Чашка чая, холодный кончик покрасневшего носа, утренняя сигарета - не моя. Познакомьтесь, утро. В пропитанном приторно-сладким запахом, исходящим, казалось, из стен, мятыми простынями и ненавистным сигаретным дымом номере.
..Сколько же можно повторять, что я терпеть не могу запах табака? И все равно мы молчим, глядя друг на друга, не в силах ничего изменить. Я ненавижу сигаретный дым, ты - пригородные гостиницы. У обеих в глазах немой вопрос.
"Ты меня простишь?" - думаю я, но не издаю ни звука.
- Куда теперь? - таки произносишь ты, смахивая в пепельницу то, что осталось от сигареты.
Пожимаю плечами. Это эгоистично, но я хотела, чтобы на твоем месте оказался кто-либо другой, тот, кто просто Был бы. Я не ценю того, что имею. Как не ценила дом, работу, друзей, Его. Ценится то, что заработано рабским трудом, а мне все давалось с рождения, все принималось, как должное.
.. " - Когда я умерла, ты заплакал?
- Если я умру, ты заплачешь?
- Ты заплачешь, когда я умру? "
Рената Литвинова.
- Я умру. Ты заплачешь? - думаю я, глядя в ее голубые глаза, доставшиеся от русского папочки, представляя другие, такие же, и заранее зная ответ.
Ты и не подозреваешь, но я часто разговариваю с тобой - во сне или мысленно, как сейчас, рядом с собой, как прежде.
- А ты заплачешь, когда умрешь?
Я проведу взглядом по твоей щеке, будто прощаясь.
- Ты знаешь ответ, - резко отвечу я, пристально глядя в глаза, - Не заплачу. Чтобы плакать, нужно быть одинокой. Когда ты в ответе за других, до собственных слез нет никакого дел.
- Но ты одна, понимаешь - одна. - ты больно сожмешь мою руку, отрезвляя меня, возвращая к действительности.
- Ты не одна, понимаешь - не одна. - Медленно, отчетливо выговаривая каждый слог, произносишь ты, русская со стороны папочки, глядя на меня огромными голубыми глазами.
Вот и она, действительность, где ты лишь воспоминание, где лишь растворимый кофе и холодный номер провинциальной гостиницы. Теперь всегда холодно..
Допиваю холодный чай, приправляя слезами. Молчим.
..Разглядываю себя в зеркале. Пересохшие губы - даром, что ранее ухоженные, блестящие глаза и синяки под ними, тонкие, как мои запястья, бороздки, оставленные на залитых лихорадочным румянцем щеках, Мертвым Морем..
- При-ивет, - весело защебетала я, принимая сотовый, - Как вы там, мама? .. У меня все хорошо, просто замечательно. Сегодня опять репетиция, ты знаешь, это так меня измотало! Я наверное брошу театр, надоело. Лучше буду заниматься собой, чем мотаться по всей стране, как сумасшедшая. ..Что? Ах да, конечно. Ну конечно же буду! Мам, ну как ты могла подумать-то, а? Ой, что-то я тебя не слышу.. Видимо проблемы на линии.. Ну, целую.
Проблем на линии нет, театр бросила пару месяцев назад, репетиции нет и не будет.
- Какая ты дура, актриса, - пробормочет голубоглазая подруга, отбирая телефон и выталкивая меня из номера. Щелк! - и мы в коридоре, еще минута - мы в холле.
- Ты заплачешь, если я умру? - не сдерживаясь, спрашиваю я.
- Не умрешь. Живучая. - уверенно отвечаешь ты, и, открывая зонтик, смело выходишь навстречу серому, невзрачному дождю.