Под покровом пальмы высоченной,
На прибрежном ласковом песке
Возлежит абориген почтенный,
Пребывая в длительной тоске.

Он лежит, объятый скорбной думой,
Он лежит так месяцы и годы,
И не гармонирует угрюмый
Вид его с красотами природы.

Он порой встаёт набрать кокосов
Или наловить на ужин рыбки,
Только тяжек больно гнёт вопросов,
И лицо не ведает улыбки.

'Кто виновен в том, что наше племя
Потеряло прежнее величье,
Покорилось чуждой нам системе,
Переняло чуждое обличье?

Растеряв духовное наследство,
Без сопротивления, без драки
Отказались мы от людоедства,
Перешли на пиццу и биг-маки.

Что творим, сограждане, с собою,
Ежели в селеньях современных
Нету черепов, добытых с бою,
Нету приносимых в жертву пленных?!

Меж вождей изменники засели,
Попрана святая наша вера:
Срам - за семь последних лет не съели
Мы ни одного миссионера!

Позабыты идолы и духи,
Больше кровь на жертвенник не льётся,
Ходят ко жрецам одни старухи...
Но надежда всё же остаётся.

Хоть несладко нынешнее время,
Верю я, однако, что наступит
День, когда проснётся наше племя,
Многолетний свой позор искупит.

Клич наш грянет, наш тамтам ударит,
Заблестит в огне мускулатура,
И шашлык из пленных вновь подарит
Миру наша древняя культура!'