминала веснушки на локтях Ярослава и его последние слова.
Когда решение сообщить Выгорскому о ребенке, было принято окончательно и бесповоротно, на перекрестках мозга принялась завывать сирена. Серьезный голос, порождаемый воспаленным серым веществом, непрерывно выдавал в эфир: "Внимание! Внимание! Хозяйка сошла с ума! Внимание! Всем постам! Ребенку угрожает опасность!" Вика наплевала на трусливые вопли. Она старалась побороть в себе чувство близкое к удушью, быть храброй. Осознавала, что отвага её с привкусом отчаяния, но обратного курса не брала.
"Ярославу, - думала она, - естественно, захочется помучить её, оскорблять снова и снова, чтобы расквитаться за старые обиды. Что ж, она всё вытерпит, всё, что господину угодно, лишь бы он дал ей денег, лишь бы он знал о ребенке, и в случае крайней необходимости она могла обратиться к нему. Клянчить и выпрашивать, конечно, она не станет, но бедной овечкой не преминет прикинуться". Она решила позвонить и попросить о встрече. Ей потребовалось несколько дней, чтобы собраться с духом. Вика изнемогала: необходимость ждать ответа, пока долгие гудки тянулись в трубке, вызывала головокружение и тошноту. К страху за итог разговора прибавлялось отвращение за слабость. Момент отчаяния и растерянности длился бесконечно. Почему другие женщины с гордостью рассказывали мужчинам о беременности? Летали на крыльях любви? Только она, словно прокаженная, должна была находить для этого специальные слова и особенное время?
Никто не ответил. Остаток дня, сгорая в лихорадке, она ждала, что он перезвонит, назавтра - аналогично. Ничего не произошло. Молчание звенело пустотой. Оно обескровило её окончательно. Помощи ждать было не от кого!
Это встряхнуло Вику. Её обуяло, охватило с неимоверной силой бешенство. До чего она докатилась, позволила ему закабалить себя! Ещё немного и стала бы заикаться в его присутствии, а потом, как дрессированная собачка, прибегать по команде. Брр! Вика заносчиво откинула плечи. Она была хозяйкой своей судьбы, она единственная знала о ребёнке, и сама собиралась диктовать условия!
Что-то начинало стремительно расти в душе, и оно заставляло её не биться в истерике, а мужественно смотреть правде в глаза. Никто не поможет ей, не поддержит, не протянет теплую руку. Но никто и не заставит её стать бездушной, злобной, бесчестной. Не втянет в войну, не потребует потерять человеческое достоинство, отзывчивость. Да, она чаинка в океане. Но она и океан. Она приют и бескрайнее море, гнездо и надежда, любовь и зелёная бухта. Она будущее, выросшее из прошлого, она - просвет в мир и дитя вселенной. Она мать и сталь, и женщина.
Заставив себя дочиста освободить мозг от всяких неприятных бредней, велев жить одним сегодняшним днем, Вика устремилась на помощь Ольге. Март близился к концу. Сроки подготовки сжались донельзя - празднование было назначено на середину апреля. Оля бесконечно уговаривала Вику быть подружкой невесты:
- Вик, но ты ведь моя единственная лучшая подруга! - гундела она.
- Оль, ты и сама знаешь - мне нельзя. Я - разведена, - повторяла из раза в раз Вика.
- Да, но только ты лучшая подруга.
- Оль, не болтай чепухи, у тебя кроме меня найдется минимум пять человек на эту должность...
Так каждый раз. При любом удобном случае Оля заводила этот разговор. Она, то смеялась, то обижалась, а Вика упорно не соглашалась. Сама она особо и не верила предрассудкам, но все же не хотела личной темной аурой нечаянно повлиять на судьбу подруги, да и не мечтала целый день быть на виду у всех гостей.
Она и о своем положении молчала. Ни одна живая душа не знала. Ей безумно хотелось поделиться с наречённой сестрой, мысли так и вертелись, а язык - крутился сказать. Но она безмолвствовала. Боялась, что Ольга поделиться с Андреем, Андрей с Ярославом. Она не будет знать, а сражение против неё и малыша будет начато. Она хотела видеть лицо Выгорского, когда он узнает. Конечно, ничего хорошего она там не узреет, но чем чёрт не шутит? Когда же, интересно, это произойдет? Будет ли он на свадьбе? Вика стеснялась спросить у Ольги, а та молчала. Невеста, похоже, была сбита с толку свалившимися заботами, постоянной необходимостью казаться родителям влюбленной, спорами с Андреем и переживала, что выходит замуж за участника заговора против Вики. Страшилась, как Вике казалось, и того, что свадьба приближалась неумолимо, опасаясь грядущих перемен.
Вика как умела, поддерживала, хотя это давалось нелегко. Каждое действо напоминало её собственную свадьбу. Также они с Ольгой выбирали торт, также глумились над тамадой, так же заказывали подарки гостям. Только Ярослав был рядом, смотрел не неё влюбленными глазами, сжимал по ночам в объятиях. Нет! Нет! Нет! Не думай об этом! Стоп! Стоп!
Чтобы отвлечься, она порой тайком наблюдала за отношениями Оли и Андрея.
Жених, конечно, был ей отвратителен, но она со стахановским упорством заставляла себя преодолевать это чувство. "Грызться с будущим мужем лучшей подруги, - напоминала она себе каждую минуту, - верх идиотизма. Ты будешь полной дурой, если станешь громоздить лишние обиды. Прощение. Прощение. Прощение", - как мантры твердила она.
Будущие супруги, бесспорно, делали друг друга лучше, хотя сложности, глупые разногласия и шероховатости не давали им покоя. Несмотря на то, что Андрей был больше влюблен, он держал Ольгу если не в ежовых рукавицах, то, по крайней мере, в крепких объятиях. Не спускал всё с рук: останавливал капризы то шуткой, то строгим взглядом, то нежностью. При этом неизменно оставался внимательным: не забывал открыть дверцу машины, прислать водителя, если сам заехать не мог. Всегда с живейшим интересом спрашивал о делах, сложностях, прошедшем дне.
Если другую девушку это привело бы в восторг, то Ольга медленно бесилась. Порой она раздражалась от самого незначительного действия. Андрей называл ее "Солнышко" - она кричала на него, звонил не вовремя - срывалась, присылал цветы - ворчала, заправлял её волосы за уши - она отстранялась.
- Почему он мне хоть капельку не нравится? - бурчала Ольга, пока они ходили от одного к другому прилавку, выбирая туфли. Время поджимало, а дело двигалось медленно: интернет был засмотрен до дыр, обувные каталоги выучены наизусть, а подходящая пара все еще не была найдена. - Я ведь умом понимаю: нормальный, умный, веселый, деньги зарабатывает. Но я его терпеть не могу! Он меня просто раздражает!
Вика была согласна на все сто. Она при каждой встрече мечтала залепить Андрею хорошую оплеуху. За себя и за Ольгу.
- Может потому, что зарабатывает как раз? Чувствуешь экономическую зависимость? - Вика протянула руку к простой белоснежной лодочке.
- Нет! Это точно не злит меня, - Ольга отрицательно покачала головой, отвергая Викино предложение.
- Может его любовь давит? Знаешь, что он тебя любит, а ты его нет.
- Может быть. Но как заставить себя полюбить? Я ведь хочу его любить! Хочу! Он достоин!
"Не надо тебе его любить", - хотела сказать Вика, но сдержалась.
- Не знаю. У меня с этим проблем не было. Моя проблема - как разлюбить.
Они помолчали, потому что каждая думала о своем. Ольга взяла туфельку на небольшом каблучке - она не любила высокие шпильки - и присела на диванчик. Принялась расстегивать сапожки.
- Тебе надо заставить его похудеть, - наконец сказала Вика.
- Зачем?
- Тогда он станет тебе нравиться.
- Во сне, - буркнула Ольга и покрутила носочком.
- Ну ладно, это была просто теория, - Вика не хотела вдаваться в подробности. Выбор Ольги ей не очень понравился, она покачала головой: - каблук грубоват.
- Я вся превратилась в слух, - посмотрела настойчиво Ольга, переобуваясь обратно.
- Ты ведь знаешь, что ...
- Женщина любит глазами? - насмешливо вставила Оля.
- Нет! Подожди! - Вика предостерегающе склонила голову. - Тем более, женщина - ушами, а мужчина - глазами. Короче, вся лабуда, типа по одежке встречают и бла-бла-бла. Вот когда мы выбираем машину, смотрим на внешний вид. Увидели на дороге - симпатичная! Смотрим, какие у неё лошади, движок, безопасность и всё остальное. Если машина кажется уродливой, даже если она разгоняется до сотни за секунду - не купим.
- Я никогда не выбирала машину.
- А твой Мерс? - удивилась Вика. Ольга с недавних пор каталась на Мерседесе-кабриолете глубокого красного цвета, оттенок которого Вика определяла для себя как багровый.
- Зуев подарил, не спрашивая.
- Я думала, вы вместе выбирали. Ладно. Другой пример, одежда. Опять смотрим внешне. Нравится или нет. Не нравится фасон, хоть из золотых нитей она будет или чистого льна - не оденем. Согласна? Туфли - аналогично. Да любая вещь изначально должна радовать глаз. Интерьер, ландшафт, коляска, стул, сумочка, архитектура. Так и с людьми. Если внешне человек неприятен, пусть он хоть самый добрый в мире - всё равно нас будет отталкивать. То есть у тебя, я так думаю, идёт постоянная борьба. Ты, может, и хочешь проникнуться его хорошими качествами, но отталкивающая внешность стоит перед тобой забором.
- Не кажется тебе, что я выгляжу в этой концепции как-то мелочно? Типа можно любить только красавцев?
- Может и так. Какая тебе разница, как выглядеть? Тебе сейчас важно полюбить жениха.
- Не хочу я его любить!
- Сама же говорила, что хочешь, - развела руками Вика.
- Не знаю. Да мне наплевать, будь он толстым или худым. Я его терпеть не могу!
- Назови конкретно, что ты терпеть не можешь? - они плавно переместились в соседний магазинчик.
- Он..., - Ольга запнулась, - он самодовольный, самоуверенный, гадкий...
- Стоп! Можешь не признаваться мне, но себе ответь честно. Первое что ты хотела сказать - толстый? - они снова стояли у полок, сплошь уставленных моделями белого, нежно розового, голубого цветов.
Ольга замялась, но в итоге вытянула из себя:
- Да.
- Вот видишь!
- Все равно это бред! - она прошла вперед.
- Спасибо! - состроила Вика гримасу, - может тебе не выходить за него?
- С ума сошла? - Ольга живо обернулась. - Говорю же: меня родители прикончат!
- Тогда выбирай быстрее туфли и перестань меня изводить! Столько красивой обуви - я бы всё скупила! А ты примерила только две пары. Такими темпами тебе придется идти под венец босиком!
Они обошли все свадебные бутики и магазины, пока Ольга, наконец, не остановилась на хорошеньких перламутровых сандалетах с белой вышивкой. За это время прикупили ещё нижнее белье, чулки, подвязки и прочую свадебную мишуру. В конце концов, погрузили пакеты в Ольгину машину и отправились домой. На улице было ещё светло, но солнце уже спустилось за крыши домов, даже его последние лучи не сверкали в просветах. Ноги у Вики гудели. Она подняла их на приборную панель, достала список и карандаш, принялась вычеркивать то, на что уже не придется тратить время.
В эту ночь она осталась ночевать у Ольги, как и накануне торжества. Чтобы выспаться, они легли пораньше, но вместо того, чтобы заснуть долго шептались об Андрее, предстоящем дне, последующей жизни, ребенке Ольги. О своей беременности Вика так и не обмолвилась. В темноте, лежа на раскладушке, она краснела от бесстыдства, когда Оля рассказывала про первый поход к доктору, про тошноту, витамины, гордость Андрея, но никак не могла решиться открыть тайну. "Не должна ли я рассказать о ребенке в первую очередь его отцу"? - спросила в миллионный раз себя Вика перед тем, как провалиться в сон.
Ярослав презрительно сощурил веки, пристально вглядываясь в её лицо.
- Твой ребенок для меня абсолютно ничего не значит, - сказал он после паузы.
Вика почувствовала, что слабеет, как при начале катастрофы, но нашла силы разомкнуть губы.
- Я знаю, - тихо ответила она.
Разве у неё были иллюзий на этот счет?
Всё же боль оказалась нестерпимой. Судорогой свело скулы и что-то еще в области грудной клетки. Она попыталась вздохнуть и открыла глаза. Сначала ничего не могла разглядеть - её окружала темнота.
Сон. Это всего лишь сон. Ей это приснилось.
Обычная ночь над городом. Над домом, густо набитом квартирами и спящими людьми, над комнатой, где от волнения подрагивают веки завтрашней невесты. Вика втянула воздух. В прозрачном тумане за стеклом плыла полная луна. Замерла перед окном занавеска. Несколько секунд она смотрела на неё, не понимая, почему так гнусно. Ведь это только видение. Страшные слова преследовали Вику даже после того, как она закрыла глаза.
Второй раз она проснулась уже утром, когда Ольгина мама тихонечко заглянула в дверь. Они поднялись.
Вика приготовила себе платье цвета первой сирени с летящей юбкой в пол, сшитое из тяжелого трикотажа. Оно обрисовывало стройные бедра и закрывало щиколотки. Под грудью было перехвачено яркой атласной лентой. Серебристые сандалии с тонюсенькими ремешками на высокой стальной шпильке к нему идеально подходили. Они выгибали подъем стопы и сверкали из-под разлетов ткани. Но надеть этот летний наряд в почти нулевую температуру отваги у Вики не нашлось.
На случай холода был готов запасной вариант. Пусть короткое платье яркого малахитового оттенка было менее праздничным, но с ним можно было обуть рыжей тонкой кожи высокие сапоги и короткую шубку из меха лисы. Длинные сережки (из первого варианта) были здесь тоже уместны: они почти касались меха и мерцали, путаясь в темной массе волос.
Пока девчонки помогали Ольге, Вика выпрямила локоны, и они опустились шелковистой волной ниже пояса. Провозилось она целое утро сама - не хотела тратиться на стилиста. Сначала долго и тщательно расчесывалась после душа, пока кудряшки не распрямились в волнистые пряди. Затем накрутила их на большущие бигуди, вытягивая. Наконец распрямила утюжком, накладывая гель. Это потребовало массу усилий, завершив которые Вика согрелась.
Новый образ ей самой понравился. Непривычно было видеть вместо шапки барашков прямые пряди. Почему раньше редко делала? Даже лицо изменилось. Она стала похожа на бразильянку. Вика подкрасила веки тенями в цвет платья и нанесла на губы блеск.
День был пасмурный, и не по-весеннему холодный. Снег давно растаял, но дул пронизывающий северный ветер, который приносил то ли белую крупу, то ли ледяные капли. Облака как угорелые бежали по небу. В их редких просветах выглядывало и тут же скрывалось солнце. Природа шалела не в состоянии сообразить готовиться ли уже к теплу или ещё подождать? Воробьи надрывно чирикали, гонимые инстинктами, им некогда было дожидаться жары. Синицы вторили им, насвистывали на все лады, раскачиваясь на тонюсеньких ветках берёз.
Ольга была прекрасна, она сохраняла невозмутимость, сверкала глазами цвета чистой воды и расточала божественные улыбки, даже когда жених со свитой приехал на час позже. Она не утратила невозмутимости, в отличие от Андрея, у которого от напряжения на шее проступили красные пятна. Он старался скрыть свою нервозность - улыбался, балагурил, сыпал комплименты суженой, будущей тёще, подружкам невесты, смеялся и цвел - но его волнение бросалось в глаза. Вика сочла, что это выглядело довольно мило.
Она сама тряслась в ожидании встречи с Ярославом. Его не было среди молодых людей, идущих позади Андрея. Сердце стучало бешено, и мозг выдавал только одно: "Будет ли он? Где он?" Она уже решила, что если Ярослав и появиться, то только в клубе, когда налетела на него в дверях. Ещё до того, как подняла взор к любимому лицу и посмотрела в родные глаза, она знала, что это он. По легким, исходящим от него флюидам, по дрожи пробежавшей по струнам тела, по легкому запаху его костюма, по удару сердца: "Наш папа"! Глаза встретились. Он стоял так близко, что волна тепла поднялась и заполнила каждый уголок её души.
На секунду вдруг расцвело лето, над головой раскинулось синее полуденное небо. Вот она лежит в свадебном платье на лужайке среди густой травы. Сквозь полуприкрытые веки смотрит вверх на громады облаков, вдыхает пряные цветочные запахи, а в ушах у неё гудит от осознания собственного счастья. Полдень, тепло, вдали слышатся звуки музыки и смех гостей на их свадьбе. Ярослав выдергивает травинки из её прически, и фотограф ловит этот момент.
- Виктория, - поприветствовал он хрипло и тут же, быстрее, чем Вика, отвел глаза. В мимолетном взгляде не было ни капли интереса, но уже то, что в этот раз в нем не было ни лютой ненависти, ни всепоглощающей злобы, её обнадежило.
- Ярослав, - Вика опустила ресницы и поспешила проскользнуть мимо. Втянула кислород из турбулентных потоков, окруживших её. "Держись! - приказала она себе и напомнила: - Сегодня!"
Торжество проходило в модном яхт-клубе на берегу уютного залива. По пути из загса они оказались в лимузине вместе с женихом и невестой. Вика разволновалась. "Вот сейчас они приедут, - сформулировала она для себя, - пока Андрея и Ольгу будут встречать, она сможет отвести Ярослава в сторонку". Она бы сказала прямо сейчас, останься они без свидетелей. Она чувствовала его взгляд, словно его руки прикасались к её телу. Вика отчего-то не смела поднять ресниц, сосредоточившись на дыхании и страшась свалиться в обморок - воздух был слишком разреженным. Может быть, ей всё это только казалось? Из-за того, что молодожены молчали, и Андрей всё ещё нервничал? Или её чувства к Ярославу вобрали все до единой молекулы кислорода? Когда же они останутся наедине? Вдох - выдох, вдох - выдох.
Он подал ей руку, когда она покидала авто. Вика улыбнулась с благодарностью, но столкнулась лишь с презрительной усмешкой. Когда их пальцы соприкоснулись, и она почувствовала счастье, усмешка на его лице сменилась брезгливостью, и он отвернулся. Как она могла забыть, что он мастер ловко бить? Бессильные слезы готовы были побежать по щекам. Ничего, она сейчас возьмет себя в руки.
По прибытии Вика вслед за Ольгой поднялась в комнату невесты, где смогла немного полежать на маленьком диванчике, предназначенном для отдыха. Свет проникал сквозь занавеску, и Вика рассеяно следила за пылинками, кружащими в подвижном воздухе, пока другие девчонки щебетали над новобрачной, поправляли макияж и одежду. Потом они ушли, настойчиво позвав её за собой. Вика обещала не задерживаться. Через несколько минут она встала и подошла к туалетному столику, меланхолично посмотрела на тюбики, оставленные визажистом. Взгляд её наткнулся на витамины для беременных. Зачем Ольга привезла их сюда? Вика почитала этикетку. Она ведь даже не начала принимать никакие препараты. Вика вынула одну и проглотила, запив водой из маленькой бутылочки. Да, у нее не скоро появятся деньги купить такие. Со смесью стыда и безразличия она запихала всю упаковку себе в сумочку: у Ольги теперь были средства, она купит себе новые. А о своем малыше Вика должна позаботиться сама.
Вика вышла из комнаты, раздумывая как-нибудь обязательно признаться подружке, что обокрала её. Она подошла к балюстраде, когда увидела внизу Ярослава с высокой блондинкой под руку. Они непринужденно болтали, кажется, о танцах, потому что до Вики долетели слова "кружиться" и "партнер". Навстречу им вышел Андрей, и блондинка мгновенно сунула ему под нос свою левую руку, хвалясь кольцом на пальце. Вика опешила. Невеста Выгорского?
Это - та девушка, которую Ярослав любил? Режущая боль пронзила самое её естество, и Вика не смогла сдержать испуганного вздоха. Лестница покачнулась, превратившись в качели. Господь мой бог! Три пары глаз поднялись к ней, и она встретилась с любопытным взглядом блондинки. Новая пассия! Женщина, которая знала мягкость и настойчивость его губ. Женщина, которую он не ненавидел и не презирал, женщина, детей которой он станет любить и лелеять. Женщина, которая нежилась в сладости его объятий, но никогда не знала и не будет знать горечи его безразличия. Вика отступила в тень, стараясь хлебнуть воздух из внезапно окружившей тьмы. Прислонилась к стене, цепляясь за гладкую поверхность. Наконец, изловчилась, повернулась и снова побежала в комнату невесты. Её всю трясло, и внутренности сковывал леденящий холод. Она закрыла дверь и прислонилась к ней.
"Только не плачь"! - приказала она себе, вспомнив, что не раз уже велела себе подобное. Косметика размажется по лицу, глаза опухнут, и она будет выглядеть ещё большей дурой. Ну и что, что у Ярослава была невеста? Вика попыталась взять себя в руки и справится с одолевавшими чувствами. Она сейчас спустится в зал и будет усиленно притворяться счастливой. Она даже Ольге не позволит догадаться, что у неё на душе. Уже скоро год, как она не Выгорская. Она стала самостоятельной, самодостаточной, разве нет? Вика сжала кулаки и зажмурилась. Всё! Успокойся! Прекрати истерику! Уясни, наконец, что этот мужчина не для тебя! Вдох - выдох! Просто скажи про ребенка и всё. Вдох - выдох.
"Он отец, и он имеет право знать"! - вслух произнесла она для большей убедительности. Бесчеловечное чудовище! Она не станет убиваться по нему. Она не испортит праздник лучшей подруге, не останется в этой комнате, не заплачет! Она будет высоко держать голову. Никто не узнает, что она играет, превозмогая боль.
Вика смочила руки и приложила их к пылающим щекам. Встала перед зеркалом, поправила платье и пригладила волосы. Обрядилась в радость и спустилась к гостям. Приглашенные уже рассаживались. Она прошла, улыбаясь, стараясь не показывать как ей больно. Вне себя от ненависти, наблюдала, как Ярослав с блондинкой перемещались по залу и останавливались, чтобы поболтать с друзьями. Она ощущала себя Русалочкой Андерсена: вот каково танцевать, чувствуя, что при каждом движении в тебя впивается тысяча кинжалов. "Ну что ж! Раз уж пришел - смотри!" Сегодня она будет бесконечно флиртовать со всеми мужчинами подряд: от мала до велика. Она распустит хвост и никому не даст уйти от великолепной Вики Беловой.
Так она и сделала. Очаровала всех и каждого. Улыбалась друзьям жениха. Танцевала с седеющими мужчинами, смеялась с юношами. Любой представитель мужского пола, оказавшейся в поле её зрения, подходил. Кокетничала, превратившись в ослепительное, милое и чарующее создание. Весело болтала, участвовала в конкурсах. Не исчезала из круга внимания тамады. Вика ненавидела себя, брачные обряды, всех мужчин без исключения, а заодно и музыку, шарики и ленты, жениха, сделавшего ребенка её подруге.
Она запретила себе смотреть в сторону Ярослава, но он непременно находился в обозреваемой области, и в висках её, как и прежде, стучало только одно слово: "Ребёнок". Она должна была сказать ему! Страх, что он мог уйти в любую минуту, сковывал сердце. Но высокомерие нашёптывало, что ещё было время. Вика любезно кивала, снова танцевала, клала какую-то еду в рот, но правда состояла в том, что она ничего не слышала, ничего не понимала, а зал то и дело норовил провалиться в чёрную бездну.
Прошло часа три, когда Ольга подсела к ней:
- С тобой все в порядке? - спросила она.
- Да, - Вика кивнула и дружелюбно улыбнулась, стараясь не пустить слезу. - Почему ты спрашиваешь?
- Я за тебя волнуюсь.
- Это я за тебя должна волноваться. - Вика еле заметно с нежностью кивнула на живот подружки. - Ты себя хорошо чувствуешь?
- Да, нормально.
- Устала?
- Пока нет, - Ольга посмотрела в сторону Ярослава. Он вольготно сидел рядом с маленьким мальчиком в смокинге и с серьезным видом прислушивался к детским речам. Его пассии не было видно рядом. - Вик, ты знаешь, он с ...
- Да, я знаю! - прервала Вика, вспыхнув. Она не хотела, чтобы это слово было произнесено, - знаю, - спокойнее добавила она, - пойдем на улицу, здесь слишком душно.