Ярослав вернулся к себе, в квартиру с видом на Воробьевы горы, ближе к вечеру, открыл ноутбук и заставил себя работать. Последние лучи солнца проникали сквозь венецианские окна, отчего темные панели дерева стали еще более уютными, а большой каменный стол заблестел. Безмолвие кабинета казалось гудящим. Сначала Ярослав просмотрел новости и почту, потом один за другим принялся изучать файлы. Хотя сам процесс обещал радость, что-то раздражало его. Он любил прослеживать путь принятого решения, его путешествия и перемещения, расшифровывать скрытую за вежливыми формулировками иронию, насмешку, враждебность. Появление новой информации было глотком свежего воздуха, волнующим событием, развлечением - чем-то вроде путешествия в лодке по бурному морю, где за каждой волной открывался новый вид. Работа всегда успокаивала. Только не сегодня. Не сейчас.
Ему не удавалось различить ни слова. Сознание его заполняла Вика.
Она в это время пришла с работы домой. Устало отперла дверь и включила свет. Сумрак Вика никогда не жаловала, с самого детства. А уж тем более теперь, когда маленькие окошки припавшего к земле домика, едва не касались травы. Она скинула туфли, оставила пакет с продуктами в кухоньке, сумку повесила на спинку стула и прошла в комнату. Легла навзничь на кровать, не застеленную еще с утра, и подняла ноги. Дала им немного передохнуть после долгого дня и томительной поездки.
Чем был хорош этот дом, так это тем, что сохранял прохладу в самые, что ни на есть, горячие деньки. Вообще, на жару Вика не жаловалась. Она ей была рада. Теперь её хотя бы не колошматил озноб с утра до ночи. Беременность протекала спокойно. Не было ни отеков, ни токсикоза. Её и вырвало-то всего один раз.
Кажется, она задремала, ей привиделась бабушка. Она вышла в сени и отворила на ночь все двери, как делала это когда-то давным-давно. Викиных плеч коснулся легкий ветерок, она проснулась и приподняла веки. Полежала ещё две минуты и встала. Открыла потрескавшуюся скрипучую шифоньерку, на темном лаке которой с незапамятных времен были приклеены розы и астры с открыток. Вытащила футболку, домашние шорты, переоделась. Притащилась на кухню, достала из пакета два помидора, а остальное убрала в холодильник.
Ярослав тупо смотрел в монитор, пытаясь осознать смысл распоряжения Минсельхоза России. Это у него плохо получалось. Как и многое в последние дни. Из головы не шла маленькая беременная козявка. Она маячила на переднем плане сознания, как колокольчик, висящий на шее и звонящий от любого движения. Каждую минуту, по сто раз на дню он ловил себя на мысли о ней и ругался. Разговаривал по телефону и воочию: с партнерами и инвесторами, подчиненными, а сам в это время улетал в далекие дали, где податливые губы тянулись к нему снова и снова, где Вика лежала в тонкой сорочке рядом с ним или голая под ним. Ему приходилось извиняться и просить собеседников повторить сказанное. Как же ему все осточертело! Будь она неладна!
Вика крупно порезала овощи и залила их маслом. Подняла бутылку повыше, прикинула: оставшегося хватит еще на недельку. Надо бы закупиться. Жаль, что продукты имели свойство быстро заканчиваться. Она мечтала об огромных сказочных яблоках, которые можно кушать целой деревней долгую зиму, о горшочке с кашей, повинующемуся волшебным словам. Она стала скупердяйкой. Превратилась в человека, который заглядывал гостям в рот, в страхе, что они много едят. Экономила на чаевых, свежих продуктах, оплате проезда, качественной (да и любой другой) обуви, друзьях, подарках, коллегах, одежде - на всем. Явственно различала за спиной насмешки, но терпела. Совсем скоро неё будет ребёнок. И не будет дохода.
Ярослав глянул на часы. В Нью-Йорке как раз было утро, а у него подходящее настроение, и он позвонил в тамошнее представительство по-поводу задержанного выпуска акций. Финансист долго рассказывал эзоповским языком о сомнениях совета в своевременности выхода на биржу, чем вызвал шипучую злость. Ярослав повернулся в кресле и посоветовал собеседнику тщательно проштудировать свой контракт на предмет определения нанимателя. "Как владелец бизнеса, - закончил он, и его трясло от гнева - я не обязан быть прав в пятидесяти одном проценте случаев. Я должен быть прав только один раз!" Он отключился и обратился к компьютеру. Тут же, радуясь возможности выпустить пар, снова взял телефон и велел соединить себя с управляющим представительства.
Вика взяла салатник и вышла на крыльцо. Подцепила столовой ложкой огурец и отправила в рот. Нахмурилась: забыла посолить. Хотела вернуться, но передумала. Села на поленницу и стала медленно жевать пресные ломтики. Вечер щеголял теплом. Темнота поднималась от земли, выползая из-под лопухов, мальв, муравы, пырея. От дров исходил приятный домашне-лесной аромат. Он перемешивался со щёкотом соловья, расползался туманом, чаровал и баюкал. Вика отставила миску, не желая, чтобы хруст за ушами мешал слушать трели. Казалось, что птица надрывалась совсем рядом, вот здесь, в ветках жимолости. Странно, разве не поздно сейчас для ухаживаний? В июле певцы должны замолкнуть. Однако её соловей, видимо, страдал поздней любовью.
Малышка зашевелила пузо изнутри, пытаясь вытянуться в полный рост. Вика положила руку под правую грудь и тихонько надавила, чтобы крохотные ножки не причиняли боли. В утробе было произведено перемещение, и теперь какая-то часть крошечного тела выпирала под пупком. Вика погладила кожу от бока до бока, пощекотала, еле слышно пошушукалась с дочкой: по вечерам детка любила покрутиться. Небо угасало, её силы тоже. Пожалуй, она доест завтра. Вдохнула густые сумерки и вздрогнула. Становилась прохладно.
Жаль! Она так любила тёплые вечера и ночи, летние нежно-душистые запахи природы, когда земля отдавала энергию, полученную полуденной порой. Давно такого не бывало. Вика подняла тарелку и тихонько вернулась в дом.
Ярослав закончил телефонный разговор и написал письмо брокеру об ограничении при совершении сделок с иностранными ценными бумагами и производными финансовыми инструментами, базисным активом которых являются эти бумаги или индексы. Ему приходилось делать значительные усилия, чтобы прогнать настойчивые мысли о Вике и обратить всё внимание на работу, как и вчера на переговоры, которые он чуть не провалил. Вспоминая о ней, он проклял всех женщин, чьи выкрутасы, возникающие некстати, тревожили и выводили из себя людей, занятых делом.
До сих пор он не знал от кого она залетела! Все мужчины, которые проскальзывали в её жизни, не годились на эту роль. Ни сосед, с которым она обменивалась приветствиями по вечерам, когда возвращалась домой, ни начальник, который присутствовал в её жизни каждый день и, кажется, души в Вике не чаял, ни другие коллеги мужского пола, хотя среди них встречалось немало холостяков. Ни кто-то из старых друзей - с ними она едва поддерживала отношения, хотя он прекрасно помнил, как они все любили собираться у них перед свадьбой, ни новые - Вика, он был в этом абсолютно уверен, таковых не завела, - никто. Его люди выяснили даже про старикашку, которому он помогала строить дачу: частенько ездила к нему, встречалась на нейтральной территории, почти ежедневно разговаривала по телефону и переписывалась. Это был не он: Вика познакомилась с ним только в мае, а её живот с каждой фотографии кричал, что она беременна не меньше четырех месяцев.
Он должен был... должен!... забыть Белову и её отпрыска! Ну, какого чёрта она ему сдалась? Почему он думал о ней день и ночь? Хотел.
Хотел, несмотря на то, что заставил себя каждую ночь проводить с новой женщиной! И ребенок, и она не сдались ему! Плевать, от кого она забрюхатела!
Разрозненные образы мелькали в его мозге: всхлипы, еле заметные розочки на выцветшем постельном белье, голос, молящий не останавливаться, запах Вики на собственных руках, когда он вышел от неё, пробежал по заснеженному двору и сел в машину. Он так хотел её, потому что её собственное желание было неподдельным, животным, ненасытным. Она тонула в вожделении и влекла его за собой.
Ярослав внезапно уличил себя в том, что грызет губы. Он отвернулся от монитора, провел рукой по волосам, ероша пряди во все стороны. Так скоро и до ногтей дойдет. Да женщины в очередь становились, чтобы поймать его взгляд, а он охотился за беременной, бесчестной маленькой дрянью!
А так хорошо всё начиналось! Получив первый отчет о Вике, Ярослав рассмеялся. Служба безопасности прислала его вечером того дня, когда он запрашивал. На фотографиях она была в знакомом синем платье в белый горох. Входила в здание автосалона, выходила, стояла на платформе, поправляла туфли. Ярослав злорадствовал: этот придурок, который теперь заботился о ней, не имел автомобиля, что она была вынуждена пользоваться общественным транспортом? Не мог купить ей какую-нибудь захудалую тачку? Конечно же! Она ведь продолжала работать. Разнеженная девочка вляпалась в жестокую грязь жизни!
В тот раз Ярослав тщательно проштудировал отчет и комментарии к слайдам. К сожалению, было непонятно, что за мужчина стоял за беременностью. Бегло проглядел распечатки сотового оператора. В телефонных разговорах "якобы отец" тоже не проявился. Ярослав рассвирепел. Неужели было так сложно раскопать нужную информацию? Вика что, его прятала? Что это за мужик, который прикрылся юбкой?
"Запасись терпением", - велел он себе тогда, но и через неделю и через две, доведенный до крайнего напряжения, не знал, кто сделал ребёнка бывшей жене. Ярослав в хриплых нелицеприятных воплях, которые теперь вспоминать было стыдно, потребовал у Гаврилова, наконец, раскопать эту информацию. Немыслимым усилием воли протянул еще три дня - ничего.
Он велел поменять её компьютер на новый и долго самолично рылся в нем, пытаясь найти хоть что-то. Хоть что-то, что пролило бы свет на её дела. Переписка, файлы, сайты в интернете, фотографии. Не будь он Выгорским, если рано или поздно не узнает, кто это! Несколько часов он впитывал Викины интересы, её жизнь, проведенную за монитором.
По большей части электронные документы касалось работы, он принялся копать сайты, которые она посещала, просматривать поисковые запросы. Даже наплевал на вопли совести и почитал переписку. Вся она относилась к работе. Несколько фраз, отправленных Ольге, касалась встреч. Если Вика и посещала сайты, то никакой порнухи, красавчиков с голыми торсами, личных сообщений. Весь её интернетовский серф, не относящийся к трудовой функции, касался архитектуры. У Ярослава зарябило в глазах от изображений старинных зданий и барельефов, пока он не наткнулся на статейку про аборты.
Черепное давление вмиг подскочило до миллиона атмосфер. Вот чёрт! Она хотела избавиться от ребёнка! Прежде, чем он опомнился, перед глазами мелькнули картинки Вики, ложащейся на операционный стол, облизывающей с волнением губы, растерянно ждущей приема у врача. И Вики, счастливо смотрящей в зеркало, замершей перед мольбертом. Ярослав зажмурился. Что сказал ей этот подонок, если она хотела избавиться от ребенка? Пока он не разумел, что должен испытывать, но эти чувства ему не нравились. Разве не должна женщина излучать бесконечное счастье и блаженство, вынашивая в себе новую жизнь?
Вот и сейчас он застыл, упулившись в стену. Чем больше он раздумывал, смотрел отчеты, тем сильнее убеждался, что не существовало никакого хахаля, который заботился бы о ней, о них. Может быть, это был какой-нибудь сосунок, не готовый принять ребенка? Может быть, Белова и сама не знала, кто отец её сопляка? Ярослав остервенел от непонимания. Чего она добивалась, эта тонконогая лань? Что за чертовщина вилась у неё в голове?
Она и сама не знала, кто сделал ей ребенка! Потаскуха!
Ярослав мысленно потер руки: теперь у него было чем изводить её и утолять свою глухую злобу, ту безотчетную грызущую ревность, которая преследовала его. Отныне он шагу не даст ей ступить, не назвав шалавой.
Её адюльтерам, надо думать, числа не было.
Казалось, температура в кабинете поднялась градусов на двадцать. Если три недели назад он говорил себе, что не сможет не думать о Вике, пока не выяснит, кто папаша, то теперь его изжаливало понимание, что раз нет никого определенного, это мог быть кто угодно, в том числе и он сам.
Едва он подумал об этом, все прочие мысли словно вымело из его головы. Его словно ослепило. Что с ним случилось - он не понимал, старался только набрать воздух во вдруг слипшиеся легкие.
Почему она не сказала ему? Не потребовала денег?
Вика была уверена, что не он - отец!
Господи! Она сводила его с ума!
Как могла одна маленькая женщина навести в его голове и его жизни такой кавардак! Как?
Ярослав посмотрел вокруг себя. Уже давно наступила ночь, а он всё продолжал сидеть, тупо уставившись в черный экран. Он поднял руки и сцепил их над головой. Ни одна женщина в здравом уме не стала бы скрывать его отцовство. Это так же ясно, как белый день. Тем более в Викиной ситуации.
Он принял душ и лег в кровать, спрашивая себя, почему чей-то ребенок беспокоил его больше, чем выстраданная реорганизация "Микрон-Баулер".
Назавтра с утра пораньше, Ярослав гнал машину, лавируя в недостаточно быстром потоке. Он уже позвонил в службу безопасности, предупредил помощника начальника, что ему нужны сведения её медицинской карты. Почему раньше он об этом не подумал? Эти документы могли пролить свет на темное дело зачатия. Ярослав посчитал: если он отец, сейчас срок её беременности ровно шесть месяцев.
Раздался звонок, Ярослав коснулся кнопки на руле, позволяя голосу Гаврилова заполнить салон. Поздоровались.
- Ярослав Викторович, - как обычно ровно и глухо проговорил Олег, - мы уже проверяли данные карты, помните, во втором отчете фигурировали медицинские параметры? - Ярослав смутно припоминал: что-то такое было. - Там об отце никаких сведений, - продолжал собеседник, - только о состоянии здоровья, о сроке беременности.
- Пусть сегодня копия лежит на моем столе, - прорычал он.
- Обязательно.
Ярослав разочарованно выдохнул. Всё-таки он питал надежду, что медкарта прольет свет на происходящее.
Ничего подобного. Он увидел её, как только вошел в кабинет, и сразу вспомнил. Да, там не было ничего ценного, кроме кучи анализов и непонятных медицинских терминов. Всё же он с жадностью ещё раз прочел всё от корки до корки. Позвал секретаря.
- Как приедет Андрей, пусть сразу идет ко мне.
- Он уже на месте, Ярослав Викторович. Пригласить его?
- Нет, - он отрицательно качнул головой, - я сам.
Кабинет Зуева располагался на том же этаже. Андрей стоял спиной к двери - смотрел в окно. Он обернулся и протянул руку, но не было похоже, что он счастлив видеть его.
- Ты по поводу "Баулера"? - равнодушно спросил Зуев, когда Ярослав сел. - Исправленные декларации готовы, - поморщившись, как от головной боли, пояснил Андрей, - я сам несколько раз просматривал их, сегодня Крылов подпишет и Волошина поедет в ФНС, - он помолчал. - Даже с учетом налоговых обязательств за предыдущие периоды и долги "Микрона" размер переплаты огромен. Не знаю, где были глаза у тамошних юристов и руководства. Чуть меньше четырех миллиардов, - Ярославу было в принципе всё равно, какая там сумма. Азарт битвы давно остался позади. К Андрею он пришел совсем по-другому вопросу. - Не думаю, что федералы так просто отдадут деньги. По крайней мере, большую их часть, - Андрей как-то невесело усмехнулся, - надо будет в суд идти.
- Это для нас проблема? - уточнил Ярослав.
- Нет. Не проблема.
- Слушай, как в вас с Ольгой?
- А что? - равнодушие, наконец, покинуло Андрея, он как будто бы насторожился.
- Ты говорил, что есть сложности.
- Есть.
- Могу я помочь?
- Интересно как?
Ярослав осознал, что сморозил глупость.
- Ладно, ты можешь узнать у неё, от кого Вика беременна? - он быстро поднял глаза.
- Я знал, что ты спросишь об этом, - Андрей посмотрел пристально, - и заранее побеспокоился.
- Ну?
- Знаешь, что она сказала? - он продолжил без паузы, - чтобы я передал тебе, что это не твое дело. Она знала, что я спрашиваю не из чистого любопытства. Потом ещё несла белиберду в том духе, что счастлива, что ваши пути разошлись, что теперь ты пожалеешь, что поступил так с её подругой. Я еле её заткнул.
Ярослав перевел взгляд за окно. По небу плыли круглые белые облака. Некоторые из них были сильно освещены солнцем, другие оставались в тени. Ингода просветы были огромными, и он видел яркое небо, иногда зазоров почти не оставалось. Ещё выше, видимо там, куда ветер не мог дотянуться, стояли неподвижно перистые кружевные полосы.
- Не знаю, есть ли смысл говорить тебе об этом, но ребенок может быть и моим.
Андрей, по-видимому, не ожидал этого. Он застыл и недоверчиво посмотрел на него.
- Да ладно! - он нагнулся вперед, - ты уверен?
- Только в том, что перед самым новым годом, я..., - Ярослав никак не мог подобрать нужное слово: "трахнул её"? - мы..., - "занимались сексом"? "переспали"?
Андрей без слов понял.
И опять эти мучительные разговоры по седьмому кругу: зачем ей скрывать? кто тогда?
Червь сомнения принялся за чёрную работу. Он грыз печень, почки, кости, проникал в кровь, выворачивал внутренности наизнанку.
Единственная польза, которую он смог вынести из разговора с Андреем, так это необходимость проверить отцовство. Ярослав решил, что потребует от Вики сдать кровь на ДНК-исследование. Он сделает это для того, чтобы убедиться, что ребенок не от него. Развеет подозрение, а потом пошлет её куда подальше!
Конечно, он не стал бы заставлять её проходить через это, если б она просто ответила на вопросы. Увы. Ярослав распрекрасно понимал, что бывшая жена всеми мыслимыми и немыслимыми способами будет уходить от ответа, не даст никаких объяснений, промаринует его. Ничего, он не позволит ей морочить себе голову! Его внутренности клокотали и без того! Он выведет малявку на чистую воду и заставит каяться в сокрытии правды! Лишь бы провернуть это дело с анализами! Лишь бы ребёнок был его!
После принятого решения, дышать стало легче, и он смог дожить до субботы. Будь он неладен, если не вырвет у Вики признание. Сегодня и не днем позже. Ярослав вдавил педаль газа, не сбавляя обороты на крутом изгибе Лермонтовкой эстакады. Вика сама была виновата: она всем своим существованием излучала вызов, который заставлял его идти до конца.
Ярослав вошел в калитку.
Он был зол и настроен на серьезную схватку, но при одной мысли о том, что они снова увидятся и него есть на это полное право, дурное настроение куда-то улетучилось. Дверь, открытая нараспашку, выпускала из недр дома аромат выпечки. Он с наслаждением втянул воздух. Мысли улетели в ту весну, когда пришлось ухаживать за ней. Вика любила печь. Пока он строил козни или ловил спады и рост рынка, Вика творила вкуснейшие пироги. С капустой, мясом, луком и ещё сотней неведомых начинок. Он уж и позабыл это. В звонком воздухе холостой свободы быстро исчезли ароматы домашнего уюта, создаваемого ей когда-то. Ярослав сощурил глаза. У Вики легко всё получалось. Она успевала и учиться, и рисовать, и тусоваться с друзьями, и печь. Таскала плюшки в институт, раздавала соседям, клала ему с собой. Он усмехнулся. Давненько никто не заботился о нем так. Может быть, никогда.
Он громко постучал в косяк, ещё не зная, как начать разговор. В уголке дверного проема колыхалась ровненькая паутина, за спиной свистели птицы, шуршали насекомые. Листья еле шептались на жаре. Даже солнце издавало тонюсенькие звуки, касаясь лучами земли и травы. Где-то хлопнула дверца автомобиля, а ещё дальше резко отозвался рев газонокосилки.
Послышались легкие шаги, и Вика вышла босая в коротких штанишках и легкой домашней рубашке. Локоны были убраны под белую хлопковую косынку. Она излучала уют, желание и домашнее тепло. В голове Ярослава родились их сплетенные образы: она поднимала губы ему навстречу (почему каждый раз он это представлял?), а он стягивал платок и запускал руку в мягкий шелк кудрей. Мышцы напряглись, и он подавил стон, готовый непроизвольно вырваться из груди. Скула девушки была испачкана в муке, и рубашка немного задралась, натянувшись на круглом животе. Ярослав сдержал порыв вытереть её щеку. Чёрт! Он не уйдет сегодня без ответов.
- Подумать только, а ведь до этой минуты день был таким прекрасным, - вздох приподнял Викину грудь. Ярослав усилием воли заставил себя оторвать взгляд от щелочки, образовавшейся между двумя пуговицами в районе лифчика.
Она смотрела в упор: вопросительно, но спокойно, отчего Ярослав чувствовал себя соискателем. Мгновения длились бесконечно, но он не хотел нарушать очарование встречи, жадно вглядывался в неё. Отметил тонкие иголочки бровей, еле заметные поры на юной, гладкой коже, маленькую складочку на верхней губе, трепет крыльев носа.
- Всё хорошее когда-нибудь кончается, - в тон ей поддакнул он.
То, что он сегодня пришел потребовать, сделает пропасть между ними ещё шире, а он не был уверен, что хотел этого. Сейчас он жаждал, чтобы она позвала, угостила, положила голову на его плечо, позволила коснуться губами шеи. Разрешила обнять себя, вдохнуть запах, помолчать рядом.
Внезапно фея вздрогнула, обернулась и исчезла в глубине своего логова. Ярослав проник следом, нагнув голову перед низенькой дверью. После слепящего июльского солнца, глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к полумраку кухни. Свет проникал в эту комнату только сквозь маленькое оконце над столом и через открытую дверь. Легкий смрад от жаровни плыл голубым туманом. Комната была просторной, стены когда-то давно были побелены, а сейчас выглядели грязными.
В углу комнаты стоял сундук, рядом с допотопной плитой - такой же древний холодильник. Даже перед столом были не стулья, а крашеная лавка. Деревянный пол сверкал, показывая, что недавно был вымыт, несмотря на зияющие по углам дыры.
Он совсем не помнил этого помещения. Тогда, зимой, ни здесь не задержались, кажется. Перед глазами материализовался холодный вечер, Викино вызывающее платье. Он припомнил, что вокруг неё крутилось множество мужчин, и каждому она находила время улыбнуться. Она не должна была так посверкивать глазками и смотреть в рот всякому олуху, словно любое его "я расскажу" значило не меньше слов её первой учительницы.
Он был ошарашен ревностью, потому что в свете утра она казалась ещё более красивой, чем он помнил и думал. Внутри него сжалась пружина гнева. Чёрт! Если сейчас он позволит своей злобе победить, он никогда не добьется цели. Впервые в жизни у него не было никакого желания орать на неё. Возможно, потому, что он ежедневно находится в тисках плохого настроения. Он скучал по ней, он хотел иметь мечты и семью. И женщину с ребёнком под сердцем.
Ярослав отогнал глупое наваждение.
Вика приплясывала, снимая дымящиеся блинчики на аккуратную тарелочку. Ярослав остановился в дверном проеме, следя за ловкими движениями и изменившейся фигурой. Его раздирало ненасытное любопытство: рассмотреть её всю, запомнить каждый изгиб тела, отложить в памяти эту новую, непривычную фигуру Вики. Она стояла перед ним в старой голубой рубашке и выглядела одновременно закрытой и беззащитной, уязвимой и воинственной, домашней и сексуальной. Он не хотел, чтобы она ему нравилась, но ему становилось все труднее противостоять этому. Ярослав с трудом оторвал взгляд от попки, обтянутой узенькими штанишками и украдкой разглядывал живот, отводя глаза всякий раз, когда Вика поворачивалась к нему.
Вот так, порхая подобно тонконогой стрекозе, она вошла в его жизнь и ушла из неё - прямая, несгибаемая, доступная и далекая одновременно. Он содрогнулся от чувства невозвратимой утраты, от острого сожаления, что она не принадлежала ему больше.
Блинчики, похожие на маленькие солнышки, соскальзывали со сковороды и опускались в тарелку. Вика наливала, ставила, переворачивала, хваталась за ухо, снимала, наливала снова. Движения были настолько отточенными и легкими, что казалось, посуда всё делала без участия девушки. Вот возьмись сам и у тебя получатся такие же поджаристые хрустящие штучки. Удержаться было невозможно. Ярослав подошел, подцепил верхний и отправил в рот. Медленно и задумчиво прожевал. Да, они, пожалуй, ещё вкуснее, чем он помнил. Повар, несомненно, был достоин похвалы. Взял еще один. Остановиться было нереально. Он сел на скамейку и, любуясь Викой, съел еще. Интересно, для кого эти старания? Для себя одной? Он бы, например, не стал так напрягаться. Взгляд Ярослава опять заскользил по Викиным ножкам, изящным икрам. Она была босиком, и он представил её ступни в своих ладонях. Вот чёрт! Когда-нибудь он избавится от раздражающего желания обладать ею?
Вика резко выключила плиту, взяла тарелку с блинчиками и унесла в дом. Вернулась, сложила руки на груди и уставилась на него.
- Ты что, поесть пришел? - не надо было быть суперчувствительным, чтобы услышать воинственность.
- Нет, - он улыбнулся как можно дружелюбнее.
- Отлично, а то я уж подумала, что тебя дома не кормят.
- Кормят, но не так вкусно, - он не хотел ссоры, хотел похвалить её стряпню. Но Вика отреагировала нервно: сглотнула и посмотрела затравлено, словно ожидала удара. Сердце его вспыхнуло сожалением. - Тебе что, блинчиков жалко? - насмешливо-жалобно спросил он.
- Да, - отчетливо проговорила она, - и молоко, которое я купила, и муку, и яйца и даже соду. - Он видел её напряженные губы. - Мне есть, кого кормить, - Вика повела головой, - а у тебя есть, кому о тебе позаботиться! Зачем пришел?
- Я могу купить твою стряпню, - улыбнулся Ярослав: он не думал сдаваться.
- Бесспорно, - он прямо увидел, как она прикидывает в уме, какую сумму назначить, - не раньше, чем скажешь, зачем пожаловал.
Он не хотел так быстро переходить к делу. Он бы посидел у неё немного, полюбовался. Почему бы им просто не поболтать, как в старые добрые времена, когда он ухлёстывал за ней?