Торопясь рассказать Марине эту историю (в которой она, Нонна, сыграла не последнюю роль), Нонна перескакивала с пятого на десятое, не замечая окаменевшего лица Марины. А вспомнив "доврачебную помощь", и вовсе "притормозила":
- Ну, я Валюшку крепким чаем напоила. Она как ненормальная смеялась, а потом заснула как убитая. Она говорит, что у меня способности к психоаналитике. Просто талант, говорит! - Нонна торжествующе посмотрела на Марину и испугалась. - Марина сидела, закрыв ладонями лицо. - "Ты чего?"
Сама того не зная, Нонна в одночасье разрушила Маринин одинокий мирок, ставший для неё спасительным укрытием от беспощадного и жестокого мира. Страшная правда о бывшем муже ввергла Марину в состояние стресса, близкое к шоковому, и она из последних сил старалась не показать этого Нонне.
- Да ничего! - Марина отняла ладони от лица и вытерла мокрые щёки. - Это от дыма... Дым в глаза.
- Ааа-а-а - протянула Нонна. - А интересно было бы посмотреть на ту - первую Кестеля жену. Которая умерла. Ну, то есть, не на мёртвую, конечно... - запуталась Нонна. Марина чуть было не сказала "Ну, смотри!", но вовремя опомнилась: "Слушай, ты меня достала... своей лавстори. Иди, ради бога, отсюда. Вон народ собирается уже, скоро выходим... И Пашка без тебя - извёлся!
И Нонна убежала собираться. Теперь её Павел не отпустит, поедут вдвоём, - и Марина наконец останется наедине с собой. Больше всего ей хотелось сейчас - остаться одной. "Надо взять себя в руки. Не думать об этом" - сказала себе Марина.
Гулко билось сердце, словно раскачивался тяжёлый маятник, и его удары отдавались в голове тупой не проходящей болью. Марина с удивлением обнаружила, что держит в руках миску с остывшим супом. А ведь был горячий... Она вылила содержимое миски на снег, поднялась с бревна - и испугалась: ноги были словно чужими и противно дрожали в коленях. Как же она поедет? До станции километров десять, наверное...
Вот и свисток - пятиминутная готовность! Сейчас группа рванёт "с ветерком" (в обед здесь никто особо не наедался - с полным желудком на лыжах не побежишь). А она, Марина, как же?
Марина всегда боялась отстать от группы, но сейчас ей отчаянно хотелось остаться одной, не видеть никого, не думать ни о ком! Она больше никогда не пойдёт в поход. Никогда. Только бы добраться до дома... "Нет, так нельзя! Надо взять себя в руки. Раскисла, как прошлогодний сугроб!" - ругала себя Марина. Отставать нельзя, она поедет вместе со всеми. Приедет домой, напьётся горячего чая со сливками, заберётся с ногами в кресло и поставит пластинку с Маргаритой Зорбала. Им будет хорошо вдвоём. Ей никто больше не нужен, ведь так хорошо - одной!
Идти вдруг стало легче, лыжня покатилась под горку - и Марина перевела дух. Затяжной спуск! Можно ехать "на руках" (у Карпинского говорили: на ручках), отталкиваясь палками. Руки у неё сильные (гантелей в доме не было, но их с успехом заменял старый чугунный утюг: после него любые гантели пёрышком покажутся!). Марина набрала скорость и понеслась как ветер. Теперь главное - держать равновесие...
На спуске Марине удалось догнать ушедшую далеко вперёд группу. Все стояли: путь преграждала река Яхрома. Будет переправа - поняла Марина. И испугалась: Яхрома была ключевой и не замерзала, только у самого берега серел тонкий, ненадёжный лед. Через речку было переброшено бревно, покрытое слежавшимся снегом. Противоположный берег оказался немного выше, и по бревну надо было - подниматься. "И ширина-то метра два с половиной, а сколько бесплатного адреналина!" - озвучил кто-то её мысли, и Марина вздрогнула.
Все уже переправились на другой берег. Последней, мелко переступая ногами, по бревну шла Нонна. Рюкзак и лыжи ждали её на том берегу (их перебросили раньше), и Нонна шла налегке. А под ногами у неё бежала вода - чёрная, ледяная.
Марина подумала, что первым идти было легче - ноги на свежем снегу не скользили. Теперь снег был хорошо утоптан группой, и Нона шла, поминутно оскальзываясь и балансируя руками.
Нонну ждали. И, как водится, оживлённо комментировали.
- Шагай смелей, здесь неглубоко - по пояс, и дно хорошее, песочек, тебе понравится! (Это Павел веселится, ему хорошо, он уже на другом берегу).
- А ты что, тонул здесь уже? Раз так хорошо дно изучил... - отбивалась Нонна, стоя на бревне. Группа с интересом ждала продолжения, и Павел не обманул их ожиданий.
- А ты чего встала-то? Ты поторопись, бревно ведь не выдержит! Сколько ты за обедом блинов съела? Не помнишь? Вот сейчас и вспомнишь... (Блины разогрели на углях в принесенной хозяином сковороде и ели их с вареньем, облизывая пальцы). Ты давай, сучи ногами. Не испытывай судьбу!
- А я, может, хочу испытать! - вошла во вкус Нонна. - А ты меня спасёшь. И медаль получишь, за спасение утопающих!
-Да на кой она ему, медаль эта? Он же мастер спорта, у него этих медалей, как у собаки! - "заступился" кто-то за Павла.
- Сам ты собака, - под общий смех сообщил "заступнику" Павел. - Нонка, хватит смеяться! Тебе нельзя, ты на бревне стоишь, забыла? Свалишься, "мама" сказать не успеешь!
И Нонна, мужественно стараясь не смеяться, "сучила ногами" (у Пашки это означало "идти", и термин в группе прижился), осторожно передвигаясь по бревну. И вот она уже - на том берегу.
А она, Марина, как же?
На Марину уже смотрели - группа предвкушала "продолжение банкета". Посмеяться здесь любили. Как-то, ещё по весне, Марине представился случай в этом убедиться.
...Переходили вброд мелкую речушку (у Карпинского было три варианта переправы: первый - по льду, второй - вброд, третий - по брёвнышку, если таковое имелось. Вариант с мостом не предусматривался - откуда в лесу взяться мосту?). Итак, речку переходили вброд (по второму варианту). Шли как-то странно - не к берегу, а кружным путём. Вода была обычной для апреля - то есть обжигающей. Зато глубина была по колено, и это радовало. Терпимо - определила Марина. Но зачем идти вверх по течению? Можно ведь по прямой!
Марина так и спросила: "Зачем?". Ей вежливо ответили: "Затем, что все идут, и ты иди как все. Там знаешь какая ямина, у берега? А здесь по колено. Усекла?". Марина "усекла" и послушно брела за всеми, уже не чувствуя колен...
- Холодно! (Это Леночка Брянцева, первая в их компании хохотушка и болтушка) - Вы что, совсем дураки? Вдоль да по речке, вдоль да по Казанке группа си-изая плывёт!" - с удовольствием пропела Леночка.
- А нам нравится, - ответили Леночке. - Водичка освежает и бодрит, вот мы и гуляем!
- Ну и дураки! Я здесь перейду! - объявила Леночка.
- Эй, не знаешь разве, что идти положено за руководителем? - кричали ей, но легче остановить бегущий по рельсам состав, чем Леночку Брянцеву. Она шагнула вперёд - раз, другой, потом уже смелее - третий, и оказалась на мелководье, в трёх шагах от берега. Леночка стояла по щиколотку в воде и победно улыбалась. (А Марина поверила, что там глубоко - "купилась", как всегда!) Задорно крикнув: "Не зная броду, не суйся в воду!", Леночка показала Карпинскому язык, смело шагнула вперёд... и оказалась по плечи в воде!
- Ой, тут яма! - ахнула Леночка и, молотя по воде руками, попыталась выбраться. Но выбраться у неё не получилось.
- Ой, тут глина, что-ли, на дне? Скользко... Я не вылезу никак! - делилась впечатлениями Леночка, выплёвывая воду. А все остальные хохотали - и те, кто уже выбрался на берег, и те, кто стоял в воде - взахлёб, без удержу, запрокидывая головы и изнемогая от смеха.
Марине тоже стало смешно - доигралась Ленка, говорили же ей! Но Леночка бултыхалась в ледяной апрельской воде, а помочь ей народ явно не торопился. Это было жестоко, и Марина гневно выкрикнула: "Да помогите же! Вытащите её!"
- Вытащим, не бойся. Не видишь - люди смеются. А когда смеёшься, сил никаких нет! - объяснили Марине. - Вот отсмеёмся и вытащим. А хорошо плавает девчонка, молодца! - И продолжали корчиться от смеха.
- Сама полезла, никто не гнал, - заливались ребята. - Сама сказала: не зная броду, не суйся... А теперь удивляется, что дна нет! Ха-ха-ха...
- Дураками ещё обзывалась, - припомнили Леночке. - Вот пусть её умные и вытаскивают!
Вытащили "купальщицу", когда она вдоволь нахлебалась воды. - "Ну извини. Ты так смешно барахталась... А от смеха сил нет совсем!" - объяснили Леночке, стучащей зубами от холода. И пока она переодевалась в сухое в ближних кустах, продолжали смеяться: "Дураки-то сухие, даже в сапоги не набрали, а умная с головкой нырнула! Лен ты трусики-то сними, в мокрых как пойдёшь? Может, тебе помочь, так ты скажи".
- Б-благодар-рю за в-внимание, д-д-джентльмены, я сама! - откликалась из кустов Леночка...
Да уж, весёлая у Карпинского группа! - подумала Марина. А Леночка после той переправы даже не чихнула ни разу. - "Повезло Леночке, - не заболела!" - удивлялась Марина. - "А у неё родители спортсмены, она не заболеет" - объяснили Марине, но она всё равно удивлялась.
Вспомнив (не ко времени!) эту историю, Марина представила, как стоит по пояс в воде с лыжными палками в руках. А народ хохочет, а народ хохочет... Ещё и сфотографировать Марину догадаются! Не объяснять же им, что от одного взгляда на бегущую воду у неё начинает кружиться голова.
Ей всё равно никто не поверит, здесь ни у кого ничего не болит и не кружится. И будут говорить о ней - у Марины-то с головой не в порядке, она сама сказала! Нет, такого удовольствия она им не доставит.
В голове Марины созрел план: дождаться, когда группа уйдёт, перебросить на ту сторону рюкзак и лыжи, сесть на бревно верхом - и переправиться через Яхрому с комфортом, сидя! "Жопслей!" - прокомментировали бы в группе. Но никто не увидит Марининого позора. Только бы они уехали!
Но группа не собиралась уезжать, ждала терпеливо - Марину. Туристов у Карпыча на переправах не бросали (ни своих, ни пришлых) и продолжали движение только когда переправится последний.
- Вы меня не ждите, у меня шнурки развязались и вообще, мне свитер переодеть надо. Вы не ждите, я догоню.
- А дорогу знаешь? - спросили Марину. До железки далеко, как одна поедешь? Нет уж, ты переодевайся, мы отвернёмся. Только давай по-быстрому, здесь такой ветродуй - мы в сосульки превратимся!
В отчаянии Марина оглянулась назад - и вдалеке увидела чёрную точку. Точка быстро приближалась, спускаясь по склону, и превратилась в лыжника. - "Вон Игорь Софронович едет! - сообщила Марина группе. - Так что вы меня не ждите. Я тут пока переоденусь, и мы с ним вместе доедем".
С ней согласились: народ уже начал замерзать - все были легко одеты. Темп у Карпинского такой, что и в штормовке запаришься - и тёплые куртки несли в рюкзаках. Игорь Софронович, сам в прошлом руководитель ПВД, знал все маршруты как свои пять пальцев и шёл всегда один, далеко оторвавшись от группы, а на привале присоединялся ко всем. С Игорем Марина не заблудится! И группа ушла.
... Утром, как договаривались, они с Нонной поехали к Вале. Ильи дома не оказалось. Валя наскоро покидала в рюкзак вещи (остальное заберёт потом) и поехала к родителям, с трудом отделавшись от Нонны (которая порывалась её сопровождать, но Валя решительно скомандовала: "А теперь кругом - и шагом марш! Одна доеду, не заблужусь", и Нонна, кажется, на неё обиделась).
Избавившись наконец от Нонны, Валя вздохнула с облегчением: наконец-то одна! Ей надо побыть одной, чтобы собраться с мыслями и что-то решить. Как раз этого делать не следовало: отослав от себя Нонну с её надоедной заботой и "доврачебным" собачьим чаем (вспомнив про чай, Валя хихикнула), она словно оттолкнула надёжный спасательный плот - и осталась совсем одна, а вокруг бушевали волны и не видно было - берегов!
Не надо бы ей - одной, её бы поехать с Нонной... Но Валя с детских лет занималась спортом, где не могли помочь папа с мамой, где всё зависит только от тебя. И привыкла со всеми проблемами справляться самостоятельно. И в спорте, и в жизни. И ни к кому не обращалась за помощью.
То, что случилось с ней, обрушилось на Валю как мастерски проведённый удар, от которого она не успела поставить "стенку", и надо было перетерпеть эту боль и ответить - ударом на удар. Но как? - Она же любит его! И Валя поехала к родителям, которые (Валя знала) оба были на работе. Никто не увидит её слёз...
Бросив в прихожей рюкзак, Валя с тяжёлым сердцем прошла в гостиную и ничком бросилась на диван. Зачем она сюда приехала? Разве она сможет здесь жить - без Ильи? Она же любит его, и он её любит. И ребёнка не сможет не любить. Валя не говорила Илье о беременности - хотела сделать ему подарок. Сюрприз! Она вообще никому об этом не говорила. Даже маме. Полгода прошло, - усмехнулась Валя, - а никто ни о чем не догадывается, даже Илья. Впрочем, Илье в последнее время было не до неё, он пропадал в Саратове. Валя всех обвела вокруг пальца: свободные джинсы, просторные свитера... Никто и не заметил! Вдобавок к всему, Валя обладала железным (если не сказать - стальным) прессом.
... А Нонка всё-таки дура! Дадут, говорит, тебе наркоз, и "не заметишь как". И не заметишь, как исчезнет то невесомое и родное, что уже жило в ней, беспокойно ворочалось и толкалось крошечными ножками ("Хороший удар! - морщась, оценивала Валя. - А у неё сильные ноги! Так и рожу её - с чёрным поясом...") Наркоз?! Ну уж нет! Ни за что.
Ей вдруг припомнились найденные в Саратове фотографии. А если её дочка родится такой? Господи! Ну за что? За что ей всё это! Грехов, наверное, много? Практичная Валя наморщила лоб - и не смогла вспомнить ни одного мало-мальски стоящего... Так, мелочёвка. На рекорд не тянет.
Прямо над Валиной головой висела икона Спасителя в золотой тяжёлой раме. В их семье не было верующих, и маленькая Валя долго считала Спасителя папиным начальником, как шутя называла его мама. Отец работал врачом в Институте скорой помощи им. Склифосовского и не верил ни в бога, ни в чёрта, но икону Спасителя в дом принёс именно он, многозначительно сказав удивлённой жене: "Начальство надо знать в лицо!", и она тогда не поняла, шутит он или говорит всерьёз.
- Не молчи, - сказала Спасителю Валя. - намекни хотя бы, ты же всё знаешь!". Бог смотрел со стены всевидящими и всепрощающими глазами и молчал ("Не ожидал, что я приеду, и теперь не знает, что сказать" - подумала Валя).
Нет, она здесь не останется. Поедет домой, к Илье. Только лекарство возьмёт - от головы, которая, кажется, сейчас треснет, как арбуз...
Валя выдвинула ящик комода, где мама держала лекарства (хотя в их семье болеть было "не принято" - и никто не болел) - "на случай пожара". Пожар, бушевавший в Валиной душе, надо было тушить немедленно - иначе выгорит дотла.
...Так, что у нас тут? - У нас тут как в аптеке перед ревизией: чего только нет! Анальгин от головы. Пустырник от нервов. Снотворное - без него ей сегодня не уснуть (а ночью спала как убитая, не иначе - Нонкин чай помог! - фыркнула Валя. Хорошая всё-таки у неё подруга!). А от сердца что?
Впрочем, болело не сердце, а то неведомое, что зовут душой. "Лечите душу ощущениями, а ощущения пусть лечит душа" - вслух процитировала Валя Чарльза Спенсера Сноу. И Бог на иконе неприметно улыбнулся, соглашаясь. Он знал - всё.
Валя ласково кивнула Спасителю (ведь он давно был членом семьи) и захлопнула за собой дверь. Ключи остались на столике в прихожей. Они ей больше не понадобятся. На лестнице Валя с удивлением обнаружила, что держит в руках набитый вещами рюкзак. Значит, так тому и быть... И Валя отправилась домой.
Квартира встретила её тишиной - Ильи дома не было. Да и как он мог приехать, поезд-то только вечером, - тоскливо подумала Валя. Бросив на пол рюкзак, прошла на кухню, машинально зажгла горелку и поставила чайник. Она не сможет жить с Ильёй - после того, что узнала.
И вернуться к родителям тоже не сможет: там с ней не будет Ильи...
И ребёнка родить - не сможет! Круг замкнулся и крутился в голове бесконечным колесом, мельтеша стальными неумолимыми спицами и не оставляя ни малейшего просвета надежды. И вдруг - распался, брызнув ослепительными искрами. И Валя увидела - выход!
Засвистел, закипая, чайник, и вспомнив Нонкин метод "оказания доврачебной помощи", Валя рассмеялась. Он будет очень кстати, этот метод! Она так и сделает: напьётся горячего чая и ляжет спать. Она очень устала сегодня.
Вывернув карманы джинсов, Валя выложила на стол прихваченные "пожарные" таблетки и задумалась. Вряд ли ей поможет пустырник. Анальгин тоже не исправит положения. Остаётся ещё - чай...
Валя высыпала заварку прямо в чашку - пусть будет покрепче. Положила, не вспоминая о калориях, три кубика сахару - пусть будет послаще. Ещё она бросила в чашку таблетки снотворного, извлекая из блистера по одной, пока упаковка не опустела. Как там, в Нонкиной книжке? - "Обеспечьте собаке покой"...
Валя долго размешивала чай, прислушиваясь к чему-то внутри себя. Там, внутри у Вали, было тихо. Она тихонько прошептала: "Спи, моя хорошая... Мама тоже сейчас ляжет. Мы будем спать долго-долго, а когда проснёмся, всё будет хорошо".
Всё будет хорошо, надо только напоить собаку сладким чаем и обеспечить ей покой. Хорошая у Нонны книжка, на все случаи в жизни годится... Валя улыбнулась, засыпая.
==================ИЛЬЯ==========================
Когда Илья, задыхаясь от быстрого бега, ворвался в квартиру, с треском распахнув дверь, - его встретила тишина. В прихожей валялся брошенный Валей рюкзак. - "Повезло! Не успела уехать!" - с облегчением выдохнул Илья.
Валя спала, подложив под щёку ладонь и тихонько посапывая. Илья сел рядом и долго слушал её дыхание. С раскаянием вглядывался в припухшее от слёз лицо, в мокрые слипшиеся ресницы. - Валя всё знает! Вот и вещи собрала. Но - не уехала. Всё-таки она не уехала! Значит, не всё ещё потеряно для него... Он ведь любит её! Жизни себе не представляет без этой хрупкой тоненькой девочки.
Ей двадцать девять, а выглядит как семнадцатилетняя. Каратистка, твою мать... Кто-кто, а Илья доподлинно знал эту её обманчивую хрупкость, за которой скрывались железные мускулы. И железная выдержка! Другая бы в истерике билась, глаза бы ему выцарапала, а эта - спать улеглась...
Илья с нежностью смотрел на спящую Валю. Друзья до сих пор не знают, сколько лет его жене. Илья улыбнулся, вспомнив, как на их с Валей свадьбе у него всерьёз спрашивали, как им разрешили оформить брак: ведь невесте ещё и семнадцати нет! И как она за тебя пошла, медведюгу такого!
В простом белом платьице, расшитом сверкающим бисером, тоненькая большеглазая Валя выглядела ещё моложе, совсем девчонка, больше шестнадцати не дашь! А никто и не давал! Илья тогда отмалчивался, кивал, соглашаясь, разводил руками - мол, что поделаешь, женился вот... Жена!
Он никому никогда не рассказывал о том, как эта "девочка" вполне серьёзно пригрозила ему перед свадьбой: "Только пикни обо мне! Только рот раскрой, - и свадебная ночь тебе обеспечена. "Винни-Пуха" читал? "В гостях у кролика". Там Пятачок говорит: "До пятницы я совершенно свободен". Вот и ты будешь свободен - до пятницы. Вспомнишь тогда Пятачка!
Илья ей тогда не поверил, но просьбу выполнил - никто до сих пор не знает, сколько лет его жене и по какому виду спорта у неё разряд. По шахматам! - смеялась Валя. Но если она говорила Илье "нет", подойти к ней двухметровому почти, крепко сбитому Илье не удавалось - он раз за разом неизменно оказывался на полу.
- Как ты это делаешь? - каждый раз удивлялся Илья.
- Я же сказала, не подходи ко мне. Не надоело ещё падать? - был ответ. Илья пытался ещё раз, ещё... и отступался, понимая, что не сможет прикоснуться к жене, пока она ему не позволит. Ну, дела-ааа...
- Проспорил, проспорил! - прыгала вокруг мужа Валя и весело смеялась. Об этом Илья тоже никому не рассказывал - кто же ему поверит? Да и стыдно было рассказывать.
Пусть поспит. Он не станет её будить. В конце концов, это его проблемы. А ей и без того досталось. Илья на цыпочках вышел из комнаты и побрёл на кухню. Не зажигая света, подошёл к окну, прижался пылающим лбом к холодному стеклу и долго стоял, глядя в ночь. Господи, ну за что ему всё это? За какие грехи?
И как обухом ударило: за Марину. Он так легко вычеркнул её из своей жизни (или это она его вычеркнула?...). А ведь когда-то любил! Дочку в интернат спихнул (а Марина не хотела, она так просила оставить Анечку дома, да разве он слушал?..). И не навещал почти, всё на Марину свалил. Он так легко убедил себя, что во всём прав! Он разменял Маринину квартиру, к которой не имел ни малейшего отношения... Даже суд был на его стороне! Но у Бога свой суд. И пришло время платить по счетам. Значит, Бог всё-таки есть?
Размышления о Боге были прерваны самым жестоким образом: поскользнувшись, Илья пребольно долбанулся головой (которая и без того раскалывалась) о холодильник и с размаху хрястнулся на пол. "О майн Готт!" - вырвалось у Ильи, и он провёл рукой по холодильнику - в полной уверенности, что осталась вмятина. В глазах плыли огненные круги, боль накатывала пульсирующими обжигающими волнами.
- О майн Готт! Господь всемогущий! Верю,верю, что ты есть - убедил... Болевой приём провёл - мама не горюй, в Валькином стиле. А Валюшка-то меня так никогда не роняла, она осторожненько, тебе бы у неё милосердию поучиться! Да-аа... На чём же это я навернулся-то? - Илья огляделся и заметил на полу блистер от таблеток. Пустой. Илья поднял его, машинально прочитал название - и бросился в комнату...