Аннотация: Написано к конкурсу "Укол Ужаса-4". Простой вариант картинок. Финалист конкурса.
Воронье Гнездо
Адвокат говорил правильно и логично. Одного его слова было достаточно, чтобы все аргументы обвиняющей стороны, тщательно выстроенные, хорошо поставленные и сыгранные на высшем уровне актёрского мастерства, тут же теряли свою убедительность. Прокурор то краснел, то бледнел, то бормотал что-то неразборчивое. Видно было, что он всеми силами пытался если не выиграть процесс, то хотя бы сохранить лицо. Как лягушонок, перевёрнутый на спину, неловко болтает лапками, чтобы вернуться в нормальное положение.
В другое время Пётр бы от души посмеялся над горе-обвинителем. Но здесь, в зале суда, ему было не до смеху. Чёрт бы побрал этого адвоката! Умный, зараза, в своём деле не одну собаку съел! И что самое неприятное, говорит-то он абсолютно правильные вещи - закон всецело на стороне подсудимого. Как он умудрился украсть миллионы из государственного бюджета (наши с вами деньги, товарищи налогоплательщики, как горячо уверял прокурор), если государство на финансирование "Шага к свободе" не выделяло ни копейки? Фотографии, где на фоне подвальной комнаты здания офиса - оружие и взрывчатка - и ежу понятно, что монтаж. И голос, которым откровенно говорится с какой-то сомнительной личностью об операции "Раша гудбай" (направленной, естественно, на развал нашей с вами Родины, дорогие россияне), вовсе не принадлежит Дмитрию Берестову.
"Эх, будь моя воля, - думал Пётр, - оправдал бы я тебе, правозащитник несчастный. Да только, сам понимаешь, время жестокое".
Слушая вполуха слабые доводы прокурора, Пётр со скуки принялся разглядывать зал суда и находящихся в нём людей: свидетелей, родственников и коллег подсудимого, самого подсудимого. Последний сидел за решёткой, бледный, как смерть, но нельзя было сказать, чтобы забитый и запуганный. Напротив, весь его вид говорил о том, что никогда он, Дмитрий Берестов, не боялся эту трусливую власть, не умолял о пощаде и не собирался этого делать и впредь. И на Петра он смотрел так, словно подсудимым был не он, а сам Пётр.
А вот и жена Берестова - симпатичная молодая женщина в свободном платье. Интересно, на каком она месяце? Ах, как жаль, что такая красавица обречена быть матерью-одиночкой, и ребёнок никогда не увидит своего отца! Но что делать? Это жизнь! Не смотри, женщина, с надеждой. Жалеет тебя Пётр, жалеет, но не настолько, что готов лишиться судейского кресла. У него своих двое - надо их кормить.
И вы, коллеги подсудимого - не глазейте так. Вам-то что? Ну, не будет вашего ненаглядного Берестова - найдёте себе другого начальника, в чём проблема? Вас-то самих пока никто не трогает. Да и не тронет, если будете держаться подальше от правозащитных организаций. Так, на всякий случай.
А ты, уродина с заднего сидения, чего уставилась? Кто она - эта молодая девушка, безвкусно одетая, в очках с толстыми стёклами, чьё лицо обильно покрыто прыщами? Бухгалтер? Журналист? Сотрудник проекта? Да, ей с такой внешностью будет весьма затруднительно найти другую работу. Лично он, Пётр, не взял бы её, будь она хоть трижды специалистом.
Впрочем, сейчас не время особо отвлекаться. Надо выносить приговор.
Итак, Берестов Дмитрий Васильевич, признаётся виновным по статье... измена Родине... незаконное хранение оружия... терроризм... расхищение средств государственного бюджета... получение взятки в особо крупном размере... применение насилия в отношении представителей власти... Уголовного Кодекса Российской Федерации...
- Приговаривается к высшей мере наказания, - закончил Пётр недрогнувшим голосом. - Пожизненное лишение свободы с отбыванием наказания в Вороньем Гнезде.
Сначала воцарилась мёртвая тишина, затем по залу пронёсся гул протеста вперемежку с возгласами отчаяния. Жена подсудимого горестно смотрела на мужа, как, должно быть, Ксантиппа в своё время смотрела на Сократа, а то переводила беспомощный взгляд на судью, словно говоря: "Ну, как же так? Вы же сами знаете, что мой муж невиновен".
Сам же Берестов, выслушав свой приговор, не дрогнул ни одним мускулом лица (Пётр готов был поклясться в этом), словно про печально известное Воронье Гнездо слышит первый раз в жизни. Тоже ещё, Че Гевара недоделанный! Он бы, Пётр, на его месте давно бы уже наложил в штаны со страху.
Впрочем, Пётру это не грозит. Не такой уж он дурак, в самом деле, чтобы лезть куда не надо и дуть против паровоза.
- Да чтоб они Вас самих заклевали! - выкрикнула страшная девица с последнего ряда, о которой Пётр уже и забыл.
- Прошу тишины в зале суда, - ответил Пётр холодно. - Я ещё не закончил. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
- Вы за это ответите! - не унималась уродина.
- Гражданка, если Вы сейчас же не успокоитесь, Вас привлекут к ответственности за угрозы в адрес представителя власти, - жёстко отчеканил Пётр. Ещё не хватало, чтобы какая-то сопливая девчонка указывала ему, прав он или нет. А тем более, такая страхолюдина.
Он видел, как парень, стоявший рядом с той девушкой, приобнял её и что-то сказал. А по глазам видно - небезразлична она ему. Пётр усмехнулся про себя. Интересно, что он нашёл в такой "красавице"?
Но к счастью, его увещевания возымели действие. За весь процесс она больше не сказала ни слова - лишь сквозь толстые стёкла пожирала судью ненавидящим взглядом. Ну, и пускай себе ненавидит. Всё равно она ничего не сможет ему сделать.
Воронье Гнездо. Мрачный замок из тёмного, почти чёрного камня, построенный неизвестно кем в незапамятные времена. Сквозь маленькие окошечки под самым потолком едва пробивается солнечный свет, не давая замку полностью погрузиться во тьму. Зловещее карканье ворон эхом ударяется о стены, разносясь по мрачным коридорам. И горе тому, кто окажется запертым в этом жутком месте. Злые и голодные птицы, набросившись всей стаей, заклюют несчастного до смерти.
Но даже если какому-то счастливчику и удастся выбраться наружу, вряд ли он сможет убежать далеко или укрыться где-нибудь в безопасном месте. Кругом - бескрайняя пустошь с редким кустарником. С южной стороны замка на километры простирается глубокий овраг, заполненный серыми водами.
С давних времён замок был заброшен, и лишь с приходом к власти Овечкина это суровое здание стало использоваться для казни за особо тяжкие преступления: терроризм, измена Родине, применение насилия в отношении представителей власти и тому подобные.
Сам федеральный судья Пётр Галкин никогда не видел замка вживую, но фоторепортажи, снимки в Интернете и рассказы других людей давали о нём некое представление.
Он отлично помнил первого подсудимого, которого он туда отправил. Владелец канала "ПолисиТВ", внушавшего президенту Овечкину лютую неприязнь. Как дрожали руки Петра, когда он зачитывал несчастному обвинение в неуплате налогов и сотрудничестве с подпольными террористическими организациями! Голос с трудом ему повиновался. Особенно мучительным было осознание того, что все улики против подсудимого высосаны из пальца. Здравый смысл то и дело стучал в его мозгу молотком: вра-ки, вра-ки, не-верь, не-верь. Как будто не понимал, что и без него тошно!
Второй была известная журналистка, чьи статьи и политике властей на Северном Кавказе были для Овечкина что кость в горле. Отправленная в Воронье Гнездо по обвинению в терроризме, она ещё долго являлась Петру в ночных кошмарах.
Постепенно мучения прекратились. С каждым новым процессом его всё меньше била дрожь. Страшные сны беспокоили его всё реже, пока и вовсе не сошли на нет. В конце концов, мир жестокий, в нём каждый за себя, и выживает тот, кто умеет адаптироваться. Можно ли винить во всех смертных грехах того, кто всего лишь хочет выжить? И дурак тот, кто этого не понимает.
Машин на трассе было немного. Одно хорошо - пробок не будет, можно спокойно доехать до дачи. А там - за лопату и айда убирать снег. От Сашки с Ванькой пользы никакой - приедут, соберут урожай и уедут по домам, а ты, папаша, вкалывай и живи, как хочешь, на свою пенсию. А уж о внуках и говорить нечего. Нужна им эта дача, как телеге - пятое колесо! Им бы по дискотекам да по тусовкам бегать. Старуха оставалась единственной помощницей, да и та сейчас лежала дома с температурой.
Март в этом году выдался суровым. Ветры, снегопады, метели. Казалось, зима прилагала все мыслимые и немыслимые усилия, чтобы остаться в власти на целый год. Хорошо, хоть в эти выходные метеосводки сулят относительно спокойную погоду. Но этот ветрюга, дующий в стекло со всей мочи... Такое впечатление, что ещё чуть-чуть - и он начнёт выдирать с корнем голые деревья, переворачивать машины, сносить крыши с маленьких домиков, разбросанных вдоль дороги.
А ветер и впрямь разгуливался всё сильнее. Свист постепенно превращался в вой. Снежинки, с утра тихо падавшие на землю, всё больше взбивались в мутную вихревую кашицу. Дворники машины работали на полную мощность, но это мало помогало. И без того видимость становилась всё хуже и хуже.
"Эх, чёрт меня дёрнул потащиться на эту дачу!" - сокрушался Пётр Аркадьевич, нервно мотая седой головой.
Говорила же старуха: "Ох, Петь, прошу тебя, не езди. Предчувствие у меня". Но Пётр Аркадьевич в ответ только посмеялся. Теперь он, пожалуй, отдал бы всё на свете, лишь бы оказаться дома, под боком у сварливой Надьки, кушать приготовленный ею борщ, слушать её бабью болтовню...
Буран тем временем усиливался, и вскоре разглядеть что-нибудь стало совершенно невозможно. Кругом - сплошная белая стена снега и ветра.
Ехать дальше было рискованно, и Петру Аркадьевичу пришло в голову, что будет лучше остановиться и переждать бурю.
Но машина, подгоняемая ветром, отнюдь не желала останавливаться. Напрасно бледный, перепуганный насмерть пенсионер изо всех сил давил на тормоз. Машина всё скользила вперёд - сперва по дороге, потом, пропустив поворот, съехала с обочины, а вскоре мчалась по заснеженному полю.
"Только бы не врезаться в дерево! Только бы не в дерево!" - мысленно повторял Пётр Аркадьевич, как заклинание, лихорадочно пытаясь вырулить вслепую.
Каждый раз, когда машина дёргалась в сторону, он вздрагивал, глаза его, и без того расширенные от ужаса, делались и вовсе похожими на блюдца. Ну, почему он не послушал Надьку, когда она говорила, что тормоза надо проверить?
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем бензин, наконец, закончился. Теперь можно было спокойно посидеть в машине, не опасаясь разбиться, и подождать, пока погодка успокоится, за что Пётр Аркадьевич от души возблагодарил Бога.
Вскоре и впрямь стало проясняться, и пенсионер смог разглядеть, где находится.
Вокруг него со всех сторон простиралось покрытое снегом поле, как он и представлял. За километр не было видно ни одного деревца - лишь редкие кустики выделялись чёрными пятнами на белом покрывале. Впереди, метрах в пятидесяти, землю разрезал широкий овраг, кое-где с проплешинами незамёрзших вод.
"Откуда я ехал? - думал Пётр Аркадьевич, в напряжении морща и без того покрытый складками лоб. - Когда я съезжал с обочины, это было чуть вправо. Значит, слева должна быть дорога. Надо пройти налево вдоль оврага и поймать попутку".
Хотя, кто знает? Он же ещё там рулил туда-сюда. Может, уже надо не влево?... А ладно, была - не была. На худой конец, хоть к жилью человеческому можно выйти - спросить, что да как.
Недолго думая, Пётр Аркадьевич открыл заднюю дверь, вытащил лежащее на сидении тёплое зимнее пальто, закутался поплотнее шарфом, надел шапку на седую голову. Затем с силой захлопнув, поставил автомобиль на сигнализацию. Конечно, если кто на него позарится - он всё равно не услышит. Но, может, звук сирены хотя бы отпугнёт угонщиков.
К счастью, для своих семидесяти пяти Пётр Аркадьевич был ещё здоров и полон сил, поэтому шагал он достаточно бодро. Может, даже слишком бодро для старика, которым, впрочем, себя совсем не чувствовал. Это Надька старуха, а он ещё мужик ого-го. Эх, надо разводиться, что ли - искать себе жену помоложе и покрасивее. А то ещё настанет день, когда ему, бодрому мужчине, придётся выносить горшки из-под немощной бабы.
Впрочем, эта мысль его вскорости покинула. Не потому, что показалась ему нехорошей, но потому, что её сменила другая - куда более насущная и, к сожалению, более тревожная. Сколько он уже шёл вперёд, а дороги всё не было видно. Да и погода после затишья, оказавшегося, увы, недолгим, вновь набирала силы для дальнейшего разгула. Ветер усиливался, бросая в лицо путнику мокрую крупу белых снежинок. И ни шарф, ни плотно прижатый к шее воротник пальто, ни кожаные перчатки уже не спасали от промозглого ветра и холода.
"Ох, наконец-то какой-то дом, - подумал Пётр Аркадьевич, вглядываясь вдаль и с радостью замечая силуэт огромного строения. - Коттедж, наверное".
На минуту, правда, его сердце кольнуло какое-то нехорошее предчувствие, которое Пётр Аркадьевич предпочёл побыстрее отогнать. Слава Богу, что впереди видны следы человеческого жилья. Хоть будет у кого дорогу спросить. Приободрённый такими мыслями, пенсионер зашагал чуть быстрее.
Но вскоре его радость сменилась внезапным разочарованием. Воронье Гнездо! Точь-в-точь оно! По-прежнему гордо высится среди пустынных равнин, правая стена стоит на самом краю оврага, и лишь пара шагов отделяет её от падения вниз. Камень по-прежнему чёрен, как мокрый асфальт, зубчатые края башен зловеще врезаются в затянутое сплошным облаком небо, словно грозя разрезать его на куски.
Когда-то это мрачное здание наводило страх при одном упоминании. А теперь оно уже двадцать лет стоит заброшенное. Лишь в Интернете да в аномальных газетах появляются всякие жуткие истории о якобы обитающих там призраках. И горе тому, кто волей судьбы окажется рядом. Задушат его призраки, разорвут, а душу утащат с собой на тот свет или заточат навеки в мрачных коридорах замка. Оно и понятно, откуда такие слухи. Некоторые люди до сих пор, несмотря на массовые разоблачения прежнего режима, верят, что в Воронье Гнездо отправляли не правозащитников и других неугодных власти людей, а настоящих преступников. Хотя (Пётр Аркадьевич знал это по собственному опыту) таковые иногда тоже кончали здесь свои денёчки.
Двадцать лет прошло с тех пор, как сам Пётр Аркадьевич судебным решением отправил сюда последнего человека - адвоката, который осмелился защищать "известного террориста" - главреда сатирического журнала "Волки и овцы" (во время правления Овечкина премьер-министром был Волчков, отсюда и название). Адвокат был признан пособником, а также обвинялся в получении взятки от этого самого "террориста", отправленного в Воронье Гнездо ранее.
Когда же Овечкина вместе с его вероятностным преемником неожиданно сместили, началась пора активных разоблачений прежнего режима и его самых ревностных служителей. Тогда Пётр провёл несколько бессонных ночей, опасаясь, как бы его самого не отправили в это Воронье Гнездо. Но к счастью, новый президент не был сторонником жестоких расправ, и на этот вид наказания почти сразу наложили мораторий. Были даже дискуссии: не разрушить ли этот замок вовсе? Но потом решили всё-таки сохранить как печальную память о кровавом режиме. Чтобы последующие поколения помнили этот урок прошлого и всеми силами старались не повторить.
После этого Пётр вздохнул с облегчением, продолжая, однако же, ожидать других, менее страшных, но всё же неприятностей. Однако и их не последовало. Было, правда, смещено с должностей несколько самых верхних чинов. Но до Петра "новая метла" так и не добралась. Вообще многие считали, что президент обошёлся непростительно мягко с теми, кто верно служил диктатору Овечкину, и считал, что всех их до единого надо было гнать в шею.
Теперь же, когда Пётр Аркадьевич стоял лицом к лицу к этому замку, на него в первые минуты нахлынул внезапный страх, который, однако же, быстро прошёл. А чего теперь бояться? Вороны уже наверняка разлетелись кто куда, а в призраков бывший судья, будучи материалистом, никогда не верил.
Зато метель разгуливалась снова и не на шутку. Сильный ветер сдувал с ног, нещадно бил в глаза, забивался вместе с холодом под плотную ткань одежды. Идти с каждым шагом становилось всё труднее. Тем более, видимость опять становилась нулевой - такой же, как и полчаса назад, когда Пётр Аркадьевич едва не разбился на своей машине.
"Переждать, что ли, в этом замке, пока прояснится, - пришло ему в голову. - Всё равно не вижу, куда иду - чего доброго, ещё упаду в реку или заблужусь окончательно".
Подумав так, он направился прямиком ко входу. Быть замурованным заживо, чего бывший судья поначалу боялся, ему, по всей видимости, не светило. Дубовые ворота с чугунными решётками, когда-то лишавшие приговорённых к смерти последней надежды, теперь беспомощно лежали на земле, засыпанные наполовину снегом. Они больше никогда не закроются.
За каменной стеной и вправду стало теплее. У самого входа справа зиял дверной проём, ведущий в другую комнату. Чтобы ветер, проникавший с улицы, не дул прямо в лицо, Пётр Аркадьевич шагнул туда. Далеко от входа он всё-таки решил не отходить. Не то чтобы он боялся каких-то там призраков, но дальше наверняка будут валяться скелеты тех, кто остался здесь навечно. Голые черепа и кости... Неприятное зрелище.
Узкие сени сменились коридором - длинным и широким, с многочисленными арками, увенчанными скульптурными головами каких-то мифических созданий, с полом из грязных изразцовых плит, когда-то в давние времена, должно быть, белых и гладких, а нынче - светло-серых, покрытых трещинами. Под самыми арками плиты были чёрными, как уголь. Очевидно, когда-то там лежало что-то вроде ковровой дорожки. Неприятное чувство охватило Петра Аркадьевича при виде всего этого. Как будто бы архитектор, который проектировал интерьер замка, не мог придумать ничего повеселее.
С левой стороны коридор освещался слабым дневным светом, проникавшим сквозь маленькие окошки в глухой стене. С правой - на расстоянии метра друг от друга виднелись дверные проёмы в виде небольших арок. Из любопытства Пётр Аркадьевич прошёлся немного вперёд, желая увидеть, где же конец.
Когда колонны с арками закончились, впереди показалась глухая стена, а в ней - два проёма: побольше, в виде прохода, и поменьше, служивший, очевидно, окном в коридор.
Неожиданно Петру Аркадьевичу показалось, будто в окне что-то шевельнулось.
"Показалось, - утешал он сам себя в следующую минуту. - Ну, кто там ещё может быть?"
Чтобы окончательно успокоиться, Пётр Аркадьевич снова взглянул в сторону последней комнаты. Мать честная! Что это? Прямо к нему направлялся какой-то человек. Не ожидавший такого, Пётр Аркадьевич невольно вздрогнул.
Ну, человек, думал он про себя, ну, и что тут такого. Может, любопытный какой? Или тоже, как и он, укрылся в замке от непогоды. Но что-то Петру Аркадьевичу казалось в нём более чем странным. Где-то он его, кажется, видел. Только где?
Громкий крик ужаса вдруг вырвался из горла бывшего судьи. Правозащитник Берестов! Это он!
Едва касаясь земли, узник шёл вперёд, прямо на ошеломлённого Петра Аркадьевича, глядя на него пустыми, остекленевшими глазами.
Холодный пот прошиб пенсионера Галкина. Седые волосы на его голове стали дыбом. Стуча зубами от страха и дрожа всем телом, он, бледный, как полотно, пятился назад.
Тем временем из жуткой комнаты стали один за другим выходить другие узники. Анна Петренко, ведущая радиопередачи "Тираны и тираноборцы", упрятанная сюда по обвинению в государственной измене. Николай Кружнин, журналист газеты "Открытые глаза", избитый и сосланный сюда за неповиновение сотрудникам полиции. Владелец "ПолисиТВ", журналистка - автор статей про Северный Кавказ, адвокат главреда "Волков и овец", и многие другие, которых Пётр Аркадьевич уже и не помнил. Все они надвигались на того, кто когда-то осудил их на смерть.
Галкин продолжал пятиться, пока спина, к его великому ужасу, не упёрлась в холодную каменную стену. Тогда его преследователи тоже остановились, продолжая безотрывно смотреть ему в глаза.
"Это конец! - думал Пётр Аркадьевич. - Убьют! Задушат!"
Ну, кто сказал, кто придумал, будто старикам всё равно, жить или умирать? Сейчас Галкин как никогда понимал, насколько заблуждаются те, кто так считает. Умирать, когда ты здоров и полон сил. Нет, только не это! Мама родная, что делать?
Справа в стене проход... Как ошпаренный, кинулся туда Пётр Аркадьевич. Вперёд, влево, вправо, опять вперёд - куда глаза глядят, перепрыгивая попадавшиеся на пути голые скелеты, набросанные камни, проломы в каменном полу. Только бы выбраться отсюда, только бы убежать, спрятаться, чтоб не нашли.
Проходы заканчивались в небольшой по размеру комнатке без окон. Лишь свет, бьющий из соседней комнаты, позволял с трудом различить ведущие наверх мраморные ступеньки.
Не раздумывая, Пётр Аркадьевич взбежал на середину лестницы, как вдруг пронзительное карканье раздалось прямо над его ухом. От неожиданности и страха Галкин едва не упал вниз. И непременно упал бы, помедли он хоть минуту, чтобы инстинктивно схватиться за мраморную колонну - единственное, что осталось от перил.
Потревоженная его ногой, птица взмыла ввысь. Сверху тотчас же откликнулись громким карканьем тысячи голосов. Вороны! Они здесь!
В отчаянии бывший судья кинул взгляд назад. Нет, призраков там не было. Не догнали. Значит, ещё есть шанс.
Пётр Аркадьевич слетел со ступенек и со всех ног, не разбирая дороги, кинулся обратно. Сзади то и дело слышались взмахи крыльев и зловещее карканье.
Знакомые и незнакомые комнаты мелькали, как в калейдоскопе, а расстояние между преследователями и жертвой, казалось, нисколько не сокращается. Напротив, голоса с каждым шагом становились всё громче. Сколько же их здесь? Петру Аркадьевичу казалось, что десятки тысяч - не меньше. И сейчас они на него набросятся всей стаей и разорвут.
Напрягая последние силы, несчастный старался бежать быстрее, но усталость постепенно брала своё. Совершенно некстати в его памяти проносилась вся жизнь. А вороны... казалось, они не просто каркают, а кричат:
- Вы за-а-а-а э-э-это отве-е-е-е-етите-е-е-е!
Совсем как та некрасивая девчонка на судебном слушании по делу Берестова.
"Чтоб они Вас самих заклевали!" - проносились в мозгу Петра Аркадьевича её слова. Как сглазила, стерва!
Нет, только не это! Всё, что угодно, только не смерть! Только бы выбраться отсюда, только бы жить!
Из последний сил кинулся он в проход, чтобы оказаться в коридоре с арками, теперь уже пустом. Призраков там уже не было. То ли они в погоне за своим обидчиком разбрелись по комнатам, чтобы проще было его найти и задушить, то ли просто исчезли, сочтя недостойным марать призрачные руки об "этого гада". Впрочем, сейчас Петру Аркадьевичу это было до лампочки.
Пулей вылетел он в сени, а оттуда - на улицу. Буран утих, видимость прояснилась настолько, что можно было разглядеть даже лесок вдалеке.
Только там Галкин позволил себе оглянуться. Вороны вылетали из замка следом за ним. Одна, вторая, десятая... Все они явно не желали оставлять свою добычу.
Сняв на бегу пальто, Пётр Аркадьевич принялся махать им у себя над головой, в надежде отогнать злобных птиц:
- Кыш, кыш!
А из Гнезда всё вылетали и вылетали одна за другой. Казалось, их поток никогда не кончится. Отмахиваться с каждый разом становилось всё труднее, бежать - тоже.
"Только бы до машины продержаться! - думал Пётр Аркадьевич. - Только бы не упасть!"
Вороны тем временем, изловчившись, ухватили огромными клювами кусочки пальто и, не сговариваясь, резко рванули в разные стороны. Единственное оружие Галкина тут же разлетелось по ветру лоскутками, чёрными, как вороньи крылья.
Они были уже близко, окружили его со всех сторон, застлав собою полнеба. С ужасом Пётр Аркадьевич понял, что это конец. Несколько ворон, издав победный клич, спикировали ему на голову...
Через неделю в пустой квартире раздался телефонный звонок. Женщина лет семидесяти, совершенно седая, захлёбываясь в приступе кашля, встала с постели, дрожа в ознобе, накинула тёплую шаль и подошла к телефону.
- Алло.
- Гражданка Галкина Надежда Михайловна?
- Да, это я.
- Это оперуполномоченный Алексеев. Мы нашли тело Вашего мужа....