Плесни старику виски, и включи снова этот беспощадный блюз...
От автора:
Здравствуйте, читатель!
Хочу предупредить вас, чтобы вы были готовы к тому, с чем встретитесь на страницах, а именно:
-Похабство, превышающее все мыслимые пределы.
-Килограммы мата.
-Насилие.
-Отсутствие толерантности.
-Приём алкоголя и курение сигарет, что является их прямой пропагандой.
-И, да. Тут только нет секса, но текст изобилует шутками "ниже пояса" и мафиозными штампами.
Этот рассказ создавался не для того, чтобы кого-то обидеть, а для веселья. Я не думаю, что он послужит началом третьей мировой войны и моего церемониального сожжения на страшном суде, но если так произойдет, то я буду говорить, что он клёвый!
Замысел сего творения появился у меня в тот момент, когда я возвращался домой на метро, и рядом ехал мужчина преклонных лет, при пиджачке и кепке, сжимающий в руках карманную книжку про выдуманных бандитов. Да, про тех самых, которые там жарят шлюх, пьют водяру, а по вечерам на тонированных шестерках разъезжают по опасным делам. Собственно, меня поразило то, как серьезные на вид люди читают всякий шлак, и я решил ответить.
Поскольку я всем сердцем люблю фильмы Скорсезе, Брайана Де Пальмы, Тарантино и Копполы, то всё чаще наблюдаю, как с них тянут штампы все кому не лень, и лишь немногие делают что-то в бандитских фильмах. Далее на страницах, я попытался сделать нечто такое, что объединяло бы большинство идиотских штампов в одну не очень длинную книжу. Если, вы увидите нестыковки, отборный бред или что-то другое, противоречащее здравой человеческой логике, то, поверьте, я оставил это намеренно.
Я видел Америку, посматривая на "googlemaps" улицы и места, читая некоторые заметки и статьи о мафии, так что примерно два процента отсюда - правда. Я никогда не видел в глаза мест, которые описывал, я никогда не ездил на Кадиллаке Эльдорадо 1957 года, и тем более поверил в "Американскую Мечту". Всё это - чистая графомания. Но графомания сознательная.
Когда я прочитал всё это после редактирования, то это не вызвал у меня действительно никаких подозрений в том, что я тут обсмеял все кинематографические штампы и позорные книги о мафии, написанные в лучшем случае милиционером по сводкам. Только осталось ощущение, что это серьезное произведение для той конвейерной индустрии, поскольку именно так выглядят все подобные романы. С супер пафосом, перекрывающим все возможные пределы, с болтанием ни о чем, бредовыми перестрелками и всем тем, что вы увидите на этих страницах.
А теперь я удаляюсь, оставляя вас наедине с этим рассказом.
Я - Александр Верейский, желаю вам приятного чтения и надеюсь, что вы не зря потратите время.
Глава 1. Возвращение домой.
Мой дед был гангстером из Чикаго, бабка была из Сибири, корни отца велись от старой итальянской мафиозной семьи, а мать - дочь "капо" ирландских корней, промышлявшего бутлегерством. Ничто не предвещало моего бандитского будущего.
С самого детства, мне доставляло удовольствие бегать по лужайке, стреляя из игрушечных пистолетиков по всему что движется, но особый кайф я получал только тогда, когда выносил челюсти зарвавшимся хулиганам. Вскоре, меня оттуда исключили, и я пошел в школу, пообещав отцу не распускать там кулаки. Это было трудно, но с восьми лет я начал качаться в подвале нашего домика, и к пятнадцати годам, за развитые мышцы, ко мне боялись подходить даже старшеклассники. Попутно с этим я занимался боксом: даже выиграл несколько серьезных наград, но шло время, и когда я окончил школу, то отец посадил меня на коленочки и спросил: - Чарли, кем ты видишь себя в будущем?
Я ответил, что хотел бы служить в армии. Да, там же пушки, стрельба и всё такое, на что он поднял связи, и я попал в 564 полк морских котиков. Там-то оценили мои качества по достоинству, но спустя пару лет я понял, что не хотел бы провести всю жизнь в армейских застенках и пора возвращаться домой.
Когда я попал обратно, то поступил в колледж: успешно играл в американский футбол и хотел быть честным американцем. Гнался за американской мечтой: - домиком с белым частоколом, двумя дочерьми, милой женушкой, готовящей индейку на день благодарения, и коллекцией свитеров в гардеробе. Я встречался тогда с Дороти Николсон: самой красивой девчонкой, когда-либо ступавшей на порог Принстонского университета, и мы были счастливы. Никогда не забуду, как мы целовались на заднем сидении отцовского "Роллс-Ройса", встречая рассвет над рекой Дэлавер. Кажется, что всё это было в другой жизни, не в моей жизни. Где-то там, в жизни подростка Чарли Рошфора Шрёденгера, а не Чарли с кличкой Пескарь. Мне исполнился тогда двадцать один год, а ей всего восемнадцать, но это нам не мешало.
Но наше счастье не могло продолжаться вечно, и на последнем курсе университета, я подъезжал к дому Дороти, и передо мной предстала ужасающая картина. Её избивали три накаченных амбала, как я понял позднее, это были головорезы из семьи ДеКавальканте, а отец Дороти был продажным прокурором, отправившим за решетку одного из боссов семьи. За сиё безобразие они решили поквитаться с его родственниками. Я не стал стоять в стороне: - оторвал биту с заднего сидения, и побежал к ним. Они приметили меня раньше, чем мне удалось замахнуться, и наваляли так, что я под себя ходил месяца три, и до сих пор хожу без четырех зубов. Конечно, уроки бокса не прошли даром: Одному я кое-как смог проломить башню, но это не могло помочь Дороти, которая давно была в коме. На седьмой день она скончалась.
Мой отец пообещал мне, что найдет тех ублюдков, и они сполна заплатят за это. Я лишь наклонился к нему и прошептал, - Пожалуйста. Мои родители хотели, чтобы я стал законопослушным человеком: не такими гангстерами как они, и положили меня в самую обычную больницу, чтобы защитить. Только вот напротив моей палаты лежал какой-то мужчина, которого вывели под вечер в одиночную комнату с телевизором, женщинами и алкоголем. Звали его Кен Вуд.
Он был чистокровным сицилийцем, который поднялся в крестные отцы из-за нелюбви к своему прошлому боссу. Это произошло с одной маленькой, но очень задевающей вещи. Кен ненавидел его остроты по поводу того, что тот, видите ли, похож на магнитолу. Кен Вуд; Кенвуд, ну вы поняли. Первый раз, он сдержался. Второй раз, он его предупредил. На третий, Кен дождался, когда босс выйдет из квартиры, и, связав его по рукам и ногам, уложил на стол. После чего в его руках возник старенький сварочный аппарат. Несколько часов тот выжигал на его теле гжель, хохлому, даже комикс оставил на заднице, а после всех измывательств повесил беднягу на люстре. Голодные подростки подумали, что так пахнет курочка тётушки Харрис, побежали посмотреть, а там такое зрелище. После этого случая, на осколках той семьи, ему удалось создать собственную. Ей было дано имя "Кровавые пиджаки", и его преданные головорезы носили только пиджаки этого цвета, хоть сам Вуд предпочитал одеваться так, как ему хочется. Кен медленно стал подниматься в глазах остальных бандитов, заняв довольно прибыльную нишу ограблений, рэкета, наёмных убийц и проституток. Он любил повторять:
-Имея свою проститутку в постели нужного советника, ты можешь изменить ход истории, - И Кен был чертовски прав.
Отец всё ещё пытался поднять связи для наказания убийц Дороти, но у него ничего не выходило. Вместо этого к моему дому подъехали две машины доверху набитые коктейлями Молотова и сумасшедшими ублюдками. Они вели себя даже хуже Атиллы в Риме, так что нашпиговали с обрезов отца и мать, изнасиловали кошку и уехали.
Так я потерял всех близких мне людей. Теперь у меня не было жилья, да и высовываться из больницы, было сравни подписанию смертного приговора. Семьи, за которые выступали мои родители либо давно сели, либо вели теневой контроль откуда-то сверху.
Отец говорил:
-Дважды думай, прежде чем нагрубить старику, если он нечаянно наступил тебе на ногу. Иначе, у тебя будет много времени подумать об этом на небесах.
Выход из сложившейся ситуации у меня было всего два: либо дождаться в коридоре Кена Вуда и предложить вступить к нему в дело, либо быть застреленным. Я почему-то выбрал первое.
Во время ночного обхода медсестёр, я услышал за дверью скрип коляски, и тонкий пьяный голос:
-Эх, крошка, как же ты хороша. Не знал, что у вас в больнице работают такие детки, - он шлепнул одну по попке. - Чувствую себя как в борделе, только тут стерильные киски, - Он расхохотался и шлепнул другую.
-Ох, мистер Вуд, я так тронута, - Засмущалась медсестра. - Почаще бы заходили.
-Сучка, - Он откашлялся, - Да не дай бог.
Я схватил костыли и как можно скорее выполз в коридор. Они почти докатили Кена до палаты, а в дверях стояли два бугая в шляпах-котелках, старающихся припрятать "кольты" в рукавах.
Охранники готовы преподать мне урок, но Кен остановил их:
-Бетти, - Он повернул голову. - Разверни меня туда, на того вон чухана.
Она повиновалась, и мы увиделись впервые. Кен был высоким, стройным, но каким-то щуплым и похожим на мопса. На скулах, словно ненужный придаток, висела кожа, а в нём можно было бы разглядеть разве что вычурного престарелого сутенера с итальянского квартала. Его взгляд был цепок и холоден: Это был взгляд настоящего мужчины, который всегда добивается того, чего хочет и ни секунду не раздумывает над собственным решением. А сейчас, он наполнил кишки горящим пойлом, и крикнул:
-Сочуночек сосунок, преподать тебе урок? Что те нужно от меня, старо знатного хуя?
- Я хотел бы на вас работать, мистер Вуд.
-Ах, какой же ты стервец, сразу лезет на конец, - Его лицо перекосила ехидная улыбка. - А зачем ты мне такой, развалившийся, больной?
-Через месяц я пойду на поправку, и мне будет необходима защита.
-Защита от чего? От швей? Иль от триппа и прыщей?
Несмотря на его литературные таланты, я постарался спокойно ответить:
-Мою семью и девушку убили ДеКавальканте. Я отсюда не выйду живым.
Он о чем-то задумался, и после незначительной паузы сказал:
-Бетти, слух, подлей мне ещё виски, потреплю тебя за сиськи, - Он с наскока покорил стакан, и медсестры подвезли его поближе. - А с чего ДеКавальканте, не бене и не матанте (итальянский каламбур) трогать молодого пиздюка, и задиру индюка?
Я пересказал ему всю историю, сказал, что служил в армии и что играл в американский футбол в колледже, и было заметно, что он немного проникся, но вида не подавал.
-Сделайте ему палату, чтоб как у меня пината. Батька был его не промах - хоть сынуля вродь не олух. Но запомни ты, сынок, скоро будет те урок. Не переводи на нас все стрелки, не нужны нам бабьи целки, успевшие немного лопнуть, стоит лишь ладошкой шлёпнуть. Нам нужны убийцы, мальчик, не бегущие в чуланчик. Сынок, это война и ты в ней - солдат, будет нам хороший брат. Пока маленький, со сраной жопкой, но уже с изрядной трёпкой. Если ты не сдохнешь раньше дела, мы решим твою проблему. По выписке будет ждать тачка, не ломайся ты как прачка. В неё сел и ты в делах, а не на пышных похоронах. А теперь, пиздуй обратно, как бы не было затратно, за тебя я заплачу, хоть не очень-то хочу, - Кен допил стакан виски, и помедлил. - И, это самое. Спокойной ночи.
-Спокойной ночи, мистер Вуд, - я немного удивился, что он закончил не в рифму, но поклонился и поковылял к себе в палату.
До самого утра я не мог уснуть и также не мог представить того, что я буду вовлечен в мафию. Жизнь распорядилась так, и я ничего не мог с этим поделать. Я думал о Дороти, о семье, о том, что моя прошлая жизнь никогда не станет прежней. Но никаких сожалений это у меня не вызывало. Всё человечество разделено на тех людей, которые думают о себе, как о чём-то большем и остальных. Если ты проезжаешь по кварталу детства на тачке без верха, а на соседнем сидении тебя ублажает крошка из группы поддержки "Лэйкерс", то тебе не стоит доказывать, что ты нечто большее, чем остальные. А Пепе, бабушка твоего закадычного приятеля, увидит тебя и за ужином скажет ему, что он просирает свои годы, работая развозчиком молока, и что его жизнь - кусок бычьего дерьма, а Чарли выбился в люди. И она была права.
***
Когда я вышел из больницы, то у ворот, сверкая на солнце как кошачьи яйца в апреле, меня дожидался черный "мерседес". Внутри нельзя было ничего разобрать, кроме яркой сигаретной точки, похожей на точку от прицела. Я уверенно сел на заднее сидение.
-Пацан, тачка стоит больше чем ты. Здесь нельзя плеваться и оставлять под чехлами козявки, а то был у меня один. Я связал его и вставил в нос рыболовную блесну, после чего тронулся. С тех пор козявок от него не встречал.
Я боязливо закрыл дверь, и от терпкого сигаретного дыма едва не закружилась голова.
-Черт возьми, вы когда-нибудь проветриваете машину?
-Если бы я её проветривал, то давно был бы мёртв.
Машина тронулась, петляя по кварталам.
-Как тебя зовут?
-Называй меня Томми, - с переднего сиденья ко мне протянулась дряблая рука в перстнях, которую я незамедлительно пожал.
-Томми, куда мы едем?
-Этого я тебе также не скажу.
Он включил музыку, и заиграла "Summer Night City".
-Томми, когда я слышу "Аббу", то мне начинает казаться, будто ты везёшь меня в гей-клуб.
Он издал смешок, - Мальчик, а какая музыка тебе нравится?
-Что-то тяжелое, вроде "Iron Maiden", но я бы согласился на "The Doors".
-Мальчик, в твоей жизни будет ещё много моментов, когда ты будешь ехать на собственной тачке, хрен знает куда, и тогда ты будешь включать то, что тебе нравится. А теперь завали ебало и отвали.
Так я и сделал.
Чувство юмора в мафии, как и в жизни, служило защитным механизмом против всякого дерьма, свалившегося на наши головы. Хорошая шутка могла спасти тебя от выстрела в голову, а очень хорошая бы убила заодно с тобой и всех знакомых.
За тонированным окном "мерса" мелькали дома, деревья, играли дети, паренёк продавал хот-доги, и я понимал, что после этой поездки я не смогу спокойно ходить по улице, жить обычной жизнью, а если и буду выходить из дома, то только сжимая запотевшую рукоять единственной подруги - "Беретты", оттягивающей внутренний карман пиджака. Между смертью и могилой обычного человека, я выбрал риск, женщин и деньги. Выбор есть всегда, но у меня он стал не так велик как у других. Вы спросите, хотел бы я вернуть тот момент своей жизни, когда выбежал, размахивая бейсбольной битой, а не остался в машине и уехал? Я отвечу - никогда. Ведь единственное, что есть у гангстера или преступника, называйте их, как пожелаете, это не богатство. Это честь. И этим мафия более походила на средневековое рыцарство, чем на отмороженных придурков, готовых убить любого встречного. Ну, что поделать, если этот придурок мешает жить? Значит, звёзды встали в линию, и такую же линию в его тупорылой башке проделает летящая пуля.
Мы свернул в доки, и Томми взял курс на заброшенный ангар. Двери захлопнулись, оставив нас внутри пыльного саркофага, на потолке которого гнили подвешенные лодки. Оставалось только гадать, сколько душ покоилось в цементе, чей холод чувствовался даже под колёсами остановившейся машины. Прозвучал приказ:
-Выходи.
Я послушал Томми и выбрался из седана, пропитанного дорогим табаком так же, как пальцы старика смолившего не меньше трех пачек в день. В свете его фар и проломленной кладки были видны маленькие пылинки, да и всё вокруг казалось таким, словно простояло здесь нетронутым лет тридцать, не меньше. Только новёхонькая корабельная будка собрала вокруг себя человек двенадцать. Они были одеты в новенькие красные итальянские костюмы, последней работы слепого мастера Луиджи, который скончался как раз после их изготовки. Все стоящие почёсывали вельветовые локти револьверами, сверкающими ярче, чем яйца кота на апрельском солнце. Среди них был и Кен Вуд.
-Вот и прибыл наш убийца, гомосек иль кровопийца? А готов ли ты, бойскаут, отправлять людей в нокаут?
-Да, сэр.
-Сэрами в Англии будешь пездеть, и то коль сможешь постареть. Усёк?
Это неприкрытое невежество я чувствовал и во время нашей первой встречи. Не скажу, чтобы мне нравилось такое обращение, но таким он был человеком.
-Да, Мистер Вуд.
-Подходи ближе, не стесняйся - прочти молитву и покайся.
С каждым моим шагом нарастало волнение. Неужели они хотят меня убрать? Или же я стал неугоден ДеКавальканте и они их перекупили? Я подходил всё ближе, пока не увидел трёх здоровых амбалов. Я узнал их. Эти скоты избивали мою Дороти. Их тела кричали от истязаний: кровоподтёки, синяки, у одного вытек глаз, но они хранили молчание. Их рты были заткнуты тряпками, а от липких тел несло бензином. Подле меня сомкнулись гангстеры, и в глазах был виден дьявольский азарт от всего происходящего. Все они вглядывались в мою душу, в поисках чего-то родного, а после переводили взгляд на лицо. Готов поспорить, что оно исказилось от ненависти и неестественной жалости к палачам всей моей жизни, но в такие моменты животная месть всегда берет верх над человеческими чувствами.
Гангстеры освободили место, и за их спинами показался Вуд:
-Чарли, видишь; мы притащили их с подвала, и на ногах их покрывала?
Клянусь, что только сейчас я обратил на это внимание.
-Сегодня будет маленькая лотерея, хороша моя затея. Мы с парнями чуть не разрыдались, но ты что видишь, что старались. А твоя душещипательная история, не более чем пиздаболия, а человек с такими проблемами мне не особенно нужен, но я вижу - ты контужен, и хотел бы я тебя спросить - Ты веришь в судьбу? В ту неведомую ворожбу, что нас окружает, и от смерти всех спасает?
-Я католик, и верю в Бога.
-Чудно! Сегодня он должен тебе помочь, иначе ты отвалишь прочь, - Кен Вуд медленно стал подходить к палачам.
-Ты видишь трёх ублюдков, что превратили твою жизнь в ад, чему ты собсна не особо рад. Мы вырубили их для того, чтобы они тебе не подыгрывали, - Вуд кашлянул, после чего понял, что его душа поэта не сможет адекватно объяснить всю суть действа, и далее продолжил по обыкновенному. - Твоя задача - убить их таким способом, каким мы их на неё обрекли. А теперь правила: Ты не должен отходить от стола позади тебя. На нём лежит револьвер Смит&Вессон с одной пулей в барабане, рядом с ним моя любимая "Zippo". Это все средства, которые тебя понадобятся, поскольку ноги одного из них погружены в цемент, так что сегодня он будет кормить рыб вне зависимости от твоего выбора. Один из них в бензине, другой чист, а третий в цементе. На всё про всё у тебя одна минута, и она пошла.
Мысли в голове запутались в бесконечный и бессвязный канат.
-Пятьдесят семь...пятьдесят шесть.
Боже, кто из них пропитан бензином? Я почти бросился к ним, но Кен проорал:
-НАЗАД! Пятьдесят один...пятьдесят.
Я сорвал со стола зажигалку и краем глаза приметил, что только у одного во рту тряпка была коричневого оттенка, что означало: его поливали бензином. Или это блеф? Выбирать не пришлось.
-Сорок семь...сорок шесть.
Раздался маленький взрыв, опалив мне брови и волосы. Палач сдавленно вопил сквозь пылающую тряпку. На нём пылала одежда, а по доку разнеслась вонь горящей плоти. Я почувствовал себя средневековым инквизитором, пускающим на костер последнего грешника Европы. Дьявол улыбнулся и потребовал ещё.
-Тридцать девять...тридцать восемь - смелее мальчик, смелее, - Спокойно сказал мистер Вуд.
Я схватил револьвер и возвёл курок. Кто же теперь из этих двоих? Черт, я не знаю. Я хотел произнести молитву, но единственное, что я вспомнил, это был мотив песни "Summer Night City". Я водил мушкой по двум оставшимся, и сам не заметил, как начал напевать про себя: - Саммер найт сити-и-и...Саммер найт сити-и-и.
-Саммер найти сити-и-и ,- слетело уже вслух.
-Тридцать...двадцать девять.
Случилось чудо. Один из них чуть пошевелил ногой. Все стоящие рядом наблюдали за моими действиями, так что это не вызвало никаких подозрений. Не став долго тянуть, я спустил курок. Палач, сидящий мгновенье назад без сознания, всем весом упал на холодный пол, и из дырки в черепе заструился мягкий и невесомый дымок. Револьвер выскользнул из ослабевшей руки, что гудела от отдачи с такой силой, что тряска передалась по всей правой стороне тела. Одно я знал точно: - Дьявол улыбнулся и потребовал последнего.
-Двадцать шесть, - Кен продолжал отчет, после чего скомандовал. - Откройте ангар!
Поднатужившись, я схватил за плечи последнего. Какой же он был тяжелый, черт возьми! Мне показалось, что было бы проще привязать к лобку тихоокеанский лайнер и протащить его пару километров, чем сдвинуть этого жирдяя с места. До этого я никогда не таскал людей в триста фунтов (145-150 кг), а цементная глыба на ногах была весомым аргументом в росписи перед собственным бессилием. Поднатужившись ещё сильнее, мне удалость хоть как-то сдвинуть его с места. И, да: я всё также продолжал напевать под нос - Саммер найт сити-и-и. На глазные веки струился липкий пот, а ведь ещё в больнице сказали, - Мистер Шрёденгер, воздержитесь от тяжелых нагрузок. Проклятые медики, ёбаные бандиты, damn shit! Я орал матом на весь ангар, а все остальные шли со мной вровень и подбадривали, но из-за напряжения я нечего не слышал, кроме отсчета Кена Вуда.
-Девятнадцать...восемнадцать.
Сам бы попробовал, сукин ты сын! Вокруг всё потемнело. Был лишь я и этот бугай, воняющий одеколоном так, как немытые шеи охранников подпольного казино. Все мышцы были напряжены, и казалось, что ещё секунда, и они с треском оборвутся. Кровь бежала по жилам с такой скоростью, с какой начальник подставной фирмы засовывает обличающие документы себе в рот, во время штурма группой SWAT. С самых ступней прокатилась волна, и уперлась в пылающие руки. Я вздернул со всей силы, и, не сбрасывая напора, продолжал его тащить. В тот момент, когда мистер Вуд сверился с часами и отчеканил, - Тринадцать, - Я без сил грохнулся рядом с амбалом.
-Давай мальчик, - крикнул из тачки Томми, и завёл на всю катушку "Summer Night City".
Я задыхался. Я проваливался в бездну и смотрел из батискафа на всё происходящее, не в состоянии собрать себя по частям и сделать победный рывок. И через невыносимый гул отчетливо прозвучала эта долбанная "Абба". От ненависти к восьмидесятым и к этой группе в частности, я стиснул манжеты этого здоровяка до побелевших костей. И почувствовал себя Рокки Бальбоа. Не сломленный, но страшно усталый. Вот, ещё чуть-чуть, и он у края пирса. Разгоряченная грудь сожгла внутри последний глоток речного ветра, и через мгновенье ублюдок летел вниз.
Мистер Вуд молча, обвёл глазами стрелку на часах, после чего перевел взгляд на летящего. Он грохнулся плашмя, и его искалеченное тело через мгновенье растворилось среди мутных прибрежных вод реки Дэлавер. Как бы она не была красива, её дно всё равно хранит больше тайн, чем закрытые архивы Пентагона. Половина дел заканчивалось так и не успев начаться, среди остовов ржавых машин, что были погребены у причалов. Или же груженные контрабандой катера летели на воздух где-то между Трентоном и Филадельфией. Чуть отдышавшись, я подумал о Дороти. В последний раз также ясно как никогда более. И я сказал про себя, - Детка, теперь ты отомщена.
-Сам Бог на твоей стороне, Чарли, - Прикуривая сигару, сказал Кен. - Теперь ты один из нас, не латинос, не пидорас. Тебе нужно придумать какую-нибудь кличку, резкую и ловкую как отмычка - Обратив внимание на помои, что украшали сваи любого американского причала, он кинул на меня озорной взгляд. - Ха-ха, как тебе Пескарь? Прямо четко и как встарь!
Я тактично промолчал.
Так началась моя карьера преступника. Среди провонявших рыбой доков, и трех убитых людей.
Кен Вуд говорил:
-Даже самые банальные вещи ты должен ценить и совершать. На этом построена вся наша жизнь. Если не поцелуешь перед работой подружку, то она приготовит холодную индейку на ужин и заведёт любовника. Если не похвалишь ребёнка за домашнюю работу, он перестанет её делать. Поэтому, совершая убийство, не забудь надеть глушитель, перчатки, собрать гильзы и, конечно же, свалить. Если ты ошибешься в чем-то из этого, то сядешь. А тогда и сын перестанет делать домашнюю работу, а твоя подружка будет путаться с любовником.
И он был чертовски прав.
Глава 2. Бордель.
С того случая прошло несколько лет. За это время я заработал алкоголизм, и стал жесток и циничен, чувствуя, как сердце обрастает темнотой и холодом. Это означало, что меня не так просто сломить. Время от времени мне приходилось выполнять разного рода работёнку, но нигде я не чувствовал себя на месте. Вуда я видел только раз в несколько месяцев, а всё остальное время мне приходилось напиваться и ждать какого-то стоящего дела. А его всё никак не было.
Я спрошу у вас: что может ассоциироваться со словом "мафия"? Какой бы у вас ни был ассоциативный ряд, он всё равно приведёт вас в место полное денег, разврата и женщин легкого поведения. Таковым местом и был бордель фригидных, до мозга маточных труб, женщин, под названием "Sweet Pussy" (Сладкая киска). Он славился в первую очередь тем, что все женщины, работающие в нём, не могли получить никакого удовольствия от наслаждений, и поэтому, каждый мужчина переступивший порог, сразу же бросал вызов их неполноценности. Управляющую этим заведением звали Венера, и, вопреки здравому смыслу, в её неполных семьдесят лет, она была девственна как матушка природа в заповеднике Австралии. Вы могли её увидеть сидящей в темном закутке зала, с неизменным бокалом дорого шампанского и сигаретой, нанизанной на тонкий и изысканный мундштук из слоновой кости. Она смотрела, чтобы её девочки вели себя на грани приличия, что означало не подвергать опасности элитарность столь необычного борделя.
На сцене сегодня пахала Падшая Бэтси под неизменную "sam brown - stop", полностью подтверждая кличку своими выходками. Её чулки ломились от купюр, стоило ей прокрутится на шесте и поймать ягодицами брошенную из зала пачку стиснутых банкнот. Это действие вызвало неописуемый восторг и желание повторить трюк у всех присутствующих. Черт возьми, как она это делает? До сих пор не могу понять. В свете десятков огней, зубы Бэтси блестели как алмазы, и сказать, что её не хотел каждый, было бы действительно откровенной ложью, или же росписью в собственной импотенции.
Дорогой алкоголь, лучшие девочки, здесь было всё такого высокого уровня, что если бы сюда забрёл человек с улицы, то мог бы себе позволить лишь стакан минеральной воды. А после взгляда на одну из здешних красоток, он отправился бы восвояси, рассказывая тут и там, что он был в самом лучшем борделе на всём востоке США. Дубовые столы, отделка всего, что только можно из красного бархата, и свисающие с потолка девицы; всё здесь работало на то, чтобы безвозвратно свести вас с ума. Распутным девицам на ухо шептали не комплименты, а суммы чеков, которые они в свою очередь изымали из их расстегнутых брюк. Верхние этажи и подсобки ломились от блуда и разврата, и поговаривали, что на вечеринках Калигулы в "Сладкой Киске", под масками венецианских борцов с чумой, присутствовали члены мирового правительства.
Только едва суетливый человек, повернувшийся спиной к барной стойке, чиркнул по кремнию дорогой зажигалки. Он склонился и прикурил "Мальборо", после чего, его губ коснулось кофе и в полумраке блеснули золотые часы. Это был я.
"Сладкая киска" была под управлением "Кровавых пиджаков", что не исключало череду бывших владельцев. Они довольно долго ждали того момента, когда бы бордель вышел из нашего контроля, и они бы смогли прибрать его в свои цепкие лапы. Туда послали и меня, ведь в месте, где и полно наших людей, случиться ничего серьезного не может, а если и может, то я не смогу это окончательно испортить.
Сегодня была обычная рабочая ночь. Я ходил и приглядывал за порядком, посматривал на уход Падшей Бэтси, которая даже вынесла мешок для сбора купюр. На радость посетителей, она собирала деньги согнувшись, а ей всё подбрасывали больше и больше, дабы оттянуть момент ухода. Я присел за свободный столик, чтобы допить своё кофе. Ко мне тут же подсела одна молодая особа, которую я здесь ранее никогда не замечал. Она тянула руки к моим брюкам и что-то шептала о жеребцах на её ферме в Кентукки. Язык сам подымался спросить:
-Крошка, а твоя мама знает, чем ты занимаешься?
Её это ничуть не смутило: - Да. Это она сейчас ублажает вон того старикана, - Гёрла показала на отвязную маменьку, что зажигала на столе, и мне право стало неловко.
Пришлось взять её дочурку за ягодицы и отсадить подальше от моих брюк.
-Понимаешь, я тут работаю, но с удовольствием бы отшлепал тебя где-нибудь наверху, но сегодня я пообещал это другой даме, и она будет от этой идеи не в восторге.
Она как бы невзначай обронила: - Какой ты зануда! - После чего поправила бретельку лифчика, и безвозвратно упорхнула к очередному клиенту.
Спустя минут десять я заметил, как к Венере подбежала взъерошенная танцовщица, всем своим видом показывая, что что-то стряслось. Мне не приходилось стоять в стороне, и я был даже рад размять кости о челюсть какого-нибудь зарвавшегося козла, готового попробовать вернуть деньги или же домогающийся до девочки против её воли. Я подошел и кротко наклонился: -Вам нужна моя помощь?
Венера, отправила танцовщицу восвояси, и поманила к себе пальцами, на которых не было видно кожи от нанизанных на пальчики сапфиров и бриллиантов:
- В гримёрку Падшей Бэтси ломится сынок какого-то известного политика. Разберись, только без лишнего шума.
Я поклонился и опрометью понёсся между столов. За неприметной дверью для персонала кипела другая жизнь. За ней туда-сюда сновали женщины с сохнущими ногтями, небрежными укладками, мельтешили осветители. Кипела тяжелая закулисная работа. Ох, если бы вы знали, что все эти женщины, выступающие на сцене без грима просто ужасающи, то точно не стали тратить огромные деньги в попытках заглянуть им под трусики.
-Блудливая Кобыла, - кричал низенький ведущий, выглядывая из-за сцены. - БЛУДЛИВАЯ КОБЫЛА! Где эта конина блядская? Её выход!
В самом конце коридора располагалась неприметная гримёрка Падшей Бэтси. В дверь её настойчиво стучал не по годам наглый и довольно настойчивый юнец безусый, непонятно как вообще сюда попавший.
-Эй, отвали от неё, - я решительно вырос перед ним, и заметил в его детских глазах неописуемый ужас. - Иди смотреть "Никелодеон", и гонять на "Эммануэль", и чтоб я тебя больше никогда не видел.
Он взъерошил свои кудри и попёр на таран: - Вы, вы, вы ничего не знаете и препятствуете нашей любви!
Для человека, который в прошлой главе тащил амбала в три сотни футов с бетонными ногами, это показалось немного не так страшно, как хотелось бы тому парню. Через десять секунд, его лоб прошиб двери черного входа, и он смачно вмазался в грязную лужу на стоянке. Я поднял его за плечи, и сказал то, что должен был сказать:
-Чтобы ухаживать за девушками, у тебя должны быть чистые помыслы и чистые ботинки. Учитывая твои грязные ботинки сорок первого размера, я могу предположить, что твоя родилка не ушла далеко за пятнадцать сантиметров, и что со страху она уменьшилась до трех. Посмотри на мои ботинки, yeah, right. Видишь в них свой пах, болтающийся над землей? Такими должны быть ботинки у мужчины. Если мужчина ухаживает за своей обувью более двух лет с таким тщанием, что все говорят, - Wow! New shoes? То воспитание детей и семейная жизнь дастся ему легче легкого. И главное: Даже когда ты висишь у меня за подмышки, или ты стоишь у пропасти, даже тогда, черт возьми, ты должен помнить о том, что чистые ботинки у мужчины решают больше, чем тысячи комплиментов и цветы.
Я отпустил его и развернулся к выходу. Через секунду раздался щелчок предохранителя его мелкого пистолета. Машинально развернувшись, я одним движением сломал ему руку и добил ногой развороту. Он тогда орал громче резаной свиньи. Это было настолько громко, что сработали все сигнализации в районе, да что там, я уверен, что в целом штате, ни одна машина не осталась равнодушна к этому ребенку.
-Ты, ты, - Проорал он, - Тебе конец!
-Охотно верю, найдешь по айпи, - Я оставил его истекать кровью.
Черт, до сих пор не могу объяснить, что со мной тогда происходило. Жесткость к детям не была моим обычным спутником, но что-то перечеркнуло моё состояние спокойствия. Венера же сказала " Разберись, только без лишнего шума".
Когда пошел к дверям, то там меня ждала ревущая толпа, выкрикивающая слова одобрения и только хозяйка заведения осталась стоять в стороне. Я не знал, что ждёт меня дальше, но я был уверен в том, что этот мелкий проступок не принесёт мне особых проблем. В моей голове также раздавался вопрос, - Чарли, зачем ты сделал это? Зачем, вместо того, чтобы выкинуть мелкого засранца, ты с ним так гадко поступил. Ответ крылся в любви.
Когда умерла Дороти, я долго не мог найти себя и проводил вечера в компании одноразовых женщин, с одинаковыми лицами и одинаковыми пороками. Но среди них я растрачивал себя понапрасну. Когда я впервые увидел Падшую Бэтси, то почувствовал, как в глотку залили целую бутылку виски, и со всей силы толкнули в бездну. Если в этот вечер она выходила на сцену, я не мог ничего с собой поделать; только и делал, что пялился на её прелести, а после работы поджидал её за дверьми борделя и в коротких минутах единения, нам удавалось найти душевные точки соприкосновения. Но вы понимаете, что этих душевных точек не было вовсе. Она жила деньгами, развратом, и танцевала в дыме дорогих сигарет, иногда подползая настолько близко, что можно было уловить тонкий аромат её духов, смешанный с нотками пузыристого "Кристалла". Когда женщина немного выпьет, то её постоянно тянет на развратные беседы и приключения, и она может отдать многое, чтобы рядом оказался тот, кто всё это бы беспрекословно выполнил. Вуд сделал из меня плохого парня, я был ему за это благодарен. Девчонки любят гангстеров и подонков. Они опасны, значит горячи в постели.
Падшая Бэтси оказалась классной девчонкой. Действительно классной, и без этого богатого внутреннего мира, на котором задрачиваются эти обыкновенные американки. Она подолгу лежала в постели, и, укутавшись в мои руки, Бэтси раз за разом повторяла:
-Есть много вещей, от которых я могу себя сдержать. Но я всегда теряю голову, когда вижу сильные мужские руки.
Я шептал ей ночи напролет о том, что когда-нибудь смогу её забрать отсюда, и что у нас будет двое детей, домик с белым частоколом, злая соседская собака, а она просто лежала и улыбалась. В одну из таких ночей, в дверь Бэтси громко постучали.
-Гражданка США Бэтси Спенсер. Откройте, мы не хотим доставлять вам неприятности.
Накидывая халат на божественное тело, она боязливо взглянула на меня и подошла к двери:
-А вы по какому вопросу беспокоите?
-Ваш дружок, Чарли Рошфор Шрёдингер, недавно избил сына начальника управления по делам внешней разведки, генерала Левински. Вы не могли бы ответить на пару вопросов, касающихся этого дела?
Когда Бэтси с испугом повернулась, то она застала на постели лишь записку, на которой было написано: Я за тобой вернусь. Когда её мягкие ручки сняли цепочку с двери, я уже спрыгнул с последней ступеньки пожарной лестницы и снял свою тачку с сигнализации. Вскоре, моя машина смешалась с утренним рассветом на пустой автостраде. И я не знал, что будет после первой моей выходки. Это знал один человек.
***
-Ты чем думал, долбоёбина?
Днём Кен Вуд был необычайно щедр на ругательства, и никто бы не хотел попасться под его горячую руку.
-Избил пиздюка семьи Левински! Да знаешь, сколько теперь у меня будет из-за тебя проблем?
-Прошу прощения, Мистер Вуд. Такого больше не повторится.
-Как это не повторится? - По своему обыкновению, он плеснул в стакан виски и вложил в него полную горсть льда. - А должно повторится! Кто-то же должен был отмудохать этого молокососа, пиздоблядскохуесоса!
Кен похлопал меня по плечу, и стянул линию жалюзи. Лицо обдало жаркое демократическое солнце, немного смягчив порывы Вуда. Его личный кабинет был обставлен массивными креслами, а огромный дубовый стол весил примерно столько же, сколько маленький слоник. На стенах висели блудливые средневековые картины, и что-то мне подсказывало, что по ним двести лет ведет поиски Лувр. Для важности, у Вуда была собственная печать, которую он ставил куда попало, иногда даже по пять раз на документ, и она занимала на столе самое почетное место. Сам хозяин кабинета стоял в безупречном белом костюме и золотой цепочкой на шее, а на его лице была солнечная полоса, освящая его небритую щетину и мелкие шрамы.
-Я подал кандидатуру в губернаторы. Если всё выгорит, то у меня получится лучше прикрывать все теневые дела, и семья "Кровавых пиджаков" сможет подняться надо всеми в этом округе, - Вуд отпустил из руки жалюзи, и отошел от окна. - А пока, я отсылаю тебя в тихий Вайнвуд. Там-то эти федералы тебя точно не найдут, да и не подпортят мне репутацию. Кстати, - Вуд разлегся в своем кожаном кресле. - Это правда насчет тебя и Падшей Бэтси?
Мне было неприятно трогать эту тему, тем более, когда её спрашивал такой распутный хрен как он. Я кивнул.
-Она подала заявку на покупку домика почти на границе с Мексикой и уже на полпути туда.
Это было для меня шоком. Неужели и правда она захотела уйти и начать всё сначала? Но ведь я не могу даже пошевелить пальцем, чтобы удрать куда-то из этого кабинета без уведомления начальства, а сам я, скорее всего, был объявлен в розыск. Я сказал Вуду, что не имею к этому никакого отношения.
-А ты знаешь, как это скажется на делах борделя, если она приносила одной булкой за ночь больше доходов, чем пятилетняя зарплата учительницы и сантехника? Черт возьми, ты настоящая заноза в заднице!
Вдруг, настроение его переменилось.
-Слушай, я за ней ухаживал года два, а она всё отшивала и отшивала. Вот уж фригидная девка! А как говорят, ты таки смог доставить ей удовольствие. Как у тебя это получилось? Черт возьми, может мазь какая-нибудь, таблетки?
Я пожал плечами, - У меня в детстве была кошка.
Глаза Вуда вылезли из орбит, и лицо исказилось в неописуемом удивлении, которое было ему несвойственно. Он выпроводил меня из кабинета, но даже за дверью я слышал, как он поднял трубку и заорал: - Кошку мне, срочно. Серую, белую, черную, мне по хрену, главное чтобы ссала в наполнитель. Всё, да, отбой.
Глава 3. Первое дело.
Вайнвуд не был таким уж безоблачным и тихим, как можно предположить. Я знакомился с новыми людьми, присутствовал на каких-то мелких встречах, и мне не давали нечего серьезного. Меня поселили в гостинице "Вингэйт", в таком красивом номере, что поначалу я чувствовал себя долбанным английским аристократом века этак девятнадцатого. Хозяин гостиницы был одним из наших, и мне оказали там должное почтение. Они никогда не выставляли счет за выпивку, обеды, проживание, стирку и гору всего остального, что могло бы привести ваш кошелек в состояние ужаса. Я сменил вычурные наряды "Сладкой киски", на майку и бейсболку, а лакированные туфли ушли в далекое прошлое, уступая по практичности серым кроссовкам. Вскоре я взял напрокат потрёпанный "Доджик" и, когда не мог уснуть, я брал бутылку "Джека Дэниэлса", и выезжал по Алмонд-Роуд к Парвин Стэйт Парку, включая на магнитоле "Jumpin' Jack Flash" и блуждая до самого рассвета в мыслях о Бэтси.
В одну из таких ночей, я лежал на переднем сидении и поставил бутылку виски на стационарный телефон.
-Вот, ещё одна ночь вдали от Бэтси. Сначала Дороти, теперь она...я очень плохо влияю на женщин. Почему вечно так - стоит немного сблизиться, и жизнь начинает меня отдалять? Хм, пару бутылок назад я бы об этом точно не подумал.
Зазвонил телефон. Я на мгновенье потерял равновесие, и бутылка виски соскользнула под сидение, расплескав почти всё содержимое. Справившись с нервозностью, я прислонил трубку к уху.
-Пескарь, на наш ресторан напали, где ты черт возьми? - сквозь шипение я узнал голос Томми.
-Что? Как? Кто напал?
-Не время объяснять, у тебя есть ствол?
Я дотянулся до бардачка, и махом снял с предохранителя "Beretta М92 FS".
-Да, куда приезжать?
-В Larry's II, через десять минут.
Педаль газа вросла в пол. Из открытого окна повеяло жженой резиной, и мой "Доджик" Чака Норриса сорвался с цепи. В тот момент я задавал себе один вопрос, - какай хрен посмел напасть на наш ресторан? Никто бы так открыто не пошел против Кена Вуда, тем более устроив резню в месте под его протекцией. Кто бы то ни был, но ему осталось жить не так долго, как он рассчитывает.
Это было моё первое серьёзное дело, и если бы я оплошал, то однозначно подписал себе смертный приговор. Провалить первое дело равнялось казни в лице всей остальной банды. Это было что-то вроде собеседования на работу. Выполнишь хорошо - к тебе будут относиться лояльно. Выполнишь плохо, и придется долго доказывать собственную состоятельность. Множество не могло доказывать этого до самой седины, работая на стоянках и платных паркингах, в ожидании звонка с какой-нибудь просьбой от бандитов.
"Беретта" оттянула карман брюк, и в мою голову пришла мысль о том, что кроме палачей моей девушки, я никогда никого не убивал. Да и тех я убил, чтобы заслужить преданность "Кровавых пиджаков", но не из-за мести. Возможно, я размяк за пару лет пьянства, да и последний, который встал на моём пути был простым ребенком. Теперь же я был на дороге убийства обычных парней. Таких же как я, но из другой банды. На войне над каской свистят пули, в ушах стоит грохот взрывов, а бравые парни возле тебя дохнут один за другим. Те славные парни, которых ты знал, с которыми ты прошёл учебку, и вместе с ними ты ненавидел пидора офицера. Они погибали за войну начатую стариками. В мафии было то же самое. Только война могла закончиться и, дай Бог, то ты сможешь выйти из поезда к любящей жене и повзрослевшим детям. Из мафии был один выход - в деревянном макинтоше. Если пробыл слишком долго, ты знал много о семье и мог сдать информацию федералам. Если слишком мало, то тебя могли переманить в другую семью, а переход под другие знамёна было последним, что ты мог сделать, прежде чем на твою шею набросят струну.
Я ехал и спрашивал себя: в состоянии ли я убить члена другой группировки? Этот вопрос отдавался в черепной коробке на каждом повороте, с каждым отлетевшим колпаком от колёс, с каждой выжженной каплей бензина, так напоминавшей собственную кровь, пульсирующую в вене на холодном как сталь виске. Вы спросите, боялся ли я смерти? Наверно, как и любой человек. Но в этот момент она, как и всё в моей жизни, отошла на второй план. Каждый человек хочет быть частью общества и ищет единомышленников. Будь то вступление в парламент, или какой-нибудь клуб любителей почтовых марок. Судьба привела меня в ряды людей, главным интересом которых был заработок денег. Нет, не тех толстых и отвратительных семьянинов в очках на роговой оправе, а к настоящим мужчинам, каким я хотел стать всю свою жизнь. И полное осознание этого пришло ко мне, когда мой "Додж" остановился у поворота на IV Main Rd, и возвёл курок.
Нападение прошло быстро. Верхние этажи испускали копоть, и это зрелище собрало целую толпу зевак. Они, в чем мать родила, среди ночи выбежали на улицу, и все завороженные, смотрели на окна, что изрыгали клубы черного дыма. В долю секунды я сообразил, что фараоны прибудут минут через десять, а пожарные и того раньше. Возле двери стоял пожилой Томми, стиснувший в руках семизарядный Desert Eagle, и рядом с ним были два каких-то латиноса в клетчатых рубашках. Они сжали в руках огромные кресты и молились святой деве Марии. Я подбежал к ним: - Это что за день святого Патрика?
-Ты как раз вовремя, - Крикнул Томми, прижав меня ладонью к стене. На первом этаже сидит один с Томми-ганом...черт возьми, ты пьян?
-Не имеет значения, весь алкоголь итак выветрился по дороге сюда. Что ты сказал, Томми-Ган? На дворе же не тридцатые годы!
-Заткнись и слушай. Это не обычные ребята. Я не знаю вообще кто это, и какого хрена им тут надо. Они не похожи не на одну семью, с которой мы встречались, - Он придал этим словам огромную важность, и в глазах старого гангстера промелькнул страх. Чуть отдышавшись, он продолжил, - Второй этаж объят огнём, но нам необходимо прорваться на третий. Эти засранцы делают там отбивную из хозяина этой лачуги. Он парень не промах, но долго не продержится, а как прибудут копы, то они его пристрелят.
Я в недоумении спросил, - А откуда ты все это знаешь?
-Shut up, - Томми завёлся. Нет времени на разговоры, бери пушку и пошёл.
-Подожди, может толпу разгоним?
Старик ничего не ответил, но мексиканец выпустил очередь "Узи" в воздух. Все разбежались, но одна женщина начала кричать как резанная, - Спасите моего котёнка! Он там, наверху!
-Томми, она совсем ёбнулась?
-Пескарь, я тебе всё сказал - действуй!
Томми подал знак двоим латиносам, и первый из них впрыгнул в разбитую витрину. За ней валялись перевернутые столы, осколков устилали пол, а деревянная обивка стены испускала удушающий дым. Бледные трупы франтов и богатых женщин, с безжизненными колье свисающими у бледных плеч впились огненной кочергой в мою память. Из бочонка за стойкой капало дорогое итальянское вино, словно кровь, вытекающая из груди одной из угасающих барышень.
-Jesus Christ, - Сказал первый вошедший парень и перекрестился.
Из-за барной стойки вырос огромный мужчина с сигарой. Он был при шляпе, с золотыми запонками и не успевшим остыть Томми-Ганом. Мой компаньон успел только поднять "Узи", и тот гангстер прошил его очередью. Я так опешил, что отпрыгнул за массивный столик, на котором лежал чей-то труп, обутый в зеркальные лакированные ботинки, в отражении которых я видел ухмылку того подонка.
-Хм, у этого мужика лакированные ботинки, и всё-таки он мертв, - подумал я тогда, вспоминая, что сказал сынку отмудоханного на стоянке.
Тишину пронзил оглушительный выстрел. Башню того ублюдка разнесло на мелкие кусочки, и среди дыма и вони показалась дряхлая рука Томми с "Desert Eagle". Из его дула выходил тонкий дымок, словно он испускал душу убитого.
-Пескарь, что за хуйня? Почему ты его не завалил, - Грозно закричал Том.
-Не ожидал такого поворота событий, - Он помог мне встать.
-Из-за тебя пацана завалили, а ты про события, - Томми взглянул на того, кто минуту назад молился деве Марии. А, ладно, хуй с ним, всё равно латинос.
Его компаньон впрыгнул в окно, и закричал, - Se ruega por la muerte. (они будут молиться о смерти)
-Пескарь, че он там пизданул? - спросил старик, осматривая дыру в пустой голове гангстера.
-Чё-то про смерть кажись.
- Слыш, ты, маугли, - Томми показал на лестницу латиносу. - Боно лестница си-си.
Тот кивнул и побежал, а мы, стараясь не прижиматься к стенам, медленно следовали за ним. На втором этаже всё пылало. Стены, мебель, бильярдная, от невыносимой вони кружилась голова, а кишки тянуло выплеснуть наружу вчерашние гамбургеры. В дымном полумраке мы то и дело цеплялись ногами за что-то мягкое и тлеющее. Как я позже понял, это были обугленные тела посетителей. Если бы тогда мне об этом сказали, я бы выбежал оттуда и ни капли не пожалел.
В конце коридора располагалась мрачная лестница, ведущая прямо в святую святых любого ресторана: в кабинет директора. После того, что нам пришлось перенести, всё остальное могло показаться легкой прогулкой, но это было не так.
Возле двери замыкающей коридор нас дожидался латинос. На его лице отражались отблески тусклого света из приоткрытой дверцы. Он прислонил палец к губам, и подозвал нас поближе. В щель мы увидели троих мужчин, одетых в свитера и спортивные куртки, а также директора, подвешенного ногами на собственном безвкусном галстуке. Он извивался как ящерица в предсмертной агонии, и очень сожалел о том, что люди не могут сбросить часть собственного тела. Я снял "Беретту" с предохранителя и начал отсчет по пальцам.
Три.
Два.
На улице завопили надвигающиеся сирены. Бандиты напряглись и начали трепаться на непонятном языке:
-Sergey, pora otsyuda svalivat'!
-Pochemy?
-Mentovoz priehal!
-Boris, nam neobhodimy svedeniya.
-Konchay ego, on nam ne nuzhen.
В полумраке сверкнуло лезвие охотничьего ножа.
Я загнул последний палец. Вышиб с ноги шаткую дверь и ворвался внутрь, возведя пистолет на уровень глаз. Первый выстрел, второй, БАМ, БАМ. Я был оглушен, но военная подготовка не прошла даром. Только бандит с ножом стоял недвижимый, до глубины пораженный тем, что я оставил его в живых.
-DROP YOU'RE WEAPONS, AND PUT YOUR HANDS UP, CRIMAINAL SCUMS! - из рупора орал шеф полиции, Джим Краучек.
Он редкостной и неподкупной сволочью; человек старых правил, не признающий никаких беспорядков в его, как он выражался, "Законопослушном и сладеньком Вайнвуде".
Томми не растерялся, и выбил из рук оставшегося нож:
-Отвечай скотина, из какой ты банды?
-I speak English very bad...London is a Capital of Great Britain...Good, Good, ХЭНДЭ ХОХ!
Я хотел развязать ему язык ударом в грудь, но добился лишь того, что он повалился на пол.
- Томми, что за херню он порит?
-То ли Лондон, то ли чё. Говори по-американски, я ваш уёбищный английский акцент не понимаю.
-Ja iz Rossiyi matushki, matreshka, balalaika, do svidanya nash laskoviy mishka, - Не разглядев в наших лицах и каплю понимания, он пустился за последний аргумент, - RUSSIAN VODKA!
Мы заметно оживились.
Томми удивился так, будто эти гангстеры приехали на санях через Аляску: - Водка? Ты че, из России mother fucker?
-Yes, yes, a-be-he-es.
- У меня бабушка из России, - невзначай обронил я.
-Знаю я этих русских. Он может быть твоим кровным врагом, а через двадцать минут вы будете пьяные внулину петь, Hoy maros, maros, ne moros' minya. Теперь снимай хозяина с петли...подожди, - Он с ужасом оглянул висящего. Я думал, что он висит головой вниз.
О черт! Его ноги более походили на голову, и наоборот.
-Кажется, его повесили минуты две назад, - Томми чикнул ножом по галстуку.
Тушка макаронника упала навзничь.
-Проверь пульс, уааа, watt a hell , - Он же дотронулся указательным пальцем до шеи. - Кабан не дышит. Пескарь, делай ему искусственное дыхание!
-Я не позволю его дочери приближаться к моим регалиям, а ты про засос этому вонючему ублюдку. Fuck you, Томми!
Нервозности добавляли незатихающие сирены и отряд копов, с улицы зачитывающих права.
-Какая нахуй разница, тогда поставят другого начальника, из другой семьи, и придется его по новой ублажать. Пошёл быстро.
Я нагнулся над его жирным лицом и понял, что ни за что в жизни этого не сделаю. В дверях всё ещё стоял латинос...
-Oye chico, te darИ cien dСlares, si lo hace la respiraciСn artificial campesinos. (Эй пацан, я дам тебе сто баксов, если ты сделаешь этому мужику искусственное дыхание)
-Yo no soy un marica! (Я не педик!)
-y por doscientos? (А за двести?)
Он пожал плечами, - Durante doscientos y te presentarИ a Salma Hayek, y ademАs de enseЯar a Los Lobos tocar la guitarra! - (За двести я тебя с Сальмой Хайек познакомлю, и вдобавок научу играть Лос Лобос на гитаре)
Парень подбежал и начал делать жахать того в дёсны, усердно долбя по сердцу. Русский хотел подняться, но Томми рукояткой "Пустынного Орла" отбил у него всё желание.