Аннотация: Это последняя часть моих "Воспоминаний о будущем" - неуёмных, невозможных и карнавально-весёлых/ Мне до сих пор чуточку жаль, что я не могу вернуться в прошлое, не могу вернуться в будущее, не могу...
ВОСПОМИНАНИЯ О БУДУЩЕМ. ЧАСТЬ 4-Я И ПОСЛЕДНЯЯ
Зимой Ирма каждое воскресенье таскала Вику на каток. Каток был дорогой, зато лед замечательный, и можно кататься с шести до десяти вечера. Они приезжали каждый раз - к шести. И уходили - в десять. После четырехчасового катания Вика едва держалась на ногах. "Ты за рубль удавишься" - говорила она Ирме, и Ирма радостно с ней соглашалась: "Удавлюсь! А ты уже устала? Доходяга! А я, знаешь, замерзла совсем... Ну, пошли в буфет греться".
На катке был вполне приличный буфет, где продавали Викин любимый чай с лимоном, горячий и необычайно крепкий, и черный кофе, который обожала Ирма. Еще там была комната отдыха, где стоял кабинетный рояль. Конечно, он, звучал совсем не так, как большой - концертный, зато на порядок лучше, чем пианино.
Вика садилась за рояль и играла, а Ирма слушала, прикрыв по обыкновению глаза. Она всегда закрывала глаза, когда наслаждалась - все равно, музыкой или пирожными...
О том, что Вика после восьмого класса поступила в музыкальное училище имени Гнесиных - на исполнительское отделение, где был серьезный конкурс, а через год забрала документы, знала только Ирма. Однокурсницам Вика (как и Ирма) ничего о себе не рассказывала: боялась, что будут смеяться, или еще хуже - не поверят...
Вику из училища не отчислили, ей просто предложили перейти на дирижерско-хоровое отделение. Но она забрала документы и вернулась в общеобразовательную школу.
"Понимаешь, - рассказывала она Ирме, - я так устроена: или все, или ничего! Мечтала окончить исполнительское отделение, потом концерты, гастроли, а может, в оркестре играть... А чем после дирижерско-хорового пение в школе преподавать, лучше удавиться". Ирма ее понимала. Это было и ее кредо: все - или ничего.
Вика играла, и в комнате отдыха собирался народ - послушать. Вика любила музыку и, по мнению педагогов Гнесинки, играла артистично. "Оч-чень, оч-чень музыкальная девочка, - хвалили Вику, - и абсолютный слух! Но техника... Техника хромает". Техника, иначе говоря беглость пальцев, зависит от строения руки. У кого-то техника врожденная, им не надо сидеть за инструментом по шесть часов в день. А Вике - приходилось заниматься, "вытаскивая" эту самую технику, без которой - никуда. И она не выдержала, ушла. Хотя экзамены за первый курс сдала блестяще. Сама ушла, никто не гнал...
Вика играла - и у нее сжималось сердце: не вышло из нее музыканта. "Не потянула". Вика играла - и у всех сидящих в комнате отдыха ледового катка сжималось сердце от светлой грусти по чему-то давно прошедшему и невозвратному...
Еще Вика стала заниматься танцами - уже окончив институт (у нее освободились вечера). Подаренный Ирмой учебник хореографии сделал свое дело: Вика научилась держаться, чувствовала свое тело как-то по иному.
"Тело - это инструмент, и надо научиться им владеть", - говорила когда-то Ирма. Вика запомнила, и вот - решила попробовать. Занятия проводились в ЦПКиО им. Горького. Абонемент на десять посещений стоил четыре рубля. Впоследствии выяснилось, что десять посещений - это один курс, а всего курсов было три.
Такая цена Вику вполне устраивала, и она стала заниматься. Преподаватель-хореограф гонял их в хвост и в гриву по три часа подряд, с одним лишь десятиминутным перерывом. Многие после двух-трех уроков больше не появлялись. Но Вика не сдавалась, хотя ей приходилось тяжело.
Учебник Ирмы здорово ей помог - тело "слушалось" Вику, и у нее хорошо получалось все: и румба, и танго, и джайв. И даже "фигурный вальс". Запоминались фигуры (шаги) трудно, и Вика с партнером отдавили друг другу все пальцы на ногах, пока не научились.
- А у тебя неплохо получается, - сказал Вике ее партнер.
- У тебя тоже, - улыбнулась Вика.
- Да я серьезно говорю! У тебя движения - отточенные!
- А у меня подруга...была, она меня и научила. А дальше я уже сама, - объяснила ему Вика. "Была, а больше нет!" - грустно думала Вика.
Еще она думала о том, что обязана Ирме многим, как ни крути. С Ирмой связано столько светлых моментов Викиной жизни! Они останутся с ней навсегда. Останется с ней и Ирма - та, из юности, с которой они были неразлучны все пять с половиной институтских лет. Время, когда Вика чему-то училась, на что-то надеялась, чего-то ждала...
Пять самых лучших лет! Подруга, сама того не замечая, научила Вику жизненной стойкости и вере в себя. Научила забывать слова - не получается, не могу, не буду. Подарила свое восприятие мира - полудетское-полуциничное. Научила "держать улыбку", когда хочется плакать, чтобы никто не видел, как тебе плохо. Научила идти вперед, когда кажется, что идти уже некуда и впереди тупик.
Научила быть жестокой - когда оставила ее - в слезах - на платформе в далеком 1992-м году. Вика тогда так и не смогла найти работу и полгода жила на пособие по безработице...
Друг познается в беде, гласит народная мудрость. А Ирма свои беды привыкла одолевать одна, и предоставила подруге такую же возможность... Впрочем, подругами они к тому времени уже не были, так вправе ли Вика - осуждать? Разве у нее самой сложилось лучше? Она даже работает не по специальности, а ведь пять лет училась.
А Ирма - зав. редакцией. Сережа "подсадил". Ну и что, зато она - завред! Ирма шла к своей цели любой ценой, даже - такой. Как ей, наверное, больно было отвечать на расспросы...
"Когда же вы с Сережей поженитесь?". - Никогда, могла бы ответить Ирма. И смеялась беспечно: "Не хочу!". А ведь могла бы выйти замуж за своего ровесника. Но тогда - прощай, издательство, работа "не бей лежачего", веселая бесшабашная жизнь... И Ирма родила сына.
Позволила себе - после окончания института, когда ей было уже за тридцать. От Сережи, которого, наверное, все-таки любила - за его внимание и трогательную заботу. Сережа дал ей то, чего она не получила в детстве: там от нее только требовали, а Сережа - принимал такой как есть, прощая слабости и снисходя к недостаткам. Сережа любил ее, а Ирме всегда не хватало любви. За что же ее судить? Так ли уж - виновата?
"Ну, пока, подруга. Счастливо тебе!" - попрощалась Вика и захлопнула пенсионное дело. Пора было - уходить.
Выйдя на улицу, Вика подставила лицо заходящему солнцу и улыбнулась. Сколько воспоминаний в один день! Сколько хорошего и светлого хранит ее память - на всю жизнь хватит света! - подумала Вика. А еще подумала, что обзвонит все газеты и журналы - и ее обязательно возьмут, пусть на полставки, пусть внештатным... И о том, что все у нее - впереди.
ЭПИЛОГ (двадцать лет спустя)
Виолетта Германовна умерла в 1989-м году, когда ее внуку Костику исполнилось три года, счастливо не дожив до "развеселых" девяностых...
Сына Ирма растила одна. Ее Сережа, Сергей Рудольфович, которому уже стукнуло семьдесят, жил у дочери и мало интересовался сыном. Впрочем, деньги на его содержание посылал регулярно, и Ирма с маленьким Костей ни в чем не нуждались.
Ирма по сей день работает в издательстве "Наука" и пользуется всеобщим уважением. Она сделала себе пластику лица, и в свои пятьдесят три выглядит на тридцать пять.
Костя окончил Московское хореографическое училище. Во время гастрольной поездки во Францию подписал контракт с "Гранд Опера" - и остался в Париже.
Мать Вики умерла, не дожив до 67 лет. Отец - до сих пор живет в Ленинграде (теперь уже - Санкт-Петербурге). Вика отвечает на его редкие письма, хотя это не доставляет ей удовольствия: простить отца она так и не смогла.
Вика живет и работает в Подмосковье. В издательстве "АСТ" вышли уже две ее книги. Вика пишет о людях, живущих рядом с ней, об их непростых отношениях, горестях и радостях. О любви и ненависти. О дружбе, которая, даже если ее больше нет, остается в сердце навсегда, и свет ее сияет в нас, согревая и высветляя душу.
И хочется верить, что Костя Косов когда-нибудь вернется домой, они с Ирмой поедут на кладбище, и Костя будет стоять у Сережиной могилы с букетом белых лилий в руках - и долго смотреть на фотографию отца, красивого даже в свои семьдесят, с такими же, как у Кости, глазами...