Ярослав проследил, как Вика с тоской и тревогой посмотрела вслед Диме, но осталась на месте. Видимо, бежать сочла для себя слишком малодушным.
- Я уже пообедал, возьми себя в руки, - попробовал он шуткой разрядить обстановку, - я не собираюсь убивать тебя сейчас.
- Никто тебя здесь и не боится, - воинственно бросила она, не дав ему шанса.
Он вздохнул:
- Ты вознамерилась опять затеять битву со мной, не так ли?
- Я не делала ничего подобного. Битвы - это по твоей части, - процедила она.
- Нет, делала, но я не в боевом настроении сейчас, - на несколько минут он замолчал, задумавшись. Когда он заглянул ей в глаза, почувствовал, что тело словно омыли прохладной освежающей росой. Ощущение было таким сильным, что ему захотелось навечно остаться с ним. Он опять был сражен неудержимым желанием прикоснуться губами к её губам. - У вас нет никакого романа с моим братом, - выдал, наконец, он. - От свежего аромата её кожи рот наполнился слюной. Что она с ним делала?
- Есть!
- В это трудно поверить.
- Не понимаю, почему, - он уже достаточно хорошо изучил её, чтобы не заметить, что сладкая улыбка была искусственной, - Дима очень привлекателен. Он умный, и он...
- Оставь при себе дифирамбы моему брату.
- Он меня любит!
"А ты его?" - уже было готово слететь с языка, но Ярослав был слишком уверен в своих выводах, чтобы требовать от неё ещё одну ложь.
- Поверю тебе на слово, - развязно улыбнулся он, - но факт заключается в том, что вы - не любовники.
- Откуда тебе это известно?
- Просто знаю, и всё. Я видел, как вы общались, когда полагали, что я за этим наблюдаю. Строили глазки, держались за ручки, даже обнимались.
- Разве не так ведут себя влюбленные?
- Вот оно! Если мне и нужны были доказательства из твоих уст, я их получил! - он не мог сдержать торжества. - Нет! Чёрт подери, ты сроду бы ко мне не прижалась на людях!
- Я тебя и не любила никогда! - пресекла она, но Ярослав не слушал.
- Самое смешное, знаешь что? Ты ведешь себя так почти с каждым мужчиной, которого встречаешь при мне. Надуваешь губки, касаешься его своими тонкими пальчиками, заигрываешь!
Глаза Вики оставались настороженными, хотя она всё ещё не сдавалась.
- Ты забыл, я всегда любила мужчин? - надменно поинтересовалась она, - у меня было полно мужиков и до тебя и после!
- Вериться с трудом.
- И все как один красавцы!
- Ага. И ты была девственницей, - парировал он.
- Я не хочу об этом говорить, - отрезала она и отвернулась.
Он кожей почувствовал, как её боевой настрой угас. Плечи поникли. Ярослав отмёл смесь угрызений совести и облегчения. Сейчас он признается, что любит её, и она больше никогда в жизни не будет грустить. Она упадет в его объятия, и он постарается, чтобы она никогда больше не плакала. Конечно, он нанёс очень глубокие раны, и ей будет не так легко простить его, но она обязательно сделает это. Ведь она любит его.
- Отвези меня домой, - еле слышно сказала Вика и встала. Под жакетом на ней было легкое платье-сарафан с лентой мелких цветов по подолу. Ярослав на секунду увидел в ярком свете окна плавную линию низа живота и силуэт ног. Не оглядываясь, Вика пошла к выходу. Ему пришлось бросить плату на стол и бежать за ней.
Когда они тронулись, Вика вся съежилась, и он заметил прозрачную каплю, ползущую по её щеке. Ярослав вскинул голову. Вика отвернулась, но он был уверен, что ему не показалось.
- Прости меня. Я был глупцом, - он попытался её обнять, он хотел прижать её к себе, хотел, чтобы она искала утешения у него. Вика отстранилась, зажмурилась, а потом быстро заморгала, должно быть, чтобы слёзы не застилали глаза. - Прости меня, милая, - он протянул руку, пытаясь взять её ладони, - Вика, я виноват!
- Не... прикасайся ко мне, - прошептала она, едва шевеля высохшими губами, словно собрав остатки сил и задыхаясь от вспыхнувшей боли, - я никогда не прощу тебя.
- Да... да, я знаю..., - он оставил попытки тронуть её. Слёзы из-под прикрытых век Вики капали на хлопковую ткань и оставляли темные розовые пятна на воротнике. Ярослав принялся говорить, запинаясь и испытывая неловкость: - У меня есть деньги. Но тогда... я не хотел, чтобы ты об этом знала. Мне хотелось, чтобы ты думала обо мне, как об обычном человеке из среднего класса..., - Что еще он должен открыть? Он лихорадочно соображал. Что приведет её в чувство? - Я поддерживаю отношения с семьей. Брат, сестра, мачеха, три бабушки, дяди, тёти, полно племянников.
Вика с явным усилием разлепила спекшиеся губы.
- Мне все равно.
Теперь Ярослав говорил возбужденно, словно стараясь выговориться за несколько отпущенных ему минут.
- У меня большой дом. Просторная квартира в центре. Я не... не говорил тебе всю правду, потому что... сам не знаю... это глупо. Да, я занимаюсь финансами, но не только. Я ещё продаю и покупаю... кое-что. Это не важно, - запнулся он снова, но Вика молчала, и он продолжил частоколом: - я могу не работать, если не хочу. Я могу полностью содержать всех нас. - Она не проронила ни слова. - В основном - я инвестор. Это такой человек, который работает не за деньги, а заставляет деньги работать на себя, - он внимательно посмотрел на неё, стараясь выяснить, поняла ли она. - У меня есть активы, которые приносят прибыль. На меня работает много людей. Я знаю куда вкладывать и какие ценные бумаги покупать. Все это законно - ты можешь не волноваться. - "Что он нес"?
- Прошу тебя, это действительно не важно.
- Недвижимость за границей...
- Оставь меня в покое.
- Теперь я уже и сам не понимаю, зачем я это сделал...
- Я не хочу больше тебя слушать.
- Я богатый человек. Тебе никогда не придется волноваться из-за денег.
- Это не имеет значения. Прошу тебя, - бесцветным тоном произнесла она, - если ты хоть немного чувствуешь себя виноватым, оставь меня в покое. Обещай, что оставишь меня...
Кажется, она не собиралась прощать его. Он готов был сотворить для неё всё, что угодно. Но как пообещать отступиться? Ярослав уже ничего не понимал. Только чувствовал, что не мог оставить её. Ни сейчас, ни потом. Не эту божественную женщину. У него душа рвалась на части от осознания ошибок.
Он сбавил скорость.
Справа зеленел лес, высокие столбы сосен тянулись к небу, берёзы пленяли солнце. Если сейчас он привезет её домой, она выйдет из машины, похоронит свои чувства, ему останется только скорбь. Ярослав закрыл глаза и потер пальцами лоб. Мимо с шумом неслись машины. Может быть, ему похитить её и запереть где-нибудь в надежном месте? Отвезти на солнечную Ривьеру? Затолкать на яхту и не причаливать? Держать в плену, пока цитадель сердца не покориться? Он съехал на шоссе. Нажал на газ, обогнал маленькую Пежо, посмотрел в боковое зеркало, перестроился в левый ряд.
- Я не знал, что ты будешь давить на жалость, - полушутя вымолвил он, - детка, где твое самолюбие?
- Утекло в канализацию! - неожиданно завопила она и свирепо уставилась на него.
Ярослав состроил испуганное лицо. Пусть бы она ругалась, пусть кричала! Пусть ненавидела его, только не пустота в глазах, от которой у него разрывалось сердце.
Совершенным, естественным жестом, она переместилась в кресле и провела по животу, заставив его внутренности совершить кульбит. Интересно, она тоже чувствовала всё время сладкое напряжение или это только его удел?
И ещё существовал ребенок.
Разве не говорят, что отец не тот, кто родил, а тот, кто воспитал? Конечно, если он позволял себе подумать, что ребенок под сердцем Вики - его собственный, волны блаженства мгновенно заполняли мозг. Его плоть и плоть этой несгибаемой Евы. Ярослав, в который раз, посчитал. Полгода прошло. В шесть месяцев примерно такой живот бывает? Кругляш аккуратно топорщил одежду. Тонкая рука обнимала его снизу, и пальцы как обычно гладили друг друга. Юбка едва прикрывала колени. Сиреневые, бурые, канареечные лепесточки узора шустрым ручейком спускались с ног на кресло, бежали по бедрам и терялись в тепле её тела. Вика смотрела в окно, слёзы уже не скатывались, но щёки всё ещё были влажными.
Была ли разница для него, чей у неё ребёнок? Если дурак, который сделал его, не занял место рядом с Викой, это его проблемы. Он, Ярослав, не совершит дважды ту же ошибку. Достаточно того, что однажды он уже был полным идиотом.
- Выходи за меня замуж, - выпалил он прежде, чем сообразил, что говорит.
Тут же отругал себя. Знал же, что почва, в которую брошено зерно, слишком суха. Но слова как будто не слушались его. Вика вперила в него влажные чёрные глаза. Наконец она пошевелила губами и, покачав головой, выдохнула:
- Ты свихнулся, - это был не вопрос - утверждение.
- Нет.
Вика прищурила веки:
- Тебе не надо отвечать за поступки другого мужчины. Мне не нежно твоё милосердие.
- Нет никакого милосердия...
- Тогда что? - она наклонила голову, - что вы опять задумали?
- Мы?
- Да, вы - Выгорские. Зачем я вам опять потребовалась, что вы меня замуж зовёте? Это что, новая форма извращения?
- Я еще разберусь со своим братом. Но я предлагаю тебе стать моей женой от чистого сердца на этот раз.
- Я же сказала, ребёнок не твой.
Ну как же она не поймет?
- Мне все равно. Хочу на тебе жениться.
- С чего это вдруг? - она злилась, он это слышал и считал совершенно справедливым. Пусть она выплеснет свою горечь. Сегодня. А завтра согласится стать его женой.
- Я люблю тебя, - слова дались ему легко, хотя он предчувствовал, что Вика усмехнется. Нет, она даже не улыбнулась. Не глянула на него. Только облизнула губу.
- Прекрати, - она смотрела прямо перед собой. - Как тебе в голову пришло сказать такое? Какое право ты имеешь так говорить мне? Как у тебя наглости хватает? - в голосе звенела злость.
Хорошо, главное не усталость.
- Я люблю тебя. Я не могу жить без тебя. Я боюсь потерять тебя... вас обоих.
- Сегодня ты говоришь, что любишь меня, а завтра бросишь. Может, ты и ребёнка заберешь.
- Нет.... Нет, не заберу. - "Что она такое напридумывала"?
- И этот ДНК-тест! Зачем его делать, я же говорю: тебе не о чем беспокоиться!
- Хорошо, хорошо! Не надо!
- Я не верю тебе. Не поступай так со мной, не мучай нас! - её глаза снова налились влагой.
- Вика...
- Я тебя не люблю. Теперь всё это не имеет значения.
- Нет, имеет. Я буду всегда надеяться.
- Не надейся! - она зажала уши руками, - прекрати мучить меня!
Они пересекли переезд, и некоторое время ехали вдоль железнодорожного полотна. Наконец, она глубоко вздохнула и опустила лицо в ладони. Он видел её худенькие плечи, узкие запястья. Как же он хотел её обнять, прижать к себе. Почему он (дурак!) утратил это право? Даже коснуться её было счастьем. Вика пахла домашним печеньем. Аромат смешивался с её сладковато-горьким запахом березовых почек и кружил ему голову. Он позволил себе представить, что они семейная пара. Они просто поссорились, они ждут ребёнка. Он, наверное, уже шевелиться. Или ещё рано? Он может переворачиваться в ней. Это девочка. Его дочь. Дрожь пробежала по коже. Его дочь. Никогда прежде он не хотел так яростно иметь ребёнка. Да, раньше появлялись смутные мысли, но они покидали голову, не задерживаясь. Маленькая дочка, которую он сможет взять на руки. Она, наверное, поместится на его локте.
Они почти приехали.
- Когда она должна родиться? - Ярослав остановил машину у старого штакетника, на автомате подумав, что здесь везде надо будет сделать ремонт, вычистить двор, поставить новый забор. Или скорее увезти её отсюда.
Вика отняла голову от рук.
- В конце сентября.
- Почему на свадьбе ты сказала, что не беременна?
- Не знаю, - она вышла из машины и, не оборачиваясь, двинулась к дому.
Он пулей выскочил вслед за ней. Эта женщина создана специально, чтобы бесить его? Ставить на место? Любит она его или нет? Из какого такого материала она замешана?
Эта женщина подобна гибкому ивовому пруту. Тонкая и легкая. Дрожит от едва потянувшего ветерка. Сгибается под напором урагана. Но шторм проходит, и она вновь тянется к солнцу. Она сбрасывает листья, если становится слишком тяжело. Она понурит голову, если солнце палит нещадно. Но, на его счастье, её нельзя сломать. Если даже разрубить её на части, она даст свежие живые стебли прямо от корня. Будь благословенны эти свойства её характера.
Ему не сыскать другой такой. Он всё сделает для того, чтобы она забыла боль. Он убережет её от тоски, и будет иметь пристанище рядом. Внутри неё. В её сердце.
Он догнал Вику у забора и поставил руки по обе стороны от хрупких плеч, вынуждая обернуться.
- Господи, Вика, всё, что ты делаешь и говоришь, как ты смотришь и даже как ты пахнешь, кричит мне о том, что ребенок мой. Чем больше ты отрицаешь, тем больше я убеждаюсь в своей правоте. Я не хочу больше тебя обижать. Не хочу на тебя давить. Мне ненавистна мысль, что я сделал тебе больно. Я не буду просить делать анализы. Тем более, не буду требовать. Даже если ребёнок не мой - я хочу быть с вами. Я хочу создать семью с тобой и с ней. Я ... я не хочу жить без тебя. Если ты спала с другими - мне тоже все-равно, - на секунду он запнулся, - не в том смысле, что плевать, а в том, что я сам в этом виноват. Я тебя на это толкнул. Мне это горько. Одна мысль, что кто-то прикасался к тебе, вызывает во мне ярость. Я почти ненавижу своего брата за то, что он приезжает к тебе, за то, что он делал тебе предложение. За то, что шутит с тобой. За то, что увёз тебя со свадьбы Андрея. За то, что он раньше меня узнал про ребёнка. - Она попыталась вырваться из кольца рук, и он поднял тон голоса. - Я хочу, чтобы ты подумала о нас. Прошу тебя, прости меня, и дай нам ещё один шанс. Подумай, прошу. Я сейчас уеду, Не торопись. Я буду ждать столько, сколько нужно.
Вика подняла ресницы. Она была самой красотой, частью лета и самим летом. Зноем, дождем, матерью-землей и воздухом. Она растворялась в цокоте кузнечиков и устилала почву травой. Она была звоном птиц и венчала небо солнцем. Она была жизнью. Давала жизнь и забирала её.
- Мне не нужно думать, - голос увещевал спокойно. - Если ты вернешься, мой ответ будет тем же. Я ненавижу тебя за то, что ты сделал и за то, что ты говоришь все это. За все твои признания, - она прислонилась спиной к ограде. - Ты содрал с меня кожу. С живой. Сейчас, когда я научилась жить без неё, опять пришел и говоришь всю эту чепуху. Я не верю тебе. Никогда не поверю. Даже если пройдет сто лет. - Вика набрала в грудь воздух. - Больше нет той девочки, которая полюбила тебя. Она умерла. Ты пришел на могилу. Могила не может полюбить. Могила даже не понимает твоих слов, - в её глазах сверкнули слезы, - мне жаль. Жаль, что я - эта могила. Жаль, что я прокаженная. Жаль, что я не птица Феникс, и не могу возродить свои чувства. И ты не можешь, - голос её хрипел, - больше ничего нет. Никогда не будет.
У Ярослава оцепенела гортань. Она ровно стояла перед ним, прямо смотрела в глаза. Она говорила правду. Не таила, не фальшивила. Она верила в то, что произносила. Верила и была покорна сказанному. Он хотел уткнуться ей в колени, хотел рвать на себе волосы.
- Год назад я был уверен, - произнес он, и голос его дрожал, - что никогда не захочу быть с тобой. Теперь всё изменилось. Твои чувства могут стать другими снова. Когда это случится, я буду рядом, - членораздельно закончил он.
- Отпусти меня! - она посмотрела так холодно, что он счел лучшим не удерживать её. Он чтил ее эмоции. Но не мог позволить ей черстветь. Его и её счастье зависело от его смелости и уверенности. И счастье ребенка. Суждено ли ему увести за собой эту нежную женщину, имеющую стальной стержень внутри? Женщину, которая отдала ему всю себя, а он так грубо отказался?
- Постарайся, прошу тебя, перешагнуть через свою обиду, - крикнул он вслед.
Она повернулась и изумленно посмотрела на него.
- Никаких обид, - Вика устало покачала головой, - просто сделаны соответствующие выводы.
Она ушла, а он остался. Он остался, чёрт подери! Он остался, и ничего не мог сделать с её равнодушием! Она была так близко, что он мог протянуть руку и коснуться её. Он мог купить её. Её дом, двор, её друзей, знакомых. Он мог всё отобрать у неё. Однако не получить её саму. Её душу, её чувства. Теперь всё это будет принадлежать кому-нибудь другому, в лучшем случае ребёнку. Каким же он был идиотом!
Сможет ли он простить себя? Имеет ли право на это? Где найти слова, которым Вика поверит? Ярослав стиснул зубы и сел в машину. Он опустил голову на руль и подумал о том, как всё начиналось. Квартира на Кудринской. После того, как он получил её в безраздельную собственность, она так и стояла пустой. Кажется, он даже не вспоминал о ней всё это время. Он перестал думать о долге, о предательстве. Теперь, когда он встретил женщину, которая важнее прошлого его семьи, все это не имело значения. Значение имели Вика и ребёнок, которого она носила.
Он хотел ворваться в дом и обнять её. Как же он хотел прикоснуться к ней! Хотел укрыть в своих объятиях и не отпускать. Спрятать от бед.
Горечь сжала грудную клетку железным кольцом: он и был той самой бедой. Теперь он не понимал, как позволил такому случиться. Надо же было быть таким глупцом! По прошествии времени, все интриги по-поводу квартиры казались жалкими и нелепыми. Он же мог... мог забрать её, не причиняя боли! Снова и снова он прокручивал в голове разговор с Викой, когда велел ей уходить. Он был просто дубиной. Слепцом. Разве можно было так ошибаться?
Получится ли хоть когда-нибудь завоевать снова эту девушку? Впервые в жизни он встретил человека, который оказался сильнее его. Человека, который не испугался его, которого он не смог ни устрашить, ни сломить. Человека, который сумел изменить его. Сможет ли она полюбить его? Простят ли они друг друга? Будет ли у них свой уютный уголок? Вопросов было много, а ответа - ни одного.
Ярослав не помнил свою жизнь без ненависти. С тех пор, как ему минуло тринадцать лет и их семьи коснулась несправедливость, жажда мести поселилась внутри сердца и жгла ядом внутренности. Если в детстве это была боль, идущая от злости отца, в юности - максималистские попытки восстановить справедливость, то в зрелом возрасте вся куча чувств трансформировалась в методическую ненависть.
Никогда ещё и ни с кем не хотел он создать совместный очаг. Сколько он себя помнил, его пленяла свобода. Свобода жить, где захочет, лететь, куда позовет ветер, заниматься, чем понравиться, встречаться с кем вздумается. Ему нравились умные и целеустремленные девушки. Блондинки, высокие и спелые. Как минимум ровесницы. А не какая-то пигалица. Маленькая, худенькая, смуглая. Чертовки юная! Если б кто-нибудь два года назад сказал, что он будет мечтать о ней, Ярослав бы рассмеялся от души. А теперь ему было плевать, не только на то, что её фамилия Белова, но и на то, что она беременна неизвестно от кого. Всё это происходило наяву, и он, подобно школьнику, был неуверен, что сможет её добиться.
Время для него остановилось. В мыслях он несся назад сквозь годы, пока опять не превратился в шестнадцатилетнего юношу. Он увидел перед собой предка, услышал его рокочущий голос и слова: "Ты должен иметь тактику относительно денег даже после смерти, - настаивал отец, - если ты не имеешь её, будь уверен, у государства она есть". Хоть отец тогда говорил про финансы, Ярослав не единожды убеждался, что совет равноценно справедлив и к любой другой области.
Ему нужен был четкий план по завоеванию юной феи. Смелый, дерзкий, без изъянов, с реальными прогнозируемыми результатами. Надежный и добрый. Весёлый, потому что нельзя держать обиду на того, что заставляет тебя смеяться.
Он только отъехал, как затрещал телефон. Димка. Что ему ещё нужно? Не успел он сказать "алло", в трубке раздались вопли:
- Слушай, - Дима явно брызгал слюной на том конце провода. - Зачем ты её мучаешь? По-твоему она мало натерпелась? Хочешь ей жизнь испортить? Яр, не слишком ли высокая плата за старые грехи деда? - Ярослав устало вздохнул, но не стал прерывать тираду. - Ты хоть знаешь, с чем её выгнал? Ей есть было нечего. Так, перебивалась кое-чем. Она мне не рассказывала, но я видел. Ты знаешь, что она ела всякую траву, которую в огороде сажала? Знаешь, как Ольга застала её в полуобморочном состоянии, когда у неё даже кофе дома не было? - Ярослав закрыл глаза и закусил губу изнутри. - Тебе ведь на это наплевать? То, что она всю зиму жила в доме, где температура выше пятнадцати не поднималась, тоже плевать? - Димкин голос дрожал и становился всё громче, Ярослав прямо видел в его лице презрение. Он и сам себя призирал. - Подумать только, бывшей жене Ярослава Выгорского есть нечего! Просто смешно! Только я ничего смешного не вижу! Ты осел! Что ты хочешь? Перестань мучить её! Она больше не твоя! Не твоя, слышишь! Ты получил обратно всё, что отец потерял?
Ярослав не отвечал.
- Получил?
- Да.
- Отлично! Она тебе больше ничего не должна! Опомнись, пока не поздно, - Дима тяжело вздохнул и закончил спокойнее. - Однажды ты проснешься и поймешь, как она тебе дорога. Но она уже будет просыпаться с тем, кто это понял.
Ярослав вздрогнул.
- Ты прекратил наконец-то свою бабскую истерику?
- Обещай, что оставишь её в покое, - потребовал Дима.
Ярослав осклабился:
- Сегодня с меня никаких обещаний!
- Ну, ты и козел!
- Если я такой козел, почему же ты её на меня бросил?
- Думал, ты опомнился!
- С чего же вдруг внезапная перемена?
- Я звонил ей.
- И..? - Ярослав затаил дыхание.
- Она плачет, и я уже еду к ней!
Ярослав взорвался:
- Слушай ты, Скорая помощь, разворачивай свою чертову карету! Не вздумай больше приближаться к моей женщине и моему ребёнку!
- Так он твой?
- Да! - заревел Ярослав.
- Я так и знал!
- Поздравляю! Твоя прозорливость тебя не подвела! - Ярослав тяжело дышал.
- Слушай, - сказал Димка серьезнее, - если не можешь с ней поладить, оставь её в покое. Ты не можешь усидеть на двух стульях.
- Еще как могу! - крикнул Ярослав и швырнул телефон об пол! Вот чёрт! Когда закончится этот гребаный чемпионат за его женщину?
Он, только он, будет победителем! Он добьется своего. Он сумеет покорить её! Пусть её мысли и поступки остались для него тайной, но она принадлежала ему, и он сумеет заставить её понять это!
Ведь у него уже имелась сноровка в этой войне, ухитрился же он год назад влюбить Вику в себя? И теперь должен изловчиться. Глупо уповать на авось и ждать прощения.
Пока он ехал, у него в уме складывались первые наброски будущего плана. В первую очередь, он купит особняк, о котором столь много и с такой нежностью рассказывала Вика на сайте. Начнет его реставрацию.
Во-вторых, он найдет способ вернуть ей квартиру родителей. Только не просто оформит ей дарственную. Это она воспримет это как подачку. Такой номер с Викой не пройдет. Надо подумать, как это лучше сделать. Аналогично с деньгами. Самое простое - повысить зарплату. Но надо сделать это по-хитрому, иначе ей это не понравится. А он хотел ей нравиться, чёрт дери! Может поднять зарплату всем работникам салона? С завтрашнего дня.
В-третьих, он не оставит её больше ни на минуту.
В нем заиграл азарт битвы. Ещё давно, когда он только стал планировать свой бизнес, отец был непреклонен в отношении важности настроя, с каким Ярослав начинал это новое для себя дело. Он говорил: "Ты создаешь проект, в какой бы области он не был, чтобы бросить вызов собственному посредственному уму. Ты создаешь бизнес, потому что это тебя захватывает, и ты должен отдать всего себя, чтобы сделать его успешным".
Этому правилу Ярослав следовал всю жизнь.
Сегодня жизнь давала ему новый урок, и теперь его задача - эта девушка. Только от него самого зависело, будет ли она верить ему. Будет ли любить, вверит ли себя без остатка. Хотя страх заставлял его оглядываться и жалеть, Ярослав знал: сила его духа закалена в боях. Пусть ему потребуется целый век, теперь всё зависело от него. Может быть, потребуется два столетия или семь, он выйдет победителем. Слишком многое поставлено на карту. Он собирался стать самым лучшим мужем во вселенной для неё и самым хорошим отцом для её ребенка.