Ушёл из жизни последний классик отечественной литературы ХХ века Виктор Петрович Астафьев. Как сообщают в печати, "работая на износ над завершением своей военно-исторической эпопеи "Прокляты и убиты", под канонаду злобных нападок и беззастенчивую травлю его имени ура-патриотической сворой..." Собаки лают - караван идёт! Ушёл творец, но осталось его значительное, доброе, открытое и честное творчество, запечатлённая на века любовь мастера слова к своему народу и Родине.
Хочу рассказать небольшой эпизод, однажды раскрывший для меня удивительный облик Астафьева-Человека.
В 80-х годах я работал на Ямальском Севере вместе с молодой женщиной Еленой Игоревной Минкевич. Она была родом из деревни Овсянка под Красноярском, откуда происходил род Астафьева и сам писатель. Когда получила широкую известность и признание книга Виктора Петровича "Царь-рыба", Елена Игоревна каким-то путём узнала адрес Астафьева (он жил тогда в Вологде) и написала ему письмо. Простое письмо. Сообщала, что она его землячка и, хотя не была с ним
знакома лично, но знала его родственников, гордится, что из её деревни вышел такой замечательный писатель.
К удивлению Елены Игоревны очень быстро она получила от Виктора Петровича письмо ответное. Практически слепой на один глаз, не раз контуженный в солдатских окопах Астафьев писал карандашом крупно, но очень неразборчиво. Елена Игоревна обратилось ко мне с просьбой помочь разобраться, что же ей написал писатель на 10 тетрадных листах в линейку. Я с удовольствием выполнил эту просьбу, сделал фактически подстрочный перевод каракулей Астафьева для нормального чтения.
Не знаю, о чём писала Астафьеву Елена Игоревна, но их переписка продолжилась. За год пришло больше 5 писем от Виктора Петровича. Он уже переехал из Вологды в Красноярск, жил там вместе с одной из своих сестёр. Каждое письмо Елена Игоревна приносила мне, чтобы его вместе прочитать.
Таким образом, я невольно проник в тайну личной переписки писателя Астафьева с молодой незнакомкой. Я был потрясён безыскусной доверчивостью, правдивостью и ясностью описания им своих бытовых забот, передряг жизни родственников, общих знакомых Астафьева и его землячки. Никаких рисовок, никаких теней всенародной славы не отразилось на дружественный тон этой переписки. В то же время, письма писал писатель. То и дело в них встречались образные сравнения, чувства его человеческие - обида и боль за других, разочарования в деловых качествах властьимущих, досада на невыполнимость собственных надежд - были видны, выражались чёткими прозрачными фразами.
Я не знал ещё, что скоро и сам увлекусь писательством. Но чистота эпистолярного стиля знаменитого прозаика несомненно сказалась на моём мировосприятии. И восхищение от Астафьевской простоты и откровенности.
Ксероксов мы тогда не знали. Копий тех писем Астафьева у меня нет. Сохранилась память о замечательно честном писателе. Он говорил: "Почему я стал писать? Потому, что ничего другого покалеченный на войне я делать не умел и не мог. Решил таким образом зарабатывать себе на жизнь. И это дело, писательство, выполнять по-русски добросовестно..."