Накрапывал мелкий дождь. Он был не сильным, но настолько частым, что причинял дискомфорта не меньше, чем сильный ливень. Костя огляделся. По берегу стелился мягкий густой туман. Ветки деревьев монотонно покачивались под несильными порывами ветра. Стоял октябрь, предвещавший ещё несколько недель косых холодных дождей и, конечно же, отвратительного настроения.
Ветер усилился и дал о себе знать. Парень, поежившись, направился в сторону города. Мысли беспорядочно блуждали в голове, являя образы, воспоминания, и время от времени лицо его искажалось ненавистью. Иногда он ловил себя на мысли, что его раздражало всё: дом, родители, школа, друзья, Алла... Он часто, а в последнее время постоянно, грыз сам себя и был вечно всем недоволен. Надо было что-то менять, но как это сделать в пятнадцать лет не знал никто на целом свете...
После железной дороги навстречу стали попадаться люди, которые, очевидно, заметив странные метаморфозы, происходившие с лицом молодого человека, как-то странно смотрели на него. Одни наглые зеваки пялились совершенно открыто, что чрезвычайно раздражало его, другие, поймав на себе озлобленный взгляд, отворачивались и шли мимо. Недовольство нарастало - чаша весов была переполнена и намеревалась рухнуть вниз.
Весь свой путь от реки Костя, как ни пытался отвлечься, всё время возвращался к последнему разговору с Аллой. И каждый раз дыхание учащалось, а на глаза навертывались слезы обиды и ненависти.
Она сорвалась на меня. В первый раз за почти полтора года... Кричала... Видали: кричала она! Это я ей надоел?! Юла сомнения закрутилась в груди так, что начали болеть ребра. Да она мне сама надоела! Захотела слишком многого, слишком завышенные мерки у неё в жизни. Пусть спуститься на землю и всё будет хорошо, всем будет лучше... А будет ли? Я ведь не идеал, никто не идеален, у неё тоже куча недостатков и вообще... Но сетования неожиданно прекратились и Костя поймал себя на каком-то подсознательном желании быть этим самым идеалом. Дрожь пробежала по телу, и он постарался отогнать от себя противные мысли.
Дождь сменился снегом. Мелкая крупа сыпала с чернеющего неба и тут же таяла в грязной воде луж. Куда-то спешили машины, прохожие, жизнь... У каждого были свои дела, заботы, огорчения и радости. Но пареньку, который в мгновение ока стал ненавидеть весь мир, казались ничем жизни остальных людей. Долгое время он ощущал, что этот ненавистный шарик крутится вокруг него, и как же неприятно было осознание обратного. При одной мысли об этом что-то внутри съеживалось и становилось жутко неуютно и обидно. Обидно до слез.
Наручные часы с маленькими фосфорными точками показывали половину пятого. Ровно час назад он еще был на реке вместе с Аллой, Саней, Артемом. Ровно час назад ему пояснили, что он всех достал. Это привело его в бешенство. Он, естественно, потребовал объяснить, чем он так всем не угодил, хотя ответ знал заранее. Все закончилось весьма просто - он развернулся и пошел, надеясь (но сам себе не признаваясь в этом), что его догонят, будут уговаривать остаться, даже, может быть, принесут извинения. Но никто этого не сделал. Ему вслед не было сказано ни единого слова. Это, конечно, несколько остудило порыв возмущения, но гордость не позволила вернуться. И теперь он брел домой, уже жалея о своем уходе, но стараясь не думать об этом, ибо боялся смертельно ранить свою упрямую натуру.
Двор опустел. Уныние царило в песочнице, на горке, на качелях. Не шумела детвора, играющая летом в прятки. Даже лавка, на которой обычно собиралась местная шпана, одиноко стояла у кирпичной стены. И лишь Костя вяло шагал по пустоте, направляясь к своему подъезду.
Он представил, как сейчас переступит порог квартиры, там его встретит вечно ворчащая по поводу плохих оценок и гулянью с утра до вечера бабушка. Костя остановился и его замутило.
На все претензии подростка костины родители отвечали легкой улыбкой. Когда он устраивал сцены по поводу мятой рубашки или холодного чая, мать улыбалась ему, а он бесился. Отец чаще всего успокаивал его, но Костя снова бесился. Мнения обоих родителей сходились в одном - пятнадцать лет, надо было немного подождать. Но сын подобного отношения к себе терпеть не мог, он не выносил, когда к величественной персоне относились как ему виделось с усмешкой. Вся серьезность и полнота кипучих эмоций им проецировалась на окружающих, и мальчишке казалось, что все вокруг должны понимать и ощущать мир в нем. Однако этого не происходило
Он остановился у двери. Мысли сталкивались друг с другом и раскалывались на маленькие осколки, оставляя пыль и гнетущий вакуум. Гнев и отчаяние сменяли друг друга, как только он представлял, что сейчас предстоит выслушать очередной старческий бред. Снова тошнота, слезы и странное бессилие сковали грудь. Рука вяло потянулась к звонку.
А что если сбежать из дома?!
Идея была заманчивая. Как настоящая рок-звезда, сбежать из дома, путешествовать, сколотить свою группу и в итоге прославиться. Но перспектива скитаться холодной осенью по городу мало его привлекала. Да и милиция, благодаря усилиям родителей, быстро его найдет.
Палец резко вдавил кнопку звонка. За дверью послышалось какое-то шевеление, затем щелкнул замок и дверь открылась. Костя набрал в легкие побольше воздуха и перешагнул порог отчего дома.
- Привет, бабуль, - процедил он сквозь зубы, стараясь скрыть раздражение, и стал снимать ботинки.
- Привет, привет. У тебя часы-то есть или нет?
- Есть.
- Ага, на улице уже темно, а он всё ходит где-то. Лучше бы уроки сделал. И так не учишься, подумай, что из тебя вырастит. Мать с отцом из коже вон для него лезут, а он...
- Я их успею сделать, - соврал внук, раздражаясь с каждым бабушкиным словом.
- Ну, поступай как знаешь, мы вам, молодежи, нынче не указ, сами все умные.
- Поступлю. И вас не спрошу, - тихо прошипел Костя.
- Ты прям змей какой-то! Скоро собственным ядом захлебнешься, - проворчала старушка в ответ на грубость.
- Захлебнусь, захлебнусь. И на тебя ещё прысну, - тихо пробормотал раздраженный подросток и направился в свою комнату.
Константин, конечно, знал о вечной проблеме поколений, которые не могли понять времени друг друга. Так всегда было и будет. Бабушкам (а иногда и дедушкам) кажется, что их внуки беспутны, ленивы и нерадивы, не то что они в их годы, в то трудное время. Внукам же кажется, что странные стекла невидимых очков, сквозь которые глядят на мир добрые и непонимающие старческие глаза, давно не работают и показывают несуществующую картинку. Кому-то из них - Косте или бабушке, надо было уступить в этом вечном споре. Но как-то не получалось, отрок не мог пересилить гормональный всплеск, случившийся пару лет назад в его организме и оставлял свои чувства плыть вместе с изменениями, происходившими в молодом организме. А это порождало крайнюю несдержанность.
Медленно стянув с себя свитер, он сел на кровать и подвел итоги всего, что произошло. Они оказались весьма и весьма плачевными. Теперь, сидя в своей теплой комнате, под многочисленными взглядами кумиров, улыбающихся с плакатов, висящих на стенах, он понимал, что оказался шутом для всех, особенно для Аллы. Ребята, для которых он всегда был авторитетом (как ему по крайней мере казалось), тоже перестали воспринимать его всерьез. Этого вынести Константин просто не мог. В итоге они там, она вместе с ними (предательница), а он здесь, в подштанниках, о которых никто не знает, ведь носить их в пятнадцать лет уже стыдно, сидит как дурак и ничего не может сделать.
Слезы... Как же их много внутри... Как же часто они просятся наружу.
Как я вас всех ненавижу, - шептал, задыхаясь, мальчишка. Я докажу, что не клоун, я еще всем покажу, на что способен!
Он ещё долго так размышлял, глядя то в потолок, то на стены и глотая теплые слезы. Но потом вдруг "вода" кончилась. Его распирало изнутри, как переполненный гелием воздушный шарик. Хотелось сотворить что-нибудь революционное, из ряда вон выходящее, гнусное, немыслимое. Но интересных идей не было. Он не хотел попасться за какое-нибудь правонарушение - слишком много негативных последствий это за собой влекло. А больше на ум ничего не приходило. Идея стала меркнуть, пока окончательно не растворилась в воспаленном сознании.
Часы в коридоре пробили шесть, бабушка позвала на ужин. Костя направился в ванную мыть руки.
Включив воду он посмотрел в зеркало и ужаснулся. Лицо было как у отличницы в первый раз схватившей пару. Хорошо, что никто его не видел.
Да, докатился. У Великого и Ужасного Константина на лице слезы?! Покажите мне человека, заставившего этого негодяя рыдать, и я преклонюсь пред ним! Ты докатился... докатился...
Взгляд скользил вверх и вниз по стеклу, изучая страшное отражение. Потом он переключился на многочисленные баночки с кремами, стоявшие на полках. И вдруг глаза коснулись какого-то предмета. Кровь ударил в голову так, что Костя ощутил её резкий и горячий прилив. Несколько мгновений он стоял неподвижно, поражаясь простоте и одновременно гениальности своей новой идеи.
Как же мне это раньше в голову не пришло! Боже мой! Ведь все так просто! Очень просто...
- Ну ты идешь или нет, сколько ждать можно, остынет все скоро! - скрипящий голос с кухни рассеял приятное оцепенение. Костя закрыл кран, из которого струилась горячая вода, от которой шел пар, и потянулся за бритвой. Это была опасная бритва, которую дед привез с войны. Ей никто не пользовался, но родители зачем-то держали её в ванной. Как-то мама сказала, что бабушка запретила выкидывать память о деде. Он несколько секунд повертел ручку с замысловатым узором в руках, полюбовался на острое лезвие, а потом засунул её в карман домашних штанов.
Великий и Ужасный в своем репертуаре, - мелькнуло в голове, и Костя вышел из ванной.
2. Великий и Ужасный.
Бабушка молча поставила на стол тарелку со щами - "дымящейся жижей", как называл её Костя, и ушла. Он ненавидел этот суп и искренне не понимал людей, которые ели его с удовольствием. При обычных обстоятельствах весь процесс поглощения этой пищи сопровождался бы ворчанием и бранью. Но он не обратил на вкус никакого внимания, он просто взял ложку, отломил кусок хлеба и принялся есть. Мир потерял теперь какую-либо значимость, вокруг все исчезло. Он полностью растворился в своей новой идее. Не замечая ничего вокруг мальчишка восторгался по-детски задумкой, а главное её последствиями.
Нет, Костя не хотел покончить жизнь самоубийством. Было слишком страшно оставлять ЧТО-ТО на этом свете. Да и выглядело бы глупо - перерезал себе вены из-за собственной злобы, как скорпион в порыве гнева ужалил себя своим же хвостом. Нет. Он просто хотел имитировать попытку суицида. Если бы все получилось, он многих бы заставил обратить на себя внимание - родителей, друзей, Аллу (последнее просто приводило его в восторг). Он представлял как она приходит к нему в больницу, а он, бедный и несчастный, осунувшийся и бледный, лежит под капельницей (непременно должна быть капельница). Она видит его таким, плачет и, что совсем немаловажно, воспринимает его всерьез. Теперь он не шут гороховый, а тот её любимый Костик, который из-за неё, да-да, именно из-за нее чуть не лишил себя жизни и она, благодаря своей глупости и жестокости, чуть не потеряла самое дорогое, что у нее есть на этом свете. Но бедняжка не знает, что за этой маской невинных подростковых мук скрывается хладнокровный, расчетливый и безжалостный комбинатор.
Правда такой поступок влек за собой и массу неприятных моментов, это тоже необходимо было учитывать. Например, если он выживет, ему не миновать откровенного и неприятного разговора с родителями, а их он по-прежнему стеснялся - не смог преодолеть детский атавизм. Что им нужно будет сказать? Сделал это для того, чтобы на него обратили внимание? Но единственное чадо не могло жаловаться на отсутствие такового. Сказать же всю правду он не мог - его просто затаскают по психиатрам. А то и похуже... В конце концов Константин пришел к выводу, что лучше вообще родителям ничего не говорить, изображать из себя страдающую и сожалеющую овцу, пребывающую в глубочайшей депрессии из-за содеянного, главное хорошо сыграть. Врачам надо будет наврать что-нибудь, это уже не столь значительные детали. А вот что говорить приятелям и Алле... Тут его воображение устремлялось в полет мечтаний. Буйство мысли не знало границ. Можно было рисоваться как угодно, говорить что только могло родиться в голове, гнусность мысли не знала придела. Он мог терзать свою бедную девушку одними лишь намеками на её вину в случившимся, отчего получал бы несказанное удовольствие.
Позабавился бы он вдоволь. Идея на его взгляд была не такой уж плохой, в с равнении с тем "унизительным" положением, в котором он находился сейчас.
Остальное было не так интересно. Между завершением трапезы он в общих чертах представлял, как будет выглядеть его задумка после воплощения в жизнь. Даже родилась мысль о предсмертной записке и ещё небольшие мелочи.
Костя аккуратно стряхнул крошки со стола в тарелку и понес её на кухню. Состояние души было неописуемым. Волнение пронзало все его тело с головы до ног. Он поставил тарелку на кухонный стол, кротко поблагодарил бабушку, на что получил довольно резкий ответ и направился к себе в комнату. Мальчишка уже не чувствовал какого-либо раздражения или наоборот - отчаяния, только волнение. Оно нарастало с каждым шагом, который приближал его к комнате, а карман, в котором лежала бритва, казалось начал жечь ногу. Великий и Ужасный пребывал в странном состонии. Такое испытываешь, когда идешь на первое свидание с любимой девушкой, которую долго добивался. Мысли отсутствовали. Сквозь частые волны, прокатывающиеся по его телу, он вдруг явственно ощутил страх.
А если не смогу, - вдруг пронеслось в голове. Если духу не хватит. Это не признание в любви, это по сути сведение счетов с жизнью. Страшно? Да. Очень страшно. Но ничего не поделаешь...
Впереди возникла дверь. Путь по коридору из кухни в комнату показался вечностью. Ноги были ватными, еще чуть-чуть и Костя рухнул бы на пол. Но этого не произошло. Он остановился. Медлил. Специально медлил, как на экзамене - ещё немного и ты переступишь порог и получишь билет, который, увы, не учил. Законы подлости действовали всегда. Но отступить Великий и Ужасный уже не мог. Не мог сам перед собой, просто не находил оправдания своей "трусости", при этом находя тысячи оправданий бесконечной глупости и эгоизму. Оба этих обстоятельства толкали его за порог, где все и должно было свершиться.
Он засунул руку в карман и нащупал злосчастный предмет. Недавно съеденные щи попросились наружу. Один всевышний ведает, каких усилий стоило Константину одновременно побороть тошноту, слабость и головокружение, но он это сделал, проявив не там где надо силу воли и разума. Мысли стали возвращаться и только, казалось, трусость начала уступать глупости, как вдруг...
- Ты чего тут стоишь как истукан? - знакомый голос сзади заставил Костю вздрогнуть. Бабушка как всегда появилась в ненужный момент.
- Ничего, задумался просто, - буркнул он и решительно вошел в комнату.
Он вытащил из кармана лезвие и положил на кровать, сам же встал напротив и тупо уставился на него. Как заманчиво и страшно было теперь находится с этим предметом в одном помещении. Вроде бы ничего особенного тот из себя не представлял, но с помощью этого нехитрого приспособления можно было изменить всю свою (и не только свою) жизнь, а может, даже, свести с ней счеты.
Так он простоял пять минут, а потом поймал себя на мысли, что признает всю глупость своей бредовой идеи. Но отступить не мог. Ему уже казалось, что там за дверью стоят друзья, стоит Алла. Они все знают о его затее и ждут от него действий. И если он отступит, то как будет выглядеть в их глазах. При одной мысли об этом Костику становилось страшно неуютно. Машина уже не только была запущена, но во всю пыхтела, набирая обороты и лишь изредка сбивала свой четкий ритм.
Он сделал несколько медленных шагов по направлению к кровати, двумя руками взял бритву и вытащил лезвие. В холодном металле блестел свет от лампы, уже знакомое и почти привычное оцепенение стало возвращаться, а вместе с ним снова возник страх.
Ничего, все будет нормально. Кровь просто запечется и остановится. Постараюсь не умереть. Ничего, все будет нормально, главное не брать слишком глубоко, Тогда, тогда...
Мантра прервалась. Мальчишка взглянул на лезвие, потом на руку... Ком подкатил к горлу, ему вдруг захотелось плакать и слезы потекли по щеке. Он и сам не знал, что это были за слезы, чем были вызваны - то ли бесконечной жалостью к самому себе, то ли страхом перед неизвестным и обидой за сложившуюся ситуацию, то ли собственным бессилием, порожденным ненавистью к окружающим и к самому себе тоже. Любовь - из-за которой как он думал все происходило, оказалась ни чем иным как любовью к себе, извращенным, садистским обожанием себя. Когда луч познания мира выходит из человека и пройдя и впитав все окружающее возвращается назад и человек становится целым миром, а целый мир - всего лишь злобным эгоистом.
Костя стоял и ревел. Как ещё недавно, когда его ругали родители, когда ставили в угол. Теперь детский уголок для наказания оказался посерьезней, вот только загнал он себя туда сам.
Словно взглянув на себя со стороны и осознав всю комичность ситуации Великий и Ужасный поднес лезвие к запястью и с огромной силой полоснул по руке. Резкая вспышка боли заволокла окружающее пространство. Ноги подкосились. Костя слабо простонал и почувствовал как его тело, будто мешок с ненавистной капустой, рухнуло на пол.
"Дурень" - пронеслось в голове.
А потом он вдруг вспомнил как они с классом ездили в какой-то музей, в соседний город. На обратной дороге остановились у колхозного поля и мальчишки утащили с собой несколько вилков с капустой. Съели её и чуть дотерпели до города.
Приятный дурман сочетался с резким покалыванием в руке, мысли были ясны и разумны. Теперь он понимал, что совершил глупость, о которой будет жалеть. Потом перед глазами возникла Алла и умирающее сердце подало слабые признаки жизни.
Последнее о чем подумал Великий и Ужасный была предсмертная записка. Но было уже все равно. Потолок начал расплываться и в конце концов воцарилась тьма. Дальше были крики бабушки, телефонные звонки... Но Костя этого уже не слышал, его сознание было очень далеко от всего происходящего...
3. Очнувшись.
...Вокруг было темно, но до слуха доходили отдельные фразы, чьи-то шаги, чье-то тихое всхлипывание. Немного придя в себя и восстановив в памяти последние события, Константин не без удовольствия представил, что это плачет Алла. Он нарисовал в воображении больничную палату, в которой он, может быть, сейчас находится, девушка сидит напротив койки, смотрит на него и периодически всхлипывает. О, это были поистине блаженные минуты для Великого и Ужасного, еще каких-то несколько мгновений, и он откроет глаза и его актерский дебют будет блистать на больничных подмостках. Он, конечно, изобразит невыносимые муки, а Алла, естественно, кинется к нему и будет долго просить прощения. Само собой, дальше последуют уверения в её абсолютной невиновности и прочая мелодраматическая ерунда, коей Костя овладел в совершенстве, пересматривая с бабушкой многочисленные латиноамериканские сериалы, и которая сыграет огромную роль в его спектакле. Но...
Что-то было не так. Он совершенно не чувствовал своего тела. Ни рук, ни ног, вообще ничего. Все просто онемело.
Странно. Это реакция что ли такая на потерю крови? Может быть. Вообще все, вроде, удалось на славу! Ну ладно, пора и глаза открыть. Дамы и господа, дебют года!
После последней мысленной реплики Костя попытался проделать задуманное. Но ничего не получилось. Он вообще потерял какие-либо ощущения и не представлял, как можно заставить себя шевелиться.
А вокруг по-прежнему была темнота.
Так, это мне совсем не нравится. Я в коме что ли?! Я не Вий! Поднимите мне веки!!!
Он снова попытался силой мысли обуздать свою немочь. Вторая попытка показалось ему продуктивнее, он что-то почувствовал, но желаемого результата так и не достиг. В любой бы другой ситуации уровень адреналина в крови подскочил бы до максимума и заставил бы сердце ломиться сквозь ещё не сформированные тщедушные ребра. Но ничего такого не происходило. Ему начало казаться, что он просто стал осознанием небытия.
Постепенно эта мысль начала приобретать страшную форму, но поверить в то, что тело мертво мальчишка не хотел и не мог. Не мог потому, что все люди (а Великий и Ужасный не был исключением), подсознательно являются материалистами, и раз уж жива была мысль, то значит мозг - венец всего, тоже был жив. Придя к такому выводу Костя решил попробовать заговорить. Но, как и в случае с веками, ни к чему хорошему это попытка не привела.
Паника. Да, наверное, это была паника. Великий и Ужасный был в тупике. Он не знал что делать. В голову ничего не приходило, точнее мысль ни во что путное не трансформировалась. Но прибывать в таком состоянии тоже не хотелось. Была, конечно, маленькая надежда на то, что выход из этой ситуации существует, но вот как найти к нему путь оставалось загадкой.
В таком состоянии он пробыл несколько минут, а может, несколько десятков минут. И всё это время из черной пустоты, которая дырой зияла перед сознанием, бился вопрос - что же делать?
Костя решил снова попытаться открыть глаза. Сконцентрировавшись до невероятной степени, он представил перед собой небо. Всё, о чем он думал, исчезло, растворилось в окружающей его черноте, а перед ним осталось только синее небо с пушистыми перинами облаков.
И вот узенькая полоска света замаячила впереди. Ещё и ещё, он начал ощущать физически налитые свинцом веки и в какое-то мгновение понял, что глаза открыты. Сначала ослепительный блеск ламп пронзил взгляд так, что веки едва не вернулись в исходную позицию, но потом боль стала постепенно утихать, и Костя смог оглядеться. Сразу стало ясно, что он лежит не в больничной палате, а в знакомой комнате. Ну конечно, это был зал его родной квартиры. Знакомая люстра с висюльками. Её они с матерью выбирали на рынке прошлой зимой. Обои на потолке с синими цветочками, едва заметные пятна клея.
Почему я дома?
Это был хороший вопрос, обреченный остаться без ответа.
Тело Кости по-прежнему пребывало в скованном состоянии. Но он уже мог вращать глазами. Это успокаивало, вселяло надежду на возвращение к нормальной жизни, придавало сил.
Успокоившись Великий и Ужасный обратил внимание на тихое всхлипывание, которое приписал поначалу Алле. Он посмотрел вперед и увидел сидящую на диване бабушку. Она сложила руки на коленях и смотрела на Костю, но в то же время взгляд скользил мимо него. По её старому, испещренному морщинами лицу, катились маленькие капельки слез.
Черный платок...
Подумал он.
Почему на ней черный платок?
Он осмотрелся вокруг. Голова оставалась неподвижной, по крайней мере он её не чувствовал, но глаза могли видеть почти всю комнату в любых направлениях. Вокруг сидело много незнакомых старух. Некоторые монотонно, по-старчески покачивали головой, другие (вероятно те, что посуетливее), что-то говорили, поминутно оглядываясь в сторону Кости. Но все, все они без исключения были в черных платках. Это могло означать только одно... Но этого и не могло быть. Великий и Ужасный мыслил, видел все происходящее. Да, он не ощущал ни запаха, ни чего-то другого. Но способность к восприятию не ушла...
Костя начал лихорадочно вертеть глазами из одной стороны в другую и по кругу. Обороты, как центрифуга набирали скорость и обзор существенно увеличивался, как вдруг... Вдруг он увидел гроб, обитый красной материей. И в этом гробу лежало его обескровленное тело.
Мертвому, наверное, не суждено потерять сознание. Мальчишка так и остался лежать посередине комнаты в свежем красном ящике, слушая траурное щебетание старух.
Сколько времени прошло, Костя не знал. Но все оставалось по-прежнему. Говорливые старушки галдели на разные лады, а глаза бабушки все сверлили безучастным, пустым, но полным горести и чем-то непонятным, граничащим с безумием, но невыразимо тоскливым взглядом. Несмотря на постоянные перебранки с ней Костя прекрасно знал, что бабушка в нём души не чаяла. А что теперь? Что ей оставалось делать, зачем жить и как жить дальше? Не должны предки хоронить своих отпрысков.
Неожиданно наступила тишина. Даже неугомонные старухи замолкли. В комнату вошли какие-то незнакомые люди. И все, вдруг, уставились на гроб. Тоска или грусть? Тоска... Перед взором все поплыло. Он не чувствовал жжения, которым обычно сопровождается начальная стадия плача, но он видел, как мир расплылся перед ним. По бледной щеке покатились едва заметные капельки. Но это все продолжалось не долго. Слезы схлынули также неожиданно, как и начались. Раздался чей-то возбужденный голос:
- Смотрите!!! На щеке слеза!!!
Старухи с новой силой запричитали, ежесекундно крестясь. Узлы на их траурных платка каждое мгновение взмывали вверх. Отец и мать, которых до этого не видно было в комнате, подбежали к гробу и немедленно отпрянули, как бы не веря своим глазам. Оцепенение сковало всех вокруг.
- Костечка, милый, родной ты мой, живой ли ты, ну скажи, скажи мне хоть слово, ответь, кровиночка моя...
Мыть рыдала, смотря на покойника и одновременно гладя по мертвым волосам. Он изо всех сил вращал глазами, пытался снова заплакать, но этого, судя по всему, никто не видел. Бледный отец обнял мать за плечи и отвел от гроба. Другие присутствующие в комнате продолжали заворожено смотреть на впалые щеки, снова ожидая чуда.
Мама! Куда же ты уходишь?! Я здесь, я живой, посмотри - я не умер!
После всего этого стало понятно - он обречен. Кажется, именно сейчас он понял, что это уже непоправимо. Ему не суждено встать из проклятого ящика. Всё, что испытывали люди каждый день, все горести, которые их настигали, казались Косте ничем, когда он сравнивал всех с собой. В какой-то мере, наверное, это было правдой. Умереть и существовать какой-то непонятной, способной лишь на восприятие субстанцией - это плачевно. Ведь только теперь он поняло, скольким и, главное, насколько был дорог. Матери, Отцу, Бабушке и...
... Перед глазами или в памяти смутно проплывали отрывки из счастливого детства, глупые, кажущиеся теперь ненужными обиды на окружающих, ревность и жгучее, невыразимое чувство тоски. Костя бесстрастно взирал на потолок. Внутри остался лишь один щемящий вакуум, который он не чувствовал физически, но остро ощущал каким-то непонятным образом, и от которого невозможно было избавиться.
Люди в комнате стали суетится. Внезапный подъем вверх заставил вновь обратить внимание на происходящее.
Только не это! Не Надо! Поставьте меня на место!!!
Мальчишке казалось, что он вопит, но его никто не слышал.
Сейчас его вынесут - и все. Все, он больше не попадет в свою квартиру. Больше не увидит эту мебель, эти книги, такие родные стены.
Незнакомые люди вынесли гроб в подъезд... Лестничные пролеты... Грязный потолок со знакомыми надписями... Чей-то тихий плач... Улица...Моросил дождь. Он капал тихо, как и в тот день, когда Великий и Ужасный разглядел в ванной бритву. Перед подъездной дверью стояли четыре табурета, гроб поставили на них. Вокруг было много людей, чуть ли ни весь двор собрался проводить Костю в последний путь. Были и родственники, дальние и близкие. Костин взор беспорядочно блуждал по толпе. В этой куче народа он пытался отыскать лишь одного человека.
Неужели не пришла?
Но нет. Алла стояла чуть в стороне вместе с Андреем, Сашкой и другими ребятами из класса. Её было не узнать. Девушка была бледна, красные глаза наполнены слезами. На некогда шелковистые, но теперь разом поблекшие волосы безжалостно падали капли дождя, оставляя на них какой-то призрачный отблеск. Юная красота вмиг померкла, уступая место боли.
Люди обступили гроб. Мать рыдала, бабушка смотрела поникшим взглядом, отец держался, не давая выхода эмоциям, но курил сигарету за сигаретой, глубоко затягиваясь. Вдруг сквозь толпу начал кто-то пробиваться. Это было Алла. Подойдя к гробу, она остановилась, и смотрела ошарашено на тело, как бы не веря своим глазам. Костя тоже смотрел на нее.
- Костя, - неожиданно заговорила она. - Не бросай меня, не уходи. Не оставляй меня одну, я люблю тебя! - девушка постепенно начинала кричать. - Я люблю тебя!! Не уходи!!!
Слезы хлынули из ее глаз и она закрыла лицо руками. Мать обняла Аллу и та, уткнувшись ей в плечо, разразилась плачем, больше похожим на вой.
Состояние мальчишки в этот момент было неописуемым. Слезы и боль рвались наружу, но, не находя выхода, поражали его снова и снова. Ему хотелось подняться из гроба, изо всех сил крикнуть, что он не мертв и сжать свою девушку в стальных объятьях. Вот - она его любит. Он добился того, чего хотел - теперь все воспринимают его всерьез, но цена этого оказалась слишком велика. Он понял какое место в его жизни занимала Алла, и какое место останется за ней в его смерти.
О, Господи, поверни время вспять, пожалуйста, я все исправлю.
Но... то ли бога не было, то ли он его просто не услышал, то ли это было наказание за смертный грех. Ничего нельзя было сделать. И теперь его бездыханное тело лежало в окружении близких, а рядом рыдали два его самых любимых человека.
4. Годы одиночества
Дорога до кладбища заняла много времени. Потом гроб вытаскивали из грузовика, снова ставили на табуретки. Эту процедуру Костя за свою короткую жизнь видел несколько раз, но не мог представить, что окажется на месте покойника. Рядом была насыпана куча земли и виднелась свежевырытая яма, вокруг которой столпились какие-то помятые мужики, которые, очевидно, её и выкопали. На ограде, выкрашенной в черный цвет, восседали промокшие под дождем вороны. Они вертели головами из стороны в сторону, поминутно издавая свой заунывный хрип. В унисон птицам ветер пел похоронную песню, разгоняя ее по погосту. Октябрьские деревья, в которых еще теплились остатки жизни, тихо поскрипывали осенней агонией - все умирало.
Наверное было холодно. Люди с каждым приливом воздуха кутались всё плотнее. Костю уже провожали в последний путь. Он не слышал речей, не слышал плача. Смотрел на Аллу, на мать, на бабушку. Смотрел, потому что знал, что погубил он не только себя, но своим поступком отправил на тот свет и их. Что теперь, когда смысл жизни потерян? Да какой там смысл! Вся жизнь теперь холодным трупом лежала в деревянном ящике. Понимать это было нелегко.
Нарастало какое-то волнение. Мальчишка уже не понимал осознает ли он это, или просто чувствует необъяснимое беспокойство. Но знал точно, что ещё несколько минут ему осталось присутствовать среди окружающих его людей. Еще несколько минут оставалось ему лицезреть мрачное октябрьское небо, затянутое тучами, дождь, мокрую землю, родителей. Аллу.
Те люди, которые кричат о том, как они хотят умереть, лишь бросают бессмысленные слова на ветер. Смерть - это страшно. Они даже в нескольких шагах не были от смерти, а если бы и побывали, то всем, всей своей сущностью ухватились бы за жизнь, за плохую, за нищую и жестокую... Это теперь отлично понимал наш герой. Сколько раз он сотрясал воздух, гневил небеса - проклиная свое бренное существование на этой земле, а теперь, теперь же он был готов отдать все на свете, лишь бы не угодить в эту яму.
По очереди присутствующие стали подходить прощаться с Костей. Шли знакомые, родственники, друзья. Каждый прикасался к его лбу и тихо провожал в последний путь. Теперь даже незнакомцы были дороги. Любое произнесенное ими слово имело огромное значение. Ведь это были последние минуты общения с людьми, впереди была только пустота, безмерная и бездонная, единственная.
Подошла бабушка. Бледное лицо ее казалось прозрачным. Вымокшие от слез морщины обострились и, казалось, стали еще глубже чем прежде. Она, как и в комнате, смотрела сквозь Костю.
Оперевшись руками о гроб, несчастная старушка зарыдала и положила голову на грудь парня. Он видел ее лицо, ее седые волосы, выбившиеся из-под платка, опущенные веки, по которым струились слезы. Но ничего не мог сделать. И понимая, что является причиной этих страданий, не смог на нее смотреть.
- Ох! На что ты нас оставил! - восклицала она слабым дрожащим голосом. - Зачем ушел! Зачем оставил меня окаянную одну!
Все это продолжалось долго. В конце концов, потеряв силы, она успокоилась и отошла от гроба. Потом прощался отец. Он не рыдал, но в его движениях и взгляде ясно было видна безмерная любовь к сыну.
Мать. По ее лицу можно было определить, что слезы не покидали ее уже несколько дней. Под глазами были мешки, обычно розовые щеки побледнели. Трясущейся рукой она провела по Костиным волосам.
- Прощай, Костечка. Прощай, сыночек.
Соленая вода начала капать на черный костюм. Отец, как и тогда в комнате, обнял мать за плечи и отвел от гроба. Это был последний раз, когда мальчишка видел своих родителей.
В самом конце подошла Алла. Это был самый ужасный и, в то же время, самый трогательный момент, от которого веяло невыносимой болью и безысходностью. Губы бедной девушки тряслись. Она произнесла три главных слова, которые обычно говорят друг другу возлюбленные, а потом прикоснулась к его холодной, мертвой щеке и закрыла глаза.
- Не уходи от меня. Не покидай, я прошу тебя, я люблю тебя... Слышишь - люблю...
Самое страшное было в том, что он слышал, а она не знала об этом.
Потоки слез, отдельные реплики. Все перемешалось вокруг и слилось. До ушей доносились какие-то звуки, карканье ворон, рыдания Аллы, матери, порывы ветра и скрип старых деревьев. Тяжелый груз вины лег на мертвое сердце, полное жизни. От этого режущего чувства, заполонившего все сознание, невозможно было избавиться, теперь оно стало вечным спутником Кости. Кажется, что когда в жизни все не так, все гибнет и рушится, всегда есть выход - смерть, которая сгладит все шероховатости судьбы и уровняет шансы каждого. Но тут смерти не было, даже старуха со зловещей косой покинула мальчишку. Значит - выход отсутствовал.
Алла все стояла у гроба. Ее никто не пытался успокоить, ведь все знали, что она испытывала в эти минуты. Люди, находившиеся рядом, были хмуры, настроение скорбящих родственников передавалось толпе. Даже забулдыки, выкопавшие злосчастную могилу, сняли шапки и стояли потупив глаза. Кто-то топтался на куче с песком, кто-то вообще держался в стороне из-за большого скопления народа. Бабки, размахивая платками, причитали, старики монотонно раскачивали головами. Вся похоронная процессия пребывала в каком-то трансе, по середине, около трупа, плакала Алла.
Вдруг люди расступились по сторонам. Костя увидел, что по направлению к нему идет человек, который в руках несет крышку от его нового деревянного дома. Мальчишку снова охватила паника, но она была намного сильнее, чем прежде. В эту минуту ему приходилось прощаться не просто со своей родной квартирой, а покидать это осеннее небо, холодный ветер, дождь, деревья - весь белый свет.
Человек подошел к гробу. В руках кроме крышки были гвозди и молоток - предметы, которые отрежут Костю от связи с внешним миром. Да какой там связи! - скорбного, одностороннего восприятия окружающего. Но такого единственного и поэтому дорого...
В последний раз глаза посмотрели на присутствующих. Взгляд задержался на Алле. Гроб накрыли крышкой и взору представилась темнота...........................................................................................................
Через несколько мгновений послышались удары - гвозди вбивались в траурное дерево. Потом тело в ящике подняли и начали плавно опускать в могилу. Голоса становились все тише и тише. Почувствовалось равновесие - гроб лежал на дне. Напряженная тишина, сквозь которую пробивались обрывки каких-то фраз и плач. Наконец раздался приглушенный стук - комья мерзлой земли ударялись о крышку гроба.
Закапывают. Выхода нет.
Мысль была не так уж ужасна, каковой казалась на первый взгляд. Костя просто беспристрастно констатировал факты.
Теперь даже приглушенных ударов не было слышно. В ушах - тишина, а в глазах - мрак.
Мужики закопали гроб и даже успели утрамбовать могильный холмик. Народ потихоньку стал рассаживаться по машинам, но в большинстве своем все стояли и продолжали смотреть на толстый слой земли, под которым еще теплился разум, рвущийся к жизни. Ветер раздувал волосы на склонившихся мокрых от дождя головах. Стояли долго, пока октябрьский холод не прогнал всех со скорбного места.
Все заняли свои места в траурной автоколонне и последний раз поглядели на свежий холмик. Потом могильную тишину разорвал звук отъезжающих машин - кладбище пустело. Костя этого уже не слышал.
Сначала глаза пребывали в полной темноте, но через некоторое время стали отчетливо различимы доски на крышке гроба. Воздуха почти не было, но это мало волновало Костю, которому кислород был без надобности. Наступил тот страшный момент, которого он боялся с тех самых пор когда понял, что мертв. Больше всего пугали тишина и одиночество страшного нового дома. Но когда он оказался один на один с самим собой, все страхи оказались легким трепетом в сравнении с реальностью. Вокруг и внутри не было ничего кроме мыслей и воспоминаний.
Что это? Кромешный ад? Может быть наказание за тяжкий грех? Может какой-то биологический феномен, который еще неизвестен там - наверху? А может быть правда - ад... Может быть для каждого человека он свой, определенный. Все зависит от грешника. То, чего он больше всего на свете боится, оборачивается против него за грехи тяжкие. Интересно...
Больше всего там, в жизни, Константин боялся одиночества, безмолвия и тоски, которую порождают эти вещи. Тоски перед грядущим, ведь ему неизвестно было, сколько он будет находится в таком состоянии. Год, два, может, сто лет, а может быть все время. Время, которое как космос не имеет границ. Время, не имеющее вкуса, цвета, запаха. Самое страшное на этой земле и в жизни каждого человека. Проникнув в глубину подсознания никто из нас не сможет дать определение времени, как-то его охарактеризовать. Мы не знаем, что это такое, но осознаем, что оно есть, а с возрастом начинаем его бояться.
Константин остался со временем один на один. Его глодало не только чувство вины, но и странное ощущение, которому он не мог дать названия. Наверное, это было что-то вроде досады. Он умер и увидел, как был нужен и дорог всем. Угнетало именно то, что живым он был слеп и не хотел прозреть. А ведь для того, чтобы разглядеть, нужно было проявить немного мягкости, чуточку уступить, ненадолго забыть о себе и подумать о других...
Скоро меня начнут глодать черви. В гробу, в моем единственном теперь доме заведутся крысы, которые тоже не прочь будут полакомиться моим окоченевшим телом. А все из-за глупости. Нельзя слишком часто испытывать судьбу на прочность.
Когда судьба преподносит неприятные сюрпризы, или случаются трагедии - человек растет, взрослеет, осмысленней начинает воспринимать свои поступки, учится быть мудрее и относится к неудачам. Со временем (хорошо это или плохо) но мы перестаем строить воздушные замки, воспринимаем жизнь без преувеличений.
За короткий срок вырос и Костя. Живой и мертвый - он были совершенно разными существами. Из импульсивного молодого человека, горящего жизнью, он превратился в старика. Да, старика. Глядя на доски он понял, что потух. Единственное желание теперь, которое теплилось в сознании, заключалось в смерти. Не в умерщвлении плоти, а в гибели этого самого сознания, непонятно зачем теперь существующего.
Через месяц Аллу найдут в петле. Бедняжка неправильно затянет узел и промучается несколько часов, прежде чем её покинет жизнь. Она оставит записку, в которой пояснит причины этого поступка. Их могилы недалеко будут находится друг от друга.
Костина бабушка перенесет инсульт и практически не сможет двигаться.
Мать и отец останутся жить как и жили, только в душах поселится холод утраты.
Друзья будут вспоминать Костю как отличного парня - надежного друга и любимца девчонок.
Никому так и не будет известна причина его ухода из жизни. Ребята будут гадать, но все это останется на уровне домыслов. Эту тайну он навсегда унёс с собой в холодную яму.
Близкие часто будут приходить на могилу в те часы, когда он снова и снова будет терзать себя воспоминаниями и сетовать на своё странное и страшное существование.
Много всего будет впереди. Но Костя не знал об этом, как, впрочем, ему и не суждено было никогда ничего узнать. Он привыкал к новому жилищу, скованный узами мертвого тела, а впереди его ждали годы темной пустоты и одиночества.