Два дня дети не отходили от Риты ни на шаг. Игры и развлечения были забыты, ведь должны же они показать Рите деревню - две длинных улицы и третья, короткая, за прудом. Речку, где в светлой воде мелькали быстрыми тенями маленькие шустрые рыбки. Лесную дорогу, вдоль которой горделиво стояли пшённые грибы, или пшённики, которые Рита называла польскими (Настя с Костиком с ней спорили: какие же они польские, если у нас растут?) и которые по вкусу напоминали боровики (белые грибы). Поле за лесом, где растёт рожь и васильки (Рита набрала их много и сплела Насте венок, а Костику поясок).
А главное - детям не терпелось похвастаться перед деревенскими своей девятнадцатилетней сестрой, которая как по волшебству превратилась из чужой и незнакомой - в свою, и которую язык не поворачивался назвать взрослой: Рита умела играть во все игры и никогда не уставала.
Так продолжалось два дня. А на третий Настя с Костиком посмирнели, поскучнели и наотрез отказались разговаривать с Ритой и её матерью. Рита не стала выяснять причину такого поведения: накануне вечером Христина увела детей в дальний конец двора и долго говорила с ними. Настя и Костик вернулись с виноватыми лицами, словно их отчитали за что-то, смотрели на Риту исподлобья и даже Златика оставили в покое и не подходили, хотя - Рита видела - им хотелось поиграть со щенком... Рита пожала плечами и ничего не сказала ни Христине, ни детям.
Маленькая Маринка не пожелала участвовать в "спектакле", и стоило Христине её отпустить, сейчас же подбежала к Рите и залезла на колени. Но не тут-то было: Христина перехватила девочку поперек живота и не обращая внимания на её протестующее "Пусти!", отнесла за занавеску, откуда раздавался отчаянный рёв, прерываемый ласковыми обещаниями Тины: "Не плачь, золотко моё, нешто тебе с баушкой плохо? Баушка тебе сказку расскажет, и морковочку сладенькую дасть, и на коленочке покачает...". Но Маринка была непреклонна: "Рита... Хочу к Рите!"
- Да чем она тебя приворожила, эта Рита! Не успела приехать, как заколдовала всех. Ребенок от плача разрывается, а ей хучь бы что. У ней и глаза-то разные, голубой да серый, не к добру это... Сглазит, не то. Не ходи к ней, золотко...
Не в силах слушать этот бред, Рита ушла на сеновал.
============ Игра в шпионов
Христина была к ним по-прежнему приветлива, кормила Златика разболтанным в миске яйцом, накрошив туда хлеба, и с улыбкой смотрела, как он ел, смешно хлопая языком и дочиста вылизывая миску. "Вот молодец, и миску за собой вымыл!" - похвалила щенка Христина и, потрепав его по лохматой башке, ушла в огород.
Лида с Ритой уходили после завтрака в лес или отправлялись на луговину за щавелем и луговыми опятами, которые здесь называли говорушками. Настя с Костиком больше с ними не просились. На Ритино приглашение мотали головами: "Не-ее, мы с вами не пойдём, у нас дело есть".
Рита с удивлением обнаружила, что Настя с Костиком за ними следили. Наскоро позавтракав, испарялись из избы и, прячась за сараем, ждали, когда Рита с Лидией Степановной выйдут из дома. И неслышно крались за ними вдоль кромки леса, изредка мелькая за кустами. Рита всё время их слышала, и ей было обидно: следят, будто они шпионы!
- Да брось, не обращай внимания, они же просто играют! - защищала детей Лида. Но Рите не нравилась такая "игра".
- Идите к нам, не прячьтесь! Мы давно вас видим, - звала детей Рита. В кустах шуршало и трещало - поняв, что они обнаружены, Настя с Костиком отступали на "запасные позиции".
Рита терялась в догадках, что же такое сказала Христина детям и зачем они придумали эту дурацкую игру. Или её придумала Христина? Нет, не может быть... Рита вспомнила их первый день, и неприязнь Тины, которая исчезла после того, как Лидия Степановна с Ритой вручили ей "городские" подарки и привезённые с собой деньги.
Вещи Тина спрятала в сундук ("Чего их трепать зря, полежат покамест"), а деньги пересчитала, разглаживая в пальцах каждую купюру, после чего завязала в тряпицу и убрала в сундук. Колбасе обрадовалась ("Ой, куда столько? Мы здеся и не видывали такой: духовитая да скусная, с дымком... Как же донесли-то, много так..." - и убрала в подпол, отрезав детям по куску и сунув в рот колбасный хвостик.
П
орасспросив льнувшую к ней Настю, Рита узнала, что письмо, которое они с матерью считали потерявшимся, благополучно прибыло в Выкопань и было вручено почтальонкой Христине со словами: "Глянь-ка, из самой Москвы пришло, и Кремль нарисован на конверте!".
Водрузив очки на долгий нос, унаследованный от матери-гречанки (Ритин нос, с которым была та же беда, одноклассники называли коромыслом, шнобелем, рубильником и даже паяльником, за что Рита на них обижалась и подолгу не разговаривала), Тина долго читала письмо, напряжённо шевеля губами. Настя помогала ей в "трудных" местах.
- Что же ответ не написали? Мы ждали, ждали, - огорчилась Рита. - Ты бы помогла бабушке, бабушка бы тебе диктовала, а ты бы писала... - И услышала:
- А бабушка сказала, не надо им ничего писать, авось не поедут. А вы все равно приехали, - радовалась Настя, обнимая Риту.
Значит, Тина их не ждала. Не захотела видеть. Даже на письмо не ответила, сделала вид, что не было никакого письма: авось, не приедут... Но почему? Они же не с пустыми руками приехали, столько всего привезли! И деньги привезли. Почему же она так - с нами? За что?
Тина ничем не дала понять, что ей неприятен их приезд, расспрашивала племянницу о житье-бытье, о Полине. Горевала, что не смогла приехать на похороны. Лидия Степановна махнула рукой: "Да будет тебе, не приехала так не приехала, главное, что помнишь...".
Христина вытерла глаза подолом длинной юбки и горестно всхлипнула:
- Эх, Полька, Полька... Ох и красивая девка была! От Альки моей мужики глаз оторвать не могут, муж девять лет не налюбуется, ни в чём отказа нет, а Полинка-то красивше была, прям загляденье...
О письме и о том, что она услышала от Насти, Рита матери не сказала...
Посреди недели приехала Хариклия, посмотрела на зарёванную сопливую Маринку и, не отвечая на вопрос матери, какого лешего её принесло среди недели и почему она не привезла им хлеба (магазина в Выкопани не было, и за хлебом приходилось ходить за три километра, в Шарыпино), буркнула: "Как знала... Третий день душа не на месте. За Мариночкой своей приехала, как знала, что она тут слёзы льёт. Она в садике и то не плакала, а у тебя, мама..." - и не договорив, махнула рукой и наскоро поцеловав восьмилетнего Костика, попрощалась: "Поеду я".
- Куда ж ты на ночь глядя? Ты горячку-то не пори, ночевать оставайся, а я утром лошадь у председателя возьму... Подумай, как ребёнка три килОметра на себе потащишь? - увещевала Тина строптивую дочь.
Хариклия сверкнула глазами, обронила: "Сама дойдёт, не маленькая, четвёртый год пошёл" - и решительно шагнула к калитке, волоча за собой ревущую Маринку (девочка неожиданно воспротивилась матери и вцепилась в бабушкин передник, за что была безжалостно отшлёпана, и теперь бежала за матерью, не успевая за её шагами и захлёбываясь слезами).
- Во как! Вы поглядите на неё, как она умеет! На мать озлилась, а на дите выместила. С ума съехала девка, - плюнула вслед дочери Христина. - Матери своей не доверяет. Больно умная... А не думает умом-то своим, что на мне скотина, да огород, да детишков двое... Где ж мне за дитём-то малым ишо смотреть? Ему ись без конца надо, ему стирать надо, готовить, а работать мне когда?! - злилась Тина. - Пусть её! Сёдни забрала, в воскресенье обратно привезёт... Мне и энтих двоих хватает...
Рита слушала Христинины причитания и с горечью думала: "Ей хватает - своих внуков. А мы лишние. Мы не нужны..."
=================== Бе-бе-бе-эээ!
Катастрофа случилась в субботу. Не приехала, как обещала, с утренней электричкой Томка. Настя с утра не находила себе места, выбегала без конца во двор - не идёт ли мама. Даже завтракать отказалась: "Мама приедет, я с ней вместе поем".
Напрасно взрослые убеждали её, что ничего страшного с мамой не случилось - приедет с двухчасовым поездом, наверное, в магазин побежала с утра, гостинцев Насте купить, вот и опоздала на поезд. А она как маленькая - плакать, "где мама?"
Взрослые смеялись над Настей, не понимая обрушившегося на неё страшного детского горя: мама не приехала. А вдруг она вообще не приедет? И Настя будет жить одна... С бабушкой, но всё равно одна!
- Бе-бе- бе-эээ, рёвушка-коровушка! - дразнил сестру Костик. Ему-то хорошо, он с мамой. Тётя Аля ему привезла машину с кузовом и жестяную красивую коробочку с леденцами. И Маринку привезла.А Настина мама не приехала.
- Томка всегда так. Вечно фортель какой-нибудь выкинет. Она по жизни такая, - непонятно говорили взрослые. А для Насти это была беда. Рита видела отчаянье девочки, но не знала, как ей помочь. Впрочем, кажется, знала!
- А знаешь что? Пойдём с тобой маму встречать, - предложила Рита зарёванной Насте. - Вот она обрадуется! Сумки ей поможем донести, и узнаем, что мама тебе купила! - искушала Рита девочку. Настя недоверчиво смотрела на неё щёлочками распухших от слёз глаз. Рита взяла девочку за плечи и дружески улыбнулась:
- Только сначала ты перестанешь плакать и умоешься. И позавтракать обязательно надо, а то мама подумает, что тебя кто-нибудь обидел, и расстроится.
- Ага! И по заднице надаёт, чтобы не зря ревела, - подсказал Рите вредный Костик, и Настя уставилась на брата злыми глазами. Ещё вчера они были друзьями - не разлей-вода, а сегодня - враги. Дети всегда жестоки.
- А Костика, за то, что дразнится, мы с собой не возьмём, одни пойдём. - Рите захотелось наказать мальчика, которому доставляли удовольствие слёзы сестрёнки.
Костик перестал смеяться и насупил брови - обиделся. Ну и пусть! Настя, у которой, словно по волшебству, высохли слёзы, весело напевала: "Мы пойдём с тобой вдвоём, маму мы встречать пойдём... Подожди, я велосипед возьму, в сарае!" - сорвалась с места Настя. Напрасно Рита её уговаривала:
- Дорога вся в колдобинах, куда по такой на велосипеде? Да и как я тебя догоню? Я же пешком, а ты на колёсах...
- Не хочешь, как хочешь, я одна поеду, а ты оставайся! - вероломно отказалась от неё Настя.
- Куда? Ты куда? А как же я? - крикнула Рита, но Настя, оседлав велосипед, хлопнула калиткой и через секунду уже мчалась по дороге. Рите её не догнать...
- Оставь ты её, пускай едет. Никуда она не денется, мать встретит, сумки довезёт на багажнике. Томка жрать здорова, вечно авоськами обвешается и прёт как лошадь, - с неприязнью сказала Аля, и Рита подумала, что Томку не любят ни мать, ни сестра. Вот и Настю отпустили одну в такую даль, Рита бы не позволила... Ещё она хотела сказать, что сумки Тома тащит на всех, а она, Алька, даже хлеба не привезла. Дети обходились сухарями, а Христина обёртывала каменно-твёрдую буханку мокрой тряпицей, чтобы она отмякла, и только тогда могла есть...
Рита многое хотела сказать Хариклии, которую когда-то обожала и готова была защищать от всего света. Но ничего не сказала, молча вышла на крыльцо, торопливо завязала шнурки на кроссовках и побежала догонять Настю.
Аля пожала плечами: вольному воля. Златик тоже её предал, остался дома с матерью.
Рита долго бежала по пустынной дороге, но Насти не было видно. Наконец её силы иссякли, ноги норовили перейти на шаг, сердце покинуло своё место в груди и переместилось в горло. Лицо горело от быстрого бега, дыхание рвалось, сердце тревожно билось, словно чуяло беду.
Отдохнув на ходу, Рита снова перешла на бег (она умела отдыхать не останавливаясь, расслабив плечи, глубоко дыша и не вспоминая о ногах...). И скоро увидела впереди чёрную точку. - Настя?! Рита побежала быстрей, хотя уже некуда было - быстрей...
Но оказалось, это была Тамара, с трудом волочившая четыре (!) объёмистых сумки - две, связанные бечевкой, оттягивали плечо, две другие она несла в руках. Насти с ней не было.
- Томка! Ты с ума сошла, такие сумки!! А Настя где? Ты почему одна?! Ты её не встретила? - у Риты перехватило дыхание от страшного предчувствия.
- Она встречать тебя... на велике... я ей говорила! Говорила, что нельзя одной, да разве она послушает... - задыхалась Рита, бессвязно выкрикивая Томке в лицо ненужные уже слова...
- Да не голоси ты, не на похоронах, - "успокоила" её тётка. - Аж побелела вся... Жива твоя Настя. В крапиву свалилась она, с велосипедом вместе. А там такие заросли, выше головы... А кто виноват? Сама и виновата. Теперь сидит, ревёт. Ты не ходи к ней, она с тобой всё равно не пойдёт. Обиделась. Говорит, это ты её подговорила - меня встречать, из-за тебя и упала...
- Из-за меня? - задохнулась от возмущения Рита. - Да она ревела полдня, аж до икоты! Тебя ждала. А Алька с Тиной, вместо того чтобы утешить, смеялись над ней, она от этого ещё сильнее плакала. Я с ней вместе хотела идти, говорила, не бери велосипед, она не послушалась...
- Будет она тебя слушать, - усмехнулась Томка. - У меня с ней разговор короткий - ремня всыплю, так и слушается. Говоришь, полдня ревела? Теперь ещё полдня проревёт, обстрекалась она вся, в самую гущину свалилася... - подытожила Тома. - Пойдём, что ли? Сумку-т возьми одну, ты две-то не дотащишь, а я хоть руку менять буду... Мне бы поклажу-то на велосипеде довезти - милое дело! Дак она, зараза, в руль вцепилась и не дала. Говорю, жрать захочешь, всё одно - домой придёшь. Ремнём накормлю досыта, крапива шёлком покажется... Только приди домой, срань эдакая! - злилась Тамара на дочь.
Рите ничего не оставалось, как подхватить из её рук пудовую сумку и повернуть обратно, в Выкопань.
Насти не было до самого вечера. Пришла не похожая сама на себя, руки и ноги распухли и покрылись крапивными волдырями. Щеки тоже были опухшие, странно одутловатые, докрасна обожжённые крапивой, в заросли которой она рухнула вместе с велосипедом, не удержав руль на ухабистой дороге...
==================== Дурында
Тина прикладывала к Настиным щекам листья лопуха (они вытягивают жар) и причитала по-бабушкиному: "Миль ты мой, миль! Дорогунь мой, золотунь мой! Лопушок-от приложи к щёчкам, и всё пройдёт. Сильно болит-то? (Настя молча кивала, подняв залитое слезами лицо и тоненько скуля на одной ноте - "и-иии-ии...")
-У кошки боли, у собаки боли, а у Насти не боли, у Настюши заживи! - наговаривала Тина бабушки Полиными словами, и Ритино сердце сжималось от жалости к Насте и к бабушке, которой не суждено увидеть, как выросла Настя, какие у неё косы, какие глаза...
Настя не похожа была на свою родню, как и её мать. За то её и не любили, поняла Рита...
- У зайца боли, у медведя боли - беззвучно повторяла за Христиной Рита. И не сразу услышала, что Христина говорит о ней.
- Вот ведь удумала чего, учудила, дура здоровая! Девчонку одну отправила, по такой-то дороге, на лисапете! Сама-то пешком шла, самой-то ничего, а девка сгоретая вся! - причитала Тина над внучкой. - Лопушок-то прикладывай, прикладывай, он холодненький,лопушок-то...
Тина обняла Настю за плечи, и девочка дёрнулась - больно! Откинув со лба чёлку, Тина лёгонько подула на обожжённую кожу и заглянула в залитые слезами Настины глаза:
- Мать-то пошутила про ремень-то, не тронет она тебя, баушка не дасть. Она табе всего привезла-то! Гостинцев-то... Конфетов леденечных, пряничков мятных... Баушку-то угостишь?
Настя кивнула, спрятала в лопух лицо и судорожно всхлипнула, успокаиваясь - от лопуховой влажной прохлады боль утихала, и становилось легче.
- А с Риткой ты не дружись! Зачем ты с ней пошла? - укоряла Тина внучку, забыв, что полдня смеялась над плачущей Настей, не накормила внучку завтраком и не остановила Алю, сказавшую "Да пускай едет, хоть сумки довезёт" - игралась бы с Костасом, дак и всё бы ладно было. А мать-то приедет, куды она денется. Нет, понесло тебя с этой дурындой на станцию! Не водись ты с ней, мой дорогунь, мой золотунь...
Рита вспомнила, как бежала по дороге, задыхаясь и глотая дорожную пыль, и не смогла догнать велосипед... Вспомнила равнодушно брошенное Алей "Да шут с ней, пускай едет". На глаза навернулись слёзы. Здоровая дура, с которой не надо дружить, это она, Рита. И дурында - тоже она.
Она же не знала о велосипеде, она хотела идти пешком. Шли бы с Настей по дороге через поля, пели песни на два голоса: Настя мелодию, Рита - втОру (она умела - вести втОру, у них с Настей получилось бы красиво...). Рита сплела бы Насте нарядный венок из ромашек и колокольцев, густо синеющих по обочинам, и нарисовала бы е - в венке, среди жёлтых ромашек (Рита умела рисовать, она много чего умела).
Так уж случилось - не было у Риты сестёр, ни родных, ни двоюродных, была только троюродная - рыженькая непоседливая Настя, которую Рита помнила совсем маленькой и которую Томка не очень любила, зато Рита любила за двоих. Любила как дочь. Потому и бросилась за ней... и не смогла догнать!
- И чтоб я тебя с ней рядом не видела! - наставляла Тина Настю. - Она большая выросла, а ума как у маленькой, не нажила ума-то! Дурында городская. С собакой своей заявились, нужны они нам были...
От Христининых обжигающих как крапива слов Рите хотелось заплакать, но не было слёз... Уехать! И никогда не приезжать! Больше никогда... Не к кому ехать.
- Давай уедем, - только и сказала Рита матери. - Не нужны мы тут никому... - И Лида кивнула, соглашаясь: не нужны.