Вика рассеяно смешивала краски на палитре. С каждым днём, да что скрывать, с каждым часом все сложнее было сопротивляться Ярославу. Не потому, что она не могла послать его куда подальше, а потому, что с каждой минутой сама всё меньше этого хотела. Собственное сердце - отступник - не желало раззнакомиться с вандалом. Мир блекнул и лишался свежести, стоило ей только вообразить, что его не будет рядом.
Она думала, что теперь будет редко видеть Ярослава: ведь у неё не стало нужды каждый день ездить на работу. Однако встречи становились всё более частыми по мере того, как прибавлялись недели беременности. Ей случалось задуматься над тем, так ли уж они нечаянны. Она прекрасно знала цену Ярославу и не доверяла ему, но настроение неизменно поднималось, когда он показывался в дверях белого коттеджа и шёл к ней. Или выходил из авто, дурачился, здоровался по-доброму, протягивал цветы или кулек слив. Она, конечно, пыталась воротить нос, но Ярослав словно бы чувствовал её настроение и удваивал усилия. Вика осуждала себя, когда расцветала от его шуток и снова становилась доверчивой девчонкой. Она не должна была делать этого! Поддаваться его чарам, идти на поводу, отвечать на прикосновения.
Он не настаивал больше на кафе, но каждое утро на пороге её ждал дымящийся капучино, пакетик с круасаном или другой вкуснятиной. Вика радовалась дарам, хотя они и имели привкус горечи. Грея руки о жгучий стаканчик, она напоминала себе: он ждал появления ребёнка, с этой целью и заговаривал ей зубы. Сейчас он искал её общества исключительно собственного развлечения ради. Как только малышка родится - мнимой любви придет конец. Выгорский правдами и неправдами сделает ДНК-тест, убедится, что ребёнок его, и начнётся настоящая война. За продуманную, неизвестную ей, но наверняка существовавшую стратегию, она его презирала.
Ярослав словно бы в насмешку подарил ей машину: преподнёс, как конфетку на блюде, новехонькую вольво снежно-белого цвета. Огромные колеса на молочных дисках, блестящий капот, кожаные сиденья сливочного цвета, двести семьдесят лошадей - было от чего сглотнуть слюну.
Вика, конечно же, не согласилась принять столь дорогой подарок. Булочки да цветочки - это куда ни шло! Но машина?! Она остолбенела от его наглости: она до сих пор чай пила вприглядку, а тачка стоила дороже её дома!
- Я ничего не хочу от тебя, - очень серьезно сказала она, подняв к нему лицо и стараясь вложить в слова всю душу, - знаешь, я действительно имею это в виду. Я не хочу ни одежды, ни денег, ни твоих автомобилей, ни твоей любви. Не жди, что мы с тобой станем жить долго и счастливо и умрём в один день. Когда ты наиграешься, я собираюсь забыть тебя. Я не собираюсь брать у тебя ничего, - с нажимом закончила она, и добавила в уме, чтобы быть до конца честной: "кроме ребёнка".
Ярослав изогнул бровь, то ли пораженный, то ли возмущенный её тирадой и спросил так, будто бы не услышал ни единого слова.
- Почему ты мне не перезвонила вчера?
Вика моргнула: он что, издевался? Он слышал, что она ему говорила? Она почувствовала, что начинает злиться от того, что он всё пропустил мимо ушей. Взыграло уязвленное самолюбие, и в тон Ярославу Вика пожала плечами:
- Прости, завертелась.
В отместку, он сжал её локоть, наклонился и поцеловал, удерживая затылок. Вместе с наслаждением и мазохистской радостью, Вика мгновенно ощутила бешенство. Она собиралась его оттолкнуть, но Ярослав изменил тактику и поцелуй стал более настойчивым. Его горячий язык ворвался в её рот, пожирая, упиваясь сопротивлением.
- Я не собираюсь спать с тобой! - со сбившимся дыханием выпалила она, когда, наконец, он оставил её и посмотрел в глаза. У неё было жуткое чувство, что он прекрасно понимал, о чем она думала, и от начала до конца чувствовал всё, что она испытывала.
- Ну да, и мы оба знаем, что мне достаточно пары минут, чтобы заставить тебя передумать, - заметил он, уже будучи на полпути к дому.
Вика взбудоражено смешала ультрамарин и бордо, негодуя и трясясь от тогдашней растерянности. Лицемерный подлец! Двуличный предатель! Чванливый...! Она никак не могла придумать слово, достаточно едкое, чтобы унизить его. Раздраженно убрала волосы с лица и оглянулась на алебастровую красавицу-машину. Та преспокойно стояла рядом с калиткой. Открытая.
Насколько Вика знала, ключи лежали в бардачке, вкупе с документами на её имя.
Он должен ответить за свое наглое поведение. Он жестоко и грубо обошелся с ней. Этот смеющийся, несгибаемый мужчина заслужил того, чтобы быть заживо сваренным в кипятке. Он - эгоистичный, трусливый лжец. Притворщик!
Он давно ушёл, а она всё ещё ощущала его взгляд и щетину на щеках.
Она ещё не вполне справилась с собой, когда во двор впорхнула Ольга, а за ней - её обновленный муж. Помня их попытки вербовать её в сторонники Выгорского, Вика заведомо вооружилась. Но кажется, молодые не заметили её колкостей - они были так слащаво-счастливы - что Вике захотелось огреть обоих сковородой. Рядом с ними она себя чувствовала одинокой голытьбой. В довершение всего, когда наконец-то Андрей свалил к Ярославу, Ольга снова завела песню "почему бы тебе не простить его"? Вика пошла обходным путем, спросив, когда это Ольга успела помириться с мужем.
- Вчера, - искрясь от счастья, вымолвила та, - мы обо всем поговорили. Он любит меня! А я его! Вика, я на седьмом небе. Он любит меня! Он не собирается меня отпускать! Он так много готов ради меня сделать! Знаешь, когда ты выходила за Ярослава, я тебе так завидовала. Ты светилась. Я сейчас то же самое чувствую! И Андрей мне такое про Ярослава порассказывал, о-го-го! Но я тебе ничего не могу передать. Он с меня слово взял. Когда ты уже простишь его, и мы сможем все вместе тусоваться?
Вика скисла, никаких сил не осталось оказывать противодействие попыткам "вправить мозги":
- У меня нет никаких доказательств, что ребенок его, - вяло проговорила она.
- Думаешь, ему нужны доказательства?
- Думаю, да. Любому человеку, тем более мужчине, тем более Выгорскому - нужны доказательства, - Вика положила кисти, вытерла руки, и они пошли в дом.
- Он стал как ручной котенок. Когда ты не смотришь на него, он пожирает тебя глазами. Даже я, а ты знаешь, я его убить была готова, верю ему.
- Ты веришь ему, потому что веришь своему мужу. Наверняка, они тебе оба зубы заговаривают. Надеются и мне заговорить.
- Даже если так. Я ещё в жизни не встречала мужчину, который действовал бы по всем фронтам. Как пить дать, он и с брательником своим договорился: тот тоже тебе песни поет.
- Угу, - Вика присела на диванчик, положила затылок на подголовник, Ольга пристроилась рядом.
В доме было прохладно. Булькнула вода в бойлере, капля упала на окно. Крякнула печка.
- Я начинаю завидовать. Ты можешь просить у него всё, что угодно.
- Да не хочу я ничего просить! - взвилась Вика, - я хочу, чтобы он оставил меня в покое!
- Нет! - Оля смешливо покачала головой, - ты не этого должна хотеть! Помни: мысль материальна. Представь, что он действительно оставит вас. Что ты будешь думать? Что он подонок. Это так и есть. Но! Счастья тебе это не прибавит. Ты должна думать о своем благополучии. О будущем. Как ни крути, любишь ты этого подонка. Ты должна думать, как поверить ему. Потому что вся проблема в твоей голове. Я понимаю, почему она там. Она имеет полное право там быть. Эта проблема. Как только ты найдешь способ убрать её из головы - ты будешь счастлива, - Ольга улыбнулась с ноткой грусти. - Я тебя очень люблю. Ты один из самых дорогих людей в моей жизни, - в её глазах стояли слезы, - я видела всю вашу историю. Я понимаю твой страх. Но ни я, ни Андрей, ни Димка, ни даже Ярослав (хотя он очень старается) - не можем переключить тумблер в твоей голове - только ты сама, - она покачала головой, - может быть, тебе вся жизнь потребуется на это, я не знаю. Но хотя бы подумай, что решение в твоей голове, - видя готовое вырваться у Вики возражение, Ольга подняла руку, её глаза были влажными. - Я знаю, ты хочешь спросить с какого фига, ты должна его прощать? Я тебе объясню. Да, его счастье - в твоих руках. Ты можешь лишить его этого счастья. Беда в том, что он - голова, а ты шея, знаешь, да? Он - ветка, а ты - лист, растущий на этой ветке. Ты - дом, он - его фундамент, - слеза скатилась по её щеке, - позволь вам быть счастливыми. Это больно. Страшно. Но кто, как ни женщина, обязан уметь идти навстречу?
У Вики покатились слёзы. Как она устала. Она наклонилась и обняла подругу. Какое счастье, что с ней был этот человек. Человек, который понимал и чувствовал её. Поддерживал и любил. Не в силах молчать она прошептала.
- Это его ребенок, - Вика посмотрела в голубые глаза.
- Его? - слёзы как будто мгновенно высохли у Ольги.
Вика кивнула: - Да.
- Он не знает? - Ольга расцвела.
- Нет, ты первая, кому я говорю, - камень скатился у Вики с души, - не рассказывай пока никому. Пожалуйста. Андрею тоже.
Подруга схватила её в объятия и рассмеялась, потом опять хлюпнула носом.
- Как же я счастлива за вас! Он будет на седьмом небе! Ты собираешься ему рассказывать? Я не знала, что ты спала с ним. Ты уверена, что ребёнок его? - она сыпала вопросами и была так взбудоражена, что Вика рассмеялась. Она чувствовала непередаваемое облегчение. Да, она спала с ним. Конечно, она не говорила про их секс. Как можно было в таком позоре признаться? Конечно, она была уверена, что ребёнок его. Она ни с кем больше не спала. Она не знала, когда сможет ему рассказать. Когда этот чертов тумблер переключится в её голове?
Они плакали и смеялись, молчали и перебивали друг друга, тараторили и обнимались, пока вопросы и эмоции не истощились. Наконец, успокоились и долго лежали, уставившись в потолок и мечтая. У Вики забурчало в животе. Тогда Ольга вскочила:
- Пойдем. Обуй что-нибудь поудобнее. Мы должны потратить уйму денег. Я покажу тебе самые красивые детские вещи, которые встречала в магазинах. Но сначала мы поедем в тот чешский ресторан, помнишь? Я хочу уху в хлебе и жареное мороженное, а тебя, так и быть, угощу пивом, - она похлопала Вику по животу, - всё-равно твоё брюхо уже не скроешь.
Вика ухмыльнулась и встала.
- Раз ты угощаешь, я буду фетучини с ветчиной. Уже третий месяц о нем мечтаю, а позволить себе не могу. Давай быстрее, а то проголодаюсь как волк и тебя слопаю.
- Фетучини с ветчиной? Мы ж не в итальянский пойдём.
- Ничего, его и в чешских подают. Прямо слюнки потекли, - Вика пригладила волосы щеткой и взяла сумочку. Её беленькие брючки и полосатая футболка отлично подходили для шопинга, - Оль, только никому не говори пока, ладно?
- Ты же знаешь, я - кремень. Если ты до свадьбы дочери решила приберечь эту новость, - большущие глаза выражали неодобрение, - я твой надежный союзник. Вперед! - она подтолкнула её к двери, и они вышли на улицу, где лицом к лицу столкнулись с Ярославом и Андреем.
Парни с подозрением посмотрели на радостные лица и красные носы. Вика перевела взгляд на подругу. У Ольги в огромных глазах блестели живые искорки. Вика опустила ресницы - боялась, что самая сущность её тайны теперь налицо.
- Куда это вы собрались? - первым очнулся Андрей.
Ольга повелительным жестом отогнала мужчин с дорожки.
- Прочь, холопы, - она вытянулась на носочках и покрутила бедрами, отчего её животик сделал танцевальные движения, - мы едем тратить деньги! Давайте, раскошеливайтесь! - она требовательно подставила ладонь, куда Андрей с довольным видом положил бумажник.
- Мы можем поучаствовать? - поинтересовался он.
- Нет, - покачала Оля каштановой головой, - ты знаешь, я бы очень хотела, но моя подруга - жуткая зануда. Похоже у неё аллергия на мужчин. Она протянула открытую ладонь Ярославу, - и ты тоже!
Он с надеждой посмотрел на Вику, вытащил банковскую карту и назвал пин-код.
- Не переживайте, - Ольга изящно вытянула её двумя пальцами, - мы потратим всё, чтобы у вас было ещё больше причин работать!
Она, похоже, была в прекрасном настроении. Взяла ключи и села за руль внедорожника Андрея.
- Давайте мы вас подкинем куда нужно, - Ярослав открыл Вике дверь.
- Нет, сегодня только девочки и Петька! - пропела Ольга, - если будет тяжело сумки таскать - мы позвоним.
Вика молчала. Было приятно ничего не говорить, и томно оттого, что Ольга так легко, походя, всё решала.
- Будь осторожна, - Ярослав нагнулся к Ольгиному окну, - помни, в машине вас четверо.
- И вы нам очень дороги, - добавил Андрей, отталкивая приятеля. Засунул голову в окно и поцеловал жену. Ольга заговорщически посмотрела на Вику:
- Да, сегодня мы будем для вас о-о-о-очень дороги!
Они рассмеялись, и Ольга вдавила газ.
Несмотря на прекрасное настроение, Вика сохранила щепетильность в вопросе траты денег и не взяла ни копейки с банковской карты Ярослава, как Ольга её не подначивала. "Представляю Выгорского, - хихикала она, - у Андрея теперь смс-ка за смс-кой, а у него - ничего! Вот он мучается, бедненький!"
Многие штучки Вике нравилось, но некоторые пеленки в "Ольгиных" магазинах стоили дороже коляски, которую она присмотрела. Она тщательно отбирала вещи, щупая, разглаживая, всматриваясь в ценники.
И всё равно, по её представлениям, они потратили уйму денег. А устали так, что были не в состоянии вернуться домой. Сидели в маленьком кафе на втором этаже торгового центра, не в силах пошевелиться. Ели мороженное из высоких синих креманок. Ноги у обеих гудели. Это был прекрасный день, Вика чувствовала облегчение: впервые за много месяцев она полностью доверилась Ольге. Наконец-то, закончилось мудрствование, тайны и придумки! Подруга вновь превратилась в подругу. Вика выплывала из тумана раздумий, время от времени сосредотачиваясь на нескончаемой болтовне Ольги:
- Мне Андрей говорит: повлияй на свою подругу. Мол, Ярослав забросил все дела - надоело нести убытки. Я ему: повлияй на своего друга. У моей подруги скоро ребёнок родится, а она всё ещё не замужем! Он мне: так она сама виновата! Вот козел! А я ему: так и есть! И что? Мне самой ей предложение сделать? Что, твой друг не в силах девушку завоевать?
- С каких это пор ты такая болтливая стала? - вздохнула Вика.
Ольга не обиделась:
- С тех самых.
- Да ты, кажется, счастлива?
Ольга качнула головой, отставляя стаканчик.
- Регулярный секс творит чудеса? - поддела Вика.
- Ах, ты..., - Ольга бросила в неё салфетку,... - язва!
Вечер сгущался, в кафешке теснилась уйма народу, жужжали разговоры, мерцали на столах и стенах огоньки ламп, сновали официанты в длинных фартуках. Тихая музыка просачивалась из динамиков и неспешно кружилась над головами.
- Вик,
- У?
- Ты собираешься ему говорить?
- Не знаю...
- Страшно?
- Угу.
- Можно я скажу? - Оля сделала ударение на слове "я". Вика улыбнулась одними губами. - Ну, пожалуйста! Это так приятно: приносить добрую весть. Или сама скажи, только при мне. Хочу посмотреть на его лицо.
Они негромко рассмеялись.
- Я когда Андрею про ребенка сказала, думала, его удар хватит, - продолжала рассуждать Ольга, - он, знаешь, так вальяжно сидел. А я ведь очень нервничала. Про Дениса он знал, мог подумать, что ребёнок его. Мог вообще всё что угодно подумать. Я поэтому равнодушное лицо сделала. Помнишь, я даже про аборт говорила, - судорожный вздох вырвался у неё, - короче, когда я ему сказала, что беременна, от его спокойствия и следа не осталось. Нагнулся ко мне, глаза как у волкодава, - Ольга засмеялась, - я недавно его спросила, не подумал ли он тогда, что ребёнок не от него. Говорит: "Нет". Я его, мол, тогда не любила, чтобы с чужим ребёнком к нему прийти. Вик, как же он все понимает? - голубые глаза, в который раз, наполнились слезами, - принимает меня такой, какая я есть. Я его люблю безумно. Я его никому не отдам.
Вика смутно помнила, как в этот вечер попала домой. Кажется, за ними всё-таки приехали Андрей и Ярослав. Кажется, Ярослав донес её от машины до кровати и снял обувь. Кажется, она заснула ещё в кафе. Странно, но в этот день у неё не болели кости от нескончаемой ходьбы.
Только в эту ночь она пробудилась посреди кромешной тьмы от тянущей боли в спине. Может быть от избытка эмоций, а может от физического переутомления днём, Вика не знала, но спазмы были очень сильные.
Ну и находились они сегодня! Часы показывали два сорок девять. Через полчаса боль стала накатывать волнами, не давая уснуть. Схватки? У неё всего было тридцать пять недель беременности. Вика припомнила, как читала, что девочки имели обыкновение появляться раньше времени. "Ладно, быстро это не бывает, наверное", - подумала она и тут же боль заставила судорожно перехватить воздух. "Нет, бывает, наверное, по-разному". Тем более, если это преждевременные роды. Маленькой могла понадобиться помощь. Лучше было быть в это время поблизости от врача.
Вика перетерпела очередную схватку и поругала себя, что до сих пор не собрала пакет в роддом. Она лихорадочно стала запихивать нужные вещи в сумку, согласно бесконечному списку, к счастью, заранее приготовленному. Во время схватки легче всего было замереть, опираясь на стул, стол или кровать, поэтому сборы затянулись.
Паника охватила её, дикая звериная паника.
Когда пакет был готов, Вика никак не могла сообразить, что должна надеть. "Ты ведь уже думала об этом. Почему же сейчас забыла?" - проклинала она себя, трясясь от страха и спешки.
Наконец, всё необходимое было готово, а она сама упакована в брюки и рубаху. Самое главное имелось! Всё остальное было не так важно. Вика схватила телефон - скорая приедет в течение десяти минут. Она специально это выясняла. Экран был черным и не хотел реагировать. Зарядка кончилась?! Или что? Она поискала провод и вставила в розетку. Наглый аппарат никак не хотел включаться. Как так? Вика нервничала и злилась. Господи, ей нужна была связь! Тяжесть стала наваливаться с силой, от которой она не сдержала стона. Наконец-то, сотовый загрузился. Вика облегченно вздохнула и немного успокоилась: ещё десять минут, и она в надежных руках медиков. Перетерпела схватку и позвонила.
Когда телефон невесть в какой раз скинул вызов, Вика запаниковала. Будь он неладен! Она поднялась и насколько могла быстро вышла из дома, пересекла двор, освещенный луной, и устремилась к белому коттеджу. Хотела позвонить, но дверь была распахнута, и она, удивленная, зашла внутрь.
- Ярослав! - голос непривычно растекался по чужому дому, - Ярослав! - Никакого ответа. Может быть, стоило тихонько подняться и, не будя хозяина, поискать телефон?
"Что за дикие мысли приходят в голову? - отругала себя Вика, - где ты будешь искать? И разве не имеешь ты права разбудить его, если рожаешь?"
- Что случилось? - Ярослав вышел из боковой двери, и Вика вздрогнула. Света не было, но её глаза достаточно привыкли к темноте, чтобы увидеть его голый торс, освещенный луной, длинные крепкие ноги, взъерошенные волосы.
- Ты мог бы дать мне телефон? Мой зарядку не держит.
- Что случилось? - повторил он настороженно.
- Надо в скорую позвонить, а мой разрядился.
- Роды начались?
- Да, кажется, - последние схватки были, к счастью, не такими болезненными.
- Я сейчас, - он исчез за дверью и вернулся минуту спустя в джинсах и футболке, - поехали.
Вика вопросительно посмотрела на него:
- Ты хочешь меня отвезти? - она почему-то села на диван и уверенно, как будто уже делала это, включила абажур. Комната осветилась мягким жёлтым сиянием.
- Конечно.
Ярослав стаял у дверей, он напоминал ягуара, сжавшего мышцы перед прыжком. В его руке еле звенели ключи. Вика прислушалась к ощущениям внутри себя. Она скинула шлёпки и подобрала ноги - было зябко. Положила одну руку на бок, а другой потерла живот. Больше ничего не происходило. Схваток не было. Даже лёгких, уж не говоря о тех мучительных, от которых из её груди вырывался стон.
- Можно просто позвонить и скорая приедет, - без особого энтузиазма сказала она.
- Зачем ждать? Я отвезу тебя прямо сейчас. Я готов.
Вика сникла. Как объяснить свое идиотское поведение? Да еще и посреди ночи. Теперь, когда схватки не пугали её, беготня казалось смешной. Ярослав подошел и присел рядом на корточки.
- Думаю, уже не надо никуда ехать, - объяснила она.
- Хорошо, - согласился он, - давай позвоним.
- Нет, - сказала она, прежде чем он поднялся, - и звонить не надо.
- Ложная тревога? - догадался Ярослав.
- Да, - она чувствовала себя дурёхой.
Его лицо светилось, он улыбался, раздражая её блеском своих белоснежных зубов. Каждая канапушка смеялась над ней.
- Чему ты радуешься? - нахмурилась Вика.
- Ты прибежала ко мне.
- Не надо было? - она злилась на себя и на его идиотскую реакцию.
- Нет, наоборот. Хорошо. Правильно сделала.
- Я бы к любому соседу прибежала в такой ситуации.
- Да, - улыбка не сходила с лица.
- Не только к тебе.
- Всё правильно, - он наклонил голову и насмешливо вглядывался в неё. Его руки и локти были покрыты рыжими точками до самых рукавов футболки. На внутреннем сгибе локтя билась голубая жилка.
- Куда мне ещё надо было бежать? - ядовито спросила она, с трудом сдерживая вопль раздражения.
- Ты всё правильно сделала.
- Тогда нечего лыбиться! - она встала и уверенной походкой двинулась к выходу, - и почему у тебя дверь открыта?
- Для тебя, - невозмутимо ответил он.
Вика вернулась домой. Проходя по двору, вспомнила про вольво. Ох, она и сама могла уехать. Почему не подумала? Мозги были расплавлены, наверное. Эх!
Назавтра Вика из дома носа не высунула. Надо же так было осрамиться! И перед кем? Единственным человеком во вселенной, перед которым было важно держать марку: быть сильной, осведомленной, самостоятельной, ко всему готовой!
День стоял теплый, но опасаясь встретиться со смешливыми чёртиками в янтарных глазах, Вика провела его в застенках. У неё было предостаточно времени подумать о Ярославе. Когда мысли сами собой улетали далеко, она вспоминала, что в последние дни он был, как бы это назвать, деликатен, что ли? Не преследовал её назойливо и грубо - как будто щадя чувства и давая время принять решение. Она стала быстро уставать, и что греха таить, была рада, если он предлагал помощь по хозяйству. В общем-то, и Дима это делал, но он жил очень уж далеко, а Ярослав всегда был под боком. Он часто действовал, не дожидаясь её просьб. Залатал крышу над сенями, поправил кое-где штакетник, выкорчевал сухой тёрн у окна, вывез на своей крутой тачке старый хлам, гниющий за сараем. Она и думать не думала, что он в состоянии совершать физическую работу своими холеными руками. Однако он мог, и это приводило её в ещё большую растерянность.
Порой она решала забыть обо всем и просто наслаждаться присутствием Ярослава в своей жизни, раз уж он пока определил вести себя с ней по-доброму. Они могли перекидываться едкими шутками и болтать о чём угодно, (кроме ребёнка, конечно), пока он работал. Она ждала его появления утром и вечером. Расстраивалась, если он не мог быть рядом. Он выслушивал её сетования и развлекал, как никто другой. Так или иначе, он появлялся перед ней каждый день, и именно его она и хотела видеть. Она говорила себе: "Ничего нет дурного в том, что она попользуется им", надеясь, что на любовь выработался стойкий иммунитет. Ярослав, словно водитель, по первому слову и без него, возил её куда надо. Разве не имела она права вкусить дары, пока они ложились к ногам? Он поселился рядом, подарил машину, хотел вернуть квартиру родителей, восхищался её рисунками, делал ещё сотню приятных вещей.
И всё же она не доверяла ему.
К вечеру Вика опротивела сама себе: сколько было можно обличать и злиться? Ждать, что Ярослав постучится в дверь? В памяти невольно всплывало то освещенные яростью глаза, когда она сообщила, что ребёнок не его, то испуганное, встревоженное лицо его в тот момент, когда ей стало нехорошо на свадьбе у Зуевых, когда он нагнулся над ней и прошептал хриплым голосом: "Всё хорошо, малыш".
Разбитая, Вика легла в постель пораньше, в надежде, выспаться и встать со свежей головой. Однако полночи она проворочалась, слушая крики неуемных птиц, шум далеких поездов и лай собак. Вторую половину - просыпаясь от тревожных снов, где Ярослав прощался с ней, до боли сжимая плечи. Вика рыдала навзрыд, понимая, что любит его. Под её пальцами холодные простыни превращались в его костюм, за который она в изнеможении цеплялась. Ноги совсем ослабли, и всё, что удерживало от падения - это крепко державшие её руки мужчины. Она приникала и сплеталась с ним, как лента с венком. Она уже не могла жить сама по себе, ничего больше не существовало, кроме желанного прикосновения и боли разлуки.
Потом мужчина в её сне преобразился в надменного Ярослава, он смотрел на неё свысока и называл дрянью. Сузившиеся зрачки его ясно говорили о том, что его терпению пришел конец, больше не будет шуток и поблажек. В душе Вики росло отчаяние. Оно, как дым, заполнило всю её, не давая вдохнуть. Она проснулась вся в поту, села, опустила руку на грудь, желая усмирить сердцебиение. Ей нельзя принимать сны близко к сердцу!
С утра пораньше, едва успев открыть глаза, очнувшись от состояния полусна-полуяви, Вика усилием воли вычеркнула из головы ночные галлюцинации, а заодно и отвратительного мужчину, оттягавшего у неё по ложному обвинению всё и вся. Всё же мысль, что она может его потерять и горькие ночные слёзы вызывали смятение. Противоречивые чувства переполняли сердце.
Стоп! Сегодня она обещала приехать к Кириллу Михайловичу. Вот и займется этим делом! Она бодро вылезла из кровати, прошлепала в трусиках и маечке на кухню, умылась ледяной водой. Потом расчесала волосы и выглянула в окно. Солнце освещало запыленную листву, струилось сквозь лапы сосен. Деревья уже стояли разморённые, ветер не шевелил ни единой веточки. Похоже, сегодня будет жаркий день. Она надела персиковую трикотажную юбку и легкую майку. В кухне достала с полки жестяную банку с заваркой, вытащила несколько чаинок и высыпала в чашку. Подумала и добавила ещё несколько штук. На самом деле Вика мечтала о мышьяке: он бы избавил её от прошлого! Заодно от настоящего и будущего. Подлила воды в чайник и включила плиту. Села.
В голове крутились мысли о признании Ярослава в любви. Тем ужасным днём, когда он разгадал их игры с Димой, он сказал, что любит её.
И больше ни разу не повторил.
Вика кусала губы и теребила пальцы. Он мог утешить её и шутками разгонял страхи. Его сильные руки, теплые и крепкие, словно пушинку вынимали её, потяжелевшую на десять килограмм, из машины. Его затуманные после поцелуя глаза снились ей каждую ночь. Она снова услышала его хриплый взволнованный голос: "Все хорошо, малыш", снова почувствовала горячие губы на заледеневших губах. "Я не оступлюсь", - сказал он однажды, как будто она этого не знала.
Он никогда не даст задний ход. Какой бы равнодушной она не была, холодной, безразличной, его сила, уверенность, бесстрашие, упорство победят. Они уже одержали верх. Она видела в нём эту мощь - несгибаемую, всемогущую, неумолимую - ту, которая заставляла мужчин с завистью глядеть ему в спину, а женщин - жаждать его. Что же осталось с ней? Упрямство? Могла ли она жить, руководимая этим детским чувством? Страхом? Провести век в санях, управляемых трусостью? Боясь взглянуть в будущее? Даже сейчас это представлялось отвратительным. Что даст она своему ребенку? Тревогу, беспокойство? По которой воде плыть, ту и воду пить. Вика вздрогнула: волоски на руках поднялись дыбом. "Когда же она перестанет мерзнуть? - обуреваемая возмущением, спросила себя, и сам собой в голове возник ответ: - рядом с Ярославом".
Всем своим существом она потянулась к нему. Плевать на боль, которую он причинил ей, на пережитое, на отчаянный страх. Она ведь может не просто пойти к нему, она может пойти на определенных договорённостях. Она сможет защитить себя и ребёнка, а он наверняка примет любые её условия. Настала пора попрощаться с обидами. Разве не доставляла она в своей жизни горя? Разве не хотела бы она, чтобы её простили и поверили? Искренне и навсегда? Вдруг со всей откровенностью она увидела жестокость, которую проявляла последние месяцы. Ярослав! Она ведь даже ни разу не позволила ему прикоснуться к малышу. Не дала почувствовать его движения в животе. Чего она ждала? Чего не хватало до решительного шага?
Ей стало одиноко и страшно, что она могла опоздать со своим признанием. Вдруг терпение Ярослава иссякло, и он не желал видеть и слышать её? Может быть, пружина была растянута так долго, что стала неспособна принять естественное положение? Чего доброго и откровение уже невозможно?
Вика вспомнила те безумные дни, когда она металась по городу в поисках его, желая сообщить, что у них будет ребёнок. Ей до боли захотелось поплакать в его объятиях и рассказать, как страшно ей было. Поведать, как она любила его и его малыша, который рос в ней. Что могло быть естественней, проще и прекрасней, чем принадлежать мужчине, созданным для неё? Быть с ним, рассеяв страх? Сдаться под натиском его и своей страсти? Ослепнуть от радости? Вика чувствовала, что уже не могла больше обходиться без его защиты, уверенности, его ласки, любви, которую теперь читала в его взгляде, ещё недавно столь жестоком. Она хотела так много сказать ему, хоть и боялась. То, что переполняло сердце, могло ли сорваться с губ? Что он ответит, когда она заговорит? Бросит ли какую-нибудь шутку? Изогнет рот в насмешливую складку? Раскроет ли объятия? Примет без всяких условий?
Рождался новый день, и она не хотела провести его в одиночестве, далеко от человека, которого любила. Она дышала желанием воссоединения, хоть страх и не вполне оставил её. Вика вскочила. Выключила конфорку. Должна ли была она переодеться? Достаточно ли хорошо выглядела, чтобы сообщить о своем решении? Вика воспротивилась трусости, машинально поправила волосы, потерла пальцы и выскочила за дверь.